CC BY
28
УДК 821.161.1.09"20"
Копцов Алексей Николаевич
Московский педагогический государственный университет
alexeykoptsov1991@mail.ru
О ПОЭТИКЕ ПОВЕСТИ А.С. СЕРАФИМОВИЧА «У ХОЛОДНОГО МОРЯ»
Статья посвящена проблеме художественного своеобразия мемуарно-биографической повести А.С. Серафимовича «У холодного моря», которая рассматривается как часть северного текста в творчестве писателя, сопоставляется с его ранними произведениями. Автор отмечает сочетание художественного и автобиографического начал в повести, её реалистическую стилистику, очерковый характер, историософичность, делает предположение о том, что мемуарный текст имитирует историческую повесть. Указанные особенности отличают поздний северный текст Серафимовича от ранних рассказов и знаменуют окончательное становление творческого метода писателя.
Ключевые слова: А.С. Серафимович, повесть, мемуарно-биографическая повесть, воспоминания, автобиография, поэтика жанра, Русский Север, северный текст, политическая ссылка, П.А. Моисеенко, реализм.
Характерная особенность прозы А.С. Серафимовича, писателя-реалиста, - её автобиографичность, которая отчётливо проявилась в повести «У холодного моря», впервые опубликованной на страницах журнала «Современный мир» в 1909 г. Произведение вышло с дополнительным заглавием «Из книги "Жизнь моя и моих предков..."», указывающим на его мемуарный характер. В соответствии с классификацией форм воспоминаний, разработанной Т.М. Колядич, «У холодного моря» - мемуарно-биографическая повесть [2]. К этой повести писатель шёл около двадцати лет, когда его первые рассказы уже были изданы отдельной книгой («Очерки и рассказы», 1901). Повесть явилась продолжением «северной» темы в творчестве писателя и вошла в северный текст русской литературы. В повести Серафимович вывел человеческие образы, которые в ранних рассказах не получили должного воплощения, на что писатель сетовал в письме к Г.И. Успенскому: «Меня одно смущает, что, кажется, я никогда не сумею рассказать душу человеческую. Мертвая природа у меня выходит ярко и выпукло, а живой человек бледно и неясно» [8, т. 7, с. 378].
Если в начале 90-х годов Серафимович не мог открыто выступить с «социальной» критикой, то после революции 1905-1907 гг. реализовалось стремление прозаика рассказать жизненную правду «как было». Автор пытается осмыслить историю через собственную жизнь; цель обращения к мемуарному жанру не в воспроизведении биографии, но в раскрытии на примере своего поколения движения времени, которое впоследствии станет историей. Мысль Серафимовича, таким образом, историософична и ставит автора в один ряд с теми художниками, которые в начале ХХ в., по мысли Л.А. Трубиной, «стремились осознать происходящее в России в исторической перспективе, исследовать истоки развернувшихся на их глазах конфликтов, понять их закономерности и движущие силы» [10, с. 3]. При этом и в поздних своих произведениях о Русском Севере автор не разводит природное и социальное. Вместе с тем в мемуарной повести впервые в северном тексте Серафимовича отчётливо прозвучала тема счастья. Идея
всеобщего счастья центральная в творчестве писателя, концептуальную основу которого составляла борьба - смысл гражданской и литературной жизни автора: «...бороться, бороться во имя тех, кто молча с каплями пота на челе несёт на своем хребте всю тягость жизни и общественных неустройств» [8, т. 1, с. 618].
Студент Петербургского университета А.С. Попов отбывал ссылку в г. Мезени Архангельской губернии в 1887-1890 гг. Здесь будущий писатель и познакомился с несколькими ссыльными, личности которых станут прототипами образов героев повести, - студентом Петербургского университета Александром Шипицыным (Патриций), Петром Кравченко, студентом Петровско-Разумовской с.-х. академии (Француз), ткачом, будущим революционером П.А. Моисеенко (Основа), женой Моисеенко, Екатериной (Екатерина), ссыльной акушеркой Машицкой (А.И. Печурина). Шестой в этой компании - будущий писатель Серафимович, ведущий повествование от первого лица. На документальность произведения указано прямо: «В повести нет ничего сочинённого. Мной почти фотографически дан быт ссылки 80-х годов. Выводил я живые портреты» [7, с. 478].
