CC BY
38
переехал жить в Немецкую слободу, и жил до холмоорскаго поезду на дворе иноземца мартына Быхлина (19, 181) и плюсквамперфекта: В том же году декабря 15 дня думной дворянин и воевода Федор Полиевктовичь Нарышкин ум-ре, а тело его повезли к Москве декабря 26-го числа. А прежде смерти своей писал он к Москве о перемене, и по государевой грамоте велено ему... ехать к Москве... (20 об., 182).
34. Однако в аналогичном контексте на л. 27 об., 189 используются Л-овые формы.
35. Примечательно, что предваряющий этот фрагмент сюжет о крестоцеловании государям Иоанну Алексеевичу и Петру Алексеевичу оформлен Л-овыми формами, а все контексты двойственности знают только формы мн. ч.
36. Интересно, что в сообщении о рождении царственного ребенка всегда (по всем летописям) используется форма 3 л. ед. ч. аориста (родися). В нашем памятнике отмечен контекст, в котором говорится о родившей царевича царице, и здесь используется Л-овая форма, в этом же контексте появляется и единственная отмеченная нами форма на -Л от глагола «преставиться» (она используется в одном ряду с формами аориста этого глагола): Того же года великому государю благоверная царица родила царевича Илью Федоровича, а после рождения преставися. После ея преставился и сын Илья Федоровичь. Того же года... святейший патриарх Никон... взят к Москве... и волею божию преставися (24, 185).
37. Хютль-Ворт Г. Спорные проблемы изучения литературного языка в древнерусский период // Ш. Б1. Ж 1973.
38. Хютль-Ворт Г. К проблематике норм языка древнерусских летописей // Проблемы нормы в славянских литературных языках в синхронном и диахронном аспектах. М., 1976.
39. Успенский Б.А. К вопросу о семантических взаимоотношениях системно противопоставленных церковнославянских и русских форм в истории русского языка // Ш. БЬ. Ж 1976. ХХП.
40. Киянова О.Н. К проблеме относительности языковых норм русских летописей // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 9. 1992. № 3.
Российская правовая академия
Министерства юстиции Российской Федерации 3 апреля 2006 г.
© 2006 г. О. С. Шибкова
НЕКОТОРЫЕ АСПЕКТЫ СТАТУСА ПРИЛАГАТЕЛЬНОГО В УЧЕНИИ МОСКОВСКОЙ ЛИНГВИСТИЧЕСКОЙ ШКОЛЫ
В данной статье предпринята попытка проследить становления статуса прилагательного в отечественной лингвистике, в частности в учении Московской школы.
Ученые Московской лингвистической школы (Ф.Ф. Фортунатов, А. А. Шахматов, А.М. Пешковский) считаются продолжателями младограмматического направления в России, основными положениями которого являлись: разработка проблемы связи процессов мышления и отражения объективной действительности с языковыми процессами, поиски закономерностей языковых изменений в сфере индивидуальной речи и психологии индиви-
дов. Именно эти моменты высвечиваются исследователями творчества представителей Московской школы, хотя, на наш взгляд, главным в их учении были: теория коммуникации (А.А. Шахматов), теория формы и словосочетания (Ф.Ф. Фортунатов и А.А. Шахматов), синтаксическая трактовка единиц языка под явным влиянием Ф. де Соссюра. Прилагательное и прочие качественные слова как таковые не были в центре внимания, но некоторые идеи кажутся нам продолжающими теорию А.А. Потебни.
Так, основатель Московской школы Ф.Ф. Фортунатов, занимаясь вопросами мышления и языка, приводит пример со словом белый (прилагательное). Явно вычленяя когнитивный аспект (говоря современным языком) прилагательного цвета, он называет его «представлением». Это представление связано со звучанием слова, с одной стороны, а с другой - с множеством предметов, обладающих таким цветом. Кроме того, это представление связано функционально с другими представлениями, другими знаками. Таким образом, прилагательное белый функционирует одновременно в нескольких сферах: в сфере мышления, в сфере предметов, в сфере той части мышления, которая связана с языком. Последний момент является для нас определяющим, поскольку именно эта сфера связана с современным понятием «когнитивные модели», установление которых является одной из целей нашего исследования.
