CC BY
1176
Е.С. Кубрякова
В ПОИСКАХ СУЩНОСТИ ЯЗЫКА
В статье рассматривается роль языка в объективации разных форматов знания в двух ракурсах - когнитивном и дискурсивном. С учетом того, что функции когниции и коммуникации не могут быть жестко противопоставлены друг другу, обосновывается существование единой для обеих сфер ориентирующей (миросозидающей) функции языка.
Ключевые слова: когнитивно-дискурсивный подход, ориентирующая функция языка, миросозидающая функция языка, конструирование мира, конструктивизм.
Почти полвека отделяют нас от публикации знаменитой статьи одного из наиболее выдающихся лингвистов ХХ в. Р. Якобсона «В поисках сущности языка» [Якобсон 1983]. В ней он связывает эту сущность с семиотическими аспектами языка, т.е. его бытием в виде системы знаков. Однако, не следует ли нам сегодня признать, что сущность языка все же этим не исчерпывается? Ведь появление каждой новой парадигмы лингвистического знания неизменно вносило в определение языка свои коррективы, а в ХХ в. наблюдалась смена, по крайней мере, трех таких парадигм: так, традиционное описание языка по его внутреннему устройству - с противопоставлением лексики и грамматики и выделением в последней морфологии и синтаксиса - сменилось не только интерпретацией языка по его составу (как системы знаков), но и по его организации как сложной системы с определенной структурой. Соответственно, характеристика языка в структурализме была обогащена в генеративизме за счет представления языка как порождающего механизма. Наконец, с появлением когнитивной науки (далее - КН) вообще и когнитивной лингвистики (далее - КЛ), в частности, был заново поставлен вопрос о том, чему же, в конечном счете, служит знак и каковы его функции.
Для большинства современных исследователей не вызывает поэтому сомнения тот факт, что язык следует изучать как объект исключительной сложности, как явление многоплановое, обеспечивающее такую уникальную способность человека, как способность говорить и понимать услышанное, а, главное, быть вплетенным во все виды человеческой деятельности.
В силу всего этого мы не можем не согласиться с мнением составителей сборника трудов Р. Якобсона, посвященного столетию со дня его рождения, которые в своих комментариях к его трудам, отмечают, что «... понятия Якобсона должны сдвинуться с мертвой точки. и вновь отправиться в путешествие» (см. [Якобсон 1996]).
К таким понятиям следует отнести, на наш взгляд, и все понятия, относящиеся к определениям сущности языка. Наш доклад и мыслится как особое путешествие, осуществляемое в «поисках сущности языка» и связанное, прежде всего, с итогами развития лингвистики за последнюю полувековую историю ее существования, а, значит, главным образом - со становлением и формированием КН и КЛ.
Согласно теоретическим установкам данного направления, назначение языка и его роль в человеческом обществе обусловливаются тем, что в первую очередь он служит КОГНИЦИИ, под которой здесь понимается как научное, так и обыденное познание мира, реализующееся в процессах его концептуализации и категоризации. Оно выливается в языковое оформление разных структур знания, т.е. связано с объективацией последних в соответствующие языковые формы, включая объединения указанных структур в определенные целостные единства, называемые форматами знания. Примером таких единств могут служить как отдельные категории и концептуальные (когнитивные) структуры, так и их наборы -фреймы, сцены, сценарии и т.п. Весь смысл когнитивного подхода и заключается - с точки зрения этого подхода - в постоянном соотнесении разных форматов знания с языковыми формами, их объективирующими. При этом само направление анализа может меняться. Иначе говоря, у разных исследователей в фокусе внимания могут находиться либо вопросы о том, какие структуры знания стоят за определенными языковыми формами (т.е. каковы когнитивные основания этих форм), либо вопросы о том, с помощью каких языковых форм могут быть репрезентированы те или иные форматы знания.
