CC BY
36
М. В. Домосилецкая
СУДЬБЫ ЛАТИНСКИХ ФИТОНИМОВ НА БАЛКАНАХ
Исследуемый данный небольшой «букет» латинской фитоними-ческой лексики был выбран по следующим соображениям. Пять из анализируемых ниже латинских лексем -fraxinus 'ясень', phaseolus 'фасоль', (quercus) robur 'дуб черешчатый', ruta 'рута' и vicia 'вика' - осели в албанском языке и прочно закрепились именно за соответствующими растениями (См. Miklosich 1871: 28; Meyer 1891: 111, Puçcariu 1905: 642; Çabej 1996: 214; Çabej 2002: 307, 332; Çabej 2006: 254; Haarmann 1972: 42, 127, 142, 146, 157; Mihäescu 1993: 48; Orel 1998: 102, 376, 388, 508; и мн. др.). В этой связи интересно выяснить, проникли ли данные латинские фитонимы в другие балканские языки, представлены ли они на уровне общенародного употребления или узко локально? Какова степень сохранности данных исходных латинских лексем? Какие семантические сдвиги и дифференциации могли произойти при распространении описываемых латинских фитонимов по Балканскому полуострову? Шестая латинская лексема plantägo 'подорожник' попала в сферу наших интересов особо, а именно по причине своей внутренней формы, традиционно приписываемой данному слову - от planta, ae 'стопа, подошва' якобы по признаку сходства листьев подорожника со ступней человека (Ernout, Meillet 1939: 512; Borza 1968: 132). Для проверки такого предположения можно попытаться не только обнаружить рефлексы данного латинизма на Балканах, но и провести сопоставление с иными балканскими мотивационными моделями.
Максимальную сохранность латинской фитонимической лексики на Балканах следует предполагать прежде всего в восточно-романских языках как прямых потомках «балканской латыни», а также в албанском как продолжателе древнеалбанского языка, впитавшего в свой лексический состав целые пласты разговорной латыни. По определению А. В. Десницкой, латинская лексика в албанском это «не отдельные заимствования, но мощный субстратный компонент, участвовавший в формировании нового языка новой народности» (Десницкая 1987: 27). Для остальных балканских языков латинские элементы следует считать заимствованиями. Это относится и к греческому, и к южнославянским языкам. Ход политической истории способствовал тому, что примерно с IV в. н. э. длительное взаимодействие греческой и римской высокораз-
витых культур постепенно затормаживается. В ранневизантийский период начинается более сильное влияние латинского языка на греческий. Однако в повседневной жизни в восточной части Римской империи могли возникать ситуации двуязычия, специализация обоих языков по областям применения. Не вдаваясь в глубину сложнейшей проблемы отношений между латинским и греческим языками в разные периоды их истории, отметим только, что большая часть латинских фитонимов была воспринята греческим, по всей видимости, именно в период IV-VI вв. н.э. Славяне, пришедшие на полуостров в VI веке, уже не застали того мощного римского влияния, им довелось общаться «с многочисленным романизованным населением, говорившим на начинавших слагаться романских языках» (Десницкая 1987: 30). На долю славян достались лишь немногочисленные заимствования в виде отдельных вкраплений в основном в сербский, хорватский и словенский из восточно-романского языка Далмации. Что касается болгарского и македонского, то латинские слова проникали сюда в основном книжным путем, но можно предполагать, что в древнеболгарском они могли заимствоваться непосредственно и из разговорной латыни (Милев 1957: 55). В этой связи интересно проверить, в какой мере присутствуют древние фитонимы-латинизмы в балканославянских языках.]
Речь в работе пойдет о наименованиях шести важных для народного быта и культуры растений: это два ландшафтообразующих дерева - ясень и дуб обыкновенный, фасоль как один из главных компонентов балканской кухни, распространенное кормовое растение вика кормовая, важные лекарственные травянистые растения подорожник и цветок рута душистая.
1. FRAXINUS ясень известен на Балканах в основном в двух его видах: Fraxinus omus ясень белый (манный, цветистый) и Fraxinus excelsior ясень обыкновенный (высокий, черный). Ясень белый распространен в регионе очень широко. Он образует красиво цветущие заросли по открытым пространствам, сухим солнечным склонам, светлым лесным опушкам, в поймах рек, часто растет в смешанных и лиственных лесах в смеси с дубом и каштаном, заходит в буковые и пихтовые леса. Собранные в пышные густые метелки белые и желтые цветки довольно сильно пахнут и привлекают многочисленных нектарососущих насекомых. Древесина у него светлая, слегка желтоватая. Ствол и листья белого (манного) ясеня выделяют застывающий на воздухе сок, называемой «манной». Черный или обыкновенный ясень отличается довольно невзрачными цветками, произрастает лишь в горных влажных лесах до высоты 1600-1700 м над уровнем моря. Свое название получил по окраске листьев, довольно темной по сравнению с листьями других видов
ясеня. Древесина крепкая, также темная - коричневая (http://www.rook.org/earl).
2. PHASEOLUS (VULGARIS) фасоль обыкновенная (совр.), а скорее PHASELUS 'фасоль'. До появления в Европе южноамериканской и центральноамериканской фасоли, появившейся после плаваний Колумба, под этим фитонимом в Средиземноморье, на Ближнем и Среднем Востоке значилось, скорее всего, совершенно иное бобовое древнее одомашненное растение типа маша (маш восточный) - Vigna radiata, Vigna sinensis или Phaseolus aureus фасоль золотистая (Жизнь растений 1981: 197). На самом деле эта зернобобовая культура, внешне напоминающая фасоль (тонкие длинные плоды заполнены маленькими зелеными овальной формы бобами) не относится к данному роду, а является очень сходной с ней зернобобовой культурой (БСЭ 1974, 530). С приходом через Испанию в Европу американской фасоли в XVI веке сама культура была быстро ассимилирована, в особенности в странах Подунавья, а слово phasëlus стало обозначать иной ботанический и кулинарный объект.
3. QUERCUS ROBUR дуб черешчатый, обыкновенный или летний. Это одно из самых мощных растений Балкан, достигающее возраста 1200 лет (Новак 1985: 185; Жизнь растений 1980: 21, 308).
4. RUTA (GRAVEOLENS) рута (душистая/пахучая). Сильно ароматическая трава, растущая по сухим, обычно каменистым и щебнистым склонам и скалам по всему Средиземноморью. Произрастает она не только спонтанно, но культивируется также в крестьянских садах по всей Южной Европе. Рута душистая содержит остро-горькое эфирное масло, которое со времен римлян используется как пряность и медицинское средство, однако в малых количествах, поскольку в противном случае может вызвать отравление, а свежая трава может стать причиной воспаления и даже ожогов кожи. Однако, несмотря на это рута издавна находит широчайшее применение в народной медицине (Жизнь растений 1981: 249; Butura 1979: 204).
5. VICIA (SATIVA) вика или горошек посевной, кормовой, вика посевная. Относится к семейству бобовых и является одной из самых старых кормовых культур, скорее всего родом из Малой Азии и Ближнего Востока (Новак 1985: 239)
6. PLANTAGO подорожник - широко распространенное травянистое многолетнее растение, во многих своих видах используемое в народной и официальной медицине, в производстве шелковых и хлопчатобумажных тканей, а также в пищу (Жизнь растений 1981: 440).
FRAXINUS
ЛАТ. fraxinus, -i 'ясень' относится А. Эрну к 20 несомненным исконно латинским названиям растений индоевропейского происхождения (Ernout 1965: 130). Сюда же примыкает, возможно, иное по происхождению, но сблизившееся в процессе адаптации лат. farnus 'ясень'. Интересны другие индоевропейские фитонимические соответствия, несколько удаленные семантически, а именно -наименование березы: санскр. bhurja, рус. берёза, литов. berzas, др.-в.-нем. birihha. Изменение значения fraxinus и farnus от 'береза' к ' ясень' могло произойти потому, что на Апеннинах италики берез не встретили, и значение древнего индоевропейского корня было приспособлено под название внешне сходной древесной породы (Ernout/Meillet 1939: 252; Грошева 2005: 256).