Ф.Ф. Фортунатов утверждал: «Я не могу ни видеть, ни представить в уме (следовательно, не имею ни зрительных ощущений, ни зрительных представлений) белый цвет, не видя в то же время или не представляя себе тех или других предметов, которые имеют белый цвет, а между тем представление звукового комплекса белый (или представления звуковых комплексов белое) является в моем мышлении представлением знака, отдельно от знаков тех или других предметов, которые имеют белый цвет, иначе сказать, предмет мысли, обозначаемый этим словом белый, есть отдельное свойство белого цвета, существующее у каких бы то ни было предметов, имеющих белый цвет» [1, с. 84]. Столь пространная цитата позволяет продемонстрировать, насколько затруднительно было описывать те взаимосвязи слов, понятий, предметов, которые в настоящее время укладываются в рамки «треугольников» значения, фреймы когнитивных моделей.
В поисках соответствия мысли о предмете/явлении и её словесном воплощении Ф.Ф. Фортунатов выводит понятие «полные слова», которые у него обозначают «предметы мысли и по отношению к предложениям образуют или части предложений или целые предложения» [1 c. 94]. Любопытно, что среди «полных слов» не нашлось места прилагательному, хотя Фортунатов и отмечает, что «отдельными предметами мысли, обозначаемыми полными словами, являются или признаки, различаемые в других предметах мысли, или вещи, предметы как вместилища известных признаков» [ibid.]. Таким образом, признаковость не стала для Фортунатова основанием отдельной части речи - прилагательного. Он решает проблему
признака сначала по-аристотелевски: по отношению к времени - затем - в духе модистов, когда говорит об именах нарицательных и именах собственных. Но следует заметить, что тогда как модисты в именах нарицательных выделяли имена прилагательные, у Фортунатова нет сколь-нибудь различимого упоминания этого класса полных слов.
Идею полных слов, обладающих развитой системой форм, продолжает другой представитель Московской школы - A.M. Пешковский. Среди форменных слов с синтаксическими формами им выделяется группа 1: склоняемые имена: а) существительные, б) прилагательные, в) причастия - причем последние рассматриваются как особый разряд прилагательных [2, с. 160]. И в этом некоторые критики усматривают связь с теорией А. А. Потебни. Мы же полагаем, что подобная таксонимизация прилагательного в корне противоположна той, что выведена А. А. Потебней, у которого прилагательное «отпочковалось» от причастия, первообразного причастного слова [3]. Для A.M. Пешковского понятие прилагательного включает в себя причастие, т.е. наоборот. Определение семантики прилагательного решено в пользу качественности: «Даже и в относительных прилагательных, поскольку они именно прилагательные, вскрывается оттенок качественности» [2, с. 164].
Качество включено как компонент определения прилагательного и у другого представителя Московской школы - А. А. Шахматова, им дается такое определение: «Прилагательное - это та часть речи, которая включает в себе слова, определяющие существительные и являющиеся названиями свойств, качеств, отношений в их сочетании с названиями субстанций, причем под отношениями разумеются те, «которые вытекают из существа, из природы самих субстанций» [4, с. 112]. Нами подчеркнуты важные для нас моменты: семантика прилагательного - свойства, качества и природа семантики - вытекающая из сути самого определяемого существительного-субстанции. Качественная семантика прилагательного, тем не менее, не определена предельно точно: у Шахматова это и свойство, и качество. Как мы отмечали ранее, - свойство и качество есть две разных категории. Кроме того, в семантику прилагательного им не включалась оценочность. «Категория субъективной оценки», не являясь морфологической, считается выраженной на уровне словообразования с помощью суффиксов со значением увеличительным, уменьшительным, ласкательным, пренебрежительным [4]. На наш взгляд, таким образом, область оценоч-ности прилагательного сужается до нескольких значений, тогда как прилагательное является качественным оценочным словом по своей природе.
