CC BY
11I. МАТЕРИАЛЫ И СООБЩЕНИЯ
Р. Е. ТЕРЕБЕНИНА
НОВЫЕ ПОСТУПЛЕНИЯ В ПУШКИНСКИЙ РУКОПИСНЫЙ ФОНД
В 1966 г. Пушкинский фонд Института русской литературы пополнился пятью автографами великого поэта.1 Это автографы не новые: они известны уже более или менее давно и частью вошли в научный оборот. В Пушкинский дом они поступили из ряда государственных хранилищ. Хотя создание единого Пушкинского фонда было в основном завершено в 1948 г., из архпвов, музеев и библиотек страны в Пушкинский дом продолжают поступать рукописи поэта, ранее не переданные по каким-либо причинам, или выявленные, или поступившие в государственные хранилища в последнее время.
Рассмотрим автографы в порядке их поступления в Пушкинский фонд (ИРЛИ, ф. 244, он. 1, №№ 1735-1739).
1
В марте 1966 г. из Центрального государственного архива древних актов в Москве в Рукописный отдел Института русской литературы была передана на постоянное хранение рукопись «Секретных записок» Екатерины II (два тома, в лист, на французском языке) — копия, хранившаяся в личном архиве Пушкина, с его пометами (№ 1735).
О существовании этой рукописи было известно давно — Пушкин писал о ней в дневнике, и она упоминается в протоколах «Журнала» разбора бумаг поэта после его смерти.2 Изъятая по приказу Николая I из архива Пушкина рукопись надолго исчезла из глаз исследователей. Уже после революции ее безуспешно искали. Обнаружена она была лишь в 1949 г. старшим научным
1 Краткая информация об этих поступлениях дана в «Ленинградской правде» (1967, № 41, 17 февраля, стр. 4).
2 Акад., XII, 336; Дела III Отделения собств. е. и. в. канцелярии об А. С. Пушкине. СПб. (изд. С. Сухонина), 1906, стр. 192.
сотрудником ЦГАДА В. Н. Шумиловым среди неразобранной части рукописного собрания библиотеки Зимнего дворца. Тогда же о находке появились сообщения в печати.3 Что это именно та рукопись, которая была у Пушкина, доказывается не только его автографическими пометами на ней, но и жандармскими номерами, проставленными красными чернилами на обоих томах («№ 19» и «К № 19»), совпадающими с номером, под которым рукопись упоминается в протоколе разбора бумаг поэта. Вопреки установившемуся мнению копия записок выполнена не собственноручно Пушкиным — ему принадлежит только несколько помет на ней. Написана она на бумаге с водяным знаком «1830» — таким образом, версия о более раннем, одесском происхождении в отношении данной рукописи отпадает. Специальное исследование о пушкинской копии «Секретных записок» Екатерины II подготавливается нами к печати.
2
В 1892 г. С. Н. Батюшкова (1821—1901), дочь приятеля Пушкина Н. И. Кривцова и вдова П. Н. Батюшкова — брата поэта, подарила в Публичную библиотеку (ныне ГПБ им. М. Е. Салтыкова-Щедрина) большой альбом автографов, принадлежавший ее покойному мужу.4 В этом альбоме было несколько автографов А. С. Пушкина. Пять из них еще в 1938 г. были переданы в Государственный музей Пушкина в Москве (ныне они находятся в Пушкинском доме —№№ 874, 884, 925, 1270, 1418), шестой — подпись под автопортретом К. Н. Батюшкова, принадлежность которой Пушкину была установлена не сразу, — был, очевидно, забыт; только в июле 1966 г. он поступил в Пушкинский фонд (№ 1736).
Автопортрет Батюшкова (погрудный, 3Д влево, исполнен карандашом) находится в верхней части листа большого почтового формата (192 X 235 мм) белой плотной бумаги без водяного знака; правый край листа неровно оборван, другие три — с золотым обрезом. Вверху и слева от портрета надписи чернилами рукой самого Батюшкова: «Константин Николаевич Батюшков || Приятный стихотворец и добрый человек» и «Посмотрите в двадцать лет || Бледность щеки покрывает» (первые строки стихотворения Батюшкова «Провидение» (1810 г.).5 Под портретом другими чер-
3 «Вечерняя Москва», 1949, № 138, И июня, стр. 1; «Вокруг Света», 1949, № 8, стр. 16.
4 См. Отчет имп. Публичной библиотеки за 1892 год. СПб., 1895, стр. 209—215.
5 В сб. «Рукою Пушкина. Несобранные и неопубликованные тексты», «Academia», М— JL, 1935, стр. 698 —«с пометами руки Батюшкова (?)»; в Отчете имп. Публичной библиотеки за 1892 год, СПб., 1895, стр. 215 — «с собственноручною подписью...». По почерку принадлежность этих надписей Батюшкову бесспорна,
нилами и почерком написано: «им самим рисованный». На гелиогравюре с листа, приложенной ко 2-му тому Сочинений Батюшкова 1885 г., эта подпись отсутствует.6 Впервые вместе с листом, но без указания ее принадлежности, подпись была воспроизведена в издании: К. Н.Батюшков, Сочинения. «Academia», М.-Л., 1934, между стр. 24—25. Принадлежность по почерку этой подписи Пушкину была установлена JI. Б. Модзалевским, и в 1935 г. она как автограф поэта со ссылкой на JI. Б. Модзалев-ского была впервые напечатана в сборнике «Рукою Пушкина» (стр. 698—699) с комментарием Т. Г. Зенгер-Цявловской.
