CC BY
494
все свои поступки. Общеизвестно, что Александр избрал своим идеалом Ахилла, и во всем стремился подражать ему. Тиран Писистрат въехал в Афины на колеснице, в сопровождении красивой девушки, одетой как богиня Афина (Herod. I, 60). Видимо цель была в том, чтобы вызвать ассоциации с известной каждому греку сценой из «Илиады», когда Афина встала на колесницу рядом с Диомедом, чтобы помочь ему в бою (Il. 2, 585). Безумный император Нерон, пока горит Рим, поет о пожаре Трои (Su. Ner. 37, 2) и т.д.
Таких примеров можно привести множество. Власть мифологической парадигмы над античным сознанием была настолько велика, что эллинистические правители и римские императоры пытались жить уже не только как герои, но скорее как боги. Позволяя себе немыслимую роскошь, безумные увеселения, невиданные постройки и пр., они стремились войти в тесное соприкосновение с миром божественным. Парадокс, но действительно хорошие правители часто не оставляли по себе «божественной» памяти. Например, бедствия, обрушившиеся на Рим в эпоху правления императора Тита - извержение Везувия, пожар в Риме и чума - вызвали сомнения в том, что он угоден богам. Хотя он после смерти и был обожествлен, но это скорее дань традиции, чем действительно признание его заслуг. Вообще обожествления удостаивались все римские императоры, которые умерли своей смертью и не были лишены власти.
Мифы оказали сильное влияние на все сознание, культуру и быт в античности. Они часто были причинами событий, изменивших ход как истории греческо-римской цивилизации, так и всемирной истории.
БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК
1. Андреев Ю.В. Тираны и герои. Историческая стилизация в политической практике старшей тирании // ВДИ. 1999. № 1.
2. Вейсман А.Д. Греческо-русский словарь. СПб., 1899.
3. Горан В.П. Древнегреческая мифологема судьбы. Новосибирск, 1990.
4. Туманс Х. Рождение Афины. СПб., 2002.
5. Chantraine P. Dictionnnaire étymologique de la langue grecque. Histoire des mots., t.II. Paris, 1970.
6. Каракулов В.В. Первые греческие философы о роли языка в познании // Уч. зап. Душанбин. гос. пед. ин-та, 1963. Т. 40. Сер. филол. Вып. 16.
7. Мень А. Магизм и единобожие // История религии. Т. 2. М., 1991.
8. Тахо-Годи А.А. Миф у Платона как действительное и воображаемое // Платон и его эпоха. М. : Наука, 1979.
С.П. Петренко
ГЕРМАНИЯ В ТРЕТЬЕЙ ЧЕТВЕРТИ XIX ВЕКА: ПУТЬ К НАЦИОНАЛЬНОМУ ЕДИНСТВУ
Данная статья является третьей в задуманном нами цикле публикаций по этнополитической истории Германии - XIX вв. Первые две (см. Вестник ТГПИ. 2009. № 2 и 2010. № 2. Спец. выпуск) были посвящены истории формирования на протяжении почти столетия немецкой культурной нации, т.е. нации как исторически сложившейся культурной (этнической) общности. Ее становление началось примерно в 1770 г. и в основном завершилось или, по крайней мере, было близко к завершению в 40-е гг. XIX в. Следующим этапом в этнополитическом развитии Германии должно было стать превращение немцев из нации, представлявшей собой одну только культурную целостность, в государственную нацию, скрепленную помимо общности культуры еще и государственно-политическим единством. Стремление к последнему четко обозначилось уже во время революции 1848-1849 гг., одной из задач которой и было создание общенемецкого национального государства. Однако именно в этом пункте революция в Германии потерпела полное поражение. Если в социально-экономической и политической сферах она имела хотя бы некоторые положительные последствия (в ряде земель были ликвидированы остатки феодальной зависимости крестьян, в Пруссии была введена конституция и т.д.), то к обретению национального
единства бурные события конца 40-х гг. не приблизили немцев ни на шаг. По окончании революции Германия оставалась по-прежнему раздробленной на три с половиной десятка королевств, герцогств, княжеств и вольных городов, лишь формально объединенных все тем же, что и в пред-мартовский период, рыхлым, аморфным Германским союзом, все учреждения которого были победившей реакцией восстановлены в том виде, в каком они существовали до 1848 г. Недаром современные немецкие историки время революции образно называют «годом крушения надежд» («1848 - gescheiterte Hoffnungen» [15, 17]), имея в виду неосуществившиеся надежды участников тех событий на преодоление политической раздробленности своего отечества. После провала попытки объединить страну «снизу», путем революционного движения народных масс, в немецком обществе выдвигаются альтернативные идеи относительно способов достижения государственной целостности «Страны тевтонов».