Функциональный признак прилагательного как части речи вынесен в определении на первое место - «определяющие существительные», который подкреплен морфологическими согласовательными формами рода, числа и падежа. То есть прилагательное оказывается неразрывно связанным с определяемым существительным, но Шахматов упускает из виду один важный момент: не всегда свойство и качество, именуемое при по-
мощи прилагательного, является исконным свойством/качеством субстанции-существительного. Например, в деревянный стол прилагательное деревянный никоим образом не отражает «вытекающее из существа субстанции» свойство, качество. Стол может быть и стеклянным, и каменным, и из металла. Одновременно, противореча самому себе, Шахматов пытается включить в разряд прилагательных слово «особь и некоторые другие, далее сравнительные степени, например, в таких сочетаниях, как я искал человека сильнее себя, ко мне подошла барышня ещё красивее той, наконец, некоторые заимствованные названия цветов, как бордо» [4 с. 112]. Он сопоставляет современные прилагательные (имеющие формы словоизменения) сильнее и бордо с несклоняемыми прилагательными в древнерусском и церковнославянском, типа исплънь, свободь. Относительно формы ещё красивее он заключает: «это сравнительная степень не прилагательного, а адъективированное наречие» [ibid.], так как ещё сильнее не может использоваться в качестве атрибутива, а лишь как наречие. Трактовка лексико-грамматического разряда только с синтаксических позиций приводит к неверным выводам. Вместе с тем Шахматовым много говорится об адъективизации, по сути своей, семантическом процессе, при котором причастия (в его терминологии - «глагольные прилагательные») становятся прилагательными: говорящие куклы, вертящиеся столы, угрожающие жесты, гремучий, ползучий. Здесь синтаксический принцип уходит на второй план. К адъективированным словам им относятся порядковые числительные: первый, второй и т. д., «как только ими определяется отношение, вытекающее из свойства определяемого лица или предмета»: первый ученик, сукно первый сорт (но первый билет, второй билет - числительные). Налицо переносное значение (в широком смысле) числительных или выполнение числительным специфицирующей функции, свойственной прилагательным.
Стремясь проникнуть в онтологию прилагательного, А.А. Шахматов затрагивает проблему форм определения, использовавшихся в славянобалтийском и общеславянском праязыке и в некоторой степени сохранившихся в говорах: мой-ет отец, добрую-ту женщину и т.п. Он назвал такие формы «членная форма прилагательного», это атрибутивные определения, состоящие из двух частей: 1) прилагательного (в полной форме) или притяжательного местоимения и 2) указательного местоимения. Важно заметить пристальное внимание А. А. Шахматова к прилагательному в функции «атрибутивного определения» в отличие от «определения предикативного». Именно в функции атрибутивного определения прилагательное «содержит название свойства, качества, отношения, присущие самой природе лица или предмета» [4, с. 114]. В этой формулировке можно усмотреть шахматовскую модель представления о семантике прилагательного. Это три разновидности семантики: обозначение свойства, обозначение качества и обозначение отношения. В соответствии с тремя разновидностями семантики, возможно было бы и разделить прилагательные на клас-
сы, но Шахматов этого не делает, поскольку главной проблемой для него было разделение прилагательных на атрибутивные (членные) и предикативные (нечленные), иными словами, формально-синтаксические признаки прилагательного-определения стали решающими. Заметим, что исследователи и редакторы рукописей указывают на неоднократные ошибки А.А. Шахматова в употреблении форм «членные» и «нечленные» в толковании примеров [4, с. 115], что свидетельствует не о невнимательности автора, а об отсутствии четкого представления об этих самых формах. Тем более что, по замечанию А. А. Шахматова, «и в литературном и в областном языке общее правило о сохранении в сказуемом нечленной формы нарушается» [ibid., с. 116]. Верным выводом можно считать следующий: «Те прилагательные, которые обозначают вообще постоянное свойство, как подчеркивалось нами выше, вытекающее из самой природы предмета, могут употребляться только в членной форме; сюда относятся, например, относительные прилагательные, как этот винт железный, вал земляной» [ibid.]. Таким образом, видим, что в рассуждениях А.А. Шахматова борются несколько точек зрения, несколько подходов: противоречивая семантика и не менее противоречивая функциональная предопределенность членных и нечленных прилагательных, с одной стороны, и уже общепринятое, известное в науке деление прилагательных на качественные, относительные и притяжательные.
