CC BY
66УДК 82.01.+1 © П.П. Дашинимаева
ГЕРМЕНЕВТИКА ТЕКСТА: ПОСТНЕКЛАССИЧЕСКАЯ ПАРАДИГМА
В статье обосновывается правомерность постнеклассического подхода к интерпретации текста с точки зрения природы протекания доречевого процесса - мыслительной части семиозиса. Последнюю можно также описать в рамках синергетических измерений.
P.P. Dashinimaeva
TEXT HERMENEUTICS: POST-NEOCLASSIC PARADIGM
The article provides proof ofpost-neoclassic text interpretation approach. Its relevance is claimed on the basis of prespeech - cognitive - semiosis mode. The author also suggests philologists should correlate the new paradigm to synergy phenomena.
В литературе традиционно считается, что восприятие сообщения не может не быть универсальным, предсказуемым в аспекте тождества понимания объективного и субъективного содержаний, т.е. не может не быть детерминированным актом интерпретации. Прежде всего это связывается уникальностью внешней действительности и схожестью в мотивации познать ее (мол, видим одно и то же, стало быть, понимаем одно и то же).
Презумпция подобного толка вступает в противоречие с синергетическим феноменом, подразумевающим некий постмодернистский хаос, поэтому синергетическое измерение по определению невозможно приложить к интерпретации текста. Попробуем опровергнуть сие убеждение, рассмотрев на «более близком расстоянии» онтологию и предназначение синергетической парадигмы, тем самым обосновать правомерность применения законов синергетики в анализе сферы языка-речи, в частности в декодировании текста.
Отправной точкой обоснования идеи, почему синергетика с природой креативности и нелинейности протекания все-таки как нельзя лучше описывает процесс интерпретации, служит то, что релятивизм как базовое синергетическое измерение сродни природе истоков речепро-дукции, а именно - мыслительной части семиозиса индивида. Итак, далее будем говорить о мышлении-познании и обоснуем правомерность наших выводов с философской точки зрения (здесь мы признаем тот факт, что лучшие знатоки интраперцепции - это философы).
В своем традиционном понимании мы часто упускаем из виду то, что язык лишь эксплицирует в знаках «готовое» знание, что познание объекта / явления / понятия происходит посредством доязыковых составляющих семиозиса -
мышления (и внутренней речи), что ментальный процесс - будь то познание или семиозис - это всегда самотрансценденция: субъект ищет, спотыкается, как бы находит, но возвращается в поисках альтернативного пути, останавливается на очередной точке, понимая, что в целом полнота экзистенций недостижима (в терминологии синергетики следствия индивидуальных действий называют флуктуациями).
Из вышеупомянутого релятивизма вытекают следующие презумпции:
• самодостаточность семиотической среды
- необязательность референции к феноменам внешнего мира в физическом смысле, необязательность внешней причины трансформаций мыслей (принудительной каузальности) и фундаментальный статус случайности;
• открытость речемыслительного процесса
- непредсказуемость следования состояний и стадий в производстве речи, и соответственно, вероятностный характер прогноза восприятия речи.
Данные два фактора обусловлены личност-ностью (по)знания. Вспомним, что Кант показывал условие определения индивидуального бытия в «Критике чистого разума»: в трансцен-денции «общее понятие о вещи полностью определяется самим собой и познается как представление об индивидуальности» [5, с. 507]. Это значит, что субъект актуализирует в речи себя как Эго и в этом смысле речемыслительная сфера самодостаточна и открыта, каждая объективация мысли в речи есть уникальный, неповторимый когнитивный акт.
Вопреки популярному мнению о том, что индивид активирует, прежде всего, некую базовую / первичную / прототипическую составляющую знания, общую для всего этноса, затем - периферийные элементы, которые носят идиолект-
ный характер, наша позиция прямо противоположна: речемыслительный процесс структурирован личностно, уникально, т.е. становление и развитие мысли всегда личностно, где общесемантический «сухой осадок» занимает достаточно скромное, минимальное положение. Разница лишь в степени эго: от индивида к индивиду оно разнится от суперэго до разумной степени эгоцентризма.
Вернемся непосредственно к герменевтике текста, письменного или устного. Субъект, читая или слушая текст, не может беспристрастно выступать в одном качестве метанаблюдателя: он одновременно проявляется и как «самона-блюдатель», осуществляя интроспективные операции «здесь и сейчас», с одной стороны, и основывая это самотрансцендирование на своих представлениях, убеждениях и верованиях - с другой.