На листе, кроме портрета и приведенных надписей Батюшкова и Пушкина, никаких других текстов нет; оборот листа чистый. Между тем в ряде работ говорится, что под этим портретом В. А. Жуковский внизу приписал последние стихи Батюшкова: «Ты знаешь, что изрек II Прощаясь с жизнию, седой Мельхиседек? . .».7 Источник заблуждения — упомянутая выше гелиогравюра в издании Сочинений Батюшкова 1885 г. Кроме рассматриваемого портрета Батюшкова на ней, справа, дан другой его автопортрет — профильный, сделанный им для Е. Г. Пушкиной; под портретами воспроизведено факсимильно стихотворение Батюшкова в записи Жуковского. В аннотации к гелиогравюре сказано, что первый портрет «набросан... для В. А. Жуковского, который подписал под ним стихи К. Н. Батюшкова».8 По-видимому, автор аннотации (как и некоторые последующие комментаторы, опирающиеся на него) оригинала портрета не видел, а в технику монтажа гравюры посвящен не был.9 Лист с автопортретом Батюшкова и подписью Пушкина был подклеен к л. 27 альбома Батюшковых, но не целиком, а только своей левой стороной, так что его можно было свободно переворачивать. Под ним на альбомный лист
6 Сочинения К. Н. Батюшкова, изданы П. Н. Батюшковым, со статьею о жизни и сочинениях К. Н. Батюшкова, написанною JI. Н. Майковым, и примечаниями/ составленными им же и В. И. Саитовым, т. II. СПб., 1885.
7 См.: Рукою Пушкина..., стр. 698; К. Н. Батюшков, Полное собрание стихотворений. Вступ. статья, подгот. текста и прим. Н. В. Фридмана. Библиотека поэта. Большая серия. Изд. 2. «Советский писатель», М.—Л., 1964, стр. 322; раньше — «Исторический вестник», 1891, № 6, стр. 775, заметка К. Н. Макарова (дополненная и отчасти исправленная М. И. Городецким) о портретах К. Н. Батюшкова.
8 То же повторено в примечаниях к стихотворению «Ты знаешь, что изрек...» в т. I, кн. 2, указ. изд (СПб., 1887, стр. 441): «Это же стихотворение написано рукою В. А. Жуковского под портретом К. Н. Батюшкова, принадлежащим П. Н. Батюшкову, и копия с которого приложена к т. II наст, издания».
9 История монтажа прослеживается по письмам П. Н. Батюшкова к Л. Н. Майкову. В одном из писем 1884 г. он писал: «Дайте знать г. Скамони, чтобы он не приступал к печатию <sic'>, на одном листе, портретов брата и автографа Жуковского, не показав мне предварительно первого оттиска. Б<ыть> м<ожет>, по осмотре этого оттиска я буду просить переменить расположение рисунков или прибавлю еще кое-что» (ИРЛИ, ф. 166, ед. хр. 188).
был подклеен небольшой листок желтой альбомной бумаги со стихотворением Батюшкова в записи Жуковского, воспроизведенном на гелиогравюре.10 Эти листки всегда существовали отдельно, объединила их только гелиогравюра.
Соединение автопортрета с последним стихотворением Батюшкова (в записи Жуковского) отразилось на его датировке. Так как <«Изречение Мельхиседека» >, по некоторым свидетельствам, написано Батюшковым в 1823 г., то многие исследователи к этому же времени относили и создание портрета.11 Между тем в альбоме к автопортрету К. Н. Батюшкова рукой П. Н. Батюшкова сделана аннотация: «Собственноручный портрет, посланный Жуковскому в 1821 г.». Несколько автографов Пушкина и Батюшкова из собрания Жуковского были подарены П. Н. и С. Н. Батюшковым для их альбома II. В. Жуковским, сыном поэта.12 Им, очевидно, были сообщены и приведенные сведения об автографе. Нет оснований не верить этому свидетельству — оно восходит к самому В. А. Жуковскому. Но если автопортрет был послан Батюшковым Жуковскому в 1821 г. (поэт в это время находился за границей, где был и Жуковский; в ноябре они встретились в Дрездене), то, следовательно, этот год является последней возможной датой создания автопортрета; первой возможной датой его является 1810 г., когда написано стихотворение «Провидение», начальные строки которого приведены Батюшковым во второй надписи к портрету. Скорее всего автопортрет был создан в середине 10-х годов. Облик поэта на нем (кудрявые волосы, моложавое лицо), его костюм имеют большое сходство с портретом Батюшкова работы О. Кипренского 1812 г. и с уже упоминавшимся автопортретом в профиль, создание которого относят к тому же периоду.
Определение времени создания автопортрета Батюшкова имеет существенное значение для датировки подписи Пушкина. Нам неизвестно, когда и при каких обстоятельствах сделал ее поэт. Но если автопортрет создан в середине 10-х годов, то возможная датировка подписи расширяется по сравнению с выдвинутой в сборнике «Рукою Пушкина» — «конечно, не раньше 1827 г.». Дата подписи Пушкина определяется временем общения поэта с Батюшковым до 1821 г., когда портрет находился у последнего, — или с Жуковским после 1821 г., когда портрет перешел к нему. До ссылки на юг Пушкин встречался с Батюшковым в ли-
10 Листок и сейчас находится в альбоме, см.: ГПБ, ф. 52 (П. Н. Батюшкова), ед. хр. 244, л. 27 (212).
11 См.: «Исторический вестник», 1891, N° 6, стр. 775; К. Н. Батюшков, Сочинения. Ред., статья и комм. Д. Д. Благого. «Academia». М.—Л., 1934, между стр. 24—25; «Новое и забытое», I. ГЛМ, «Наука», М., 1966, стр. 10 (в статье Н. И. Петровой «Рисунки и живопись русских писателей»).
12 См.: ГПБ, ф. 52 (П. Н. Батюшкова), ед. хр. 244, л. 18 (141) и 52 об. (393) — письма П. В. Жуковского к П. Н. Батюшкову.
