CC BY
159
ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЕ КАК НАУКА. ЛИТЕРАТУРНАЯ КРИТИКА. ТЕОРИЯ ЛИТЕРАТУРЫ
ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ОСНОВЫ И МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ ПРИНЦИПЫ ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЯ И ЛИТЕРАТУРНОЙ КРИТИКИ
2011.01.001. ХАЛИЗЕВ В.Е. ТЕОРИЯ ЛИТЕРАТУРЫ: Учебник для студ. высш. учеб. заведений. - 5-е изд., испр. и доп. - М.: Академия, 2009. - 432 с.
Определяющую методологическую установку учебника доктор филол. наук В.Е. Хализев (проф. МГУ) называет «координирующей» - поскольку «в книге сопоставляются и анализируются разные, порой между собой несовместимые научные идеи и концепции» (с. 4). В предисловии подчеркивается актуальность «вне-направленческой» традиции литературно-теоретических штудий. В этом плане образцовой фигурой в отечественной науке остается А.Н. Веселовский, который «решительно отказывался провозглашать какой-либо научный метод единственно приемлемым и верным» (с. 3). Это свойство «во многом сродни» работам таких ученых ХХ в., как В.М. Жирмунский, А.П. Скафтымов, М.М. Бахтин, Д.С. Лихачёв; их теоретические построения, синтезируя разнородный теоретико-литературный опыт разных эпох, «в большей мере опираются друг на друга, нежели противостоят...» (с. 4).
В первой главе «Литературоведение как проблема», отсутствовавшей в предыдущих изданиях, обсуждается место литературоведения в системе научного знания. Следующие главы посвящены: искусству как таковому, его важнейшим аспектам - эстетическому, познавательному и миросозерцательному («авторской субъек-
тивности») (гл. 2); анализу специфики художественной литературы (словесная пластика; речь как предмет изображения), раскрытию различных граней предметного мира произведения (сюжет, персонаж, герой и автор, диалог и монолог, пространство и время, вещь, природа, пейзаж), осмыслению связей художественной литературы с мифологией (гл. 3). Жанры В.Е. Хализев рассматривает в рамках родов литературы, выделяя понятие «содержательная форма» применительно к жанрам (гл. 4). Далее речь идет о контекстах литературного творчества - о его генезисе (гл. 5) и функционировании (гл. 6). В завершающую главу «Литературный процесс» - о закономерностях развития литературы во всемирном масштабе - введен новый параграф «Историческая поэтика»1. Предмет этой научной дисциплины (существующей в составе сравнительно-исторического литературоведения) - «эволюция словесно-художественных форм (обладающих содержательностью), а также творческих принципов писателей: их эстетических установок и художественного миросозерцания» (с. 403).
В учебнике дан анализ теоретико-методологических позиций крупных ученых - отечественных и зарубежных, а также различных научных направлений и школ. Раскрываются принципы научного рассмотрения художественных произведений: описание и анализ, литературоведческая интерпретация; текстология и комментарий. Уделено внимание концепциям о тотальном кризисе искусства (Н.А. Бердяев, М. Хайдеггер, Г. Маркузе, П. Сорокин, В.В. Вейдле). Позиция автора полемична по отношению к этим концепциям: назначение искусства он рассматривает в свете аксиологии - учения о ценностях. В этом ракурсе освещается и понятие «катарсис», характеризуемое как претворение «веры художника в вечную сохранность и неистребимость ценностей, прежде всего нравственных» (с. 126). Наряду с собственно литературоведческими понятиями и терминами в книге дана характеристика философ-
1 «Эволюция поэтического сознания и его форм», - так определил суть этой научной дисциплины ее основоположник; см.: Веселовский А.Н. Из введения в историческую поэтику // Веселовский А.Н. Избранное: Историческая поэтика. -М., 2006. - С. 57.
ских и общегуманитарных категорий - эстетическое, ценность, картина мира, личность, культура, миф, герменевтика, текст\
Реферируется новая глава учебника - «Литературоведение как проблема» (с. 6-45), в которой главное внимание уделено чертам, объединяющим художественную литературу с другими видами искусства. Речь идет об основах науковедения и классификации научных дисциплин, о герменевтике (понимании, интерпретации, смысле произведения), о предмете литературоведения и его составе, рассматриваемых в контексте смежных наук.
В.Е. Хализев в первую очередь обозначает «наиболее авторитетные. положения науковедения» (с. 7). Являясь «одной из форм культуры», наука влияет на окружающую среду и формирует интеллект мыслящего человека. Итог стараний ученого - получение нового результата или реабилитация забытого. Научные знания зачастую узкоспециализированы, процесс познания бесконечен, итоги научной деятельности обязаны быть логически аргументированными, ученый несет ответственность перед людьми и природой за свои действия, а его деятельность может строиться на интуитивных догадках (с. 9).
