А. Х. Гирфанова
КАТЕГОРИЯ ПРИЛАГАТЕЛЬНОГО В УДЭГЕЙСКОМ ЯЗЫКЕ
1. Словообразовательные модели
С. Д. Кацнельсон соотнес традиционные классы слов (или части речи), прослеживающиеся в грамматической системе разных языков, с двумя основными категориями, охватывающими, с одной стороны, предметы, а с другой — их качества и состояния: субстанциальная и признанная лексика [1]. Последняя охватывает прилагательное, глагол, причастие (деепричастие) и наречие. При этом подразумевается типичное восприятие («мысле-речь») носителей языка, а не формальная классификация лексики отдельных языков, осуществляемая лингвистами на основе морфологической структуры так называемых словарных слов или в соответствии с их синтаксико-грамматическими функциями. Первый критерий применим только к флективным языкам, а второй становится решающим, когда речь идет об аналитических или классифицирующих языках. Агглютинативные языки, к которым относится и удэгейский, также не позволяют однозначно относить то или иное слово к определенной части речи — об этом можно судить только по конкретным словоформам и их функциям в высказывании.
1.0. Функционирование прилагательного. В «словарном» виде удэгейское прилагательное синкретично наречию (см. пункты 2.1, 2.2), а нередко и существительному. В своей специфической определительной функции оно встречается только в препозиции к существительному, но в сравнительных конструкциях следует после того предмета, с которым сравнивается предмет мысли (см. 1.2.). В обоих случаях не требуется согласования с грамматическими формами определяемого слова, т. е. исходная форма прилагательного, употребляемого в его специфической функции — адъективной — не видоизменяется, ср.:
Сагди намуа дау-а-ни.
Большой море переправляться — Past. I — 3 Sg.
Через большое море переправился.
Традиционно в удэгейском языке отмечают категории числа и падежа прилагательных [2, 3]1, но показательно, что они остаются неизменяемыми членами предложения именно в функции определяющего — качественного слова.
1.1. Падежные формы. Первый исследователь удэгейской грамматики, Е. Р. Шнейдер, отмечал, что прилагательные в удэгейском языке склоняются так же, как существительные с основой на гласный [2, с. 103]. Некоторые из них образуют падежные формы от основ на -н-, ср.: вач’а-ма (Acc.)—‘малое количество’, иниги-мэ (Acc.) — ‘живое’. Однако и в этих случаях встречаются дублетные формы, следующие модели склонения существительных с основой на гласный, например: иниги-вэ. Шнейдер уточнял, что склоняются лишь прилагательные, следующие после определяемого
1 По-видимому, это целесообразно в практике преподавания удэгейского языка, особенно в современных условиях, когда русский фактически стал родным языком удэгейцев. Поэтому в своих морфологических таблицах я следую этой традиционной точке зрения (см. [4]).
© А. Х.Гирфанова, 2010
слова, т. е. субстантивированные, если присмотреться к их категориальной семантике, ср.:
Накта-вэ, аси бого-вэ, ва-а-ми.
Кабан — Acc. очень жирный — Acc. убить — Past. I — 1 Sg.
Кабана, очень жирного, убил (я);
или с глаголом би — ‘быть’, вводящим неопределенно-личные конструкции:
Би аси бого-вэ вами
Очень жирного убил.
1.2. Множественное число. К прилагательным в удэгейском языке относят и суффигированные формы с показателями мн. ч. -дига (-%иго/-%игэ)2, -гэту, -рку. Причем -%ига и -гэту встречаются в словах, характеризующих человека (айа-дига, айа-гэту — ‘хорошие (люди)’). Обычно при помощи этих суффиксов образуется мн. ч. существительных: -%ига употребляется, когда речь идет о предметах одушевленных (в том числе о человеке), а - гэту — только с понятиями, характеризующими человека.
Суфф. -%ига регулярно представлен также в патронимах — бывших названиях удэгейских родов: Кялун-дига, Суляйн-дига, Каман-дига, Саман-дига и др. Как и формы на -лар в тюркских языках, удэгейские имена с суффиксом -$ига выражают собирательное (или коллективное) понятие: название группы лиц (включающей данное лицо), объединяемых постоянным или временным взаимодействием или пребыванием в каком-либо месте. Соответствующая группа может называться и по имени данного лица, например: Тоня-%ига (если речь идет о семье Тони).
