CC BY
34
Е. В. Перехвальская
ИЛИ РАН, Санкт-Петербург
ПЕРФЕКТ В УДЭГЕЙСКОМ ЯЗЫКЕ
Наличие специализированной граммемы перфекта не характерно для тунгусо-маньчжурских языков. В этом отношении среди других языков этой группы выделяется удэгейский, где в настоящее время1 имеется специализированная граммема перфекта.
Удэгейский перфект появился в языке недавно, по-видимому, уже в ХХ веке, явившись переосмыслением форм прямой эвиденциальности, которые характерны и для других тунгусо-маньчжурских языков.
1. Претерит и перфект
В современном удэгейском языке в области глагольных форм, выражающих временную отнесенность действия к прошлому, противопоставляются претерит, нейтральный в отношении выражения видовых значений, и перфект, обладающий типологически достаточно характерным набором грамматических значений. И. Николаева и М. Тольская рассматривали перфект как форму, не имеющую особого аспек-туального значения, относя претерит (простое прошедшее) и перфект к «общему виду» (General aspect) [Nikolaeva, Tolska-ya 2001: 216]. Е. Р. Шнейдер, называвший соответствующие формы Прошедшее I и Прошедшее II, определял Прошедшее II как форму, выражающую прямую засвидетельствованность. [Шнейдер 1936: 118-119]. Таблица 1 показывает соответствие терминологии, принятой разными авторами, описывавшими данный фрагмент грамматики удэгейского языка2.
1 О «современном состоянии» языка можно говорить с некоторой долей условности, имея в виду, что язык находится на грани исчезновения, и речь идет о языке самого старшего поколения удэгейцев (более 75 лет).
2 Я не буду учитывать точку зрения, высказывавшуюся некоторыми исследователями, согласно которой формы «прошедшего I» и «прошедшего II» полностью синонимичны.
Таблица 1. Соответствие терминов, используемых в научной литературе
Шнейдер Николаева-Тольская Перехвальская
Прошедшее I Past (General aspect) Претерит
Прошедшее II Perfect (General aspect) Перфект
В дальнейшем изложении я буду для краткости называть данные формы «перфект» и «претерит», в том числе и для ситуации начала XX века, когда они имели несколько иное значение.
1.1. Функции форм перфекта Формы перфекта в современном удэгейском языке выражают следующие грамматические значения, типологически достаточно характерные для форм, обычно обозначающихся термином «перфект»:
1) Собственно перфектное значение — 'действие в прошлом не утратило актуальности или имеет актуальные последствия':
(1) Вг ща-^э-И
^ промазать-РИБ-^ 'Я промазал!'
(2) Мгщэ gaiti Jэgdэ-li-gэ, yэgJэm смола сразу гореть-мс-РИБ светло эСэ^э-э.
становиться-РИБ -ЕМРН
'Смола сразу вспыхнула, стало светло' (Kancuga.I.3).
2) Экспериенциальное значение:
(3) Si аН-Са 'сп^а итг^э4? 2SG когда-МОЕБ водка-АСС пить-PRF-2SG 'Ты когда-нибудь пил водку?'
3) Авертивное значение3:
(4) Ыиа-т kэtigэ И^тэ1 'э. он-3SG почти падать.РИБ 'Он чуть не упал.'
3 Речь идет о значении «намечавшейся, но не реализовавшейся ситуации», для которого В.А. Плунгян вслед за Т. Кутевой предлагает термин «авертив» (Плунгян 2011: 283).
С авертивным смыкается значение неудачной попытки совершить действие ('не смог', 'не сумел'):
(5) Nia aki-nda-mi, nia a-sa-i ata-wana. снова колоть-SEM-1SG снова VNEG-PRF-1SG резать-CAUS 'Снова кольнув, снова не пробил (шкуру рыбы)'
(Kancuga.I.3).
4) Репортативное значение с оттенком адмиративности:
(6) Dala-ji jawa-asi diga-li-ga-i. рука-INS брать-PC.SS есть-INC-PRF-lSG
'[Потом притащив брюкву, Костя ее обстругал. Он мне нарезал,] я, схватив руками, стал есть. [Поедая, очень горько стало у меня во рту].'
(Kancuga.1.1).