Реальным основанием для уподобления двух данных пород деревьев могло быть, по мнению исследователей (см., в частности, Грошева 2005: 271), общее внешнее сходство коры дерева - 'белый, блестящий', поскольку, как отмечалось выше, изначально данная лексема предназначалась для обозначения березы (Грошева 2005: 271). Однако, как нам кажется, внешнее сближение с березой могло возникнуть не только по одному, а по целому комплексу характерных для белого ясеня и березы общих признаков, создающих в целом некий светлый, светящийся образ дерева: прежде всего это светлая кора; заостренные листья сидят на ветках довольно редко, крона сильно просвечивается, лучи легко проникают и вся листва кажется наполненной светом, сиянием; надрезы на коре выделяют сладкий съедобный сок1. К этому следует добавить, что хотя ясень манный и не обладает столь ослепительной белизной ствола, как береза, однако во время цветения эффект необыкновенной белизны и чистоты достигается массой желтовато-белых пышных метелок-соцветий (Симкин 1982: 45).
В АЛБ. FRAXINUS представлен в двух основных фонетических формах: frashёn (гег.) и более поздней ротацированной frashёr (тоск.), которые служат для обозначения как родового понятия, так и обеих разновидностей дерева - белого и черного ясеня. По поводу алб. frashёn первым высказался Г. Майер с точки зрения его итальянского происхождения < frassino 'ясень' (Meyer 1891: 111). Однако латинское происхождение алб. frashёn / frashёr из лат. fraxinus бесспорно доказали все занимавшиеся им этимологи:
1 То, что сок березы не затвердевает, а сок ясеня образует на воздухе массу упругих желтоватых комков - вполне съедобную «ясеневую манну», является второстепенным.
Miklosich 1871: 28; Puçcariu 1905: 642; Çabej 1996: 214; Haarmann 1972: 127; Orel 1998: 102.
Помимо родового наименования встречаются видовые. Для Fraxinus ornus ясеня белого это односоставные (не родовые !) с исконной албанской суффиксацией: frashnje (Дибра), frashnjë (Пермет), frashtën (Эльбасан), frasht (говор Селит-э-Вогэль у Тираны), а также fillirë (Калабрия) и двусоставные: frashër i bardhë букв. 'белый ясень' (говор Тираны), / i egër букв. 'дикий ясень', f. mali букв. 'горный ясень' (FEB 2003: 123; Mitrushi 1955: 379). Для Fraxinus excelsior ясень черный или обыкновенный также характерны как односоставные номинации: frash, frashë, frashnje, frashnjë, frashtën (в гегских говорах), frasht (Косова), так и двусоставные: frashër i lartë букв. 'высокий ясень, т.е. растущий высоко', f. i bardhë букв. 'белый ясень', f. i butë букв. 'мягкий ясень'2, f. i egër букв. 'дикий ясень', f. i rrezes букв. 'ясень луча, лучистый',/ i zi букв. 'ясень черный',/ mali букв. 'ясень горный',/ uje букв. 'ясень водяной' в Большой Мальсии, f. букв. 'ясень обыкновенный' (FEB 2003: 122-123; Mitrushi 1955: 380). Следует обратить внимание на казалось бы ничем не обоснованное употребление одного и того же видового эпитета в составных народных фитонимах как для обозначения белого, так и для черного ясеня: 'белый', 'дикий', 'горный'. Собранный материал не позволяет судить о том, происходит ли смешение этих фитонимов внутри одного говора3. Единственным неясным расширением албанского диалектного родового наименования ясеня осталось f. uje 'ясень водяной'.
В современном ГРЕЧ. для наименования ясеня наряду с исконными цеМа, це^ю, ^e^ioç, ^é^eyoç, восходящим к др.-греч. цеНа, ион. це^п (AvSpirnxn 19б7 : 201)4, используется и другой фитоним фра^о^ как несомненно латинское заимствование (ÂvSpiroxn 1967: 411), никаких следов которого в древнегреческом не обнаруживается.
Лат. FRAXINUS хорошо сохранилось и восточнороманских языках Балкан. См. РУМ. литер. родовое frasin. При этом Fraxinus
2 Ср. ниже рум. диал. gale§ Fraxinus ornus < макед. галеж 'ласковый, нежный'.
3 Интересно, что аналогичное явление встретилось и в болгарских говорах, например, бел ясен 'белый ясень', 'черный ясень', чер(ен) ясен 'белый ясень', черный ясень', муждрян 'белый ясень', черный ясень' могут обозначать в разных говорах как Fraxinus ornus, так и Fraxinus excelsior (Давидов, Явашев 1939: 168).
Происхождение морфологически и этимологически изолированного др.-греч. p,sMa остается неясным (Chantraine 1974: 683; Frisk 1970: 202).
excelsior представлен лишь одной латинской лексемой в румынском: frasin5, а также двумя славянскими заимствованиями в истро-румынском oesic, iasig (Borza 1968: 71). Чаще встречающийся в Восточной Романии Fraxinus ornus отражен большим набором междиалектных синонимов (frasin, frasin, frasinita, urm, urn, mojdrean, mojdrean, gale§), включая народные терминологичные словосочетания-фитонимы: frasin de munte букв. 'горный ясень',/ negru букв. 'черный ясень' и даже f. urm 'вязовый ясень'. При этом urm/urn < лат. ulmus 'вяз', mojdrean, mojdrean и gale§ - славизмы (ср. болг. диал. муждран, муждрян, муждрен 'ясень', макед. галеж 'ласковый, нежный', ср. выше по метафоре алб. frashёn i Ьшё 'мягкий ясень')6.
МЕГЛ. frasin и АРУМ. frapsin < лат. fraxinus (Скурт дикционар 1978: 461; Papahagi 1963: 468). Другая арумынская форма drapsu 'ясень' возводится Т. Папахаджи к некоему не обнаруженному мной греч. бра^о^ (Papahagi 1963: 1063), что, как нам кажется, можно каким-то образом связать с бра^еро^ 'упитанный, сочный' < брефю 'кормить'. Называние растения могло осуществиться по его характерному признаку - выделяемому сладковатому затвердевшему соку ('ясеневой манне', камеди), вполне съедобной и употребляемой в пищу. Не исключу предположить также, что это попытка «народного» переосмысления на греческой почве латинского заимствования fraxinus.
Не выявлено ни одного рефлекса данного латинизма ни в одном из славянских балканских языков, более того, вся лексика здесь за крайним исключением - исконно славянская .
5 См. также диалектные дакорумынские формы: fracgin, frapsin, fraptin, fraptin, frasen, frasin, fraptinel.
6 Ср. также румынское название растения Dictamnus albus ясенец беловатый frasinel уменьш. 'ясень' = floarea focului букв. 'цветок огня' (Butura 1979: 102), одиночно произрастающее в степных сухих местах на солнечных участках по Южной Европе. Интересна внутренняя форма 'ясень', каким-то образом метафорически соединяющая эти два растения, причем ср. даже в русском языке - 'ясенец беловатый', т.е. растение, ассоциирующееся со светом, ясностью.
7 БОЛГ. Fraxinus excelsior: ясен, осеново, осен, бел я., черен я., чер я., църн я., муждран, муждрян, женски я., планински я., диспудак (тур., см. ниже); Fraxinus ornus: бел ясен, виско я., клечат я., кличат я., ясен, маная., манов я., муждрен, мужски я., маждрянка, черен я., чер я., чер осен (Давидов, Явашев 1939: 168). МАКЕД. jасен. СЕРБ/ХОРВ. F. excelsior: бщели jасен, велики jа., женщасен, луч^асен, лушки jа., польски jа , jесеновец; F. ornus: jасен, црни jа., брдски jа., горски jа., дивли jа., мушки jа., мушко-jасен, боща, вели трн, велики трн, замор (СимоновиЬ 1959: 201-202).
