CC BY
3ликации в «Сыне Отечества» в феврале—марте 1820 г., когда Пушкин был еще в Петербурге); скорее всего, именно ради вкрапленных в нее подлинных фольклорных текстов он и просит брата прислать ему в числе прочих книг отдельное ее издание: «Друг мой, попроси И. В. Слёнина, чтоб он <. . .) прислал мне <. . .) Цертелова древние стихотворения» (XIII, 51). Книги были получены в конце января 1823 г. В письме от 1 — 10 января Пушкин напоминает брату: «. ...похлопочи о книгах» (XIII, 54), а 30 января пишет ему, «окруженный деньгами, афишками, стихами, прозой, журналами, письмами. . .» (XIII, 55—56). Книга Цертелева сохранилась в пушкинской библиотеке.24 По-видимому, к началу 1823 г. и относится стихотворный фрагмент «В твою светлицу, друг мой нежный», источник которого известная народная песня, процитированная в «повести» Цертелева.
О непосредственном знакомстве Пушкина с этой песней в южный период его творчества можно говорить лишь предположительно. Известно, что специальный, осознанный интерес к народному творчеству, его собиранию и научному изучению возник у поэта позже — в период михайловской ссылки. Возможно, и сборник Чулкова, и «песенники», изданные в конце XVIII—10-х гг. XIX в., появились в его библиотеке тогда, когда он, по словам Н. М. Языкова, занялся систематизацией «всех доныне напечатанных русских песен».25 В 30-х гг. он мог слышать песню, некогда прочитанную у Цертелева, и непосредственно из уст болдинских крестьян.26
А. С. Лобанова
ДВЕ ТЕКСТОЛОГИЧЕСКИЕ ЗАМЕТКИ
1. О датировке наброска «Толпа глухая...»
Незавершенный стихотворный набросок «Толпа глухая. . .» традиционно датируется 1833 г. Такая датировка была предложена при первой его публикации в 1907 г.1 и с тех пор не пересматривалась.2 Основания для этой датировки таковы: автограф наброска записан на чистом листе рабочей тетради ПД 831 (л. 59). В верхней же части листа непосредственно перед текстом наброска имеется пометка, которая воспроизведена в Полном академическом собрании сочинений Пушкина так: «9 дек. 1833 С. П. б. 7' / 2 веч.» (III, 1063).
24Модзалевский Б. Л. Библиотека А. С. Пушкина. № 416.
25 Исторический вестник. 1883. № 12. С. 533—534.
26 Песни и сказки пушкинских мест: Фольклор Горьковской области. Л., 1979. Вып. 1. № 63 (записана в д. Сумароково Больше-Болдинского р-на).
1 Неизданные стихи А. С. Пушкина / Публ. и коммент. В. Я. Брюсова // Весы. 1907, январь. С. 5, 78.
2 В собрания сочинений Пушкина набросок включается начиная с Полн. собр. соч. В Зт. / Ред., вступ. ст. и коммент. В. Я. Брюсова. М., 1919. Т. 1. С. 362. В Полном академическом собр. соч. набросок помещен под 1833 г. с пояснением в комментарии Н. В. Измайлова: «Датируется согласно помете в автографе. . (III, 1290).
Пометка сделана рукою Пушкина тем же пером, тем же почерком и теми же чернилами, что и автограф наброска, и потому использование ее в качестве ориентира для датировки наброска сомнений не вызывает.
Сомнения вызывает правильность прочтения самой пометки.
При обращении к автографу видно, что слова «9 дек.» и «71 /2 веч.» написаны крупным почерком, разборчиво и четко. Сокращение, расшифрованное как «С. П. б.» (т. е. «Санкт-Петербург»), не более чем догадка: первая буква представляет собой слегка наклоненную вертикальную прямую линию, более всего похожую на единицу или скобку и лишь очень приблизительно напоминающую заглавное «С». Вторая буква представляет собой вполне разборчиво написанное строчное «я» и никак не может быть истолкована как «п». Наконец, третья — опять-таки разборчиво «6» или «в». После каждой из названных букв (или цифр?) следует хорошо различимая точка, указывающая на то, что мы имеем дело с каким-то сокращением. У Пушкина это не редкость: вспомним его аббревиатурную запись: «Усл. о с. 25 VII. о с. Р. П. М. К. Б. 24» (Услышал о Сибири 25-го июля 1826 г. Услышал о смерти Рылеева, Пестеля, Муравьева-Апостола, Каховского, Бестужева-Рюмина 24 июля 1826 г.).3
Более всего неясностей с записью года.
