CC BY
86
А. Х. Гирфанова
ЭВИДЕНЦИАЛЬНОСТЬ В УДЭГЕЙСКОМ ЯЗЫКЕ 1. Грамматическая справка
Удэгейский язык — один из тунгусо-маньчжурских языков, на котором говорят в некоторых селах Хабаровского и Приморского краев. По официальным данным, число удэгейцев достигает 2 тыс. человек, из них, согласно экспедиционным наблюдениям, в той или иной степени языком владеют не более 50 человек.
Типологически удэгейский язык относится к языкам агглютинативного типа. Для предложения характерен номинативный строй. Порядок слов — SOV, который, впрочем, иногда может нарушаться.
Категория очевидности/неочевидности, отмеченная для удэгейского языка Е. Р. Шнейдером1, в тунгусоязычном ареале выделялась исследователями также в нанай-
2 '-'3 4
ском языке2, в некоторых эвенкийских3 и эвенских4 говорах.
Рассматривая связанные с указанной категорией формы удэгейского прош. I и прош. II, К. Менгес относил их к группе перфектных времен и характеризовал, соответственно, в качестве перфекта определенного и неопределенного, подчеркивая отсутствие категориальных отличий между ними5.
1.1. Имя
Существительные в удэгейском языке обладают развитой системой слово- и формообразования. Суффиксальные морфемы присоединяются к корневым морфемам в определенном порядке по законам агглютинации, хотя и отмечаются случаи фузион-ного соединения морфем. За корнем слова, который всегда стоит в начальной позиции (префиксов нет), следуют деривационные суффиксы, а за ними в своем порядке — словоизменительные.
Имя существительное в удэгейском языке имеет категории числа (единственного и множественного), формы притяжания (личного и безличного) и падежа.
Падежная система удэгейских существительных охватывает формы простого и притяжательного склонения — лично-притяжательного и безлично-притяжательного.
Простое склонение включает восемь падежей: им., вин., дат., направ., местн., про-дольн., отлож., творит.
Формы личного и безличного (возвратного) притяжания связаны с личными и возвратными местоимениями (лично-притяж. ф.: кусигэи — «мой нож», безлично-притяж. ф.: кусигэфэи — «свой нож» (мн. ч. обладателей).
Различаются две формы принадлежности: отчуждаемая — дили-ни-ни («его голова — ему принадлежащая голова убитого зверя»), неотчуждаемая — дили-ни («его голова, часть его тела»).
Категория числа не является обязательной. Формы мн. ч. могут иметь только одушевленные существительные. Иногда множественность не выражается ни в имени, ни в глаголе.
© А. Х. Гирфанова, 2009
1.2. Глагол
Структура глагольной словоформы в удэгейском языке может быть представлена в виде следующей последовательности морфем: основа + залог + вид + модальность + + время (наклонение) + окончание (иногда показатели вида могут предшествовать показателю залога).
Глагол имеет четыре наклонения: индикатив, императив, оптатив, сослагательное наклонение.
В настоящей работе рассматриваются только формы индикатива, т. к. единственной формой, применительно к которой можно говорить о различении очевидности/неочевидности действия, является прошедшее время.
В рамках удэгейского индикатива выделяются три временных разряда: настоящего, прошедшего I и II, будущего I и II.
В удэгейском языке шесть залогов: активный (немаркированный), пассивный (-у-), медиальный (возвратный) (-пта-/-пто-), реципрок (взаимный) (-маси-/-моси-/-мэси), кооператив (совместный) (-гди-), каузатив (-ван-/-вэн-).
В работе рассматриваются только формы активного залога.
Настоящее время
Настоящее время не имеет специальных показателей, за исключением 3 л. ед. и мн. ч., в котором перед лично-предикативным окончанием появляется суфф. -й-. В зависимости от способов словоизменения в удэг. яз. глаголы делятся на два морфонологических класса: (I) с основами на гласный; (II) с основами на согласный. Основы глаголов II класса (с основами на согласный) могут включать морфемы -а- (после основ на -н-), -да-, -та- (после остальных основ), не являющиеся маркерами времени.
Парадигма спряжения глагола уми- «пить» в индикативе (актив)
настоящее время прош. I — неочевид. прош. II — очевид.
уми-ми уми-э-ми уми-гэ-и
2 SG уми-и уми-э-и уми-гэ-и
3 SG уми-й-ни уми-э-ни уми-гэ
уми-у (эксклюз. ф.) уми-э-му (эксклюз. ф.) уми-гэ-у (эксклюз. ф.)
уми-фи (инклюз. ф.) уми-э-фи (инклюз. ф.) уми-гэ-ти (инклюз. ф.)
