Научная статья на тему 'Моделирование, мониторинг и менеджмент региональных напряжений и конфликто в в современно й России : проблемы и перспективы'

Моделирование, мониторинг и менеджмент региональных напряжений и конфликто в в современно й России : проблемы и перспективы Текст научной статьи по специальности «Социологические науки»

CC BY
502
61
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Текст научной работы на тему «Моделирование, мониторинг и менеджмент региональных напряжений и конфликто в в современно й России : проблемы и перспективы»

ЕЛ. Степанов, ПЛ. Куконков

моделирование, мониторинг и менеджмент региональных напряжений и конфликтов в oobpbveh-юй россии: проблемы и перспективы

Напряжения и конфликты в регионах России до сих пор не привлекали должного внимания исследовательских центров. Несколько искусственное сосредоточение внимания научной общественности и средств массовой информации на определенных типах конфликтов создало представление об относительном благополучии социальной ситуации на местах, лишь иногда нарушаемом некоторыми «неурядицами», главным образом бытового, экономического и межэтнического характера. Отметим, что это весьма опасное заблуждение.

В настоящее время наблюдается процесс взаимного усиления многочисленных конфликтов на уровне регионов, городов, районов, отдельных предприятий, учреждений, организаций и аккумулирования на этой основе совокупного конфликтного потенциала. Тем самым становится все более очевидной необходимость изучения процессов взаимовлияния, взаимопереплетения различных социальных конфликтов и адекватного моделирования их интегрированной совокупности в конкретном регионе.

Важно подчеркнуть, что отдельные замеры не дают необходимого результата в изучении региональной совокупности напряжений и конфликтов. Решение этой проблемы предполагает их исследование в режиме мониторинга. Основная задача конфликтологического моделирования и мониторинга — информационное обеспечение их последующего менеджмента как процесса практической реализации научно обоснованных и выверенных мер по предупреждению и разрешению конфликтов.

Информационная значимость как конфликтологического моделирования, так и конфликтологического мониторинга в регионах легко *вычитывается» из перечня их основных функций и направлений практического использования их результатов:

1. Информационное обеспечение становления стабильной социальной системы (структуры).

2. Обеспечение реальной возможности сопоставления различных интересов в динамике социальной системы.

3. Создание условий для прогнозирования социальных напряжений и конфликтов.

4. Создание возможности их урегулирования.

5. Изучение особенностей и динамики культуры поведения в конфликтах различных групп населения региона, способности их представителей осмысленно и разумно выстраивать свои отношения с другими социальными субъектами.

6. Выявление факторов снижения конфликтогенной активности людей, социальных групп, населения в целом.

7. Предоставление возможности управленцам разного уровня соотнести свои позиции и оценки с мнением населения, его отдельных групп, а при необходимости — уточнить, скорректировать их.

8. Обеспечение управленцам возможности выявить, сравнить, иерархизировать наиболее актуальные проблемы региона.

В выполнении всех этих функций моделирование и мониторинг региональных конфликтов призваны, с одной стороны, тесно взаимодействовать между собой, а с другой, — выполнять присущие каждой из этих исследовательских процедур специфические функции. Они тесно взаимосвязаны и взаимозависимы, поскольку составляют эффективное средство научного изучения и экспертизы социальных конфликтов в регионах. В то же время надо четко видеть их различия. Моделирование представляет собой собственно концептуальную проработку сознательного восприятия

и осмысления конфликтов вообще, региональных в особенности, систематизацию научного знания о них, разработку научно обоснованных методологических средств построения этого знания, адекватного понятийного аппарата. Это определение полностью согласуется с общей с о ц и а л ь н о - ф и л о с о ф с к о й трактовкой данного понятия как «специфического способа познания, при котором одна система (объект исследования) воспроизводится в другой (модели)» [1, с. 194]. А мониторинг выступает способом практического применения этой концептуальной проработки в целях эм-

пирического исследования реальных региональных напряжений и конфликтов и получения на этой основе достоверной информации о специфических особенностях их структуры, динамики и

реального влияния на соответствующие социальные условия и процессы в регионах. Эта информация может быть использова-

блемам контроля и разрешения конкретных конфликтных ситуаций, постоянно возникающих в жизни открытого, демократически организованного общества. Поэтому основными задачами анализа стали выявление факторов и детерминант этих ситуаций, разработка регулирующих их «социальных технологий». При этом большое, если не основное, внимание отводилось осмыслению и учету роли сознания, психологии, духовного мира участников конфликта в его возникновении и протекании. Это позволяло перевести конфликтологические исследования с абстрактного общесоциального на более конкретный «средний» уровень и сориентировать их на изучение реального поведения конфликтующих субъектов и его мотивов.

Благодаря всему этому, конфликтологическая парадигма на Западе превратилась ныне «в одну из господствующих парадигм социологического теоретизирования» (Дж. Тернер) и практического регулирования общественных взаимодействий (см.: [23]).

Если суммировать то, что на сегодняшний день сделано как западными (прежде всего Л. Козером, Р. Дарендорфом, Л. Крис-бергом, И. Галтунгом, Дж. Бертоном и др.), так и опирающимися на их достижения отечественными конфликтологами в рамках теоретического моделирования социальных напряжений и конфликтов, концептуальных оснований для их эмпирического мониторинга и практического менеджмента (в том числе применительно к региону), то общий итог может быть представлен как обоснование необходимости организовать прежде всего всестороннее наблюдение, оценку и прогноз процесса усиления неудовлетворенности социальных субъектов различными сторонами своей жизнедеятельности. Они включают следующие этапы:

— фиксация усиления неудовлетворенности условиями жизнедеятельности основных социальных групп региона;

— обнаружение причинно-следственной связи между характеристиками объекта неудовлетворенности и деятельностью других социальных субъектов, вызывающей социальную напряженность;

— усиление социальной напряженности в процессе уточнения позиций взаимодействующих между собой социальных субъектов и трансформация социальной напряженности в активный конфликтный потенциал;

— аккумулирование этого потенциала и его переход в открытый социальный конфликт.

Данный подход, рассматривающий действительность как человеческую чувственную деятельность, практику (см.: [13, с. 1]),

позволяет преодолеть противопоставление «объективных уело-

вий» и «субъективной деятельности» и зафиксировать момент превращения противоречия как явления объективной реальности в феномен сознания социального субъекта, дающего толчок процессу становления социального конфликта.