(7) Lasi patina-li-ga dawa. очень трепыхаться-INC-PRF кета
' [Отец ловко вонзил острогу в самца и сразу забросил в бат, отцепив о перекладину]. Сильно забилась кета'
(Kancuga.I.3)
1.2. Морфология Формы претерита и перфекта исторически образовались путём присоединения агглютинативных суффиксов: -hA4-/-si-/-ki-в претерите и - 'A/-gA/-kA — в перфекте; см. примеры образования форм от основ разных типов в Таблице 2 на след. стр.
В результате возникновения в удэгейском языке гласных сложного образования, аспирированных и глоттализованных, для глагольных основ на гласные (кроме -u, -i) — а именно этот тип является наиболее продуктивным — следует постулировать для хорского диалекта образование претерита путем мены конечного гласного основы на соответствующий долгий аспириро-ванный ([a] > [aha], на письме: aha), а перфекта — на долгий глоттализованный ([a] > [a'a], на письме 'a). В других диалектах (бикинском, самаргинском, иманском) в результате утраты ас-пирированными гласными придыхательного элемента формы
4 Заглавной А обозначается гласный, изменяющийся по правилам сингармонизма.
претерита от основ на -а, -о, -э, -а, -о образуется путем удлинения гласного основы5. К тому же в указанных диалектах в большей степени, чем в хорском, наблюдается уподобление парадигм глаголов, принадлежащих разным морфологическим классам, единой модели. В претерите все глаголы тяготеют к изменению по модели глаголов с основами на а, -о, -э, -а, -о (аапаа-т вместо этимологического аац-И-т); в перфекте суффикс -ga/-gэ/-go распространяется на глаголы с основами на -а, -о, -э, -а, -о (эtэtэ-gэ вместо этимологического эtэt 'э.
Таблица 2. Образование форм претерита и перфекта в хорском диалекте (по Е. Р. Шнейдеру)6
Тип основы Претерит Перфект
на -a, -o, -э, -а, -о stats 'работать' atata-ha-ni atat 'a < atata- 'a
на -u bu 'давать' bu-ho-ni bu-ga
на -i umi 'пить' umi-ha-ni umi-ga
на -n diyan- 'говорить' diyay-ki-ni diyay-ka
на -g nag- 'попасть в цель' nak-ki-ni nak-ka
на -p, -m bap- 'понимать' bak-pi-ni bak-pa
bi- 'быть', xuli 'ездить', отриц. гл. э- a-si-ni asa
В Таблице 3 приведено образование форм претерита и перфекта от глаголов с разными типами основ в хорском и бикин-ском диалектах.
5 О гласных сложного образования в диалектах удэгейского языка см.: [Перехвальская 2010].
6 Даны формы 3 лица ед. ч.: претерит, исторически представляющий собой личные формы причастий, имеет в 3 лице личный показатель -т; перфект — этимологически собственно глагольная форма — в 3 лице имеет нулевой показатель.
Таблица 3. Формы перфекта и претерита в хорском и бикинском
диалектах
Претерит Перфект
Хорский / Бикинский Хорский / Бикинский
agda- agdaha-ni / agdaa-ni agd'a / agd'a
'причаливать'
ststs- 'работать' ststshs-ni / ststss-ni 3t3t 'Э / 3t3t 'Э, 3t3t3-g3
bu- 'давать' bu-ho-ni / bu-o-ni, bu-s-ni bu-gs / bu-gs
damisi- 'курить' damisi-hs-ni / damisi-s-ni damisi-ga / damisi-ga
diyana- diyay-ki-ni / diyay-ka /
'говорить' dianaa-ni, diay-ki-ni dian'a, diay-ka
bi- 'быть' bi-si-ni / bi-si-ni biss / biss
2. Другие тунгусо-маньчжурские языки
Обе рассмотренные выше формы прошедшего времени имеют хорошую тунгусо-маньчжурскую этимологию. Формы претерита восходят к причастным формам (или являются спрягаемыми причастными формами, см. об этом [Калинина 2001]). Формы перфекта являются собственно глагольными формами.
Таблица 4. Суффиксы форм прошедшего времени в нанайском языке (по [Аврорин 1961: 105]).