2PL уми-у уми-э-у уми-гэ-у
3PL уми-й-ти уми-э-ти уми-гэ
Прошедшее время включает в себя два ряда форм: прошедшее I и прошедшее II. Прошедшее I образуется от основ на гласный при помощи суфф. -а-/-э-/-о-(<-ка-/-кэ-/-ко-). (Фарингальный “А”, зафиксированный Е. Р. Шнейдером в начале прошлого века, в настоящее время не различается): этэтэ-+-кэ-+-ми — этэтэ: ми — «работал (я)». К основам на согласный присоединяется суфф. -ки-: диган-+-ки-+-ми — «сказал (я)».
(1) Би оцмо: ми би батама ситэи исэси-э-мэ-ни ути
Я забыть-Past-1SG я мальчик^те. дитя видеть-PastI-Acc-3SG этот кинэвэ.
фильм^гс.
«Я забыла, что мой сын видел этот фильм».
Неправильные глаголы образуют прош. I c помощью суфф. -си- (см. отрицательные глаголы ниже в данной статье), прош. II — суфф. -са-.
Показатели прошедшего II времени — суфф. -га-/- ‘а (алломорфы -ка-) для основ на гласный и суфф. -ка- для основ на согласный. Эти формы выполняют в предложении только функцию финитного глагола:
(2) Илани бату-га-у
Втроем промьішлять-Рахї. ЇЇ-ЇРЬ. ехеїив.
«Втроем промышляли (мы)».
(3) Докториду октоси-го-и
Доктор-DAT. лечиться-Past. II-1SG.
«У доктора лечился (я)».
Отрицательные формы
Отрицательные формы глагола в удэгейском языке образуются аналитически при помощи вспомогательного отрицательного глагола э- («не быть, не делать»), который, находясь в препозиции к смысловому глаголу, принимает словоизменительные показатели времени, наклонения, лица/числа и функциональных форм6.
Примеры отрицательных конструкций с основой са- «знать»:
• наст, вр.: э-йи-ми са «(я) не знаю»
• прош. I: э-си-ми са «(я) не знал»
• прош. II: э-сэ-и са «(я) не знал»
• будущ. I: а-та-ми са «(я) не буду знать»
• будущ. II: э-уэцэ-и са «(я) не буду знать».
1.4. Синтаксис
Структура простого предложения характеризуется номинативной конструкцией, порядок слов — SOV.
Определение предшествует определяемому, при изменении последнего (по числам, падежам) остается неизменяемым (не согласуется с ними). Между подлежащим и сказуемым могут быть косвенное и прямое дополнения, каждому из которых может предшествовать определение. Обстоятельства времени, места чаще помещаются в самом начале предложения, перед подлежащим, в зависимости от их роли в коммуникативной структуре.
Вопросительные и побудительные предложения отличаются наличием в них вопросительных слов или частиц (побудительных), все они имеют специальную интонацию.
Сложные предложения встречаются редко. Они характеризуются бессоюзной связью (паратаксисом), простым соположением двух простых предложений, объединяющихся смысловыми и интонационными признаками.
Русским сложноподчиненным предложениям соответствуют т. н. полипредикатив-ные конструкции (по О. П. Сунику — многочленные простые предложения с различными причастными, глагольно-именными и деепричастными оборотами).
Формы прошедшего II и будущего I могут выполнять функцию зависимого предиката в предложении, включая в свой состав падежный показатель, располагающийся между показателем времени и лично-предикативным окончанием, например:
(4) Ни дигау-ки-ма-ни тэлуцусщэми
Человек сказать-Past. I-Acc-3SGрассказать-РИТ. I-1SG «(Я) расскажу рассказанное человеком».
(5) Ни кяца энимэни ва-^аца-вэ-ни игбэсиэни
Человек изюбрь матка-Асс. убить-FUТ. II-Acc.-3SG прогнатъ-РАБТ. 1-3БО «Матку изюбря, которую я намереваюсь убить (убил бы), (он) прогнал».
2. Категория эвиденциальности
Удэгейский язык — первый из тунгусо-маньчжурских языков, в котором была выделена оппозиция очевидности/неочевидности действия. Описывая образование прошедшего времени (прошедшее I и прошедшее II) в кратком грамматическом очерке, Е. Р. Шнейдер отмечает, что смысловая разница между ними «заключается в том, что прошедшее II выражает действие, которому говорящий был сам свидетелем, а форма I — действие, о котором говорящему только известно». При этом 1-е л. II (очевидной) формы употребляется тогда, «когда говорящий хочет подчеркнуть факт совершения (или несовершения) им действия, в противоположность 1-му л. I формы, где это подчеркивание отсутствует»7.
В недавно опубликованной работе И. В. Кормушин отмечает также, что «прошедшее II подчеркивает достоверность совершения действия с точки зрения субъекта речи, а прошедшее I нейтрально к этой модальности»8.
Таким образом, разряд прошедшего времени в удэгейском языке состоит из двух рядов, различающихся не только по семантике обозначаемых действий, но и функционально, т. е. формы прош. I (неочевидного) могут быть зависимым предикатом. Рассмотрим формы разных лиц и чисел.