Важная черта мемуарной повести - её психологизм: показано внутреннее состояние героя-рассказчика, вырванного из привычной для него суеты города, университетской жизни. Мотив тревоги, также характерный для северного текста, связан с одиночеством, потому и звучат рефреном из уст «я»-повествователя слова: «никогда меня никто не полюбит». В повести «У холодного моря» Серафимович показал нравственную атмосферу, царившую в обществе ссыльных, - взаимную поддержку, сопереживание. Герои повести - люди из разных слоёв; это и студенты-интеллектуалы, и выходцы из народа (представители трудовых низов), но всех их объединяет по-детски обострённое стремление к справедливости: оттого так теряется Моисеенко, когда его товарищи читают сложные строчки из Маркса, оттого смущаются бывшие студенты, день за днём наблюдая, как работает Основа, как самоотверженно ведут весь ссыльный быт женщины. Духовная высота персонажей в том, что они спо-
Вестник КГУ .J № 6. 2016
© Копцов А.Н., 2016
84
О поэтике повести А.С. Серафимовича «У холодного моря»
собны увидеть и оценить превосходство ближнего: неслучайно Моисеенко они прозвали Основой: «Основа в ткачестве - нити, на которые идёт более прочная пряжа. <...> Главное, на чём всё зиждется, строится...» [5, с. 81]. Заметим, восхищался ткачом и Серафимович: «Больше всех меня поразил Мосеенок <.> Он был живой, как ртуть, жизнерадостный, не знал уныния» [7, с. 479]. По сути дела, писатель изобразил тот же университетский подпольный кружок, однако теперь его члены не только прогрессивные студенты, но и непосредственные практики из народа.
Сложные для дилетантов вещи из Маркса рассказчик доводит до приятелей в доступной форме: «Я им говорю, говорю вне всяких программ и партий: протяните только руку. и какая чудесная, прекрасная жизнь может быть. какая чудесная прекрасная страна, благословенная хлебом, виноградом, скотом, - всем, что может дать земля и небо!» [7, с. 282]. В атмосфере такого общения люди преображаются; «критики капитализма» начинают с самих себя - в этом их нравственная высота: «Там мы вносили барство даже в нашу работу, <.> тут - в отношения между собою. Мы получаем деньги из дому и отдаём на расходы, не ударив пальца о палец, а Основа, наш же товарищ, член нашей товарищеской семьи, бьётся в работе в мастерской с раннего утра до поздней ночи, отдаёт свои силы, свой труд.» [7, с. 284].
Л.А. Гладковская связывает возвращение Серафимовича к «северной» теме с разгромом первой революции. Художественно точны в этом смысле символы-эмблемы «маятника» и «остановившихся на ходу часов»: «.как часы таинственного мастера с чудесной мелодией и с маятником, на полувзмахе остановившимся» (характеристика образа Екатерины); «.маятник был неподвижен»; «.да и все мы - как остановившиеся на ходу часы»; «.когда снова пойдет качаться маятник настоящей, цельной, полной жизни» (чувства рассказчика от ссылки); «в комнате - одиночество, молчаливо прислушивающееся к остановившимся часам жизни с замершим на полувзмахе маятником» (чувства рассказчика); «Да, за исключением Основы, - он не часы, а человек, и всегда живет» (Александра Ивановна об Основе); «А пока остановились часы и маятник на полувзмахе» (рассказчик о чувствах к Екатерине); «Я <.> начинаю качаться, как маятник.» (повествователь перед прочтением рассказа); «.часы стоят, маятник на полувзмахе, а настоящее где-то далеко и недоступно» (размышления рассказчика, сцена в лодке); «.взмах маятника жизни ни на минуту не прерывается, и уже ни одного дня <.> не воротишь» (разговор Патриция с рассказчиком, финальная сцена).