I тип II тип III тип IV тип
Суффиксы прошедшего времени причастия -хан/-хэн -хан/-хэн -кин -чин
Суффиксы прошедшего времени глагола -ка/-кэ -ка/-кэ -ка/-кэ -ча/-чэ
По данным О. П. Суника, «наиболее употребительными <суффиксами причастий прошедшего времени> являются: в маньчжурском языке -ха (—хэ —хо), -ка (—кэ —ко), в нанайском и ульчском -хан, -кин, -чин, в удэйском ^а(н), -ки(н), -са, -си, в эвенском -ча, -чи, в эвенкийском -ча, -чин...» [Суник 1962: 228]. При этом так называемые «причастия прошедшего вре-
мени», как указывал В. А. Аврорин7 и как подтверждает исследование Е. Ю. Калининой, не обладают собственно категорией времени, а указывают на таксис (действие закончилось относительно какого-то другого действия). Такое значение можно представить и как аспектуальное: «имена действия в нанайском языке не обладают грамматической категорией времени и то, что принято называть их настоящим и прошедшим временами, есть по сути дела категории основных для этого языка видов: неокончательного, обозначающего действие-состояние, мыслимое как не имеющее конца, и окончательного, обозначающего действие-состояние, мыслимое как имеющее конец» [Аврорин 1949: 63].
Казалось бы, формы прошедшего времени, являющиеся «спрягаемыми» причастиями, имели бы больше шансов получить значение перфекта. Известно, что для того, чтобы обрести собственно темпоральное значение, причастные формы употребляются со связкой, которая указывает на отношение действия, обозначаемого данным причастием, к моменту речи. В таком случае сочетание «связка + перфективное причастие (указывающее на законченность действия)» является первым кандидатом на грамматикализацию в виде специализированной формы перфекта. Этого, однако, не произошло ни в одном тунгусо-маньчжурском языке. Возможно, препятствием явилось значение прямой засвидетель-ствованности, входящее в комплекс значений собственно глагольных форм в противоположность формам причастия в финитном употреблении.
Следующее описание значений данных форм в нанайском языке у В. А. Аврорина можно интерпретировать как указание на наличие такого значения. Аврорин пишет относительно собственно личных глагольных форм утвердительного наклонения: «Наиболее употребительны формы 1-го лица единственного
7 Аврорин называл их также «именами действия», не желая сопоставлять эти формы с «причастиями» индоевропейских языков: «Применение к ней <глагольной форме> термина "причастие" оправдывается лишь тем, что по некоторым своим свойствам она сходна с причастиями европейских, в частности русского, языков. Наиболее характерным для нее признаком является исключительная, можно сказать, максимальная, полифункциональность в синтаксическом отношении» [Аврорин 1949: 62].
числа в обоих временах, особенно в настоящем. Различие между этими формами и личными причастиями лично-притяжательной формы 1-го лица единственного числа в значительной степени (в большей, чем у форм других лиц) стерлось... хотя некоторый оттенок субъективной утвердительности у первых из них все же сохраняется (в большей степени — у формы прошедшего времени). Но даже и эти наиболее употребительные формы глагола утвердительного наклонения в практической речи встречаются значительно реже, чем соответствующие им причастные формы: Ми ундии 'Я говорю' (констатация факта); Ми ундэмби 'Я (ведь) говорю' (констатация факта со слабым оттенком утверждения); Ми ункимби 'Я сказал, говорил' (констатация факта); Ми ункэи 'Я (ведь) сказал, говорил' (констатация факта с несколько более сильным оттенком утверждения) (...) Весьма редко употребляются формы настоящего времени 3-го лица ... эти формы имеют резко выраженный утвердительный оттенок значения и поэтому употребляются почти исключительно в предложениях с восклицательной интонацией» [Аврорин 1961: 105-106].
Из описания Аврорина следует, что основная функция собственно глагольных форм — эмфатическая; более нейтральным оказывается употребление причастных форм. Однако, представляется, что глагольные формы, выражающие «констатацию факта с оттенком утверждения» несут значение прямой засвидетельст-вованности. Это доказывается также тем, что различие в значении глагольных и причастных форм наиболее ярко выражено для форм 3-го, а не 1-го лица.