Наиболее выпукло данный фактор показан в описании роста знания у венгерско-английского физико-химика и философа Майкла Полани в программной работе «Личностное знание. На пути к посткритической философии» (1985), во многих отношениях противостоящей критическому рационализму К. Поппера, но сходящейся с последним в использовании принципов биологической эволюции в теории самоорганизации коммуникативной активности субъекта в познании.
У Полани вместо критического рационализма
- некоторая форма веры, присутствующая в молчаливом, неартикулированном знании, с одной стороны, и субъективном, личностном знании - особом эпистемологическом гештальте - с другой: «потому что, будучи человеческими существами, мы неизбежно вынуждены смотреть на Вселенную из того центра, что находится внутри нас, и говорить о ней в терминах человеческого языка, сформированного насущными потребностями человеческого общения» [6, с. 20]. Отождествление в новой языковой онтологии проходит в бессознательном и осознаваемом личностном самотрансцендировании.
Рассмотрим в связи с этим две цитаты Жиля Делёза: 1) «Язык никоим образом не возможен без субъекта, выражающего и манифестирующего себя в нем, без объекта денотирования, без классов и свойств, которые означаются в соответствии с фиксированным порядком» [2, с. 113]. 2) «... безличные и доиндивидуальные но-мадические сингулярности конституируют подлинное трансцендентальное поле. Способ, каким индивидуальное порождается этим полем, представляет первый этап генезиса. индивидуаль-
ность бытует в мире всегда как цикл схождения» сингулярностей, которые «сворачивают конечное число этой системы» в «конечную энергию» [Там же, с. 153-154].
Если адаптировать философский язык автора применительно к семиозису, это значит: 1) каждый субъект выражает в языке свои представления и образы того или иного денотата (которые сформировались независимо от языковой номинации); 2) индивидуальность проявляется на миг во время «схватывания» смысла «здесь и сейчас» в виде «фиксированного и необратимого направления», при этом всё это происходит только внутри трансцендентального поля.
Иначе говоря, благодаря «нонсенсу»-бифуркации происходит пусть хаотичное, но становление мысли, при этом речь не идёт о единственно возможной версии обретения смысла [Там же, с. 198-224]: нонсенс выполняет функцию инициации версификации (появления версий) смысловых серий. На наш взгляд, Ж. Делёз очень удачно иллюстрирует на протяжении всей книги речемыслительные флуктуации и бифуркации ссылками из «Алисы в стране чудес» Льюиса Кэрролла. Так, Шляпный Бол-ванщик и Мартовский Заяц живут в своем направлении, но эти направления нераздельны, ибо они переходят «в другое в точке, где оба обнаруживаются друг в друге».
Как представляется, метафора Кэрролла состоит в озвучивании, экспликации парадоксального алгоритма, движения человеческой мысли в языковых знаках, т.е. то, что трансцендентно, становится у него нетрансцендентным в игровом, комичном, но всегда символическом формате. В этом и состоит, по-видимому, гениальность мысли английского философа, математика и писателя Чарльза Лютвиджа Доджсона, писавшего свои оригинальные произведения под псевдонимом.
М. Фуко считает, что Логика смысла Ж. Делёза должна иметь подзаголовок Что такое мышление?1 Сам он неоднократно подчёркивает двусоставность мышления - мысль-событие и мысль-фантазм, из которых первая сингулярна «как бросок кости», вторая - множественна-циклична. Мысль конструирует понятия, а внутри понятий действуют повторения, которые становятся организующим принципом для уподоблений. Так, неограниченные повторения замедляются в событие сингулярной точкой - мысль состоялась как интенсивная иррегулярность. Относительно процесса мышления Фуко использует метафорическое сочетание мораль доброй воли, которая является фундаменталь-
ным фактором, защищающим «мысль от её «генитальной» сингулярности»: лиши мысль данной морали, «тогда различие исчезло бы как общий признак, ведущий к всеобщности понятия, и стало бы - различенной мыслью, мыслью о различенном - чистым событием» [7, с. 458459].
