CC BY
27
Из архива русской мысли
УДК 82 (43)
А. П. Дмитриев *
Н. П. ГИЛЯРОВ-ПЛАТОНОВ И Ю. Ф. САМАРИН В РАБОТЕ НАД ИЗДАНИЕМ БОГОСЛОВСКОГО НАСЛЕДИЯ А. С. ХОМЯКОВА
На материале переписки славянофилов Н. П. Гилярова-Платонова, Ю. Ф. Самарина и И. С. Аксакова, в т. ч. неопубликованной, выясняются неизвестные подробности подготовки к изданию богословских сочинений А. С. Хомякова в 1860-1867 гг., а также работы Ю. Ф. Самарина над книгой «Иезуиты и их отношение к России» (1866), развивающей идеи Хомякова. Устанавливается, что существовало три варианта перевода знаменитых богословских брошюр Хомякова, авторами которых были Гиляров-Плато-нов и Самарин. Трудоемкость работы объяснялась тем, что язык французских брошюр был насыщен идиомами, а передача религиозной терминологии требовала, чтобы был учтен опыт перевода святоотеческого наследия.
Ключевые слова: Н. П. Гиляров-Платонов, Ю. Ф. Самарин, А. С. Хомяков, славянофильство, сравнительное богословие, теория перевода, текстология.
A. P. Dmitriev
N. P. GILYAROV-PLATONOV AND YU. F. SAMARIN IN THE WORK ON THE PUBLICATION OF THE THEOLOGICAL HERITAGE OF A. S. KHOMYAKOV
On the material of the correspondence of the Slavophiles N. P. Gilyarov-Platonov, Yu. F. Samarin and I. S. Aksakov, including unpublished letters, the unknown details of the preparation for the publication of the theological works of A. S. Khomyakova in 1860-1867 are being clarified, as well as the details of the work of Yu. F. Samarin on the book "Jesuits and Their Attitude towards Russia" (1866), which develops the ideas of Khomyakov. It is established that there were three versions of the translation of the famous theological brochures by Khomyakov, created by Gilyarov-Platonov and Samarin. The laboriousness of the work was explained by the fact that the language of the French brochures was saturated with idioms, and the transmission of religious terminology required that the experience of translating the patristic heritage be taken into account.
* Дмитриев Андрей Петрович, кандидат филологических наук, старший научный сотрудник, Институт русской литературы (Пушкинский Дом) Российской академии наук; apdspb@gmail.com
Вестник Русской христианской гуманитарной академии. 2018. Том 19. Выпуск 3 121
Keywords: N. P. Gilyarov-Platonov, Yu. F. Samarin, A. S. Khomyakov, Slavophilism, comparative theology, theory of translation, textology.
Когда именно состоялось личное знакомство Ю. Ф. Самарина и Н. П. Ги-лярова-Платонова, видных представителей московского славянофильского кружка, точно неизвестно, но предположительно — уже после начала издания журнала «Русская беседа» (1856-1860), автором и цензором которого был Ги-ляров и в котором деятельно сотрудничал Самарин. Наиболее близким себе по основным мировоззренческим интуициям (особенно во взглядах на религию, историю и современную им философию) оба считали А. С. Хомякова, да и тот нередко отдавал предпочтение именно им, призывая их к творческой полемике — как в устной форме (дружеский споры в гостиной), так и в печати (см. подробнее: [6]). Гиляров даже вспоминал (в письме к ученику И. Ф. Романову-Рцы от 12 ноября 1886 г.): «Сам Хомяков сказал раз, когда по обыкновению своему спорил я с ним: "А знаете ли, гг., изо всех нас Н<икита> П<етрович> всех одномысленнее со мною, и ни с кем между нами не бывает столь постоянных и столь частых споров". Он выразился даже как-то сильнее о тожестве наших взглядов» [3, с. 271]. Не случайно после кончины Хомякова Гиляров и Самарин по-настоящему сблизились, и прежде всего — в связи с подготовкой к изданию его литературного наследия.
Регулярного обмена письмами между Гиляровым и Самариным, жившими в разных городах, не было — они предпочитали общаться через И. С. Аксакова. Фрагментарно сохранившаяся переписка (7 писем Самарина и 7 — Гиляро-ва) частично опубликована биографом последнего князем Н. В. Шаховским и П. И. Бартенёвым [5, с. 63-67; 17, с. 23-26; 1, с. 175]. Настоящая статья основана главным образом на впервые вводимых в научный оборот эпистолярных материалах, хранящихся в фонде Шаховского в ОР РНБ [4, л. 1-11 об.; 10, л. 1-18].
