1. Байдикова Н.Л. Формирование готовности будущего учителя иностранного языка к педагогическому общению: дис. ... канд. пед. наук. Курган, 2000.
2. Грехнев В.С. Культура педагогического общения: кн. для учителя. М., 1990.
3. Кан-Калик В.А. Учителю о педагогическом общении: кн. для учителя. М., 1987.
4. Мустафина Ф.Ш. // Теория и практика профессиональной подготовки учителя иностранных языков: межвуз. сб. науч. тр. Пятигорск, 1993.
5. Стояновский А.М. Методика управления обучением иноязычному говорению на основе ситуаций речевого общения: дис. ... канд. пед. наук. Липецк, 1992.
6. Пассов Е.И. Теоретические основы обучения иноязычному говорению. Воронеж, 1983.
7. Лабутова И.В. Развитие общих коммуникативных умений у студентов-педагогов в условиях интенсивного обучения иностранному языку: дис. ... канд. псих. наук. Горький, 1990.
8. Котикова Л.Н. Развитие культуры педагогического общения у будущего учителя иностранного языка в практике специальной предметной подготовки: дис. . канд. пед. наук. Комсомольск н/А, 2001.
9. Ромашина С.Я. Обучение студентов речевому общению при формировании профессиональных умений учителя: автореф. дис. . канд. пед. наук. М., 1979.
10. Якунин В.А. Обучение как процесс управления: Психологические аспекты. Л., 1988.
Поступила в редакцию 10.07.2006 г.
СТРУКТУРА ЯВЛЕНИЯ В КОМЕДИИ Н.В. ГОГОЛЯ «РЕВИЗОР»
И.А. Субботина
Subbotina I.A. Scene structure in the comedy “The Inspector General” by N.V. Gogol. The scene in “The Inspector General” by N.N. Gogol represents a kind of a microelement, the essence of which is the meeting of two or several characters. Herewith we can observe the two varieties of the scenes: the scene of the beginning, scene of the ending. In the first event the indicative signs of exposition and plot are dominating, in the second - the typical sign of the uncoupling of the action - the end. In the integrated context of a drama such phenomena don’t exist separately, but are correlated with each other, fusing into the integrated flow of events and time.
Явление в современной литературоведческой науке трактуется как часть текста драматического произведения, на протяжении которой состав лиц на сцене остается неизменным. Если рассматривать эту часть текста с точки зрения композиционной, то у нее есть свои временные и событийные границы - свое начало и свой конец. Это те временные точки, когда на сцене или появляется персонаж, или уходит с нее. Это и есть своего рода микрособытие, и смена одного такого микрособытия другим обеспечивает сюжетное движение драматического действия. В комедии Н.В. Гоголя «Ревизор» суть такого движения, как правило, составляет встреча двух персонажей, и встреча эта тоже, как правило, сопряжена с непредсказуемыми последствиями. В седьмом явлении второго акта Хлестаков и Городничий от неожиданности в испуге смотрят несколько минут
один на другого, выпучив глаза: ужас сковал обоих. Такая же ситуация, но уже в другом персональном составе, повторяется дважды в четвертом акте. Сначала это встреча Хлестакова с Марьей Антоновной (начало двенадцатого явления), которая дает ему возможность вовсю порисоваться, раскрыть свою водевильную сущность. Потом та же ситуация повторяется еще раз, и эта водевильная сущность возводится в квадрат: Хлестаков рисуется теперь уже перед Анной Андреевной.
Начало явления может выстраиваться как опоздание, и последнее в этом случае вытекает из нетерпения одного из персонажей. Появление Добчинского во втором явлении третьего акта нисколько не продвигает драматического действия, наоборот, оно приостанавливается: Анна Андреевна сначала выговаривает ему, что тот не выложил ей своевременно всех новостей, и потом уже
действие получает свое продолжение: обмен приветствиями.
