УДК 94
ПЕРВЫЕ АМЕРИКАНСКИЕ ОЦЕНКИ НАЦИСТСКОГО РЕЖИМА В ГЕРМАНИИ
© Илья Юрьевич Синевский
Тамбовский государственный университет им. Г.Р. Державина, г. Тамбов, Россия, аспирант кафедры всеобщей истории, e-mail: [email protected]
Эта статья повествует о первой реакции американских правящих кругов на приход к власти в Германии Адольфа Гитлера, о влиянии «Нового курса» Рузвельта и политики изоляционизма на отношения с Германией.
Ключевые слова: Рузвельт; США; Германия; изоляционизм; внешняя политика.
В 30-е гг. XX в., с возникновением очагов мировой войны, возрастала международная напряженность, то и дело создавались кризисные ситуации. Политика, дипломатия, военно-стратегические соображения в этих условиях привлекали всеобщее внимание. Движущие силы и основные факторы внешней политики США 30-х гг. XX в. следует искать в политике нейтралитета, являющегося продолжением внутренней политики: в экономической депрессии, в обострении социальных проблем, в поисках идеологических ориентиров.
США проводили политику невмешательства в европейские дела. В Вашингтоне были недовольны итогами Первой мировой войны, Версальской системой послевоенного устройства мира. США, опираясь на экономический потенциал, настойчиво искали пути расширения сфер влияния, создания благоприятных условий для инвестиций и внешней торговли. В ослаблении своих конкурентов они видели возможность достижения своих целей. Изоляционизм, связанный в определенной мере и с географическим положением США, был рассчитан на выжидание благоприятного момента для их реализации [1].
Говоря о внешнеполитическом курсе и дипломатии Ф.Д. Рузвельта в предвоенный период, логично привести то место из его инаугурационной речи 4 марта 1933 г., в которой он коснулся данного вопроса. Именно коснулся, потому что основное ее содержание было посвящено внутренним проблемам, это диктовалось самой обстановкой. Кому-то могло даже показаться, что президент протягивает руку «изоляционистам» и открещивается от тех идей, которые были высказаны
им в статье 1928 г. Рузвельт говорил: «Наши международные торговые отношения, хотя и являются важными, тем не менее, принимая во внимание возникшую ситуацию, они имеют второстепенное значение рядом с вопросом о путях создания крепкой национальной экономики. В основу своего подхода к решению практических вопросов я положил принцип первоочередности. Я сделаю все, чтобы восстановить мировую торговлю путем международной экономической перестройки, но чрезвычайная ситуация, с которой мы сталкиваемся внутри страны, не может ждать, пока мы добьемся результатов в этой области» [2].
Для эффективного решения международных проблем Ф.Д. Рузвельт назначил в феврале 1933 г. государственным секретарем Корделла Хэлла, который прошел все ступе -ни государственной служебной лестницы. Кроме того, Хэлл импонировал ему верой в конечное торжество Америки как мировой экономической державы. Рузвельт привлек в сферу внешней политики людей из разных слоев общества. Его внешнеполитические поручения выполняли наряду с профессиональными дипломатами представители академических кругов, военные, богатые спонсоры предвыборных кампаний, журналисты и попросту старые друзья. Но при внимательном знакомстве становится понятным выбор того или иного участника большой дипломатической игры. Как отмечает в своей монографии А.И. Уткин, ссылаясь на американского историка Р. Даллека, в каждом назначении видны черты рузвельтовского замысла. Либеральный историк У. Додд в Берлине должен был символизировать неприятие Америкой нацистской политики. В мо-
мент отправки Додда в Берлин у Рузвельта, по большому счету, не было сформированного мнения относительно прихода к власти Гитлера, а первые депеши Додда были достаточно оптимистичны. Посол не сразу почувствовал опасность нацистского режима. Веря в личную дипломатию, Рузвельт очень полагался на свой опыт и искусство импровизации. Уже в марте 1933 г. он предложил англичанам свой визит в Лондон, хотя было очевидно, что на этой стадии у американской стороны не было приемлемых дипломатических предложений. В Европе относились к американской дипломатии без особого пиетета. В 1933 г. Муссолини спросили об американской внешней политике. Он ответил: «У Америки нет политики». С точки зрения диктатора в стране гангстеров ее и не могло быть. При всем том дуче был недалек от истины. Большой мировой политики у США действительно не было. Рузвельт не поддержал идеи вступления США в Лигу Наций, где доминировали Франция и Англия. Более того, США в 1933 г. нанесли решающий удар по идее созыва Международной валютной конференции [2, с. 37].