Последнее для А.А. Шахматова имеет морфологическую основу, хотя, как мы увидим ниже, исходная (но не признанная самим ученым) позиция - семантическая. Причем, это психологически обоснованная семантика (в терминологии того времени - семасиология), подверглась критике советскими лингвистами, в частности В.В. Виноградовым [5]. Три группы прилагательных именуются грамматическими классами, поскольку характеризуются как классы возможных морфологических форм: членные/нечленные формы, наречия, степени сравнения, уменьшительные формы. Семантическое основание классификации мы усматриваем в начальных словах определений. Так, качественные прилагательные «означают такие качества, свойства (отметим другой порядок подачи терминов: ранее нами упоминалось свойство), которые являются качествами-свойствами (уже как сложный термин) мыслимыми в сочетании с названиями предметов-лиц (ранее было „предметов и лиц", подчеркнутое нами) в условиях времени и также в различных степенях развития» [4]. Отметим подчеркнутые нами слова в формулировке: «мыслимыми в сочетании с названиями предметов-лиц». Полагаем, что А. А. Шахматов очень тонко почувствовал связь между качеством и предметом, это и есть «качество в предмете». Семантику относительных прилагательных в его классификации в полной мере можно назвать «качествами от предмета». И только притяжательные прилагательные не укладываются в семантико-когнитивную таксономию: «показывают принадлежность». Обращает на себя внимание и тот факт, что качественные характеризуются и как существующие «в условиях времени»,
и как «именующие постоянные свойства». Так, приводимые им примеры прилагательных веселый, хромой и др. нельзя с полной уверенностью отнести к именованиям «постоянного свойства предмета или лица», ведь человек может быть временно веселым или временно хромым. Разница между качествами в он веселый и он весел доказана неубедительно. Мы имеем дело с одним и тем же качеством «быть веселым», которое выражается с помощью одного и того же прилагательного, с одной и той же семантикой, но в разных функциях. Функция при этом, на наш взгляд, не производит коренных изменений в семантике прилагательного как единицы системы языка.
В советской лингвистике не могло быть и речи о когнитивно-психологическом подходе к частям речи. Более того, даже сам термин «психологическое обоснование» языкового явления был практически под запретом [5, с. 136]. Определение природы частей речи, в том числе и такой сложной, как прилагательное, решалось с помощью «исторической точки зрения»: «Так историческая точка зрения на язык помогает понять генезис частей речи» [6, с. 165] и далее: «различие между частями речи является, таким образом, различием не изначальным, а историческим» [ibid.].
Мы остановимся более подробно на воззрениях двух «столпов» советского языкознания - академиков Р. А. Будагова и В.В. Виноградова.
Указанная выше точка зрения Р. А. Будагова в полной мере отражала марксистские устои советского языкознания: историзм признавался ведущим фактором языковых изменений, при этом сам исторический период нередко ограничивался несколькими столетиями. Главным основанием различения языковых явлений была материальная форма, глубоких этимологических, т.е. семантических исследований не проводилось. Сопоставление частей речи осуществлялось на уровне синхронии, различия в способе выражения категории качества в разных языках фиксировались лишь на морфолого-синтаксическом уровне, на поверхности. Глубинные процессы именования качества и признака в языках не изучались, поскольку и психолингвистика, и генеративно-трансформационная лингвистика (лингвистика моделей) считались псевдонауками, буржуазными происками.