цеев 1815 г., а затем тесно общался с ним во время трех его приездов в Петербург в августе 1817 —ноябре 1818 гг., до его отъезда в Италию. С Жуковским после возвращения из ссылки Пушкин впервые встретился в июне 1827 г., приехав в Петербург, и до конца дней сохранял с ним самые дружеские отношения, был постоянным посетителем его суббот. В этих пределах наиболее вероятное время, когда Пушкин мог сделать подпись к автопортрету Батюшкова, 1817—1818 гг. (к этому дает основание почерк подписи) или 1827—1830 гг. — период нового обостренного внимания Пушкина к поэзии Батюшкова и к самому поэту.13 Более точной датировке автограф не поддается.
3
Небольшой листок (114 X 173 мм) белой, плотной без водяных знаков бумаги; правый и нижний края его с фабричным обрезом; по левому краю — аккуратная линия обрыва; сверху листок был первоначально неровно оборван, а потом подрезан.14 Очевидно, этот клочок был некогда частью большого листа, составляя, по-видимому, его нижнюю правую четверть. Об этом говорят и сохранившиеся на нем сверху две строчки прозаического текста (окончание какой-то фразы) с концовкой. Под ними, занимая всю лицевую часть листка (оборот его чистый), около пятнадцати писанных темными чернилами строк чернового наброска стихотворения о доже и догарессе, названного по первой строке «В голубом небесном поле...».
Так выглядит автограф Пушкина (№ 1737), полученный в декабре 1966 г. из Государственного исторического музея в Москве, где он был обнаружен в 1951 г. студенткой Историко-архивного института О. Э. Богдановой в альбоме автографов из собрания
13 В 1826—1828 гг. Пушкин перечитывает «Опыты в стихах и прозе» Батюшкова и делает на них свои замечания (Л. И. Майков. Пушкин. СПб., 1899, стр. 284—317); в разговоре с Н. Д. Иванчиным-Писаревым (1828) он с уважением отзывается о стихах Батюшкова («Москвитянин», 1842, т. 3, стр. 147); 3 апреля 1830 г. посещает больного поэта и, вероятно, под впечатлением этого посещения пишет стихотворение «Не дай мне бог сойти с ума» (М. П. Алексеев. Несколько новых данных о Пушкине и Батюшкове. Изв. АН СССР, ОЛЯ, 1949, т. VIII, вып. 4, стр. 369—372); К. С. Сербинович в дневнике писал: 1827. 6 июня «у Карамзиных... поэт Пушкин... расспрашивал о Батюшкове (которого нет надежды вылечить). .. »; 1830, 14 января «... был у В. А. Жуковского... Туда же пришли Пушкин и Киреевский... Василий Андреевич показывал нам в своем альбоме надпись Гёте, Жана-Поля, Тика и других, стихи Батюшкова...» («Литературное наследство»,'т. 58, 1952, стр. 255, 258).
14 Б. М. Маркевич, видевший автограф у Л. С. Пушкина вскоре после его нахождения, вспоминал, что он был длинным («подлиннее») и «с оборванным углом» («Русский вестник», 1888, № 9, стр. 428). Кто из лиц, в руках которых был автограф, — Л. С. Пушкин, С. А. Соболевский или М. П. Полуденский — обрезал его, — неизвестно.
издателя «Библиографических записок» М. П. Полуденского.15 Судьба автографа необычна. Впервые он был найден JI. С. Пушкиным в 1850 г. в каком-то «старом словаре» (на листке отчетливо видна поперечная линия сгиба, согнутый пополам он был использован Пушкиным в качестве закладки). В 1856 г. M. Н. Лон-гинов в «Современнике» опубликовал из пего (весьма неточно) четыре начальные строчки, которые П. В. Анненков включил в VTI (дополнительный) том своего издания Сочинений Пушкина (1857, стр. 98) ; в 1858 г. начало наброска в иной редакции было напечатано С. А. Соболевским в «Библиографических записках» в примечаниях к публикации писем Пушкина к брату, к переплетенному тому которых был тогда подклеен листок.16 После этого автограф надолго исчез, его считали утраченным; в собраниях сочинений Пушкина набросок печатался по неполным и несовершенным копиям. История автографа с 1850 г. подробно изложена Т. Г. Цявловской в статье «Вновь найденный автограф Пушкина „В голубом небесном поле"» («Литературное наследство», т. 58, 1952, стр. 279—286). Там же ею впервые дана полная транскрипция наброска и последовательно воссоздана история его возникновения под пером Пушкина. По публикации Т. Г. Цявловской текст наброска (новый основной и многочисленные черновые варианты к нему) напечатан в Справочном томе большого академического издания сочинений Пушкина (1959, стр. 29—32).
Черновой автограф представляет собой начало стихотворения, очевидно, его первое восьмистишие. Работу над наброском Пушкин до конца не довел, в связи с этим возникают трудности в определении его основного текста. Б. В. Томашевский в III томе академического десятитомника Пушкина (второе издание) дал по тому же автографу пную, чем у Т. Г. Цявловской (в статье и, позднее, в Справочном томе), редакцию основного текста стихотворения.17 Разночтения начинаются с первой строки: у Т. Г. Цявловской — «В голубом небесном поле», у Б. В. Томашевского — «Ночь тиха, в небесном поле». Оба варианта начала стиха в автографе зачеркнуты; по времени последним написан «Ночь тиха», очевидно, поэтому он приведен Б. В. Томашевским. Пушкин отказался от этого варианта, когда словом «ночь» начал второе четве-
15 ГИМ. Отдел письменных источников, ф. 495 (А. Д. Черткова), ед. хр. 105, л. 40. — Листок был подклеен к альбому узкой полоской бумаги, на обороте ее чьей-то рукой чернилами написано «А. С. Пушкин».
16 «Современник», 1856, № 7, отд. V, Смесь. Библиографические записки, стр. И, XVIII. Два неизданных отрывка Пушкина (1827); «Библиографические записки», 1858, № 1, стлб. 1.