Только менее употребительный суфф. -нку встречается при определяющем, предшествующем определяемому слову, ср.: айа-нку тэгэвэ (Acc.) тэтигисиэни — ‘хорошие одежды надел он’. Однако это не согласовательная (сугубо грамматическая), а скорее собирательная, если не усилительная форма, т. е. ‘одел все (только, самое) хорошее из одежд’. Не случайно этот суффикс обнаруживается и в патронимах, ср. фамилию Айа-у,ку.
1.3. Разряды прилагательного. Не без аналогии с правилами русской грамматики, удэгейские прилагательные подразделяются на качественные и относительные. Функцию сочетаний с притяжательными прилагательными выполняют конструкции изафетного типа, ср.: би дили-и — букв. ‘я голова-моя’, ни дили-ни — букв. ‘человек голова-его’3. Иначе говоря, притяжательность в удэгейском языке может быть выражена формой слова, являющегося названием предмета. При этом различаются личное и безличное (возвратное) притяжание. Ср. лично-притяжательные формы кусигэ — ‘нож’: кусигэ-и — ‘мой нож’, кусигэ-ни — ‘его нож’, кусигэ-у — ‘наш нож’ (экскл. ф.) и т.д.; безлично-притяжательные формы: кусигэ-и — ‘свой нож (ед. ч. обладателя)’, кусигэ-фэи — ‘свой нож (мн. ч. обладателей)’. Соответственно, личнопритяжательным формам существительного может предшествовать личное местоимение, возвратно-притяжательным — указательное местоимение, приобретающее значение посессива свой, ср.: мэнэ кусигэи (мэнэ — ‘сам’).
Е. Р. Шнейдер полагал, что существительное, стоящее перед притяжательной формой 3-го л. ед. ч., может приобретать значение прилагательного, например: сэулэ
2 Здесь и далее при первом упоминании в скобках приводятся варианты суффикса, отвечающие правилам сингармонизма.
3 Нетрудно заметить, что первый элемент изафетной конструкции соответствует (в переводе) русским относительным прилагательным (ср. «девичья шапка», см. ниже точку зрения Е. Р. Шнейдера).
сиэктэ-ни — ‘шелковая нить’ (букв. ‘шелк нить-его’). Эта точка зрения явно ориентирована на восприятие носителя русской речи, так как словосочетания подобного рода не отличаются от изафетной конструкции, ср.:
От’оси-тэнэ сул’аи неэвани zаваги-э-ни.
Затем лиса шкура — Pos., взять — Past. I — 3 Sg.
Затем (он) взял лисью шкуру.
В удэгейском языке выделяются также притяжательные существительные, употребляющиеся в функциях субъекта, объекта и предиката, которые переводятся русскими притяжательными прилагательными или местоимениями. Они образуются при помощи суфф. -у,и (-ну): минти дава-ри-фи — ‘наша кета’, нуа мо-ни-ни — ‘его дерево’, нуати муйи-ни-ти — ‘их лошадь’ и т. п. Эти формы получили название форм «отчуждаемой» принадлежности.
1.3.1. Сравнительная степень качественных прилагательных обычно передается аналитическими конструкциями. При этом сравниваемый предмет в именительном падеже предшествует стоящему в отложительном падеже предмету-эталону, с которым осуществляется сравнение, а следующее за ним прилагательное сохраняет исходную форму, ср.:
Огбе кяца-диги сагди.
Лось изюбрь — Ab. l (букв. ‘от изюбря’) большой
Лось больше изюбря.
Сравнительная степень образуется и при помощи суфф. -дима4, придающего прилагательному оттенок некоторого усиления, интенсификации качества, ср.: айа— ‘хороший’ — айа-дима — ‘получше’. Также ср.:
Би Белыщи сагдин-дима бими.
Я Белый — Instr., старший — Comp., быть — Pres. 1 Sg.
Я постарше Белого.