Несомненными параллелями-балканизмами при наименовании ясеня, независимо от того, представлено ли родовое слово-понятие латинизмом FRAXINUS или славизмом, можно считать следующие эпитеты в терминологичных словосочетаниях:
1. 'белый': алб. frashër i bardhë, болг. бел ясен, серб./хорв. б^ели jaceH;
2. 'черный': алб. frashër i zi, рум. frasin negru, болг. черен ясен и под., серб./хорв. црни jасен и под.;
3. 'дикий': алб. frashër i egër, серб./хорв. дивли jaœH;
4. 'горный': алб. frashër mali, рум. frasin de munte, болг. планински ясен, серб./хорв. брдски jaœH, горски jaœH;
5. 'высокий': алб. frashër i lartë, болг. виско ясен, серб./хорв. велики jaсен, вели трн, велики трн.
Ни одна из мотивационных моделей не отражена в турецком названии ясеня - diçbudak, где di$ 'зуб, зубец' + budak 'ветка; сук'.
Итак, в балканском ареале лат. fraxinus особенно прочно закрепился в албанском языке, являясь по сути единственной лексемой для обозначения как рода ясеня, так и отдельных его видов. В албанском ее характеризует обилие фонетических и словообразовательных вариантов, появившихся собственно на албанской почве. Наличие двусоставных номинаций (терминологичных словосочетаний) свидетельствует о различении в народной фитонимии видового разнообразия. Несмотря на наличие в дакорумынских диалектах ряда славянских по происхождению «заместителей», проникших значительно позже, лат. fraxinus можно считать унаследованной лексемой по всей Восточной Романии (за исключением истрорумынского). В отличие от албанского, где в лат. fraxinus не произошло ни одного семантического отклонения, в румынском материале в ряде случаев наблюдается смешение (или сближение) лат. fraxinus 'ясень' и лат. ulmus 'вяз'. Что касается новогреческого, то лат. fraxinus конкурирует с древними исконными jAslia, ^еХю, /ushoç, /uéXEyoç. В балканославянских языках следов данного латинизма не наблюдается вообще.
PHASEOLUS (VULGARIS) = PHASËLUS
ЛАТ. phaseolus, -ï < phasëlus, ï 'фасоль, длинный турецкий боб (т. е. маш)' - общепризнанное заимствование из др.-греч. фаоп^о^ 'фасоль' (Ernout, Meillet 1939: 505).
В АЛБ. имеются следующие лексемы для наименования данного растения: frashuall/frashuell, fasule, pasulë, groshe, groshë (FEB 2003: 216; Haarmann 1972: 41, 142). Их можно подразделить на три группы: непосредственный латинизм frashuall/frashuell, латинизм,
опосредованный новогреческим - fasule, pasuW и славизм - groshe, groshё.
Не сохранившееся в современном нормативном албанском frashuall/frashuell восходит непосредственно к лат. phaseolus, имеет тяготение к гегскому ареалу языка и отличается вторичным эпентетичным -r- (Orel 1998: 102). Наиболее распространенные тоскские формы типа fasule - результат адаптации нгр. фаоойЬ. Старый славизм groshe, groshё - метафорическое (по внешнему уподоблению) наименование съедобных плодов-бобов (а отсюда и всего растения), что в конечном счете опять-таки восходит к латыни < ю.-слав. грош 'старое название монеты' < нем. Groschen или чеш. gros < лат. grossus (denarius) (БЕР 1965: 286). Ср. распространение этого славизма в его прямом значении (наименование монеты) вплоть до рум. gro§, нгр. ypooi, тур. kuru§.
НГР. фаооЬ,, фаоойЬ,, фаою^о<; - естественное продолжение др.-греч. (ро.сцХод.
Восточнороманские языки на Балканах в этом случае не донесли до наших дней латинское наследие: все дакорумынские и арумынские рефлексы данной лексемы свидетельствуют о довольно позднем новогреческом происхождении (fasole и под.8 < фаооЬ,, фаоой^,). При этом трансильванские диалектизмы типа pasole вероятнее всего проникли из венг. paszuly. В истрорум. fajolä заметно влияние итал. fasiol, fagiolo. В АРУМ. южные формы типа fasule и северные типа fasul'iu, а также редко встречающееся päscul'iu - все непосредственно из нгр. фаооиЬ, (Papahagi 1963: 454). Возвращаясь к дакороманским говорам, важно подчеркнуть, что в них довольно обильно представлены не только рефлексы данного позднего грецизма, но и иные исторические пласты лексики: 1. балканский автохтонный элемент субстратного характера mazäre, mazere, mazine Pisum sativum 'горох' (переход фито-нима с другого культурного растения, видимо, более древнего в данных районах), 2. славизм bob, bob turcesc 'турецкий боб' (также приспособление иного фитонима, что опять же связано с усвоением новой сельскохозяйственной культуры, доселе незнакомой), 3. турцизмы bacläu (< тур. bakla 'бобы') в Македонии и baghi (< тур. bag 'связка, пучок') в Тульче (ср. аналог. серб. диал. плетенац) .
8 См. рум. диал. и арум. fasoale, fasola, fasui, fasolie, fasolica, fasulita, fasula, fasule, fusuli, fasuliu, fisaica, fusoi (Borza 1968: 127-128).
Речь идет также о pasula, pisula, pisola.
10 Здесь все дакорумынские материалы по: Borza 1968: 127-128. См. также другие румынские диалектные наименования Phaseolus vulgaris либо экспрессивного характера, либо неясного происхождения: broanca, postae, tea, teca, tirtarica, tucara.
БОЛГ. также демонстрирует явный широко распространенный грецизм фасул, диал. васуль, пасуль (Давидов, Явашев 1939: 232; Младенов 1941: 660). Однако изредка в диалектах встречаются и славянские названия: боб, сочиво, сочио (Давидов, Явашев 1939: 232). То же можно сказать и о СЕРБ/ХОРВ пасул11. Как и в дако-румынском, в ряде сербских говоров обнаруживаем фитозамену -перенос с наименования гороха (см. славизмы: грах и под., бели грах, грах-тачкаш, грах-рогачиЬ, грах-голубпак) и боба (см. славизмы: боб, машки боб), а также массу иных наименований, обычно экспрессивно окрашенных и явно мотивированных12.
ТУР. fasulye также вне всяких сомнений заимствовано из нгр. (paaouXi.
Таким образом, албанский - единственный язык на Балканах, унаследовавший латинское PHASEOLUS, которое в свою очередь само является рефлексом древнегреческого фао^^о^ 'фасоль'1 . Однако албанский латинизм frashuell не является общенародным, а ограничен гегским ареалом. В этом смысле североалбанский сближается с западнороманскими языками, где итал. fasiol, fagiolo, сардин. fasolu, испан. faychiela, португ. feijao, каталан. fesol, fesoler (Meyer-Lubke 1968). Все прочие языки (даже балканороманские!) оказались вне сферы влияния данного латинизма и заимствовали наименование данной культуры из ново- и среднегреческого. Как следствие довольно позднего вхождения в обиход фасоли для ее наименования носители балканских языков и диалектов приспосабливали названия иных, в чем-то близких растений, осуществляя фитозамены, а также зачастую прибегая к иноязычным заимствованиям.
ROBUR
Речь пойдет второй (видовой) части латинского фитонима Quercus robur дуб обыкновенный, черешчатый или летний. Согласно Эрну-Мейе, существительное robur, oris обозначало
11 См. обилие диалектных вариантов: бели пасул>, жути пасул, фасул, фижол, бажул, фаНуо, фажол, фажоли, фазоли, фасол, фасул, фасул, фашон, пашон, пашулак, фежол, фижол, фршон, фржол, пажул, пасул пузавац, пасул тачкаш (СимоновиЬ 1959: 347-348). 1 См. боранща, буранща, попушка, почаа, притичаак, приткаш, причинац, причаник, пузавац, пушит, роговилц, роговилчек, тачкаш, тркшанац, тркшаш (СимоновиЬ 1959: 347-348).