С середины XIX в. в общественно-политических кругах Германии начинают обсуждаться два основных варианта создания единого национального государства, получившие условные названия «великогерманский» и «малогерманский». Они оба предполагали объединение страны «сверху» (т.е. путем достижения согласия между монархами и политическими элитами немецких партикулярных государств без активного участия в этом процессе широких народных масс) под главенством одной из двух великих германских держав - Австрии (великогерманский вариант) или Пруссии (малогерманский вариант). Данные варианты различались не только тем, что по-разному отвечали на вопрос, кто возглавит объединенную Германию, но предусматривали еще и разные границы последней. В случае реализации великогерманского проекта, в пределах этих границ наряду с Австрией должна была оказаться несомненно и Пруссия. А вот объединение Германии под скипетром прусских Гогенцоллернов почти автоматически исключало из состава нового государства владения австрийских Габсбургов. Такое различие было обусловлено игравшими все еще большую роль монархическо-династическими традициями. По представлениям того времени, Гогенцоллерны, которые до последних лет существования Священной Римской империи германской нации считались, пусть даже чисто формально, вассалами возглавлявших эту империю Габсбургов, в принципе могли бы снова признать главенство австрийского императорского дома. Но Габсбурги - едва ли не самая древняя и знатная из всех династий Европы, к тому же носящая титул императора, который был рангом выше королевского достоинства правителей Пруссии, - пойти на аналогичный шаг в отношении прусской монархии никак не могли, и поэтому их империя должна была в соответствии с малогерманским проектом остаться вне рамок будущего общенемецкого государства. Следовательно, в случае осуществления великогерманского плана сплотившаяся вокруг Австрии Германия оказалась бы значительно более крупной («великой») державой, чем при альтернативном развитии событий. Отсюда и использовавшиеся тогда современниками (а сейчас историками) названия двух сценариев объединения страны «сверху».
Велико- и малогерманский пути преодоления политической разобщенности немцев обсуждались в прессе, на разного рода собраниях, конференциях и т.д.; стремление направить ход событий в то или иное русло подталкивало руководство (или, по крайней мере, какую-то часть правящих кругов) двух германских «супердержав» к соответсвующим конкретным действиям, правда, до определенного времени достаточно осторожным. Наконец, на рубеже 50-х и 60-х гг. сторонники Австрии и Пруссии стали создавать общественно-политические организации, призванные содействовать осуществлению одного из двух планов создания немецкого национального государства. «Малогерманцы» первыми в сентябре 1859 г. основали в Ганновере свой Национальный союз [7, 207], деятельность которого вскоре распространилась на многие государства Северной и Центральной Германии. Идея объединения немцев под гегемонией Пруссии пускала в этой части страны все более и более глубокие корни. Но на Юге, преимущественно католическом, лютеранской Пруссии было гораздо сложнее добиться симпатий населения, и приверженцев Национального союза здесь было очень мало. В противовес этому союзу «в Баварии, в Вюртемберге и в Австрии возникло несколько других организаций, положивших в основу своей программы велико-германскую идею. Их всех усиленно поддерживали агенты австрийского правительства» [3, 4]. В 1862 г. «великогерманцы» объединились в один большой Союз реформ [3, 5; 7, 207-208]. Обе организации, особенно Национальный союз, стремясь завоевать популярность среди жителей Гер-
мании, «основывали молодежные, спортивные, певческие и другие общества...» [7, 208]. Причем за спиной Национального союза стояла растущая индустриальная мощь Пруссии, в которой близилась к завершению промышленная революция. Однако, помимо экономического превосходства Пруссии над Австрией, еще некоторые обстоятельства способствовали большему успеху пропаганды малогерманского пути централизации страны. Одно из них заключалось в том, что Пруссия была государством с преимущественно немецким населением, а Австрия - многонациональной державой, включавшей в себя этнические территории венгров, чехов, хорватов, итальянцев и многих других народов, переживавших тогда период возрождения (или формирования) национальной культуры и национального самосознания. Поэтому при обсуждении великогерманского плана неизбежно возникал вопрос, должна ли войти в объединенную Германию только немецкоязычная территория собственно Австрии или же вся многоплеменная Дунайская монархия, - вопрос, который ставил сторонников данного плана перед трудным выбором. Один вариант ответа означал фактическое расчленение существовавшей уже несколько столетий габсбургской империи, другой - превращение вновь создаваемого германского государства в конгломерат разноязычных народов. Первое было неприемлемо для политической элиты и правящей династии Австрии, второе -для большинства сторонников немецкого единства. Поэтому вопрос о будущей судьбе ненемецких земель империи Габсбургов оставался открытым.