Верные помощники Рузвельта во внутренних преобразованиях - сенаторы У. Бора из Айдахо, Б. Каттинг из Нью-Мексико, Л. Фрейзиер и Дж. Най из Северной Дакоты, X. Джонсон из Калифорнии и Р. Лафоллет из Висконсина - были категорическими противниками формирования мировой дипломатии. Они боялись вторжения на международную арену, их страшило противодействие мощным европейским державам, они опасались резких внутренних потрясений в США вследствие милитаризации страны. Длительное время в американских правящих кругах (правительстве и конгрессе) существовали группировки изоляционистов - сторонников «невовлечения» (попеп1а^1етеп1;) в дела Европы, влияние которых преобладало в домонополистическую эпоху, и антиизоляционистов, с начала XX в. окончательно расколовшихся на интернационалистов и экспансионистов.
Изоляционистская идея невовлечения в дела Европы была дополнением доктрины Монро - идеи ограничения влияния европейских держав в Западном полушарии. Эти взаимосвязанные идеи, словно «сиамские близнецы», длительное время доминировали
во внешней политике США, история которых носит на себе печать соперничества с Европой.
Ряд благоприятных для Соединенных Штатов естественно-исторических условий позволил им проводить в XIX в. и даже в XX в. внешнюю политику, не связывая себя до поры до времени союзами с другими странами. Для США изоляционистская политика была выгодной. Европейские государства, в частности, не смогли помешать их территориальной и экономической экспансии в Западном полушарии. Это создавало гипертрофированное представление об изоляционизме как извечном здравом начале американской истории [3]. Возникнув как политико-дипломатический принцип, изоляционизм перерос затем в специфически американское явление, которое характеризовало подход страны к внешнему, «неамериканскому» миру.
В изоляционизме межвоенного периода нашла отражение унаследованная от прошлого идея «предопределения судьбы», националистическая вера в уникальность «американской демократии», «избранность» Америки, в ее всемирную миссию. Словом, изоляционизм проявлял себя как идеология «американской исключительности». Неслучайно в межвоенные годы в Соединенных Штатах получили заметное распространение настроения «стопроцентного американизма», воздействовавшие на умы простых людей в противоположном от интернационализма направлении [3, с. 17].
Курс американских «изоляционистов» объективно не расходился с политикой Англии и Франции и был на руку агрессорам. Единственное различие состояло в том, что «изоляционисты» стремились обеспечить полную самостоятельность американской внешней политики даже от своих английских и французских единомышленников. Где был Рузвельт? Он не мог не считаться с подъемом «изоляционистских» настроений в Соединенных Штатах. Президент шел за «изоляционистами», хотя в частных беседах отмежевывался от их образа действия. Известно, что Ф. Рузвельт с первых месяцев своего президентства стоял за укрепление вооруженных сил США, в основном флота. Но когда в 1934 г. поступили предложения провести неделю национальной обороны в стране, он отверг их без объяснений [4].
В 1933-1938 гг. Рузвельт не видел реальной возможности вклиниться в европейскую политику. Мир, в котором Франклин Рузвельт начал с 4 марта 1933 г. представлять США, был бурным и быстро меняющимся. Европа еще оставалась средоточием главной военной и промышленной мощи, но ее составные части все более антагонизиро-вали друг друга. Основная угроза европейскому миру с января 1933 г. стала исходить от Германии во главе с канцлером Гитлером. Соседи Германии справедливо опасались роста германского могущества. Оборачиваясь к Европе, Рузвельт видел все большее ожесточение Германии, стремящейся к «равенству» в вооружениях со своими соседями. Франция, полная самых мрачных предчувствий, хотела иметь гарантии своей безопасности. Англичане, занятые укреплением внут-риимперских связей, требовали общего европейского разоружения (по крайней мере ограничений на те виды оружия, которое они называли наступательным) [2, с. 40].
