CC BY
86ЭТНОПОЛИТИЧЕСКИЕ КОНФЛИКТЫ: АНАЛИТИЧЕСКИЙ ОБЗОР
Демонтирование коммунистической системы привело к возникновению острых этнополитических конфликтов в регионах бывшего Советского Союза. Исследование этих конфликтов вызвало к жизни сравнительно новое для отечественной науки междисциплинарное направление - конфликтологию.
Формирование теоретических и методологических основ российской конфликтологии началось в первой половине 90-х годов. Тогда были созданы профильные исследовательские и научноконсультативные центры, вышли в свет сборники статей, монографии и учебники по данной дисциплине. В 1996-1998 годах наметилась тенденция к выработке и закреплению российских
конфликтологических “парадигм”,
которые, как представляется, имеют прикладную направленность и включены в современные политические дебаты. Это несколько отличает отечественную конфликтологию от западной социологии конфликта, имеющей преимущественно теоретическую направленность.
Вероятно, главным
свидетельством формирования нового направления в отечественной социологии можно считать выход в свет учебника
А.Г. Здравомыслова “Социология конфликта”, третье издание которого опубликовано в 1996 году [1]. Объясняя сущность социального конфликта, автор обращается к “природе человека и государства” и показывает, что сотрудничество и конфликт являются сущностной чертой общественных отношений. Исходя из трудов Аристотеля и Т. Гоббса А.Г. Здравомыслов выводит два противоположных фундаментальных подхода к пониманию общества. В первом случае речь идет о естественном (природном) неравенстве в человеческом сообществе, во втором - о природном равенстве людей. Место и значение
конфликта в социологической теории раскрывается автором на основе социологических учений Э. Дюркгейма, М. Вебера, Т. Парсонса, Р. Дарендорфа,
Н. Смелсера. В отличие от традиционного для истории социологии
противопоставления структурного
функционализма и социологии конфликта, А.Г. Здравомыслов вычленяет потребности, интересы, ценности и нормы в качестве интегральной методологической базы для объяснения конфликтов. В предлагаемой автором аналитической схеме изучения конфликтов акцентируется порядок выдвижения требований
конфликтующими сторонами [1, с. 104]. В соответствии с этой схемой А.Г. Здравомыслов делит конфликты на три основные группы: конфликты по поводу жизненных средств, конфликты как столкновения интересов и ценностные конфликты [1, с.17].
В вопросе об этнополитических конфликтах автор придерживается точки зрения, согласно которой этносы как таковые не являются самостоятельными субъектами исторического или политического действия. В качестве такого рода субъектов выступают элитные группы претендующие на участие во власти и формулирующие содержание национальных интересов [1, с.196]. А.Г. Здравомыслов предлагает следующую схему развертывания межнациональных конфликтов. Как правило, конфликты начинаются с постановки и обсуждения проблем
национальных языков. Именно лингвистическая тематика раньше прочих переходит из закрытой формы в
открытую и имеет огромное мобилизующие значение, так как апеллирует ко всем людям данной
национальной группы [1, с. 198]. Далее конфликт перемещается в политическую
сферу с весомым элементом статусных и территориальных претензий. Автором акцентируется внимание на том. что данная фаза конфликта предполагает обращение сторон к историческим фактам и традициям [там же]. А.Г. Здравомыслов делается заключение о доминирующей роли политики в национально-этнических конфликтах и подчеркивает, что развитие этих конфликтов не может быть объяснено с помощью концепции определяющей роли экономических факторов и интересов [1, с. 201]. Отсюда, в частности, следует, что динамика межнациональных конфликтов зависит от того, насколько сильны притязания на власть новых элит, выросших в рамках старых структур, отторгнутых как от участия во власти, так и от культурного самоопределения соответствующих
национальных общностей” [1, с. 202]. Иными словами, в основе этнопо-литических противостояний лежит неудовлетворенность растущих элитных групп своим нынешним положением и вытекающим отсюда стремлением к перераспределению властных полномочий в свою пользу через инициирование и проведение “национальных революций”. Поэтому в центр проблемы межнациональных конфликтов А.Г. Здравомыслов ставит вопрос о власти, вокруг которого и развертывается борьба старых и новых элит, причем последние более склонны к радикализации националистических лозунгов. Что касается форм преодоления этнополитического
конфликта, то автор предлагает концепцию “рефлексивной политики”, которая основывается на понимании национальных чувств других этносов и стремлении избежать радикальных националистических идей [1, с. 203].