Таким образом, в третьей четверти XIX в. имелось по существу три (а не два, как принято считать) сценария обретения немцами своего национального государства: 1. Расширенный вариант великогерманского пути объединения, согласно которому в состав Германии должна была войти вся громадная Австрийская империя, включая земли, населенные венграми, хорватами и многими другими народами, этнически сильно отличающимися от немцев, национальное государство которых в случае реализации этого проекта оказалось бы в действительности не таким уж и «национальным». 2. Узкий вариант великогермнского пути, предполагавший включение в германское государство только тех австрийских владений, которые являлись тогда частью Германского союза, т.е. собственно Австрии вместе с традиционно сильно онемеченными землями чешской короны (Богемия, Моравия, Силезия) и территорией современной Словении (в то время разделенной между Крайной, Штирией и некоторыми другими австрийскими землями), а также Южным Тиролем (в этническом отношении итальянским). При осуществлении данного варианта в пределах вновь создаваемого германского государства оказались бы этнические территории двух славянских народов (чехов и словенцев) и частично итальянцев, но в целом на присоединяемых к нему австро-чешских землях немцы составляли бы не менее половины населения. 3. Малогерманский путь объединения, вообще не предусматривающий включения в «Страну тевтонов» каких-либо частей Дунайской монархии, даже населенных немцами собственно австрийских земель. При развитии событии по данному сценарию должно было возникнуть немецкое национальное государство, этническую однородность которого нарушало бы главным образом лишь польское население Познани и (частично) еще некоторых остэльбских провинций (Силезия, Западная и Восточная Пруссия), уже давно входивших в состав прусского королевства.
Из этих трех потенциально возможных вариантов был реализован, как известно, последний - малогерманский. Событийная сторона процесса объединения Германии под эгидой Пруссии, «железом и кровью», основными этапами которого были: (1) совместная война Пруссии и Австрии против Дании в 1864 г. и освобождение от иноземного владычества Шлезвига и Гольштейна, (2) австро-прусская война 1866 г. и создание Северо-Германского союза, (3) франко-прусская война 1870-1871 гг. и образование Германской империи, - сравнительно неплохо освещена в исторической литературе. Поэтому во избежание повторения общеизвестных фактов мы рассмотрим лишь те аспекты истории образования единого немецкого государства, на которые отечественные авторы, как правило, либо недостаточно обращают внимания, либо не обращают вовсе. Однако, на наш взгляд, эти аспекты представляют с исторической точки зрения немалый интерес, к тому же некоторые из них оказали на дальнейшее развитие Германии существенное влияние, дающее о себе знать до настоящего времени. Часть их относится ко второму этапу объединения страны, часть - к третьему.