К Рузвельту уже весной 1933 г. поступала информация, что Германия, превратившаяся из веймарской республики в третий рейх, проявляет намерения встать на путь перевооружения. Закулисные сведения были самым громким образом подтверждены 16 мая 1933 г., когда канцлер Гитлер провозгласил эту цель перед рейхстагом [1, с. 24-25].
Когда в октябре 1933 г. Германия покинула Лигу Наций, США не могли выразить своего отношения к этому шагу на пути внутриевропейского ожесточения. Они, помимо прочего, не могли осуждать первый демонстративный жест нацистской Германии ввиду того, что сами не являлись членом Лиги. В качестве реакции на действия немцев государственный секретарь К. Хэлл телеграфировал американскому наблюдателю в Лиге Наций Н. Дэвису, что в США «широкое возмущение гитлеровским правительством совмещается с единодушным мнением, что мы не должны позволить себе вовлечения в европейское политическое развитие». Эти слова Хэлла, считает А.И. Уткин, можно определить как главную черту американской внешней политики первого пятилетия пребывания Рузвельта у власти. Вопрос о провозглашении нейтралитета США в войнах между другими странами рассматривался еще в конце президентства Герберта К. Гуве-
ра. Кроме того, после заключения пакта Бриана-Келлога в 1928 г. в конгресс неоднократно вносились предложения об эмбарго (запрете) на экспорт американского оружия в воюющие страны. Активизация антивоенного движения в связи с японским захватом Маньчжурии и приходом к власти Гитлера привела к тому, что идеей нейтралитета и эмбарго на экспорт оружия заинтересовались [5].
Следует отметить, что, несмотря на неясность того, как реагировать на приход Гитлера к власти, первая реакция со стороны Белого дома и общественности была достаточно оптимистичной. В течение весны и в начале лета 1933 г. перспективы казались радужными. Когда посол Додд прибыл в Берлин 13 июля, он обнаружил что немцы «выглядят очень дружественными». Два дня спустя он был представлен Константину фон Нейрату, министру иностранных дел, который показался Додду очень приятным человеком. Через некоторое время Додд был приглашен на завтрак к Фюреру для обсуждения отношений между США и Германией. Додд положительно оценил этот дружественный жест. В одной из депеш К. Хэллу он охарактеризовал нацистскую партию как партию, которая посвятит все будущие усилия «законной и конструктивной работе» [6].
Эти благоприятные оценки были повторены лордом Раземером, чья оценка нацистской Германии была выражена в самом дружественном тоне: «Германия нашла лидера, который может объединить все слои немецкого народа и возродить немецкий дух». В немецких газетах печатались отзывы посетивших Германию американских чиновников, которые тоже смотрели на ситуацию весьма оптимистично, отмечая что в Германии складывается общество, открытое с социальной, культурной и политической стороны [6, р. 265-266].
12 августа 1933 г. Додд послал президенту Рузвельту письмо с описанием ситуации в Европе. В письме были отмечены острые разногласия между Германией и Великобританией по проблеме разоружения. Ситуация была настолько напряженной, что британский военный атташе в Берлине сообщил о своей недавней беседе с Уинстоном Черчиллем и о том, что их правительство готово по требованию Франции применить самые жесткие меры в отношении Германии. Но Додд
не хотел брать на себя ответственность за свои собственные суждения. Он консультировался с британским поверенным в делах о том, что конкретно собираются делать правительства Великобритании и Франции. Поскольку по вопросам европейской политики Рузвельт, по большому счету, шел в фарватере Уайт-холла, то своими действиями Додд еще сильнее привязывал Рузвельта к политике Великобритании [6, р. 267-268].