В результате осуществления анализа языка по указанной программе несколькими поколениями когнитологов выявились, однако, не только его сильные, но и его слабые стороны, во всяком
случае - его известные ограничения. Так, когни-тологи первого поколения призывали к отказу от использования в когнитивных исследованиях факторов прагматического или же социально-коммуникативного порядка. Еще одним существенным ограничением являлось нежелание когни-тологов рассматривать языковые явления в их широкой исторической перспективе и т.п. Между тем последующие исследования в данной области выявили явные преимущества синхронно-диахронического изучения фактов языка как позволяющего придать всему анализу очевидный объяснительный характер. Именно это обстоятельство предопределило, на наш взгляд, успех тех, например, работ, которые оказались связанными с рассмотрением проблем так называемой грамма-тизации, как процесса длительного, и постепенного превращения особого класса лексических единиц в грамматические и - одновременно - как процесса становления самой грамматики. Наконец, именно обращение к истории языка продемонстрировало, что известная часть реальных черт языка, наблюдаемых в синхронии, имеет не только когнитивную подоплеку, а потому и не может быть объяснено адекватно исключительно за счет действия чисто когнитивных факторов.
Уже в 1978 г. мы выдвинули гипотезу о том, что части речи, например, зарождаются в недрах высказывания [Кубрякова 1978], а, обратившись спустя двадцать лет к исследованию собственно когнитивных начал в их формировании, обнаружили, что наряду с ними следует учитывать и роль факторов коммуникативных (дискурсивных), а, главное, их взаимодействия и даже СОГЛАСОВАНИЯ [Кубрякова 1997; 2004]. Эта мысль послужила основанием предложить уже в этой книге установки такой новой парадигмы знания, которая получила название КОГНИТИВНО-ДИСКУРСИВНОЙ. Будучи подхваченной многими исследователями у нас в стране, она, как представляется, может рассматриваться как особая версия отечественной лингвистики, развивающая идеи когнитивизма, см. [Лузина 2006], а также [С любовью к языку 2002] и [Горизонты современной лингвистики 2009].
Согласно теоретическим принципам, положенным в основание когнитивно-дискурсивной парадигмы, каждое языковое явление должно изучаться в двух его аспектах: как когнитивном, так и коммуникативном (дискурсивном). При рассмотрении указанного явления с когнитивных позиций анализу подлежит установление его роли в познавательных процессах, в фиксации и хране-
нии человеческого опыта по осмыслению людьми окружающей их действительности (а, значит, в актах внимания и воображения, решения проблем в мыслительной деятельности человека по мере освоения им мира и т.п.). При изучении же явления с коммуникативных позиций внимание исследователей привлекает его участие в актах общения людей и его роли в осуществлении происходящей при этом дискурсивной деятельности, включая такой ее аспект, как порождение текстов разного типа. Мы полагаем в то же время, что раздельное описание языковых явлений с указанных позиций носит в значительной мере УСЛОВНЫЙ характер и преследует определенные научные цели. В реальном же функционировании языка - а именно оно и отражается в понятиях дискурса и дискурсивной деятельности - функции когниции и коммуникации не могут быть жестко противопоставлены друг другу.
При такой интерпретации и сам язык рассматривается либо как средство обеспечения когнитивной деятельности человека (во всем разнообразии и многообразии ее конкретных проявлений), протекающей в постоянных актах коммуникации, либо же как средство осуществления дискурсивной деятельности, обязательно имеющей те или иные когнитивные основания. Ведь по нашему глубокому убеждению, любая дискурсивная деятельность облигаторно связана с ИНФОРМАЦИЕЙ - ее передачей от одного лица / коллектива другому лицу / коллективу, ее запросом, ее обработкой и переработкой отдельной личностью или коллективом говорящих и т.п. Это объясняет ее конкретные коммуникативные и когнитивные задачи, т.е. одновременно присутствующие в речи два главных ее начала. Так, например, собственно дискурсивными ее характеристиками можно, по-видимому, считать необходимость - в силу линейности речи и ее необратимости со времени -ЧЛЕНИТЬ поток речи на определенные синтагматические отрезки и распределять в нем в соответствии с определенными правилами отражаемую в этих отрезках ИНФОРМАЦИЮ, а, значит, опять-таки, так или иначе ее репрезентировать. Дискурсивными являются также характеристики, связанные с участками процесса коммуникации и их ролями, с условиями осуществления данного процесса, т.е. всем тем, что обычно считается входящим в прагматические аспекты речи, а, точнее говоря, служит описанию системы координат в имеющей место дискурсивной деятельности. Но ведь от всех перечисленных параметров зависит
напрямую и формируемое ею СОДЕРЖАНИЕ, а, значит, и КОГНИТИВНЫЙ аспект процесса.