1.3.2. Превосходная степень прилагательных выражается аналитически при помощи усилительной частицы чо — ‘самый’: эйи зугди чо сагди — ‘этот дом самый большой’, ср.:
Яраду би чо сагди бими, сэ:ни.
Яр — Dat., я самый старший быть — Pres. — 1 Sg., возраст — Pos.
В (Красном) Яре я самый старший по возрасту.
По своим грамматическим функциям к прилагательным в удэгейском языке примыкают несклоняемые формы порядковых и количественных числительных, а также указательные и определительные местоимения, ср.:
Ил’ати-тэнэ хаунтасига: Йеухи хулисэу, гункэ?
третий спросить — Past. II — 3 Sg., куда ходить — Past. I — Pl., сказать — Past. II 3 Sg.
Третий же спросил: «Куда ходили?», — сказал.
4 Этот суффикс можно разложить на форманты -ди- (усилитеьный показатель) и -ма (показатель прилагательного — см. 2.2.1).
2.0. Исходные формы прилагательных. В словаре Е. Р. Шнейдера всего отмечено около 200 прилагательных. По морфологическим критериям их можно разделить на (1) простые, или бессуффиксальные, и (2) составные прилагательные, образованные при помощи суффиксов.
2.1. Бессуфиксальные прилагательные с синхронной точки зрения неразложимы на отдельные морфемы, ср.: айа — ‘хороший’, ам'а — ‘задний’, байа — ‘богатый’, бали — ‘слепой’, бого — ‘жирный, толстый’, боу, бау — ‘толстый’, $ара — ‘веселый’, $ас’а — ‘легкий, дешевый, мягкий’, гагда — ‘другой, второй’, гэ — ‘плохой, скверный’, гэу — ‘пустой, необитаемый’, го — ‘далекий, долгий’, майа — ‘полный (о круглых предметах)’, сагди — ‘большой, старый’, сэбу — ‘интересный, удивительный’, хул’а — ‘лишний’ и др.
2.2. Составные прилагательные. По формальным показателям в этой группе вычленяются несколько подгрупп, в зависимости от того, при помощи какого суффикса они образованы, но некоторые группы выделяются только на основании семантических критериев.
2.2.1. Суфф. -ма образует относительные прилагательные от соответствующих существительных (айси-ма — ‘золотой’, гара-ма — ‘стальной’, иракта-ма — ‘шерстяной’, када-ма — ‘каменный’, момо — ‘деревянный’, сэлэ-мэ — ‘железный’) или от глагольных основ (гара-ма — ‘выходящий’, гэрэлтэ-мэ — ‘светлый’) и др., ср.:
Омо тонило омо сэлэ-мэ зугу хуиниг’^-си:-ни.
Один озеро — Loc., один железный, выдра нырять — Pres. — 3 Sg.
В одном озере одна железная выдра ныряет.
2.2.2. Суфф. -лиги образует качественные прилагательные, обозначающие цветовые признаки (хула-лиги — ‘красный’, дурма-лиги — ‘розовый’, хо-лиги — ‘желтый’, нё-лиги — ‘зеленый, синий’, со-лиги — ‘белокурый, светлый’, ча-лиги — ‘белый’, хурну-лиги — ‘бурый’, п ’а-лиги — ‘черный’).
В эту же группу входят некоторые прилагательные, характеризующие предмет по внешнему признаку или основному свойству (монто-лиги — ‘круглый’, от монто — ‘круг’, бомбо-лиги — ‘круглый, шарообразный’, от бомбо — ‘шар’, нэптэ-лиги — ‘плоский’, от нэ- — ‘класть’ + -птэ- — суфф. пассив. прич.), ср.:
Ути бомо-лиги, бокони хула-лиги-да биэ, хо-лиги-до биэ, какчампа-да биэ.
Тот круглый цвет — Pos., красный — тоже имеется желтый имеется оранжевый
Они круглые и красные есть, и желтые есть, и оранжевые есть.
2.2.3. Суфф. -с’а-/-ч’а-. В эту группу входят 12 прилагательных, обозначающих размерность или расстояние и интенсивность качества: да:с’а — ‘короткий, близкий’ (да: — ‘начало, происхождение’), $а:с’а — ‘легкий, дешевый’ (происхожд. неизвестно), омос’о — ‘единственный’ (омо — ‘один’), умач’а — ‘короткий’, вач’а — ‘мелкий’ (ср.: тат. вак — ‘мелкий’) и др.
