CC BY
60
ПРОБЛЕМЫ ЯЗЫКОЗНАНИЯ И ТЕОРИИ КОММУНИКАЦИИ
СВ. НАЧЁРНАЯ
Светлана Владимировна НАЧЁРНАЯ — кандидат филологических наук, доцент кафедры иностранных языков Тамбовского государственного технического университета.
В 1994 г. окончила факультет иностранных языков Тамбовского государственного педагогического института по специальности «английский и немецкий языки».
Автор 40 публикаций.
Сфера научных интересов — теория языка. ^ ^ ^
АРГУМЕНТАТИВНЫИ ДИАЛОГ В СТРУКТУРЕ ЮРИДИЧЕСКОГО ТЕКСТА ЗАЩИТИТЕЛЬНЫХ РЕЧЕЙ: РИТОРИКО-СИНТАКСИЧЕСКИЕ КОМПОНЕНТЫ
Как показывает анализ, основная причина разногласий во взглядах на аргументацию заключается в том, что каждый исследователь выделяет какой-то один из аспектов аргументации: синтаксический, семантический или прагматический. Мы считаем, что конструирование тезисов, аргументов и контраргументов в процессе диалога определяется чаще всего синтаксической основой аргументации. Сторонником синтаксической трактовки доказательств был Х. Перельман. Он рассматривал доказательство как оперирование со знаками по заданным синтаксическим правилам, причем во внимание не принимались ни объекты, обозначаемые этими знаками, ни отношение к ним субъекта, использующего их. Речевая форма аргумента включает выбор слов и синтаксическую организацию текста. Выбор слов основан на принципе, согласно которому в аргументации нет нейтрального словоупотребления.
Синтаксический строй аргументации проявляется как в модальности высказываний (побудительной, вопросительной, утвердительной), так и в их конструкциях, которые, отличаясь от обыденного течения речи, создают переход от привычного к новому, изменяя перспективу рассмотрения предмета [18, р. 229]. Под семантикой аргументированного диалога следует понимать содержание в его структуре аргументов и тезисов, актуализацию аргументации к предмету беседы. В доказательстве семантический компонент выступает на первый план в том случае, когда доказательство рассматривается с точки зрения соответствия выраженных в нем мыслей.
Риторика всегда была основана на теории семантики. И неориторика не потеряла своей семантической составляющей. Наличие общей проблематики у риторики и семантики отметила Н. А. Безменова: «...среди проблем, подлежащих разработке в рамках современной неориторики, безусловный интерес представляет риторический подход к семантике. Например, углубленного изучения заслуживает раздел инвенции, посвященный изучению "общих мест", который может быть интерпретирован как некоторый склад наиболее общих дискурсивных форм, т. е. как топика» [5, с. 18].
В риторической аргументации конкретный факт согласия основан на топосе. Топосы (общие места) представляют собой общие посылки, часто подразумеваемые, которые включаются в обоснование большей части предпочтений и выборов. Каждому «общему месту» в процессе аргументации может быть противопоставлено другое «место», а сама дискуссия ведется в планах критики посылок, их выбора и представления в речи. Проблема «общих мест» или «топосов» является одной из важнейших и в семантической теории, так как «общие места» представляют собой логико-философские категории, универсальные смысловые модели, что позволяет исследователям проводить аналогии между «общими местами» риторики и семантическими универсалиями, выделяемыми лингвистами. «Общие места» можно рассматривать как смыслы, которые являются постоянными и общими для всех говорящих на данном языке.
В неориторике выделяются «места» количества, качества, порядка, существования, сущности, лица и ценности, абстрактные и конкретные. Особенно важны «места» количества и качества, определяющие, по Х. Перель-
ИР
ш ^
ГРНТИ 16.31.61 © С.В. Начёрная, 2011
ману, два основных стиля аргументации — «классический» и «романтический». К прагматическому аспекту аргументирования относятся те принципы и правила, которые обеспечивают уместность, действенность и успешность аргументации [18, р. 113, 89]. А.Н. Баранов в свое время заметил, что «применительно к аргументации наиболее существенным оказывается влияние аргументирования на процесс принятия решения адресатом, осуществляемое изменения его модели мира. Это отражается в прагматической категории интенции акта аргументации» [3, с. 10].