Нарастание социальной напряженности и вызревание условий для открытого социального конфликта происходит в процессе выявления и идентификации контрагентов отношений неудовлетворенности как реальных или потенциальных «виновников» определенного дефицита ресурсов, влияния, власти, авторитета, противостояния ценностей и устремлений, В определенном смысле можно сказать: если неудовлетворенность выступает как сущность рассматриваемого типа отношений, то напряженность — их проявление в социальной действительности, обнажение, обострение которого происходит в форме социального конфликта [ 11, с. 15].

Как показали многочисленные исследования в России и за рубежом, социальная напряженность, в зависимости от ее уровня, по-разному влияет на эффективность функционирования общества. Она оказывает на нее позитивное влияние (мобилизует и способствует преодолению возникших проблем) лишь до тех пор, пока не превышает определенного критического уровня. Его превышение влечет за собой нарушение механизмов саморегуляции, ухудшение функционирования основных подсистем общества и его трансформацию в принципиально иное состояние.

Некоторые исследователи утверждают, что критический уровень социальной напряженности заключен в интервале 1,237 —2,236 пропорций между большей и меньшей частями в социальной системе, и выход за его границы свидетельствует о неблагополучии в обществе или в одной из составляющих его частей [5, с. 7]. Широкая распространенность социального недовольства при определенных условиях может повлечь за собой нарушения в функционировании общества как системы. В связи с этим исследование степени удовлетворенности базовых потребностей различных социальных субъектов должно стать первым шагом на пути выявления, описания и анализа напряжений и конфликтов в социальном пространстве, в котором происходит их жизнедеятельность.

Следующий шаг на пути исследования социальных напряжений и конфликтов — выявление и анализ связи между характеристиками объекта неудовлетворенности и деятельностью других социальных субъектов.

Обнаружение и оценка причинно-следственной связи (реальной или мнимой) между характеристиками объекта неудовлетворенно-

сти и деятельностью других социальных субъектов порождает и усиливает социальную напряженность. Один из центральных этапов превращения противоречия в конфликтное взаимодействие — идентификация лиц, групп, структур, блокирующих деятельность, движение к намеченным целям. Взаимная идентификация участников событий превращает объективно существующее противоречие в его субъективное отображение в форме конфликтной ситуации [2, с. 138]. Для этого процесса характерна отмеченная рядом авторов «избирательная рациональность, сводящаяся к выявлению и метке среди окружающих противников и союзников» [7].

Социальная напряженность, сопровождающая возникновение конфликтной ситуации, выступает в качестве этапа, определяющего дальнейшее развертывание социального конфликта в направлении его превращения либо в конфликт рациональный, конструктивный, продуктивный, либо — в иррациональный, деструктивный, разрушительный, включающий элементы насилия, принуждения, подавления.

Таким образом, нарастание социальной напряженности и вызревание условий для социального конфликта происходит в процессе становления субъект-субъектных отношений неудовлетворенности, выявления и идентификации контрагентов этих отношений как реальных или потенциальных виновников определенного дефицита ресурсов, власти, авторитета, ценностей.

Все эти общие концептуальные подходы имеют большое значение для адекватного изучения региональных конфликтов. Практически каждый регион имеет собственные истоки, преобладающие типы конфликтов. Их диагностика и регулирование возможны лишь с учетом всей совокупности факторов, определяющих природу, источники, стратегии поведения участников конфликтного взаимодействия.

Региональный уровень анализа социальных конфликтов все больше выдвигается в центр исследовательского внимания, поскольку для конфликтологов все очевиднее, что улучшение ситуации на этом уровне способно оказать благотворное влияние на социальные процессы в общенациональном масштабе (и наоборот). Дальнейшее углубление разработки и обеспечение реализации научно обоснованной модели региональной политики по предупреждению, прогнозированию и урегулированию конфликтов, в особенности насильственных и деструктивных, превращается в важную исследовательскую и практическую задачу. А осмысление способствующих успешному решению этой задачи общих методологических и теоретических подходов зарубежной и отече-

ственной конфликтологии (в том числе, оценка опыта и перспектив их применения, анализ основных противоречий и расколов, характеризующих современный российский социум как в целом, так и в его региональном аспекте, поиск и обоснование мер и средств, способствующих раскрытию конструктивного, созидательного потенциала конфликтов и устойчивому развитию общества на демократической основе) составляет одну из наиболее актуальных исследовательских проблем.

С учетом того, что сфера внутрирегиональных коллизий является сегодня наиболее к онфли кто генной и наименее прогнозируемой, возникает настоятельная необходимость создания в регионах системы оперативного и динамичного моделирования региональной конфликтности и применения действенных «терапевтических» мер, предупреждающих ее опасное нарастание.

Для успешного решения этой задачи требуется прежде всего активизировать разработку региональной конфликтологии как особого направления современных социолого-конфликтологиче-ских исследований, обеспечиваемую местными научными и образовательными структурами и центральными исследовательскими учреждениями.

В концептуальном отношении одной из наиболее важных задач развития отечественной конфликтологии, как в плане перехода от общетеоретического аспекта моделирования социальных конфликтов к их к о н к р е т н о - к о н ц е п т у а л ь н о му аспекту, так и в плане совершенствования социальных технологий их предотвращения и урегулирования, — выступает последовательный перевод конф ликтологических исследований с преимущественно общесоциального на приоритетно региональный, уровень. Представляется, что только таким путем и можно конкретизировать и углубить анализ общесоциальных конфликтов, складывающихся из интегрированной совокупности конфликтов региональных.

Моделирование региональных конфликтов представляет собой процедуру создания целостного образа конфликтной ситуации, в котором должна найти отражение вся реальная совокупность конфликтных процессов и отношений данного региона. Посредством этой процедуры осуществляется постепенный переход от установления простейших параметров и зависимостей, отражающих отдельные стороны конфликтной ситуации, к характеристикам, воспроизводящим эту ситуацию достаточно полно и разносторонне. Получаемая модель должна быть максимально пригодна для практического использования, особенно теми общественными органами и административными структурами, которые могут принимать кон-

346 Е.И. СТЕПАНОВ, П.И. КУКОНКОВ

кретные решения. Основной акцент в реализации этой задачи должен быть сделан на выявлении, осмыслении и концептуальном интегрировании (в том числе с использованием метода создания адекватной модели и сценарного анализа) конфликтогенных факторов (политических, экономических, социально-психологических, этнических, культурных,религиозных и т.п.), вызывающих и обостряющих типичные конфликтные ситуации в регионах страны, в особенности осложненных применением насилия. При этом важно раскрытие дестабилизирующих и деструктивных последствий действия этих факторов, а также поиск и обоснование возможных мер по их нейтрализации и приданию социальным конфликтам характера и форм, содействующих общему улучшению социальной ситуации и движению общества к развитой демократической стадии.