Прилагательное в учении Р. А. Будагова - это одна из частей речи, характеризующая предмет, указывая «на определенное состояние, на определенное качество» [6, с. 164]. Это «качество, свойство или какой-нибудь другой признак, присущий или приписываемый предмету» [6, с. 175]. Важным моментом в этом определении является выделение качества/признака, приписываемого предмету, что в значительной степени отличает данное определение от предшествующих, акцентируя, на наш взгляд, роль субъекта в именовании качества/признака объекта. Тем самым расширяется понятие семантики категории прилагательного, а роль субъекта-номинатора, наблюдающего за присущими предмету качествами и называющего их, дополняется ролью активного исследователя, способного «приписать» некие иные качества/признаки объекту. Возможно, Р.А. Буда-
гов имел в виду только относительные или притяжательные прилагательные, но, вполне вероятно, что им мыслились и прилагательные типа справедливый, красивый, передовой и т.п., имеющие значение социальной оценки.
Ученый отмечал, что «люди, говорящие на этих языках (имеются в виду языки типа самодийских, в которых морфологически прилагательное и существительное не различаются), вполне различают предметность и качественность» [6, с. 176], но, к сожалению, механизм этого различия им не был вскрыт. Более успешным в этой области оказался В.З. Панфилов, детально описавший способы выражения категории качества в языке [7].
В.В. Виноградов, описывая семантику и грамматику прилагательного, дает следующее определение прилагательного: «Имя прилагательное - это грамматическая категория, формирующая и объединяющая слова, которые означают признак предмета (качественный, относительный или указательно-определительный) и которые являются определяющими имена существительные и обычно согласуемые с ними в роде, числе и падеже частями речи. Семантической основой имени прилагательного является понятие качества» [8, с. 157]. Выделим важные для нас моменты: три различных признака, составляющих базу прилагательных, и понятие качества, объединяющее эти три признака. В отличие от форм имени существительного, по мнению В.В. Виноградова, грамматические формы имени прилагательного «не выражают никаких дополнительных лексических значений... они вполне синтаксичны и - в силу этого - более абстрактны» [8, с. 158]. Не совсем ясно, какие именно лексические значения существительного имеют конкретные грамматические средства выражения в отличие от абстрактного прилагательного. Скорее всего, В.В. Виноградов имел в виду общее различение существительного как именования предмета (но ведь и этот может быть весьма абстрактным: свобода, равенство, братство). Прилагательного - как именования, связанного с существительным различными связями качества (признаков), которое может быть выражено и без помощи прилагательного: «писчая бумага - бумага для письма, деревянный стол - стол из дерева».
В.В. Виноградов настаивает на грамматичности способа выражения категории качественности в русском языке. Грамматические формы прилагательного - окончания -ый, -ой (-ий), -ая (-яя), ое (-ее) есть «основной аффикс, выражающий общее грамматическое значение качественного признака» [8, с. 163], он «лежит в основе всей системы форм словоизменения имен прилагательных» [8, с. 164].
Вместе с тем он утверждал, что качественность, будучи семантической основой прилагательного, имеет и лексический способ выражения в русском языке, но это достаточно редкий случай: «смел-, рыж-, добр-, быстр, прост-, храбр-, груб-, худ-, хил- и т.п.» [8, с. 164]. Получается, что качественность - это и лексический, и грамматический признак, но последний в русском языке и других флективных языках развит более ярко. Вопрос о
«лексичности» или «грамматичности» качественности как дифференциального признака прилагательного в европейских флективных языках, естественно, решается в пользу грамматичности, тогда как в языках, потерявших флексии в ходе развития, например английском, качественность зиждется в корневой морфеме, а значит, должна считаться проявлением лексического значения.
