CC BY
3Из дальнейшей переписки можно заключить, что в намерения самого Пушкина не входило никакое теоретическое объяснение и обоснование своей пьесы, однако он вполне допускал подобное предисловие. Только автором его должен был стать сам Плетнев. В письме к Плетневу из Болдина от 9 сентября 1830 года Пушкин пишет: «Что моя трагедия? я написал маленькое элегическое предисловие, не прислать ли тебе его? Вспомни, однако ж, что ты обещал мне свое: дельное, длинное» (XIV, 113). «Маленькое элегическое предисловие», написанное Пушкиным, до нас не дошло, и усилия разных исследователей примерить к этому определению тот или иной из семи рассмотренных выше набросков следует признать бесперспективными. Как нам представляется, оно было связано с посвящением трагедии Жуковскому, от чего Пушкин в последний момент отказался. Около 29 октября он писал Плетневу из Болдина: «Я хотел ее посвятить Жуковскому со следующими словами: я хотел было посвятить мою трагедию Карамзину, но так как нет уже его, то посвящаю ее Жуковскому. Дочери Карамзина сказали мне, чтоб я посвятил любимый труд памяти отца. Итак, если еще можно, то напечатай на заглавном листе
Драгоценной для Россиян памяти Николая Михайловича Карамзина...»
и т.д. (XIV, 118)
Е. О. Ларионова
«ЧТО-ТО СЛЫШИТСЯ РОДНОЕ...»
О пушкинских стилизациях народных песен
В 1831 году А. С. Пушкин с С. А. Соболевским задумывали издать собрание русских народных песен. Спустя четыре года, передавая П. В. Киреевскому свои записи, Пушкин предупредил: «Там есть одна моя, угадайте!»1 Из этих песен — с примечанием: «Нельзя ручаться, чтоб эта песенка не была составлена самим Пушкиным», — П.В.Анненковым была напечатана такая:
1 Рассказы о Пушкине, записанные со слов его друзей П. И. Бартеневым в 1851 — 1860 годах / Вступ. ст. и примеч. М. А. Цявловского. [Л.], 1925. С. 53.
■Iii) © С. А.Фомичев, 2023
DOI 10.31860/0236-2481-2023-150-157
Уродился я несчастлив, бесталанлив: Приневолили меня, малёшенька женили; Молода была жена, я глупенек, Стал я молодцем — жена стала старенька. Полюбилась мне молодка молодая, Иссушила мое сердце ретивое. Как вечер меня молодка огорчила, Мне несносную насмешку насмеяла: — Отступися, мне сказала, отвяжися, У тебя своя жена, с ней и целуйся! — Во бору ли, во сыром ли стук, треск: Бурлачки сосну подрубливают, Подрубливают, поваливают; Из сыра бора по лугу волокут, По крутому бережку покатывают, Середь лодочки устанавливают, Тонкий парус навешивают, Уплывают вниз по Волге по реке. Вы постойте, добры молодцы, погодите, Вы с собой меня возьмите, посадите, Разлучите с опостылой со женою.2
В подтверждение авторства Пушкина можно добавить следующие соображения:
— зачин песни не только перекликается с таковым в одной ив «Песен западных славян» («Соловей»), — но и с характерным бытовым обычаем, отраженным в «Истории села Горюхина»: «Мужчины жеиивались обыкновенно на 13-м году на девицах 20-летних. Жены били своих мужей в течении 4 или 5 лет. После чего мужья уже начинали бить жен; и таким образом оба пола имели свое время власти, и равновесие было соблюдено» (VIII, 136). О крестьянском обычае ранних браков упоминала и няня Татьяны: «Мой Ваня / Моложе был меня, мой свет, / А было мне тринадцать лет» (VI, 59).
2 Пушкин А. С. Соч. / Изд. П. В. Анненкова. СПб., 1857. Т. 7. С. 97.
Н.О. Лернер считал эту песню подлинно пушкинской, с чем согласились Б. В. "Гомашевскии и В. И. Чернышев. Но это вызвало возражение у М. Н. Сперанского, чью точку зрения принял М. А. Цявловскии (см.: Рукою Пушкина: Выписки и записи разного содержания. Официальные документы. 2-е изд. / Отв. ред. Я. Л. Левкович, С. А. Фомичев. М., 1997. С. 408). Между тем возражения Сперанского, кратко сформулированные в примечании к его статье, никак нельзя признать основательными (см.: Сперанский М.Н. К вопросу о песнях, записанных Пушкиным // Пушкин и его современники. Л., 1930. Вып. 38-39. С. 97-98).
— в концовке же данной песни воссоздана контрастная — по сравнению с народной песней «Ах ты молодость, молодость...» — картина, где муж почему-то отправлял на сооруженном корабле жену любимую, что определяло несколько странную концовку:
...А уж корабль бежит, как сокол летит, А жена то сидит, точно барыня. Уж я вскрикну ли громким голосом: «Воротись, жена, моя барыня, А мы будем жить лучше прежнего, А я буду любить лучше старого!»