Наряду с проблемой моделирования самих региональных конфликтов, на первый план выдвигается проблема моделирования политики адекватного воздействия на них. В разработке моделей политики по профилактике, деэскалации и урегулированию социальных конфликтов должны быть учтены многие факторы. Во-первых, общий конфликтный фон в регионе, определяющий «конфликтную готовность населения»; во-вторых, предыстория конфликтов — особенно это касается этнических конфликтов, имеющих длительную историю чередования открытых и латентных фаз; в-третьих, соотношение эндогенных и экзогенных факторов региональной конфликтности, наличие реальных механизмов воздействия на экзогенные факторы; в-четвертых, политические, экономические, культурные предпочтения субъектов политического процесса, вовлеченных в конфликт или призванных его урегулировать, заинтересованность конфликтующих сторон в урегулировании, а не продолжении конфликта, готовность действовать в этих целях.

Модель управления конфликтным процессом на региональном уровне должна быть системной и включать в себя следующие базовые компоненты:

— научные принципы прогнозирования и ранней диагностики социально-политических, производственных, правовых, межнациональных и других социальных конфликтов;

— методы профилактики конфликтов путем упреждающего решения проблем;

— механизмы предотвращения эскалации конфликтов, блокирования их деструктивного потенциала;

— технологии конструктивной деэскалации конфликтов и развития их конструктивного потенциала;

— способы урегулирования и разрешения конфликтов, мероприятия по общему снижению конфликтной напряжённости в регионе, стабилизации и гармонизации общественных процессов;

— формирование адекватной современным задачам культуры конфликта, направленной на его конструктивное урегулирование и р азрешение.

Реализация всех этих неотложных мер позволяет разработать и предложить для практического воплощения региональным органам власти такие принципы, способы и формы осуществления социальной политики, которые предотвращают деградацию в угоду как деструктивной глоб алистской доктрине, так и социально-групповому и этническому эгоизму. Они призваны также возрождать и закреплять позитивные социокультурные традиции и обычаи, благотворно влияющие на взаимоотношения социальных групп и этнических общностей региона, стабилизировать общую экономическую и социально-политическую обстановку и обеспечить переход к последовательному демократическому развитию, ориентированному на общее благосостояние и благоденствие всего населения.

Проблематика научного обоснования принципов экспертизы, диагностики и прогнозирования конфликтов как основы их моделирования, создания соответствующего понятийного аппарата, а также выявления основных конфликтогенных факторов, имеет преимущественно методологический и общетеоретический характер. Поэтому ее разработка и реализация в региональных исследовательских проектах требует внимательного осмысления всего того, что предложено в этом плане зарубежной и отечественной конфликтологией, обществоведением в целом.

В содержательном отношении прежде всего следует учесть, что регионализация рассматривается в современной обществоведческой литературе как естественный, органический принцип территориальной организации социальных, политических, экономических и культурных аспектов жизнедеятельности человеческих сообществ. В этом смысле регионализм выражается в таких показателях, как:

— социальная сплоченность этнических, расовых и языковых групп, проживающих совместно;

— экономическая взаимодополняемость хозяйственных и промышленных единиц, которые работают в рамках данной территории;

— совместимость общих ценностей, связанных с культурой, религией, историческими традициями;

— политическая солидарность (см.: [27, р. 333]).

Объективные основания для регионализации некоторые авторы

усматривают в необходимости практического использования тех возможностей, которые формируются естественным территориальным делением современных обществ и при условии рационального распределения компетенции власти и производственных ресурсов среди различных групп населения. С этой точки зрения (с которой можно согласиться), регионализм внутренне присущ всем типам современных обществ, независимо от их размеров, уровня развития, особенностей политических структур и т.д. (см.: [28]).

Регионализм неизменно присутствует во внутреннем обустройстве общественных отношений, хотя и не всегда принимает облик какой-то конкретной линии поведения государства. Политический курс правительства, часто имеющий коннотацию с термином «регионализм», — не более чем отражение (адекватное или искаженное) тех изначально существующих возможностей и потребностей, которые определяются реализацией принципа пространственно-территориального распределения людских и материальных ресурсов. Если эти возможности и потребности игнорируются на официальном уровне, то регионализм будет продолжать существовать в подавленной (пассивной) форме и проявляться в привычках, обычаях, типах менталитета, публичной активности, культурных особенностях и т.д. При активном поощрении регионализм приводит к появлению и поддержанию различных центров регионального притяжения и в политическом смысле ведет к децентрализации власти. Это актуализирует вопрос о мере его учета и поддержки.

Поэтому изучение характеристик и свойств регионализма в теории и на практике особенно остро востребовано в тех странах, которые пытаются создать сбалансированные федеративные отношения и обеспечить демократизм в условиях децентрализации властных полномочий. Но, пожалуй, в России в условиях трансформации, с одной стороны, характеризующихся возрастанием конфликтогенности, а с другой, в значительной степени опреде ляемых местными особенностями, региональные проблемы выдвигаются на первый план так стремительно, как ни в одном другом государстве мира.

Обострение региональных проблем проявляется прежде всего в разрыве хозяйственных, социокультурных связей, в постепенном усилении напряженности в межнациональных отношениях

даже там, где еще совсем недавно они представлялись весьма спокойными (например, в Нижнем Новгороде или Ярославле). Экономический сепаратизм, непродуманная конверсия, произвол в переделе собственности, перекосы во внешней торговле, неконтролируемая инфляция, ценовые парадоксы, неимоверное возрастание транспортных расходов в условиях огромных расстояний привели к катастрофическому нарастанию межрегиональных диспропорций. Рыночный механизм их выравнивания пока не срабатывает. Хуже того, в такой огромной стране, как Россия, с ее полярно различающимися климатическими зонами и неравномерной социально-экономической освоенностью регионов, попытки его «запуска» зачастую приводят к критическим ситуациям.