Происхождение отечественной конфликтологии как науки можно проследить по публикациям
конфликтологов из Института социологии РАН. В 1996 году вышла книга Е.И. Степанова “Конфликтология переходного периода: методологические, теорети-
ческие и технологические проблемы”, в
которой рассматривается процесс формирования конфликтологии как научной дисциплины в связи с политическими и экономическими изменениями в посттоталитарном обществе [2]. Целесообразность и значимость конфликтологических исследований Е.И. Степанов объясняет постперестроечным обострением борьбы “за статус и ресурсы, права и влияние самых разных социальных субъектов: республик (с центром и между собой), регионов и отраслей, предпринимателей и трудовых
коллективов, профсоюзов, партий и общественных движений, крупных и малых национальных общностей,
социальных групп и личностей” [2, с. 7]. По мнению автора, конфликтологические разработки в первую очередь должны быть направлены на изучение природы и сущности разнообразных социальных конфликтов, их функций, механизмов действия, причин и условий возникновения, а также на выработку способов предупреждения,
урегулирования и профилактики конфликтов. Комплекс исследуемых
отечественной социологией конфликтологических проблем включает три относительно самостоятельных “блока”: организационно-методологические проблемы; концептуально-теоретические проблемы; социально-философские, мировоззренческо-методологические и общетеоретические проблемы [1, с. 13]. Таким образом, конфликтология предстает как вполне развитая многоуровневая дисциплина.
Основные результаты
конфликтологических исследований, сформулированные Е.И. Степановым, достаточно оригинальны. Обострение социальной конфликтности в бывших советских республиках связывается им со “сломом тоталитарной системы социального контроля”, которая, опираясь на силовые механизмы, подавляла и загоняла вглубь социальные противоречия [1, с.19]. Отказавшись от присущих тоталитарным режимам методов принуждения, демократическое общество
оказалось перед реальной угрозой собственного разрушения под давлением нарастающих социальных, религиозных и этнополитических конфликтов. В таких условиях возникновение конфликтологии представляет собой объективную защитную реакцию социального организма. Иными словами, сама конфликтология является эпифеноменом конфликта и несет на себе выраженные черты конфликтности. Развивая эту идею, Е.И. Степанов выделяет ряд этапов становления российской конфликтологии. Первый условно обозначен им как “первоначальное накопление конфликтологического опыта” [2, с. 27]. В этот период (с 1990 по 1994 годы) проводились первые конфликтологические “круглые столы” и симпозиумы, создавались экспертные группы и различные миротворческие структуры. Параллельно с этим происходило становление конфликтологии, как научной дис-
циплины. В 1991 году в Институте социологии АН СССР был проведен “круглый стол” по социальным конфликтам с участием специалистов из Москвы, Петербурга, Харькова и ряда других регионов Советского Союза. С этого времени началась работа специальных исследовательских кол-
лективов и экспертно-консультативных групп по различным направлениям современной конфликтологии [2, с. 33]. В 1992-1993 годах начинают работать академические координационные структуры, в частности центр конфликтологии при Отделении философии, социологии, психологии и права РАН в рамках которых получили развитие долговременные исследовательские
программы. Е.И. Степанов предлагает признать значение социальных конфликтов в качестве естественного повседневного явления общественной жизни [2, с. 36]. Более того, конфликты, по его мнению, могут играть положительную роль в развитии общества.
Е.И. Степанов считает наиболее радикальными конфликтами в
постсоветском пространстве межэт-
нические конфликты. Нельзя не согласиться с автором, что от национализма не избавлены ни традиционные, ни модернизируемые, ни бывшие “социалистические”, ни современные высокоразвитые демократические государства [2, с. 194]. Поэтому для эффективного мониторинга и экспертизы этнополитических
конфликтов необходимо отказаться от марксистского восприятия национализма как временного формационного фактора, на смену которому по мере развития производственных отношений придет интернационализм. Национальное и интернациональное (космополитическое) всегда сосуществовали и будут сосуществовать. Автор предлагает отказаться от стереотипа об антагонистичности национального и интернационального, тем более в связи с дихотомией “капитализм - социализм”. Он считает, что термин “космополитизм” более точен, чем “интернационализм”.
