CC BY
68
УДК 392.34(-511.1)
Е. В. Колчина
ОТРАЖЕНИЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЙ ОБ ИДЕАЛЬНОМ ОБЛИКЕ ЧЕЛОВЕКА В ТРАДИЦИОННОЙ КУКЛЕ КОМИ
(на материале коллекции РЭМ)
Внешний облик человека — один из важных этноидентификационных аспектов, поскольку визуальные характеристики позволяют выстраивать оппозиции различного таксономического уровня, а именно не только «свой — чужой», но и «свой красивый — свой некрасивый». Речь идет, с одной стороны, о вербализированной красоте, которая может быть описана, и, с другой стороны, об образе красоты, который не может быть выражен словами. Существует определенный визуальный ряд, соотносящийся с вербальным планом, но не сводящийся к нему. Сложившиеся представления об обыденной красоте достаточно устойчивы и отражают некоторые этнические стереотипы в вопросах предпочтительности. Поэтому стремление человека к созданию идеального образа было вовсе не иллюзорно, а вполне конкретно.
Цель данной публикации — показать механизм создания этнически обусловленного идеального образа человека на ранних этапах процесса социализации. Для раскрытия темы привлечены собственные полевые исследования автора, а также группа этнографических памятников из коллекционного собрания Российского этнографического музея.
В традиционном обществе, в частности у народов коми в конце XIX —начале ХХ в., стремление создать идеальный образ человека находило свое отражение на каждом этапе социализации детей. Для перенотального периода важнейшим являлось соблюдение беременной определенных запретов, чтобы младенец родился здоровым, не имел физических недостатков, а также непривлекательных с точки зрения традиционных эстетических представлений черт внешности. На этапе неонатальном и вплоть до 3-5летнего возраста облик ребенка мог корректироваться с помощью так называемой правки — своеобразного массажа, направленного на придание телу правильных (красивых) пропорций. Эти действия сопровождались речевыми формулами, позволяющими соотносить характер воздействия и ожидаемый результат, который словесно закреплялся, как правило, в форме эпитета. Следует помнить, что такие представления достаточно условно соотносятся с понятием красоты, так как подобные метафоры традиционны. Внешние данные человека часто сравнивались с природными объектами. Существовали устойчивые архетипические предпочтения в представлениях о красоте окружающего мира. Образы солнца, белого снега, высокого дерева или красной ягоды, мягкого меха или легкого пуха чаще всего фигурировали в качестве критериев идеальных характеристик. Через традиционные формулы соотнесения объектов культурных и объектов природных давалась не столько эстетическая, сколько этическая оценка их роли в общей картине мира. Однако эстетический опыт человека приводил к появлению новых
© Е. В. Колчина, 2009
сравнительных эквивалентов, которые создавались внутри культурного пространства. К таким определениям относятся, например, всевозможные соотнесения ребенка с образом куклы. Сравнить с куклой могли и маленького ребенка (например, «ладная, как куколка», или «хороша, точно куколка»), и подростка. Например, у коми о красивой девушке могли сказать, что она хороша как «роч акань» (русская куколка). Безусловно, знаковая сущность данного объекта выходит за рамки обыденного восприятия. Однако в процессе формирования у ребенка представлений об идеальном визуальном образе кукла предстает своеобразным мерилом именно внешней привлекательности, поскольку личностные характеристики данный объект приобретает только в контексте конкретного игрового действия. Безотносительно к игровому пространству оценивается лишь визуальный ряд. Кукла, таким образом, становится неким идеальным образом, к которому следует стремиться. Поэтому на следующем этапе социализации, соответствующем возрастному этапу примерно с пяти до десяти лет, дети получают представление об этнически заданном идеале красоты через построение кукольного образа.
Условность — главный признак традиционной куклы. Чем проще конструкция игрушки, тем отчетливее выявляются канонические составляющие антропоморфного образа, тем более значима информативная роль деталей, поскольку именно они служат своеобразными маркерами в процессе этносоциальной идентификации. Основные параметры, которые могут быть выделены в ходе анализа интересующего нас предмета, следующие:
— материал (основа и покрытие),
— цветовое решение,
— пропорции (способ оформления основы).
