CC BY
1истолковании стихотворения, но сам-то этот смысл нам удается уточнить именно в процессе определения автобиографического подтекста. Вне этого процесса аллегорические образы стихотворения «Виноград», например, были поняты превратно. Таким образом, в рамках «неимперативного» биографизма речь должна идти не об «излишности» биографического комментария, а о большей или меньшей его обязательности.
Приведенные соображения призваны проиллюстрировать справедливость суждения С. Л. Франка: «В основе художественного творчества лежит, правда, не личный эмпирический опыт творца, но все же всегда его духовный опыт. В этом более глубоком и широком смысле автобиографизм, в частности поэзии Пушкина, не подлежит ни малейшему сомнению. Можно смело утверждать, что все основные мотивы его лирики выражают то, что было ,.всерьез14, глубоко и жизненно прочувствовано и продумано для себя самого Пушкиным, и что
большинство мотивов и идей его поэм, драм и повестей стоит в нео 24 1 ¥
посредственной связи с личным духовным миром поэта». Не следует, разумеется, забывать о том, что входит, а что не входит в стихотворение при непосредственном восприятии, на которое оно и рассчитано. Было бы непростительно отказаться от биографического комментария в том случае, когда только он может прояснить смысл произведения для современного читателя.
С. А. Кибальник
ОБ ИСТОЧНИКЕ И ЗАМЫСЛЕ ОДНОГО ПУШКИНСКОГО ФРАГМЕНТА
В твою светлицу, друг мой нежный, Я прихожу в последний раз. Любви счастливой, безмятежной Делю с тобой последний час. Вперед одна в надежде томной Не жди меня средь ночи темной, До первых утренних <лучей> Не жги свечей.
(II, 230)
Единственный более или менее развернутый комментарий к этому стихотворению принадлежит Н. О. Лернеру: «Стихотворение не закончено поэтом, но и в неотделанном наброске оно поражает художественной цельностью, гениальной простотою, теплотою и нежностью. По-видимому, в нем говорится о разлуке, предстоящей влюбленным,
23 Франк С. Л. Этюды о Пушкине. 3-е изд. Париж, 1987. С. 72.
и чувство щемящей тоски превосходно выражено тем, что последний, короткий стих жалобно обрывает пьесу, — словно внезапно порвалась струна. . Далее Лернер указывает на сходство пушкинского наброска со стихотворением Н. Г. Цыганова (1797—1831), автора «русских песен», пользовавшихся в XIX в. популярностью и воспринимавшихся порой как народные.
Не сиди, мой друг, поздно вечером, Ты не жги свечи воску яркого, Ты не жди меня до полуночи! Ах! прошли, прошли Наши красны дни. . .2
Лернер ограничился лишь констатацией сходства — сюжетного (лирический герой в обоих стихотворениях просит возлюбленную не ждать его больше) и текстуального («не жди меня до полуночи» — «не жди меня средь ночи темной», «не жги свечи» — «не жги свечей»), — никак не объясняя его. Между тем оба произведения восходят к общему источнику — народной песне. На это указывают еще два момента.
Около 1826 г. М. И. Глинка пишет «русскую песню», текст которой, по предположению (вполне основательному, что будет видно из дальнейшего изложения) фольклориста Н. П. Колпаковой, составлен самим композитором из характерных оборотов народных песен с тем же сюжетом.3
Ах ты, душечка, красна девица, Не сиди ты в ночь под окошечком, Ты не жги свечи воску ярого, Ты не жди к себе друга милого, Ты не жди.4
«Желая представить читателям сколь можно верный образчик старинной русской поэзии» в своей «повести в духе древних русских стихотворений» — «Василий Новгородский», — Н. А. Цертелев' цитирует одну из подобных песен.5
Ты душа, душа, красна девица!
Не сиди, душа! поздно (так! —А. /(.), вечером
Ты не жги свечи воску ярого,
Ты не жди к себе друга милого. . .6
Сюжет пушкинского стихотворения — обращение к девушке с просьбой впредь не ждать любимого — широко распространен в народной
1 Пушкин. (Соч.) / Под ред. С. А. Венгерова. СПб., 1908. Т. 2. С. 584—585.