— Не обманывай ты, распостылый муж! Что не греть солнцу зимой против летнего, Не светить месяцу летом против зимнего, Не любить тебе меня пуще прежнего!5
А А А
Одним из ранних подражаний народной песне у Пушкина стало стихотворение:
В твою светлицу, друг мой нежный, Я прихожу в последний раз. Любви счастливой, безмятежной Делю с тобой последний час. Вперед одна в надежде томной Не жди меня средь ночи темной, До первых утренних лучей Не жги свечей,,,
В таком виде стихотворение напечатано В. Е. Якушкиным4 и в Большом академическом Полном собрании сочинений Пушкина (см.: II, 230), где совмещены беловой автограф первого четверостишия (ПД 830, л. 49 об.) и окончательный текст второго четверостишия из чернового автографа (ПД 831, л. 42 об). В новом академическом издании в основном корпусе напечатано лишь первое четверостишие (АПСС. Т. 2. Кн. 2. С. 147), а редакционная сводка (не вполне точная)5 чернового автографа
? Рукою Пушкина. С. 398.
4 См.: Якцшкин В.Е. Рукописи Александра Сергеевича Пушкина, хранящиеся в Румянцовском музее в Москве / / Русская старина. 1884. № 4. С. 99.
5 Третья строка здесь напечатана «Утех отрады безмятежной», в противовес окончательной правке: «Любви отрады безмятежной».
помещена в составе вариантов (Там же. С. 448). Казалось бы, такое решение вполне корректно. Но полный текст стихотворения все же теряется в корпусе черновиков, а между тем Н.О.Лернер справедливо считал:
Стихотворение не закончено поэтом, но и в неотделанном наброске оно поражает художественной цельностью, гениальной простотою, теплотою и нежностью. По-видимому, в нем говорится о разлуке, предстоящей влюбленным, и чувство щемящей тоски превосходно выражено тем, что последний стих жалобно обрывает пьесу, — словно внезапно порвалась струна...6
Топос зажженной свечи — знак ожидания девицей своего любимого. Как в народной песне, так и в литературных обработках ее темы чаще всего воссоздавалась ситуация разрыва любовных отношений — по вине «добра молодца». Наиболее полный свод подобных источников, которые могли быть известны, дан А. С. Лобановой.7 Следует предложить некоторые уточнения в комментарий пушкинского стихотворения.
Автограф его в Первой кишиневской тетради (ПД 831) твердо датируется началом июня 1821 года и украшен мужским и двумя женскими портретами, в которых можно по сходству с атрибутированными портретами в той же тетради8 угадать Н. С.Алексеева и М. Е. Эйхфельдт, В. В. Вересаев писал:
Н.С.Алексеев был в связи с хорошенькой молдаванкой Марией Егоровной Эйхфельдт, рожденной Мило, прозванной за восточный тип лица «еврейкою». Муж ее был чиновник горного ведомства, сухой и ученый немец, флегматик, равнодушный ко всему и к самой жене своей и неравнодушный только к пуншу; он любил засесть с знакомым за столик с поставленным чайником и бутылкой рома. Алексеев крепко любил г-жу Эйхфельдт; чтобы не разлучаться с нею, он отвергал выгодные места в Одессе, лишь бы оставаться в Кишиневе. Пушкина он из ревности боялся познакомить со своею возлюбленной. По этому поводу
6 Лернер Н. О. Примечания к стихотворениям 1821 года / / Пушкин А. С. [Поли. собр. соч.] / Под ред. С. А. Венгерова. СПб., 1908. Т. 2. С. 584-585. Далее Лернер указал на сходство пушкинского наброска со стихотворением Н. Г. Цыганова, автора русских песен, которые «еще живут в народе».
7 См.: Лобанова А. С. Об источнике и замысле одного пушкинского фрагмента // Временник Пушкинской комиссии. СПб., 1993. Вып. 25. С. 114-121.
8 См.: Жуйкова Р. Г. Портретные рисунки Пушкина: Каталог атрибуции.
СПб., 1996. С. 73-74, 375-376. №104-106, 856-858.
написано послание к нему Пушкина: «Мой милый, как несправедливы твои ревнивые мечты». В послании этом двадцатидвухлетний Пушкин уверяет друга, что для него, Пушкина, ленивого и равнодушного уже «прошел веселый жизни праздник», что он «позабыл любви призывы» и что над ним уже не властны томный взор и приветный лепет красавиц молодых, Пушкину, однако, удалось познакомиться с г-жою Эйхфельдт, и ревнивому Алексееву пришлось переживать неприятные минуты. Впоследствии он напоминал Пушкину их «дружеское соперничество и незлобное предательство» и писал: «...несмотря на названия "лукавого соперника" и "черного друга", я могу сказать, что мы были друз ья-con ер ники и жили приятно!»9
Можно предположить, что поводом для создания стихотворения «В твою светлицу, друг мой нежный...» послужило решение властей о переводе (с повышением) Н. С. Алексеева на службу в Одессу, им, однако, отвергнутое, к неудовольствию Пушкина, также увлеченного очаровательной Марией.