Как известно, Гиляров выступил 6 ноября 1860 г. на заседании Общества любителей российской словесности, посвященном памяти Хомякова, с яркой речью «О судьбе убеждений. По поводу смерти А. С. Хомякова», где не только вскрыл своеобразие его философских воззрений как «отражение начала любви в области отвлеченного мышления» [5, с. 46], но и глубоко обосновал трагизм духовного одиночества людей самостоятельной мысли и «истинного убеждения». Фактически Гиляров, формулируя суть хомяковских взглядов, декларировал и собственную позицию, получившую отражение в его публицистике, воспоминаниях, богословских, лингвистических и экономических работах:
Если б спросили меня, как вкратце выразить воззрения Хомякова, я бы отвечал одним словом: любовь. Любовь — это, действительно, первое и последнее слово, к которому сводились все его убеждения. В любви Хомяков признавал не только высшее начало деятельности в практическом смысле, но и высшее начало знания, единственное твердое обеспечение истины [5, с. 44].
Самарин, не присутствовавший на заседании, ознакомился с поминальными выступлениями месяц спустя. Его возмутила речь М. П. Погодина «Воспоминание об Алексее Степановиче Хомякове», нетактично, в бравурном тоне исчислявшая многие области знания, интересовавшие покойного, не желав-
шего сосредоточиться на одном деле жизни, отчего его творческие замыслы реализовывались лишь отчасти [9]. 13 декабря 1860 г. он сообщал Гилярову:
Вчера прислал мне Вяземский речь Погодина об А. С. Хомякове. Крепко она мне не нравится. Тон ее несерьезен, многое неточно, много сказано и ради красного словца и ефекта <так!>, а главное — тема совершенно ошибочно взята. Мы все знаем, а особенно враги покойника, — что он рассыпался во все стороны и брался за всё. Об этом нечего толковать; а напротив, для тысяч, кто не близко знал его или не хотел понимать его, нужно воссоздать его духовный образ в его цельности и единстве. Погодин это-то и упустил из виду [10, л. 7].
Гиляров, как следует из его ответного письма Самарину от конца декабря, учел эту критику, дорабатывая свою речь для печати:
Вспомните Ваше письмо и высказанное Вами неудовольствие на речь Погодина: оно совершенно право, по моему мнению. Но иного и трудно было ждать от Погодина. Я своею речью думал именно восполнить недостаток, который так чувствителен у Погодина. Мне именно хотелось было воссоздать цельный образ Хомякова... [1, с. 175].
Но вместе с тем известный своим перфекционизмом Гиляров писал:
Сейчас кончил исправление своей речи, читанной в Обществе Любителей. Затем присел читать присланный Вами отрывок «Семирамиды», а после того прочитал лист цензурируемого теперь мною Белинского. Какое странное сочетание! А не без плода между тем оно осталось, и плод его первый перед Вами — мое письмо. Да, с каким глубоким интересом прочитал я отрывок «Семирамиды»! Как пуст и мелок показался мне Белинский, теперь в особенности (и, как нарочно, пришлась статейка о Славянофильском направлении)! А, наконец, чрезвычайно гадка мне показалась моя собственная речь. Далеко не то следовало бы и не то хотелось бы мне сказать. <.> Но в настоящую минуту я, право, начинаю бояться, не написал ли я Луку Федотом. Я судил о Хомякове по тем впечатлениям, которые оставили мне личные сношения с ним, частью печатные сочинения. Но я, конечно, слишком мало его знал (т. е. сравнительно с людьми ближайшими, например, Вы), а потом я совсем не читал прежде «Семирамиды». Теперь, как я прочитал этот отрывок, он произвел на меня такое впечатление, как будто я заглянул в отверстие колодезя, чрезвычайно глубокого и даже страшного. После этого мое изображение Хомякова показалось мне такою пошлостью, что, просто, становится стыдно и даже боязно, не подбавлю ли я, с своей стороны, еще материала к составлению фальшивого и отчасти оскорбительного суждения о покойном [1, с. 175].