1 л. ед. ч.
Прошедшее очевидное
(6) Ути тэлуцу-дэ эйи биэ, би бэйэвэ-дэ исэ-‘э-и.
Это предание не есть я ее видеть-PASTII.-1SG
«Это даже не предание, я самое (очевидицу) видел» (Шнейдер).
(7) Гагдаи, дигацка-и, айа байта ’аду чалайа,
Спутница сказать-PASTII.-1SG ладно временно соглашаться-IMR-2SG матафи биэ, гум. как-нибудь будет дескать
Спутница, лазала (я), ладно, на время согласись, в живых останемся» (Шнейдер).
В следующем тексте9 события излагаются также от первого лица. Автор использует формы прошедшего II «очевидного» в случае, если он говорит о действиях, в которых сам непосредственно принимал участие, например:
(8) Ото ’оси би мяусала-’а-и накта хукти: вэни.
Затем я стрелять-PASTII-1SG кабан скакать-PRAS.-Acc.-3SG.
«Затем я выстрелил в скачущего кабана».
(9) Хондилини мяусала-’а-и.
Поверх него стрелять-РА8ТП-18С «Поверх него выстрелил (я)».
Прошедшее неочевидное
В современном удэгейском языке формы прошедшего «очевидного» употребляются редко. Приведем примеры случаев, когда информант, рассказывая о себе или своем участии в каких-либо событиях, использует формы прошедшего «неочевидного» (!).
(10) Би исэсе-э-ми пали jy а: нта хоктоли
Я видеть-PASTI-lSG окно (прод. п.) две женщина дорога (прод. п.)
цэнэ-и-вэ-ти.
идти-РКАБ.-Асс.-ЗРЬ
«Я увидел (а) из окна, (как) две женщины по дороге идут».
(11) Би оцмо-о-ми би батама ситэи исэсеэмэни
Я забыть-PASTI-lSG я сын-ACC. дитя смотреть-PAST. I-Acc.-3SG. ути кинэвэ тот фильм-Acc.
«Язабыл (а), (что) мой сын видел это кино (фильм)».
(12) Би ляси гэлэли-э-ми нуани эмэги:-вэ-ни.
Я очень хотеть-PASTI-lSG он вернуться-PRAS.-Acc.-3SG.
«Я очень хотел (а), (чтобы) он вернулся».
(13) Омо догбо ацаме, хайси эйэни-э-ми.
Один ночь ночевать-ADV. PART, опять спуститься вниз по течению-PASTII-lSG «Одну ночь переночевав, вниз (по течению) спустился (я)» (Шнейдер).
(14) Би утаухи тагда-а-ми, би инаиваи мяусала-а-ни.
Я на него сердиться-PASTII-lSG я собака-Acc.-pos. suf. стрелять-PASTII-3SG
диэлэни
из-за
«Я на него рассердился, (из-за того что) мою собаку застрелил (он)».
(15) Би о-о-ми унтивэ
Я делать-PASTII-1SG унты-Acc.
«Я шила (букв. делала) унты».
(16) Мэиси-э-ми оно-до цичадима адигании ^угдитиги эмэги-^цэ-вэ-ни. Думать-PASTII-1SG как-то младшая дочь дом-DIR. вернуться-FUT. II-Acc.-3SG
«Думала (я), как моя младшая дочь домой вернется».
Таким образом, как видно из примеров, в 1 лице ед. и мн. ч. в прошедшем времени при передаче событий, действий, которым сам рассказчик (информант) был свидетелем, может употребляться и форма прошедшего «неочевидного».
(17) Тинэнэци тэу цуа-а-ми Вчера все спать-PASTI-lSG «Вчера я целый день спала».
(18) Би синду гада-а-ми хлебавэ, Саша анчи, буала бинес, ила
Я тебе купить-РЛБТІ-їБО хлеб-Асс. Саша нет улица-ЬОС, есть ли где бинес, йеу гаданес ли что принесет ли
«Я тебе купила хлеба. Саши нет, где — неизвестно, принесет что-либо — неизвестно».
(19) Би синду книгавэ гада-а-ми Ути книга.
«Я тебе книгу покупать-РЛБТІ-їБО. Вот книга».
(20) Би исэ-э-ми ва: мати кути мафавэ.
Я видеть-РЛБТІ-їБЄ убивать-PASTI-Acc.-3PL тигра-Асс.
«Явидела, как убили тигра».
(21) Була-да биэ ^уэ^э элэни, инэи-дэ биэ кяалани.
Лепешка есть стол на поверхности его собака есть поблизости «На столе лежит лепешка, рядом собака».
(22) Байхи цэнэ-э-ми, авайи була анчи одо: ни.
Наружу выйти-РА8Т1-180 этот-Асс. лепешка нет стать-PASTI-3SG «На улицу вышла (я), той лепешки не стало».
(23) Булавэ инэи дига: ни бщэ.