Все эти проблемы представляют собой сгустки конкретных региональных противоречий и должны осознаваться как нечто поддающееся решению (упорядочению, смягчению и т.п.) в обозримом будущем. В общем плане можно выделить следующие региональные проблемы:

— соци а ль н о - демогр афич ес кие и этнонациональные (растущая депопуляция, социальная избыточность, угроза воспроизводству коренных национальностей, неадаптивное изменение национально-этнического состава, в том числе из-за нерегулируемой миграции и т.п.);

— связанные с ресурсоистощением (сокращением естественных источников, например, добываемых полезных ископаемых, пастбищ и т.п.);

— обусловленные неотлаженностью механизма взаимодействия Центра и периферии, государства в целом и его подсистем;

— имеющие геополитический характер (образование анклавов и эксклавов, зон приграничной напряженности и т.п.), в результате резкой утраты хозяйственного профиля территории под влиянием внешних причин (проблемы региональной перепрофилиза-ции) и т.п.

Естественно, периодически возникают проблемы, относящиеся к типу чрезвычайных и требующие специфических решений и специально резервируемых ресурсов, а, следовательно, и особого массива информации для их описания и диагностики.

Основной акцент в современных условиях исследователи делают на изучении комплекса социальных, экономических, политических, этнонациональньтх, демографических, духовных и экологических факторов развития регионов, которое позволит обнаружить корни наиболее острых проблем. При этом исследуются не внешние, событийные, а глубинные причинно-следственные связи, и не

с идео лого-просветительских, а с о бъ екти в н о - пр актич ес к и х позиций, с целью извлечения практически значимых уроков для современной сферы социального управления.

Такой подход требует интеграции широкого спектра гуманитарных наук, поскольку одной отдельно взятой области знания не под силу вскрыть многообразие, а самое главное — взаимосвязь региональных проблем, увидеть в них как общегосударственные, формационные или цивилизационные закономерности, так и местные, и временные особенности.

Однако организованный мониторинг региональных конфликтов (для краткости будем использовать термин «региональный мониторинг») как информационно-аналитическая база региональной и национальной политики и общероссийская институционально-организационная система в настоящее время отсутствует. Создание и последующее функционирование такой системы (равно как и ее использование в выработке государственных и региональных мер по регулированию территориального развития) зависит от решения ряда дискуссионных вопросов объективного и субъективного характера. Это, в частности, вопросы осознания сущности, задач и предмета мониторинга; различения типов мониторинга в зависимости от его предмета; статистического обеспечения мониторинга (особенно данными муниципальной статистики). Весьма существенными представляются также вопросы о роли и месте в конструкции мониторинга оценок (диагностики) региональных конфликтов, о постоянном отслеживании хода и результатов общероссийских реформ на региональном уровне, о соотношениях мониторинга и прогнозов, о финансовых, организационных и правовых условиях создания мониторинга. Безусловно, важны этапность внедрения системы регионального мониторинга, выбор первоочередных мероприятий, создание правового обеспечения.

Под мониторингом региональных конфликтов следует понимать специально организованную и постоянно действующую систему необходимой статистической отчетности, сбора и анализа статистической информации, проведения дополнительных информационно-аналитических обследований (опросы населения и т.п.) и оценки (диагностики) состояния, тенденций развития и остроты общерегиональных ситуаций и конкретных региональных проблем (см.: [3]). В условиях исключительно большого разнообразия региональных конфликтов в России мониторинг имеет огромное познавательное и научное значение. Однако главная его задача — сугу-

бо практическая. Она состоит в создании надежной и объективной основы для выработки государственной политики регулирования территориального развития и определения ее приоритетов, для принятия мер селективной государственной поддержки тех или иных территорий, концентрирующих выявленную в ходе мониторинга суть конкретных региональных проблем.

Трудности в создании системы регионального мониторинга имеют как объективный, так и субъективный характер. Среди первых следует назвать унаследованное от советских времен несоответствие структуры, качества и оперативности общероссийской статистической информации существу региональных конфликтов как проявления системных социально-политических, экономических, экологических, этн о демо гр афич еск и х процессов, локализованных в определенных пространственных границах и в то же время протекающих в контексте общероссийской ситуации. Отдельные компоненты этих системных процессов, например, общественно-политические или правовые, а также некоторые их весьма важные направления — экономические, социальные, муниципальные реформы — вообще не рассматривались традиционной статистикой.

Как справедливо отмечено Г.Р. Валиулиной (см.: [3]), любой

полноценный мониторинг, претендующий необъективное отражение сути и на корректную диагностику региональных конфликтов, должен отвечать как минимум двум принципиальным требованиям. Независимо от содержания и масштаба он должен быть:

(а) системным, т.е. способным дать характеристику социальных,

>• экономических, правовых и иных аспектов рассматриваемой ситуа-

ции или проблемы в их взаимосвязи (последнее имеет особенно важное значение на стадии анализа и диагностики). Отдельный, С’ «выдернутый» из общего регионального контекста фрагмент дей-

5 ' 11 ствительности (например, только экономического или только пра-

8 вового, или только межэтнического характера) останется не более

II чем региональным «срезом» отраслевой ситуации или проблемы;

К1 (б) структурно полным и логически завершенным, т.е. включать

Щ общеобязательные стадии сбора строго определенной информации,

к ее анализа и оценки (диагностики) ситуации или проблемы. Ни

№ анализ произвольно взятой информации, ни оценки проан ализиро-

II ванных вне структуры данного мониторинга региональных проблем

Щ не могут считаться полноценным мониторингом: последний может

В. представлять собой только триединство информационного обеспе-

К чения, анализа информации и конечной диагностики.

Не менее важно привлечение сопутствующей информации. Особенно важными оказываются те стороны конфликтов, которые почти невозможно выразить на языке статистики. Это настроения, мотивации, образ жизни, экономическое и социальное поведение, этнонациональное самочувствие и другие аспекты индивидуального и коллективного бытия. При этом необходимо иметь соответствующую информацию по различным социальным группам: по полу, возрасту, участию в различных видах хозяйствен-

ной деятельности, месту проживания и т.п. В настоящее время такие данные можно получить только в ходе специально организованных социологических обследований.