2 Русские песни Мерзлякова и Цыганова. 3-е изд. СПб., 1886. С. 91.
3 Глинка М. И. Поли. собр. романсов и песен для одного голоса с фортепиано / Ред., вступит, ст. и коммент. Н. Н. Загорного. Л., 1955. С. 332.
4 Там же. С. 26—27.
5 Цитаты из произведений народного творчества Цертелев выделяет кавычками (это оговорено им в специальном примечании, — см.: Сын Отечества. 1820. № 7. С. 27) ^в отличие от прямой речи, которую он лишь предваряет двоеточием; следовательно, приводимый фрагмент, заключенный автором в кавычки, представляет собой именно цитату.
6 Сын Отечества. 1820. № 8. С. 87.
8* 115
лирике России. Об этом свидетельствуют сборники народных песен, выходившие с конца XVIII в., а также многочисленные «песенники», очень популярные при жизни Пушкина, в которые наряду с сентиментальными романсами и стишками буколического и идиллического содержания включались подлинные произведения народного творчества, составляющие классический репертуар русской народной лирики. Так, в сборнике М. Д. Чулкова читаем:
Дорогая моя хорошая Ты душа ль моя красна девица, Моя прежняя полюбовница, Не сиди, мой свет, долго вечера, И не жги свечи воску ярова, Ты не жди меня до бела света; Я задумал, мой свет, женитися, Я заехал к тебе проститися; За любовь твою поклонитися. . .7
Описанный Модзалевским 8 экземпляр сборника Чулкова появился в пушкинской библиотеке не ранее 1827 г. (на книге владельческая надпись Александра Ушакова, датированная 2 января 1827 г.); страница с большей частью цитированного текста (с. 185) в нем отсутствует. Но, по-видимому, именно из сборника Чулкова эта песня попала в книгу, которая была в составе пушкинской библиотеки:9 «Весельчак на досуге, или Собрание новейших песен (...) собранный из разных старинных песенников и новейших книг Кол. Р. Ив. Ф. Л<ьвова>» (М., 1797. Ч. 1. № 191 —текст этой песни полностью совпадает с цитированным). Аналогичная песня есть в сборнике, также сохранившемся среди книг поэта:10 «Всеобщий российский песенник, или Новое собрание лучших всякого рода песен.. (СПб., 1810. Ч. 2 №36). Кроме того, песни с таким содержанием опубликованы в других современных Пушкину изданиях: «Новейший полный всеобщий Песенник, содержащий в себе собрание отборных и всех доселе известных, употребительных и новейших всякого рода песен» (В 5 ч. СПб., 1818. №65); «Новейший всеобщий и полный песенник, или Собрание всех употребительных, доселе известных новых и старых отборных песен лучших в сем роде сочинителей» (В 6 ч. СПб., 1819. Ч. 2. №95).
В 30-е гг. XIX в. П. И. Якушин и П. И. Перевлесский записали подобные же песни в Орловской губернии;11 песни с тем же сюжетом, записанные как в северных, так и в южных губерниях России, находим в сборнике А. И. Соболевского 12 (одну из них — № 374 — Соболевский перепечатал из широко известного сборника
7 Собрание разных песен М. Д. Чулкова. СПб., 1770. Ч. 1. № 157.
8 Модзалевский Б. Л. Библиотека А. С. Пушкина: (Библиографическое описание) // Пушкин и его современники: Материалы и исследования. СПб., 1910. Вып. IX—X. № 421.
9 Там же. № 73.
10 Там же. №81.
11 Песни, собранные П. В. Киреевским. Новая серия. М., 1929. Вып. II, ч. 2: Песни необрядовые. № 2099, 2270.
12 Великорусские народные песни / Изд. проф. А. И. Соболевским. СПб., 1897. Т. 3. № 354—369, 371, 374.
