CC BY
89
СУДЕБНАЯ И ПРАВООХРАНИТЕЛЬНАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ
Общественная опасность преступлений экстремистской направленности
Королёв Юрий Алексеевич,
соискатель кафедры уголовного права Уральского государственного юридического университета E-mail: uzefkor@mail.ru
Автор обращает внимание на участившиеся в последние годы в нашей стране случаи привлечения к ответственности по антиэкстремистским статьям уголовного закона лиц, совершивших не представляющие значительной общественной опасности деяния, что подрывает конституционные ценности правового демократического государства. Причина этого кроется в заложенном в действующем уголовном законе понимании преступлений экстремистской направленности. В научной статье также указывается на чрезмерную суровость санкций статей уголовного закона, предусматривающих ответственность за преступления экстремистской направленности. Автор критикует подход законодателя, согласно которому общественная опасность экстремистского преступления презю-мируется самим фактом наличия у лица, его совершившего, экстремистского мотива. Вместе с тем, мотив - это факультативный признак субъективной стороны преступления, который влияет на степень и характер общественной опасности деяния, но не должен лежать в основе материально-правового понимания преступлений той или иной категории. Ещё один недостаток легальной дефиниции преступлений экстремистской направленности автор усматривает в том, что она построена на оценочных правовых категориях (таких, как социальная группа, политическая и идеологическая ненависть или вражда).
В научной статье отстаивается позиция, в соответствии с которой уголовно-правовое понятие преступлений экстремистской направленности должно базироваться на объективном признаке состава преступления, свидетельствующем о несомненной общественной опасности деяния, а именно его насильственном характере. Обоснованность этой позиции подтверждается положениями ратифицированных нашей страной международно-правовых актов в области борьбы с экстремизмом. Обращение к зарубежному законодательству показывает, что уголовный запрет на совершение ненасильственных деяний экстремистской направленности установлен лишь в тех странах, которые не имеют в своём арсенале аналог российскому административному праву.
Ключевые слова: экстремизм, преступления экстремистской направленности, общественная опасность, уголовное наказание, насильственные преступления.
см со
В последние годы стали нередкостью случаи необоснованного привлечения к уголовной ответственности за преступления экстремистской направленности. Необоснованность проявляется в применении мер уголовной репрессии к лицам, совершившим не представляющие общественной опасности деяния, не имевшим умысла и не преследовавшим цели возбуждения ненависти либо вражды, а также унижения достоинства человека либо группы лиц по признакам пола, расы, национальности, языка, происхождения, отношения к религии, а равно принадлежности к какой-либо социальной группе.
По верной оценке Е.О. Руевой и А.С. Вражно-ва, «в Российской Федерации сложилась ситуация, когда даже малозначительные деяния, например публикация М. Мотузной демотиваторов в сети Интернет, признаются экстремистскими преступлениями. В целом, на наш взгляд, направленность государственной уголовной политики приобретает все более репрессивный характер, и фактически любой гражданин страны может быть обвинен, например, по ст. 282 УК РФ при публичном высказывании мнения или публикации материала (доступного для ознакомления иным лицам), отличающихся от одобряемых властными структурами» [1, с. 37].
При этом, также следует согласиться с С.С. Ше-стало, который отмечает, что «российские средства массовой информации демонстрируют лишь маленький процент от всего количества возбужденных уголовных дел. Нетрудно догадаться, сколько реальных дел рассматривается судами общей юрисдикции на беспочвенной основе и по скольким из них выносятся обвинительные приговоры» [2, с. 65].
Учитывая обширность Интернет-пространства и, в целом, информационной сферы российского общества, можно утверждать, что уголовно-правовые нормы антиэкстремистского законодательства применяются выборочно и с явным нарушением принципов законности, справедливости и равенства граждан перед законом. Это не может не способствовать нагнетанию в обществе атмосферы страха, формированию у людей боязни высказывать своё мнение в публичном пространстве, самоцензуры в средствах массовой информации и укоренению иных подобных негативных черт, присущих авторитарному, а не демократическому государству.
Подобная ситуация подрывает заложенные в Конституции РФ основополагающие ценности,
такие, как свобода мысли и слова, право свободно искать, получать, передавать, производить и распространять информацию любым законным способом, запрет цензуры (ст. 29 Конституции РФ), свобода совести, свобода вероисповедания, свободно выбирать, иметь и распространять религиозные и иные убеждения (ст. 29 Конституции РФ) и др. В соответствии с ч. 3 ст. 55 Конституции РФ, права и свободы человека и гражданина могут быть ограничены федеральным законом только в той мере, в какой это необходимо в целях защиты основ конституционного строя, нравственности, здоровья, прав и законных интересов других лиц, обеспечения обороны страны и безопасности государства.