Продолжение в начале явления может выстраиваться и по-другому: как некая интрига. Подобный случай имеем в начале девятого явления четвертого акта: Осип вразумляет зарвавшегося Хлестакова: «Уезжайте отсюда. Ей-Богу, уже пора» [1].
Началом явления может быть перипетия -перемена судьбы персонажа от лучшего к худшему. Подобным образом в начале восьмого явления пятого акта в дом Городничего врывается Почтмейстер и огорошивает всех сногсшибательной новостью: «Чиновник,
которого мы приняли за ревизора, был не ревизор» (с. 89).
Временную основу имеют результаты, конец явления, знаменуя его содержательную исчерпанность.
Событийная исчерпанность явления, таким образом, означает уход персонажа со сцены, как в последнем явлении второго акта, где сначала уходит Городничий, за ним Бобчинский.
Итоговость явления нередко подчеркивается к тому же в наличных человеческих действиях персонажей. Хлестаков в конце шестого явления второго акта скудно, но пообедал, и трактирный слуга вместе с Осипом убирает и уносит тарелки (с. 32).
Такая событийная исчерпанность, итого-вость явления подчеркивается нередко неоднократным повтором схожих событийных ситуаций. Таков целый рад эпизодов с вручением взяток Хлестакову в третьем акте, где в конце каждого явления чиновники поочередно покидают Хлестакова: судья Ляпкин-Тяпкин, почтмейстер Шпекин, смотритель училищ Хлопов, попечитель богоугодных заведений Земляника, Бобчинский и Добчин-ский. И каждому из них Хлестаков дает однотипную характеристику: «судья хороший человек!» - «почтмейстер, как кажется Хлестакову, тоже очень хороший человек» (с. 60-61).
Событийная исчерпанность явления, наконец, может быть обозначена и напрямую -в реплике персонажа. В пятом явлении четвертого акта Лука Лукич, вручая Хлестакову взятку, спешит ретироваться - не смеет долее беспокоить своим присутствием высокое начальство. Тем же реверансом пытается закончить шестое явление и Земляника, не вручив Хлестакову взятку, и тот вынужден
напомнить Землянике об истинной цели его визита: «Нет ли у вас денег взаймы рублей четыреста?» (с. 65).
Конец явления типологически смыкается с общей развязкой действия. Он всегда так или иначе стремится к исчерпанности, событийной завершенности именно данного отрезка драматического действия. Отсюда и преобладание в явлении структуры конца, завершенности: явление в принципе представляет из себя некую развязку. Таким наименованием можно обозначить восьмое явление последнего акта: почтмейстер сообщает своим коллегам «удивительное дело» — что чиновник, которого они приняли за ревизора, не ревизор (с. 89). Чтобы убедиться в собственной ошибке, чиновникам необходимо только одно - прочитать «разоблачительное» письмо Хлестакова: «Вот когда зарезал, так зарезал!» (с. 93). То же самое можно сказать о последнем явлении того же акта: сообщение жандарма о приезде из Петербурга настоящего ревизора. В данном случае событийное содержание действия совершенно исчерпано: остается поставить только точку.
Конец явления, однако, не всегда знаменует событийную исчерпанность определенного момента действия, который это явление вмещает в себя. За границей явления может ощущаться дальнейшее продолжение действия, его событийная перспектива: так называемый открытый финал явления. Происходит это чаще всего в том случае, когда конец явления совпадает с приходом персонажей. В первом явлении второго акта приход Хлестакова - конец явления - сначала отмечен репликой Осипа: «Стучатся, верно это он идет». Потом его же, Осипа, движением: «Поспешно схватывается с постели» (с. 27), которое этот момент действия не исчерпывает, а продолжает его в следующем явлении - выговор Хлестакова Осипу: «А, опять валялся на кровати?» (с. 27).