17 А. С. Пушкин, ПСС в 10 томах, т. III, изд. 2. Изд. АН СССР, М., 1957, стр. 394 (та же редакция в издании: Стихотворения Пушкина, т. 3, <под ред. Б. В. Томашевского>. Библиотека поэта. Большая серия. «Советский писатель», Л., 1955, стр. 625); воспроизведено без изменений в третьем издании 1963 г. В редакции Т. Г. Цявловской набросок напечатан в Собрании сочинений Пушкина в 10 томах, т. 2, ГИХЛ, М., 1959, стр. 617,
Черновой автограф небесном поле. .,».
ростишие («Ночь полна...»), но его зачеркивание означает возврат к первоначальному, бывшему перед ним чтению строки — «В голубом небесном поле». Этот вариант неудовлетворителен (ночное небо не голубое), при дальнейшей работе над стихотворением ¡Пушкин изменил бы его, но последним остается он. Чтение этой строки Т. Г. Цявловской более правильно.
Особенно большие разночтения в тексте второго четверостишия:
Редакция Т.'Г. Цявловской
Воздух полы дыханьем лавра, морская мгла, Дремлют флаги Бучентавра, Ночь безмолвна и тепла.
Ре да кция Б. В. Томашевского
Воздух полн дыханьем лавра. Дремлют флаги Бучентавра. Море темное молчит.
Автограф показывает, что, еще не придя к заключительной редакции, Пушкин начал перерабатывать текст — зачеркнул ранее написанные строки, сбоку приписал новые. Т. Г. Цявловская дает текст четверостишия до этой переработки, Б. В. Томашев-ский — после. Поскольку обе редакции не имеют законченного вида, выбор последнего, оставшегося у Пушкина незачеркнутым текста в качестве основного нам кажется более правильным.18 Но текст, предложенный Б. В. Томашевским, нуждается в коррективах. Первая строка четверостишия в автографе ясно читается: «Ночь полна <дыханьем лавра>». Начав стихотворение вариантом «Ночь тиха» (см. выше), Б. В. Томашевский вынужден был в данной строке, во избежание повторения, ввести первоначальное чтение, едва ли не совсем отвергнутое Пушкиным (ср. в «Каменном госте» — «ночь лимоном и лавром пахнет»). Во втором четверостишии Б. В. Томашевский поставил рифмующиеся строки рядом. Но набросок, очевидно, представляет собой
18 К тому же первоначальная редакция четверостишия не быЛа столь законченной, как это представлено Т. Г. Цявловской. Исследовательница считает, что строка «Дремлют флаги Бучентавра» возникла под пером Пушкина раньше, чем «дремлет мгла» (см. Справочный
том, стр. 31). Это дает ей возможность извлечь из чернового текста первоначальную редакцию. Но последовательность возникновения этих строк у Пушкина иная. Найдя вариант «Дремлют флаги Бучентавра», поэт не мог бы уже употребить слово «дремлет» в соседней строке. Несомненно,что вначале под пером Пушкина возникло «дремлет мгла», потом был найден блестящий образ, закрепленный тут же пришедшей рифмующейся строкой:
Ночь полна <дыханьем лавра>
Дремлют флаги Бучентавра.
Возникновение этих строк означало отказ от ранее написанных, почему они и зачеркнуты у Пушкина. Вместе эти строки не существовали. Правда, второй раз написанная и оставшаяся в автографе незачеркнутой «морская мгла» позволяет предположить, что, возможно, вариант «Море темпое молчит» не удовлетворил Пушкина и он хотел опять вернуться к рифме «тепла—мгла», но новых вариантов этих строк автограф не дает.
восьмистишие четырехстопного хорея (этот размер употребителен в элегических стихотворениях). У Пушкина оно обычно состоит из двух четверостиший с перекрестной рифмовкой (см. «Предчувствие», «Утопленник», «Бесы» и др.). Поэтому и во втором четверостишии наброска рифмующиеся строки не должны стоять рядом. Из автографа неясно место строки с глагольной рифмой — «Море темное молчит»: второй или четвертой она является? Ответ на вопрос подсказывается вероятным сюжетом стихотворения. М. Н. Лонгинов, публикуя строки наброска, писал о них: «Кажется, это начало стихотворения под заглавием „Марино Фальеро"».19 Н. О. Лернер первым указал на новеллу Т. Гофмана «Дож и догаресса» (из цикла «Сераппоновых братьев») как на возможный для Пушкина источник замысла.20 Действительно, хотя фигура дожа-заговорщика интересовала многих, по началу стихотворения видно, что Пушкин не собирался разрабатывать сюжет в историческом плане; уже начальные, введенные поэтом в стихотворение детали показывают, что разработка его должна быть близка к новелле Гофмана.21 Если это так, то, согласно новелле, море в стихотворении должно играть активную роль — спокойное вначале, оно в конце, разбушевавшись, должно погубить догарессу и ее возлюбленного, мстя за казнь своего повелителя-дожа. Поэтому строка о молчании моря должна быть поставлена последней в четверостишии, замыкая строфу. В черновых вариантах автографа Т. Г. Цявловская дала правильное чтение этого четверостишия (см. Справочный том, стр. 32).
Подводя итоги сказанному, предлагаем наше чтение основного текста наброска:
В голубом небесном поле Светит Веспер золотой. Старый дож плывет в гондоле С догарессой молодой. Ночь полна дыханьем лавра
Дремлют флаги Бучентавра, Море темное молчит.
Если судьба автографа после смерти Пушкина относительно ясна, то причины й время его возникновения под пером поэта до сих пор остаются загадкой. После статьи Ю. Оксмана, определившего время публикации в России рассказа Гофмана, послужившего источником стихотворения Пушкина,22 набросок датировался 1824—1836 гг. Определить более точно время его создания без автографа не представлялось возможным. Но и после находки авто-
19 «Современник», 1856, № 7, отд. V, стр. И.
20 «Русский библиофил», 1913, № 2, стр. 30.
21 То же, 1915, № 3, стр. 90—94.