Нельзя не обратить внимание на чрезмерную суровость санкций статей уголовного закона, предусматривающих ответственность за преступления экстремистской направленности. Так, по ч. 1 ст. 282 УК РФ максимальное наказание за совершение такого ненасильственного преступления как возбуждение ненависти либо вражды, а равно унижение человеческого достоинства предусмотрено в виде лишения свободы на срок от двух до пяти лет. А, к примеру, совершение такого насильственного преступления как умышленное причинение средней тяжести вреда здоровью карается по ч. 1 ст. 112 УК РФ максимальным наказанием в виде лишения свободы на срок до трёх лет.
Неоднозначной также выглядит и позиция законодателя, фактически приравнявшего организацию экстремистского сообщества (ст. 282.1 УК РФ) к организации террористического сообщества и участию в нем (ст. 205.4 УК РФ). Максимальная санкция за совершение первого из названных преступлений определена законодателем в виде лишения свободы на срок от шести до десяти лет с лишением права занимать определенные должности или заниматься определенной деятельностью на срок до десяти лет и с ограничением свободы на срок от одного года до двух лет. За совершение второго - предусмотрено наказание вплоть до пожизненного лишения свободы. Однако даже при этом сравнении санкция ст. 282.1 УК РФ выглядит чрезмерно строгой и не соответствующей степени и характеру общественной опасности предусмотренного её нормами деяния.
Правы Д.К. Нечевин и Л.М. Колодкин, подчёркивающие, что «уголовно-правовое принуждение имеет пределы своей эффективности. Легитимное принуждение порождает бунт злых сил, получающий все новые формы проявления. Двадцатый век показал широкий перечень форм насилия от индивидуальных терактов до массового геноцида. Получило реальное подтверждение положение, что обеспечение законопослушания и подчинения государственной власти достигается наряду с духом и буквой справедливого закона интенцией следования нормам морали, включая нормы этики ненасилия» [3, с. 54].
Также нередко необоснованно и неоправданно применяется такая мера противодействия экс-
тремизму, как замораживание банковских счетов лиц, которые лишь подозреваются в совершении экстремистских деяний. Зачастую эта мера явно несоразмерна степени и характеру общественной опасности тех деяний, в совершении которых они подозреваются. В связи с этим вряд ли можно согласиться с П.И. Ивановым, по мнению которого степень «эффективности системы противодействия финансированию терроризма и экстремизма», наряду с прочим, определяется наличием «механизма замораживания активов физических и юридических лиц, подозреваемых в оказании финансовой поддержки терроризму и экстремизму» [4, с. 47].
Чрезмерное и избирательное применение мер уголовно-правового воздействия в сфере борьбы с проявлениями экстремизма, как представляется, вызвано не только недостатками в работе правоохранительных органов, но и изначально обусловлено тем пониманием преступлений экстремистской направленности, которое заложено в действующем уголовном законе. В соответствии с примечанием 2 к статье 282.1 УК РФ, к числу преступлений экстремистской направленности относятся преступления, совершенные по мотивам политической, идеологической, расовой, национальной или религиозной ненависти или вражды либо по мотивам ненависти или вражды в отношении какой-либо социальной группы, предусмотренные соответствующими статьями Особенной части УК РФ.
Тем самым, с точки зрения законодателя, экстремистское преступление - это совершённое по экстремистским мотивам ненависти или вражды (материальный признак) и предусмотренное уголовным кодексом (формальный признак) деяние. Общественная опасность соответствующего деяния презюмируется самим фактом наличия у лица, его совершившего, экстремистского мотива. Что вряд ли верно, так как мотив - это факультативный признак субъективной стороны преступления. Он, безусловно, может влиять на степень и характер общественной опасности деяния, но не должен лежать в основе материально-правового понимания преступлений той или иной категории.