Исходя из вышесказанного, цель регионального конфликтологического мониторинга и соответствующего конфликтологического менеджмента может быть сформулирована как выяснение состояния и динамики напряжений и конфликтов в регионе, анализ и оценка характера и результатов различных управленческих воздействий на эти ситуации с целью их урегулирования.

Достижение указанной цели предполагает первоочередное решение следующих задач:

1. Диагностика основных узлов социальной напряженности различного уровня и локала, отражающих возникшие конфликтные ситуации.

2. Выявление, иерархизация факторов усиления социальной напряженности.

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

3. Обнаружение особенностей становления и развития конфликтных ситуаций.

4. Определение социальных возможностей и ресурсов эскалации, или, наоборот, локализации и разрешения конфликтных ситуаций.

5. Описание основных характеристик конфликтной активности отдельных социальных групп.

6. Анализ основных путей и способов оптимизации напряженных, конфликтных ситуаций.

Социологическая модель динамики конфликтного поведения должна включать структурные и динамические показатели, фиксирующие:

— неудовлетворенность различных социальных субъектов условиями жизнедеятельности;

— процесс выявления и осознания причинно-следственной связи между объектом неудовлетворенности и деятельностью

других социальных субъектов, вызывающей социальную напряженность;

— усиление социальной напряженности в процессе уточнения позиций взаимодействующих субъектов.

Описанный подход к пониманию социального конфликта дает возможность своевременного и эффективного вмешательства в процесс вызревания конфликтной ситуации. Такая возможность становится реальной только при наличии адекватного социологического инструментария, способного фиксировать характер, направленность, особенности, этапы процесса становления социального конфликта. При подготовке такого инструментария есть возможность опираться на работы таких российских исследователей, как А. Кваша [10], В. Рукавишников, В. Иванов [20], П. Чорнобай [25], А. Давыдов, Е. Давыдова [5], Ю.Е. Растов, Р А. Трофимова [17], В.К. Шаповалов [18], П.В. Акинин, СВ . Рязанцев [6] и многие другие.

Социальные показатели и индикаторы, используемые в процессе подготовки и проведения мониторинга напряжений и конфликтов, мы различаем прежде всего по тем задачам, которые они решают как инструменты познания: если социальный показа-

тель характеризует состояние того или иного явления или процесса, то индикатор связывает это состояние с факторами, его обусловливающими [16].

Различия по основным аспектам жизнедеятельности фиксируются при описании социальных групп, дифференцированных по полу, возрасту, стажу работы и служебному положению.

Следующий шаг в этом направлении — выявление и описание таких социальных фактов, как наличие социальных групп, пользующихся льготами, привилегиями, определение и описание наиболее распространенных оснований выделения и формирования привилегированных социальных групп.

Необходимо отметить, что эти факты можно рассматривать и в качестве показателей, описывающих процесс замещения в сознании населения восприятия определенных явлений как различий на восприятие их как противоположностей.

Рост взаимной неудовлетворенности и, следовательно, напряженность в отношениях двух или нескольких социальных субъектов возникает вследствие осознания различий, противоположности их отношения к каким-либо объектам, представляющим для них определенную ценность. Поэтому важную роль приобретает выявление (индикация), описание и в определенной мере иерархи-

зация жизненных ценностей по степени их значимости для различных социальных групп.

Фиксация степени неудовлетворенности населения позволяет уточнить направление дальнейшего исследования социальной напряженности, поскольку дает возможность соотнести ее (степень неудовлетворенности) с устремлениями, составом и структурой социальных субъектов, которые, в глазах населения, в той или иной мере несут ответственность за существующее положение дел.

Сравнительный анализ упомянутых рядов социальных индикаторов предполагает выявление и описание контрсубъекта социальной напряженности. Следует отметить, что этот метод позволяет определить лишь уровень ответственности, что чаще всего оказывается вполне достаточным для выявления сущности отношений напряженности. Методические возможности уточнения, проверки (прожективные ситуации, ситуации выбора путей выхода из кризиса) позволяют выявить и описать социального субъекта (субъектов), на которого (которых) населением возлагается ответственность за сложившуюся ситуацию.

Вместе с тем, необходимо иметь в виду, что на этом пути могут возникать значительные трудности идентификации субъектов потенциального конфликта, уточнения их конкретного адреса. Преодоление этих трудностей возможно лишь на пути конкретизации совокупности основных аспектов становящихся отношений напряженности и конфликта. Из всей совокупности отношений различных социальных групп как субъектов определенной деятельности вычленяются отношения, которые представляются существенными именно для данного вида деятельности и, с другой стороны, выделяются определенные этапы становления конфликтных отношений. Шкала, при помощи которой замеряются основные параметры этого процесса, может содержать градации, фиксирующие его основные этапы: от позиции «хорошие партнерс-

кие отношения» до позиции «находимся в постоянной конфронтации». Таким образом выявляется степень остроты и распространенности напряженных, конфликтных отношений одного социального субъекта с другими. Выявляя параметры включенности в подобные отношения, можно определить уровни напряженности как среди населения в целом, так и среди составляющих его социально-демографических, статусных и т.п. групп.

В зависимости от того, насколько распространены в обществе напряженные отношения, можно определить и перспекти-

ву трансформации этих отношений в открытый конфликт, способный дезинтегрировать, дестабилизировать деятельность как отдельных социальных групп, так и населения в целом. В связи с этим следует отметить социальные показатели, фиксирующие отношение социальной группы к открытому протесту, их вовлеченность в реальные протестные действия, забастовки, поведение в прожективных ситуациях, предполагающих принятие решения об участии или неучастии в таких действиях.

Совокупность показателей и индикаторов, описывающих эти процессы, включает:

— отношение людей, различных социальных групп, населения региона к акциям протеста и к участию в них;

— сформированность протестных намерений;

— мотивацию включения в акции протеста;

— наличие, характер сил, выступающих инициаторами и организаторами протестных действий.

Следует отметить, что выше приведены лишь основные показатели и индикаторы, позволяющие, на наш взгляд, отследить необходимые аспекты становящихся, развивающихся отношений напряженности и конфликта. Разумеется, их дальнейшая нюансировка, расстановка необходимых акцентов предполагает использование в процессе исследования и ряда других показателей и индикаторов.