На этих двух символах держится идейный смысл и композиция произведения: автор терзается философскими вопросами - о смысле человеческой
жизни, о духовной границе между динамичной жизнью и статичным, вневременным существованием, о счастье любви и несчастье нелюбви, о границе между жизнью и смертью. Идейные доминанты укладываются в тройственную оппозицию «жизнь - смерть - счастье». Гладковская делает упор прежде всего на социальный вектор повести, образ маятника ассоциирован ею лишь с оторванностью героев от революционной деятельности: «Но рассказ о буднях коммуны, о взаимоотношениях между товарищами <.> убеждает читателя в том, что эти люди не сломлены и настоящей для них станет жизнь тогда, когда, получив свободу, они снова вернутся к привычной деятельности» [1, с. 21]. Соглашаясь с исследовательницей, отметим, что её мысль необходимо дополнить указанием на сильное в повести индивидуальное начало (непосредственное присутствие автора в тексте, мемуарный характер, «я»-повествование, ретро-спективность, очерковый, сюжетный характер повествования, натуралистическая стилистика).
Повесть «У холодного моря» отличается отступлением от тех проблем и тем, которые затрагивались в первых рассказах: в раннем северном тексте, буквально «списанном» с Короленко, обозначился интерес Серафимовича к преобладанию физической силы над духовной жизнью и, как следствие, - к недостатку человеческого в человеке, к борьбе человеческого и звериного в нём. Диа-логичность текстов Серафимовича и Короленко в этой части отмечена Н.С. Тишевской: «Персонажи его (В. Короленко. - А.К.) рассказов <.> показательно подаются читателю в перспективе преобладания телесной мощи над внутренней духовной работой, которая сама по себе тем самым пробле-матизируется» [9, с. 54]. В повести Серафимовича вновь переплетаются антиномии «социальное -природное» и «жизнь - смерть», уже перенесённые на образ повествователя. Он ищет и находит жизнь в творчестве и природе: «.я убегал бы в лес, я со всей страстью отдался бы творчеству, чтобы найти забвение <.> Счастье!» [7, с. 290]. Социальное же неблагополучие связывается у героя-рассказчика со смертью («Угрюмо и черно выглядывают траурные срубы <.> Мёртво» [7, с. 305]), а мир природы, - с настоящей жизнью («. над заваленным доверху валежником <.> колеблется из обтаивающего снега живое дыхание, - огромный зверь сосёт, свернувшись под снегом мохнатой грудой, и теплая кровь тихо пробирается, пульсируя, по жилам <.> Жизнь!» [7, с. 306-307]).
Обратим внимание на две особенности, оставшиеся не замеченными «наукой о Серафимовиче». Биографическая повесть воспринимается большинством исследователей как настоящий документ; так же презентовал её и Моисеенко: «Желающие ознакомиться ближе с ссылкой, прочтите рассказ Серафимовича "У холодного моря", где он
Вестник КГУ ^ № 6. 2016
85
мастерски обрисовал нашу жизнь» [4, с. 131-132]. При этом два эпизода повести являются вымышленными, что важно для нас, рассматривающих её как художественное произведение. Первый из них - роды Александры Ивановны: в атмосфере социальных передряг гибнет новорождённая девочка, так развёрнут автором мотив жертвы, причём самой крайней. Гладковская указывала на вымышленность сцены, её типический, а значит, уже сугубо реалистический характер: «Подобные случаи в царской ссылке были явлением обычным» [8, т. 3, с. 663]. Можно предполагать, что история с ребёнком (пусть и прецедентная) связана ещё и с личной историей Моисеенко, потерявшего дочь в январе 1888 года: «Я лежал больной. Заболела дочка. <...> Я поднялся, а дочь не вынесла, умерла. Я был близок к самоубийству» [4, с. 140]. Спустя двадцать лет Серафимович не захотел бередить душу своему другу и соратнику по борьбе, поэтому перенёс факты биографии ткача на историю Анны Семёновны Захаровой (по мужу - Машиц-кой), ссыльной акушерки.