Таким образом, приведенное выше определение языка указывает, прежде всего, на ДВА разных ракурса его рассмотрения - с когнитивной или же дискурсивной точки зрения. Можно полагать, что выделенные ракурсы рассмотрения теоретически соответствуют и возможному при анализе грамматики подходу либо от формы языковых единиц к осуществляемым им функциям, либо, напротив, подходу от той или иной функции к реализующимся языковым формам, т.е. тем противопоставленным друг другу направлениям грамматического анализа, которым мотивируется оппозиция морфологии и синтаксиса. Нельзя также не упомянуть в этой связи о существующем и при исследовании семантики направлении от определенного содержания к выражающим его альтернативным единицам VERSUS направлению от конкретного способа / единицы обозначения -к ее содержанию, что отражает противопоставление в ней самой (в семантике) теоретической ономасиологии и семасиологии (или в других терминах - собственно семантики). Важно в то же время отметить, что последовательное применение разных отправных точек зрения при анализе материала в рамках единой дисциплины приводит фактически к разным результатам и что этот знаменательный факт не только не препятствует осознанию целостности изучаемого объекта, но, наоборот, способствует его более глубокому, а потому и более адекватному пониманию. Так, несмотря на оппозицию морфологии синтаксису, вместе взятые, они очерчивают область бытия грамматики, а противопоставление ономасиологического ракурса рассмотрения семасиологическому внутри семантики не разрушает представления о ее собственных границах.
Но сказанное имеет самое непосредственное отношение и к проблеме СУЩНОСТИ языка: дихотомия когниции и коммуникации в каком-то смысле рядоположена другим известным, начиная с Ф. де Соссюра, дихотомиям - языка и речи, синхронии и диахронии, статики и динамики и т.п. и добавленным к ним впоследствии противопоставлениям competence и performance, а также языка интериоризованного (I-Language) языку эксте-риоризованному (E-Language) и пр. (по Н. Хом-скому). Из этого следует, что как показывают результаты огромного большинства исследований системы языка и ее свойств, эти исследования свидетельствуют о том, что практически каждая дихотомия носит достаточно условный характер.
Так, не вызывает сомнения, что язык являет собой одновременно и стабильное, устойчивое образование, и, напротив, постоянно преобразуемое и меняющееся. Нет жестких границ между языком и речью, да и все приписываемые им параметры относительны. Строго говоря, каждое новое явление, возникающее, казалось бы, у нас буквально на глазах (например, новое слово или новое сочетание и т.д.), тут же становится непреложным фактом истории. Ведь фиксируют же авторитетные англоязычные словари дату появления слова с определенным значением, а терминологи вообще любят говорить о возникновении конкретного термина в таком-то году.
Иначе говоря, каждая дихотомия представляет собой противопоставление, существующее лишь в рамках, намеченных ею же самой. Оппозиция когниции и коммуникации не менее и не более условна, чем, скажем, дихотомия номинации и предикации, общения и обобщения, и трактовать ее следует, по всей видимости, в том же ключе. Каждое языковое явление, которое мы описываем и называем когнитивным, обнаруживает свои истоки в речевой деятельности, а каждый акт коммуникации, как мы уже указывали выше, имеет отношение к когнитивному процессу, а потому и может быть описан либо по своим когнитивным предпосылкам, либо по своим когнитивным последствиям. Как и каждый отдельный объект лингвистического анализа, сам язык должен изучаться как объект двойственный, как диалектически сложный и, возможно, даже противоречивый, и именно эта конкретная сложность и делает его уникальным, т.е. неповторимым по своим свойствам и по их сочетанию, а к тому же - и отличным от всех объектов реального мира. В свете всего сказанного, однако, неизбежно возникает вопрос о том, а не стоит ли все же за дихотомией когниции и коммуникации - этими явно ПОЛЮСАМИ, наблюдаемыми в строении языка, - нечто их объединяющее (и подобное тому, что объединяет изображение шара земли на глобусе)? Таким общим представляется нам единая для когниции и для коммуникации ОРИЕНТИРУЮЩАЯ, или МИРО-СОЗИДАЮЩАЯ ФУНКЦИЯ ЯЗЫКА (Впервые представление об этой функции применительно к словообразованию было дано мной в [Кубрякова 2006]).