«Феномен вынужденной репрессии, как пишет В.М. Степашин, обусловлен просчетами законодательного регулирования, избыточностью репрессии на уровне самого уголовного закона» [5, с. 33]. В свою очередь, эффективность уголовно-правового воздействия «обусловлена тем, что необходимая и достаточная минимизация репрессии позволяет: 1) максимально избежать издержек репрессии или нивелировать их значение; 2) в большей степени реализовать уголовно-правовые идеи справедливости и гуманизма; 3) макси- р мально обеспечить возможность достижения це- Д лей уголовной ответственности (уголовного нака- Ч
т
зания); 4) полностью исключить издержки избы- К точной репрессии» [5, с. 34]. ё
Легальная дефиниция преступлений экстре- у мистской направленности не просто изобилует А
оценочными правовыми категориями, но и построена на подобных категориях. В уголовно-правовом контексте не может не вызывать вопросов понимание сущности и границ таких понятий, как социальная группа, а также политическая и идеологическая ненависть или вражда. Это таит в себе немалую опасность, учитывая негативный исторический опыт развития нашей страны, подавляющую часть своей истории существовавшей в рамках авторитарного и тоталитарного политических режимов, отрицавших идеологический плюрализм и политическую конкуренцию, а также преследовавших инакомыслящих.
Уголовно-правовое понятие преступлений экстремистской направленности должно базироваться на объективном признаке состава преступления, свидетельствующем о несомненной общественной опасности деяния. И таковой признак преступного экстремизма широко известен. Им является насилие. Напротив, как абсолютно справедливо подчёркивает С.В. Михайлов, «экстремизм без признака насилия - категория весьма широкая, что обусловливает ее ситуативность и зависимость от контекста, а потому она может служить основанием только административной ответственности» [6, с. 57].
Насилие как основополагающий признак экстремизма зафиксирован и в международно-правовых документах. Так, из конвенционального определения экстремизма, закреплённого в подп. 3 п. 1 ст. 1 ратифицированной нашей страной «Шанхайской конвенции о борьбе с терроризмом, сепаратизмом и экстремизмом» [7] следует, что в уголовно-правовом порядке должны преследоваться лишь насильственные формы проявления экстремизма. Так, согласно этому определению, «экстремизм» понимается как «какое-либо деяние, направленное на насильственный захват власти или насильственное удержание власти, а также на насильственное изменение конституционного строя государства, а равно насильственное посягательство на общественную безопасность, в том числе организация в вышеуказанных целях незаконных вооруженных формирований или участие в них, и преследуемые в уголовном порядке в соответствии с национальным законодательством Сторон».
Ненасильственные проявления экстремизма не обладают должной степенью и характером общественной опасности, позволяющими признать их преступными деяниями. В правовом государстве не может быть наказуемо в уголовном порядке деяние, не представляющее общественную опасность. Именно в этом состоит суть и назначение уголовного законодательства, которое как раз и призвано оградить социальные отношения от такого поведения человека, которое представляет — общественную опасность, то есть может нанести 2 существенный ущерб социуму.
Общественно опасное деяние представляет со° бой осознанное поведение лица, которое влечёт ав за собой возникновение общественно опасных
последствий. Общественно опасными, а, значит, и уголовно наказуемыми, следует признавать лишь такие деяния экстремистской направленности, которые наносят наиболее существенный, значимый вред основополагающим социальным ценностям. Именно таковыми и являются насильственные экстремистские деяния. Общественная опасность насильственных деяний экстремистской направленности существует объективно, законодатель лишь рационализирует и криминализует это свойство, предусматривая за их совершение меру ответственности.
Действительно, во многих зарубежных странах предусмотрен уголовный запрет на совершение ненасильственных деяний экстремистской направленности. К примеру, на публичные высказывания, одобряющие, преуменьшающие или же отрицающие преступления, совершённые нацистским и(или) коммунистическим режимами. Это такие страны, как Австрия, Бельгия, Венгрия, Германия, Израиль, Канада, Литва, Лихтенштейн, Люксембург, Польша, Португалия, Словакия, Словения, Франция, Чехия и Швейцария. Однако, российский законодатель имеет в своём распоряжении такой важный инструмент, как административное право, который не известен правовым системам подавляющего большинства стран Европы и Америки. Поэтому вполне можно присоединиться к мнению С.В. Михайлова, согласно которому «юридико-тех-нически экстремистские действия без признака насилия - это, конечно, не уголовные, а административные правонарушения» [6, с. 54].
Также следует оговориться, что признак насилия не должен трактоваться чрезмерно широко и под ним необходимо понимать физическое насилие. Так, в частности, при оценке деятельности организации в качестве экстремистской, как отмечают В.В. Меркурьев и П.В. Агапов, «речь должна идти не о психологическом воздействии или экономическом и политическом давлении (забастовки, шествия, демонстрации и пр.), а о насильственном лишении конституционных органов законодательной, исполнительной и судебной власти возможности осуществлять свои функции и полномочия. Формы такого воспрепятствования могут быть различными, но для признания их антиконституционными необходимо реальное использование насильственных способов для изменения конституционного строя РФ» [8, с. 10].