1 Опять же подчеркнем, что данный фитоним обозначал скорее всего
бобовое растение Vigna radiata маш восточный, ибо с самим растением Phaseolus vulgaris Европе пришлось познакомиться значительно позднее.
'красный дуб, каменный дуб14', а затем уже 'любой предмет, сходный по цвету с древесиной этого дуба', 'любой предмет из данной древесины', в частности 'ошейник для преступника', а затем ' тюрьма' (Emout, Meillet 1939: 575). Данный субстантив имел древнюю форму robus (у Катона и Колумеллы) и восходил, с точки зрения Эрну и Мейе, к *robos также в значении 'красный дуб' (там же). Созвучный лат. адъектив robus, -a, -um 'красный' представляет собой рефлекс древнего существительного ср. рода *reudh-os (как и все наименования материалов и веществ) < корень *reudh-/rudh, который встречается в различных обозначениях красного (rüfus 'ярко-красный, рыжий', ruber 'красный', rüsus 'красный' и др.) (там же).
Родство лат. прилагательного robus, -a, -um 'красный' и существительного robur, oris 'древесина дуба; изделие из дуба; твердая древесная порода; дуб; ствол; крепость; сила' не делает, однако, до конца ясной понятийную и семантическую связь между латинским обозначением красного цвета и наименованием некоторых видов дуба. Можно конечно предположить, что первичным у корня rob-было цветовое значение (см. robeus, robius, a, um 'красный', robigo, inis 'ржавчина'), по каким-то причинам использованное для наименования дуба. При этом признаки номинации не совсем ясны, как призрачно вообще существование в Средиземноморье некоего мистического 'красного дуба', ибо, как известно, истинно красные дубы (Quercus rubra дуб красный, Q. coccinea дуб шарлаховый, Q. palustris дуб болотный и др., действительно отличающиеся красной осенней листвой, красноватой, но очень мягкой древесиной) не только в районе Средиземноморья, но и вообще в Европе не произрастают (Жизнь растений 1980: 310-312). Возможно, привлекла внимание окраска летнезеленых листьев, осенью приобретающих буровато-коричневый оттенок (правда, весьма далекий от красного)? Затем закрепленное за дубом robur перешло на название его крепкой древесины, затем любой крепкой древесины, любого изделия из крепкой древесины. По признаку крепости древесины, по долголетию, внешней мощи название дуба постепенно становится семантическим ядром для отражения таких понятий как 'сила, крепость, мощь': robustus, a, um 'дубовый; твердый, крепкий;
14 Следует обратить внимание на существенное ботаническое различие видов дубов Quercus robur дуб обыкновенный (летний, черешчатый), Quercus ilex каменный дуб как типичное вечнозеленое дерево Средиземноморья с гладкой корой, эллиптическими листьями и очень твердой древесиной с коричневым ядром (БСЭ т. 11 1973: 266) и Quercus petraea дуб скальный листопадное дерево с пластинчатой корой, с остающимися на всю зиму засохшими до весны листьями и очень мягкой древесиной (Жизнь растений 1980: 308, 311).
сильный, могучий', roboro, -are 'делать крепким, сильным, укреплять', roborarium 'загон для диких животных, обнесенный крепким деревянным забором, охотничий парк' и др.
Латинское robur в АЛБ. прекрасно сохранилось, причем в виде двух разновременных заимствований: древнейшего rre в значении Quercus robur дуб обыкновенный, летний (Haarmann 1972: 42; Русаков 1987: 135; Mihaescu 1993: 48) и более позднего rrobull в значении Pinus leucodermis сосна белокорая (боснийская или Гельдрейха) (Haarmann 1972: 146; Orel 1998: 388).
В период активных латинских заимствований в албанском сильно действовала тенденция к редукции конечных и начальных безударных слогов, которая перекрещивалась с параллельной тенденцией к выпадению интервокальных звонких спирантов р, у, 8 (Русаков 1987: 135). На стыке этих процессов и возник в албанском такой фитоним как rre-. rro-, rra- для обозначения Quercus robur. В современном албанском Quercus robur - rrenje, а в албанских говорах - rrojze (северногег. Велипоя), rraje (среднегег. Мамурас) (Mitrushi 1955: 355). Все они - несомненные суффиксальные производные.
Что касается алб. rrobull Pinus leucodermis сосна белокорая (с. Гельдрейха, или с. боснийская), восходящего к тому же лат. robur, то А. Ю. Русаков предполагает его более позднее проникновение в албанскую лексику, а «сохранение интервокального звонкого в данном случае объясняется спецификой данного слова как ботанического термина» (Русаков 1987: 136)1 . При позднем заимствовании robur > rrobull произошел семантический перенос, «столь характерный для арборальной системы отдельных и. е. языков» (Грошева 2005: 271). Слово стало обозначать совершенно другое древесное растение Pinus leucodermis сосна белокорая, ничем (ни по внешнему виду, ни по характеру древесины) не схожее с дубом обыкновенным летним, или черешчатым. Это невысокая сосна, произрастающая в Западной части Балканского полуострова и в Южной Италии, не шире 2 м в диаметре с пирамидальной кроной и горизонтальными ветвями. Кора у нее блестящая, пепельно-серая (отсюда эпитет «белокорая»), пластинчатая. На молодых ветвях после отпадения хвои остаются крупные ромбовидные подушечки в виде панциря, за что ее часто называют «панцирной». Хвоя у нее светлая, желто-зеленая (http://www.greengo.ru/; http://www. zelensad. com.ua/; http://astrasad.ru). Дерево содержит много влаги, долго сохнет, тем не менее в Албании оно больше всего ценится из всех хвойных пород, широко используется для изготовления оконных и
15 О латинском происхождении rrobull из robur с диссимиляцией сонорных см. также: Orel 1998: 388; Haarmann 1972: 146.
дверных рам, в бочарном деле (Mitrushi 1955: 51-52). Ни цветом, ни твердостью древесина белокорой или боснийской сосны не может сравниться с древесиной дуба, особенно каменного.
Как это ни покажется удивительным, но в албанских диалектных наименованиях сосны белокорой Pinus leucodermis опять приходится столкнуться с использованием эпитета 'красный' (kuq): rrobull i kuq (Корча), arnen i kuq 'красная сосна' (Мати), artin i kuq 'то же' (Шпат), artir i kuq 'то же' (Бэрзэштэ) [где ar(n) 'сосна' -искон. алб.], pishë e kuqe 'то же' [где pishë 'сосна' - искон. алб. родств. лат. pïnus] (Mitrushi 1955: 51; FEB 2003: 221). Во-первых, в основе такого наименования может лежать тот факт, что побеги молодого прироста - ржаво-красного цвета. Во-вторых, здесь находит свое отражение традиционное албанское внутрисистемное членение микрополя «Сосна» на три знаковые группы: сосны 'черные' - Pinus nigra, сосны 'белые' - Pinus sylvestris, Pinus peuce и сосны 'красные' - Pinus leucodermis (heldreichii).
В НГР. исконные названия для дуба обыкновенного ßaXaviörn, ßsXaviStä, ôpv и ôpvç (AvSpiróxn 19б7: 4б, 85). Единственным соответствием лат. robur в нгр. можно считать некую диалектную форму ро/лжоХо (то) 'дикая сосна', обнаруженную Т. Папахаджи (Papahagi 19б3: 149), которая могла возникнуть под влиянием албанского или арумынского.
АРУМ. arobul, robul 'вид хвойного дерева, ели' > aroabâ 'еловая шишка', aroabulâ 'сосновая шишка', несомненно, из алб. rrobull (Papahagi 19б3: 148-149, 908; Çabej 2002: 332)
В РУМ. никаких рефлексов лат. röbur не находим, имеется лишь прилагательное robust 'крепкий, здоровый, сильный' (ср. франц. robuste, итал. robusto) от лат. robustus 'дубовый; твердый, крепкий; сильный, мощный, могучий'. Для обозначения Quercus robur в дакорумынском используются практически исключительно одни
славизмы1б.