Научная доктрина прошла долгий путь, в том числе от апологии человеческого разума (Декарт)2 до умаления объективности познания (Кун)3. Опираясь на суждение Ю.М. Лотмана о двух полюсах культурной жизни - динамизме и стабильности4, В.Е. Хализев резюмирует: «Правомерно. говорить о единой парадигме (или ... сверхпарадигме) научного знания. Это - установка ученых и их сообществ. на постижение существенных (закономерных и общезначимых) феноменов реальности, на обретение достоверного и. систематизированного, логически обоснованного знания» (с. 12). В пределах такой парадигмы возможно не только
1 Реферат первого издания книги (Хализев В.Е. Теория литературы. - М.: Высш. шк., 1999. - 398 с.) см.: Социальные и гуманитарные науки. Отечественная и зарубежная литература. Сер. 7, Литературоведение: РЖ / РАН. ИНИОН. - М.,
1999. - № 2. - С. 51-64. - 1999.02.005; автор реферата - И.В. Нестеров.
2
См.: Декарт Р. Избранные произведения. - М., 1950. - С. 328, 667, 168.
3
См.: Кун Т. Структура научных революций. - М., 2003. - С. 474-475.
4 См.: Лотман Ю.М. Культура и взрыв. - М., 1992. - С. 17-18.
постепенное развитие науки, но и «резкая смена научных концепций».
Гуманитарное знание изучает «личность», а не «вещь»1; критерий постижения личности - ее уяснение. Этим занимается герменевтика - «искусство и теория истолкования текстов, учение о понимании смысла высказывания и - шире - другой индивидуальности», т.е. «учение о познании личности... и ею познанного» (с. 14). Герменевтика становится методологической основой гуманитарного знания, в том числе искусствоведения и литературоведения. Герменевтика сосредоточена в первую очередь на постижении текстов - это объединяет ее с филологией.
Центральное понятие герменевтики - понимание. Зачастую оно иррационально и подобно художественному творчеству, поскольку основано на интуиции, на истолковании предмета как целого с помощью анализа (интерпретации). Тем не менее оно относительно, субъективно и его возможности ограничены. «Понимания нет, когда человек уверен, что ему все и так извест-но»2, - пишет Г. Гадамер. Смысл высказывания - «это не только вложенное в него говорящим (сознательно или непреднамеренно), но также и то, что извлек из него толкователь» (с. 17), - обобщает В.Я. Хализев.
Одно из ключевых понятий герменевтики - межличностная коммуникация, или диалогичность, по Бахтину. Такое общение может быть либо непосредственным (беседа в режиме реального времени, как правило, двусторонняя), либо опосредованным (контакт автора с читателем - обычно односторонний). Диалог - это не обязательно спор, но прежде всего это «сфера духовного обогащения людей и их единения». По Бахтину, «согласие - одна из важнейших форм диалогических отношений», богатых «разновидностями и оттенками»3, поскольку в гуманитарной сфере постигается «говорящее бытие», имеющее личностный характер.
С концепцией диалогических отношений во многом сходны одновременно разрабатывавшиеся идеи западноевропейских «диа-
1 См.: Франк С. Л. Личность и вещь: (Философское обоснование витализма) //
Русская мысль. - М., 1908. - № 11. - С. 50-81.
2
См.: Гадамер Г.Г. Актуальность прекрасного. - М., 1991. - С. 263.
з
Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. - М., 1979. - С. 312 и др.
логистов» (М. Бубер и др.). Эти идеи (подобно бахтинским) развивают положения традиционной герменевтики Ф. Шлейермахера и В. Дильтея (с. 18).
Современная наука вносит коррективы в учение М.М. Бахтина, в частности в работах А.В. Михайлова. По его словам, замечает В.Е. Хализев, при изучении культуры прошлых эпох важно преодолевать инерцию невольного ее осовременивания и тем самым - искажения; здесь важен и «обратный перевод», т.е. уяснение того, что отличает прошлое от настоящего: «Главный метод истории культуры - это обратный перевод постольку, поскольку вся история заключается в том, что разные культурные явления беспрестанно переводятся на иные, первоначально чуждые языки.»1 По мнению В.Е. Хализева, «диалогичность», являясь более плодотворной в процессах, а не результатах деятельности ученых-гуманитариев, составляет необходимое условие понимания изучаемого объекта, но нуждается в преодолении, «снятии», устранении из итогов исследования. «Присутствие диалогического начала гораздо более естественно в высказываниях художественно-критических и публицистических» (с. 19-20).
Далее В.Е. Хализев пишет о свойствах «нетрадиционной герменевтики», обращаясь, в частности, к суждениям П. Рикёра. Французский философ говорил о двух противоположных герменев-тиках: одна (телеологическая) направлена на восстановление смысла, а другая (архиологическая) ориентирована на первопричину высказывания, «выявляет подоплеку смысла, что знаменует его редуцирование, разоблачение, во всяком случае - снижение» (с. 21). Задача последней состоит в том, чтобы «рассекретить» неосознанное и потаенное: здесь «скрытая и безмолвствующая часть человека выносится на всеобщее обозрение», что в наибольшей мере относится к психоаналитическим интерпретациям2. В русле разоблачительной герменевтики находится деконструктивизм Жака Деррида и его продолжателей, которые «в любом высказывании любого человека усматривают прежде всего противоречия, путани-
1 Михайлов А.В. Надо учиться обратному переводу // Михайлов А.В. Обратный перевод. - М., 2000. - С. 16.