Риторику и прагматику объединяет понимание языка как инструмента действия, как способа достижения целей. В связи с этим Н.А. Безменова набор признаков, характеризующих прагматику, полностью отнесла к новой риторике: «...принципы прагматики мотивированы целями коммуникации; прагматические объяснения функциональны; прагматика оперирует межличностными отношениями с текстом; прагматика вводит шкалу градуированных и неопределенных оценок.» [6, с. 70].
Области применения лингвистической прагматики с риторикой показал В.В. Богданов, указывая на связь каждой из дисциплин. По его мнению, «прагматика описывает конкретные условия и правила речевого общения, а основной чертой риторики является предписывающий, нормализаторский характер. Праг
сфере, которая относится к средствам воздействия в целях убеждения. Последнее обеспечивает риторике выход в другие сферы, ибо понятие убеждения практикуется в настоящее время довольно широко» [7, с. 13].
На прагматический аспект доказательства обращает внимание и А.К. Кудрин. Характеризуя доказательство как одну из форм познания, он отмечает: «.доказательства указывают на особенную, весьма ограниченную во времени, деятельность субъекта, направленную на то, чтобы сделать очевидным какой-либо тезис, либо указывают на исторический процесс движения человеческого познания или человеческой практики, несравнимый по времени с деятельностью отдельного индивида. Но и во втором случае доказательства принимают форму субъективной деятельности, имеющей осознанную цель: сделать очевидным для себя или для других какое-либо утверждение » [11, с. 179].
Если говорить о структурном отношении в аргументации, то здесь выделяются два вида: монологический и диалогический. Сторонником монологического подхода к аргументации является Г.А. Брутян. Однако, пытаясь развести понятия «аргументация» и «диалог», он отождествляет понятия «диалог» и «спор». «Вряд ли стоит сужать границы аргументации рамками формы диалога. Спор может быть как с реальным оппонентом, так и с воображаемым, как с конкретным, так и с обобщенным оппонентом, как с одним собеседником, так и с разными участниками возможной дискуссии. Наконец, спор может быть с самим собой. Понятно, что во всех этих случаях мы имеем дело с аргументацией, но вряд ли правильно сводить все эти формы рассуждения только к диалогу. Да и многовековая практика человечества подтверждает, что аргументация осуществляется во всех возможных формах рассуждений» [8, с. 32].
Продолжая дискуссию, А.А. Ивин считает, что «аргументация, безусловно, осуществляется во всех возможных формах рассуждения, однако "спор" — это частный случай аргументации, это наиболее острая и напряженная его форма. Всякая аргументация имеет предмет, или тему, но спор характеризуется не просто определенным предметом, а наличием несовместимых представлений об одном и том же предмете» [10, с. 315—330]. Именно с позиций истинности и победы им предлагается четыре разновидности спора: дискуссия, полемика, эклектика, софистика.
Мы полагаем, что в споре всегда опровергается противоположное мнение, и это всегда победа одной стороны, так как в споре редко преследуется истина. Хотя цель полемики, эклектики и софистики — победа над другим мнением. И противоположная сторона именуется противником, а в дискуссии и диалоге — оппонентом. М. Натансон утверждает, что монологический подход предполагает рассмотрение любого аргументативного текста в качестве минимальной упрощенной схемы. По его мнению, «монолог может стоять, по крайней мере, из двух высказываний, одно из которых "выводится" из другого аргументатором. При этом вопрос оправданности такого "выведения" может решаться по-разному» [17, р. 10]. В диалоге же проппонент и оппонент в ходе аргументированного обсуждения проблемы приходят к новым выводам, более истинным и верным.