Первоначально Пушкин написал крупными, ясно различимыми цифрами: «1832». Затем энергично зачеркнул две последние цифры и надписал над ними то ли «23», то ли «33». Вторая в этой группе цифра «3» написана разборчиво: что же касается первой, то она написана крайне неразборчивой скорописью, причем в различных своих признаках более походит на «2», чем на «3».
Признаки эти таковы: а) начертание цифры начато с точки, характерной для написания Пушкиным цифры «2» вообще и точно такой же, как в разборчиво написанной цифре «2» в зачеркнутой группе «32», в частности; б) верхняя линия округлого изгиба также характерна для пушкинского написания цифры «2»; в) первая цифра в рассматриваемой группе надписанных цифр явно не похожа на следующую за ней хорошо различимую цифру «3».
Таким образом, графологические наблюдения подсказывают прочтение исправленной даты как «1823».
К той же датировке подводит и обращение к тексту наброска.
Тетрадь ПД 831 заполнялась в 1821 — начале 1822 г. Как и в других тетрадях, Пушкин оставлял отдельные листы незаполненными, имея в виду последующие доработки и замечания. В тетради ПД 831 эти пропущенные места заполнялись в основном в 1822—1823 гг. На одном из таких листов и записан набросок «Толпа глухая. . .».
На связь наброска с другими записями в тетради обратил внимание Б. В. Томашевский. В кратком комментарии к наброску в «малом» Академическом собрании сочинений Пушкина он замечает: «. . .набросок написан при просмотре старой записной тетради 1822 г. . .».4
3 Прочтение аббревиатурной записи см.: Цявловская Т. Г. Отклики на судьбы декабристов в творчестве Пушкина // Литературное наследие декабристов. Л., 1975. С. 199—201.
4 Пушкин А. С. Поли. собр. соч. В 10 т. 4-е изд. Л., 1977. Т. 3. С. 463. Датировку наброска, предложенную В. Я. Брюсовым и принятую в «большом» Академическом издании Пушкина Н. В. Измайловым, Б. В. Томашевский не пересматривал. Указанная им в комментарии дата «9 августа 1833 г.» (вместо «декабря») — явная опечатка или ошибка: «дек.» прочитывается в автографе совершенно уверенно.
Действительно, наброску «Толпа глухая. . .» непосредственно предшествует черновой автограф стихотворения 1822 г. «<В. Ф. Раевскому)» («Ты прав, мой друг. . .»), где, между прочим, имеется такая строфа (она записана на л. 58):
Я говорил пред хладною толпой
Языком Истины [свободной], Но для толпы ничтожной и глухой Смешон глас сердца благородный.
(II, 266)
Связь ее с наброском, записанным на следующем (оставшемся какое-то время незаполненным) л. 59, очевидна. Содержащаяся в строфе оценка толпы («хладная», «ничтожная», «глухая») становится отправным мотивом наброска («Толпа глухая, крылатой новизны любовница слепая»), причем не только на семантическом, но и на фразеологическом уровне!
В стихотворении «<В. Ф. Раевскому)» впервые звучит мотив разочарования в просветительских идеалах, который станет доминирующим умонастроением в ряде произведений 1823 г. Мир, в котором лирический герой видел «и свет и жизнь и дружбу и любовь» (II, 265), представляется ему теперь «безобразным призраком».
Ужели он казался прежде мне
Столь величавым и прекрасным?
Что ж видел в нем безумец молодой,
Чего искал, к чему стремился, Кого ж, кого возвышенной (душой) Боготворить не постыдился!