Границы самой дихотомии когниции -коммуникации обусловливаются их ролью в обозначении и описании мира, в направленности их на выполнение в равной степени как функции ориентации человека во взаимодействии со сре-
дой и с другими людьми, так и функции ориентации в ментальном мире (сознании). Язык обеспечивает, на наш взгляд, и ориентацию человека в предметном мире (в том его виде, в каком он был обозначен в конкретном естественном языке и представлен в составе одной из существующих в нем категорий), и в области сознания, созданной за счет наличия в ней особой концептуальной системы (внутри нее отдельные концепты выступают в виде ее оперативных единиц). Поскольку номинативная функция языка уже служила предметом описания в теоретической ономасиологии, а она составляет с точки зрения констатации главной функцией языка, ориентирующей только ЧАСТЬ этой последней, новым для КН и КЛ можно считать определение языка как СРЕДСТВА ДОСТУПА к мыслительной, ментальной, интеллектуальной и ИНТЕРИОРИЗОВАННОЙ в голове (мозгу) человека деятельности. А это стало описываться в науке сравнительно недавно и способствовало переключению внимания исследователей с проблемы «язык и мышление» на проблему «язык и сознание». Тем самым существенно расширились горизонты современной лингвистики и, конечно же, сам вопрос о сущности языка и прежде всего связанная с ним проблема роли языка в ОПИСАНИЯХ мира и в построении с его помощью разного рода КОНСТРУКЦИЙ. К этой проблеме - проблеме, получившей в КН и КЛ название «конструирования мира» (the construal of the world) мы еще вернемся ниже. Отметим здесь лишь ее непосредственное отношение к перекраиванию образов или картин мира (особенно под влиянием появления в мире новых технологий, глобальных информационных сетей и т.п.), а также - к возрастанию информационных потоков в сфере межкультурной коммуникации и связи этой последней с глобализацией мира.
Это соображение позволяет объяснить еще раз, почему мы выдвинули в этом докладе положение об ориентирующей функции как высшей функции языка и какими были наши мотивы в выборе ее наименования. Что же касается этого последнего, мы хотели бы отметить, что наличие в термине эпитета «ориентирующий» может быть нагляднее всего подтверждено обращением к ОНТОГЕНЕЗУ речи. Многочисленные наблюдения наших лучших ученых по проблемам детской речи (А.М. Шахнаровича, С.Н. Цейтлин, не говоря уже о Л.С. Выготском), неоспоримо свидетельствуют о том, что вхождение ребенка в этот мир обязательно связано с тем, что окружающие его взрослые (естественно, на первых порах их число
весьма мало), начиная общение с ребенком, начинают ОРИЕНТИРОВАТЬ его в ближайшем окружении. Они не только выбирают из этого окружения простейшие предметные сущности и указывают на них, одновременно их называя, но делают это и по отношению к лицам рядом с ребенком и т.п.
Интересно также, что такая фаза в развитии ребенка, которая свидетельствует об опережении у него когнитивных умений по сравнению с навыками речи, могла бы вполне трактоваться в пользу раздельности формирования у него самих когнитивной и коммуникативной функций (так, ребенок выполняет простейшие просьбы / требования взрослых еще до того, как начинает говорить сам); однако, в этом мы должны усматривать скорее факты влияния речи взрослых на общее когнитивное развитие ребенка, включающее его участие, хотя и одностороннее, в актах коммуникации. В этих первичных актах можно, соответственно усматривать естественную асимметрию competence и performance (если использовать терминологию Н. Хомского).
Ориентирующая функция языка, столь очевидная для него на ранних этапах развития ребенка, продолжается, конечно же, и позднее - особенно, когда ребенка начинают ОБУЧАТЬ в школе, знакомя его с миром не только в реальных процессах коммуникации, но и с помощью ОПИСАНИЙ этого мира. Нельзя не признать, что вообще с подавляющим большинством научных сведений об окружающей нас действительности мы тоже знакомимся благодаря существующим и накопленным к тому времени письменным источникам, т.е. текстам, хранящим указанные сведения в специальной литературе.