И. Прача 1790 г.13); песня из Тверской губернии есть в знаменитом сборнике Шейна.14
В народных песнях с иным сюжетом мотив ожидания «друга милого» тоже устойчиво сопровождается указанием на поздний час — «поздно вечером», «долго вечером», «до полуночи», «всю ноченьку» (ср.: «средь ночи темной» — 6-й стих), «до бела света» (ср.: «до первых утренних (лучей)» — 7-й стих; «до утреннего света» — один из вариантов черновика) и образом горящей свечи (ср.: «не жги свечей» — 8-й стих), чаще всего — «воску ярого». Это показывают записи, сделанные практически во всех губерниях и областях России.15
Как бы я знала, млада, ведала
Неприятство друга милова,
Нелюбовь друга сердечнова,
Не сидела бы поздно (так! — А. К.) вечером,
Я не жгла б свечи воску яраго,
Не ждала бы я друга милова. . .; 16
Сказали про молодца, будто без вести пропал, Сказали — удаленький в синем море утонул; А нонече молодец по улице прошел, Любимую песенку шибко-громко просвистал. Насвисточку свищет, голос в терем подает: Услышала б девица удалого молодца, Горела б у девицы воску ярого свеча, Ждала б красна девица удалого молодца. . .17.
(Интересно, что записана эта песня в селе Малое Болдино Лукоянов-ского уезда Нижегородской губернии, которое составляло часть Бол-динского имения Пушкиных).
Если Цертелев в «Василии Новгородском» просто цитирует распространенную по всей России народную песню, а Цыганов и Глинка имитируют ее, подражают ее «простонародному» складу, то Пушкин использовал лишь ряд ее мотивов для создания оригинального произведения. В ходе работы над стихотворением поэт придает ему камерное, интимное звучание. Так, он заменяет «тихий терем» на «светлицу» в 1-м стихе, полностью меняет 4-й стих («Настал разлуки скорбный час»), отказывается от стиха (правда, не зачеркнув его) «Смыкая
13 Собрание русских народных песен с их голосами / На музыку положил Иван Прач. СПб., 1790. Ч. 1. С. 57.
14 Великорусе в своих песнях, обрядах, обычаях, верованиях, сказках, легендах и т. п.: Материалы, собранные и приведенные в порядок П. В. Шейном. СПб., 1898. Т. 1, вып. 1. № 788.
15 Песни, собранные П. В. Киреевским. Новая серия. Вып. II, ч. 2. № 2260, 2376, 2541; Великорусские народные песни / Изд. проф. А. И. Соболевским. СПб., 1896. Т. 2. № 479; СПб., 1897. Т. 3. № 209, 380, 495, 496, 499, 501; СПб., 1898. Т. 4. № 274, 425,426,449,725; СПб., 1899. Т. 5. JSfe 175, 176; СПб., 1902. Т. 7. JVfe 63, 65; Великорусе в своих песнях. . . Т. 1, вып. 1. № 751. См. также современное Пушкину издание: Новейший, полный и всеобщий песенник, содержащий в себе собрание отборных и всех доселе известных употребительных и новейших всякого рода песен. В 4 ч. СПб., 1818. Ч. 2. № 188.
16 Собрание разных песен М. Д. Чулкова. СПб., 1770. Ч. 2. № 163.
17 Песни, собранные П. В. Киреевским. Новая серия. Вып. II, ч. 2. Примеч. к № 2555.
сном усталы (унылы) очн», снимает слово «восторгов* в 3-м стихе как не соответствующее стилистике произведения. Источник стихотворения проглядывает в его общем настрое и в обрамляющих его стихах: «В твою светлицу ... не жги свечей», — причем первоначальное «не зажигай» Пушкин заменил словами «не жги», которые присутствуют в подобном контексте во всех без исключения перечисленных выше народных песнях с этим сюжетом.
Как показывают автографы пушкинского стихотворения (черновой в тетради ПД 831, л. 42 об. и беловой — первых четырех стихов в тетради ПД 830, л. 49 об.), оно, как и писал Лернер в цитированном комментарии, осталось незавершенным; лишь первое четверостишие Пушкин перебелил, очевидно считая его отделанным. Можно лишь предполагать, что должно было следовать за известным нам восьмистишием. Как правило, в народных песнях, в которых завязку сюжета составляет просьба героя к девушке не ждать его, за ней следует объяснение причины: предстоящая женитьба. Подобным же образом развивается сюжет у Цыганова: герой по воле родителей должен расстаться с любимой и жениться на другой. Глинка независимо от Пушкина создал лирический фрагмент (см. выше), который несмотря на отсутствие развитого сюжета производит впечатление законченного художественного целого.