Например:
Йеми цэлэ^эми? Би й’еу-дэ, нич’а-ну?
Почему бояться — Fut. — 1 Sg., я что же маленький
Почему буду бояться (я)? Я что, маленький, что ли?
Омос ’о сагди эхи ули к ’алани инкищий диганкини. ..
Один большой лягушка вода около приплыть — Instr. — Pos., сказать — Past. II — 3 Sg.
Одна большая лягушка, подплыв к берегу, сказала...
2.2.4. Суфф. -йи (< hu). Группа включает 11 прилагательных, обозначающих качественные характеристики: нямэйи — ‘скользкий’, нэйи — ‘светлый’, нямугдый — ‘смешной’, майи — ‘крепкий, сильный’, хактэйи — ‘темный’, бугдуйи — ‘скользкий’ и т. п.
Например:
Хактийи токе эмэ-и-ни.
Темный туча идти — Pres. — 3 Sg.
Темная туча идет.
2.2.5. Суфф. -хи. Основное значение прилагательных этой группы — обладание каким-либо качеством, чем-л., кем-л. (детьми и т.д.): амтахи — ‘вкусный’, гэ-бухи — ‘уважаемый, авторитетный’, кэсихи — ‘счастливый’, м'аусахи — ‘вооруженный’ (м'ауса — ‘ружье’), сэлэхи — ‘бодрствующий’, илэхи — ‘сухой’, имэхи — ‘новый’, мэйэ-хи — ‘умный’.
Например:
Су ситэхи биу?
Вы ребенок — Adj. быть — Pres. — 2 Pl.
У Вас есть дети? (букв. ‘Вы детный?’)
2.2.6. Суфф. -пти. По Шнейдеру, к этой группе относятся только два прилагательных, характеризующих временные параметры: анапти — ‘прежний, давний’ и в’атапти — ‘недавний’. Полевые исследования позволили нам обнаружить еще 10 прилагательных времени в удэгейском языке, содержащих такой же формант: эйипти — ‘теперешний’ (эйи-пти) от эйи — ‘теперь, сейчас’, тамапти — ‘прошлогодний’ (тама-пти) (бик. диал. тама-фи) от тамати — ‘в прошлом году’, тинэнэпти (тинэнэ-пти) — ‘вчерашний’ (бик. диал. тинэнэ-фи) от тинэнэри — ‘вчера’, туэпти — ‘зимний’ (туэ-пти) от туэ — ‘зима, зимой’, болопти — ‘осенний’ (боло-пти) от боло — ‘осенью’ и т. п.
И. А. Николаева и М. Тольская бездоказательно предположили, что суффикс -пти в удэгейском является заимствованием из нанайского или ульчского, а в качестве исконного ими рассматривается встречающийся только в бикинском диалекте суфф. -фи [5]. С этим мнением невозможно согласиться. Л. И. Сем, наоборот, считает суффикс -фи более характерным для нанайского языка [6]. Правила словообразования существительных в удэгейском языке также не позволяют принять точку зрения И. А. Николаевой и М. Тольской (ср. уня — ‘палец’, уня-пти — ‘кольцо’).
Что касается прилагательных, выделенных Шнейдером, то можно отметить, что они также образованы от наречий времени: анапти (анна-пти) — ‘прежний, давнишний’— от анана — ‘давно, прежде’, в’атапти (в’ата-пти) — ‘недавний’ — от в’атани, в’атанани — ‘недавно’. Ср. примеры сочетаемости прилагательных времени с существительными в удэгейском языке: эйипти багдефи — ‘теперешняя жизнь’, анапти коли — ‘давний, старый обычай’, тамапти (тамафи) худа — ‘прошлогодняя пушнина’, болопти эди — ‘осенний ветер’.
Опрос информантов свидетельствует, что чаще в подобных случаях употребляются конструкции изафетного типа: эйи багдефи — ‘теперешняя жизнь’ (букв. ‘сейчас жизнь наша’), боло эдини — ‘осень ветер (ее)’, тинэнэни $имаса — ‘вчерашний гость’ (‘вчера гость (его)’) и т. п.