Первым, кто правильно оценил ситуацию в Германии и в Европе в целом, был генеральный консул в Берлине Джордж С. Мес-серсмит, который еще с 1930 г. часто сообщал Госдепартаменту об угрозе нацистского режима. Д. Мессерсмит в письме от 26 июня 1933 г. заместителю госсекретаря Филиппсу писал, что Соединенные Штаты должны быть чрезвычайно осторожными в своих деловых отношениях с Германией. Он сообщил, что некоторые из лидеров нацистской партии были неуравновешенными личностями, а действительно стоящие люди вынуждены подчиняться распоряжениям своих неуравновешенных начальников. Генеральный консул сообщил далее, что в Германии растут милитаристские настроения, что всюду были замечены тренировки по гражданской обороне, охватившие детей в возрасте 5-6 лет и людей среднего возраста. Эти люди уверены, что весь мир против Германии, а сама Германия беззащитна и что война с соседними странами может начаться в любой момент. Мессерсмит подчеркнул, что Германия идет в направлении, опасном для мира. Он считал, что в то время как Германия пытается показать свою приверженность делу мира, это ни в коем случае не мирная страна или одно нетерпеливое ожидание длительного периода мира; то, что немецкое правительство и его сторонники желали мира только потому, что они нуждались в мире, чтобы осуществить изменения внутри Германии. То, к чему они готовили свою страну, должно было сделать Германию самой боеспособной страной, которая когда-либо существовала [7].
Судя по отсутствию реакции со стороны Белого дома, подобные предупреждения не были восприняты всерьез. Первые тревожные звонки о положении дел в Германии стали звучать в Белом доме в 1934 г. Встревожили чиновников в США финансовые проблемы. Боязнь того, что внутренние пробле-
мы Германии могут отразиться на финансовой деятельности американских банкиров, имеющих интересы в Германии. Именно с этой стороны была расценена чистка нацисткой партии. К. Хэлл отказался брать в расчет тревожные факты в Германии: он был настроен нажать на нацистское правительство при помощи финансовых обязательств, но именно финансовая сторона отношений между Германией и США волновала его больше всего. Финансовый вопрос был главным и для Додда. В своей депеше от 21 июля 1934 г. он, уже не в первый раз, указывал на то, что ситуация в Германии наиболее нестабильна и опасна. Додд отметил, что банкирам из Нью-Йорка ужасно неудобно, потому что неясен вопрос с выдачей краткосрочных кредитов. Банкиры из США и Англии думают, что крупные частные корпорации, такие как Сименс, потребуют право перезаключить сделки. И только после комментариев финансовоэкономической ситуации Додд отмечает, что в ходе чистки партии было убито гораздо больше людей, чем указывает министерство пропаганды Германии. Тысячи находятся в тюрьмах, хотя газеты об этом ничего не печатают [8].
12 июля 1934 г. один из разработчиков национального закона о восстановлении индустрии генерал Хью С. Джонсон выступил с речью, в которой он энергично раскритиковал Гитлера за то, что тот разрешил убийства, которые сопровождали чистку партийных рядов 30 июня. Германия отреагировала на это высылкой из страны репортера Синклер Льюис (Дороти Томпсон). 24 августа г-жа Льюис зашла в американское посольство для беседы с Доддом. После ее возвращения в отель она позвонила в посольство, чтобы сообщить, что она только что получила приказ от тайной полиции уехать из Германия в течение двадцати четырех часов. Ее вина заключалась в том, что двумя годами ранее она написала несколько статей, в которых критически отзывалась о Гитлере. Додд приложил все усилия, чтобы предотвратить изгнание г-жи Льюис, но его усилия были напрасны. Возмущенный этим действием нацистского правительства он послал телеграмму в Госдепартамент с вопросом относительно позиции правительства США в отношении изгнания нежелательных иностранцев из Соединенных Штатов. Ему быстро сообщили, что
американское правительство всегда считало, что изгнание нежелательных иностранцев из Америки является суверенным правом США, но никакой поддержки Додд так и не получил [6, р. 292]. Из этого можно сделать вывод, что, несмотря на всю тревогу Додда и озабоченность политиков Великобритании и Франции, США не спешили принимать какие либо меры, плохо ориентируясь в ситуации внутри Европы и Германии в частности.