Все южнославянские языки и диалекты, по нашим данным, называют Quercus robur только исконными славянскими лексемами17.
16 Совр. стандарта. stejar + диал. stojar, stajer, stejer, trajer и др. (< слав. стежеръ 'опора, подпорка') - gorun, garin, goron, goronag (< ю. слав., ср. серб., болг. горун 'дуб обыкновенный') - sledun, slodun, gledun (< ю.слав., ср.болг, макед. сладун 'дуб', по названию «сладких» = съедобных желудей) (Borza 1968: 143).
БОЛГ. даб, дубика, дуб, летен дуб, бел дуб, бела граница, горняк, горун, граница, груница, горняк, сладун, белика, беликапр, лъжник, (Давидов, Явашев 1939: 256). Единственным предположительным исключением может быть кърнък < дакорум. árnat < carne 'мясо'. СЕРБ. даб, доб, дуб, дубица, дубовина, дроблак, белич, белик, гнелц, гнилец, гпелец, гпилец,
ТУР. me§e - иранизм (Севортян 2003: 59).
Лат. robur отразилось в многочисленных рефлексах лишь в албанском языке, причем как следствие двух разновременных заимствований. Данный латинизм прочно вошел как в албанский общенародный язык, так и в гегские (в основном) и в тоскские диалекты, «оброс» албанскими суффиксами, претерпел семантический перенос (фитозамену). В новогреческом лат. robur обнаруживается только как опосредованное диалектное заимствование из албанского или арумынского, в арумынском, в свою очередь, как опосредованное заимствование из албанского. Ни в обширном дако-румынском массиве, ни в балканославянских языках и диалектах следов данного латинизма нет.
RUTA GRAVEOLENS
ЛАТ. ruta, -ae 'рута; перен. горечь, неприятность', по мнению Эрну-Мейе (Ernout, Meillet 1939: 583) - общероманское слово (за исключением румынского), см. итал. ruta, фр. rue, испан. ruda, каталон. ruda, сардин. ruda, arruda, португ. arruda. Происхождение в лат. из др.-греч. рит^ Эрну и Мейе оставляют под вопросом.
В АЛБ. современной стандартной формой считается ryzë (FGSS 1981), однако специальный словарь предоставляет и локальные формы: rutë, ruzë, rucë (FEB 2003: 251). Рассуждая об этимологии алб. ryzë, Э. Чабей упоминает о возможности происхождения непосредственно из др.-греч. рит^, поскольку, как известно, албанский воспринял массу слов, касающихся названий растений, именно из древнегреческого (Çabej 2002: 307). Однако, с его точки зрения, именно ударное корневое y свидетельствует о латинских истоках данного фитонима, причем в качестве переходных ступеней следует считать *rytzë < *rytë (Orel 1998: 376). При этом -zë является частотным суффиксом при образовании фитонимов, ср. trumzë 'тимьян', vigjëz 'вика' (см. ниже). Алб. формы ruzë, rucë можно полагать вторичными от ryzë, а rutë скорее всего, как и румынское слово (см. ниже), книжного происхождения.
Лишь одна диалектная НГР. форма púxn 'рута' продолжает др.-греч. рит^ (Sejdiu 1989: 51-52). Для современного литературного греческого языка характерно следующее также исконное название
горун, горун-мазник, грм, китаак, кончар, кочур, лужни храст, лужник, лужаак, лужаака, лутик, нитнек, полетьни храст, рани храст, раа, растстежево, стежеj, стежов, храс, храст, храст лужник, храстовина, шушаави медунац, рошаак (СимоновиЬ 1959: 389).
растения Ruta graveolens - arcrçyavoç < др.-греч. rcrçyavov18 'рута' (AvSpiróxn 1967: 28).
РУМ. rutä С. Пушкариу возводит непосредственно к лат. (Puçcariu 1905, 1489). Однако уже у Мейер-Любке (Meyer-Lübke 1932: 617 № 7470) в статье, посвященной лат. ruta, среди романских языков румынский даже не упомянут. В ряде современных работ рум. rutä названо «книжным словом» и считается взятым не из народно-разговорной, а из письменной средневековой латыни (DLRM 1958: 730; Çabej 2002: 307)19.
В АРУМ. рефлекса лат. ruta обнаружено не было. То же касается и БОЛГ. материала, представленного турцизмами и грецизмом20.
В современных литературных СЕРБ. и ХОРВ. языках рута пахучая имеет два синонимичных обозначения - sedef (< тур.) и ruta (СПР 1970: 171). Однако материал диалектов обнаруживает большое лексическое разнообразие у данного фитонима (СимоновиЙ 1959: 411), которое по этимологическому признаку можно расчленить на несколько групп: славизмы, унгаризмы, турцизмы21. Что касается главной интересующей нас лексемы ruta, то рута, руда, рунда, рутва, рутвица, рутица, ситна рута, питома руда, винска рутица (ср. кальку с нем. Wein-Raute) - это скорее всего относительно позднее европейское (немецкое) влияние. В словенском ruta, vinska ruta, vinska rutica - исключительно книжное слово (Slovar slovenskega 1985: 559). Объясняется это тем, что пришедшая с востока и распространившаяся в Средиземноморье рута путе-
18 Др.-греч. rcqyavov обладает типичным для фитонимов суффиксом, ср. ^áxavov 'огородное растение, овощ, зелень', nlàxavoç 'платан' и др. и тем самым может быть с формальной точки зрения идентично лат. pagina, однако никак не связано с ним семантически (Chantraine 1974: 893; Frisk 1970: 524).
19 Прочие диалектные наименования руты душистой в румынском -унгаризмы: virnant, virnant, vinat, vîrnat (Borza 1968: 152), см. венг. virnan, kerti ruta букв. 'садовая рута'.
20 См. седёфче, садефче, седефче, садеф, сидефче, сидефчи, садеф-оту, седеф-оту, апиган (Давидов, Явашев 1939: 267-268) [< тур. sedef 'перламутр' (арабизм), sedef otu 'рута, букв. перламутровая трава' и нгр. àrcnyavoç 'рута']. Причину мотивированности «перламутр» в турецком следует скорее всего искать в окраске самого растения - стебель и листья руты серовато-зеленые, сизые.
См. славизмы петопрсница, петопрстница, грецизм пигаа (< нгр. ànnyavoç), унгаризмы веранд, вирента, а также в адъективном словосочетании вртнарутица, вртнарутца (< венг. virnan), турцизмы седев, седеф, седефче, седе 'фчиЬ, а также, вероятно, меаик как предполагаемое турецкое заимствование (ср. тур. menetmek 'запрещать', menedilmek 'быть запрещенным', т. е. мотивировка названия ядовитого, 'запрещенного', растения).
шествовала все дальше на север Европы вместе с монастырской фармакопеей (Цивьян 1989: б9), а следовательно, и с монастырской книжностью.
Итак, по нашим сведениям, рефлексы лат. rüta полностью отсутствуют на юге и востоке Балканского полуострова - у арумын, болгар и греков (обнаружены лишь грецизмы и турцизмы). Как собственно латинское заимствование укоренилось в албанском, причем как в общенародном узусе, так и в местных вариантах. На севере и северо-западе ареала у румын, хорватов, сербов, словенцев ruta представляет собой «отголосок» средневековой латыни или заимствование из немецкого.
VICIA (SATIVA)
ЛАТ. vicia, -ae 'вика' впервые встречается у Катона. Эрну-Мейе (Ernout, Meillet 1939: 732) сопоставляют с кельт. (галл.) gwyg; герман. (др.-в.нем.) wicka ^м. нем. Wicke). Правдоподобно связать с глаголом vincïre 'обвязывать, обвивать', поскольку кончиками стеблей, усиками вика хватается за другие растения и обвивает их.