Можно отметить, сопоставив формы образования прилагательных времени по всем тунгусо-маньчжурским языкам, что удэгейский и орочский обладают для этого единственным суфф. -пти (самым распространенным во всех тунгусо-маньчжурских языках, включая этимологически тождественный ему нан. -пчи), в то время как другие языки отличаются большим разнообразием: удэг. -пти (бик. диал. -пти/-фи); ороч. -пти; ульч. -пти, -ри; нег. -пти, -йу; нан. -пти (-пчи/-фи), -ри (-пти); орок. -пчи, -ри, -ритта, -риттэ; ма. -ки, -нга; сол. -кти/-(р)ти, -0; эвен. -птэ, -п, -р, -рап/-рэп; эвенк. -пты, -р, -чагу, -гу(-ку).
Наибольшим разнообразием типов образования прилагательных времени обладают эвенский и эвенкийский языки. Суфф. -пти встречается не только в составе имен прилагательных времени. При помощи суфф. -пти в удэгейским языке, например, могут образовываться существительные от других существительных: ун‘а— ‘палец’ — ун‘а-пти ‘кольцо, перстень’, тинэ ‘грудь’ — тинэ-пти ‘фартук’, то: — ‘огонь’ — то: пти — ‘очаг’, лийимо — ‘морда (животного)’ — лийимо-пти — ‘узда’.
Можно предположить, что первоначально эти производные воспринимались как прилагательные и лишь потом перешли (переосмыслились) в разряд существительных. При помощи суфф. -пти в удэгейском языке могут образовываться существительные от глагольных основ:
эгбэ- — ‘крыть крышу’ — эгбэ-пти — ‘крыша’, тайва- — ‘зажигать’ — тайва-пти — ‘фитиль’, ги: — ‘кроить’ — ги-пти-лэ — ‘лоскут, лента’.
Примеры образования вторичных глагольных основ: гуа- — ‘сбрасывать кожу’ — гуа-и-пта — ‘сбрасываться (о коже)’, нодо- — ‘терять’ — нодо-пто — ‘теряться’, дюиси-— ‘слушать’ — дюи-пто — ‘слышаться’. При образовании вторичных глагольных основ гласный суффикса подчиняется закону гармонии гласных.
Суфф. -пти встречается в составных суффиксах, с помощью которых образуются имена существительные от глагольных основ в эвенкийском языке. Эвенк. суфф. -птила (в современном языке непродуктивный) и его фонетические разновидности отмечены во всех тунгусских языках. По своей семантике существительные, маркированные этим суффиксом, как правило, совпадают, обозначая части или остатки предмета, остающиеся в результате какого-либо воздействия. Согласно Б. В. Болдыреву, производные с суфф. -птила представляют собой субстантивированные причастия прошедшего времени [7, с. 123]. Г. И. Рамстедт возводил этот суфф. к архетипу *бутала, при этом первый компонент *бу трактовался им как показатель страдательного залога, в то время как *-та- — суфф. прошедшего времени [8].
2.2.6. Прилагательные пространственной ориентации — в этой группе по семантическому признаку объединяются формы, образуемые с суф. -уха и -$а. Всего в ней 14 прилагательных. Они занимают особое место в удэгейском языке, потому что ориентация в пространстве для кочующих этносов всегда имела первостепенное значение [9]. К данной группе относятся прилагательные аухэ — ‘здесь находящийся’, чаухэ — ‘находящийся позади’, доухэ — ‘внутренний’, солоуха — ‘верхний’, уйэухэ — ‘верхний’ и др.
Векторная лексика, которая во всех алтайских языках представлена множеством форм, подразделяется на несколько групп: (1) солярную — по ориентации по солнцу, (2) по направлению от человека (перед — вперед, зад — назад, правый, левый)—это самая распространенная группа терминов; (3) обозначения сторон света по течению рек (верхнее — вверх по течению, нижнее — вниз по течению и т. п.); (4) ориентация по направлению береговой линии и склонов горных хребтов относительно солнца [10, с. 225]. Существуют и другие принципы классификации, за основу которых берутся два аспек-
та — (1) ориентация по горизонталям и вертикалям и (2) представление, связанное с объемным предметом и ориентацией вокруг него в плоскостной проекции и по сфере [11, с. 222].