Лепешка-Асс. собака съесть-PЛSTI-3SG наверно.
«Лепешку собака съела, наверно».
(24) Сами би булавэ инэи дига-а-ма-ни
Знаю я лепешка-Асс. собака есть-РА8Т1-Аее.-38С «Я знаю, что лепешку съела собака».
В следующем примере рассказчик повествует о событиях, в которых участвовал сам. Употребляются формы как прош. очевидного, так и неочевидного.
(25) Биладиги цэнэ-‘э-и.
Из Била ехать-РА8ТП-18С.
«Я из Била поехал».
Далее сразу же следует предложение, где употребляется форма прош. неочевидного:
(26) Нэктэ пуд ’еуни чуль цэнэ-э-ми Папоротник протока прямо ехать-РА8Т1-18С «По папоротниковой протоке прямо я поехал».
В следующем за этим предложением используется форма прош. очевидного:
(27) Утадиги йантала акки (н)-сэ-и
Потом высохшее русло-ЬОС. пристать-РА8ТП-180 «Потом я пристал к высохшему руслу».
1 лицо мн. ч.
(28) Илани бату-га-у.
Трое промышлять-РА8ТП-1РЬ
«Втроем ходили промышлять (мы)» (Шнейдер).
Пример из диалогической речи.
(29) Догбо и: н-га-у
Ночь дойти-РА8ТП-1РЬ «Ночью дошли (мы)».
(30) Илеэ-тэнэ хаунтаси-га «Йэухи хули-сэ-у?», — гуц-кэ.
Третий же шрошть-РА8ТП-38С куда ходить-РА8Т-2РЬ сказать-PASTII «Третий же (наш товарищ) спросил: “Куда ходили?” — сказал».
(31) Бу-тэнэ гуц-кэ-у: Неэвэ ва-а-аму, гуц-кэ-у.
Мы же сказать-РА8ТП-1РЬ соболь-Асс. убить-РА8Т1-1РЬ сказать-Р II-1PL «Мы же сказали: „Соболя убили (мы)“, сказали (мы)».
(32) Илэу, гуц-кэ: «Исэлэгэи буйэ».
Третий сказать-PASTII-3SG смотреть-супин дать-IMPERAT.-2SG «Третий сказал: “Посмотреть дай”».
(33) Бу-гэ-у Дать-PASTI-1PL «Дали (мы)» (Шнейдер).
Интересно отметить, что в предложении (31) «Мы же сказали: „Соболя убили (мы)“», где рассказчики говорят о самих себе, т. е. в 1 лице мн. ч., употреблено не прошедшее II, как ожидалось, а прошедшее I время. Из этого следует, что различение очевидности/неочевидности не является для удэгейского языка строго обязательным на грамматическом уровне.
В том же самом рассказе10 автор, описывая далее действия, в которых сам принимал участие, использует в ряде случаев употребления формы прошедшего I (неочевидного, по Шнейдеру), например:
(34) Утава у^а-’а-у.
Он-Асс. выслеживать-PASTII-1PL «Его выслеживали (мы)».
(35) Утадиги нуа адуркава тулэ-э-ни.
Затем он сетка-Асс. поставить-PASTI-3SG «Затем он сетку поставил».
В первом предложении глагол выражен формой прошедшего «очевидного», во втором предложении — формой прошедшего «неочевидного».
2 лицо ед. ч. Прошедшее неочевидное
При передаче реакции товарища по охоте на описываемые события используются формы прошедшего I «неочевидного».
(Зб) Йеду уйа-а-и, йеду уйа-а-и!
Зачем промахнуться-PASTKZSG
«Зачем промаxнулся (ты), зачем промаxнулся (ты)!»
Данная цитата обращена к рассказчику, который далее, описывая свои действия, использует формы прошедшего II, т. е. «очевидного»:
(38) Утадиги би мяусала-’а-и Затем я стрелять-PASTII-1SG «Затем я выстрелил».
(39) Амя бэгдивэни буктайи мяусала-’а-и
Зад нога-Acc.-pos. suf. сломав стрелять-PASTII-1SG «Выстрелил (я) и перебил заднюю ногу».
(40) Гагдаи-тэнэ сугалаи асукта-’а.
Спутник же мой лыжи свои снять-PASTII-3SG «Мой спутник снял свои лыжи».
Пример из сказки. Повествование ведется в прошедшем I, «неочевидном».
(41) Натиги нюги-э-ни.
Земля-DIRECT. выйти-PASTI-3SG «На землю сошел (он)».
(42) залитиги и: -э-ни Амбар-DIRECT. войги-PASTI-3SG «В амбар вошел (он)»
Далее следует диалог. Вопрос, обращенный к герою, содержит формы «неочевидного», ответ — в форме прош. «очевидного»:
(43) Бата, эмэ-э-и йеу?
Мальчик вернуться-PASTI-2SG- что ли?