Здесь упомянута 11-я часть «Сочинений В. Белинского» (М.: Изд. К. Т. Сол-датёнкова и Н. М. Щепкина, 1861), в которой впервые без цензурных изъятий, по рукописи был напечатан его «Ответ "Москвитянину"», полемизирующий с известной статьей Самарина «О мнениях "Современника", исторических и литературных» (1847) и содержащий многочисленные выпады против «славянофильского направления», а также пересланный Гилярову на цензуру для публикации в последней книжке «Русской беседы» обширный фрагмент из «Семирамиды» («Записок о всемирной истории») Хомякова, снабженный предуведомлением Самарина («От редакции») [14].
В письме от 23 января 1861 г. Самарин откликается на речь «О судьбе убеждений», в целом солидаризуясь с Гиляровым в его оценках Хомякова, и особенно в его обобщающих отступлениях философского характера:
Ваша статья превосходна. Если уж придираться, то я сказал бы, что в начале в изложении заметна некоторая неповоротливость; видно, что перо еще не расходилось; но середина и конец безукоризненны. Вы прелестно возвели вопрос об отношении лица к его обстановке на степень общего вопроса об отношении живого убеждения к мертвой общественной среде; но разумеется, Вы не исчерпали и не могли исчерпать полной характеристики. Нам еще придется многое сказать [10, л. 1].
Тут же Самарин, отталкиваясь от призыва Гилярова, «чтобы теперь же составлен был полный план издания сочинений Х<омякова> и чтоб работа роздана была по рукам», предлагает свое видение томов с «Семирамидой» и богословскими сочинениями, а также план-конспект предисловия к последним [10, л. 1-3] (опубл.: [17, с. 23-26]), впервые (в этом письме 1861 г.) называя Хомякова «учителем Церкви нашего времени» и настаивая на необходимости самоотверженного сотрудничества в издании его трудов:
...возможность для меня этой работы представляется мне не иначе, как при Вашей помощи. Одно я считаю необходимым: это полнейшую правдивость, даже до грубости, без всякого снисхождения и без недомолвок. Дело слишком серьезно. [10, л. 3].
Подумывал Самарин и о продолжении собственных богословских исследований, начатых магистерской диссертацией «Стефан Яворский и Феофан Прокопович» (1844), в свое время сочувственно встреченной Хомяковым (см. подробнее в монографии о. П. Хондзинского: [16, с. 209-220]), чьи идеи и должно было развивать новое сочинение. Об этом он признавался брату Д. Ф. Самарину в письме от 27 февраля 1875 г.:
Мысль бросить все и поднять с земли нить размышлений, выпавшую из рук умиравшего Хомякова, меня много раз занимала; но я сознаю слишком глубоко, что до этой задачи я далеко не дорос умственно и неподготовлен душою (это главное) [13, с. 485].
Но, кроме того, здесь кроется и основная причина, почему Самарин стремился заручиться поддержкой Гилярова в подготовке к печати богословских сочинений Хомякова, и прежде всего — в переводе с французского трех знаменитых брошюр 1850-х гг.: Самарин критически относился к собственным богословским познаниям и потому обращался к Гилярову, воспитаннику и бывшему преподавателю Московской духовной академии. Тот вспоминал на склоне лет, в письме к князю Н. В. Шаховскому от 2 февраля 1886 г.: «.покойный Ю. Ф. Самарин склонялся предо мной (по моему мнению, даже сверх заслуженного); для Хомякова я был даже единственным человеком, с которым он признавал полное свое согласие» [2, с. 488-489].
По поводу «Семирамиды» (после того как А. Ф. Гильфердинг подготовит ее текст по рукописям) Самарин предлагал Гилярову, «чтоб Вы просмотрели
все, касающееся до истории Церкви и ересей, а также сделали бы нужные пояснения и поправки» [17, с. 24]. Сначала планировалось, что богословские брошюры переведут старшие дети Хомякова Дмитрий и Мария, Самарин писал: «.я рассчитывал, что Вы возьмете пополам со мною труд исправить эти переводы. Издать надобно текст с переводом вместе» [17, с. 25]. 7 ноября
1861 г., однако, Гиляров сообщал Самарину:
.спешу Вас уведомить, что перевод французских богосл<овских> сочинений мною окончен вчерне, за исключением нескольких страниц письма к Бунзену. <.> Вопреки обещанию, перевода своего к Вам не посылаю; напротив, нахожу даже нужным, вопреки уговору, отдать здесь переписать свой перевод. Дело в том, что конченный вчерне, он требует поправки: тогда переписчик может разобрать только при моем непосредственном смотрении. Да потом, опять нужно будет промыть перевод, и тогда я уже пришлю Вам, и — вместе с предисловием, которое у меня довольно сложилось в голове [4, л. 3].