Прилагательные пространственной ориентации в тунгусо-маньчжурских языках образуются с помощью самых разнообразных суффиксов, с преобладанием -уха и -3а (ср. табл.) (в удэгейском языке, например, айара^а — ‘правый’ и зиэрэзэ — ‘левый’).
Примеры соответствий в тунгусо-маньчжурских языках: эвенк. анну — ‘правый’; анти (П-Т)5, сол. ангида (Ив) — ‘правый’; эвен. ангъу (Ол, Б, М, П), а:нгив/а:нгъв Т, а:нгаз Ох, ангиг, ангида:н Арм, а:нгъв Ск — ‘правый’; нег. ан’нида:, ан’нидагда Н, В — (1) ‘правая сторона’, (2) ‘правый’; ороч. а:щэ анзи — ‘правый’, ульч. ащи — (1) ‘правая сторона’, (2) ‘правый’; орок. аще (1) ‘правая сторона’, (2) ‘правый’; нан. ангиа — ‘правый’; ангиаза — ‘правая сторона’ и т.п.
Наибольшим разнообразием типов образования прилагательных ‘правый’ и ‘левый’ отличаются эвенкийский и эвенский языки. Эвенкийские прилагательные образуются при помощи суфф. -ну- и-ти-, для эвенского характерны суфф. -гъу-, -гъв-/-гив-, -гау-, -гиг-, -гилдан-, -гидэ-. В негидальском языке выделяется суфф. -нида. В орочском -зэ/-3и, в ульчском -зи, орокском -зе, в нанайском -гиа-. Таким образом, прилагательные ‘левый’ и ‘правый’ в северной группе образуются при помощи суффиксов, восходящих к ги ]и, в южной группе — зэ зи 3а <*ги зи.
В составе остальных прилагательных пространственной ориентации в удэгейском языке выделяется суфф. -у-ха-: буа-у-ха — ‘наружный, примыкающий к улице’, ср.: эвенк. бузади — ‘местный’ (буза-ди) : эвен. бузи — ‘находящийся в стороне от жилья, лесной, таежный’; ульч. балдунма (ба-лдун-ма) —‘наружный’; орок. бозу — ‘наружный’; нан. боавуз —‘наружный’, боакиа, боакиазиа и т.п.
В. И. Цинциус отмечает в эвенском языке большую группу прилагательных, образованных от наречий (указывающих местонахождение предмета) посредством суфф. -г-(-у-): амарга-г — ‘задний’, дюлэ-г — ‘передний’, уи-г — ‘верхний’, хэргэ-г — ‘нижний’, дэ-г — ‘верхний’, на-г — ‘нижний, береговой’ и т.п. [12, с. 112].
В нанайском языке выделяется группа качественно-пространственных прилагательных: увуй — ‘высший’, пэгуй — ‘низший’, дюлуй — ‘передовой, передний’, хаморой — ‘последний, задний’, довой — ‘внутренний’, боавуй — ‘внешний’ [13, с. 205]. В составе этих прилагательных указывается омертвевший словообразовательный суфф. -вой-/ -вуй-, сохраняющийся в полной форме в положении после долгих гласных и дифтонгов (довой, боавуй), но утрачивающий свой начальный гласный в других случаях (пэгуй, зулуй).
Рассматривая образование имен существительных, связанных с пространственной ориентацией, Б. В. Болдырев пришел к выводу, что в северных языках они образуются посредством суфф. -гида: и его фонетических вариантов: уркэ — ‘дверь’ — уркэ-гидэ — ‘сторона против двери’, буза — ‘местность’ — бузазида — ‘часть света’ и т.п. [7, с. 181]. Для южных языков этому суффиксу, по Болдыреву, соответствует суфф. -зи- и его фонетические варианты, причем этимология его не объясняется.