Несколько слов стоит сказать и о втором названии, предлагаемом нами для обозначения той же функции. Нам представляется, что понятие миросозидающей функции языка позволяет охарактеризовать более полно реальную роль языка в ГЕНЕЗИСЕ самого homo sapiens (ср. библейское «.в начале было слово»). Кроме того разные названия единой функции, английскими эквавален-тами которых могли бы служить world-creative function versus orientational, могли бы примирить теоретические взгляды таких разных ученых, как У. Матурана, с одной стороны, и Л. Фон Витгенштейн, с другой. Первому из них (как и его последователям в рамках биогенетического направления в истории философии) принадлежит мысль о том, что все известные нам предметные сущности (типа облаков, гор, океанов и т.п.) были созданы исключительно их языковым определением
и / или описанием, т.е. в дискурсе. Второму же принадлежит постулат о том, что границы человеческого сознания определяются границами его языка.
И все же, дойдя до этого места в изложении проблемы сущности языка, мы бы хотели обратить внимание на принципиальное расхождение в самом истолковании понятия миросозидающей функции языка у меня, с одной стороны, и у У. Матураны и его последователей, с другой, но также, наконец, и у целого ряда зарубежных ког-нитологов. Указанное расхождение связано прежде всего с разной трактовкой нами, во-первых, принятого в КН и КЛ понятия «конструирования мира» (the construal of the world) и, во-вторых, понятия ИСТОЧНИКОВ этих конструкций. Перейдем к разъяснению указанных разногласий.
В концепции У. Матураны - этого знаменитого чилийского философа и билолога - делается попытка объяснить когнитивные явления с биологической точки зрения и утвердить мнение о том, что люди конструируют свою собственную реальность и притом конструируют ее с помощью языка. Матурана пишет: «Мы, человеческие существа, существуем постольку, поскольку мы существуем как осознающие себя сущности в языке. Только потому, что мы существуем как осознающие себя сущности и существует область физического существования как наша ограничивающая когнитивная область в конечном объяснении того, что представляет жизнь человека-наблюдателя как феномен. Физическая область существования вторична по отношению к феномену жизни человека-наблюдателя...» [Maturana 1992: 115]. Но в такой трактовке все перевернуто с головы на ноги!
Из того, что мир предстает перед нами в описаниях, данных на естественном языке, никак не следует, что он СУЩЕСТВУЕТ ТОЛЬКО В ЭТИХ ОПИСАНИЯХ. И если можно согласиться с тем, что homo sapiens - это живое существо, наделенное языком, то согласиться с тем, что «физическая область существования вторична по отношению к феномену жизни человека-наблюдателя» мы никак не можем: и сам человек, и тем более среда, в которой существуют все люди, вряд ли могут рассматриваться как ВТОРИЧНЫЕ физические объекты. На наш взгляд, они представляют собой sine qua non для признания за человеком роли наблюдателя: для того, чтобы наблюдать за чем-то, естественно предположить, что это что-то существует.
Подменяя понятие объективного мира (как мира, существующего вне нас и вне нашего сознания), из которого наблюдатель черпает свои
ощущения, понятием «субстрата», У. Матурана указывает позднее, что он его вводит «из эпистемологических соображений», подчеркивая при этом, что «в субстрате нет объектов, сущностей или свойств. В субстрате нет ничего вещного, поскольку вещи принадлежат языку. В субстрате ничто не существует» [МаШгапа 1992: 108]. Но даже если признать, что ДО человека или БЕЗ человека субстрат (как физическая область будущего человека) и представляет собой некую еще не-расчлененную массу материи, и даже согласиться с тем, что «вещи принадлежат языку» - во всяком случае в том смысле, что особые фрагменты этой материи были вычленены из нее наблюдающим за ней человеком и вычленены благодаря языку - из этого отнюдь не вытекает, что обозначенному фрагменту в среде НИЧЕГО не соответствует! Не случайно представители когнитивной психологии, как бы предвидя указанную точку зрения, как возможную, отмечали, что люди обозначают фактически не вещи (как заранее существующие объекты), а ОЩУЩЕНИЯ от них. Однако для того, чтобы испытывать некие ощущения от чего-то, нужно, чтобы человек взаимодействовал с этим «чем-то» в актах его восприятия. Таким образом, следовало бы добавить, что вычлененный фрагмент (вещь, свойства и т.д.) должен не только выделяться как таковой как некая фигура на определенном фоне (например, в силу своей объективно существующей качественной определенности или наличия у него конкретного набора особых пер-цептуальных свойств, типа физических границ и очертаний), но и выступать для воспринимающего этот фрагмент человека в виде «участника» той или иной ситуации, той или иной структуры действия или деятельности, т.е. осознаваться человеком как фрагмент, наделенный несомненным прагматическим значением и обладающий особой «салиентностью» (8аПепсу) и релевантностью.