Эти базовые составляющие соответствуют этапам формирования у ребенка органов чувств через тактильные ощущения, цветовое восприятие и пространственные представления. Таким образом, на раннем этапе социализации закладываются основы мировосприятия. В дальнейшем развитие пойдет от общего к частному, от цельно-условного образа человека к деталям.
В качестве примера будут рассмотрены коми-зырянские куклы (Кол. 4466 — 3032. Собиратель Л. Л. Капица, 1926) и коми-ижемские (Кол. 11683 — 3-11. Собиратель Е. В.Колчина, 1995) акани из коллекции Российского этнографического музея. Это куклы-скрутки, изображающие мужчин, женщин, девушек, жениха и невесту.
Следует отметить, что примерно в возрасте пяти лет происходило символическое «разведение» детей на мужской и женский путь. «В ... возрасте пяти — двенадцати лет происходит активная дифференциация половозрастных ролей, появляются специфические полоролевые предписания и связанные с ними определенные стереотипы маскулинности и фемининности» [5. С.-19]. Этот этап социализации характеризовался появлением у ребенка новых игрушек: мальчиковых и девичьих. Для девочки это в первую очередь были куклы и кукольное приданое. Первую куклу девочке обычно мастерила бабушка, реже — старшая сестра или мать. Подрастая, девочки начинали делать кукол сами. Имеются сведения, что «кукольная семья» по количеству ее членов, полу и возрасту должна была соответствовать реальной семье ребенка. При появлении в семье нового члена изготавливали и новую куколку. Если же кто-то умирал, то его кукольный образ сжигался. Кукольная семья была, по сути, двойником семьи реальной. С момента изготовления куклы и организации ее «жизненного пространства» до моделирования игровой ситуации ребенок получал представление об основных ценностных ориентирах своего социума: морально-нравственных принципах, распределении социальных ролей,
идеальном/правильном визуальном облике. Кроме того, девочки овладевали и навыками женских ремесел.
Процесс изготовления куклы не слишком трудоемкий, однако требует некоторой сноровки и сосредоточенности. Экспедиционное наблюдение: бабушка (Инф. Вокуе-ва М. Ф., 1922 г.р., д. Кельчиюр) делала куклу и приговаривала, обращаясь к внучке: «Серьезное дело — мастерим морт (человека), не надо мне мешать» [1. Л. 50]. В целом описание процесса изготовления кукольной основы-скрутки маловариативно. Она представляла собой свернутую в трубочку бумагу (кусочек газетного листа, лист из школьной тетради и т. п.) или кусочек ткани. Однако в коллекции музея имеется куколка-невеста, в качестве основы для которой использовалось перо гуся. Изготовившая ее женщина назвала такую куклу «настоящей» в отличие от «скруток». Как сообщила респондент, в ее детстве бытовали игровые куклы обоих видов, но взрослые выделяли «кукол на перышке» как «правильных». Конструктивно данная кукла ничем кроме основы не отличается от скруток. Очевидно, в данном случае мы столкнулись с ситуацией перехода предмета из сакральной сферы в профанную. Учитывая семиотический статус водоплавающей птицы в культуре различных финно-угорских народов, можно заключить, что именно такие куклы изначально использовались в свадебном обряде. Это подтверждает тезис об идеализации кукольного образа и правомерности предположения, согласно которому кукольный образ является своеобразным критерием внешней привлекательности. Сложно сказать, в какой исторический период произошла подмена «куклы на перышке» куклой-скруткой. Однако, согласно сведениям информантов, можно с большой долей вероятности заключить, что уже в первой трети ХХ в. в детской игровой культуре сосуществовали оба типа кукол. К середине же прошлого века «скрутка» вытеснила из обихода «куклу на перышке», сохранив при этом параметры последней.