На диалогической позиции в аргументации стоял и Х. Перельман, считая, что диалогический подход к аргументации предполагает определенные требования, которым должен соответствовать собеседник в диалоге или аудитория («добрая взаимная воля», «встреча умов», «открытость разума»). Он подчеркивал, что «аргументация. предполагает "встречу умов", когда оратор желает побуждать, а не вынуждать или командовать, а аудитория расположена слушать. Такая взаимная, добрая воля должна не только быть общей, но должна быть также применена к частному вопросу, который обсуждается» [18, р. 11].
Понятие диалогичности в дальнейшем развивалось в работах М.М. Бахтина: «Два равных и прямо направленных на предмет слова в пределах одного контекста не могут оказаться рядом, не скрестившись диалогически. Все равно, будут ли они друг друга подтверждать, или взаимно дополнять, или, наоборот, друг другу противоречить или находиться в каких-либо иных диалогических отношениях (например, в отношениях вопроса и ответа)» [4, с. 219].
Диалог Л.А. Якубинским осмысливался в контексте человеческой деятельности как один из речевых вариантов: «Всякое взаимодействие есть именно взаимодействие, оно по существу, хочет быть двусторонним, диалогичным и бежит от монолога» [15, с. 32]. Г. Джонстон отмечает, что лицо, которому адресована аргументация, может рисковать изменением своего поведения или взглядов в результате общения, но может и не делать этого: «Закрывая свой разум для аргументации, можно совершенно избежать риска... Мы не можем быть, конечно, готовы к восприятию любой аргументации, обращенной к нам. Но мы не можем всегда держать свой разум закрытым, тем более что человек с абсолютно закрытым разумом перестает быть человеком» [16, р. 4].
Риск, которому подвергается человек, воспринимающий аргументацию, считает Г. Джонстон, состоит в том, что человек этот может оказаться в ситуации, когда он вынужден изменить самому себе. Речь идет именно о собственном «Я», а не о каких-то отдельных взглядах, убеждениях или способах поведения. Для человека с открытым разумом характерно внутреннее напряжение особого рода. С одной стороны, такой человек желает сохранить себя, свое «Я», с другой — он должен подвергать себя риску изменения в результате аргументации. Такое напряжение — характерная, необходимая черта человеческого существования, связанная с потребностью преодолеть границы собственного опыта. Открытость ума, считает Г. Джонстон, является непременным условием аргументации.
Диалогической точки зрения придерживается В.И. Курбатов, полагая, что в основе общей модели аргумен-тативного текста должно лежать понятие взаимодействия, предполагающее наличие как минимум двух субъектов аргументации, где необходимо допустить равную активность всех субъектов аргументации. Такая модель диалога будет иметь более богатые выразительные возможности [12, с. 16].
Все названные точки зрения различны, но они не противопоставляются друг другу. Во всех высказываниях прослеживается одна общая позиция, в которой все исследователи сходятся к пониманию аргументации как ре-чемыслительного процесса, определенным образом сконструированного с учетом коммуникативных особенностей. В аргументации все вынуждены учитывать ее диалогический контекст. Любая аргументация, которую пытаются оценить, должна быть представлена и оценена только в контексте диалога, в котором эта аргументация осуществляется. Мы также считаем, что коммуникативно-деятельностный аспект аргументации защитительных речей следует рассматривать в системе речевых жанров в рамках риторического подхода, так как речь всегда осуществляется с позиции определенного жанра.
Согласно концепции речевых жанров М.М. Бахтина общение происходит с помощью определенных речевых жанров, которые усваиваются индивидом почти так же, как и родной язык. «Даже в самой свободной и непринужденной беседе мы отливаем нашу речь по определенным жанровым формам.. Если бы речевые жанры не существовали, то в процессе речи нам приходилось бы их каждый раз создавать заново, а это делало бы общение невозможным» [4, с. 258].