Самарин поначалу так откликнулся на присланную ему Гиляровым рукопись (назовем ее 1-м вариантом): «Вашего перевода я не имел времени сверить; он мне показался совершенно удовлетворительным» [10, л. 2]. Перевод первых двух брошюр увидел свет в журнале «Православное обозрение» (1863. № 10-11; 1864. № 1-2); публикацию третьей брошюры запретила цензура. Автор перевода здесь не указан, но В. М. Лурье, комментируя современное издание богословских сочинений Хомякова, уверенно называет переводчиком Гилярова [15, с. 352, 353, 355 и сл.], и это подтверждается эпистолярными свидетельствами. Поправим, кстати, неточность В. М. Лурье, считавшего, что «публикация первой брошюры прошла мимо внимания цензуры, скорее всего, потому, что именно в 1864 г. Н. П. Гиляров-Платонов перестает быть членом Московского цензурного комитета» [15, с. 352]. На деле Гиляров был уволен из цензоров 11 августа
1862 г. [2, с. 543]; к тому же «Православное обозрение» было подведомствено не светской цензуре, а духовной, и Гиляров, даже если б оставался в своей должности, никак не мог влиять на этот журнал и его цензоров.
Однако потом, по внимательном прочтении и сверке с оригиналом, Самарин разочаровался в переводе Гилярова, очевидно заметив и распространение «сжатых хомяковских фраз», и «явное изменение смысла — то ли по непониманию или несогласию, то ли по цензурным соображениям» [15, с. 352], и решил сам перевести все три брошюры. Связано это было с необыкновенной суггестивной образностью и вместе с тем изысканностью стиля брошюр, парадоксально сочетавшего, по оценке аббата Гюстава Мореля, синтаксис XVII в. с лексиконом XIX:
.французский язык Хомякова не просто правилен и даже изящен, в нем не только различаются наитончайшие оттенки смысла слов, но более того, предложения — всегда остающиеся легкими, несмотря на свою длину — развиваются с гармонией и плодовитостью, напоминающей лучших прозаиков великого столетия (пер. В. М. Лурье, цит. по: [15, с. 351]).
Самарин позднее (26 октября 1866 г.) сообщал кн. Е. А. Черкасской, переводившей с английского письма Хомякова к В. Пальмеру, о своих муках слова:
Со времени переводов из Тацита, которые задавал мне Шевырев, я не испытывал такой мучительной возни со словом. Как ни переворачивай и ни прикидывай, а все выходит как-то бесцветно и вяло, или чересчур топорно и как-то свинчено. Обыкновенно, кто пишет не на родном языке или не на том, на котором обыкновенно думает, тот довольствуется общечеловеческими конструкциями и оборотами, свойственными всем языкам; поэтому и перевод дается легко; но у Хомякова было не то. Он употребил в дело все идиотизмы французского языка и не то что одел в него свою мысль, а точно извлек ее из него, так что оторвать мысль от выражения становится почти невозможным [7, с. 535-536].
Завершив свой перевод брошюр (условно: 2-й вариант), вероятно, в начале 1864 г., Самарин послал его на суд Гилярову. Однако тот не спешил исполнить просьбу приятеля: возглавив 20 августа 1863 г. Синодальную типографию, он был поглощен другими заботами. О том, как идет работа Гилярова над сверкой перевода Самарина с оригиналом хомяковских брошюр и над предисловием к ним (поначалу предполагалось, что его напишет Гиляров), Самарин в течение всего 1864 г. неоднократно запрашивал его через Аксакова и неизменно получал неутешительные ответы. Аксаков, 31 мая: «Гиляров купил себе дачу, переехал туда <...>. Понукаю его всячески насчет хомяковских сочинений: все дело за ним» [8, с. 185]; Самарин, 16 июля: «.окончил ли Гиляров исправление перевода брошюр Хомякова и написал ли он предисловие?» [8, с. 192]; Аксаков, 27 июля: «Гиляров <...> уверяет, что работает, что предисловие у него в голове совсем готово, и т. д. Этого человека ничто не берет» [8, с. 194]; Самарин: «Что делает Гиляров с переводом? Неужели придется бросить всякую надежду на его содействие?» [8, с. 201]; Самарин, 5 октября: «А что Гиляров? Неужели не окончил предисловия и исправления перевода?» [8, с. 206]; Самарин, 24 декабря: «А что делает Гиляров? Чует мое сердце, что он и не приступал к делу и что по приезде я застану его в том же положении, в каком оно было год тому назад» [8, с. 209].