Интонация пушкинского отрывка столь проникновенна, что он находит путь к сердцу любого читателя и не нуждается ни в сюжетной мотивировке предстоящей разлуки героев, ни в детальной разработке их переживаний: каждый находит все разнообразие их оттенков в своей душе. Даже в незаконченном виде фрагмент представляет собой один из шедевров пушкинской лирики. На этом можно было бы поставить точку, если бы не одно обстоятельство.
Обращает на себя внимание очевидная связь стихотворения с пушкинским черновым наброском, датированным предположительно июлем— августом 1821 г. (II, 1186).
Одна черта руки моей
Тебе довольна, друг мой нежный.
(II, 468)
Об этой связи говорит как близость двух черновиков в рабочей тетради ПД 831 (л. 42 об. и 46), так и обращение «друг мой нежный» и ритм стиха: в обоих текстах — четырехстопный ямб с цезурой (кроме 7 и 8-го стихов) и чередование мужских и женских клаузул (см. стихи 1—4), а также общность настроения.
Между тем за двустишием следует написанный тем же почерком и пером, без пропуска или отчерка (отграничивающего двустишие от написанного выше другим почерком плана поэмы о разбойниках), в один присест план произведения с легендарно-историческим сюжетом: «Олег — в Византию — Игорь и Ольга — Поход — » (И, 741). Двустишие отделено от плана лишь тире, в точности так же, как отделены друг от друга позиции плана.
Итак, стихотворение «В твою светлицу, друг мой нежный» связано по содержанию, настрою и текстуально с фрагментом «Одна черта руки моей», который в свою очередь является частью плана некоего произведения.
Для понимания пушкинского замысла значительный интерес представляет контекст, в котором появляется уже приведенная цитата из
народной песни в «повести» Цертелева. Вот что пишет сам автор в примечании: «В повести сей старался я удержать не только дух богатырских русских сказок (имеются в виду былины, — А. К.)» но самые выражения, обороты и гармонию оных; в последней однакоже приноравливался более к песням: брал из тех и других многие стихи. . .».18 Произведение Цертелева по жанровой природе и языку представляет собой довольно эклектичную смесь сюжетных коллизий и оборотов из произведений народного эпоса и лирики — былины, баллады, лирической песни. Время и место действия традиционны для былин киевского цикла — это двор князя Владимира Святославича. В одном из эпизодов появляется и традиционный былинный персонаж — Добрыня Никитич.
Завязка «повести» также характерна для народного эпоса: главный герой — сын новгородского боярина — отправляется в Киев «послужить <. . .) верой правдою свету солнышку Владимиру». 19 За эпическим описанием княжеского пира следует балладный сюжет с ворожбой, обольщением и, наконец, смертью главного героя и его невесты.
Пушкин, по-видимому, задумывал создание лиро-эпической поэмы, где на широком историческом фоне развивались бы личные взаимоотношения героев, которые и имелись, вероятно, в виду под пунктом «Игорь и Ольга» в плане будущего произведения. Первое, несколько ироническое упоминание этой темы содержится уже в лицейском дневнике Пушкина (запись от 10 декабря 1815 г.): «Третьего дни хотел я начать Иро-ическую поэму: Игорь и Ольга, а написал эпиграмму на Шах(овского), Шихм(атова) и Шишк<ова>. . .» (XII, 298). Серьезной попыткой реализации подобного замысла была незаконченная драма «Вадим», над которой Пушкин работал около 1822 г. в Кишиневе и которая свидетельствует наряду с другими произведениями, планами и заметками об активизации его исторических интересов в этот период. 1 марта 1822 г. датирован беловой автограф «Песни о вещем Олеге»; 2 августа того же года переписаны набело «Некоторые исторические замечания» («Заметки по русской истории XVIII в.») (их черновые наброски находятся в той же тетради ПД 831, где и два рассматриваемых стихотворных фрагмента и план предполагаемого произведения); в это время Пушкин собирает материал для поэмы о Мстиславе; к тому же периоду, по-видимому, относятся пушкинские записи в тетради ПД 830 (л. 50), соседствующие с беловиком стихотворения «В твою светлицу, друг мой нежный»: «Предания» («Словен оснует город. . .»)20 и «#ар<амзин>, том 2, стр. 158, путешествие) Даниила в Иерусалим при царст(вовании) Святополка (Мономах. Половцы)».