22 То же. — Рассказ Гофмана был напечатан в «Литературных прибавлениях к „Сыну Отечества"» за 1823 г. (кн. XII, стр. 49—138, цензурное разрешение от 25 октября 1823 г.).
графа вопрос о его датировке остается открытым. Т. Г. Цявлов-ская по почерку п чернилам, имеющим некоторое сходство с черновиками «Медного всадника», датировала автограф предположительно 1833 г. (в статье — осенью 1833 г.).23 Б. В. Томашев-ский в десятитомнике поместил набросок в разделе отрывков 1827-1836 гг.24
Почерк и чернила автографа, некоторые особенности его текста (штриховка, концовка) недостаточно характерны и не дают твердых оснований для его датировки.25 Бумага автографа тоже не может помочь в этом из-за ее малых размеров и отсутствия водяного знака. Только определение принадлежности находящихся на листке двух строк прозаического текста или нахождение листа с текстом, от которого был оторван автограф, позволят точно его датировать. Но, к сожалению, остатки прозаического текста почти не поддаются прочтению; нам удалось разобрать только два слова в первой строке — «статье зам<ечательной>» — первое бесспорно, второе предположительно. Откуда они — определить трудно. Поиски листа бумаги, от которого был оторван автограф, тоже пока не дали результатов; возможно, что он не сохранился.
4
О знакомстве Пушкина с русским египтологом И. А. Гульяно-вым известно давно,26 но в литературе тема «Пушкин и Гульянов» освещена односторонне п не разработана. Некоторые давно опубликованные факты до сих пор не получили должной оценки. Гульянов упоминается только в связи со стихотворением Пушкина «Ответ анониму», обычно в комментариях к нему («известный
23 Напомним, что М. Н. Лонгинов при публикации датировал набросок 1827 г. (см. прим. 16).
24 Датировка дана, по-видимому, на основании и палеогеографических, и творческих дапных. По своей образной системе (Веспер, эфирное поле, золотой, мирт и др.) стихотворение тяготеет к произведениям 20-х годов.
25 Штриховка в форме удлиненного эллипса и концовка из нескольких последовательно уменьшающихся линий часто встречаются в рукописях Пушкина 30-х годов, самая похожая концовка находится на рукописи, датируемой 1836 г. (№ 346). Автограф оторван от листа, на котором текст был, по-видимому, только "на одной половине — к такому типу записей Пушкин перешел примерно с 1833 г.
26 Своего приятеля, поколебавшего основания египетских пирамид, П. Я. Чаадаев упоминает в письме к Пушкину от марта—апреля 1829 г. (Акад., XIV, 44, фр.). В июне 1830 г., узнав о предстоящей женитьбе Пушкина, Гульянов послал ему анонимно приветствие в стихах (опубликовано впервые в «Москвитянине», 1842, т. 3, стр. 150—152), на которое растроганный поэт откликнулся «Ответом анониму». По-видимому, вскоре после этого Пушкин и познакомился с Гульяновым. В письме к М. П. Погодину от 15 сентября 1831 г. тот уже посылал поклон Пушкину («Литературное наследство», т. 16—18, 1934, стр. 711). П. И. Бартенев в 1851 г. со слов П. В. Нащокина записал восторженный отзыв Гульянов а о Пушкине после разговора с ним («Рассказы о Пушкине, записанные со слов его друзей П. И. Бартеневым в 1851—1860 годах», М., 1925, стр. 39).
русский египтолог»). Новый автограф Пушкина, найденный в 1956 г. в Государственном историческом музее в Москве среди долгое время считавшихся утраченными бумаг И. А. Гульянова и в декабре 1966 г. поступивший в Пушкинский дом (№ 1738), позволяет расширить и углубить эту тему.27
На листе белой плотной бумаги (210 X 213 мм), с золотым обрезом по верхнему и правому краю, карандашом, несколькими штрихами, почти контурно, набросан рисунок египетской пирамиды; вверху надпись «Les pir<amides>» (pyramides); под рисунком небрежно — «Дрезд<ен> 1833» (переделано из «1832»). Рисунок и надписи сделаны одним плохо отточенным карандашом, одновременно. ¡Под ними, внизу листа, рукой И. А. Гульянова чернилами написано: «Tracé par le Poète Alexandre Pouchkine dans un entretien que j'ai eu avec lui ce matin sur mes travaux en général et sur les caractères hiéroglyphiques en particulier. Moscou, le 13/25 Décembre 1831» (Начертано поэтом Александром Пушкиным во время разговора, который я имел с ним сегодня утром о моих трудах вообще и об иероглифических знаках в частности. Москва, 13/25 декабря 1831 г.). Часть листа с текстом (продолжением записи?) снизу оторвана.
Новый автограф устанавливает прежде неизвестный факт биографии Пушкина. 13 декабря 1831 г., во время своего двухнедельного пребывания по денежным делам в Москве, поэт утром встретился с И. А. Гульяновым и имел с ним продолжительный разговор, во время которого и сделал рисунок египетской пирамиды. Место встречи Гульянов не указал, но, по-видимому, разговор происходил «у Пречистенских ворот в доме Ильинской», где жил П. В. Нащокин, у которого остановился Пушкин (этот адрес Нащокина Пушкин указал в письме к жене от 8 декабря 1831 г.). По воспоминаниям П. В. Нащокина, Гульянов не раз встречался у него с Пушкиным и имел с ним разговоры.28 Если бы Пушкин пришел к Гульянову, тот, без сомнения, отметил бы столь примечательный факт в подписи к рисунку, в память о разговоре бережно им сохраненному. Разговор (или разговоры) Пушкина с Гульяновым являются свидетельством несомненного интереса поэта к своему собеседнику и его занятиям, к кругу занимавших его проблем.