Все попытки убедить нас в том, что сущности типа гор или океанов находятся лишь в «области дискурса и описания», ср. [Имото 2006: 13], представляются нам неубедительными: для того, чтобы попасть в эту область, им должно соответствовать в субстрате нечто вполне реальное (физическое).
Справедливости ради следует признать в то же время, что мысли У. Матураны не исключают признания за языком миросозидающей функции, а скорее предполагают ее: однако, необходимо, по нашему мнению, безоговорочно исходить из того, что, как только язык утверждает (а, точнее, «оправдывает») наличие в мире как физической среде
существования человека, океанов, гор и облаков, последние начинают рассматриваться как некие объективные ОРИЕНТИРЫ этой среды в соответствующих ей когнитивных (т.е. познанных) областях, ср., например, [Трофимова 2006: 21, 25, 27-29]. Но ведь согласно нашему определению ориентирующей функции она и служит для установления достаточно устойчивой коррелятивной связи между тем, что познано, увидено и осмыслено человеком в мире «как он есть» и тем, что им поименовано, обозначено и включено в описание.
Как мы уже отметили выше, воздействие ориентирующей функции на человека начинается с тем самых моментов в развитии ребенка, когда в отношениях между ним и его матерью наблюдается фокусировка его внимания на определенном предмете с одновременным называнием обозначения этого предмета.
Так как язык сопровождает человека на протяжении всей его жизни, он формирует его сознание непрерывно, - через язык или с помощью языка человек знакомится постоянно с самой разнообразной информацией о мире. Сегодня такая информация нередко подкрепляется благодаря развитию высоких технологий и визуально. На экранах телевизоров мы видим события, возможно и отдаленные от нас во времени и пространстве, но обычно сопровождающиеся определенными комментариями: ориентирующая функция языка продолжает свое действие, и она становится едва ли не самой главной составляющей в формировании психики и интеллекта человека, уж не говоря о постоянном участии этой функции в развитии человека как языковой личности. Но верно и обратное: человек как языковая личность и сам проявляет свои креативные начала (см. подробнее [Ирисханова 2008]) - он и сам творит язык, активно его преобразуя. В этой связи мы должны высказать также свое отношение к понятию, неоднократно освещавшемуся мной и ранее -к понятию «конструирования мира». Как известно, оно было введено когнитологами для характеристики любого высказывания как творчески «изображающего» описание осмысляемого человеком события или ситуации on-line. Правильно указывая на возможность использования в этом описании уже имеющихся в языке альтернативных средств, а также создания тех или иных инноваций, когнитологи за рубежом все же, с одной стороны, недооценивали роль в этом КОНВЕНЦИОНАЛЬНЫХ способов репрезентации необходимого содержания (ведь по большому счету речь не может строиться исключительно по-новому), а
также, с другой стороны, роль КОЛЛЕКТИВНОГО РАЗУМА как воплощенного в существующих конвенциональных формах (но важного не только при порождении речи, но и при ее ВОСПРИЯТИИ). При всей субъективности происходящего процесса и того несомненного факта, что каждый индивид преследует в своем конструировании свои собственные цели и отражает при этом собственное виденье мира, все же его креативная жилка проявляется, прежде всего, в ВЫБОРЕ неких форм из числа готовых. Создание же подлинно новых происходит относительно редко.
Несмотря на сделанные оговорки и здесь можно констатировать миросозидающую функцию языка. Хотя речь говорящего и отражает субъективный образ объективного мира и индивидуальную картину мира, все это преломлено через коллективные сведения о мире уже «пропущенные» через язык и объективированные в них. Вполне уместно в этой связи подчеркнуть тот факт, что в любом естественном языке в качестве предсуществующих речи конструкций налицо множество единиц, служащих штампами или являющихся стертыми метафорами и что - вообще - в каком-то смысле язык может «отставать» в передаче определенного содержания, а все это не может не отражаться на актах коммуникации как таковых. В то же время подлинно миросозидаю-щую функцию продолжают осуществлять большое число единиц, созданных ЯЗЫКОВЫМ ОПРЕДЕЛЕНИЕМ - практически они являются результатами семиотических операций и манипуляций со знаками, а потому и относящимися к чисто гипотетическим сущностям, не имеющим реальных аналогов в мире «как он есть», но строящим воображаемые, фантазийные и вымышленные миры. Среди этих единиц можно указать, прежде всего, на абстрактные имена, служащие обычно названиями категорий, ср. также [Кубрякова 2006а].