В тунгусо-маньчжурских языках аналогичный суфф. -ки встречается, например, у эвенкийских, наречий: солоки — ‘вверх (по реке)’, эйэки — ‘вниз (по реке)’. По мнению Е. П. Лебедевой, этот суффикс является составной частью показателя аблатива (полная форма -дуки), аллатива (-тки^-тики), директива-локатива (-кла:) и директива-пролатива (-кли:), а в форме элатива чаще встречается в виде -ги (суфф. элатива-ги:т
5 Здесь и далее используются сокращения обозначений диалектов тунгусо-маньчжурских языков, принятые в ССТМЯ.
~ ки:т ~ нит ~ ги:зи ~ ни:зи ~ ки:зи), после глухих — в виде -ки [14, с. 38]. На основании анализа перечисленных падежей Лебедева приходит к выводу, что -ки является суффиксом движения (что не кажется убедительным в сравнении с аналогичными примерами из тюркских и монгольских языков). При этом, присоединяясь к суффиксам локатива (-ла) и инструменталиса (-ти зи), -ки придает им значение движения, в то время как после суффикса датива (- ду + ки) он имеет единственный вариант -дук, который одновременно служит суффиксом аллатива.
В завершение обзора словообразовательных типов удэгейских прилагательных приведем также формы, которые не поддаются классификации.
2.2.7. Формы с непродуктивными суффиксами. В удэгейском языке есть прилагательные, представленные единичными или немногочисленными формами: алаг-диг’а — ‘красивый (о человеке)’, ам‘а — ‘задний, зад’ (прилаг./сущ.), бэйеку — ‘похожий, подобный’ (ср. бэйе — ‘тело, сам, особа’), бофигзо — ‘косогубый (о зайце)’, чи-фур’эи — ‘сырой, болотистый’ (ср. чиф’ондо- — ‘макнуть’), чигза — ‘курчавый, кудрявый’, д’ами — ‘толстый (о плоских предметах)’, зо:рку — ‘бедный, бедняк’ (прилаг./сущ.), зулиэ — ‘перед, передний’ (сущ./прилаг.), эгдэргэ — ‘удивительный/о’ (при-лаг./нареч.), эгди — ‘многие, много’ (прилаг./нареч.), эйинти — ‘такой, этакий’, габзи — ‘веселый’, гагда — ‘другой, второй из пары, спутник’ (прилаг./нареч.), марга — ‘очень, сильно, сильный’ (нареч./прилаг.) и т. п.
2.2.8. Отпричастные прилагательные: чампи-кту — ‘надломленный, надорванный’ (ср. чампини — ‘ломаться’), да-и — ‘пристающий, прилипающий’, зепте-уйи — ‘съедобный’, коро-кту — ‘тощий, худой’, н‘а-кту — ‘гнилой’ (ср. н‘а- — ‘гнить’).
2.2.9. Непроизводные (синкретичные) формы: ам‘а— ‘задний, зад’ (прилаг./сущ.), балига — ‘плохо видящий’ от прилаг. бали ‘слепой’, бого — ‘жирный, толстый’, борго — ‘главный, передовой’, боу, бау — ‘толстый’, бохо — ‘горбатый’, г’а— ‘следующий, другой’, гэу — ‘пустой, необитаемый’, гугда — ‘высокий/о’ (прилаг./нареч.), кэрку — ‘пустой’, к’абау — ‘тесный’, кика — ‘чистый, опрятный’, коро — ‘тощий, худой’, куйа — ‘быстроногий, быстрый’, элэ — ‘другой, прочие, довольно, достаточно’, майа — ‘полный (о круглых предметах)’.
2.2.10. Аналитические формы прилагательных: бай би: — ‘простой’, бомбол-бомбол би: — ‘круглый’ (ср. бомбо — ‘шар’), бокчи-бокчи би: — ‘морщинистый’, чам биэ — ‘белый’, чем-чем биэ — ‘острый (о зубах, о предметах)’, зели би: — ‘мелкий (о предметах)’, гулэ анчи — ‘безалаберный’, лау-лоу би: — ‘непроницаемый (о тумане)’, логбо-логбо би: — ‘пушистый’, лондо-лондо би: — ‘студенистый’.
Выводы. Обзор словообразовательных моделей удэгейских прилагательных позволяет сделать следующие выводы.