В АЛБ. рефлексом лат. vicia можно считать северногегский (Мирдита) диалектизм vigjëz (Haarmann 1972: 157; Çabej 200б: 254). Первичным развитием лат. vicia было *viqë, где латинскому k соответствовал регулярный алб. палатальный22. В северногегском *viqë (благодаря регулярному озвончению согласного в конечном слоге + добавлению суффикса -zë) дало vigjëz (Çabej 200б: 254). Вл. Орел считает алб. vigjëz собирательной формой от *vigjë, в свою очередь гиперкорректной формы от *viqë < лат. vicia (Orel 1998: 508)23. В албанских говорах Греции vik, viki égjërë - уже заимствование из НГР. ßixia, ßiKO^, куда в свою очередь вошло из латинского (Çabej 200б: 254).
Другим предположительным латинизмом среди региональных албанских обозначений вики можно считать mollërë (FEB 2003: 30б) букв. 'яблочки' (по всей вероятности, уподобление по сходству круглых семян внутри стручков) (< mollë 'яблоко' < лат. mälum (Meyer 1891: 285; Orel 1998: 272). Однако был высказан ряд пред-
22 Ср. qepe 'лук' < лат. cipa 'лук', faqe 'щека' < лат. facies 'внешний образ, наружность', qiqer 'горох, горошина' < лат. cicer 'турецкий горох' и др.
23 Можно обратить внимание на ряд фитонимических диалектных композитов по всей видимости с тем же компонентом vigj-, с постоянством встречающимся в номинации 'рябина' (?!): mollevi^eze, vodhevi^e, vollevi^e, vadhe^e, vodhéveg Sorbus aria рябина белая (Mitrushi 1955: 107), vimollevi^e, vodhevi^e (центральная Албания) разновидность рябины Sorbus torminalis (Mitrushi 1955: 106).
положений о том, чтобы считать mollë 'яблоко' исконным албанским образованием или «средиземноморским» реликтом, родственным лат. mälum и др.-греч. ^h^ov (см. по: Orel 1998: 272).
В современном албанском языке в качестве общенародного фитонима VICIA выступает buxhak, buxhak (i zi) (FGSS 1981; FEB 2003: 30б). Этимология слова не совсем ясна. Алб. buxhak может быть турецким заимствованием < тур. burçak 'вика', а также тур. диал. 'горох и различные растения семейства бобовых; чечевица; перен. град' (Севортян 1978: 275). Слово родственно тур. burç 'черный перец; омела' и восходит к тюрк. корню bur 'вить, обвивать' (Севортян 1978: 27б), что мотивационно параллельно лат. vicia < vincïre. Как нам кажется, при этом нельзя отбрасывать возможность влияния и болг. диал. бучак 'растрепанный, взлохмаченный', а также, вероятно, макед. буjак 'чаща, заросли' - здесь имеет место уподобление по внешнему виду зеленой массы с перепутанными и сцепленными друг с другом тонкими стеблями.
Прочие исторические пласты албанской лексики представлены в виде следующих диалектных обозначений данного растения: исконные элементы modhull - в арберешских говорах Калабрии (Scutari 2005: б9), славизмы grashinë, groshëz, groshilë, koçkullë и слово неясного происхождения mozgë (FEB 2003: 30б).
Исконным для НГР. словом, синонимичным вышеуказанным ßma, ßfcoi;, выступает öpoßo^ 'вика', ср. также epeßivöo^ 'Qcer arientinum турецкий горошек' (др.-греч. öpoßo^ 'вика; турецкий горох', ср. нем. Erbse 'горох', среднеирл. orbaind 'зерна') (Младенов 1941: 38б)24.
В РУМ. литературном языке для обозначения Vicia используются два синонима mâzâriche и borceag (СПР 1970: 199). Первое из балкан. субстратн. mâzâre 'горох' с уменьшит. суффиксом -iche, ср. алб. modhull(ë) 'Lathyrus tuberosus чина, вьющийся горошек'; второе южнослав. происхождения, ср. болг. диал. бурчак < тур. burçak 'вика'. В первом слове используется механизм уподобления по внешнему облику другому растению - похожесть плода и семян (ср. рус. аналог 'луговой горох'). Следов лат. vicia, сохранившегося во многих западнороманских языках - итал. vecci, франц.vesce, прованс. vesa, катал. vessa > испан. veza и др. (Meyer-Lübke 1933: 777 № 9308), в румынском нет.
Единственным унаследованным словом латинского происхождения для обозначения вики можно считать рум. диал. linte sâlbaticâ
24 В нгр. диалектах имеются и славянские заимствования для обозначения данного растения: yàpçoç, yypàxovç, ypà/oç , ср. болг. грax (Budziszewska 1991: 14).
букв. 'дикая чечевица' < лат. tens, lentis 'чечевица' + нар. лат. salvaticus < класс.лат. silvaticus 'лесной'.
Среди диалектных наименований растения в дакорумынском (помимо фонетических вариантов вышеописанных лексем - mazäre, mäzäricä, mäzäriche de cîmp, mäzeriche) также много унгаризмов и несколько славизмов25.
АРУМ. vic м.р. 'вика' < нгр. ßixoq (Papahagi 1963: 1108).
В БОЛГ. никаких следов латинского vicia не обнаруживается. Однако само богатство и разнообразие диалектного материала в данном случае останавливает внимание26.
В отличие от словенского, где vika относится к современному литературному языку (СПР 1970: 199), в ХОРВ. vika - редкое областное слово. Обычно в современном СЕРБ. и ХОРВ. языках -грахорица, graorica (sijata) уменьшит. от грах 'горох' (Речник српскохорватског 1962: 616)27.
О ТУР. burçak 'вика', послужившем источником для соответствующих албанских и болгарских слов, см. выше. Что касается его синонима fig, то внешнее сходство и семантическое совпадение с лат. vicia, нем. Wicke (др.в-нем. wiccka), нгр. ß(KO^ и тур. fig привело Младенова к выводу о существовании здесь некоего «арийско-алтайского» корня (Младенов 1941: 661).
25 См. bechen, bicân, bicantau deprimâvarâ, bichen, bichína (Borza 1968: 180) < венг. bükkony 'вика'; bobuçor (слав. боб + уменьш. рум. суффикс. -щог), с прозрачной мотивировкой, связанной опять же с уподоблением плода, и cosita, по своей мотивировке близкое к лат. vicia из vincïre 'обвязывать, обвивать', где подразумевается переплетение тонких стеблей растения.
26 Это исконные славизмы (посевна) глушина, глушина, глушинец (болг. глушина 'плевел, сорняк'), производные от грах 'горох' - граор, граориче, грахориче, грахорица, грахор, греор, а также сухородица и чърнеж (ср. алб. buxhak i zi букв. 'черный горох'); грецизмы калафария (< ?), ров, урон, уров (< нгр. opoPoç 'вика'); турцизмы фий (< тур. fig 'вика'), бурчак (< тур. burçak 'вика) (материал по: Давидов/Явашев 1939: 309, 343).
27 Ср. также прочие диалектные варианты: голубитъи грах, граверка, гракор, граовица, граор, граорица, грах-голубтъак, граховина, граховица, грахор, грахора, грахорица, грахорка, грашак, грашица, грашца, див]и грашак (СимоновиЬ 1959: 497). Иные сербские наименования данного растения (см. там же) также исконно славянские и представляют собой либо уподобления иным растениям, либо лексические неразличения внутри одного семантического микрополя смежных фитонимов: ланик (уменьшит. от лан 'лен' = 'дикий лен'), куколь ('куколь', сорное полевое растение), дренчек (связ. с корнем дрен 'кизил', отсюда производные дреник 'заросли кизила', дреча 'чаща', т. е. уподобление по признаку переплетения, запутанности стеблей) и др.
Лат. vicia сохранилось на диаметрально противоположных концах Балкан: на севере в албанских гегских и хорватских говорах и на юге - в новогреческом языке. При этом в новогреческом - это один из членов синонимического ряда, представленного исконными греческими словами. В арумынский лексема проникла опосредованно через новогреческий.