Отправным моментом второго, в известном смысле решающего, этапа следует считать войну 1866 г. между двумя крупнейшими немецкими державами - Австрией и Пруссией, которую наши историки обычно называют австро -прусской, забывая при этом, что в ней участвовали почти все существовавшие тогда в Германии государства (в большинстве своем на стороне Австрии [11, 40]). А поскольку идея единой немецкой нации к этому времени достаточно укрепилась в общественном сознании, то значительная часть населения страны воспринимала данную войну уже не как вооруженную борьбу между разными государствами, а как внутреннее столкновение, напоминающее гражданскую войну. Вот почему в немецкой историографии ее часто называют германской (в смысле «внутригерманская») или «братской» («Deutscher Krieg, auch Bruderkrieg genannt» [13, 125]). Вопреки прогнозам большинства европейских аналитиков того времени, отдававших предпочтение Австрии [11, 30], Пруссия в считанные недели (отсюда еще одно название этой войны - «семинедельная») одержала решительную победу, которая положила конец 125-летнему австро-прусскому дуализму - одному из главных препятствий на пути к единству страны - и определила дальнейшее развитие событий по малогерманскому сценарию.
Основным условием предварительного перемирия (Никольсбург, 26 июля 1866 г.) и окончательного мира (Прага, 23 августа 1866 г.) явилось согласие Австрии на упразднение старого Германского союза, взамен которого Пруссия теперь имела право образовать из государств Северной и Средней Германии Северо-Германский союз (Norddeutscher Bund) [6, 503504]. Государства Южной Германии, расположенные к югу от реки Майн, признанной разграничительной линией между двумя частями страны, оставались независимыми и должны были согласно статье 2 Пражского договора образовать «союз, национальная связь которого с Северо-Германским союзом составит предмет особого соглашения» [5, 343]. (Такое соглашение - о военном оборонительном и наступательном союзе - действительно вскоре было заключено [6, 504].) Кроме того, Австрия отказывалась от всех прав на Шлезвиг и Гольштейн и признавала будущие аннексии Пруссии на севере Германии [9, 520]. В соответствии с этим в сентябре 1866 г. к Пруссии были присоединены три немецких монархических государства - королевство Ганновер, курфюршество Гессен-Кассель, герцогство Нассау - и вольный город Франкфурт-на-Майне, а в январе 1867 г. - герцогства Шлезвиг и Гольштейн [5, 334-335]. Присоединение двух последних земель, в то время уже реально не управлявшихся каким-либо монархом, не вызвало у современников ни удивления, ни возмущения, но ликвидация трех суверенных монархий была воспринята многими как «революция сверху». Этим актом особенно «были потрясены консерваторы: один из них совершил революцию, которую видный представитель прусского консерватизма Людвиг фон Герлах назвал «безбожным и преступным деянием» Бисмарка» [8, 122]. Обратим внимание еще на одну деталь: за пределами стремящейся к единству страны, помимо Австрии, оказались (по разным причинам) также два крошечных государства - Лихтенштейн и Люксембург, которые до 1866 г. считались частью Германии. И тот факт, что в наши дни на политической карте Европы существуют суверенные Австрия, Лихтенштейн и Люксембург, следует признать долговременным последствием событий полуторавековой давности. После «исключения из немцев» указанных стран и прусских аннексий 1866-1867 гг. в границах Германии, частично уже реальных, частично еще виртуальных, осталось 25 государств, разделившихся теперь на две неравные группы: 22 государства непосредственно вошли в СевероГерманский союз, а остальные четыре были связаны с ним только военно-политическим соглашением. «22+4=25» - это не уровень математических знаний автора статьи, а специфика немецкой политической арифметики того времени. Дело в том, что Гессен-Дармштадт, состоявший из двух частей, одна из которых была расположена к северу от реки Майн, а другая к югу от нее, фигурирует сразу в обоих списках германских государств - северная его половина входила в Северо-Германский союз, южная же оставалась независимой [5, 338].