На фоне московского общества 20—30-х годов прошлого века Иван Александрович Гульянов был фигурой незаурядной. Он родился в 1789 г.,29 был побочным сыном бывшего молдавского гос-
27 ГИМ. Отдел письменных источников, ф. 390, ед. хр. 54, л. 52. — Автограф впервые опубликован Ю. Деницким в статье «К истории одного рисунка» («Огонек», 1951, N° 23, стр. 19). См. также: В. В. Данилов. Новейшие публикации автографов Пушкина. «Пушкин. Исследования и материалы», т. I. Изд. АН СССР, М.—Л., 1956, стр. 380.
28 «Рассказы о Пушкине...», стр. 39.
29 Краткая биография Гульянова дана в отчете П. А. Плетнева по II отделению имп. Академии наук за 1842 г. (см. Отчеты <.. .> по Отделе-
подаря греческого происхождения князя Маврокордато. Шестнадцати лет поступил в Коллегию иностранных дел, служил при русских миссиях в Константинополе, Палермо, Гааге, Брюсселе, Дрездене и других городах Европы. Он не был обычным дипломатическим чиновником. Научные разыскания в области археологии и лингвистики рано увлекли его. В 1821 г. за свои ученые труды «об образовании всех языков и письмен вообще и об иероглифах и археологии Египта в особенности» И. А. Гульянов был избран членом Российской академии.30 В конце этого же года ему была предоставлена возможность целиком заняться научными изысканиями. Живя в начале 20-х годов в Париже, Гульянов под псевдонимом Ф. Авзониоли активно выступил против системы дешифровки египетских иероглифов Шамполиона, вначале имевшей много противников.31 Полемика вокруг иероглифов освещалась и в русской печати,32 благодаря ей Гульянов приобрел у своих соотечественников большую известность. В 1827 г. по роду своих занятий Гульянов был причислен к Министерству народного просвещения, а в начале 1828 г. был отозван из-за границы, где жил в Дрездене.
Возвратившись в Россию, Гульянов поселился в Москве. Он вошел в круг знакомых Пушкина — подружился с П. Я. Чаадаевым, М. П. Погодиным и другими сотрудниками «Московского вестника», встречался с II. А. Вяземским, оставившем о нем свои воспоминания, бывал у П. В. Нащокина и др.33
Сразу же по возвращении в Россию Гульянов выступил с широкой программой научных исследований.34 Друзья помогли ему
нию русского языка и словесности за первое десятилетие с его учреждения. СПб., 1852, стр. 45—48).
30 Свои труды, написанпые большей частью на французском языке, Гульянов издавал в России и за границей брошюрами в очень ограниченном количестве экземпляров, почти все они стали библиографической редкостью, а некоторые, возможно, затерялись. Евг. Болховитинов в одном из писем к В. Г. Анастасевичу (1813) разбирает «сочинение г. Гульянова о первобытной связи языков» («Русский архив», 1889, т. II, стр. 27—29). Под псевдонимом Th. Ausonioly (Ф. Авзониоли или, во французском произношении, Озониоли — от древнего названия Италии — Авзония) Гульянов первый издал в Дрездене в 1804 г. разбор иероглифической надписи знаменитого розетского камня («Северное обозрение», т. II, СПб., 1849, стр. 469). При вступлении в Академию Гульянов произнес «Речь об образовании и существе языков» (СПб., 1821). Названия семнадцати ученых трудов Гульянова см. в «Русском зрителе» (1828, ч. 1, № 3—4, стр. 281—283).
31 См.: Opuscules archéographiques, par. Th. Ausonioly. Paris, 1826.
32 См.: «Московский телеграф», 1826, ч. VIII, № 5, стр. 41 и 1827, ч. XIII, № 4, стр. 298—308 и др.
33 См.: «Вопросы истории», 1966, N° 8, стр. 213—214; Николай Барсуков. Жизнь и труды М. П. Погодина, кн. III, СПб., 1890, стр. 38, 220, 355—357 и др.; П. А. Вяземский, Сочинения, т. 1, СПб., 1878, стр. 215— 218, «Несколько слов о г. Гульянове и трудах его».
34 «Телескоп», 1832, № 10, стр. 267—270, статья «Труды г. Гульянова»; ср.: «Маяк», 1840, ч. II, отд. V, стр. 30—32, в статье Н. Савельева.
шийш
т%
<у /
Рисунок египетской пирамиды, начертанный Пушкиным во время беседы
с И. А. Гульяновым.
2 Временник
добиться субсидии от правительства, и в июне 1832 г. для окончания своих трудов Гульянов уехал за границу, в Дрезден. В 1839 г. в Лейпцпге вышла в свет его «Archeologie Egyptienne» (три тома, на французском языке), направленная против системы ' Шамполиона, к тому времени уже завоевавшей всеобщее признание. Умер Гульянов в Ницце в январе 1842 г. Потомки решительно осудили Гульянова за полемику с Шамполпоном.35 Современники, знавшие его, относились к нему иначе — они высоко ценили его обширные познания и беззаветную любовь к науке.36
Научные труды и программа исследований показывают, что Гульянов был не только египтологом, — как его обычно называют, — но и лингвистом широкого профиля, особенно интересовавшимся вопросами общего языкознания — происхождением языков, их «сродством», образованием будущего всеобщего языка. Именно эту сторону занятий Гульянова Т. Н. Грановский, навестивший его в апреле 1838 г. в Дрездене, высоко оценил.37
Биография Гульянова, определение круга его занятий и интересов позволяют конкретнее и полнее раскрыть содержание разговора с ним Пушкина.
Рисунок пирамиды показывает, что разговор зашел о Египте и его памятниках. Пушкин, по-видимому, проявил к ним большой интерес. Его рисунок точно передает особенности строения пирамид; 38 очевидно, что он возник после подробного рассказа о них специалиста. Отзвуком разговора поэта о памятниках Египта являются строки о них в черновиках «Осени» — «вечности символы, пирамиды» (Акад., III, 935). Общение с Гульяновым расширило и конкретизировало представление Пушкина о древнем Египте, что нашло отражение в его творчестве 30-х годов («Египетские ночи», «Мы проводили вечер на даче»).