Художественный вымысел положен и в основу эпизода с созданием первого рассказа. Именно здесь «я»-повествователь, отождествляемый нами с личностью автора, обретает очевидную условность: фрагмент цитируемого произведения не имеет ничего общего ни с одной из редакций рассказа «На льдине», функция его состоит в другом -изобразить героя в смятении, волнении, достоверно передать атмосферу одиночества, тоски, тревоги: «Над заброшенным городком занимался серый день, медленно проступая белесоватыми пятнами сквозь молочную мглу сумерек отступавшей на север ночи <...> Одинокий жилец комнаты приподнялся с кровати на локте.» [7, с. 302]. Б.В. Михайловского этот фрагмент подтолкнул к поиску «самого первого» рассказа Серафимовича; учёный предположил, что история с рассказом «На льдине» как первым опытом писателя - лишь миф. Так или иначе, никаких достоверных сведений об онтологической достоверности процитированного фрагмента нет, Серафимович и здесь вносит «художественность» в свою повесть (ср. с автобиографическим рассказом «Бегство», 1898). А вот в чём сложно возразить Михайловскому, так это в том, что: «у Серафимовича всегда виден человек, его психология, переживания, стремления <...> его рассказы идейно насыщены, остро проблемны» [3, с. 8].
Заслуживают внимания и вопросы, связанные с автобиографической поэтикой ранних А.С. Серафимовича и В.Г. Короленко. Авторов сближают не только биографии (отбытие ссылки), но и повествовательная манера их текстов. «Сибирский» текст Короленко оказывается хронологически расколотым на две части: первые рассказы 80-х гг. («Чудная», «Яшка», «Сон Макара», «Соколинец») написаны во время ссылки, последующие - очерки
90-х гг. («Ат-Даван», «Огоньки», «Мороз») - уже в ретроспекции. Н.В. Покатилова отмечает, что особенность последних - их ностальгический характер [6, с. 97]. То же можно сказать и о повести Серафимовича, которая предстаёт как рефлексия былого. Ретроспективный план задаётся с помощью подзаголовочных комплексов: «Очерк из 80-х годов», «Из рассказов о бродягах» - у Короленко; «Из жизни на далёком Севере» - у Серафимовича. Вне зависимости от совпадения / несовпадения реального времени событий и времени рассказывания писатели нарочито отдаляют излагаемое, придавая тексту вневременной характер, средствами темпоральности имитируя историческую повесть: ср. подзаголовки: «У холодного моря. Жизнь моя и моих предков... » Серафимовича и «Ат-Даван. Из сибирской жизни» Короленко. В мемуарно-био-графической повести «У холодного моря» Серафимович усилил очерковое начало: произведение не лишено актуальности, социальной проблематики как основной, ориентации на типическое; ведущей же чертой произведения является его автобиографичность, эксплицитно выраженная автором и заявленная им в качестве критерия реалистичности.
Библиографический список
1. Гладковская Л.А. А.С. Серафимович // Серафимович А.С. Собр. соч.: в 7 тт. Т. 1. - М.: ГИХЛ, 1959. - С. 5-51.
2. Колядич ТЖВоспоминания писателей XX века: Проблематика, поэтика: дис. ... док. фи-лол. наук. - М., 1999 - 441 с.
3. Михайловский Б.В. Творческий путь А.С. Серафимовича (до Великой Октябрьской социалистической революции) // А.С. Серафимович: Исследования. Воспоминания. Материалы. Письма. - М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1950. - С. 5-37.
4. Моисеенко П.А. Воспоминания старого революционера. - М.: Мысль, 1966. - 277 с.
5. Подляшук П.И. Основа (Рассказ о Петре Моисеенко, рабочем вожаке). - М.: Политиздат, 1970. - 127 с.
6. Покатилова Н.В. Поэтика рассказов В.Г. Короленко // Вестник Северо-Восточного федерального университета им. М.К. Аммосова. - 2006. -№ 3. - С. 96-99.
7. Серафимович А.С. Собр. соч.: в 10 тт. Т. IV -М.: ГИХЛ, 1947. - 496 с.
8. Серафимович А.С. Собр. соч.: в 7 тт. - М.: ГИХЛ, 1959-1960 гг.
9. Тишевская Н.С. «Сибирские рассказы и очерки В.Г. Короленко»: контрапункт национальной и региональной идентичностей // Филология и человек. - 2013. - № 3. - С. 53-60.
10. Трубина Л.А. Историческое сознание в русской литературе первой трети ХХ века: Типология, поэтика: автореф. ... дис. док. филол. наук. - М., 1999. - 40 с.
86
Вестник КГУ Ji № 6. 2016