«Мальчик, ты вернулся, что ли?»
(44) Хауле и: ц-ка-и
Кое-как достичь-PASTII-1SG «Кое-как добрался».
Как правило, вопрос в диалоге содержит форму «неочевидного», а ответ форму «очевидного» времени:
(45) Бими, Батаини сизамп ’эи доцози илактаца-а-ни
Будучи Батаини заросли кустарника изнутри появиться-PASTI^SG «Спустя некоторое время Батаини вышел из зарослей кустарника».
(46) -Эмэги-э-у йеу?
Вернуться-PASTI^PL что ли?
«Вернулись, что ли?»
(47) -Эмэ-гэ-у, Батаини гуц-ки-ни.
Вернуться-РА8ТІІ-1РЬ Батаини сказать-PASTI-3SG «Вернулись,— Батаини сказал».
(48) Бу-кэ зуава дэвэни ба-’а-у.
Мы же приток-Асс. исток-Асс. найти-PASTII-1PL «Мы же исток притока нашли».
Отрывок из фольклорного текста
(49) Уз ’а ‘аини нактани ункел ’аси, си-э-ни.
Узя ст. брат его кабан-pos. єи£ приволочь-дееприч. свежевать-PASTI-3SG «Узи старший брат, своего кабана приволочив, освежевал».
(50) зугдилэи ийиги-э-ни.
Дом^ос. дойти-РА8ТІ-38С «До дома дошел».
(51) Нэцуни-тэнэ:
Младший же:
Йелэ ва-а-и, йелэ ва: и, гуц-ки-ни.
Где убить-PASTI-2SG сказать-PASTI-3SG «Где убил (ты), где убил (ты), сказал».
(52) Йелэ вазами, буа хуэндилэни ва-а-ми.
Где убить-БИТ. I-1SG тайга-Сос. убить-PASTI-1SG «Где убью, в тайге убил (я)!».
Прошедшее очевидное
(53) Рэнэйсити сэлэгэси соцо-го-и
Идти-разновр. действ. просыпаться-дееприч. плакать-іпеЬ-РА8ТІІ-280
«Эницэи, эницэ», утэли си омо сэ бисэи. мама, мама тогда ты один год быть-PASTI-2SG
«Когда они ушли, ты, проснувшись, заплакал: „Мама, мама“. Тогда тебе один год был».
3 лицо ед. и мн. ч.
Прошедшее неочевидное
Рассказывая о действиях своего спутника, автор опять-таки употребляет формы прошедшего «неочевидного»:
(54) Кэтигэ уйа-а-ни ути.
Едва промахнуться-РА8ТІ-38С он «Едва не промахнулся он».
(55) Кеамикталани нагда-а-ни.
Висок-Loc.-его попасть-PASTI-3SG «В висок попал (он)».
Прошедшее очевидное
(56) Эсини чала. Йунгулэ ва-‘а.
Не согласилась сразу убить-РА8ТІІ-3РЬ
«Не согласилась (она). Сразу убили (они)» (Шнейдер).
В этом предложении, как и в предыдущем, рассказчица повествует о событиях, свидетелем которых она была сама.
Представляется интересным следующее наблюдение.
(57) Мечина будэ-э-ни тамати.
Мечина умереть-PASTI-3SG прошлый год «Мечинаумер в прошлом году».
Рассказчица присутствовала при этих событиях, хорошо лично знала всю ситуацию, но в сообщении об этом употребила форму «неочевидного» времени.
Для сравнения: в татарском языке, где в составе индикатива выделяются прошедшее определенное (форма на -ды, -де/-ты, -те) и прошедшее неопределенное (форма на -ган,
-гэн/-кан, -кан) в случае, если говорящий наблюдал передаваемый факт как очевидец или сам участвовал в описываемом событии, употребляется только форма прошедшего определенного или же «прошедшее категорическое», т. е. «как бы исключающее всякую субъективную трактовку вопроса о реальности действия»11.
Приведем примеры употребления форм прошедшего I «неочевидного» (маркируются суфф. -(Ь) а-/-(Ь) о-/-(Ь) э-). Повторим, что по Е. Р. Шнейдеру они обозначают действия в прошлом, которым говорящий не был свидетелем, или о которых ему известно с чужих слов12.
(58) Анана, хайси омоти тэлугу -дэ омо синеэ, омо байта, ту багде-э-ти.
«Прежде опять же ведь (букв. и опять одинаково) и общий траур (справляли), и общее судебное дело (имели), так жили (они)» (Шнейдер).
Из контекста ясно, что события имели место в очень давний период, излагаются с чужих слов.
(59) Утадиги биме, биме-дэ, мэнэ-мэнэ дэктэлиэти (дэктэли-э-ти).
«Затем жили, жили (так живя), начали отделяться друг от друга (точнее: каждый сам по себе)» (Шнейдер).
Данное предложение из того же рассказа, что и предыдущее. Передается информация с чужих слов, описываются события, последовательно разворачивавшиеся в прошлом.