Период существования Северо-Германского союза оказался столь непродолжительным (официально - с начала 1867 г. до декабря 1870 г.), что обычно современные отечественные историки говорят о нем очень бегло, рассматривая его лишь как некую промежуточную стадию в формировании единого немецкого национального государства. Мы полагаем, что такой под-
ход является ошибочным, как минимум, по двум причинам. Во-первых, несмотря на свою кратковременность этот период стал важным этапом становления капитализма в Германии. Объединение страны еще не завершилось, поэтому необходимо было содержать большую армию, что, естественно, требовало немалых средств. Чтобы сделать самый сильный в экономическом отношении класс (т.е. буржуазию) как можно более лояльным к вновь создаваемой немецкой государственности (и к тем, кто направлял процесс ее создания), капиталу, по образному выражению старого русского историка А.К. Дживелегова, «торопились бросить под ноги все, что ему было необходимо... С какой-то лихорадочной торопливостью взрываются все препятствия, которыми режим партикуляризма связывал свободное развитие промышленности и торговли» [3, 34]. За неполные четыре года успели принять целый ряд законов, которые отвечали потребностям капиталистического развития Германии. В частности, были введены: новый почтовый закон, новое уголовное уложение, общий вексельный устав, общий ремесленный (или промысловый) устав, единая система мер и весов, учрежден высший торговый суд в Лейпциге [1, 508]. Кроме того, была объявлена полная свобода передвижения по всей территории союза (чтобы эта свобода не осталась пустым звуком для беднейщих слоев населения, были введены вагоны четвертого класса с двухпфенниговым тарифом на проезд по всему союзу), отменены ограничения на вступление в брак подданных разных немецких государств, исчезли последние остатки речных пошлин по Эльбе и Рейну, цехи окончательно лишились своих привилегий [3, 34-35].
Во-вторых, следует иметь в виду, что внутреннее устройство просуществовавшего рекордно короткий срок Северо-Германского союза было (с некоторыми изменениями) унаследовано пришедшей ему на смену кайзеровской империей (1871-1918 гг.), составляющей целую эпоху в истории Германии. Причем устройство это являлось во многих отношениях весьма своеобразным. По словам А.К. Дживелегова, «конституция. Северо-Германского союза была построена на компромиссе различных начал» [4, 309]. Вероятно, это объясняется прежде всего тем, что «с одной стороны, Бисмарк хотел создать видимость союза государств, чтобы не только ублаготворить их правителей, но и открыть пути для позднейшего вступления в него государств Южной Германии. С другой же - он в действительности создавал союзное, т.е. федеративное, государство с явным преобладанием Пруссии» [10, 225]. Отсюда определенная противоречивость и самого устройства Северо-Германского союза, и тех оценок его характера, которые встречаются в работах разных историков. Так, А.К. Дживелегов утверждал, что данная федерация, «отвергнув принцип союза государств (Staatenbund), организовалась в виде союзного государства (Bundestaat) [4, 309], а по мнению немецкого историка С. Хаффнера, «СевероГерманский союз был пока еще союзом государств (Staatenbund)» [12, 386].
Компромиссный, противоречивый характер этого образования заметен уже в соотношении общего его названия и названий отдельных его учреждений. С одной стороны, это - союз (Bund), а не рейх (Reich, т.е. империя), но с другой - его общий парламент носил «имперское» название «рейхстаг». Во главе союза стоял президент (постоянным и не подлежащим переизбранию президентом союза был объявлен король Пруссии), хотя в силу того, что в союз входили в основном монархии и «в подчинении» у президента были почти исключительно титулованные правители - один король (Саксонии) и 17 великих и «просто» герцогов и князей, - более уместен был бы безусловно титул императора. «Если говорить точно, то официально по отношению к нему (президенту. - С.П.) употреблялось странно звучащее выражение «Союзный президиум» [10, 225], причем по-немецки оно звучит еще «страннее», чем по-русски, поскольку в немецком языке (на это обратил внимание С. Хаффнер [12, 387]) слово «президиум» - «Das Präsidium» - среднего рода. Подданные всех государств, вошедших в союз, имели единое гражданство, т.е. рассматривались как граждане союза [10, 225]. Здесь также имеется терминологическая «нестыковка»: жители Северо-Германского союза были одновременно подданными (понятие монархической эпохи) на одном уровне и гражданами (республиканское понятие) на другом.