Вторым способом выражения отношения, противопоставленного прилагательному, является «родительное качество», «форма родительного определительного» (люди сороковых годов, специалист высокой квалификации) [8, с. 159], спектр семантики и функционирования которых шире, чем у прилагательного. Полагаем, что подобные примеры можно привести и для английского языка. Предпочтительнее говорить people of the 40s (40s people), a specialist of high qualification (a high qualification specialist). Но в то же время возможно преобразование a man of honour - *an honourable man, поскольку дело всего лишь в продуктивности/непродуктивности словообразовательных моделей. Возражая В.В. Виноградову, заметим, что форма высококвалифицированный специалист как адъективированная трансформация родительного определительного является широко употребимой.
Весьма примечательным является утверждение о том, что «большая часть прилагательных в русском языке выражает качество или признак не непосредственно, а через отношение к предмету и действию (например: производственный, организаторский, идейный, непримиримый, угрожающий, знающий, непревзойденный и т.п.)» [8, с. 158]. «Качественность ищется в формах отношений между лицами, предметами, отвлеченными понятиями. Она выводится из отношения к предмету или действию» [ibid.]. Возникает вопрос: какого рода отношение/отношения имеются в виду? Это отношения субъекта к предмету и т.п. или отношение между предметами и т.п., отраженное в сознании мыслящего субъекта, а затем выраженное языковыми средствами? Вероятно, и те, и другие. В таком случае можно утверждать, что В.В. Виноградов, сам того не желая, наметил, по крайней мере, две модели представления о качестве (рисунок).
Парадигма отношений категории качества по В.В. Виноградову
Отношение к действию у В.В. Виноградова только заявлено, но не подкреплено примерами. Полагаем, что он подразумевал под действием
отглагольные существительные, которые могут быть атрибутированными посредством приведенных выше прилагательных, например: производственное решение, идейное движение, непримиримая борьба, угрожающий взгляд, непревзойденный оратор и т.п.
В ряде своих высказываний В.В. Виноградов сужает значение понятия «качество», когда он, ссылаясь на примеры А.А. Потебни (часовой мастер, рыбный, винный торговец), говорит, что отношение к объекту не всегда «осложняется качественными значениями» [8, с. 161]. Проинтерпретируем примеры Потебни: в часовой мастер прилагательное часовой не характеризует свойства мастера как субъекта-деятеля, а указывает на тот объект, с которым мастер связан - часы; то же имеем и в рыбный, винный торговец: торговец рыбой, вином. Таким образом, понятия «отношение» и «качество» разводятся и не связываются прямой связью, не являются тождественными. Следует ли считать отношение между предметами/лицами проявлением категории качества? Мы даем положительный ответ: любое установленное (и названное) отношение между объектами должно быть охарактеризовано как качественное. А потому и качественные, и относительные, и притяжательные, и объектные (так мы назовем прилагательные в указанных примерах) прилагательные имеют в своей семантике, а значит, и в когнитивной модели, качественный компонент.
B.B. Виноградов усматривает причины развития качественных значений у прилагательных в появлении качественных оттенков значений имен существительных, употребляемых «главным образом в функции приложения или сказуемого» [8, с. 161]. У существительного такое значение (отметим свободное манипулирование терминами «значение», «оттенок значения», «переносное значение») «брезжит как своеобразный метафорический ореол слова, как намечающееся переносное значение» [ibid.].