В разговоре о египетских иероглифах, об особенностях этого вида письма, Гульянов, конечно, посвятил Пушкина в существо своего спора с Шамполионом и рассказал о подготавливаемом
35 Например, И. С. Кацнелъсон в статье «Материалы для истории египтологии в России» в «Очерках по истории русского востоковедения» (Изд. АН СССР, М., 1956, стр. 222—224). Ср.: С. К. Булич. Очерк истории языкознания в России, т. 1. СПб., 1904, стр. 599—609.
36 См. «Русский архив», 1873, кн. 1, стр. 479—480. Письмо Т. Н. Грановского к Н. В. Станкевичу от 16 апреля 1838 г. с отзывом о Гульянове.
37 «Интереснее и понятнее иероглифов были для меня идеи Гульянова о всеобщей грамматике. Преумная вещь...» (Щукинский сборник, вып. X. М., 1912, стр. 93, письмо Т. Н. Грановского В. В. Григорьеву от 16 апреля 1838 г.). То же в письме к Я. М. Неверову («Русская старина», 1880, № 4, стр. 757).
38 Облака, изображенные на рисунке легкими завитками, показывают высоту пирамиды, легкая волнистая линия у подножия поднимает на значительную высоту вход в нее, обозначенный темным пятном (иначе он был бы у подножия) на северной ее стороне, прежде всего открывающейся путнику, идущему с севера; вершина пирамиды, как и должно, срезана; пирамида показана при вечернем освещении (солнце освещает ее северную сторону с запада), когда она наиболее красива.
им труде. Пушкин не мог не знать о споре, широко освещаемом печатью, тем более что журналы иногда сближали собеседников (в «Телескопе» в 1831 г., в №№13 и 15 были напечатаны статьи Пушкина за подписью Ф. Косичкина, а в № 14 — статья Гулья-нова «Замечания о Дендерском зодиаке»). Беседа с Гульяновым говорит об интересе Пушкина к актуальной в то время в науке теме, занимавшей многих исследователей.
Когда разговор зашел о трудах и занятиях Гульянова вообще, интересовавшие его вопросы общего языкознания, по-видимому, стали предметом их совместного с Пушкиным обсуждения. Возможно, именно в этом разговоре знаток многих языков, лингвист незаурядной эрудиции «не мог надивиться, как много он <Пушкин> знал даже по такому предмету, каково языковедение. Он изумлял Гульянова своими светлыми мыслями, меткими верными замечаниями». Нащокин вспоминал, что когда однажды Пушкин с Гульяновым говорили о всеобщем языке, «Пушкин заметил, между прочим, что на всех языках в словах, означающих свет, блеск, слышится буква л»,39 Вопросы сравнительного языкознания выдвигались тогда в науке на первый план.
Подпись, сделанная Пушкиным, под рисунком — «Дрезден. 1833» — могла возникнуть во время разговора о дальнейших планах Гульянова, его предстоящем отъезде в Дрездеп для окончания научных трудов, к которым поэт проявил, по-видимому, большой интерес (в сохранившемся в библиотеке Пушкина 10-м номере «Телескопа» за 1832 г. страницы со статьей «Труды Г. Гульянова» разрезаны).
Столь обогатившаяся находкой нового автографа тема «Пушкин и Гульянов», только намеченная нами в общих чертах, нуждается в исследовании. Она должна занять свое место в общей проблеме — «Пушкин и наука его времени».
5
В составе собрания народного артиста СССР профессора А. Б. Гольденвейзера в Центральный государственный музей музыкальной культуры им. М. И. Глинки в Москве в 1955 г. поступило письмо Пушкина к А. Н. Мордвинову от 26 мая 1834 г.,40 в декабре 1966 г. оно было передано в Пушкинский дом (№ 1739).
Текст письма беловой, с одной поправкой в пятой строке. Письмо написано чернилами на первой странице двойного (фабричного полного) листа белой тонкой бумаги большого почтового
39 Рассказы о Пушкине..стр. 39.
40 А. Б. Гольденвейзер (1875—1961) был страстным почитателем Пушкина. В его собрании хранился еще один автограф поэта — запись четырех стихов (151—154) из «Разговора книгопродавца с поэтом» в альбоме кн. Н. С. Голицыной, с пометой «22 сентября 1826. Москва» (Акад., II, 847).
2* 19
формата (206 X 260 мм) с водяным знаком «А. Г. 1830». Такой бумагой Пушкин широко пользовался в 1833—1835 гг. На письме следы первоначальных сгибов в четыре раза и позднейших в восемь раз и др. Бумага, пожелтевшая от времени и загрязненная (особенно последняя страница), на сгибах протерлась и надорвалась — при реставрации подклеена. На первой странице в левом верхнем углу след стертого, написанного карандашом музейного шифра «Гольд. 35». Никаких других помет на письме нет.
Впервые письмо было напечатано по этому автографу В. Я. Брюсовым в книге «Письма Пушкина и к Пушкину» (М., 1903, стр. 24); с тех пор оно входит во все собрания писем поэта (Акад., XV, 151, № 944).