(II, 266)
Приведенные стихи составили несколько месяцев спустя основу стихотворения «Мое беспечное незнанье. . .»,5 причем и в данном случае имеют место не только общность умонастроения, но и почти полное текстуальное совпадение:
Ужели он казался мне
Столь величавым и прекрасным?
Чего, мечтатель молодой,
Ты в нем искал, к чему стремился,
Кого восторженной душой
Боготворить не устыдился?
(II, 293)
Дальнейшее развитие та же тема и то же умонастроение получили в стихотворениях «Свободы сеятель пустынный» и «Демон», причем в первом из них заключительная строфа (шесть стихов) текстуально (с незначительными разночтениями) совпадает с шестью заключительными стихами стихотворения «Мое беспечное незнанье. . .».
5 Б. В. Томашевский считает отрывок «Мое беспечное незнанье. . частью незавершенного стихотворения, начинающегося отрывком «Бывало, в сладком ослепленье». См.: Пушкин А. С. Поли. собр. соч. В 10 т. Л., 1977. Т. 2. С. 143.
Таким образом, набросок «Толпа глухая. . .» оказывается включенным в цикл стихотворений, связанных между собой и умонастроением, и весьма своеобразной «порождающей моделью», в соответствии с которой мотивы одного стихотворения не только находят развитие в другом, но получают при этом одинаковое словесное выражение. Поскольку и мотивы разочарования в идеалах Просвещения, и принципы «порождающей модели» характерны для творчества Пушкина именно в 1822— 1823 гг., естественно предположить, что и набросок «Толпа глухая. . .» относится к 1823 г., а не к 1833 г., когда ни того, ни другого в творчестве Пушкина не прослеживается.
Набросок «Толпа глухая. . .» связан и с другой темой, волновавшей Пушкина в годы южной ссылки, — с темой низвержения кумиров.
Толпа глухая,
[Надменных] [баловней] меня[ет] каждый день, И с ступени на ступень
Летят кумиры их, увенчанные ею.
(III, 469)
В стихотворении 1821 г. «Наполеон», черновой автограф которого соседствует с наброском «Толпа глухая. . .» (л. 62 об.—65 об.), уже начата разработка этой темы: толпа «каждый день» меняет своих «баловней», низвергая их кумиры. Французская революция низвергла Людовика XVI («И галл десницей разъяренной / Низвергнул ветхий свой кумир», — II, 214), а затем наступила очередь и «баловня побед» — «надменного» Наполеона. . . Перекличка мотивов и, что опять-таки характерно, фразеологии («Надменный», «баловень», «кумир») здесь очевидна.
Если же отвлечься от листов тетради ПД 831, то выясняется следующее.
1 декабря 1823 г. Пушкин посылает А. И. Тургеневу стихотворение «Свободы сеятель пустынный», написанное в ноябре того же года.
8 декабря 1823 г. Пушкин завершает работу над 2-й главой «Евгения Онегина» (следующую, 3-ю, он начнет через два месяца) и тотчас же начинает стихотворение «Недвижный страж дремал на царственном пороге», развивающее наполеоновскую тему.
9 декабря, как мы считаем 1823 г., Пушкин вчерне набрасывает начало стихотворения «Толпа глухая. . .», в котором пересекаются обе занимавшие его в то время темы — тема «глухой толпы» и тема «низвержения кумиров», связанная в его сознании с судьбой Наполеона.
Набросок стихотворения так и остался незавершенным.6
2. «Как узник, Байроном воспетый...»
Записанные в тетради ПД 835, на л. 9 два стиха:
Как узник, Байроном воспетый,
Вздохнул, оставя мрак тюрьмы, (II. 472)
справедливо комментируются как реминисценция заключительных стихов поэмы Байрона «Шильонский узник»:
6 О тексте этого наброска см. также: Аринштейн Л. М. Незавершенные стихотворения Пушкина (текстологические проблемы) // Пушкин: Исследования и материалы. Л., 1989. Т. 13. С. 301—304.