Парадоксально, но реакция общественных организаций в США была более «живой». Общественные группы и слои вовлекались в антивоенно-антифашистскую борьбу. Активности масс способствовали кампания за расследование военной промышленности и распространение антивоенной литературы. Отношение к войнам и конфликтам за рубежом становилось проблемой дня. В поисках решения этой проблемы многие американцы обратились к формуле нейтралитета. Одним он казался отвечавшим традициям изоляционизма и духу «доктрины Монро»: «Мы не вмешиваемся в дела Европы, а европейцы — в наши». Другие полагали, что своим примером Соединенные Штаты будут способствовать локализации назревавших конфликтов, а тем самым и сохранению всеобщего мира. Третьи хотели таким путем попытаться отгородиться от внешнего мира. Большинство сходилось на том, что американский нейтралитет явится позитивным фактором в международных отношениях. Профессор Чарлз Г. Фенвик, придерживавшийся интернационалистских взглядов, характеризовал эти настроения как «культ нейтралитета» [5].
Одной из организаций, составлявших изоляционистское крыло антивоенного движения, был Национальный совет за предотвращение войны. Правда в октябре 1934 г. совет принял резолюцию против нейтралитета и за сотрудничество США с другими странами для предотвращения войны. Но в мае 1935 г. глава совета и редактор его органа «Пис экшн» Фредерик Дж. Либби выступил с поддержкой проекта закона о нейтралитете сенаторов Ная, Кларка и Маверика, объясняя изменение своей позиции ростом угрозы войны в Европе и продолжавшейся пассивностью американского народа в деле
поддержки коллективной безопасности [5, с. 70-71].
Следует отметить, что в начале 30-х гг. XX в. приоритетным направлением внешней политики США было дальневосточное, поэтому взгляды вашингтонского правительства во многом определялись донесениями посла США в Японии Дж. Грю. 27 января 1933 г. он пишет в дневнике, что с политической точки зрения оккупация Маньчжурии японцами принесла много преимуществ. Созданное и управляемое японцами на северо-востоке Китая марионеточное государство Мань-чжоу-Го будет служить бастионом на пути большевизма. Через три дня с той же задачей поставить заслон «на пути большевизма» в Германии встал Гитлер [2, с. 42-43].
Начиная с 1933 г., года первой инаугурации, и до 1941 г., когда японцы своим нападением на Пирл-Харбор не оставили США альтернативы, был периодом борьбы Рузвельта против большинства в правящем классе. Это большинство считало, что для Америки опасно выходить с новыми попытками самоутверждения, что в результате США будут, как и во время Парижской мирной конференции, отброшены назад, что новые Клемансо и Ллойд Джорджи объединятся против Америки, снова поставят ее на место. «Доктрина Монро» казалась панацеей в международной политике.
1. Севостьянов Г.Н. Европейский кризис и позиция США, 1938-1939. М., 1992. С. 364.
2. Уткин А.И. Дипломатия Франклина Рузвельта. Свердловск, 1990. C. 35.
3. Наджафов Д.Г. Нейтралитет США, 19351941 гг. М., 1990. С. 16.
4. Яковлев Н.Н. Франклин Рузвельт: человек и политик. М., 1981. С. 204.
5. Наджафов Д.Г. Народ США - против войны и фашизма (1933-1939 гг.). М., 1968. С. 69.
6. Back Door to War: The Roosevelt Foreign Policy, 1933-1941. Westport, 1952. P. 264.
7. Peace and War. United States foreign policy, 1931-1941. Washington, 1943. P. 13-14.
8. Foreign Relations of the United States. Diplomatic papers. 1934. Washington, 1951. V. 2. P. 240.
Поступила в редакцию 7.02.2011 г.
UDC 94
FIRST AMERICAN ESTIMATIONS OF NAZI REGIME IN GERMANY
Ilya Yuryevich Sinevskiy, Tambov State University named after G.R. Derzhavin, Tambov, Russia, Post-graduate Student of General History Department, e-mail: [email protected]
This article is about the first reaction of the American authorities to Adolf Hitler’s coming to power in Germany, about the influence of Roosevelt’s “New Deal” and isolationism politics on relations with Germany.
Key words: Roosevelt; USA; Germany; isolationism; foreign policy.