Необходимо отметить и некоторые особенности процесса формирования выборки конфликтологического мониторинга. На наш взгляд, при этом обязательно использование информации, полученной в ходе предыдущих исследований напряжений и конфликтности в условиях той или иной территории и проведения опросов экспертов.

Методы исследования напряжений и конфликтов должны быть прежде всего ориентированы на фиксацию проявлений конфликтности на уровне сознания и на выяснение параметров включенности в напряженные, конфликтные взаимодействия.

Проявление конфликтности на уровне сознания (недовольство, намерения конфликтовать) замеряется на основе массового анкетирования, интервьирования по наиболее актуальным социальным проблемам; экспертных опросов, прежде всего руководителей предприятий, учреждений, организаций.

Выяснение параметров включенности в напряженные, конфликтные взаимодействия предполагает:

1) сбор и анализ статистических данных о происшедших конфликтах;

2) контент-анализ материалов СМИ;

3) наблюдение за поведением участников конфликтов;

4) уточнение, нюансировку экспертных оценок конфликтов в рамках фоку с - гр у пп о в о го метода;

5) конфликтологическую переработку имеющейся социологической информации, вторичный анализ эмпирических данных;

6) конфликтологическое картографирование.

Наконец, задачи, связанные с цивилизованным урегулированием и разрешением конфликтов — их менеджментом, содействующим стабилизации и развитию общественных процессов и отношений, поиском и обоснованием возможных мер по их нейтрализации и оптимизации характера и форм их проявления, имеют в основном прикладной, процедурно-технологический характер. В этом направлении также предстоит приложить усилия, чтобы обеспечить достаточное внимание к прагматическому аспекту концепции региональной политики урегулирования социальных конфликтов, в том числе — к анализу успешного использования посреднических миротворческих усилий, переговорного процесса, фасилитации и других «социальных технологий» и процедур, предложенных и освоенных как зарубежными, так и отечественными исследователями и практиками.

АЛЛ

Представленные выше концептуальные подходы к интегративному моделированию, мониторингу и менеджменту региональных конфликтов положены в основу ряда региональных эмпирических исследований и экспертиз, предпринятых в последние годы Центром конфликтологии НС РАН. Пожалуй, наиболее систематические их результаты и выводы получены в Нижнем Новгороде. Здесь благодаря усилиям сотрудников организованного в рамках нижегородского филиала ПС РАН регионального Центра конфликтологии (руководитель П.И. Куконков), создана постоянно и эффективно действующая группа местных экспертов (в которую входят также известные нижегородские социологи и обществоведы: JLA. Зеле-нов, И.Б. Ромашова, ЮЛ. Крайнов, Н. В. Мартынова, СВ. Соколов, К. М. Акулов, А.В. Дахин, А.А. Иудин, А. А. Касьян, Г.С. Широкало-ва, В.А. Агаджанов и др.); регулярно, в мониторинговом режиме проводятся замеры восприятия населением складывающихся в области социальных напряжений и конфликтных ситуаций. Приведем в заключение самые общие выводы этих исследований и экспертиз (в развернутом виде они представлены в последнем выпуске

серии «Социальные конфликты: экспертиза, прогнозирование, технологии разрешения» [22]) для того чтобы показать общее положение, которое, с конфликтологической точки зрения, складывается сейчас в Нижегородской области.

К основным особенностям региона следует отнести:

— отсутствие собственной сырьевой и достаточной энергетической базы и в то же время наличие матер и алоемкого и энергоемкого промышленного производства, что становится причиной межрегиональных напряжений при обмене ресурсами;

— чрезмерные масштабы развития отраслей военно-промышленного комплекса в регионе и связанную с ними структуру капиталовложений — основы обострения противоречий между «мирным» и «немирным» секторами экономики;

— низкий уровень развития потребительского сектора экономики и в то же время недостаточную конкурентноспособность выпускаемых в области товаров народного потребления. Явный дефицит потребительских товаров исчез за счет, во-первых, импорта западной продукции, и, во-вторых, существенного сокращения потребления из-за низкой платежеспособности подавляющей части населения;

— исключительную степень монополизации производства значительной части продукции производственно-технического назначения, конфликты между олигархами, представляющими интересы естественных монополий, и населением области;

— достаточно узкую специализацию районов области в производстве промышленной и сельскохозяйственной продукции, значительную дифференциацию районов по уровню социально-экономического развития.

Экспертный анализ обнаруживает, что в экономике Нижегородской области в последнее десятилетие XX века и особенно в последние (2000 — 2002) годы преобладали следующие долговременные тенденции:

— спад промышленного производства, нарастание финансовой нестабильности большинства предприятий, разрушение инвести-

г ционного комплекса;

— старение (износ) основных фондов, недогрузка производству венных мощностей, повышение угрозы технологических катастроф;

* г — падение уровня развития потребительского сектора эконо-

*;|г мпкп, кризис продовольственного самообеспечения области, обо-

ДШ стрение конкуренции между отечественными и иностранными про-

ШШ изводителями товаров массового спроса. За исследуемый период

физический объем выпускаемой продукции сократился в целом на 37% [19, с. 83], причем сокращение основных видов продук-

ции шло крайне неравномерно;

— аграрная политика, ориентированная на замену коллективных хозяйств фермерскими, стала причиной появления масштабной сельской безработицы, падение производства сопровождалось уменьшением количества занятых работников в сельской местности [24, с. 326—334];

— в научно-техническом секторе происходит полный или час-

тичный развал предприятий и организаций с частичной утратой научно-технического, кадрового, производственного потенциала; свернули свою деятельность многие общественные организации (НТО, ВОИР, творческие союзы и т.п.). Наука (в том числе вузовская) во многом предоставлена самой себе, функционирует в режиме самовы-живания в основном за счет субъективного фактора (см.: [9; 14]).

Это, по сути, кризисное состояние оказывает существенное влияние на социальное самочувствие жителей региона. Зафиксирован высокий уровень социальной неудовлетворенности1. Подавляющее большинство населения не может считаться вполне благополучным. Основные показатели, характеризующие образ жизни нижегородцев, близки к критической отметке или превышают ее. В особенности это касается материального благосостояния — его низкий уровень зафиксирован более чем у двух третей опрошенных [4, с. 311]. Неудовлетворенность ситуацией в экономической сфере столь сильна, что влияет на оценку других сфер жизни — политико-правовой, духовной, жизненной ситуации в целом.