Речевыми жанрами М.М. Бахтин называет типы высказываний, обладающие предметно-смысловой исчерпанностью и типичными формами воплощения. Он провел четкие границы между предложением и высказыванием. Предложениями не обмениваются, как не обмениваются словами (в строгом лингвистическом смысле) и словосочетаниями, обмениваются высказываниями, которые строятся с помощью единиц языка. Высказывание имеет следующие характеристики: четкие границы, непосредственный контакт с действительностью (несловесной ситуацией), непосредственное отношение к чужим высказываниям, целостность и смысловую завершенность, активную позицию по отношению к самому говорящему и к другим участникам речевого общения, оно всегда кому-либо или чему-либо адресовано. Предложение имеет грамматическую природу, грамматические границы, грамматическую законченность и единство [там же, с. 253]. Таким образом, предложение понимается как единица языка, а высказывание — как единица речи. Граница высказывания определяется сменой речевых субъектов. Объем самого высказывания может варьироваться.
Мы понимаем текст как речевую целостность, вычленяемую из коммуникативного процесса, что и является его основной формой. Выбор той или иной жанровой формы зависит от замысла автора, что составляет отличительный ситуативный признак текста защитительной речи.
Текст защитительной речи — это юридический дискурс как сложное коммуникативное явление, включающее в себя определенные текстовые составляющие, соотношение между которыми представлено таким образом: языковые средства ^ модель (микротекст) ^ текст (речевое произведение).
Богатство речевых жанров объясняется разнообразием человеческой деятельности, связанной с использованием языка. Существует неразрывная связь конкретного речевого жанра с определенной сферой деятельности, потому что, как утверждает М.М. Бахтин, «каждая сфера использования языка вырабатывает свои относительно устойчивые типы высказываний, которые мы называем речевыми жанрами» [там же, с. 241-242].
Стремясь упорядочить разнородность речевых жанров, М.М. Бахтин классифицирует их с функциональной точки зрения, поделив все существующие жанры на «первичные» и «вторичные», что и легло в основу всей концепции теории речевых жанров. Вторичные жанры определяются как сложные, подготовленные. В процессе своего формирования они вбирают в себя и перерабатывают различные первичные жанры, складывающиеся в условиях непосредственного речевого общения [там же, с. 39].
Проблема осмысления бахтинской идеи классификации речевых жанров по признаку первично-сти/вторичности считается наиболее дискуссионной, так как утверждение о том, что «первичные речевые жан-
ры, входящие в состав сложных, трансформируются в них и приобретают особый характер», затрудняет определение вторичных речевых жанров. А по мнению Е.Е. Гольдина, понятие «жанр речи» вообще «втиснуто, если можно так выразиться, между понятиями речевого акта, текстового типа, тональности общения и некоторыми другими» [9, с. 5].
Исследователи речевого жанра в своих работах, так или иначе, затрагивают вопрос о соотношении речевого жанра и речевого акта. Нам также в рамках рассматриваемой темы необходимо коснуться этого вопроса. Основы теории речевых актов были заложены и разработаны английским ученым Дж. Остином. Им было отмечено, что в языке существуют глаголы, которые в позиции 1 -го лица единственного числа способны не только обозначать действие, но и совершать действие. Такие глаголы были названы им перформативными, а предложения с перформативными глаголами — речевыми актами.
Теория речевых актов изменила представление о соотношении языка и реальности: язык связан с реальностью не проективно, а по касательной, он соприкасается с реальностью и тем самым является ее частью. Данная теория имеет достаточно стройный научный аппарат и разработанную терминологию. Структура речевого акта четко обозначена. За участниками речевого акта (говорящим и адресатом) закреплены определенные социальные роли или функции. В состав речевого акта входят обстановка речи и тот фрагмент действительности, который касается его содержания. В материальном выражении речевой акт, как правило, приравнивают к высказыванию, речевой акт может выражаться в одном или нескольких предложениях.
Речевой жанр по некоторым своим характеристикам близок к речевому акту. Общие точки пересечения можно отметить в следующем: речевой акт и речевой жанр определяются как единицы речевого общения и рассматриваются как звенья в динамике речи в процессе дискурса; изучаются в контексте экстралингвистических факторов и функциональной ориентации речевого высказывания; оперируют понятием «высказывание» в качестве своего структурного элемента.