Ситуацию в орокском языке оценить трудно. В недавно вышедшей грамматике этого языка [Озолиня 2013] автор ограничивается рассмотрением морфологии частей речи, мало уделяя внимания функциям данных форм и полностью обходя вниманием грамматическую семантику и синтаксис. О причастиях и деепричастиях Озолиня пишет: «.в отличие от глагольных форм, эти слова не могут выступать в качестве простого глагольного сказуемого (...) Поэтому все ранее включавшиеся Т. И. Петровой в глагольную систему в качестве форм отглагольные образования (причастия, деепричастия и так называемые особые отглагольные образования) выведены из системы глагола» [Озолиня 2013: 96-97]. Т. И. Петрова в своем, к сожалению, очень
кратком очерке орокского языка действительно пишет: «личные формы активных причастий, употребляясь в роли сказуемого, входят в систему наклонений глагола в качестве настоящего и прошедшего времени изъявительного наклонения [Петрова 1967: 99], замечая, однако, что «выражаемое данными причастными формами название действия или состояния всегда бывает названием действия или состояния определенного лица или лиц» [там же]. Таким образом, Озолиня полностью вводит спрягаемые причастные формы в систему финитных форм.
Весьма краткой оказалась и недавно вышедшая грамматика наиболее близкого к удэгейскому орочского языка, поскольку опубликованная грамматика [Аврорин, Болдырев 2001]8 содержит лишь морфемику, и практически не дает анализа функций представленных морфологических форм.
3. Формирование удэгейского перфекта
По крайней мере, в ареально смежном с удэгейским нанайском языке наблюдается картина, во многом сходная с описанной Е. Р. Шнейдером для удэгейского языка в 1920-е — 1930-е гг. Шнейдер считал, что значение подчеркивания действия («оттенок утверждения», в терминах Аврорина) связано с выражением прямой засвидетельствованности.
Именно такое значение рассматриваемых форм зарегистрировано в грамматическом очерке Е. Р. Шнейдера: «Смысловая разница между I и II формами заключается в том, что прошедшее II выражает действие, которому говорящий был сам свидетелем, а I форма — действие, о котором говорящему только известно. 1-е лицо II формы употребляется тогда, когда говорящий хочет подчеркнуть факт совершения (или несовершения) им дейст-
8 Грамматика орочского языка написана Б. В. Болдыревым за исключением раздела «Фонетика» и «Место орочского языка среди тунгусо-маньчжурских языков», что дало ему основание сделать В. А. Аврорина своим соавтором. При этом в тексте имеются многочисленные пассажи типа «В.А. Аврорин, на наш взгляд, делает не совсем верные выводы»; «требует уточнения и следующее высказывание В. А. Аврорина...» [Аврорин, Болдырев 2001: 90]. Такие высказывания выглядят более чем странно, учитывая авторство, указанное на титульной странице.
вия, в противоположность 1-му л. I формы, где это подчеркивание отсутствует)» [Шнейдер 1936: 118-119].
Если внимательно прочесть написанное Шнейдером, становится ясно, что эвиденциальное значение он приписывает только формам не 1-го лица, поскольку для последних значение «непрямой эвиденциальности» не имеет смысла. В данном случае удэгейские глагольные формы демонстрируют те же свойства, что и нанайские в описании Аврорина.
Для форм 1 л., следовательно, можно постулировать указание на актуальность прошлой ситуации, что дало возможность переосмыслить данную глагольную форму как перфектную.
Можно сделать вывод, что в середине и во второй половине XX века в удэгейском языке произошло переосмысление комплекса значений собственно глагольных личных форм прошедшего времени. Удэгейский перфект, таким образом, произошел из форм, выражающих помимо временных значений прямую эви-денциальность.
Приведу примеры (разрядка — перфект; полужирный шрифт — претерит) из текстов 1930-х гг. и современных текстов.
(8) Рассказ о реальных событиях9_(Апц)14):
Вг эji Шэт Мж^и bisэi, tatusigai. Этой зимой я был в Николаевске, учился.
Вг dl bэжwa tatusigai. Я (про)у ч и л с я четыре месяца.
Uniligэi bэgdiJl, идэзг. Я заболел ногами, грудью.
Фольклорный нарратив (информант тот же) (Shneider Лш]18.001-004):
Ото тэ^э bagdэhжni. Жил-был один молодец.