1. Как часть речи категория прилагательного в удэгейском языке пересекается с категорией наречия и существительного и может быть выделена только на основе функциональных критериев. Этот вывод, как показывает сопоставительный анализ, остается справедливым для всех алтайских языков.
2. Категории числа и падежа для прилагательного как особой части речи не характерны и релевантны только для субстантивированных его форм.
3. Основные суффиксы прилагательного, отмеченные в удэгейском языке, встречаются и в других тунгусо-маньчжурских и — шире — алтайских языках.
4. Наличие словоизменительных суффиксов у прилагательного (показателей числа и падежа) маркирует его переход в разряд существительного.
5. Суффигированные формы прилагательного как в его специфической адъективной функции, так и в тех случаях, когда оно выступает в роли существительного (в
функции субъекта или объекта высказывания, в посессивных конструкциях), переводят его из категории призначной в категорию субстанциальной лексики (по определению
С. Д. Кацнельсона). Другими словами, эти формы являются не словоизменительными, а словообразовательными.
6. Функционирование удэгейского прилагательного позволяет отметить, что в ряде случаев словоизменительные суффиксы (показатели числа и падежа), в свою очередь, могут рассматриваться в языке агглютинативного типа как словообразовательные.
Разумеется, речь не может идти о пересмотре традиционной классификации словоизменительных и словообразовательных суффиксов, сохраняющей свою значимость для различения грамматической и лексической категориальной семантики. Однако в целом можно заключить, что между лексическим и грамматическим значением на предельно обобщенном категориальном уровне не существует резкой границы. Категория прилагательного в удэгейском языке оказывается как бы промежуточной между при-значной и субстанциальной лексикой, что и проявляется в особенностях его функционирования. При этом можно заметить некоторую несогласованность между традиционно выделяемыми в удэгейской грамматике частями речи и теоретическим анализом соответствующих грамматических категорий.
Сокращения названий языков
алт. — алтайский язык
башк. — башкирский язык
др.-тюрк. — древне-тюркский язык тат. — татарский язык
нан. — нанайский язык
нег. — негидальский язык
орок. — орокский язык
ороч. — орочский язык
удэг. — удэгейский язык
ульч. — ульчский язык
эвенк. — эвенкийский язык
эвен. — эвенский язык
Литература
1. Кацнельсон С. Д. Типология языка и речевое мышление. Л.: Наука, 1972.
2. Шнейдер Е. Р. Краткий удэйско-русский словарь (с приложением грамматического очерка). М.; Л., 1936.
3. Кормушин И. В. Удэхейский (удэгейский) язык. М., 1998.
4. Гирфанова А. Х. Удэгейский язык в таблицах. СПб.: Дрофа, 2002.
5. Nikolaeva I. A., Tolskaya M. A grammar of Udihe. Mouton grammar library 22. Berlin; New York, 2001.
6. Сем Л. И. Очерки диалектов нанайского языка. Л.: Наука, 1976.
7. Болдырев Б. В. Словообразование имен существительных в тунгусо-маньчжурских языках. Новосибирск, 1987.
8. Рамстедт Г. И. Введение в алтайское языкознание / Пер. с нем. М., 1957.
9. Shirokogoroff S. M. Northern Tungus terms of orientation // Rocznik Orjentalistyczny.
1928. Т. IV. P. 167-187.
10. Василевич Г. М. Некоторые термины ориентации в пространстве в тунгусоманьчжурских языках и других алтайских языках // Проблема общности алтайских языков. Л.: Наука, 1971.
11. Сем Л. И. К вопросу о пространственных представлениях и способах их выражения в алтайских языках // Проблема общности алтайских языков. Л.: Наука, 1971.
12. Цинциус В. И. Очерк грамматики эвенского (ламутского) языка. Ч.1. Л., 1947.
13. Аврорин В. А. Грамматика нанайского языка: В 2 т. Т. 2. Морфология глагольных и наречных частей речи, междометий, служебных слов и частиц. М.; Л., 1961.
14. Лебедева Е. П. Наречия места в эвенкийском языке. Л., 1936.
Статья поступила в редакцию 20 июля 2010 г.