Наконец, Самарин, вернувшись из-за границы весной 1865 г. и добившись от Гилярова поправок к своему переводу, перебрался в имение брата Васильевское на Волге (ныне с. Приволжье Самарской обл.), где с лета того же года по позднюю осень 1866 г. интенсивно работал над брошюрами Хомякова, поставив перед собой трудноразрешимую задачу создания русского текста, конгениального французскому оригиналу. В том же письме от 26 октября 1866 г. Самарин сообщал кн. Е. А. Черкасской:
Поселившись в деревне на харчах у брата и не имея решительно никаких хозяйственных забот, я принялся за приготовление к печати второго тома богословских сочинений Хомякова <.> с тем, чтобы на этот раз непременно окончить этот труд. Трудом можно его назвать без всякого преувеличения. У меня перед глазами было два перевода, сделанный Гиляровым и мой; оба были два раза прочтены и проверены им и мною, и все-таки, при окончательной сверке, я забраковал почти всё без остатка и принялся переводить вновь. <.> По-настоящему, надобно бы все передумать сызнова и передать по-русски, так, как бы он передал, но, разумеется, это уж был бы не перевод, и я за это не возьмусь [7, с. 535, 536].
Гиляров не остался в стороне и как мог помогал приятелю в создании этого 3-го варианта перевода. Об этом можем судить по его письму к Самарину
от 13 ноября 1866 г. [4, л. 7-8 об] (не вполне точно опубл.: [5, с. 63-67]), где он делился своим переводческим опытом. Еще только приступая к работе над брошюрами Хомякова, Гиляров столкнулся с тем, что его терминология хотя и была свободна от схоластической закваски, свойственной русскому богословию того времени, однако мало учитывала традицию издания на русском языке святоотеческого наследия. Гиляров писал:
Терминология Хомякова и, кажется, Киреевского <.. .> по-моему мнению, — неправильная. Они называли разумом противоположность вещественному; человек, поколику он невещественное, есть разум. Это неверное означение, и притом означение путающее. Противоположность веществу есть дух. [5, с. 65].
Объяснялось это тем, что Хомяков исходил из закономерностей французского языка: «.ему представлялось прежде всего все-таки l'intelligence, удивительно убогое слово этого убогого на высшие понятия языка», а также «мешала правильному словоупотреблению гегелевщина. Der Geist, хоть и есть собственно дух, у Гегеля превратился в нечто собирательное <.> например, дух писателя или дух времени» [5, с. 65]. Удачным заимствованием из церковных сочинений могло бы стать «умный» в значении «духовный»: «.слова умный, в смысле отеческом, не только не следует избегать, но необходимо вводить его понемногу из литературы чисто церковной в обыкновенную, житейскую» [5, с. 65-66]. Гиляров продолжал свои новаторские экскурсы в лингвистику:
Выражение «вера осмысленная», по моему разумению, неправильно. Осмысленным должно быть названо то, чему дается смысл отвне, со стороны <.>. Но вера непременно смыслящая (в действительном залоге), коль скоро с нею соединяется собственное ее разумение. В страдательном залоге можно употребить в этом смысле слово просветленная [5, с. 66].
Том богословских сочинений, как известно, Самарин сумел напечатать только за границей (Прага, 1867), и он не был одобрен к выходу в России как раз из-за терминологии: в синодальном определении 1869 г. отмечалось, что в нем «много выражений неопределенных и темных, могущих подать повод к неверным заключениям о мысли автора, будто бы не согласной с православным учением» (цит. по: [15, с. 353]), разрешение «к обращению в России» этого тома было получено только в 1879 г.