Эj 'эixi qэnэhэm, Ш1ща mбwэni b'ahani. (По)плыл он вниз по течению, нашел березу.
9 Рассказ ведется от первого лица, для которого прямая и непрямая засвидетельствованность не так очевидна по значению. Тем не менее, рассказчик ведет повествование в формах перфекта. Возможно, дело в актуальности событий для рассказчика. По-видимому, это еще не перфектное значение.
Ot 'osi tuktilihzni, talugawa ukkilihzni. Стал влезать, стал кору драть.
Taluga tiymagihzni, utinaga osini. Берёста упала, оморочкой сделалалась.
(10) Современный текст (Автобиография А. А. Канчуги)
(Kancuga.I.1):
dmna-gdali (mindu ilanti aqani yznzlwni) Однажды (мне пошел третий год)
Bu 'anau j'au-ka bitalani agdaani. наш бат пристал к какой-то косе.
Bi mans animai kiälani bisimi. Я был рядом с матерью.
Bi amii ag'ajiga-da j'auxi-ka этээй. Мой отец и старшие братья куда-то исчезли.
J'auxi цэпэШээй? Куда они поразошлись?
Bsimi-dd saa. Я не знал.
В текстах, записанных у современных носителей, в рассказе о реальных событиях основной формой является претерит. Формы перфекта утратили значение прямой засвидетельствован-ности, а также значение «констатации совершения действия», получив набор собственно перфектных значений. Они выражают ситуацию, «последствия которой (не обязательно естественный результат!) существуют в момент речи» [Плунгян 2011: 389].
Важнейшим источником для изучения развития удэгейского языка в XX веке служат недавно введенные в научный оборот тексты (главным образом, фольклорные), записанные в 1936 г. у самаргинских удэгейцев Е. Н. Баскаковой. При всей непоследовательности в записи удэгейских слов10, они дают интересные данные, проливающие свет на формирование современного перфекта.
В обработанной к настоящему времени части архива (примерно половина текстов, или 17600 слов), были выбраны все случаи использования глагольных форм прошедшего времени (со-
10 Записи делались на слух по ходу рассказа и не были обработаны и переведены, так как исследовательница была репрессирована, см. подробнее: [Перехвальская 2012].
временный перфект). В выборку не вошли случаи употребления глагола Ы- 'быть', выписывались только формы полнозначных глаголов, в том числе и в отрицательной форме (то есть с отрицательным глаголом в форме перфекта). Не учитывались также формы в повторяющихся предложениях. Всего таких форм было найдено 91.
Для каждой из них отмечались формы лица, числа, а также то, появилась ли данная форма в «основной линии» нарратива или «прямой речи» персонажа. Последний параметр имеет смысл лишь для форм 3 лица, для которых, заметим, релевантно и выделение прямой засвидетельствованности. Для форм 1-го и 2-го лиц употребление в прямой речи (персонажа) является единственно возможным. Формы распределились следующим образом:
Таблица 5. Встречаемость с зорм перфекта в текстах 1936 г.
Всего Из них мн.ч. Из них в основной линии
1 лицо 23 6 (эксклюзив) -
2 лицо 4 3 -
3 лицо 55 - 15
Реже всего перфект засвидетельствован для форм 2 л. ед.ч. — 1 форма. Следует заметить также, что формы перфекта 2 л. встретились только в вопросительных предложениях. Нет ни одного случая употребления форм перфекта с инклюзивным 1 мн.
Подавляющее большинство форм встретились в предложениях, представляющих собой прямую речь персонажей либо в текстах, повествующих о реальных событиях (таких в архиве два). Употребление перфекта в основной линии нарратива ограничено (15 из 91, т. е. ок. 16%).
По функции случаи употребления перфекта в текстах Е.Н. Баскаковой довольно разнородны. Если попытаться выделить то общее, что, возможно, есть во всех примерах, то это некая эмфаза, или, как пишет Аврорин для нанайского языка, «оттенок утверждения».
Интересно, что в примерах, где перфект употреблен не в прямой речи персонажа, а в авторской речи рассказчика (где, следовательно, нет места значению прямой засвидетельствован-
ности), эта эмфатическая составляющая наиболее очевидна. Так, 6 форм из 15 сопровождаются адмиративной частицей guns (об этих частицах см. [Гусев 2014]):
(11) Gakpa-ha-ni, sifita qsn's, guns. стрелять-PST-SSG прямо.в.цель идти.РИР ADM 'Выпустил он стрелу, прямо в цель пошла, вот как!'