Основа куклы, как выяснилось в ходе анализа коллекции и подтверждалось сообщениями информантов, не должна быть слишком большого диаметра, соотношение диаметра к высоте куклы примерно 1:10. Это основополагающий параметр, поскольку считалось, что привлекательная женщина — высокая, стройная, «в теле», но не полная. Взрослые, изготавливая куколку, объясняли девочкам, какой должна быть настоящая красавица. Конструктивно подчеркивались определенные части тела: высокая грудь (к основе прикручивали валик из ткани), широкие бедра и тонкая талия (соотношение достигалось за счет пышных юбок). «На трубочку валик складывается под грудь, сверху — кофточку, на нее поясок подвяжем... Затем лоскутки разные наворачивают: нижняя юбка, сарафан, передник. Лоскутков берем много, чтобы было пышно, нижних-то юбок несколько носили... Лоскутки цветистые выбираем, яркие... Последними платок повяжем и пояс... Волосы не делали, женщине надевали платок, а девушке повязку из ткани или ниток » (Инф. Вокуева И. Ф., 1921 г.р., с. Сизябск, Ижемский р-н, Республика Коми) [1. Л. 31-32]. «Ткань выбирается яркая. У акани должна быть нижняя юбка, три-четыре их должно быть, чтобы бедра были широкие, а талия узкая... На голову повязку надо сделать, чем уже, тем красивее» (Инф. Вокуева М.Ф., 1922 г.р., дер. Кельчиюр, Ижемский р-н, Республика Коми) [1. Л. 50-51].
Этап одевания кукол очень показателен в контексте этносоциализации. С одной стороны, девочка приобретала знания сакрализованного характера: не брать ткань от старой одежды — только лоскутки, не пользоваться иголкой и т. п., с другой — ребенок получал представления об идеальном/правильном визуальном облике человека. В образе куклы подчеркивались наиболее значимые черты мужского и женского облика, что особенно ярко проявлялось при изготовлении куклы-жениха и куклы-невесты.
В свадебных фольклорных текстах внешняя красота — это своеобразный миф, так как и невеста, и жених ритуально красивы по своему положению в обряде. Несмотря на это, следует обратить внимание, что в свадебных причитаниях конкретно указывается на детали внешнего облика участников ритуала, в частности, на костюм: «цветная одежда, лакированный дорогой сапог, светлая бисерная ошубка, сарафан из старинного материала, сарафан из английского кумача, сарафан из дорогого кашемира, сарафан двойной, юбка сатиновая, юбка из двойного кашемира, кофта дорогая, плюшевая, кофта шелковая, платок дорогой, рипсовый, базарные дорогие платки, чулки... синие, кубовые, бумажные красивые чулки, шелковая дорогая лента» [4. С. 268]. Речь идет, с одной стороны, о вербализированной красоте, которая может быть описана и, с другой стороны, об «образе» красоты, который не может быть выражен словами [2].
Любопытно, что все разнообразие привлекательных деталей реального костюма в кукольном воплощении сводилось лишь к нескольким предметам, которые позволяют создать необходимый образ. Женские персонажи должны непременно иметь «юбку/сарафан», «пояс» и, самое главное, соответствующий головной убор. У куклы-невесты это будет кокошник, у женщины — платок, у девушки — лента. При выборе лоскутков для кукольных нарядов девочкам объясняли, какие сочетания по фактуре и цвету материала предпочтительны. «Куклу наряжали. . . лучше если рубаха была белая, сарафан темный, платок пестрый» (Инф. Канева О. П., 1927 г.р., дер. Большое Галово, Ижемский р-н, Республика Коми) [1. Л. 61]. Цветовые кодировки достаточно жестко закреплялись в кукольном костюме, поскольку именно они зачастую указывали, для какого случая был изготовлен наряд. «Из лоскутков делали юбку и платок или повязку на голову. Если кукла — старуха, то брали ткани потемнее, для молодых — поярче... Платок и юбка должны быть разного цвета... Кукла-мужик — темные штаны (из бумаги, сложенной «гармошкой». — Е. К.) и пояс» (Инф. Дуркина П. И., 1923 г.р., с. Ижма, Ижемский р-н, Республика Коми) [1. Л. 40]. Для куклы-мужика цветовая символика была особенно значима. Например, цвет пояса указывал на то, какого рода «костюм» на кукле: праздничный, будничный или «жениховский», несмотря на то, что у некоторых скруток-мужиков пояс был единственной деталью одежды. Предпочтительность в выборе цвета объяснялась просто — «так красиво/правильно». Цвет лоскутков в кукольном костюме указывал на сценарий игры, который предстояло разыграть с данными персонажами.