Завершая анализ, проведённый в рамках настоящей статьи, представляется возможным сделать следующее замечание.
Исходя из представления об общественной опасности как ключевой, базовой материальной основы понятия преступления, в уголовно-правовом порядке должны преследоваться лишь насильственные формы проявления экстремизма. Иные, ненасильственные деяния экстремистской направленности должны получать юридическую оценку в рамках административного, а не уголовного законодательства.
Литература
1. Руева Е.О., Вражнов А.С. Проблемы формулирования дефиниций в преступлениях экстремистской направленности // Российский следователь. 2019. № 4. С. 36-40.
2. Шестало С.С. Новый раунд борьбы с экстремизмом: уголовная ответственность за распространение запрещенных материалов в информационно-телекоммуникационной сети Интернет // Юрист. 2019. № 9. С. 64-69.
3. Нечевин Д.К., Колодкин Л.М. Молодежный экстремизм и превентивные возможности этики ненасилия // Административное право и процесс. 2019. № 7. С. 53-60.
4. Иванов П.И. Противодействие финансированию терроризма и экстремизма (в аспекте международного сотрудничества) // Безопасность бизнеса. 2019. № 4. С. 45-50.
5. Степашин В.М. Содержание принципа экономии репрессии // Lex russica. 2017. № 11. С. 24-37.
6. Михайлов С.В. Юридический анализ дефиниции экстремизма // Судья. 2019. № 4. С. 50-63.
7. Шанхайская конвенция о борьбе с терроризмом, сепаратизмом и экстремизмом (Заключена в г. Шанхае 15.06.2001) // Собрание законодательства РФ. 13.10.2003. № 41. Ст. 3947.
8. Меркурьев В.В., Агапов П.В. Конституционные основания противодействия экстремистской деятельности // Законность. 2019. № 4. С. 8-13.
public danger of crimes of an extremist orientation
Korolev Yu.A.
Urals State Law University
The author draws attention to the cases, which have become more frequent in our country in recent years, of prosecution under anti-extremist articles of the criminal law of persons who have committed acts that do not pose a significant public danger, which undermines the constitutional values of a legal democratic state. The reason for this lies in the understanding of crimes of an extremist nature laid
down in the current criminal law. The scientific article also points to the excessive severity of the sanctions of the articles of the criminal law that provide for liability for crimes of an extremist nature. The author criticizes the legislator's approach, according to which the social danger of an extremist crime is presumed by the very fact that the person who committed it has an extremist motive. At the same time, motive is an optional feature of the subjective side of a crime, which affects the degree and nature of the social danger of an act, but should not underlie the substantive understanding of crimes of a particular category. Another drawback of the legal definition of extremist crimes, the author sees in the fact that it is built on evaluative legal categories (such as social group, political and ideological hatred or enmity).
The scientific article defends the position according to which the criminal law concept of crimes of an extremist orientation should be based on an objective sign of corpus delicti, testifying to the undoubted social danger of the act, namely its violent nature. The validity of this position is confirmed by the provisions of international legal acts ratified by our country in the field of combating extremism. An appeal to foreign legislation shows that a criminal ban on the commission of nonviolent acts of an extremist orientation is established only in those countries that do not have an analogue of Russian administrative law in their arsenal.
Keywords: extremism, crimes of extremist orientation, public danger, criminal penalty, violent crimes.
References
1. Rueva E.O., Vrazhnov A.S. Problems of Formulating Definitions in Extremist Crimes // Russian Investigator. 2019. № 4. P. 3640.
2. Shestalo S.S. A new round of combating extremism: criminal liability for the distribution of prohibited materials on the information and telecommunications network Internet // Lawyer. 2019. № 9. P. 64-69.
3. Nechevin D.K., Kolodkin L.M. Youth extremism and preventive opportunities of ethics of non-violence // Administrative law and process. 2019. № 7. P. 53-60.
4. Ivanov P.I. Countering the financing of terrorism and extremism (in the aspect of international cooperation) // Business Security. 2019. № 4. P. 45-50.
5. Stepashin V.M. The content of the principle of economy of repression // Lex russica. 2017. № 11. S. 24-37.
6. Mikhailov S.V. Legal analysis of the definition of extremism // Judge. 2019. № 4. S. 50-63.
7. Shanghai Convention on the Suppression of Terrorism, Separatism and Extremism (Concluded in Shanghai on June 15, 2001) // Collected Legislation of the Russian Federation. 13.10.2003. № 41. Art. 3947.
8. Merkuriev V.V., Agapov P.V. Constitutional grounds for countering extremist activity // Legality. 2019. № 4. S. 8-13.