(Baskakova I.02).
Отметим, что в (11) первая предикация выражена претери-том. Перфект появляется при указании на прагматически важное действие — стрела попала прямо в цель.
Адмиративная частица guns при этом лишь один раз встретилась в прямой речи персонажа, и шесть раз — в авторской речи.
Есть примеры, где прагматическая адмиративная частица отсутствует, однако использование формы перфекта для эмфатического выделения очевидно:
(12) Utadigi-tsns Piods-da ila nii-ws gsls-hs-ni, тогда-FOC Пётр-FOC три человек-ACC просить-PST-BSG Guqganu-w gsls's, mins-ws, Simisns-ws gsls's. Гунгану-ACC просить.PRF 1SG-ACC Семен-ACC просить.PRF 'Тогда Петр позвал трех человек, позвал Гунгану, меня и Семена' (Baskakova III. 12).
Форма перфекта появляется только при перечислении людей, которых позвал Петр, что важно для рассказчика, поскольку он сам принимал участие в описанных событиях. Однако тот факт, что Петр кого-то позвал, выражен претеритом. Употребление форм показывает, что говорящий делает акцент на том, кого именно позвали.
Похожих примеров много. Все это свидетельствует о том, что в языке самаргинских удэгейцев в 1930-е годы «перфект» (то есть собственно глагольные формы) часто употреблялся для прагматического выделения сказуемого, что соответствует ситуации, описанной В. А. Аврориным для нанайского языка.
Однако есть и другие случаи. Некоторые из них очень напоминают современное состояние и демонстрируют употребления, типичные для перфекта в языках мира.
1) Действие, недавно совершившееся, имеющее актуальные последствия:
(13) О^о: Sundu цэпэ'э, иН4э эjэ'э, gщ-ki-m.
дед 2PL.DAT идти.РКР вода^ОС течь.РИБ сказать-PST-3SG 'А дед: «Она к вам ушла, по реке уплыла», — сказал'
^ка^а Ш.13).
(14) Ag'a, mafa хоЫо^э-т Ь'а^а-и,
брат медведь след-ACC-3SG найти-РКР-1РКЕХ^
waщa-gi-зa-fil
Идти.убить-REV-0PT- 1PL. INCL
'Брат, мы медвежьи следы нашли. Пойдем убьем его!'
^ка^а Ш.14).
2) В авертивной конструкции:
(15) ЭЫпэф si sэwэxi-di-hi kэtigэ-dэ
сегодня 2SG идол-DAT-2SG почти-БОС VNEG-PRF-1SG
waa-u.
убить-PASS
'Сегодня твои идолы меня чуть не убили (идолами едва не была убита)' (Baskakova У.06).
3) Результативное значение:
(16) ^и^э1э атЬа-т igbэsi-gэ. что-ШБЕБ амба-3SG прогонять-PRF
'Какой-то черт (добычу) прогнал' (Baskakova 1.01).
Каждый из этих примеров можно проинтерпретировать как пример с прагматически выделенным сказуемым («с сильным утверждением», по Аврорину), но их можно проинтерпретировать и как перфектные. Носители удэгейского языка, родившиеся в 1930-х гг., по-видимому, восприняли перфектное значение как основное, чем объясняется появление впоследствии экспериенциального значения у этих форм (которое в текстах Баскаковой не обнаружено).
Переход значения от прямой засвидетельствованности к прагматической выделенности, а от нее к перфекту легко объяснить. Прямая эвиденциальность предполагает, что говорящий лично был свидетелем некоторой ситуации. Если речь идёт о формах 1-го лица, то эти формы могут означать прагматическое выделение факта, о котором идет речь. Такое значение подразу-
мевает, что данная ситуация не утратила актуальности в момент речи. А это уже перфектное значение.
Ср. пример из текстов, опубликованных Шнейдером:
(17) Sina-wa bi mafa-i cind'a sila-wa-ni 2SG-ACC 1SG старик-lSG птичка отвар-ACC^SG umi-na-ja, guy-ka, guy-ki-ni. пить-GO-IMP сказать-PRF ^^^^ST^G
'«Тебя мой муж велел позвать, приходи поесть похлебки из птиц», — сказала она' (Sh:Selemege).