И хотя позднее, в письме к баронессе Э. Ф. Раден от 20 декабря 1869 г., Самарин самокритично упоминает свои «крайне несовершенные переводы французских брошюр Хомякова» [12, с. 661], все же эти переводы, впервые опубликованные в 1867 г. (3-й вариант), — плод коллективного творчества, что сам Самарин указал в подстрочном примечании к Предисловию: «Перевод с французского текста сделан Ю. Ф. Самариным и Н. П. Гиляровым-Платоно-вым.» [11, с. 595], где неалфавитный порядок расположения имен определяет, чье участие было основным. Поэтому некорректны попытки представить единственным переводчиком брошюр в издании 1867 г. либо Н. П. Гилярова-Платонова, пусть и с оговоркой, что они «редактировались Ю. Ф. Самариным и Д. А. Хомяковым» (как это делает В. М. Лурье [15, с. 351]), либо Ю. Ф. Самарина (например, в комментариях Т. Ф. Пирожковой и В. Ю. Шведова [8, с. 406, 491]).
В заключение упомянем о другом важном проекте, творчески объединившем Гилярова и Самарина в те же годы и развивавшем критику Хомяковым католичества. Когда 2 мая 1864 г. живший в Париже иезуит И. М. Мартынов написал письмо И. Аксакову в защиту своего ордена (в ответ на передовую статью газеты «День» в № 12 от 21 марта, при републикации в 7-м томе Собрания сочинений Аксакова в 1887 г. озаглавленную «По поводу слуха об учреждении иезуитской коллегии при католической церкви в Петербурге»), редактор «Дня» обратился именно к Гилярову с просьбой написать ответ отцу иезуиту. 31 мая Аксаков сообщал Самарину:
Письмо Мартынова поставило меня в немалое затруднение. Отвечать его <так!> мог бы вполне удачно Хомяков, затем ты. Я просил Гилярова написать ответ, — по крайней мере, как материал для ответа, и он взялся, но, кажется, надувает. <.> Тут дело идет не обо мне лично и не о «Дне» <.> тут «День» является пред лицом всего иезуитства как бы представителем православия, и это придает делу особенную важность, налагает тяжелую нравственную ответственность [8, с. 186].
По убеждению Аксакова, без ответных возражений публикация письма Мартынова была невозможна. Спас положение Самарин, и в № 45/46 «Дня» от 20 ноября 1865 г., наконец, было опубликовано письмо Мартынова в составе передовой статьи Аксакова в сопровождении первого из пяти «писем об иезуитах» Самарина. Однако Гиляров участвовал в публикации как этого, так и последующих писем, сообщения о чем содержатся в переписке Аксакова и Самарина.
Самарин, 9 августа: «.ускорь печатание второго письма и заставь Гилярова прочесть его в корректуре; я уже распорядился, чтоб к нему посылали. Мне его замечания нужны» [8, с. 216]; Самарин, 17 августа: «Теперь все зависит от тебя; ускорь печатание и присылку, потребуй от Гилярова, чтоб он доставил замечания» [8, с. 217]; Аксаков, 29 августа: «.2-го письма может быть набрано только тысяча строк, которые и пошлются к тебе в Самару и нынче или завтра отсылаются к Гилярову. Но, конечно, ты бы не этого желал. Ты хотел бы, вероятно, иметь и самому возможность, дать и Гилярову возможность прочесть статью всю, в ее полном объеме, а не по частям» [8, с. 217]; Аксаков, 2 сентября: «Гилярову экземпляр корректуры доставлю» [8, с. 219]; Самарин, 15 октября: «... пришлю тебе корректуру на будущей неделе. Но где же обещанные замечания Гилярова? Неужели он и в этом случае поленится и не сдержит обещания? А мне его совет нужен, почти необходим» [8, с. 228]; Самарин, 20 октября: «.попросил бы поручить продержать корректуру кому-нибудь из надежных и знающих латинский язык. Всего бы лучше было Гилярову. Его бы я мог уполномочить даже на поправки; но ведь на него нельзя положиться» [8, с. 229].