Важно отметить, что в рассмотренной концепции «конструирования мира» никогда не поднимался вопрос о соответствии языка и действительности: конструкции, порождаемые говорящими, считались просто констатацией того, как было осмыслено, увидено, понято говорящим то или иное описываемое им явление. Между тем проблема эта - о сути и источниках конструкций -широко обсуждается сегодня и в логике, и в философии, и в разных социальных науках, а это позволяет рассматривать указанную проблему и на более широком фоне.
Таким фоном является для нас так называемый эпистемологический конструктивизм - одно
из наиболее влиятельных направлений современной философии. Критикуя старую теорию познания за то, что она «пыталась понять познание как «зеркало природы», современные конструктивисты утверждают, что «реальность, с которой имеет дело познание, ... и в которой мы живем - это не что иное, как конструкция самого субъекта» и что «никакой другой реальности, действительности помимо конструируемой субъектом, . нет и быть не может», см. В.А. Лекторский в [Ирисха-нова 2008: 3-4]. И далее: «современные конструктивисты исходят из того, что никаких «данных» вообще нет и быть не может и что все когнитивные образования могут быть представлены как конструкции» [Ирисханова 2008: 5]. Но не в том же ли самом состоит концепция Матураны, кратко охарактеризованная нами выше, или же идеи когнитологов о «конструировании мира»? И не идет ли при этом речь об отказе от материалистических позиций в философии и общем видении мира, которые объявляются при этом устарелыми? Однако, доведенные до логического конца, подобные утверждения равносильны положению о том, что все теории, все гипотезы, все описания мира - это исключительно детища разума, что, конечно, правильно! - но если бы при этом только не закрывался вопрос о том, на каких ОСНОВАНИЯХ они существуют и на чем они базируются! Однако, именно указанный отказ, превращаемый в общий принцип конструктивизма, означает, что все сведения о мире, собранные людьми и так или иначе зафиксированные в языковых формах - «конструкциях», - это сведения не о природе, не о мире «как он есть», а о том, что люди о них думают и что независимо от практики взаимодействия человека и природы. Но наш мир и вся вселенная - это отнюдь не детище нашего разума, все это имеет чисто физические основания, и, разрушая их, человек губит и себя самого - губит в войнах, губит в непродуманных действиях с природой и при непонимании следствий каждого из своих начинаний. Таким образом, эпистемологический конструктивизм в своих крайних проявлениях отнюдь не так уж и безвреден. Не безвредна и идея трактовки конструкций как чисто ментальных, или, точнее, интеллектуальных образований, поддерживаемых их объективацией в языке, но в то же время не соответствующих никакой реальности, см. также Н.М. Смирнова в [Ирисханова 2008: 18].
На наш взгляд, всякому знанию предшествует онтологическая реальность, хотя и в соответствии со всеми допущениями и возможностями, «записанными» в биопрограмме человека, а пото-
му «пропущенная» через его разум (мозг), но все же имеющая, в конце концов, некие материальные, физические основания - bodily experience. И если признавать, что «умеренный конструктивизм вполне совместим с научным реализмом, так как не посягает на онтологическую реальность объекта познания», см. Н.М. Смирнова в [Ирисханова 2008: 18], то с его элементами можно согласиться и в КН и в КЛ, но только лишь при соблюдении указанного требования.