Здесь глагол guna- 'сказать' употреблен дважды: в перфекте guyka (прямая речь персонажа) и в претерите guykini (авторская речь). Форму перфекта можно толковать как передающую прямую эвиденциальность (героиня была свидетелем того, что муж приглашал соседа), но она же может интерпретироваться и как форма прошедшего, сохраняющего актуальность в настоящем (это объяснение ее прихода к соседу).
Большинство форм перфекта из опубликованных текстов 1930-х допускают такое толкование, хотя, по-видимому, следует доверять Шнейдеру в его описании семантики данной формы и считать, что эвиденциальное значение данных форм было основным. Ср. следующий пример:
(18) Ami-mi baa-gi-ha-hi -jau? отец-SS.SG найти-REV-PST-2SG -Q Baa-ga-i, guy-ki-ni. найти-PRF-lSG сказать-PST-3SG
'(Мать спросила:) «Своего отца нашел ли?» — «Нашел», — сказал он' (Sh:Selemege).
В вопросе использована форма претерита, т. к. спрашивающий не был свидетелем ситуации, в ответе употреблен перфект, подчеркивающий достижение результата. Ещё пример:
(19) Sul'ainjiga saa-ni baja-ni Daukciyka, bi uta-bada Суляндзига род-3SG тело-3SG Дэукчинка 1SG так-как dogdi-go-i. Uti-da bagdi-yaha-fai mana Cлушать-PRF-1SG этот-FOC жить-IC-SS.PL REFL saa-na-fai o-ho-ti.
род-DEST-SS.PL делать-PST-3PL
'Подлинный род Суляйндзига — (это) Дэукчинка, я так слышал. Они тоже, когда жили, сами себе род образовали'
(Anuj4).
В первом предложении использована форма перфекта — речь идет о самом говорящем. Во втором предложении использован претерит, так как речь идёт о событиях давних лет, которым говорящий не был свидетелем.
Противопоставление претерита и перфекта в приведенных примерах трудно интерпре-тировать как противопоставление аспектуальных значений. В примерах (18)—(19) претерит связан с непрямой эвиденциальностью, а также с неактуальностью события. Ср. также:
(20) Uti taluqu-ni-da ahi bis, bi baja-wa-da этот история-SSG-FOC VNEG быть 1SG тело-ACC-FOC is 'a-i.
видеть.PRF-1SG
'Это вовсе не легенда, я саму [женщину] видел' (Anuj6).
Дальнейшее повествование ведется в претерите. Форма перфекта употреблена, поскольку говорящий видел героиню рассказа сам, однако эта форма может быть легко проинтерпретирована как перфект с экспериенциальным значением.
Некоторые примеры, однако, показывают, что формы перфекта сохраняли значение прямой эвиденциальности в речи некоторых говорящих и в 1960-е гг. Ср. пример из текстов, опубликованных И. В. Кормушиным:
(21) Bi giusa-qi-i auxi ama-a-ni.
1SG косуля-ALIEN-1SG сюда прийти-PST-BSG Dauna-ja xala sus 'a.
наводить.переправу-IMP быстро убегать.PRF.3SG 'Моя косуля сюда пришла (вроде). Брось переправу, а то убежала' (Kormushin.I).
Форма претерита в данном примере выражает косвенную эвиденциальность (суждение по косвенным признакам) — герой предполагает, что косуля (на самом деле, сбежавшая от него девушка), возможно, пришла туда, где происходит диалог (к реке). То, что она ранее убежала из его дома — это факт, который герой сказки наблюдал своими глазами. Перфект выражает прямую эвиденциальность.
4. Заключение
Современное противопоставление перфекта и претерита в удэгейском языке сформировалось во второй половине XX века, при этом перфект возник в результате переосмысления форм с эвиденциальным значением (прямая засвидетельствованность) через стадию выражения прагматической выделенности описываемой ситуации.