Качественное преобразование глагольных форм причастий (выдающийся ученый, опустившийся человек; начитанный, заплаканный, угрожаемый, необитаемый; конченый человек, надтреснутый голос, потерянный вид, рассеянный человек, смущенное лицо, избитая острота, набитый дурак, вызывающий вид, многообещающий мальчик, умоляющий голос, смягчающие обстоятельства, предостерегающий окрик, торжествующая любовь, испытующий взгляд, протестующее лицо, удручающее впечатление, подавляющее большинство), превращение их в прилагательные связывается В.В. Виноградовым с потерей изначальными причастиями значений времени, вида и переходности. Прилагательное, по его мнению, несет в себе вневременной признак. Признавая правомерность этого утверждения, добавим, что одновременно адъективируемое причастие приобретает переносное значение, т.е. теряет своё этимологическое значение, становится компонентом одного из видов фразеологизмов - фразеологического сочетания. Значение адъективного компонента такого фразеологизма называется связанным, т.е. полностью зависимым от определяе-
мого существительного [9]. Этот факт можно считать ещё одним доказательствам прямой зависимости понятий «отношение» и «качество».
«Отношение» и «качество» связаны в одно понятие и при определении семантики притяжательных имен прилагательных: сестрин, дядин, папин и т. п. В.В. Виноградов противоречит сам себе, когда сначала заявляет, что у притяжательных прилагательных «отсутствует живой аффикс качественно -сти -ый», а потому они «лишены оттенка качественности, и сама их прила-гательность условна» [8 с. 165]. Далее он дает примеры слов уже с аффиксом -ый, которые, тем не менее, являются также, по общепринятой таксономии, притяжательными прилагательными: лошадиный, куриный, гусиный, соловьиный, кротовый, садовый, полевой, домовой (соответствующие формы без аффикса -ый: лошадев, куринов, гусев, соловьев; впрочем, существуют как прозвища-фамилии). Выходя из сложившейся противоречивой ситуации, ученый заключает, что «формы с членными окончаниями -овый, -иный обозначают не притяжательность, а качественное отношение к кому-нибудь или свойственность кому-нибудь, чему-нибудь» [ibid.]. Виноградов поясняет: «Общности качества, выражаемого прилагательным качественно-относительным, здесь противостоит значение индивидуализирующего выделения предмета» [8, с. 166]. Полагаем, что данное значение также выражает качественность, но имеет иные когнитивные основания и иную семантику.
Итак, понятие «качества, свойства», как правило, выражается в языках с помощью совершенно определенного разряда слов, называемого лекси-ко-грамматическим или лексико-семантическим (заметим попутно, что даже в этом двойном определении чувствуется некоторая неуверенность, неопределенность) имени прилагательного. Понятие «качества» является универсальным и мыслится в разных языках по-разному. Во флективных языках основным средством его выражения служит имя прилагательное, в котором качество представлено обособленно от характеризуемого предмета. Изменение морфологической структуры европейского прилагательного, потеря флексий не меняет внутренней грамматической определенности языковой единицы: омонимичные словоформы типа (go) fast - fast (train) не становятся одной частью речи. В агглютинативных языках, напротив, омонимичность словоформ, выражающих качественность (причастие, прилагательное, существительное, наречие), является таковой только с позиций европейца, а потому нет смысла говорить, что в рассматриваемых агглютинативных языках есть прилагательное как отдельная часть речи с аналогичными европейским показателями. Понятие «качество» и его морфологические формы воплощения в нефлективных языках ещё ждут своего исследователя.
Литература
1. Фортунатов Ф.Ф. Краткий очерк сравнительной фонетики индоевропейских
языков. Петербург, 1922.
2. Пешковский А.М. Русский синтаксис в научном освещении: 7-е изд. М., 1956.
3. ВиноградовВ.В. История лингвистических учений. М., 1978.
4. Шахматов А.А. Из трудов А.А. Шахматова по современному русскому языку (Учение о частях речи). М., 1952.
5. Виноградов В.В. Из истории изучения русского синтаксиса. М., 1958.
6. БудаговР.А. Очерки по языкознанию. М., 1953.
7. Панфилов В.З. Гносеологические аспекты философских проблем языкознания. М., 1982.
8. Виноградов В.В. Русский язык: Грамматическое учение о слове. М., 2001.
9. Телия В.Н. Типы языковых значений. Связанное значение слова в языке. М., 1981.
Ставропольский государственный университет 23 декабря 2005 г.