Для изучающих социологию конфликта покажутся интересными разделы книги, в которых рассматривается отношение классиков к вопросам национализма и межнациональных противостояний.
Например, Зиммель отмечал, что именно враги подчеркивают границы общности и мобилизуют ее членов, заставляя осознать свое этническое или национальное единство; Дюркгейм искал национализм среди таких “механических” причин, как кровное родство, проживание на одной территории, наследственная религия, общность обычаев и культурных традиций; М. Вебер увязывал национализм со стремлением создать собственную государственность во имя защиты уникальных культурных этнических ценностей. У автора есть основания для вывода о смещению акцента в понимании природы и механизмов национализма с экономических на социокультурные факторы [2, с. 197-198]. Таким образом, Е.И. Степановым развивается социокультурная
конфликтологическая “парадигма”,
широко распространенная и в зарубежной (Э. Смит, Э. Геллнер), и в отечественной социологии. В то же время автором подвергается сомнению утверждение западных конфликтологов о “защитных” функциях национализма. Он считает, что национализм проявляется в том случае, когда укрепление и развитие национальной культуры принимает форму экспансии [2, с. 200].
К числу факторов вызывающих обострение межнациональных отношений Е.И. Степанов относит экономические, политико-правовые, идеологические и социокультурные. Отвергая в целом марксистскую трактовку национализма, автор в то же время отмечает, что развитие межнационального конфликта начинается с формирования у населения тревожного ощущения того, что происходит серьезное ухудшение материального и социального положения [2, с. 205]. Эта классическая марксистская предпосылка революционной ситуации наблюдается далеко не всегда. Этнополитические конфликты, как и другие аномалии в социальных порядках, обычно развиваются при относительном улучшении социально-экономической ситуации, когда ожидания опережают реальность. Вероятно, автор не учитывает эффекта относительной депривации в массовых движениях, и его схема развития этнополитического конфликта основана на предположении о первичности общественного бытия: 1) ухудшение социально-экономического положения региона; 2) возникновение и распространения мнения о
несправедливом распространении ресурсов; 3) обострение на этой почве межэтнических противоречий; 4) активизация национальных элит, формирующих этнополитические программы; 5) конфликт [2, с. 205-206].
Российская социология всегда стремилась и стремится выйти за академические и университетские рамки и действовать в государственном масштабе. То же самое наблюдается и в конфликтологии. Е.И. Степанов считает
необходимым активное “позитивное” вмешательство конфликтологов в ход конфликтов. Речь идет о создании специальной и разветвленной экспертноконфликтологической службы или системы таких служб. Данная структура, по мнению Е.И. Степанова, должна иметь общественно-государственный характер [2, с.209-210]. Основная задача
этноконфликтологической экспертизы сводится к “налаживанию в межнациональных отношениях
конфликтологического мониторинга и менеджмента, как действенных инструментов позволяющих фиксировать зарождение конфликтных ситуаций, выявлять их “болевые точки”, уровень напряженности, динамику, характер действий конфликтующих сторон и.т.п. ...” [2, с. 213].