Конец явления может выстраиваться и как ситуация ожидания. Такая ситуация уже в силу своей направленности в будущее не может исчерпывать событийное содержание, потому она живет не совершившимся, а предстоящим событием. В последнем явлении первого акта, например, Анна Андреевна и Марья Антоновна остаются в ожидании, смысл которого в том, чтобы узнать, «что за приезжий, каков он?» (с. 27). В таком же
ожидании в четвертом явлении второго акта остается и Хлестаков: накормит ли его сегодня хозяин гостиницы или нет?
Таких примеров можно было бы привести множество, но все они типологически схожи: и конец-продолжение, и конец-ожидание есть не что иное, как конец состояния, в котором нет и не может быть исчерпанности драматического действия, а остается перспектива его дальнейшего движения.
Конец явления - это еще и тот или иной поступок персонажа, его жест. Поэтому и событийная исчерпанность явления есть результат усилий, желания одного персонажа и доброй воли другого. Во втором явлении третьего акта Добчинскому не терпится поскорее посмотреть, как Хлестаков обозревает город, и Анна Андреевна позволяет ему это сделать: «Ступайте, ступайте, я не держу вас» (с. 43). Больше того, персонаж и нередко специально своими усилиями приближает конец явления. И в этом прежде всего кроется характеристический потенциал человека. Каждое явление, каждый жест персонажа дает определенное представление о нем, об уровне его духовной культуры и т. д. Так, Анна Андреевна в последнем явлении первого акта вся в торопливом желании узнать, кто там приехал, «что за приезжий, каков он, и глаза какие»: «Скорее, скорее, скорее!» (с. 25).
Содержанием конца явления может быть определенное эмоциональное состояние персонажа. В первом явлении последнего акта Анна Андреевна мечтает о предстоящей жизни в Петербурге - какое у нее в комнате будет амбре: «чтоб нельзя было войти и нужно бы только этак зажмурить глаза (зажмуривает глаза и нюхает). Ах! как хорошо!» (с. 83).
Начало и конец явления в общем ходе драматического действия существуют не сами по себе, они постоянно соприкасаются, смыкаются друг с другом, несмотря на свою временную противоположность: первое стоит у истоков явления, второй - завершает явление. Другими словами, в зоне начала и в зоне конца реализуются разные моменты сюжетного движения. Поэтому начало, как правило, соотносится с экспозицией и завязкой. Во втором акте, например, первая же фраза экспозиционна по своей сути: она в самых общих чертах обрисовывает бедственное положение Хлестакова - его проиг-
рыш проезжему офицеру: «теперь сидит и хвост поджал» (с. 26). Тот же экспозиционный момент налицо в начале третьего явления того же акта. Только общее положение Хлестакова концентрируется здесь в физиологическом самочувствии персонажа: Хлестакову «ужасно как хочется есть» (с. 29).
В начале явления расположен, как правило, и другой момент сюжетного движения -завязка. Завязка всего хода драматического действия сосредоточена уже в первой фразе Городничего - первое явление первого акта: «К нам едет ревизор» (с. 11). С этого момента все в гоголевской комедии вертится вокруг одного интереса - предполагаемого приезда ревизора.
Есть, наконец, в комедии Гоголя целые явления с преобладанием начального, «завя-зочного» момента: так называемые явления-начала, явления-завязки. В последнем акте городничий в своем воображении уже породнился с важным петербургским чиновником и сам метит в генералы. Поэтому каждый из его гостей торопится поздравить городничего с неожиданно свалившимся на него и его семейство счастьем, и каждое явление - с третьего по шестое (до появления почтмейстера) - выстраивается как некое предполагаемое начало новой жизни Городничего, ее завязка.
Начала и концы явлений, как уже было сказано, непременно соотносятся друг с другом, образуют своеобразное сюжетное и временное кольцо. «Работает» такое кольцо чаще всего на тематическом уровне. В первом акте комедии все уездные чиновники в страхе перед петербургским инкогнито. Поэтому каждое явление этого акта начинается разговором о приезде ревизора и каждое его явление заканчивается разговором о приезде ревизора: «К нам едет ревизор» (с. 11).