Не исключено, что „повесть" Цертелева послужила внешним, дополнительным толчком к новой попытке Пушкина реализовать свой давно вынашиваемый замысел и дала для этого некоторый материал. Отталкиваясь от эклектического произведения Цертелева, поэт пытался добиться органичного слияния эпической, исторической линии и лирической, любовной.
В связи с этим встает вопрос о датировке стихотворных фрагментов «В твою светлицу, друг мой нежный», «Одна черта руки моей» и плана
18 Сын Отечества. 1820. № 7. С. 27.
19 Там же. С. 28.
20 Судя по упоминанию в этом отрывке имен Буривоя и Гостомысла, он имеет отношение к замыслу драмы «Вадим» (см. VII, 363).
«Олег — в Византию — Игорь и Ольга — Поход — ». Начиная с П. О. Морозова, впервые включившего отрывок «В твою светлицу. . .» в собрание сочинений Пушкина,21 он традиционно датируется предположительно 1821 г., в том числе и в Академическом собрании сочинений 1937—1949 гг. (см. II, 1108) на том основании, что его черновик находится в рабочей тетради ПД 831 на л. 42 об. в окружении дат, относящихся к 1821 г.: «11 апреля 1821 г.» (л. 33 об.), «4 июня 1821 г. ночью / 5 июня поутру — Дегилье» (л. 40 об.), «18 juillet 1821» (л. 45 об.), « 26 juillet 1821» (л. 46 об.), «23 авг. 1821» (л. 47), «24 авг. в ночь» (л. 47 об.) и т. д. Однако тетрадь № 831 заполнялась поэтом «вразбивку»: за написанным в 1821 г. следует список произведений 1821 и 1822 гг. (л. 53), составленный в 1822 г., затем вновь черновики 1821 г. На л. 59 стоит дата: «9 дек. 1833», на л. 60 об. — план повести о казненном стрельце (1833—1834, — см. VIII, 1063), на л. 61 и 61 об. — наброски драмы «Вадим» (1822), затем вновь следуют черновики, относящиеся к 1821 г.23
Тетрадь ПД 830, в которой записан беловик первых 4 стихов фрагмента «В твою светлицу. . .», также заполнялась непоследовательно. Даты здесь располагаются следующим образом: «15 июня 1820» (л. 1), «26 июля 1820» (л. 3), «1820 Юрзуф 20 апреля» (л. 5), «1820 апрель 21» (л. 9), «5 окт. <1820 г.>» (л. 25 об.); беловик четверостишия находится на л. 49 об. в окружении, с одной стороны, черновика «Не тем горжусь я, мой певец» (л. 48—49), предположительно датированного апрелем — маем 1822 г. (II, 1117), с другой — записей, о которых уже шла речь: «Предания» и «Кар. том 2. . .» (л. 50), а также черновика стихотворения «Вечерня отошла давно» (л. 51 об. — 52), датированного предположительно около первых чисел ноября 1823 г. (II, 1130). Л. 50 об. и 51 — чистые, между ними один лист вырван. Л. 52 об. — 56 — чистые; на л. 56 об. — черновик стихотворения «Наперсница моих сердечных дум», датированного предположительно мартом 1821 г. (II, 1089); на л. 58 — набросок к драме «Вадим» (1822) и черновик «Узника» (предположительно июль — декабрь 1822 г. — см. II, 1122); на л. 62 об. — 63 — черновое окончание «Кавказского пленника» (1822); на л. 64 —дата: «22 juin. 1822».