Собственно игра как некое драматургическое действо с устойчивой внутренней структурой представляла собой один из важнейших аспектов социализации. Репертуар детских игр с куклами отличался небольшой вариативностью. Обычно девочки играли «в свадьбу», «в праздник», «в поездку на ярмарку/в магазин», «в поход в гости/прием гостей». «Куклы, предназначенные для игр “в свадьбу” и “в семью”, являются знаками определенных ситуаций, своеобразным “овеществленным текстом традиции”, соотносившимся с определенным сводом правил поведения и взаимоотношений между участниками социума в конкретных, наиболее важных жизненных ситуациях, в которых четко поделены мужские и женские роли» [3]. Традиционная игра характеризовалась реалистичностью как разыгрываемых ситуаций (играли «как люди живут»), так и образов. Для каждого действа создавались куклы в подобающих костюмах.
Таким образом, с момента получения первой куклы, характеризующего определенный этап взросления, у детей складывалось представление о знаковых стереотипах мужских и женских ролей в социуме и о параметрах внешней привлекательности. В процессе социализации ребенок овладевал приемами, позволяющими создать образ, привлекательный для партнера другого пола. В процессе изготовления кукол и со-
здания игрового пространства дети получали представление о существовании своеобразных идентификационных кодов (психосоматического и визуального) как составляющих идеального облика, выражающего этнически обусловленную предпочтительность через физические и социально-психологические стереотипы маскулинности и феминно-сти. Следует помнить о том, что речь идет не только об эстетических представлениях народа, поскольку эстетические запросы формируются в соответствии с определенными этическими нормами. Унифицированные формулы «красиво — значит правильно», а также «выглядит прилично» свидетельствуют о необходимости рассматривать внешний облик человека в контексте соционормативных установок. Эти положения приобретают особую значимость в процессе социализации детей 5-10-летнего возраста, когда у ребенка появляются игрушки, соответствующие его новому половозрастному статусу. Кукла в контексте культурологического прочтения является знаково-символической формой существования культуры. С одной стороны, она представляет собой самодостаточный феномен культуры. С другой стороны, рассмотрение источника в рамках восстановления контекстов позволяет исследовать не столько игрушку, сколько те реальности, которые она опосредует [6]. Канонизированные представления об идеальном облике человека, закрепленные в архаичных кукольных образах, достаточно устойчивы, и, как уже отмечалось выше, отражают этнические стереотипы в вопросах предпочтительности.
Используемые источники и литература
1. Архив Российского этнографического музея (Архив РЭМ). Ф. 2. Оп. 1. Д. 65а. Л. 31-32.
2. Колчина Е. В. Традиционные представления коми-ижемцев об идеальном визуальном образе человека // Локальные традиции в народной культуре Русского Севера. Петрозаводск, 2003. С.185-189.
3. Комарова С. В. «Кукольные мужики» в собрании РЭМ: гендер в предметно-символических кодах культуры// Мужской сборник: «Мужское» в традиционном и современном обществе. Вып. 2. М., 2004. С. 151-156.
4. Плесовский Ф. В. Свадьба народов коми. Сыктывкар, 1968. С. 268.
5. Слепчина Н. Е. Традиционное воспитание детей в коми культуре первой половины XIX — первой трети XX вв.: Автореф. дис. .. . канд. ист. наук. Сыктывкар, 2006.
6. Шумова Т. В. Социокультурный диалог как условие актуализации развивающей функции музея игрушки // Развитие личности. 1999. № 1. См.: иИЬ: ЬМр://г1-оп1те. га/аг11с1ев/г101_99/508.Мт1 (дата обращения — 17.03.2009).