Во вновь созданном государстве было введено всеобщее равное прямое избирательное право при тайной подаче голосов, что ставило Северо-Германский союз в ряд самых передовых
(в смысле развития демократии) стран Европы. Однако избираемый столь демократичным способом рейхстаг, состоявший из 297 депутатов (по одному представителю от 100 тысяч жителей), хотя и считался высшим законодательным учреждением, был весьма ограничен в своих полномочиях - «вотировка законов и бюджета были сделаны его единственными прерогативами» [4, 309]. Законодательную власть рейхстаг делил с бундесратом (Bundesrat - союзный совет), который играл роль верхней палаты парламента и состоял из представителей отдельных государств - членов союза. При распределении мест в этой палате весьма нестандартно была решена проблема, связанная с тем, что входившие в Северо-Германский союз 22 (если точно, 21 с половиной) государства очень сильно отличались друг от друга и размерами своей территории, и численностью проживающего на ней населения. Из почти 30 млн. жителей союза примерно 24 млн. приходилось на долю Пруссии, удельный вес территории которой был еще выше - 5/6 всей площади нового государства [7, 216; 5, 334-335]. По подсчетам автора статьи, в среднем каждое непрусское государство Северо-Германского союза было примерно в сто раз меньше Пруссии. Однако и эти государства сильно разнились по своим размерам: если Саксония или Мекленбург по территории уступали державе Гогенцоллернов «всего лишь» в 15 - 20 раз, то в самых мелких из тюрингских герцогств проживало почти в тысячу раз меньше жителей, чем в Пруссии. Разница была настолько значительной, что многие современники называли Северо-Германский союз Великопруссией [7, 216], а один прусский либерал очень неполиткорректно сравнивал созданное Бисмарком государство с «объединением собаки со своими блохами» [12, 386].
Возникал непростой вопрос: по какому принципу столь разномасштабные государства должны были распределять между собой места в союзном совете? Теоретически были возможны два варианта: либо последовать примеру США, где каждый штат независимо от своей территории и числа жителей посылает в верхнюю палату парламента равное количество сенаторов, либо формировать бундесрат по принципу пропорциональности численности населения. Однако учредители Северо-Германского союза выбрали, так сказать, средний путь. В результате голоса в союзном совете были распределены довольно своеобразным способом: более крупные государства получили больше мест, чем мелкие, но принцип пропорциональности числа представителей количеству жителей был соблюден лишь частично. Так, из 43 членов бундесрата 17 были делегатами Пруссии, Саксония направляла в верхнюю палату четырех представителей, Мек-ленбург-Шверин и Брауншвейг - по два депутата, остальные - по одному [4, 309; 3, 53].
По существу Пруссия полностью доминировала в Северо-Германском союзе: ей, как государству, армия которого являлась основой вооруженных сил союза, а население оплачивало львиную долю налоговых поступлений в союзный бюджет, официально «было предоставлено право вето в вопросах, касающихся армии, морского дела, крепостного дела и налогов» [10,
225]. Тем не менее, номинально все 22 государства считались равноправными членами союза [12, 386]. Каждое из них сохраняло свои монархические династии (кроме, естественно, трех вольных городов, имевших республиканское устройство), свои конституции, свое особое административно-территориальное деление и многое другое. В ведении отдельных государств оставалось руководство делами культа, народного образования и т.д. Очевидно, что предоставление членам союза сравнительно широкого круга полномочий было обусловлено незавершенностью процесса объединения страны - четыре («три с половиной») государства оставались пока за рамками процесса политической интеграции Германии. «Сохранение определенных прав за мелкими государствами могло служить приманкой для независимых стран Южной Германии, давая им своего рода гарантию автономии, если им захочется вступить в Союз» [10,
226]. Объединение Севера и Юга страны станет последним этапом долгого пути немцев к своему национальному единству. (Этому этапу мы предполагаем посвятить последнюю, заключительную статью по этнополитической истории Германии Нового времени.)
БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК 1. Германия // Энциклопедический словарь. Изд. Брокгауз и Ефрон. П/т. 16. СПб.: Типо-литография И.А. Ефрона, 1893. С. 479-512.
2. Данн О. Нации и национализм в Германии: 1770-1790: пер. с нем. СПб.: Наука, 2003. 470 с.
3. Дживелегов А.К. История современной Германии: в 2 т. СПб.: Брокгауз-Ефрон, 1910. Т. 2. 258 с.