В. Коротеева в статье “Существуют ли общепринятые истины о национализме?” рассматривает генезис методологических подходов к феномену национализма. Еще недавно понятие “национализм” имело явно негативный смысл. Сегодня оно все чаще используется в ценностно-нейтральном контексте. В западной литературе распространен подход, согласно которому существует два типа наций (“этнические” и “гражданские”) и соответствующие им формы национализма. В первом случае речь идет о немецком или восточном типе национализма, основанном на “народном духе”, культуре и общем происхождении. Ему присущи идеалистические и мессианские устремления. Во втором случае можно говорить о “рациональном”, “гражданском”
национализме, основанном третьим сословием на ценностях политического и экономического характера. В. Коротеева анализирует взгляды Г. Гердера, Х. Кона, Л. Гринфельд, Р. Брубейкера и Э. Смита, доказывающие базовое различение “этнических” и “гражданских” “национализмов”. Судя по этой схеме, “этнический” национализм имеет германские корни и распространен в Германии, России и Азии. В его основе
лежит замедленное экономическое развитие и связанный с этим комплекс неполноценности, который
компенсируется через идеи этнической избранности, “особого пути” и мессианизма. Гражданский же национализм порождается свободными выбором и “предполагает моральное и политическое первенство индивида” [3, с. 188]. Л. Гринфельд выделяет три типа национализма, соотнося их с конкретными государственными
образованиями. Индивидуалистический национализм, гордящийся “конституционными правами”, присущ Англии и США. Коллективистский и гражданский национализм, зиждущийся на “ощущении культурной или политической уверенности в своих силах”, свойственен Франции [3, с. 189]. Коллективистский этнический национализм, коренящийся в глубоком комплексе неполноценности, поощряющем веру в то, что уникальность нации следует искать вовсе не в ее достижениях, а в самой сущности -национализм русско-азиатского типа. Если не касаться обоснованности подобных классификаций, на этом пути можно остроумно подметить множество характерных национальных черт и изложить их в анекдотах о русских, евреях, чукчах, поляках, французах и т.п.. Однако в научных работах требуется теоретическое и эмпирическое обоснование классификаций и вряд ли можно исключить “комплексы неполноценности” и националистические установки массового сознания, например, в Англии - стране подлинно демократических традиций и уважения прав человека, где определены места всем: англичанам, шотландцам,
валлийцам, ирландцам, “черным”, “паки”
и “шитским”.
Р. Брубейкер развивает другую трактовку национализма, подчеркивая неадекватность его деления на
гражданский и этнический. Э. Смит отказался от соотнесения различных типов национализма с конкретным
странам и этносам. Преодоление
межнациональной напряженности он видит в объединении различных этнических групп в совершенно новую общность - политическую нацию. В этой связи В. Коротеева рассматривает проблему национального мифа. Миф этнической нации, как правило имеет однозначно негативную окраску и осуждается как на научном так и на общественно-политическом уровнях. Гражданская нация выглядит более респектабельно - в данном случае речь идет лишь о свободном выборе политической идентичности или преданности некоторым политическим принципам [3, с. 193]. По мнению В. Коротеевой, подобный взгляд на этнич-ность связан с попытками “либерального сознания” выработать четкую собственную позицию перед лицом усиливающихся глобальных националистических тенденций. В итоге это выливается в попытки отделить более приемлемые формы национализма от менее приемлемых. В свою очередь “Миф гражданской нации” порождает понятие “либерального национализма”,
направленное на преодоление стремления “сторонников либеральной традиции к “коллективисткой” доктрине, возводящей ее национальную принадлежность в ранг основных ценностей индивида” [3, с. 196]. К числу сторонников такого подхода относятся известные западные социологи Д. Миллер, М. Линг и О. Лири. Опираясь на труды Б. Яка и Б. Барри, В. Коротеева ставит под сомнение обоснованность “гражданского” и “либерального” национализмов. По ее мнению, изучение мифа гражданской нации показало, что свобода выбора, декларируемая этой моделью, преувеличена. На деле она ограничивается главным образом приобретением гражданства по праву рождения [3, с. 202]. В целом же в западных социальных науках и общественном мнении все отчетливей проявляется тенденция к отказу от положительного восприятия
“гражданского национализма”.