Письмо адресовано управляющему (с сентября 1831 г.) III Отделением собств. е. и. в. канцелярии А. Н. Мордвинову и входит в состав официальной переписки поэта с этим учреждением. Посредником между царем и Пушкиным был, как известно, шеф жандармов А. X. Бенкендорф, и большинство писем поэта адресовано ему; в его отсутствие — как это было и в настоящем случае — Пушкин направлял свои письма на имя управляющего III Отделением. Предшественник Мордвинова М. Я. Фон-Фок, имея большое влияние на Бенкендорфа, сыграл большую, до конца невыясненную роль в судьбе поэта. Сознавая его значение, Пушкин пытался наладить с ним отношения, но неудачно. Прочно связанный узами дружбы с Булгариным и Гречем, Фон-Фок не пошел на сближение с поэтом (см. его письмо Пушкину от 8 июня 1831 г.). С его преемником Пушкин тоже пытался активизировать отношения. В октябре 1832 г., при недошедшем до нас письме, Пушкин представил Мордвинову образцы своей предполагаемой газеты. Но тот воздержался от распоряжений (см. письмо его Пушкину от 21 октября 1832 г.), оставив за собой только посредничество в сношениях Пушкина с Бенкендорфом. Утверждение Б. JI. Модзалевского, что Мордвинов «нередко заменял» Бенкендорфа «в сношениях его с Пушкиным» («Пушкин и его современники», вып. VI. СПб., 1908, стр. 112) нуждается в уточнении. По изложенным выше причинам переписка Пушкина с Мордвиновым не могла быть большой. Данный автограф — одно из немногих дошедших до нас писем Пушкина к Мордвинову. Их немногочисленная переписка сохранилась плохо. Писем Мордвинова к Пушкину известно шесть (1832—1836 гг.), и только одно из них печатается по канцелярскому отпуску. Из дошедших до нас четырех писем Пушкина к Мордвинову 41 одно извлечено из дел III Отделения, два — беловик в неотправленной редакции
41 В большом академическом издании еще одно письмо Пушкина (т. XVI, № 1128) значится адресованным А. Н. Мордвинову (с вопросом); по изложенным выше причинам, письмо такого содержания Пушкин мог послать только Бенкендорфу, почему оно и должно быть отнесено к последнему.
(т. XV, № 832) и начало письма, предположительно адресуемого Мордвинову (т. XVI, № 1327), — сохранились только в архиве поэта; совсем не дошло до нас первое письмо Пушкина к А. Н. Мордвинову, известное из ответа последнего (т. XV, № 775). В этих условиях вопрос о происхождении рассматриваемого автографа приобретает особое значение. В самом деле, из архива III Отделения или из архива поэта извлечено письмо, было ли оно отправлено по назначению или нет?
Публикуя автограф, В. Я. Брюсов писал: «Мы не знаем, было ли отправлено это письмо по адресу, так как ответа на него от А. Н. Мордвинова неизвестно». На письме нет никаких канцелярских помет и резолюций и следов вшивки в дело, в делах письмо не отразилось. По-видимому, на основании всего этого, — хотя отсутствие ответа и канцелярских помет, следов вшивки не может служить бесспорным доказательством неотправки письма, ибо не все письма, идущие из архива III Отделения, имеют их, — в собраниях сочинений Пушкина письмо вначале печаталось с пометой — «черновое».42 Но последующими редакторами вопрос о характере письма (отправленный или неотправленный беловик) не ставился. В комментариях к письму обычно указывается, что «Повести Александра Пушкина», где были объединены ранее напечатанные произведения, вышли в свет в 1834 г., а В. Кюхельбекер в сентябре этого же года получил экземпляр всех сочинений друга. Исполнение просьб, изложенных в письме, по-видимому, считается неопровержимым аргументом отправки письма по назначению. Но мы знаем, что отнюдь не все просьбы в III Отделение Пушкин направлял в письменном виде. Иногда он предпочитал обращаться лично, с устной просьбой, получая на нее разрешение тоже устно. Характер просьб, изложенных в письме, не требовал особого письменного разрешения, «дела» — Пушкин просил позволения на переиздание уже напечатанных произведений и о посылке книг государственному преступнику Кюхельбекеру не самому, а через посредника (С. Н. Дирина) — эти просьбы вполне могли быть разрешены устног
Ответ на вопрос — был ли послан данный автограф по назначению — может дать только его история. В основу публикации В. Я. Брюсова легли материалы, полученные им от П. И. Бартенева. Об этом сохранились свидетельства и Брюсова, и Бартенева.43 Но откуда поступило письмо к П. И. Бартеневу — неизвестно. В. Я. Брюсов, говоря о своей публикации, причислял себя
42 Сочинения А. С. Пушкина, т. VII, редакция П. А. Ефремова, изд. А. С. Суворина, 1903, стр. 546; Сочинения и письма А. С. Пушкина, т. VIII, под ред. П. О. Морозова, изд. «Просвещение», СПб., 1903, стр. 327.
43 См.: ИРЛИ, ф. 444, ед. хр. 24, л. 52. В. Я. Брюсов. Рукописи Пушкина; ИРЛИ, ф. 244, оп. 27, ед. хр. 35, л. 163. Письмо П. И. Бартенева от 4 апреля 1902 г. в Комиссию по изданию сочинений А. С. Пушкина.
к исследователям, которые пользовались материалами официальной переписки Пушкина не из архива III Отделения, а из архива поэта.44 Но В. Я. Брюсов не учел, что некоторые документы довольно рано были изъяты из государственных архивов и стали собственностью частных лиц (А. А. Ивановского, П. И. Миллера). В руках П. И. Бартенева такие материалы были. Это не позволяет решить вопрос об источнике поступления письма. Возможно, в обширном архиве П. И. Бартенева, хранящемся в ЦГАЛИ, будут обнаружены материалы, которые прольют свет на историю автографа.
После публикации в сборнике (1903 г.) В. Я. Брюсов, по его свидетельству, возвратил автографы П. И. Бартеневу.45 У вдовы последнего (до 1917 г. или не позже 1926 г.) А. Б. Гольденвейзер, вероятно, и приобрел автограф письма Пушкина к Мордвинову от 26 мая 1834 г. вместе с маской Листа и другими материалами.46
44 «Русский архив», 1906, № 2, стр. 324. В. Брюсов. Сношения Пушкина с правительством. I. Сношения с А. X. Бенкендорфом.
45 ИРЛИ, ф. 444 (В. Я. Брюсова), ед. хр. 24, л. 52, указ. работа.
46 Это предположение высказала в письме к нам Е. И. Гольденвейзер, вдова артиста,