Таким образом, в современной постмодернистской философии содержание термина «нонсенс» сводится к отсутствию заданного и стабильного смысла, т.е. термин по определению подразумевает потенциал множественного означивания и специфическую структурацию.
Что касается структуры смысла в классической и неклассической парадигмах, вспомним, что она представляла неизменную и устойчиво-центрированную, осевую ориентацию. Генетически заложенное в когнитивной базе индивида синтагматическое дерево Хомского, производящее ветви в соответствии с заданным алгоритмом, может быть иллюстрацией осевой структуры, хотя, воздавая должное генеративной теории, оговорим, что структура относится не к се-миозису, а к сфере внешней речи.
В постмодернизме древовидной форме обычно противостоит «ризома» (термин от фр. rhizome - корневище, введён в обиход Жилем Делёзом и психоаналитиком Феликсом Гваттари в 1976 г.), подразумевающая структурное единство множественного: «Понятие единства
(notion d'unite) появляется только тогда, когда во множестве происходит захват власти означаемым» [2, с. 136]. Недаром итальянский теоретик У. Эко определяет ризому как прообраз символического лабиринта, т.к. у неё нельзя выделить ни начала и ни конца, ни генетической оси и ни центрирующего критерия, тем не менее можно выделить, по мнению создателей понятия, такие основные свойства, как связность, гетерогенность, множественность, незначащий разрыв, картографическое свойство (пространственное расположение) и декалькоманию (оттиск-перевод) - все то, что характеризует синер-гетически организованные системы как рече-мышление.
Нелинейная ризоморфность структуры текста обосновывается апеллированием к «Смерти автора» Ролана Барта, который, называя литературу письмом, постулировал незаданность обозначаемого: «в многомерном письме все приходится распутывать, но расшифровывать нечего», ибо «невозможно достичь дна»; «письмо постоянно порождает смысл, но он тут же и улетучивается, происходит систематическое высвобождение смысла». Так, в отсутствии окончательно-
го смысла, заложенного в письме (что подразумевает также и смерть критики), правомерно постулировать свободу контртеологической мысли, отвергнув «бога и все его ипостаси - рациональный порядок, науку, закон» [1, с. 389390].
Интересна идея Жака Деррида об «обозначении лика означаемого по ту сторону лика означающего» [4, с. 122], т.е. идея об асимметричности означающего и означаемого. Это значит, что он подвергает критике фоноцентрическую концепцию знака Соссюра с самоприсутствием субъекта в речи, хотя, с другой стороны, в представлении языка как «поля играющих различений» он опирается на постулат о произвольности знака. В подобной критике Деррида во многом следует за Ницше и Хайдеггером. В частности, принимая хайдеггеровские онтико-онтологическое2 различение и деконструкцию метафизики присутствия, он ставит цель «расшатать механическую, линейную систему соответствий между полем означаемых и цепочками означающих» [3, с. 424]. Данная цель мотивирована убеждением в том, что бытие, которое выступает в качестве означаемого, существует в разных проявлениях: до его локального определения следует дифференцировать бытие «идеальное», «которое есть и отличается от реального, которое не есть, а также и от фиктивного, которое принадлежит области возможного реального» [там же: 170]. Локальное понимание бытия, семиотическая специфика индивида, внутренняя интенция, смысл и другие мнимые, отсутствующие в языке точки, создают основу для предписания смещений в означивании и развеивания соссюровского мифа соответствия.
Исследователям свойственно описывать явления под нажимом «стремления к центру» -предприсутствующего в мышлении, что всегда якобы бывает помыслен в форме некоего сущего. По Хайдеггеру, определения бытия как присутствия характеризует поверхностное толкование явлений и забвение Бытия сущего.
Так, вместо метафизики присутствия постулируется метафизика отсутствия - отсутствия заданного предсуществующего. Последнее, как мы убедились, служит аргументом в пользу того, что интерпретация текста обусловлена пределами и законами игры означивания. Для искоренения подобных «центризмов» необходимо осуществлять деконструкции на целом ряде уровней: этимологическом, социокультурном, семантическом, синтаксическом и других. Данное воззвание Деррида может служить инструкцией к руководству для всех тех филологов, ко-
Т.М. Дей. СИНОНИМИЧЕСКИЙ РЯД КАК СРЕДСТВО ФИКСАЦИИ НОВОГО ЗНАНИЯ О МИРЕ
торые постулируют законность множественности интерпретации смысла и, так скажем, «созрели» для работы в рамках постнеклассической парадигмы.