Есть своя онтологическая реальность и у такого объекта, как язык. Хочется поэтому подчеркнуть, что познание ЯЗЫ1КА и выявление его сущности подчиняется тем же условиям, что и познание любого объекта. Как справедливо указывает Е.А. Мамчур: «Между познаваемыми объектами ... и познающим субъектом стоят мировоззренческие, культурные и ценностные предпосылки познавательной деятельности, несомненно, влияющие на интерпретацию и истолкование фактов и даже на содержание теоретических принципов и постулатов научных теорий» [Мам-чур 2004: 33]. Добавив к этому важные для лингвиста ИСТОРИЧЕСКИЕ предпосылки всей деятельности с языком, а также подчеркнув особую значимость самого принципа деятельностного подхода при исследовании языка, мы не можем не согласиться с мнением В. А. Лекторского, высказанным им при завершении работы Круглого стола, посвященного обсуждению проблем конструктивизма, см. подробнее [Ирисханова 2008]. Он указывает: «Познание со всеми своими конструкциями имеет дело именно с реальностью. Вместе с тем, познающее существо «вырезает» из реальности именно то, что соотносимо с его деятельностью. «Именно в этом направлении, - отмечает Лекторский, - ряд исследователей видят будущее когнитивной науки» [Ирисханова 2008: 37]. Думается, что если сегодня мы «вырезаем» из языка такую его «высшую реальность», как ДИСКУРС, мы находимся на правильном пути и при постижении его сущности.
Хотела бы в заключение отметить, что по-прежнему считаю перспективными исследования процессов концептуализации и категоризации. Ведь они несомненно имеют прямое отношение к определению сущности языка и его ориентирующей функции. С этих процессов собственно и началась когнитивная лингвистика. Однако их анализ принял в настоящее время в зарубежном и отечественном языкознании разные формы. Если изучение этих процессов в зарубежном языкознании носил прежде всего характер наблюдения в
области пространственной концептуализации, и сами процессы при этом не подвергались достаточной дифференциации, то в отечественном языкознании, особенно в серии прекрасных работ Н.Н. Болдырева и его учеников, напротив, эти процессы были достаточно разведены. Наиболее подробно здесь были описаны результаты этих процессов, осуществленных с помощью глагола и глагольных конструкций, что дало возможность «портретировать» значительное количество событий и ситуаций. Очевидно, что в таком «портре-тировании» и проявляется ориентирующая функция языка.
Список литературы
Горизонты современной лингвистики. М.,
2009.
Имото С. Философское основание теории восприятия Матураны // Язык и познание: методологические проблемы и перспективы. Studia Lingüistica Cognitiva. Вып. 1. М.: Гнозис, 2006. С. 8-19.
Ирисханова О.К. Конструктивизм в эпистемологии и науках о человеке. Материалы круглого стола // Вопр. философии. 2008. № 3.
Кубрякова Е. С. Части речи в ономасиологическом освещении. М., 1978.
Кубрякова Е.С. Части речи с когнитивной точки зрения. М., 1997.
Кубрякова Е.С. Язык и познание. М., 2004.
Кубрякова Е.С. В генезисе языка, или размышления об абстрактных именах // Вопр. когнитивной лингвистики. 2006а. № 3. С. 5-14.
Кубрякова Е. С. О новых задачах в изучении функций словообразования // Функциональные аспекты словообразования: доклады IX Между -нар. науч. конф. по славянскому словообразованию. Минск, 2006б. С. 141-147.
Лузина Л.Г. О когнитивно-дискурсивной парадигме лингвистического знания // Парадигмы научного знания в современной лингвистике: сб. науч. тр. М.: ИНИОН РАН, 2006. С. 41-50.
Мамчур Е.А. Объективность науки и релятивизм // К дискуссиям о современной эпистемологии. М., 2004.
С любовью к языку: сб. науч. тр. М.; Воронеж, 2002.
Трофимова Е.Б. Статус языка в концепции У. Матурани // Язык и познание. М.: Гнозис, 2006. С.20-30.
Якобсон Р. В поисках сущности языка // Семиотика. М.: Радуга, 1983. С. 102-117.
Якобсон Р. Язык и бессознательное // От составителей. М.: Гнозис, 1996.
Maturana H.R. The biological foundations of self consciousness and the physical domain of existence // In: N.Luhmann, H.Maturana and oth. Beobachter: Konver - genz der Erkenntnistheoren? (2nd ed.) Munich, 1992. P. 47-117.
E.S. Kubryakova IN SEARCH OF THE ESSENCE OF THE LANGUAGE
The article highlights the role of the language in objectivizing different formats of knowledge viewed as cognitive and discoursive processes. Given the cognition and communication cannot be polarized the conception of the world-creative function of the language is propounded.
Key words: cognitive-discoursive view, orientational function of the language, world-creative function, construal of the world, modern constructivism.