(60) Нада зала нини одойдини сэнгитэвэ олиэти (оли-э-ти).
«Седьмое поколение (когда) появилось, браки заключать стали (букв. родственниками становиться, делаться начали)» (Шнейдер).
Это продолжение описания событий в прошлом. Вот и пример из другого рассказа.
(61) Ни дигацкимани тэлунусизэми.
«Человеком рассказанное расскажу».
(62) Ути тэлуцу-дэ эйи биэ, би бэйэвэдэ исэ’эи (исэ-‘э-и).
«Это не предание же, я самое (очевидицу) видел».
(63) Ситэвэ, атигава, нинтава тэу-дэ ва: ти (ва-а-ти)...
«Детей, женщин, мужчин — всех убили...».
(64) Утадиги билиэти (били-э-ти) утаду.
«Затем начали жить там».
Контекст свидетельствует о том, что рассказчик не является очевидцем происходивших, описываемых событий, повествование ведется с чужих слов. Везде употребляется форма прошедшего I времени, «неочевидного».
Таким образом, эти и вышеприведенные примеры убеждают в том, что значение ком -ментативности составляет существенную сторону в семантике рассматриваемых форм.
В тех случаях, когда рассказчик, автор подчеркивает характер личного участия в излагаемых событиях, ручается за их достоверность, употребляется форма прошедшего времени II.
Формы прошедшего «неочевидного» времени в удэгейском языке широко применяются при изложении фольклорного материала, при описании последовательно развивающихся событий. Частотность их употребления в современном языке намного выше по сравнению с формами прошедшего «очевидного».
Отмеченные исследователями случаи различения очевидности в других тунгусоманьчжурских языках не всегда позволяют судить о характере грамматикализации соответствующих форм. Поскольку категория эвиденциальности была выделена Е. Р. Шнейдером в кратком грамматическом очерке удэгейского языка и подробно еще не исследовалась, нам представляется целесообразным представить здесь этот сравнительный фон. Учитывая, что тунгусо-маньчжурские языки объединяются с монгольскими и тюркскими (в которых эвиденциальность последовательно представлена и описана) в алтайскую языковую семью, мы сочли нужным наметить здесь и этот «алтаистиче-ский» контекст.
Эвиденциальные формы отмечаются в некоторых говорах эвенкийского языка13. Так, в томмотском говоре, испытавшем влияние якутского языка, для прошедшего времени устанвливаются две формы: с суфф.-ча-/-чэ-/-чо-) и суфф. -ра:.
Суфф. -ча:- маркирует глаголы, обозначающие действие, которому говорящий не был свидетелем. Характерно, что в 1 л. глаголы на -ча:- не употребляются:
• си: эмэ-чэ:-с «ты пришел»; нунан эмэ-чэ:-н «он пришел»; су: эмэ-чэ:-хун «вы пришли»;
• нунартин эмэ-чэ-тин «они пришли».
Суфф. -ри:- присоединяется к глаголам, обозначающим действие, происшедшее в присутствии говорящего. Они употребляются во всех трех лицах:
• би: эмэ-ри:-в «я пришел»; си эмэ-ри:-с «ты пришел»; нунан эмэ-ри:-н «он пришел»;
• бу: эмэ-ри:-вун «мы (инклюз.) пришли»; мит эмэ-ри:-т «мы (эксклюз.) пришли»;
• су: эмэ-ри:-хун «вы пришли»; нунартин эмэ:-ри:-тин «они пришли».
Форма на ри:- характерна также для соседних учурско-зейских и чульманско-гилюйских говоров.
Кроме того, в этом же говоре выделяются т. н. «формы предположения», к которым, в частности, относятся глаголы с суфф. -рка-/-ркэ-/-рко-, употребляющиеся с частицей -гу: «ли», «или». При этом они выражают неуверенность в факте совершения действия, или сомнение в том, какое из них имело место в прошлом, и не имеют окончаний в 3 л. обоих чисел. Примеры.
Тар бэйэвэ ичэ-ркэ-в-гу, э-ркэ-в-гу: — омхочо: бихим
«Того человека видел ли (я), не видел ли (я) — забыл».
Эти же формы на -рка- выделяют в качестве эвиденциальных Н. Я. Булатова и Л. Гре -нобль, но при этом никакого анализа материала не проводят14.
В учурском говоре15 отмечается форма выражения предположения, сомнения, неуверенности, образующаяся при помощи суфф. -рка-/-ркэ-/-рко-. Как правило, к ним присоединяется частица -гу-(-ку-):
Ухиник эхэнми бара: ра: гарпача: в, ба: ркав-гу:, еркав-гу:, эхим са: ра
«Сверху в медведя я стрелял много раз, убил или не убил, не знаю».
Умун-мул ма: та: биркэ-гу:
«Один хоть человек был ли?».