4. Дживелегов А.К. Северо-Германский союз // Энциклопедический словарь. Изд. Брокгауз и Ефрон. П/т. 63. СПб.: Типо-литография И.А. Ефрона, 1901. С. 309-310.
5. История XIX века: в 8 т.: пер. с фр. / под ред. Лависса и Рамбо. М.: ОГИЗ Гос. соц.-эк. Изд-во, 1938. Т. 5. 584 с.
6. История дипломатии: в 4 т. / под ред. В.П. Потемкина. М.: ОГИЗ Гос. соц.-экон. Изд-во, 1941. Т. 1. 566 с.
7. Очерки истории Германии с древнейших времен до 1918 г. / И.М. Кривогуз, М.А. Коган и др. М.: Гос. уч.-пед. Изд-во мин-ва просвещения РСФСР, 1953. 370 с.
8. Патрушев А.И. Германская история. М.: Весь Мир, 2003. 256 с.
9. Герман А.Б. Пражский мир 1866 // Советская историческая энциклопедия: в 16 т. М.: Советская энциклопедия, 1968. Т. 11. С. 520.
10. Чубинский В.В. Бисмарк: Политическая биография. М.: Мысль, 1988. 414 с.
11. Fesser G. Der Weg nach Königgrätz (Illustrieste historische Hefte 13). Berlin: VEB Deutschen Verlag der Wissenschaften DDR, 1978. 44 s.
12. Haffner S. Preussen ohne Legende. Hamburg: Verlag Gruner +Jahr Ag & Co, 3. Auflage, 1979. 358 s.
13. Ries H.-G. Deutsche Geschichte von den Anfängen bis zur Gegenwart: Snellkurs. Köln: Dumont Literatur und Kunst Verlag, 2005. 221 s.
14. Rürup R. Deutschland im 19 Jahrhundert: 1815-1871. Göttingen: Vandenhoeck & Ruprecht, 1992. 274 s.
15. Zolling P. Deutsche Geschichte von 1871 bis zur Gegenwart: Wie Deutschland wurde, was es ist. München; Wien: Carl Hanser Verlag, 2005. 370 s.
Н.В. Селюнина
ОБОРОННО-МАССОВАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ НА ВОДНОМ ТРАНСПОРТЕ РОССИИ В ПЕРИОД ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫ
Боеспособность армии любого государства зависит от многих факторов. Одним из них в период борьбы с Германией являлась всесторонняя поддержка гражданским населением защитников Отечества. В экстремальных условиях фронт опирался на надёжный тыл, который подпитывал его всем необходимым: свежими пополнениями, оружием, техникой, боеприпасами, продовольствием, одеждой, снаряжением и т.д. Страна стала единым военным лагерем не на словах, а на деле.
Таким образом, два фронта - ратный и трудовой - представляли собой диалектическое единство, основанное на сплачивавшей людей национально-патриотической идее. Массовое самопожертвование защитников страны в тылу и на фронте являлось гарантией грядущей неминуемой победы.
Совнарком СССР на третий день войны принял постановления «Об охране предприятий и учреждений и создании истребительных батальонов», а также «О мероприятиях по борьбе с парашютными десантами, диверсантами противника в прифронтовой полосе». Протоколы заседаний политических отделов пароходств, профсоюзных и комсомольских организаций свидетельствуют о систематическом обсуждении проблем организации всесторонней помощи фронту [1].
Первые ополченческие формирования возникли в Ленинграде, Смоленске, Москве, а затем в десятках населённых пунктов от Баренцева до Чёрного морей. Идея создания ополченческих отрядов вызвала волну положительных эмоций у моряков и речников. Об этом свидетельствуют резолюции собраний экипажей судов, работников портов и пристаней, путейцев, судоремонтников. Местные власти приняли специальные решения о создании ополченческих формирований по производственному и территориальному принципам [2].
Для руководства ополченческими структурами были созданы областные, краевые и республиканские штабы. Как правило, они возглавлялись известными общественными деятелями. Военкоматы выделяли комсостав, преимущественно, из числа отставников или военных, получивших ранения. Основой ополченческих формирований являлись рабочие и служащие промышленных и транспортных