Образцом для Пушкина послужила народная песня:
Дорогая моя хорошая Ты душа ль моя красна девица, Моя прежняя полюбовница, Не сиди, мой свет, долго вечера, И не жги свечи воску Ярова, Ты не жди меня до бела света; Я задумал, мой свет, женитися, Я приехал к тебе проститися; За любовь твою поклонитися,10
Едва ли справедливо мнение, что стихотворение не было окончено. Пушкин попросту не посчитал нужным указывать причину разлуки влюбленных. Показательно, что в обработке того же сюжета в русской песне М. И. Глинки также «последний стих жалобно обрывает пьесу, — словно внезапно порвалась струна»:
Ах ты, душечка, красна девица, Не сиди ты в ночь под окошечком, Ты не жги свечи воску ярого, Ты не жди к себе друга милого, Ты не жди.11
5 Ве/хсаев В. В. Спутники Пушкина. М„ 1993. Т. 1. С. 257.
№ Собрание разных песен М. Д. Чулкова. М„ 1770. Ч. 1. С. 167-168. № 157.
" Глинка М. И. Поли. собр. романсов и песен. Л., 1955. С. 332.
•к -к -к
В третью главу «Евгения Онегина» была включена шаловливая «Песня девушек», нарушая — в большей степени, нежели «Письмо Татьяны», — строгую строфическую структуру произведения. Песня иронически предварена описанием барского наказа и явно не соответствует переживаниям героини перед ее встречей с возлюбленным:12
В саду служанки, на грядах, Сбирали ягоды в кустах И хором по наказу пели (Наказ, основанный на том, Чтоб барской ягоды тайком Уста лукавые не ели, И пеньем были заняты: Затея сельской остроты!)
Песня девушек
Девицы, красавицы Душеньки, подруженьки, Разыграйтесь, девицы, Разгуляйтесь, милые! Затяните песенку, Песенку заветную, Заманите молодца К хороводу нашему, Как заманим молодца, Как завидим издали, Разбежимся, милые, Забросаем вишеньем, Вишеньем, малиною, Красною смородиной. Не ходи подслушивать Песенки заветные, Не ходи подсматривать Игры наши девичьи,
(VI, 71-72)
Можно увидеть противоречие в самом сюжете песенки, которая поется для того, чтобы заманить добра молодца, а заканчивается его шутливым наказанием — забрасыванием ягодами, сохранность которых была предусмотрена барским приказом.
Поэтому Пушкин намечал было заменить эту песню грустной «Вышла Дуня на дорогу...».
Отмечено: «Если принять во внимание также то, что "Песня..." напоминает хороводную, а такие песни отличаются драматическим элементом (пение сопровождается показом, действием), что сближает песню с игрой, то получается, что девушки изображают своеобразный ритуал обольщения, приворота и одновременно признания в любви <...>. Можно сказать, что "Песня девушек" дает Татьяне образец любовного поведения, отличный от знакомого ей: няни и ее матушки. И совсем не схожий с поведением самой Татьяны. В этот момент юная героиня не внемлет уроку».13 Можно вспомнить, что в южные поэмы также включались песни, усугубляя их местный, инонациональный колорит. Простонародная же «Песня девушек» контрастно оттеняет обычаи «полупросвещенных европейцев». Показательна в этом отношении строфа XXXV второй главы романа. В современных изданиях она публикуется по беловому автографу полностью:
Они хранили в жизни мирной Привычки милой старины; У них на масленице жирной Водились русские блины; Два раза в год они говели; Любили круглые качели, Подблюдны песни, хоровод; В день Троицын, когда народ Зевая слушает молебен, Умильно на пучок зари Они роняли слезки три; Им квас как воздух был потребен, И за столом у них гостям Носили блюда по чинам.
(VI, 47)
В прижизненных же изданиях романа эта строфа выглядела иначе:
Они хранили в жизни мирной Привычки милой старины; У них на маслянице жирной Водились русские блины.
13 Вольская Е.Я. Песня девушек // Онегинская энциклопедия: В 2 т. М., 2004. Т. 2. С. 270—271. См. также: Алъми И.Л. О приеме песенных вставок в романтических поэмах и в «Евгении Онегине» // Болдинские чтения. Нижний Новгород, 1993. С. 86—97.
Им квас, как воздух был потребен, И за столом у них гостям Носили блюда по чинам.14
Цензуру могла бы насторожить лишь строка «Зевая слушает молебен», но Пушкин не случайно предпочел выкинуть половину строфы.
Мастерская стилизация Пушкина не прижилась в фольклоре — возможно, потому что была напечатана в контексте большого произведения.
С. А. Фомичев
14 Пушкин А. С. Евгении Онегин: Роман в стихах. СПб., 1833. С. 62.