Речевые высказывания рассматриваются во взаимодействии между говорящим и слушающим. Они ориентируются на определенную цель, что является главным критерием для классификации высказываний. Мы систематизировали основные отличия между теорией речевых актов и теорией речевых жанров, но при этом хотели бы обратить внимание на то, что высказывание как структурный элемент в названных теориях рассматривается по-разному.
Речевой акт — высказывание как предложение (в синтаксическом плане), короткое, однофразовое, в основе которого «элементарная» единица речевого общения. Речевой акт — воздействие на адресата с опорой на психологические позиции. В основе концепции лежит грамматический аспект. Есть единая признанная терминология, и систематизация получила международное признание. Речевой жанр — высказывание как тип текста, сложное речевое построение. В основе концепции лежит речеведческий аспект. Речевое общение — это активное взаимодействие с опорой на социологические позиции. Коммуникация диалогична по своей природе. Нет единой терминологии, и классификация речевых жанров не сформирована окончательно. В отличие от речевого акта речевой жанр может выражаться рядом речевых актов, т. е. рядом целых предложений.
Защитительную речь мы рассматриваем в рамках риторического жанра, и хотели бы обратить внимание на классификацию риторических жанров и его жанрообразующие признаки (модель). Риторический жанр определяется ситуацией, задачей и предметом речи. Отличается от речевого жанра публичностью и подготовленностью. Оратор может делать выбор конкретного жанра при условии, если имеет представление о параметрах данного жанра и его модели. Однако по данной проблеме нет единой позиции. Исследователи предлагают различные жанрообразующие признаки риторического жанра как модели.
Приемлемой основой для классификации риторических произведений по цели может служить типология Аристотеля, который обратил внимание на то, что существуют речи совещательные (которые произносятся по поводу финансов, войны и мира, охраны страны, законодательства и продовольствия), судебные и эпидейктиче-ские (торжественные, произносимые по специальному случаю) [2, с. 251-260].
А.К. Михальская по этому поводу замечает, что Аристотель «собственно, называет целью оратора предмет речи — прекрасное и постыдное; справедливое и несправедливое; полезное и вредное. Современная же лин-гвопрагматика и риторика считают целью говорящего тот результат, который он, сознательно или несознательно, хочет получить от своей речи» [13, с. 54]. Н.А. Безменова на основе типологии Аристотеля предлагает следующую классификацию риторических жанров: демонстративная речь, делиберативная речь и юридическая речь. Эта классификация построена на факторе отношения ко времени содержания речи. Демонстративная речь направлена на порицание или восхваление, относится к настоящему, поэтому оперирует только фактами, чаще всего произносится в торжественной обстановке. Делиберативная речь строится как совет, относится к будущему и в современной практике почти целиком принадлежит прессе. Юридическая речь, посвященная защите или обвинению, относится к прошлому и произносится в суде [5, с. 19].
Т.В. Анисимова предложила многоуровневую модель описания риторического жанра, где учитываются все признаки жанра по степени абстрактности: первый признак (выделяемый Бахтиным) — первичность и вторич-ность жанров; второй признак, по которому классифицируются все риторические жанры, — это учет взаимодействия высказываний в потоке речи; третий признак — целеполагание. Она выделяет три типа жанров: монолог в чистом виде; непосредственный ответ в виде речи или действия; речь с элементами чужой речи как в виде ней-
тральной констанции (обзор), так и в виде полемики (протест). Внутри каждого рода жанры объединяет некоторая общая цель, присущая всему роду: проинформировать, убедить, призвать и т. п. Цель, свойственная всему роду в целом, в каждом конкретном риторическом жанре выражается специфическим, присущим только данному жанру образом [1, с. 235].