Список сокращений
1, 2, 3 — 1, 2, 3 лицо; abl — аблатив (падеж); acc — аккузатив (падеж); dat — датив (падеж); dir — директив (падеж); dist — дистрибутив (глагольная множественность); excl — эксклюзив; foc — показатель фокуса (частица); fut — будущее время; ger — герундий; im — им-перфектив; incl — инклюзив; indef — неопределенное местоимение; ins — инструменталис (падеж); loc — локатив (падеж); pl — множественное число; pp — перфективное причастие; pr — презенс ; prf — перфект; pro — проспектив; prp — имперфективное причастие; pst — пре-терит; rec — реципрок; rev — реверсив; sem — семельфактив; sg — единственное число; ss — кореферентный субъекту; vneg — отрицательный глагол
Источники
Anuj — Шнейдер Е.Р. Материалы по языку анюйских удэ. Главсевмор-путь при СНК СССР. Научно-исследовательская ассоциация Института Народов Севера им. И. Г. Смидовича, вып. 11. М.-Л., 1937. Baskakova — Баскакова Е. Н. Материалы по языку и фольклору народа удэ на р. Самарга, собранные Баскаковой Е. в сентябре 1936 года в колич. 5 тетрадей. Архив МАЭ РАН «Кунсткамера», Фонд К II, оп. 1, № 74.
Kancuga — Канчуга А. Багдисэ хокто тэлуцуни. Автобиографическая повесть. Часть I. Детство. Исследования по тунгусоведению 22. Саппоро, 2003. Kormushin — Кормушин И. В. Удыхейский язык. М., 1998. Novosibirsk — Фольклор удэгейцев: ниманку, тэнунгу, эхэ (сост. М.Д. Симонов, В.Т. Кялундзюга, М.М. Хасанова). Памятники фольклора народов Сибири и Дальнего Востока. Т. 18. Новосибирск, 1998.
Sh:Selemege — Шнейдер Е. Р. Сэлэмага. Сказки народа удэ. Л.: Государственное издательство детской литературы, 1935.
Литература
Аврорин 1948 — В. А. Аврорин. О категории времени и вида в нанайском языке // Язык и мышление. Т.11. 1948.
Аврорин 1961 — В. А. Аврорин. Грамматика нанайского языка. Т. 2. М.-Л., 1961.
Аврорин 1949 — В. А. Аврорин. О категориях времени и вида в маньчжурском языке. Изв. АН СССР, Отд. языка и литературы. 1949. Т. VIII, вып. 1.
Аврорин, Болдырев 2001 — В. А. Аврорин, Б. В. Болдырев. Грамматика орочского языка. Новосибирск: СО РАН, 2001.
Гусев 2014 — В. Ю. Гусев. От цитатива к «новому знанию»: эволюция цитативной частицы в тунгусо-маньчжурских языках Нижнего Амура // Труды ИЛИ РАН. Т. X, № 3. СПб, 2014. С. 212-231.
Калинина 2001 — Е. Ю. Калинина. Нефинитные сказуемые в независимом предложении. М.: ИМЛИ РАН, 2001.
Озолиня 2013 —Л. В. Озолиня. Грамматика орокского языка. Новосибирск: Гео, 2013.
Перехвальская 2010 — Е. В. Перехвальская. Аспирированные и глотта-лизованные гласные в диалектах удэгейского языка // Вопросы языкознания, 2010, № 6. С. 60-87.
Перехвальская 2012 — Е. В. Перехвальская. Рукописный архив Е. Н. Баскаковой 1936 г. (тексты на самаргинском диалекте удэгейского языка) ) // Вопросы языкознания, 2012, № 5. С. 88-100.
Петрова 1967 — Т. И. Петрова. Язык ороков (ульта). Л.: Наука, 1967.
Плунгян 2011 — В. А. Плунгян. Введение в грамматическую семантику. М.: РГГУ, 2011.
Суник 1962 — О. П. Суник. Глагол в тунгусо-маньчжурских языках: Морфологическая структура и система форм глагольного слова. М.-Л.: Наука, 1962.
Шнейдер 1936 — Е. Р. Шнейдер. Краткий удэйско-русский словарь. М.-Л.: Учпедгиз, 1936.
Nikolaeva, Tolskaya 2001 — I. Nikolaeva, M. A. Tolskaya. Grammar of Udihe. Berlin — New York: Mouton de Gruyter, 2001.