Что касается алтайских языков, Г. И. Рамстедт отмечает параллель для южнотунгусского суфф. причастия прошедшего времени -ха-, -хан- (в нанайском, ульчском и включенном сюда же Г. И. Рамстедтом негидальском, в то время как удэгейский не отмечен), а также -ха- в маньчжурском языке тюркской формы на -ган. По его мнению, суфф.
-ган представляет собой «составную форму из -га-, с помощью которого образуется вторичная глагольная основа, и -н16.
Г. И. Рамстедт отмечает продуктивность этой формы суфф. только для южнотунгусских языков, в которых «прошедшее время... мы встречаем либо в функции причастия, либо сказуемого»17.
Соответствие маньчжурских суффиксов прошедшего времени причастий -ха-, ^а-(тунгусского, т. е. эвенкийского -ча) тюркскому -ган отмечает Котвич18.
Н. А. Баскаков, рассматривающий причастие в алтайских языках как «наиболее активную функциональную форму глагола, обладающую категориями модальности и времени и выступающую в функции всех членов предложения и словосочетания для всех форм уегЬиш :йшШш», считает, что один и тот же суффикс встречается в тюркских (-уап-, ^ап-, ^ап-), монгольском (-уап-), тунгусо-маньжурских языках (-Ьап-, -хап-, -Ьа-, ^а-)19.
Известно, что в тюркских языках устанавливается совмещение двух значений («перфективности» и «неочевидности») в категориальной семантике неочевидных форм, определяемых как «прошедшее неопределенное» или прошедшее II20.
Модальным признаком формы на - ган в киргизском, южно-сибирских, кыпчакских, карлукских, центральноазиатских тюркских, туркменском, частично в гагаузском и чувашском является значение очевидности/неочевидности21.
В некоторых тюркских языках у формы на - ган встречается значение определенности: алтайском, хакасском диалектах, кызыльском, шорском, тувинском, средне-чулымском диалекте чулымского языка, в каракалпакском, уйгурском, а также чувашском.
Интересно отметить, что оппозиция очевидности/неочевидности выделяется не только в тюркских языках, но и в ряде финно-угорских языков бассейна Волги и Камы.
Согласно выводам Б. А. Серебренникова, во всех этих языках (а также тюркских — татарском, чувашском) случаи употребления прошедшего очевидного и неочевидного определены довольно четко, за исключением чувашского.
В марийском языке, например, критерий очевидности/неочевидности в ряде случаев не выдерживается. Иногда, «когда говорящий является непосредственным свидетелем длительного и многократного действия, оно обычно выражается прошедшим неочевидным,
»-» 9?
а действие однократное или совершенное — прошедшим очевидным»22.
Что касается грамматической отнесенности форм прошедшего времени в удэгейском языке, то традиционно считается, что формы прошедшего II «очевидного» являются собственно глагольными (на синхронном уровне), т. е. в предложении выполняют функции финитного глагола.
Формы прошедшего I «неочевидного», несмотря на их «прозрачное» причастное происхождение и способность выступать в качестве зависимого предиката, в предложении включаются в состав индикатива, т. к., присоединяя лично-предикативные окончания, выполняют функцию финитных форм в предложении23.
Если в некоторых тюркских языках, например, в тувинском, форма на -ган может иметь грамматическое значение давно прошедшего времени, то для удэгейского языка такая дифференцированная специализация форм I и II прошедшего не характерна. Приведем пример, когда в одном и том же тексте эти формы соседствуют:
(41) Тамня.
«Туман».
Сим-сим биэ.
«Тихо».
Сэл-сэл сиэнэлигэ (сиэнэли-гэ — прош. II очевид.).
«Чуть-чуть ветерок начал дуть».
Сагды вэ: зиэни то:-бэдэ зэгдэлигэ (ргдэли-гэ — прош. II очевид.).
«Большая гора, хребет (ее) как огонь гореть начал».
Уты су: гакпа: ни (гакпа-а-ни — прош. вр. I неочевид.).
«Это солнце взошло» (Шнейдер).
Еще пример: рассказчица, говоря о событиях давно минувших дней, употребляет прошедшее I неочевидное, что объясняется, надо полагать, пересказом с чужих слов:
(42) Би мафаи абугани «Отец моего мужа».
Мацгала бисини ути.
«Плохо жил он».
Куты-гдала инэивэни ва: ни (ва-а-ни — прош. I неочевид.).
«Тигр собаку (его) убил».
Или же:
(43) Би анана ляси соцоми (соно-Ьо-ми — прош. I — неочевид.).
«Я раньше много плакала». Рассказывается о событиях большой давности, о себе лично, но употреблено прошедшее неочевидное время.
Таким образом, рассмотрев случаи употребления форм эвиденциальности в удэгейском языке, можно сделать следующие выводы.