Монография Б.А. Камкия “Проблема легитимности власти в полиэтническом государстве” посвящена сравнительно узкой, локальной теме -развитию этнополитического конфликта между Грузией и Абхазией. Однако в книге развивается теоретическая идея о соотношении “центра” и “периферии” в полиэтническом государстве. В центре внимания Б.А. Камкия - проблема легитимации власти. По мнению автора, ”легитимация власти - уникальный феномен, позволяющий снять политическую напряженность между этносами, консолидировать
конфликтующие группы, сохранить стабильность и целостность государства” [4, с. 5]. Легитимация власти в системе “центр - периферия” предполагает интеграцию этносов, наций, народов в многонациональное государство, в котором все этнические группы будут признавать законность власти, а значит исчезнут предпосылки к межнациональным конфликтам между титульными и нетитульными этносами. Автор выделяет два доминирующих подхода к этой теме. Первый представлен именем Н. Макиавелли и сводится к убеждению, что именно сила в конечном счете склоняет людей к повиновению [4, с. 11]. Второй подход развит М. Вебером, который придерживается теории ценностной рациональности и рассматривал веру в качестве основы легитимной власти [4, с. 12]. В споре между “силой” и “верой” Б.А. Камкия становится на сторону “веры” подчеркивая, что ни одна власть не ограничивается добровольно только материальными, эмоциональными или идеальными мотивами в качестве основы, гарантирующей ее прочность. Каждая старается пробудить и упрочить веру в свою легитимность [4, с. 14]. Анализируя обстановку в этноконфликтных регионах Грузии, автор выводит два типа легитимации: охранительный и
унификаторский [4, с. 20]. Так, официальный Тбилиси легитимизировал свою власть под лозунгом “Одно
государство - одна культура”, что соответствовало “унификаторскому” типу. В свою очередь Абхазия стремилась защитить свою национальную культуру, действуя в рамках идеи “национальноосвободительной борьбы”. В этом случае речь может идти о “охранительном” типе легитимации собственных институтов власти. В целом же “идеологии”, определяющие конфликтные отношения между Тбилиси и Сухуми, лежат в различных плоскостях [4, с. 24]. Автор придает важное значение
“цивилизационному” подходу к легитимации власти. В его основе лежит понимание различия культур, этносов, образующих центро-периферийную систему политического государства. Данная дифференциация, по мнению Б.А. Камкия, связана с принадлежностью к различным цивилизациям, составляющим субстрат национальной культуры [4, с. 26], что серьезно препятствует взаимной адаптации. Дополнительным
катализатором реинтеграции является противоположная внешняя
социокультурная ориентация
расселенных в одном ареале этносов, в том числе близкородственных. Типичный пример - этнополитический конфликт в Югославии. Преодоление
межцивилизационных противоречий Б.А. Камкия усматривает в “выработке идеологии многонационального
государства, максимально приближенной к пониманию и разделению большинством этой идеологии, этих символов и знаков” [4, с. 29].
В целом, данный подход направлен на осмысление проблем межцивилизационного контакта на национальном, региональном и глобальном уровнях. В нем, как правило, дискурс ведется в рамках дихотомии “Восток - Запад”. “Запад” стремится распространить свои ценности на модернизируемые государства и тем самым является проводником
унификации. “Восток”, пытаясь защитить традиционный для него уклад жизни, занимает охранительные позиции. По
мнению Б.А. Камкия, это достаточно отчетливо проявилось в ходе грузиноабхазского конфликта, в котором Тбилиси выдвинул лозунги модернизации страны по западному образцу, а Сухими апеллировал к ценностям традиционного характера. В первом случае можно говорить о “формационной” динамике с преобладающими экономическими
показателями, во втором - о динамике ”цивилизационного” типа с
доминирующими социокультурными характеристиками . Таким образом, легитимация власти может
осуществляться с преобладанием как “социогенного”, так и “этногенного” субстратов. ”Социогенный” субстрат представляет собой систему ценностей универсального, рационального порядка: высокий уровень экономического благосостояния, индивидуализм,
политические свободы [4, с. 33]. В свою очередь “этногенный” субстрат
основывается на онтологических чертах самобытности этноса, его культуре и миропонимании.
Столь противоположные
подходы к процессу легитимации власти приводят к серьезным и трудноразрешимым этнополитическим
конфликтам. Их урегулирование связано с поиском взаимоприемлемой для центра и периферии идеологической модели. В этом случае, полагает Б.А. Камкия, существует два возможных типа легитимации: демократический и
деспотический. Первый тип базируется на западной системе ценностных ориентаций, предрасположен к адаптации своих политико-правовых подсистем к любому типу массового этносоциального или национального движения, второй направлен на восточный комплекс ценностных ориентаций, характеризуется политико-правовыми установками на форсированное “строительство единой нации” путем “ускоренной” интеграции и ассимиляции этнических меньшинств. От правильного выбора формы легитимации власти зависит устойчивость центропериферийной политической системы. На
этот выбор в значительной степени влияют типы национализмов, в контексте которых выделяются две модели легитимации политической власти в центропериферийной системе: конвергентная и дивергентная [4, с. 54]. Первая характеризуется демократической
направленностью, согласием и
динамизмом. Вторая - насилием, гегемонизмом, унификацией и вытекающей из этого конфликтностью.