Из всего сказанного следует, что принятая датировка фрагментов «В твою светлицу. ..» и «Одна черта руки моей» (с последним одно целое составляет план поэмы об Олеге и Игоре) не является бесспорной. Картина их возникновения представляется такой. Поставив дату «1 марта 1822» в беловом автографе «Песни о вещем Олеге», Пушкин вовсе не отказался от художественного осмысления этого периода древнерусской истории. Не «Песнь о вещем Олеге» была отступлением от первоначального плана, а план «Олег — в Византию. . .» является следующим этапом в разработке этой темы — с более широким временным охватом, с введением любовной линии. Так возникает набросок «Одна черта руки моей». Разгар работы над новым замыслом приходится на октябрь 1822 г., когда Пушкину потребовался текст «повести» Цертелева (знакомой ему по пуб-
21 Сочинения А. С. Пушкина / Под ред. и с примеч. П. О. Морозова. СПб., 1887. Т. 1. С. 265.
22 Рукбю Пушкина: Несобранные и неопубликованные тексты / Подгот. к печати и коммент. М. А. Цявловского, Л. Б. Модзалевского, Т. Г. Зенгер. М.; Л., 1935. С. 274.
23 Подробное описание тетради ПД 831 см.: Я к у ш к и н В. Е. Рукописи Александра Сергеевича Пушкина, хранящиеся в Румянцевском музее в Москве // Русская старина. 1884. Т. Х1Л1. Апрель. С. 87—110.
ликации в «Сыне Отечества» в феврале—марте 1820 г., когда Пушкин был еще в Петербурге); скорее всего, именно ради вкрапленных в нее подлинных фольклорных текстов он и просит брата прислать ему в числе прочих книг отдельное ее издание: «Друг мой, попроси И. В. Слёнина, чтоб он <. . .) прислал мне <. . .) Цертелова древние стихотворения» (XIII, 51). Книги были получены в конце января 1823 г. В письме от 1 — 10 января Пушкин напоминает брату: «. ...похлопочи о книгах» (XIII, 54), а 30 января пишет ему, «окруженный деньгами, афишками, стихами, прозой, журналами, письмами. . .» (XIII, 55—56). Книга Цертелева сохранилась в пушкинской библиотеке.24 По-видимому, к началу 1823 г. и относится стихотворный фрагмент «В твою светлицу, друг мой нежный», источник которого известная народная песня, процитированная в «повести» Цертелева.
О непосредственном знакомстве Пушкина с этой песней в южный период его творчества можно говорить лишь предположительно. Известно, что специальный, осознанный интерес к народному творчеству, его собиранию и научному изучению возник у поэта позже — в период михайловской ссылки. Возможно, и сборник Чулкова, и «песенники», изданные в конце XVIII—10-х гг. XIX в., появились в его библиотеке тогда, когда он, по словам Н. М. Языкова, занялся систематизацией «всех доныне напечатанных русских песен».25 В 30-х гг. он мог слышать песню, некогда прочитанную у Цертелева, и непосредственно из уст болдинских крестьян.26
А. С. Лобанова
ДВЕ ТЕКСТОЛОГИЧЕСКИЕ ЗАМЕТКИ
1. О датировке наброска «Толпа глухая...»
Незавершенный стихотворный набросок «Толпа глухая. . .» традиционно датируется 1833 г. Такая датировка была предложена при первой его публикации в 1907 г.1 и с тех пор не пересматривалась.2 Основания для этой датировки таковы: автограф наброска записан на чистом листе рабочей тетради ПД 831 (л. 59). В верхней же части листа непосредственно перед текстом наброска имеется пометка, которая воспроизведена в Полном академическом собрании сочинений Пушкина так: «9 дек. 1833 С. П. б. 71 / 2 веч.» (III, 1063).
24Модзалевский Б. Л. Библиотека А. С. Пушкина. № 416.
25 Исторический вестник. 1883. № 12. С. 533—534.
26 Песни и сказки пушкинских мест: Фольклор Горьковской области. Л., 1979. Вып. 1. № 63 (записана в д. Сумароково Больше-Болдинского р-на).
1 Неизданные стихи А. С. Пушкина / Публ. и коммент. В. Я. Брюсова // Весы. 1907, январь. С. 5, 78.
2 В собрания сочинений Пушкина набросок включается начиная с Полн. собр. соч. В Зт. / Ред., вступ. ст. и коммент. В. Я. Брюсова. М., 1919. Т. 1. С. 362. В Полном академическом собр. соч. набросок помещен под 1833 г. с пояснением в комментарии Н. В. Измайлова: «Датируется согласно помете в автографе. . (III, 1290).