Сам Гиляров в конце жизни, в письме к И. Ф. Романову-Рцы от 2 ноября 1886 г., упоминал об этих событиях: «Ю. Ф. Самарин, слагавший предо мной оружие, умолявший писать "Иезуитов" и только после моего решительного отказа взявшийся писать (и написавший монографию, по глубине и ясности не имеющую подобия).» [3, с. 248]. Названо отдельное издание писем Самарина, вышедшее под заглавием «Иезуиты и их отношение к России» (М., 1866; 2-е изд.: 1868; 3-е изд.: 1870) и позднее высоко оцененное Гиляровым
в некрологе Самарину: «Какое тонкое понимание, какой прорезающий анализ в его "Иезуитах"! Лучшей оценкою силы этого сочинения служит то, что орден Лойолы не дерзнул даже выступить с ответной полемикой.» [5, с. 467-468].
ЛИТЕРАТУРА
1. [Бартенев П. И.]. Н. П. Гиляров о «Семирамиде» А. С. Хомякова // Русский архив. — 1901. — № 1. — С. 174-176.
2. Гиляров-Платонов Н. П. Из пережитого: автобиогр. воспоминания / изд. подг.: А. П. Дмитриев, И. Г. Птушкина, Л. В. Дмитриева. — СПб.: Наука, 2009 (Лит. памятники). — Т. 2. — 715 с.
3. Гиляров-Платонов Н. П. «Многое тут разбросано искрами глубокой мысли.»: (письма Н. П. Гилярова-Платонова к И. Ф. Романову-Рцы) / вступ. ст., подг. текста и коммент. А. П. Дмитриева // Возвращение Н. П. Гилярова-Платонова: сб. ст. и материалов. — Коломна: КГПУ, 2007. — С. 209-342.
4. Гиляров-Платонов Н. П. Письма к Ю. Ф. Самарину. 1860-1868 // ОР РНБ. — Ф. 847. — Ед. хр. 474. — 11 л.
5. Гиляров-Платонов Н. П. Сборник сочинений. — М.: Изд. К. П. Победоносцева, 1900. — Т. 2. — 526 с.
6. Дмитриев А. П. А. С. Хомяков и Н. П. Гиляров-Платонов: (к истории знакомства и творческих взаимоотношений) // Исследовательский журнал русского языка и литературы. — Тегеран, 2015. — Vol. 6, № 2. — С. 91-106.
7. Нольде Б. Юрий Самарин и его время. — М.: Эксмо, 2003. — 544 с.
8. Переписка И. С. Аксакова и Ю. Ф. Самарина (1848-1876) / изд. подг. Т. Ф. Пи-рожкова, О. Л. Фетисенко, В. Ю. Шведов. — СПб.: Пушкинский Дом, 2016. — 712 с.
9. Погодин М. П. Воспоминание об Алексее Степановиче Хомякове // Русская беседа. — 1860. — Кн. 2 (20). — Отд. 6. — С. 2-28.
10. Самарин Ю. Ф. Письма к Н. П. Гилярову-Платонову. 1860-1868 // ОР РНБ. — Ф. 847. — Ед. хр. 686. — 18 л. (Копии Н. В. Шаховского).
11. Самарин Ю. Ф. Собр. соч.: в 5 т. — СПб.: Росток, 2014. — Т. 2: Церковь и общество. — 720 с.
12. Самарин Ю. Ф. Собр. соч.: в 5 т. — СПб.: Росток, 2016. — Т. 3: Русское самосознание. — 928 с.
13. Самарин Ю. Ф. Соч.. — М.: Изд. Д. Ф. Самарина, 1887. — Т. 6: Иезуиты и статьи богословско-философского содержания. — XI, 562 с.
14. Хомяков А. С. Отрывок из Записок А. С. Хомякова о всемирной истории: Распадение Римской империи. — Движение германских и славянских народов. — Религиозные споры на Востоке / <предисл. Ю. Ф. Самарина> // Русская беседа. — 1860. — Кн. 2 (20). — Отд. 2. — С. 101-178.
15. Хомяков А. С. Соч.: в 2 т. — М.: Моск. филос. фонд, Медиум, 1994. — Т. 2: Работы по богословию. — 479 с.
16. Хондзинский Павел, протоиерей. «Церковь не есть академия»: Русское внеака-демическое богословие XIX века. — М.: Изд-во ПСТГУ, 2016. — 480 с.
17. Кн. Н. В. Ш. [Шаховской Н. В., кн.]. Н. П. Гиляров-Платонов и А. С. Хомяков: (по сочинениям и письмам Гилярова) // Русское обозрение. — 1895. — Т. 36. — № 11. — С. 14-32.