PLANTÀGO
Латинское название подорожника plantago, inis, возможно, образовано от planta, ae 'стопа, подошва' якобы по признаку сходства листьев со ступней человека (Emout, Meillet 1939: 512). Вошло во все романские языки: итал. piantaggine, испан. llanten, франц. plantain и др. (Meyer-Lubke 1932: 546 №6577). Хорошо сохранилось и в дакорумынском: литер. pâtlâginâ, диал. patlaginâu и мн. др.28 Кроме того в румынском наблюдается большое разнообразие поздних народных метафорических названий подорожника, использующих ключевые понятия: а. «язык (быка, овцы, жеребенка)» по внешнему подобию листьев с языком животного, б. «мать (дождя леса)», в. «трава ( дорожная, большая)», г. «семечки, семена» и др.2
Имеющиеся в нашем распоряжении источники не дали лексических сведений по данному фитониму в других балканороманских языках.
В АЛБ. данного латинизма вообще нет. Все виды Plantago в алб. - это gjethedell букв. 'листья жилы, жилистые листья, листья с жилами', а также диал. fletë delli 'жилистый лист', bar delli 'жилистая трава', lap'delli 'жилистый лопух', dejç, dejza - суф. произв. от 'жила', букв. 'жильник' (FEB 2003: 222-223; Dictionary of weeds 1987: 181). Все наименования растения основаны на ярком признаке - крепких, легко отделяемых прожилках листа.
В НГР. также не обнаруживаем следов лат. plantago. Имеются соответствующие исконные греческие фитонимы apvoy^rnccov и nevxaveupo (Dictionary of weeds 1987: 180; Carnoy 1959: 38, 207). Первый очень древний фитоним, восходящий еще к Теофрасту, имеет сходную с дакорумынской внутреннюю форму 'овечий язык' (apvo- 'овечий') (Carnoy 1959: 38). Второй фитоним по образности и мотивировке близок албанскому, где nevxa - 'пяти-', а veupov 'волокно, жилка', т. е. 'пятижильный'. 'многожильный'. Обнаруженный фитоним ^eiZpv (?) (Иоаннидис 1966: 488) остается неясным по происхождению.
28 См. рум. диал. plätäginä, palaginä, parlaginä, patlagea, patlagine,
pärlaghie, batlaginä (Borza 1968: 132). 9 Подробнее материал изложен: Домосилецкая 2008: 141.
Ни один из БОЛГ. диалектов также не обнаруживает даже следов рефлекса лат. plantägo. Не вдаваясь в перечисление всего многообразия диалектного болгарского и македонского материала, остановимся только на важной для балканского ареала параллели -мотивировке 'жила' (ср. алб. gjethedell и под.): жиловлек и под.30, а также петрожилка и даже пятижили (ср. нгр. nevxáveupo!) (Давидов, Явашев 1939: 239). То же относится и к СЕРБ./ХОРВ. многочисленным наименованиям подорожника. См. литер. боква, бокви-ца31 (< бок (дороги), trputac. Опять-таки отметим лишь те наименования данной травы, которые важны для описания единой балканской «картины мира»: жилник, жилпак, жилак, жиловлак (все связаны с корнем жил-, ср. алб., нгр., болг.), jаwehи je^rn, jапчeв jeзик 'ягнячий язык' (ср. рум., нгр.) (СимоновиЙ 1959: 361-362).
В ТУР. sinir otu, где sinir 'граница', а otu 'трава', т. е. 'пограничная трава, трава, растущая по границам, по бокам (дороги)', что может вполне соответствовать по внутренней форме серб. боква, боквица.
Несомненными балканизмами при назывании подорожника можно считать:
1. мотивировку «язык (какого-либо домашнего животного)» -румынский, новогреческий, сербский, хорватский;
2. мотивировку «жила» - албанский, новогреческий, болгарский, сербский, хорватский.
Таким образом, сама лат. лексема plantägo, inis сохранилась только в одном языке Балкан - дако-румынском, а ее внутренняя форма, якобы основанная на уподоблении листьев со стопой, не нашла отражения ни в одном из балканских языков и диалектов. Все разнообразие балканских мотивировок, причем вполне логичных и оправданных («жила», «язык», «дорога, путь», «бок», «граница» и др.), наводит на мысль о неправомерности сближения лат. plantägo с лат. planta, ae 'стопа, подошва', тем более что реального внешнего уподобления по форме здесь никак нельзя усмотреть. Можно скорее предположить мотивационную связь с другим существительным-омонимом planta, ae 'саженец, привой, рассада, растение'. См. сюда же plantäria 'побеги, отростки, черенки', plantiger 'проросший молодыми побегами', planto, -äre 'разводить черенками, рассаживать' (OLD 1983: 1387).32
30
См. также жиловлак, жилавец, жиловец, жиловник, жиловрат, жилоглав.
31 а также диал. бокавац, буквица, буковац.
32 Прим. члена редколлегии А. В. Грошевой. Автор статьи подвергает критике точку зрения Эрну и Мейе (Эрну-Мейе 1939: 512) об образовании фитонима plantago, inis f. 'подорожник' от planta, ae f. 'стопа, подошва'
Естественно, столь небольшой объем проанализированных фитонимов латинского происхождения не может подвести к исчерпывающим выводам о степени включенности латинской лексики в народную ботаническую терминологию народов Балканского полуострова. Однако предварительные выводы очевидны.
В своей фундаментальной работе «Лексика албанского языка латинского происхождения в сопоставлении с румынской» К. Вэтэшэску (Vátá§escu 1997) на стр. 152-188 «Растительный мир» публикует исчерпывающий список в 184 латинизма с параллельным кратким анализом их дальнейшей судьбы в восточнороманских языках и албанском. Оказалось, что только 50 латинизмов представлены как в албанском, так и восточнороманском (например, salix, salicis 'ива, верба' - алб. shelk, shelg - рум. salce, salca). В нашей работе к такой группе латинских фитонимов относится только FRAXINUS ясень. По Вэтэшеску, немного больше случаев, когда латинизм прочно осел в албанском, при полном отсутствии его следов в восточнороманских языках - 58 (например, *medicaster
(по признаку сходства листьев этого растения со стопой ноги) на том основании, что, во-первых, «реального внешнего уподобления по форме здесь никак нельзя усмотреть» (с. 213), а, во-вторых, что предложенная Эрну и Мейе мотивировка названия подорожника «не нашла отражения ни в одном из балканских языков и диалектов» (там же). Предлагаемая же автором статьи мотивационная связь plantago с омонимом planta2 в значении 'саженец, привой, рассада, растение' не может быть принята по нескольким соображениям: 1. planta2 является отглагольным субстантивом от planto 'уминать землю ногой' > 'вдавливать побеги, сажать', 2. planta2 не указывает на какую-либо характерную черту (или признак) подорожника; это общее, широкое название, подходящее для любого вида растения, в отличие от тех «народных» названий подорожника, возникших в балканских языках и отличающих одну из характерных особенностей этого растения - либо по его внешнему виду или по месту произрастания.
Именно ознакомление со всем разнообразием названий подорожника в балканских языках, с мотивировкой этих названий, навело на мысль, что сближение фитонимаplantago с planta1 ' стопа, подошва' не следует отвергать как неправомерное. Надо только попытаться дать ему правильное истолкование. Возможно, дело не в форме листьев отдельных видов подорожника, напоминающих подошву ноги, а в том, что подорожник растет по границам, по бокам дороги (ср. серб.-хорв. и тур. наименования, а также рус. подорожник), где его топчут прохожие, он растет под ногами. Именно место произрастния этой травы как один из ее характерных признаков могло быть использовано для ее названия. Покрепление этой мотивировки заключается в том, что и обозначение 'саженца' -planta2 обусловлено способом посадки - землю вокруг него утаптывали ногами. Лат. pes 'нога' в метафорическом значении также употреблялось в значении 'саженец', 'рассада'. Подробно о planta см. Грошева 2002.