В связи с этим уровень претензий населения к власти весьма высок, хотя и не выливается пока в массовое стремление к участию в соответствующих общественных и общественно-политических органах и движениях, обычно выступающих субъектами массовой мобилизации. Доля рассчитывающих на поддержку и защиту со стороны современных политических партий (включая КПРФ) весьма незначительна (до 1—1,5%), доля выражающих надежду на защиту со стороны профсоюзов несколько выше (до 25 — 30 %), хотя эффективность их деятельности оценивается также невысоко.

Невысока и степень вовлеченности граждан в деятельность местного самоуправления (до 4 — 5%), и оценка эффективности

1 Источники для данной оценки: исследование Нижегородского отдела

ИС РАН (1999 г.), в ходе которого было опрошено 1696 человек, исследования Нижегородского центра конфликтологии ИС РАН в 2001 и в 2002 гг. Было опрошено соответственно 600 и 450 человек. См. также: [15, с. 181].

%

Щ

'Ш’ '

лх , Ж>..

влияния последнего на дела в регионе. Тем не менее, до 15% граждан связывают надежды на улучшение положения дел в Нижегородской области с активностью местного самоуправления и самостоятельностью граждан [15].

В целом предъявление недовольства населения оказалось как бы «размазанным» по всей властной вертикали, определяя незавершенность процесса персонализации ответственности. Наблюдается стремление к «делегированию» значительной части ответственности на федеральный уровень, существенное ослабление критики региональных органов власти и уход от открытого социального конфликта в масштабах области.

Вместе с тем, зафиксированный анализом критический уровень неудовлетворенности населения, обострение борьбы внутри региональной властной элиты создают в перспективе возможность ускорения процесса персонализации ответственности, выступая в качестве необходимых и достаточных условий для существенной трансформации проявлений социальной напряженности. Это может произойти, в частности, если борьба внутри региональной властной элиты позволит заинтересованным силам снизить уровень возлагаемой ответственности и сфокусировать его на структурах и конкретных представителях местной власти.

Выясняется, что в случае нарушения своих прав почти две трети нижегородцев намерены обратиться в суд. Это свидетельство существенных предпосылок для становления действенной судебной власти, которая может выступить в роли одной из важнейших регулирующих конфликтные ситуации структур, способной цивилизованно, на единой нормативно-правовой основе разрешать наиболее болезненные проблемы. Хотя в настоящее время возможности судебной власти по урегулированию заметно умножающихся конфликтов в различных сферах жизнедеятельности нижегородцев весьма ограничены, выборы мэра Нижнего Новгорода показали, что возрастает роль судопроизводства в разрешении, например, конфликтных ситуаций в ходе выборной кампании.

Исследование выявило резкий рост голосующих на выборах «против всех», свидетельствующий о пробуждении самостоятельного политического мышления населения, об ограничениях « м а -нипулятивной демократии» как средства управления людьми. В массовом сознании начинает формироваться отторжение власти, навязываемой населению, а также института выборов, неспособного эффективно решить вопрос отбора достойных кандидатов на ответственные посты (см.: [8, 22]).

Обобщение экспертных и мониторинговых данных показывает, что отношения власти и граждан имеют преимущественно патерналистский характер, и хотя в них нет явно выраженного антагонизма, однако, отсутствует и партнерство, равноправный диалог. Более того, свыше трети опрошенных считают, что субъектами социальных конфликтов нередко выступают те, кто призван содействовать снижению социальной напряженности: централь-

ные и местные органы власти. Это свидетельствует как о неэффективности, «недостроенности» органов власти, так и о слабости гражданского общества, которое пока не консолидировано, не сформировало структуры и институты, выражающие и защищающие интересы гр аждан.

Значительная распространенность патерналистских настроений проявляется и в том, что многие нижегородцы в этой ситуации сохраняют надежды на помощь со стороны местных органов власти (28%) и администрации предприятий (13%). В условиях нарастания конфликтности самой власти (см.: [4, с. 311]) эти

настроения, по мнению экспертов, необходимо не только поддерживать, но и по возможности укреплять, оснащая управленцев необходимыми умениями и навыками эффективного регулирования конфликтов, цивилизованного поведения в пространстве общественных коллизий.

Согласно полученным данным, ситуацию с «бюджетниками» области можно представить в качестве «законсервированного, отложенного» конфликта. Как долго власти удастся сохранять такую ситуацию, зависит от того, насколько быстро работники бюджетной сферы будут избавляться от патерналистских иллюзий, насколько они способны сформировать структуры, реально защищающие их интересы. Существующие профсоюзные организации для этой роли не вполне пригодны. Необходимо подчеркнуть, что дальнейшее ослабление профсоюзов неизбежно ведет к усилению нестабильности в сфере труда, появлению и укреплению экстремистских фракций в профсоюзном движении. Усиление роли профсоюзных организаций в сфере труда предполагает рост профессиональной, прежде всего конфликтологической культуры профсоюзных лидеров.

При высоком уровне одобрения протестных действий (до 70% опрошенных) число их реальных участников, как показывают исследования, пока относительно невелико (до 10%). Сравнительно выше протестная активность «челноков» и «бизнесменов» — представителей интенсивно работающих, но не достигающих же лае-

мого благополучия групп населения (см.: [4]). Значительное боль-

шинство нижегородцев не намерены использовать такие формы защиты своих прав, как голодовки, блокады дорог, пикеты, марши протеста, забастовки. Вместе с тем, выявлена заметная доля людей, допускающих применение силовых методов защиты своих прав при потере работы, посягательстве на их собственность и т.д. Растет доля нижегородцев, одобряющих несанкционированные протестные действия, делающих ставку исключительно на свои силы при разрешении конфликтных ситуаций. Эти тенденции свидетельствуют о слабости процесса институционализации социальных конфликтов, слабой структурированности (и, вследствие этого, слабой предсказуемости поведения) конфликтующих субъектов. Эти обстоятельства усиливают «синдром стихийного протеста», который выгоден прежде всего «теневым» акторам социального конфликта, при необходимости превращающим его в управляемую дестабилизацию.