В основу классификации риторических жанров П. Сопера положен признак целеполагания, так как им выделяются развлекательные, информационные и агитационные жанры [14, с. 41]. Одни ученые соглашаются с предлагаемой классификацией жанров, другие — стремятся усовершенствовать их в соответствии с современной практикой. Если учесть, что бахтинское определение речевого жанра дано с учетом конкретной ситуации речевого общения — «.ситуация отнюдь не является. только внешней причиной высказывания» — и что любое высказывание — это реплика в непрерывном диалоге людей, вне диалога человека просто не существует, то по этому признаку ситуация, безусловно, входит в высказывание и является составной частью его смысловой направленности.
Таким образом, в основе модели риторического жанра заложена ситуация общения. Она, как правило, включает в себя следующие компоненты: оратор, аудитория, их социально-историческая общность, речевое событие, расположение данной аудитории к общению, обстоятельства произнесения речи.
Как известно, каждый жанр имеет специфически-содержательные, композиционные и языковые элементы, являющиеся характерными и отличительными признаками определенного жанра.
Мы предлагаем следующее определение риторического жанра. Риторический жанр — это устойчивая форма риторического произведения, построенного по определенной речевой модели, передающей композиционное текстовое единство данного жанра и определяющей цель с учетом условий общения и ориентацией на адресата.
Рассматривая защитительную речь в рамках риторического жанра, мы приходим к выводу, что защитительная речь — это устойчивый, исторически сложившийся тип риторического произведения, имеющего определенную композиционную форму. Судебную защитительную речь по ее признакам и с точки зрения предполагаемой реакции адресата можно отнести к «вторичным жанрам», т. е. и модель (схема) будет вторична по отношению к лексическому наполнению речи или вообще по отношению к семантике текста.
Таким образом, в основе аргументативного диалога лежит риторическая аргументация в рамках определенного жанра, цель которого заставить аудиторию перейти от несогласия к согласию относительно вывода. В отличие от доказательства, где целью является истина, риторическая аргументация не преследует такой цели, а ставит задачу способствовать тому, чтобы перенести приемлемость ценностных посылок на приемлемость вывода для аудитории.
Защитительная речь — это особый вид текста, где содержание речи и форма выступают в тесном единстве, выполняя преследуемую адвокатом цель произнесения речи в судебных прениях — добиться оправдания подзащитного, стараясь убедить суд и присяжных заседателей в его невиновности, конкретно реализуя языковую систему по определенной риторической модели.
Задача в системе доказательств защитительной речи адвокатов заключается именно в организации аргумен-тативного диалога в рамках устойчивой топической модели определенного жанра таким образом, чтобы из приемлемости посылок неизбежно вытекала приемлемость вывода.
ЛИТЕРАТУРА
1. Анисимова Т.В. Типология жанров деловой речи (риторический аспект). Краснодар, 2000.
2. Аристотель. Риторика // Античные риторики / под ред. А.А. Тахо-Годи. М.: МГУ, 1978.
3. Баранов А.Н. Лингвистическая теория аргументации (когнитивный подход). М., 1990.
4. Бахтин М.М. Проблема речевых жанров // Эстетика словесного творчества. М., 1979.
5. Безменова Н.А. Очерки по теории и истории риторики. М., 1991.
6. Безменова Н.А. О предмете «история риторики» // Неориторика: генезис, проблемы, перспективы.: сб. научно-аналитических обзоров. М.: ИНИОН, 1987. С. 18-90.
7. БогдановВ.В. Риторика и прагматика. М., 1998.
8. Брутян Г.А. Аргументация. Ереван, 1992. С. 32.
9. Гольдин В.Е. Речь и этикет. М., 1983.
10. Ивин А.А. Основы теории аргументации. М., 1997.
11. Кудрин А.К. Об особенностях философского доказательства // Философские проблемы аргументации. Ереван, 1986.
12. Курбатов В.И. Социально-политическая аргументация (логико-методологический анализ). Ростов н/Д, 1991.
13. Михальская А.К. Основы риторики. Мысль и слово. М., 1996.