В удэгейском языке в рамках индикатива выделяются два ряда форм прошедшего времени — I и II. Эти формы не противопоставляются по локализованности обозначаемых действий в прошлом. Модальное значение рассмотренных форм характеризуется очевидностью/неочевидностью происходящих действий с точки зрения говорящего. При этом выражение эвиденциальности не имеет строго обязательного характера. Зачастую при передаче событий, свидетелем которых был сам рассказчик, или произошедших с ним самим, употребляется время, называемое «неочевидным». Можно с уверенностью утверждать только то, что в случае употребления формы «очевидного» времени говорящий подчеркивает факт личного участия в описываемых событиях.
На основе рассмотренных примеров предварительно можно заключить, что в тех случаях, когда категория очевидности маркирована, она тесно связана с агентивностью действия, а неочевидность, в свою очередь, коррелирует с неагентивностью. В повествовании, как правило, представлены формы неочевидности, независимо от того, от какого лица ведется рассказ. В диалоге рассматриваемая оппозиция прослеживается несколько отчетливее.
Рассмотренные нами алтайские параллели позволяют считать, что в удэгейском языке (как и в ряде эвенкийских и нанайских говоров) категория эвиденциальности является скорее реликтовой, чем инновационной особенностью. Показательное в этом отношении материальное сходство суффикса эвиденциальности в удэгейском языке (-а-/-о-/-э- < *^а-/ -h«-/-ho-, ср. эвенк. ^a-, нан. -хан-) и в тюркских и монгольских (соответственно -ган- и -уа^) также не случайно.
1 Шнейдер Е. Р. Краткий удэйско-русский словарь (с приложением грамматического очерка). М.; Л., і936. С. ii8. Далее в тексте статьи примеры, отмеченные указанием фамилии Шнейдер в скобках, приводятся по работе: Шнейдер Е. Р. Материалы по языку анюйских удэ. Л., І937.
2 Петрова Т. И. Очерк грамматики нанайского языка. Л., І94І. С. 77.
3МырееваА. Н. Очерк томмотского говора // Очерки токкинского и томмотского говоров. М.; Л., і962. С. 75; Мыреева А. Н. Очерк говора учурских эвенков // Очерки говоров учурского, майского и тоттинского говоров. М.; Л., і964. С. б-бб.
4РоббекВ. А. Грамматические категории эвенского глагола. СПб., І992. С. 39.
5Menges K. H. Zur Verbal-Morphologie des Nanaj // Ural-Altaische Jahrbucher. Wiesbaden, і964.
6 Подробнее см.: Аткнин В. Д., Гирфанова А. X. Отрицательные формы глагола в удэгейском языке (в сравнении с другими тунгусо-маньчжурскими языками) // Лингвистические исследования. Грамматические категории в разносистемных языках. М., І985. С. ІІ-І8.
7 Шнейдер Е. Р. Краткий удэйско-русский словарь (с приложением грамматического очерка). М.; Л., і936. С. ІІ8-ІІ9.
8 КормушинИ. В. Удыхейский (удэгейский) язык. М., І998. С. 95.
9 Шнейдер Е. Р. Материалы по языку анюйских удэ. Л., І937. С. 49.
10 Шнейдер Е. Р. Материалы по языку анюйских удэ. Л., І937. С. 47-48.
11 Газизов Р. С. Сопоставительная грамматика татарского и русского языков. Казань, І977. С. І25.
12 Шнейдер Е. Р. Краткий удэйско-русский словарь (с приложением грамматического очерка). М.; Л., і936. С. ІІ8.
13Мыреева А. Н. Очерк томмотского говора // Очерки токкинского и том-мотского говоров. М.; Л., і962. С. 75.
i4Bulatova N., Grenoble L. Evenki. Munchen, І999. S. 8.
i5Мыреева А. Н. Очерк говора учурских эвенков // Очерки говоров учурско-го, майского и тоттинского говоров. М.; Л., і964. С. б-бб.
ІбРамстедт Г. И. Введение в алтайское языкознание / пер. с нем. М., І957. С. І34.
17Рамстедт Г. И. Введение в алтайское языкознание / пер. с нем. М., І957. С. І35.
18 Котвич В. Исследования по алтайским языкам / пер. с польского. М., І9б2. С. 229.
19БаскаковН. А. Алтайская семья языков и ее изучение. М., І98І. С. 7І,74.
20 Серебренников Б. А. Система времен татарского глагола. Казань, 1963. С. 17.
21 Джусупакмадов У. Отношение киргизского языка к сибирским тюркским языкам (на материале форм прошедшего времени глагола): автореф. дис. ... канд. филол. наук. М., 1979. С. 9.
22 Серебренников Б. А. О видовых значениях прошедшего очевидного и неочевидного времен в лугововосточном марийском языке // Доклады и сообщения Института языкознания АН СССР. 1952. № 2. С. 94.
23 Подробнее см.: Гирфанова А. Х. Индикативные формы глагола в удэгейском языке: автореф. дис канд. филол. наук. Л., 1988.