В книге М.М. Назарова “Политическая культура российского общества 1991-1995 годы: опыт
социологического исследования”
рассмотрены этнополитические аспекты массового политического сознания. Констатируя тенденцию к возрождению националистических идеологий и созданию этнократических режимов [5, с. 95], М.М. Назаров полагает, что этноцентричные идеологические
доктрины проявляются как среди представителей титульных наций, так и среди населения собственно русских краев и областей”; современная этнополитическая проблематика связана преимущественно с интерпретацией права наций на самоопределение; такие политические ценности как свобода, равенство, социализм, демократия примерно одинаково интерпретируются представителями различных этнических групп; ориентация этнических групп на конфликтное участие опосредуется совокупностью факторов, среди которых существенное значение имеют как показатели социально-экономического самочувствия, так и собственно этнополитические компоненты ценностных оснований политической культуры [5, с. 96]. Данные репрезентативных обследований населения Москвы и регионов РФ показывают, что степень национальной идентификации русских уступает аналогичному показателю титульных этносов национальноадминистративных единиц РФ. Если в начале 90-х годов происходил спад национальной идентификации, то с 1993 года имеет место ее медленный, но
устойчивый рост. Как среди русских, так и среди титульных этносов субъектов федерации широкое распространение получили “идеологические принципы этнического права на территорию” [5, с. 110]. В то же время право каждого этноса на собственную государственность, а значит и на выход из состава РФ, поддержали около 50% титульных наций и 20% русских. Относительно таких ценностей, как “свобода”, “равенство”, “справедливость” и т.д., существенной межэтнической дифференциации
обнаружено не было, однако в вопросе о праве на куплю-продажу земли русские оказались более либеральными, чем представители титульных этносов, которые в большей степени увязывают это право со статусом гражданина данного национально-государственного образования или с этнической принадлежностью [5, с. 111]. Около 40 % респондентов в большинстве регионов страны не смогли ответить на вопрос о том, в какой мере в работе местных органов управления учитываются интересы их национальной группы [5, с. 102]. В то же время представители титульных наций в среднем в полтора раза чаще, чем русские, отмечают игнорирование их интересов. Ориентация на участие в конфликтах среди всех этнических групп имеет примерно равные показатели и характеризуется тенденцией к понижению. Повышенная склонность к конфликтному поведению проявляется лицами в возрасте до 30 лет, с низким уровнем доходов и подверженными страху потерять работу. В целом же первостепенное значение в этом вопросе имеет собственно идеологический компонент политического сознания, в частности, идея этнического права на территорию [5, с. 110]. Насыщенность монографии М.М. Назарова
эмпирическим материалом делают ее особенно ценным источником для социолога.
В целом, можно сказать, что большинство российских специалистов по этнонациональным конфликтам
ориентированы на западные теоретикометодологические подходы, в частности, конструктивистскую концепцию этноса, развиваемую в нашей стране В.А. Тишковым. Однако при анализе конкретных проблем часто используются категориальный аппарат и
интеллектуальный стиль марксизма, даже в тех случаях, когда обсуждаются проблемы этнического мифа, архетипа и стереотипа. Вероятно, основной недостаток отечественных исследований этнополитических конфликтов
заключается в отсутствии надежных социологических данных. Исключение составляет работа ВЦИОМ, ведущего мониторинг общественного мнения, в том числе по этнополитической
проблематике. Однако эта работа заслуживает отдельного обзора.
ЛИТЕРАТУРА
1. Здравомыслов А.Г. Социология конфликта. М.: Аспект-пресс, 1996. С. З18.
2. Степанов Е.И. Конфликтология переходного периода: методологические, теоретические, технологические проблемы / Центр конфликтологии Института социологии РАН. М., 1996,
3. Коротеева В. Существуют ли общепризнанные истины о национализме? // Pro et contra. 1997. Т.2 № З. С. 185-2Q3.
4. Камкия Б.А. Проблема легитимности власти в полиэтничном государстве: Опыт политологической интерпретации общественно-государственных отношений в Грузии и Абхазии в конце 80-х - начале 90-х годов / Московский общественный научный фонд. М., 1997.
5. Назаров М.М. Политическая культура российского общества: 1991-1995 годы: Опыт социологического исследования. М.: Эдиториал УРСС, 1998.
Д.Ю. Соин
руководитель Приднестровского центра исследований “Стратегия”
социально-политических и гуманитарных