14. Сопер Б. Основы искусства речи. 2-е изд. / пер. с англ. М., 1992.
15. Якубинский Л.А. О диалогической речи // Язык и его функционирование // Избр. соч.: В 2 т. М., 1986.
16. Johnstone H. Some Reflections on Argumentation // Philosophy, Rhetoric and Argumentation. Pensylvania, 1965.
17. NatansonM. The Claims of Immediacy // Philosophy, Rhetoric and Argumentation. Pensylvania, 1965. С. 10.
18. Perelman Ch., Olbrechts-Tyteca L. The New Rhetoric. A Treatise on Argumentation. Notre Dame; London, 1969. 107 р.
ТВОРЧЕСТВО МОЛОДЫХ УЧЕНЫХ
Э.Б. АВАКОВА
Элина Борисовна АВАКОВА — аспирантка, ассистент кафедры социологии и управления персоналом СПбГУЭФ.
В 2009 г. окончила СПбГУЭФ.
Автор 12 публикаций.
Область научной специализации — трудовая мотивация.
^ ^ ^
ПРОБЛЕМА ПРОФЕССИОНАЛЬНОГО САМООПРЕДЕЛЕНИЯ МОЛОДЕЖИ*
Выбор профессии — одно из главных решений в жизни человека. Оно неразрывно связано с обретением социального, т. е. с определением того, какое место занять в системе общественного разделения труда, в какой мере именно этот вид деятельности будет обеспечивать удовлетворение материальных и духовных потребностей личности, раскрытие и использование ее способностей и задатков.
Профессиональное самоопределение представляет собой, прежде всего, стратегический выбор, осуществляемый в результате анализа внутренних ресурсов субъекта профессии, включающих способность решать ценностно-нравственные проблемы и при необходимости противостоять среде, и соотношения их с требованиями профессии, т. е. адаптацией через подчинение среде.
Однако представления молодежи о профессиях и рынке труда часто не совпадают с реальной действительностью, процесс принятия решений о выборе профессии у современных выпускников школ часто основывается на приоритете внешних статусных ценностей. Молодежь ориентируется на профессии, закрепившиеся в массовом сознании как «современные», «престижные», «выгодные». Это в определенной мере свидетельствует об отсутствии у молодежи сформированного профессионального самоопределения.
Также существуют и объективные трудности профессионального самоопределения молодежи в условиях неясности перспектив развития в стране ряда отраслей производства, плохого материального обеспечения сфер науки, культуры, образования. В этих условиях происходит существенный спад профориентационной деятельности со стороны как образовательных учреждений (школы, высшие учебные заведения), так и предприятий.
Процесс включения молодежи в производственно-экономические отношения одновременно есть процесс включения молодежи в распределительные отношения. Этим объясняется тот факт, что свое профессиональное становление молодежь оценивает как по уровню престижности, т. е. общественного признания, так и по уровню прибыльности (см. рис. 1).
Как видно, наиболее прибыльным молодые россияне считают такой вид экономической деятельности, как предпринимательство. Однако в рейтинге престижных профессий оно занимает лишь шестое место.
Можно отметить, что такое положение молодежи противоречит новаторской сущности этой социально -демографической группы, ее приверженности всему новому и передовому, в том числе и в области рыночных отношений.
В чем же причины столь не свойственного молодому возрасту поведения? Прежде всего в более зрелом и рациональном отношении современной молодежи к рынку. Эйфория по поводу мгновенного достижения успеха и богатства, хотя и медленно, но со временем проходит. Ниши в большом и малом бизнесе заняты, и пробиться туда молодежи трудно. Степень риска сегодня крайне высока. На карту все чаще ставится не только благосо -стояние, но и жизнь. Большинство попробовавших себя на поприще частного предпринимательства испытывали разочарование. Молодежь предпочитает надежность и спокойствие.
ГРНТИ 05.11.00 © Э.Б. Авакова, 2011 Публикуется по рекомендации д-ра экон. наук, проф. В.К. Потемкина.