Примечание
1. Процесс и пространство мышления сам философ называет «театром».
2. По Хайдеггеру, онтический - относящийся к сущему (Seiendes), т.е. предметно-чувственному миру, онтологический - относящийся к условию возможности сущего (Sein), к пониманию предельной смысловой возможности всякого вопрошания. Место, в котором может быть поставлен вопрос о смысле бытия, - это сущее, называемое Dasein, которое характеризуется в «Бытии и времени» как «онтически самое близкое», но «онтологически самое далекое» [8].
Литература
1. Барт Р. Смерть автора // Избранные работы: Семиотика. Поэтика / пер. с фр., сост., общ. ред. и вступ. ст. Г.К. Косикова. - М.: Прогресс, 1989. - С. 384-391.
2. Делёз Ж. Логика смысла. - М.: Раритет; Екатеринбург: Деловая книга, 1998.
3. Деррида Ж. Письмо и различие / сост. и общая ред. В. Лапицкого. - СПб.: Академический проект, 2000а.
4. Деррида Ж. О грамматологии / вступ. ст. Н. Автономовой. - М.: Ad Ма^іпет, 2000б.
5. Кант И. Собрание сочинений. - Т. 3 - М.: Мысль, 1964.
6. Полани М. Личностное знание. На пути к посткри-тической философии. - М.: Прогресс, 1985.
7. Фуко М. ^еаЬит рЫ^орЫсит: пер. с фр. Я.И. Свирского // Делёз Ж. Логика смысла. - М.: Раритет; Екатеринбург: Деловая книга, 1998. - С. 441-473.
8. Хайдеггер М. Бытие и время. - М., 1997.
Дашинимаева Полина Пурбуевна - доктор филологических наук, доцент кафедры перевода и межкультурной коммуникации Бурятского государственного университета. 670000, г. Улан-Удэ, ул. Сухэ-Батора, 16, тел: 8 (301-2) 210060, 89146349821, е-mail: [email protected]
Dashinimaeva, Polina Purbuevna - doctor of sciences, associate professor at the chair of translation and intercultural communication, Buryat State University, Faculty of Foreign Languages, Address: 670000, Ulan-Ude, Sukhe-Bator st., 16, tel: 8 (301-2) 210060, 89146349821, Email: [email protected]
УДК 81 © Т.М. Дей
СИНОНИМИЧЕСКИЙ РЯД КАК СРЕДСТВО ФИКСАЦИИ НОВОГО ЗНАНИЯ О МИРЕ
Статья посвящена исследованию синонимического ряда, обозначающего процесс кражи в немецком языке. Синонимический ряд с доминантой stehlen представлен как динамическое явление, отражающее происходящие изменения в обществе и рассматривается в качестве средства фиксации новых знаний о мире, обусловленных новыми способами, объектами и процессом кражи.
Ключевые слова: синонимия, синонимический ряд, познание, динамика, кража, красть, внеязы-ковая действительность
T. M. Dey
SYNONYMIC ROW AS A MEANS OF FIXING NEW KNOWLEDGE ABOUT THE WORLD
The article investigates the synonymic row of words meaning the process of theft in the German language. The synonymic row with the dominant word «stehlen» (to steal) is described as a dynamic phenomenon, reflecting changes in the society, and is viewed as a means of fixing new knowledge about the world, connected with the new ways, objects, and other indications of theft.
Keywords: Synonymy; synonymic row; cognition; dynamics; theft; steal; extralinguistic reality.
Diebstahl (кража) является древнейшим феноменом, представляющим острую социальную проблему современности в любом обществе на любой стадии развития. Лингвистическому описанию феномена кражи посвящен ряд исследований на материале разных языков. Так, в синхронном плане систематизированы и описаны глаголы приёма и изъятия nehmen, entnehmen, entreißen, rauben, stehlen, их синтаксическая и
лексико-семантическая сочетаемость, выделены тематические группы слов, с которыми сочетаются эти глаголы [23]. На материале немецкого языка описана категория отчуждения, среди языковых средств её выражения выявлена лексико-семантическая группа предикатов с семантикой отчуждения в процессе кражи [15]. Diebstahl является объектом анализа в сопоставительном плане, в результате которого уста-