'шалфей' < medicus - алб. mëgashtër 'шалфей' - в востром. нет). В нашей работе четыре фитонима подобного типа. Это PHASEOLUS фасоль, (QUERCUS) ROBUR дуб обыкновенный или летний, RUTA рута и VICIA вика, горошек посевной, т. е. если данные лексемы и представлены в восточнороманском, то только как поздние заимствования из новогреческого или книжная лексика, «культурное заимствование». И наконец, большим числом, по свидетельству Вэтэшеску, представлены латинизмы, полностью отсутствующие в албанском, но осевшие в восточнороманских языках - 76 (например, ulmus 'вяз' - рум. ulm 'вяз' - алб. нет). В нашей работе это только один латинизм PLANTAGO.
Что касается греческого, то из нашего фитонимического набора два латинизма прочно закрепились в нем - это qipà^oç (< FRAXINUS) и PiKÍa, Pîkoç (< VICIA). Прочие наименования растений - исконные грецизмы. Лишь в одном из периферийных диалектных наименований сосны pó^no^o можно усмотреть заимствование из албанского или арумынского, восходящее в конечном итоге к лат. ROBUR.
Балканославянский материал в нашем исследовании предоставил единственное подтверждение позднелатинско-раннеславянских языковых контактов - это хорват. диал. и словен. литер. vika. Встречающиеся в славянских языках рефлексы лат. RUTA - это позднее книжное европейское (немецкое) влияние (словенский, хорватский, сербский).
Из всех шести описанных латинизмов-фитонимов лишь один -ROBUR - можно считать балканизмом, не представленным в западнороманских языках.
Литература
Большая советская энциклопедия. Т. 11. М., 1973; Т. 15. М., 1974 (= БСЭ). Български етимологичен речник. Сост. Вл. Георгиев. И. Дуриданов.
Свезка IV. София, 1965. (Сокращ. БЕР) Грошева А. В. Индоевропейское наследие в латинских названиях деревьев // Сборник статей к 70-летию со дня рождения профессора Л. Г. Герценберга. СПб.: Наука, 2005. С. 252-272. Грошева А.В. Роль метафоры в латинской ботанической терминологии и номенклатуре // Colloquia classica et indogermanica. III. Классическая филология и индоевропейское языкознание. СПб., 2002. С. 253-282. Давидовъ Б., Явашевъ А. Материали за български ботаниченъ речникъ. София, 1939.
Десницкая А. В. К изучению латинских элементов в лексике балканских языков // Romano-Balcanica (Вопросы адаптации латинского языкового элемента в балканском ареале). Л.: Наука, 1987. С. 3-36.
Домосилецкая М. В. Латинская фитонимия в балканских языках и диалектах // Индоевропейское языкознание и классическая филология -XII. Материалы чтений, посвященных памяти профессора Иосифа Моисеевича Тронского. 23-25 июня 2008 г. СПб., 2008. С. 139-146.
Жизнь растений. Т. 5 (1). М., 1980; Т. 5 (2). М., 1981; Т.6. М., 1982.
Иоаннидис А. А. Русско-новогреческий словарь. М., 1966.
Милев А. Латинските имена в българския език // Български език. 1957. Т. 7. Кн. 1. С. 54-66.
Младенов Ст. Етимологически и правописен речник на българския книжовен език. София, 1941.
Новак Ф. Иллюстрированная энциклопедия растений. Прага, 1985.
Речник на българския език. София, 1977-2000.
Речник српскохорватског книжевног и народног jезика. Т. 2. Београд, 1962.
Русаков А. Ю. К вопросу о фонетической адаптации латинской лексики в албанском языке // Romano-Balcanica (Вопросы адаптации латинского языкового элемента в балканском ареале). Л.: Наука, 1987. С. 127-144.
Севортян Э. В. Этимологический словарь тюркских языков. Т. 2. (В). М., 1978; Т. 7. (М-Н П-С). М., 2003.
Симкин В. Ясень // Химия и жизнь. 1982. № 7. С. 44-46.
СимоновиЬ Др. Ботанички речник. Имена бишака. Београд, 1959
Словарь полезных растений на двадцати европейских языках. М., 1970. (Сокращ. СПР)
Скурт дикционар этимоложик ал лимбий молдовенешть. Кишинэу, 1978.
Цивьян Т. В. Заметки по балто-балканскому мифологическому гербарию: РУТА // Балто-славянские исследования - 1987. М., 1989. С. 69-72.
Borza Al. Dictionar etnobotanic. Bucureçti, 1968.
Budziszewska W. Zapozyczenia slowiañskie w dialektach nowogreckich. Warszawa, 1991.
Butura V. Enciclopedie de etnobotanica româneasca. Bucureçti, 1979.
Çabej E. Studime etimologjike në fushë të shqipes. Bleu iV. DH-J. Tiranë, 1996; Bleu VI. N-RR. Tiranë, 2002; Bleu VII. S-ZH. Tiranë, 2006.
Çabej E. Studime gjuhësore. II. Studime etimologjike në fushë të shqipes. P-ZH. Prishtinë, 1976.
Carnoy A. Dictionnaire étymologique des noms grecs de plantes. Louvain, 1959.
Chantraine P. Dictionnaire étymologique de la langue grecque. T. III. Paris, 1974.
Dictionarul limbii romîne moderne. Burureçti, 1958. (сокращ DLRM)
Dictionary of weeds of Eastern Europe: Their common names and importance. Amsterdam etc., 1987.
Ernout A. Le vocabulaire botanique latin // Philologica III. Études et commentaries 59. Paris, 1965. P. 125-150.
Ernout A., Meillet A. Dictionnaire étymologique de la langue latine. Paris, 1939.
Fjalor i emrave të bimëve: Dictionary of plant names. Tiranë; Prishtinë, 2003. (Сокращ. FEB)
M. B. ^Mocune^ax
Fjalor i gjuhes se sotme shqipe. V. I-II. Prishtine, 1981. (CoKpa^. FGSS) Frisk H. Griechisches Etymologisches Wörterbuch. Bd. II. Heidelberg, 1970. Haarmann H. Der lateinische Lehnwortschatz im Albanischen. Hamburg, 1972. Holiolcev Ch. Sprachgeoraphische Betrachtungen über die Terminologie der Kulturpflanzen in der Balkansprachen // Zeitschrift für Balkanologie. Jg. XV. 1979. S. 40-50. Meyer G. Etymologisches Wörterbuch der albanesischen Sprache. Strassburg, 1891.
Meyer-Lübke W. Romanisches etymologisches Wörterbuch. Lfr. 9, 10.
Heidelberg, 1932; Lfr. 13. 1933. Mihäescu H. La langue latine dans le Sud-Est de l'Europe. Bucareste; Paris, 1978.
Mihäescu H. La romanite dans le sud-est de l'Europe. Bucure^ti, 1993. Miklosich Fr. Albanische Forschungen. II. Die romanischen Elemente im Albanischen // Denkschriften der Wiener Akademie. Phil.-hist. Cl. XX. Wien, 1871.
Mitrushi I. Druret e shkurret e Shqiperise. Tirane, 1955. Orel Vl. Albanian Etymological Dictionary. Leiden; Boston; Köln, 1998. Oxford Latin Dictionary. Ed. By P. G. W. Glare. Oxford, 1983 (coKpa^. OLD). Papahagi T. Dictionarul dialectului aromin general §i etimologic. Bucure^ti, 1963.
Pu^cariu S. Etymologisches Wörterbuch der rumänischen Sprache. Bd. I.
Lateinisches Element. Heidelberg, 1905. Scutari P. I nomi delle piante nella comunita albanese del Pollino lucano.
Universita della Calabria, 2005. Sejdiu Sh. ^eshtje te onomasiologjise fitonimike romane dhe ballkanike. Prishtine, 1989.
Skok P. Etimologijski rjecnik hrvatskoga ili srpskoga jezika. Knj. I, III. Zagreb, 1971, 1974.
Slovar slovenskega knijiznega jezika. T. IV. Ljubljana, 1985. Vätä^escu C. Vocabularul de origine latinä din limba albanezä in comparatie cu romanä. Burure^ti, 1997.
'AvSpirorn N. 'Exu^o^oyiKo ^E^VKO xn? KOIV^? vso£^^nviKn?. ©scaa^oviKn, 1967.