Взаимная связь начал и концов явлений просматривается и на событийном уровне. Благодаря этому выстраивается и своеобразное событийное обрамление. В четвертом акте начало одиннадцатого явления таит в себе завязку любовной коллизии: Анна Андреевна застает Хлестакова на коленях перед Марьей Антоновной - конец явления эту коллизию, однако, благополучно разрешает: Хлестаков просит руки у Анны Андреевны, несмотря на то, что та, в некотором роде, замужем. По тому же принципу событийного
обрамления соотносятся начало и конец четырнадцатого явления. Начало то же: Хлестаков по-прежнему на коленях. Предмет поклонения и преклонения теперь другой: вместо матери им становится дочь. Но та же мнимо благополучная развязка явления - конец: Хлестаков, водевильно преобразившись, просит Анну Андреевну благословить его
постоянную любовь теперь уже к Марье Антоновне.
1. Гоголь Н.В. Полн. собр. соч.: в 14 т. М., 1951. Т. 4. Далее цитируется это издание с указанием страницы.
Поступила в редакцию 28.06.2006 г.
ФИНАЛ КОМЕДИИ Н.В. ГОГОЛЯ «РЕВИЗОР» И.А. Субботина
Subbotina I.A. The ending of the comedy “The Inspector General” by N.V. Gogol. The author takes the liberty of affirming that before the second inspector appears while reading Khlestakov’s letter, Gogol’s characters have an opportunity to act in the Christian way. Khlestakov’s writing should have drawn their attention to themselves, and made them laugh at themselves as Gogol supposed in the “The Denouement of The Inspector General”.
Общим местом в исследованиях гоголевской комедии давно стало убеждение, что мнимому ревизору Хлестакову в финале противопоставлен подлинный ревизор. Поэтому «обольщение» чиновников мнимым ревизором представляется большинству литературоведов чем-то противоположным действительной ревизии их поступков и помыслов. На наш взгляд, подобное истолкование финала сомнительно, основано на анализе отдельных сегментов комедии, а не ее художественного целого. Отсюда в итоге и получается, что гоголевские персонажи апеллируют не к Богу, а к бесу. Происходит это, однако, в их малом кругозоре. «Ни се, ни то; черт знает что такое!» - такое определение Хлестакова почтмейстером ни в коем случае не является весомым доказательством его дьявольской силы. Того же порядка и другая ссылка почтмейстера на нечистую силу: она-де побудила его распечатать разоблачительное письмо Хлестакова. И в этом случае гоголевский персонаж просто пытается снять с себя ответственность личную, перекладывая ее на мистические силы.
Мы берем на себя смелость утверждать, что еще до появления второго ревизора, во время чтения хлестаковского письма, у гоголевских персонажей открывается возможность «поступить по-христиански». «Сочи-
нение» Хлестакова должно было «лично обратить их к самому себе», «посмеяться над собой», как и предлагал зрителям Гоголь в «Развязке Ревизора». Мнимый ревизор, Хлестаков, не только искушает героев (подталкивает их к духовной гибели), но и дает возможность - благодаря своему письму - духовно спастись посредством этого очистительного смеха. Но, ослепленные своими собственными страстями, а не Хлестаковым, персонажи комедии эту возможность «ревизии» своей жизни не используют. Наоборот, негодуют по поводу разоблачения их самих. Каждый желает, чтобы разоблачение касалось кого-то другого (отсюда настойчивые реплики «читайте, читайте»), «поворота смеха на самого себя» не получается, не получается подлинного раскаяния. Потому Хлестаков и есть для них настоящий, а не мнимый ревизор, поскольку искушению дьявольщиной гоголевские чиновники поддались задолго до его появления. Они уже «мертвые души», и доказательством тому - финал комедии, немая сцена.
Второй же ревизор, тот, который на самом деле приезжает в уездный город, — так вот этот ревизор, на наш взгляд, вовсе не аллегорическое изображение совести. Это обстоятельство сразу снимается прозаической фразой жандарма: приезжий ревизор требует