Сфера малого и среднего бизнеса, как торгового, так и промышленного, может быть охарактеризована как наиболее взрывоопасная и малопредсказуемая в случае возникновения конфликтной ситуации [12, с. 381]. Она требует особого внимания со стороны нижегородского руководства. Снятие взаимного недопонимания между предпринимателями и чиновниками позволит им уйти от взаимных обвинений, носящих личностную или групповую окраску, в конструктивное русло локализации конфликтов в области ресурсных интересов.

Следует отметить, что в сфере розничной торговли Нижегородской области значительную нишу занимают выходцы из закавказских республик бывшего СССР, чаще всего не являющиеся гражданами РФ. На фоне ухудшения экономических условий жизни основной массы населения этот факт становится этнически актуальным и, как следствие, его оценка политизируется.

В целом анализ показывает, что существует весьма тревожный разрыв между властью и основной массой населения в регионе, рост которого, с конфликтологической точки зрения, может привести к непредсказуемым последствиям. Люди, интересы которых существенно ущемлены, рано или поздно приходят к мысли о •о необходимости действий по их защите. Учитывая низкий у р о -

^г вень доверия к власти, профсоюзам, такие действия могут приоб-

рести выраженную политическую окраску. В настоящее время С- принципиально важен вопрос о том, кто окажется между конфет диктующими сторонами в качестве посредника суд, профсоюз, «кры-

ша» или независимая конфликтологическая структура, которую необходимо создать в области.

Конструктивное решение этого вопроса особенно необходимо, поскольку обнаружен серьезный симптом «отступничества» населения, в первую очередь его беднейших слоев, от наиболее очевидных прогрессивных завоеваний реформирования общества: так,

более половины опрошенных готовы поступиться некоторыми правами и свободами ради решения основных социальных проблем.

Результаты регионального конфликтологического мониторинга и экспертизы напряженной ситуации могут стать не только определенной основой для разработки эффективной программы урегулирования возникших социальных конфликтов в самом Нижегородском регионе (при активном участии местных обществоведов), но и опытом для обсуждения проблем организации подобной работы в других российских регионах.

ЛИТЕРАТУРА

1.Афанасьев ВТ. Общество: системность, познание и управление. М., 1981.

2. Бородкин Ф., Коряк Н. Внимание: Конфликт! Новосибирск, 1989.

3. Валиулина ^ ^. Проблемы моделирования и экспертизы региональных конфликтов /Автореф. дисс... канд. социол. н. М., 2002.

4. Возьмитель АА., Душацкий ЛАЕ. Жизненное благополучие населения и

социальная конфликтность // Социальные конфликты: экспертиза, про-

гнозирование, технологии разрешения. Вып.20: М.: УРСС, 2003.

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

5.Давыдов АА., Давыдова ЕЛ. Измерение социальной напряженности. М., 1992.

6. Диагностика социальной напряженности в обществе: региональный аспект. Ставрополь, 2002.

7. Запрудский Ю. Внутри конфликта // Социальные конфликты. 1993.

№7.

8. ИудинАА. Региональная пресса в выборах: эскалация конфликта //

Социальные конфликты: экспертиза, прогнозирование, технологии разрешения. Вып.20. М.: УРСС, 2003.

9. Касьян А. А. Наука в современной высшей школе: обретения и потери // Социальные конфликты: экспертиза, прогнозирование, технологии разрешения. Вып. 20. М.: УРСС, 2003.

10. Кваша А. Социально-демографические проблемы роста социальной

напряженности // Вестник статистики. 1992. № 1.

11. Куконков П.И. Социальная напряженность как этап в процессе развития конфликта // Социальные конфликты: экспертиза, прогнозирование, технологии разрешения. Вып. 9. Ч. 1. М., 1995.

12. Латова ПЛ. Этнометрические показатели в региональном мониторинге // Социальные конфликты: экспертиза, прогнозирование, технологии разрешения. Вып. 20: М.: УРСС, 2003.

13 .Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 3.

14. Мартынова ПЛ. Взаимоотношения малых научно-технических предприятий с другими социальными институтами // Социальные конфликты: экспертиза, прогнозирование, технологии разрешения. Вып. 20: М.: УРСС, 2003.

15. Никовская Л.И. Экспертиза и мониторинг социально-политической конфликтности в Нижегородском регионе // Социальные конфликты: экспертиза, прогнозирование, технологии разрешения. Вып. 20. М.: УРСС, 2003.

16. Осипов Г. Социология. М., 1990.

17. Ростов Ю.., Трофимов РА. Методология и методика эмпирических социологических исследований конфликтности локальных социумов. Барнаул, 1997.

18. Региональное сообщество в условиях трансформации России. М.: Ставрополь, 2003.

19. Ромашова ПЛ., Крайнев ЮА. Актуальные конфликты и напряжения в сфере экономики Нижегородской области в современный период // Социальные конфликты: экспертиза, прогнозирование, технологии разрешения. Вып. 20. М.: УРСС, 2003.

20. Рукавишников В., Иванов В. и др. Социальная напряженность: диагноз и прогноз // Социологические исследования. 1992. № 3.

2 1. Соколов С.., Акулов КМ. Выборы мэра Нижнего Новгорода как показатель социальной конфликтности в регионе и выражение политической зрелости его населения // Социальные конфликты: экспертиза, прогнозирование, технологии разрешения. Вып. 20. М.: УРСС, 2003.

22. Социальные конфликты: экспертиза, прогнозирование, технологии разрешения. Вып. 20: «Региональные конфликты: моделирование, мониторинг, менеджмент». М.: УРСС, 2003.

23. Тернер Дж. Теория конфликта // Структура социологической теории. М., 1985.

24. Широкалова Г.С. Нижегородское крестьянство на пути к краху: результаты мониторинга // Социальные конфликты: экспертиза, прогнозирование, технологии разрешения. Вып. 20. М.: УРСС, 2003.

26. Чорнобай П. Социальная напряженность: опыт измерения // Соци-

ологические исследования. 1992. № 7.

2в. BouldingK. Conflict and Defence. N.Y., 1968. XIV.

27. HurrellA. Explaining the Resurgence of Regionalism in World Politics

//Review of International Studies. L., 1996.

28. LernerD. Some Comments on Center — Periphery Relatione // Comparing Nations. The Use of Quantative Data in Cross-National Research / Ed. by MerrittR.L. and Rokkan S. New Haven, L.: Yale University Press, 1996.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.