CC BY
207
обрамления соотносятся начало и конец четырнадцатого явления. Начало то же: Хлестаков по-прежнему на коленях. Предмет поклонения и преклонения теперь другой: вместо матери им становится дочь. Но та же мнимо благополучная развязка явления - конец: Хлестаков, водевильно преобразившись, просит Анну Андреевну благословить его
постоянную любовь теперь уже к Марье Антоновне.
1. Гоголь Н.В. Полн. собр. соч.: в 14 т. М., 1951. Т. 4. Далее цитируется это издание с указанием страницы.
Поступила в редакцию 28.06.2006 г.
ФИНАЛ КОМЕДИИ Н.В. ГОГОЛЯ «РЕВИЗОР» И.А. Субботина
Subbotina I.A. The ending of the comedy “The Inspector General” by N.V. Gogol. The author takes the liberty of affirming that before the second inspector appears while reading Khlestakov’s letter, Gogol’s characters have an opportunity to act in the Christian way. Khlestakov’s writing should have drawn their attention to themselves, and made them laugh at themselves as Gogol supposed in the “The Denouement of The Inspector General”.
Общим местом в исследованиях гоголевской комедии давно стало убеждение, что мнимому ревизору Хлестакову в финале противопоставлен подлинный ревизор. Поэтому «обольщение» чиновников мнимым ревизором представляется большинству литературоведов чем-то противоположным действительной ревизии их поступков и помыслов. На наш взгляд, подобное истолкование финала сомнительно, основано на анализе отдельных сегментов комедии, а не ее художественного целого. Отсюда в итоге и получается, что гоголевские персонажи апеллируют не к Богу, а к бесу. Происходит это, однако, в их малом кругозоре. «Ни се, ни то; черт знает что такое!» - такое определение Хлестакова почтмейстером ни в коем случае не является весомым доказательством его дьявольской силы. Того же порядка и другая ссылка почтмейстера на нечистую силу: она-де побудила его распечатать разоблачительное письмо Хлестакова. И в этом случае гоголевский персонаж просто пытается снять с себя ответственность личную, перекладывая ее на мистические силы.
Мы берем на себя смелость утверждать, что еще до появления второго ревизора, во время чтения хлестаковского письма, у гоголевских персонажей открывается возможность «поступить по-христиански». «Сочи-
нение» Хлестакова должно было «лично обратить их к самому себе», «посмеяться над собой», как и предлагал зрителям Гоголь в «Развязке Ревизора». Мнимый ревизор, Хлестаков, не только искушает героев (подталкивает их к духовной гибели), но и дает возможность - благодаря своему письму - духовно спастись посредством этого очистительного смеха. Но, ослепленные своими собственными страстями, а не Хлестаковым, персонажи комедии эту возможность «ревизии» своей жизни не используют. Наоборот, негодуют по поводу разоблачения их самих. Каждый желает, чтобы разоблачение касалось кого-то другого (отсюда настойчивые реплики «читайте, читайте»), «поворота смеха на самого себя» не получается, не получается подлинного раскаяния. Потому Хлестаков и есть для них настоящий, а не мнимый ревизор, поскольку искушению дьявольщиной гоголевские чиновники поддались задолго до его появления. Они уже «мертвые души», и доказательством тому - финал комедии, немая сцена.
Второй же ревизор, тот, который на самом деле приезжает в уездный город, — так вот этот ревизор, на наш взгляд, вовсе не аллегорическое изображение совести. Это обстоятельство сразу снимается прозаической фразой жандарма: приезжий ревизор требует
уездных чиновников «сей же час к себе»: «Он остановился в гостинице». Банальная конкретика уездного города безусловно снимает всякую мистику.
Параллелизм между немой сценой и Страшным судом у Гоголя налицо. Но сценическое изображение Страшного суда в комедии попросту невозможно. Испуг чиновников, приведший к их окаменению («смерти»), проистекает отнюдь не от страха перед Божиим судом - это страх перед внешним, самым что ни на есть натуральным наказанием. Второй ревизор, таким образом, не является истинным, как Хлестаков не является ревизором ложным. Но и тот и другой позволяют гоголевским чиновникам посмотреть на себя в зеркало «хоть сколько-нибудь глазами Того, Кто позовет на очную ставку всех людей».
Смотрим: куда обращены взгляды героев и их жесты в немой сцене? Их исключительно интересует «мерзость в другом человеке», но не в себе. Такого рода обращенность вовне свидетельствует о том, что подлинный ревизор, который «заставит... вдруг и разом взглянуть на самих себя» как персонажей,
так и зрителей, третий ревизор, хотя и «предусмотрен» структурой комедии, но вынесен за ее пределы как подразумеваемый, но не воплощенный непосредственно в тексте. Этот третий ревизор и не может быть изображен вербальными средствами пьесы. Будучи материально воплощенным, подобно другим персонажам, он стал бы лишь одной из фигур, находящихся в определенном отрывке текста, тогда как подлинному ревизору принадлежит все художественное целое комедии. Этот ревизор и должен явиться в душе зрителя уже после того, как занавес опустился, поскольку подразумевает внутреннюю духовную работу зрителей над собой, результатом которой должен стать катарсис - нравственное очищение человека.
В конечном итоге, согласно гоголевскому замыслу, явление этого подлинного (третьего) ревизора и призвано способствовать духовному воскресению зрителей гоголевской пьесы - после их «окаменения» вместе с персонажами произведения.
Поступила в редакцию 12.07.2006 г.
СИМВОЛИКА ПРИРОДНЫХ ОБРАЗОВ У М.А. ШОЛОХОВА И С.А. ЕСЕНИНА (на материале романа-эпопеи «Тихий Дон» и повести «Яр») Н.М. Муравьева
Muravjeva N.M. Symbolism of nature images in works by M.A. Sholokhov and S.A. Yesenin (on the material of the epic novel “Quiet Flows the Don” and the story “The Steep Bank”). The article is devoted to the comparative analysis of poetics in the story “The Steep Bank” by S.A. Yesenin and the epic novel “Quiet Flows the Don”. The symbolism of nature images in the world picture of the story “The Steep Bank” is very close in its philosophic fullness and meaning to Sholokhov’s symbolic images, as both writers are united with vivifying power of nature.
Близость художественных миров М.А. Шолохова и С.А. Есенина отмечалась исследователями не раз [1-3]. Шолохова и Есенина роднит чувство природы. Удивительно, насколько близки эстетические предпочтения этих писателей, несмотря на то, что один увековечил величие донской степи и тихого Дона, а другой воспел красоту рязанских раздолий и Оки. Некоторые особенности повествовательных структур романа-эпопеи «Тихий Дон» и повести «Яр», сходство изобразительных средств и стилистических приемов по-
зволяют говорить о близости символических подтекстов этих произведений: их объединяет вера в единство человека и природы.
Природа - главный герой в есенинской повести «Яр». Именно она вынесена в название, именно с ней неразрывными узами связаны все герои и, прежде всего, Лимпиада, лесная русалка с длинными волосами и голубыми бездонными глазами. Лес настолько близок героине, что жизни в другом месте она не представляет: «Лучше я повешусь на ветках березы, - говорила она, - чем уйду с