2
См.: Рикёр П. Конфликт интерпретаций: Очерки о герменевтике. - М., 1995. - С. 152, 222, 239.
цу, бессмыслицу» (с. 21). Эту ветвь герменевтики В.Е. Хализев называет монологической; основной ее принцип - «пребывание на позициях отчужденной вненаходимости». Если традиционная герменевтика устремлена к претворению чужого в свое, к обретению взаимопонимания, то «новая» герменевтика склонна к надменности и подозрительности... а потому порой оборачивается этически небезупречным подглядыванием скрываемого и сокровенного» (с. 21).
Таким образом, для гуманитарных наук насущен и оптимален некий баланс доверия и критичности к «говорящему бытию», к сфере самопроявлений (с. 22).
Опираясь на герменевтику, В.Е. Хализев определяет основное значение литературоведения как деятельность, которая «вполне может выходить за рамки научных форм мышления, но. согласуется с главной установкой. со стремлением постигнуть некую не самоочевидную истину о литературе или, по крайней мере, к ней приблизиться. Высказывания. о словесно-художественных произведениях, отмеченные субъективным произволом, не стремящиеся или не умеющие стать адекватными предмету. остаются за пределами литературоведения» (с. 22-23). Термин «литературоведение» - калька с немецкого языка (Literaturwissenschaft), вытеснившая определение «история литературы» начиная с 1920-х годов.
До ХХ в. литературоведение изучало аспекты истории и культуры, отраженные в художественном сочинении: общественная мысль, легенды, общеизвестные мотивы и сюжеты, личность писателя. «История литературы была до такой степени занята изучением условий, в которых создавались произведения, что усилия, расходовавшиеся на анализ самих произведений, выглядели совсем незначительными»1, - утверждали западные теоретики литературы. В ХХ в. «главный предмет науки о литературе, ее центр - это сами произведения, остальное же. располагается вокруг этого центра» (с. 24). Так считали В. Кайзер, В.Ф. Переверзев, Д.С. Лихачёв, В.Н. Топоров и др.
Переходя к рассмотрению личности писателя и его биографии, В.Е. Хализев отмечает существование полярных точек зрения относительно меры «соотношения между авторской субъективно-
1 Уэллек Р., Уоррен О. Теория литературы. - М., 1978. - С. 152.
стью, явленной в его творениях, и писателем как биографической личностью»: одни чрезмерно сближают, другие, напротив, говорят о принципиальной разности писателя-творца и человека (с. 27). Личность художника, несомненно, отражается в его творениях, однако при этом существует и «пропасть, отделяющая писателя от человека» (М. Пруст)1. В.Е. Хализев учитывает обе точки зрения: «. образ автора в произведении и облик автора реального между собой неминуемо связаны, хотя различия порой оказываются весьма серьезными» (с. 28). Духовный опыт писателя зависит от его биографии. При ее изучении исследователь обязан быть осторожным, чтобы не придать огласке тайну частной жизни. Трудности возникают и при посмертной публикации архивов - уничтожить, согласно воле владельца, или напечатать (таковы, к примеру, «Случаи» И. А. Гончарова и Ф. Кафки).
Помимо единичных, неповторимых явлений (отдельные произведения, творчество того или иного писателя) в литературе есть немало феноменов, отличающихся повторяемостью. Эта категория «с трудом поддается систематизации и теоретическому упорядочиванию» (с. 33). Прежде всего - это формально-структурные компоненты: художественная речь с ее лексикой, иносказаниями, синтаксическими конструкциями, ритмикой и фонетикой; «предметность» произведений (персонажная и сюжетная организация); типы композиции; родовая и жанровая принадлежность. Вечные темы (жизнь и смерть, детство и старость, любовь и вражда и др.), виды авторской эмоциональности (трагическое, юмористическое, идиллическое и т.д.) - все это повторяющиеся содержательные свойства художественного произведения. Описание и классификация этих понятий составляет основную часть книги В.Е. Хализева.
Художественная литература представляет органический сплав единичного и повторяющегося; эти начала в ней равнозначны, но «первичным звеном», центром литературной жизни является индивидуальное, неповторимое. В той мере, в какой ученые обращаются к «единичностям», они встречаются с императивом понимания, с тем, что, по словам С.С. Аверинцева, «прежде называлось
1 Пруст М. Против Сент-Бёва. - М., 1999. - С. 36-40.
житейской мудростью, здравым смыслом, знанием людей»1. Напротив, изучение повторяющихся явлений ориентирует на «общенаучные принципы строгой аналитики и систематизации фактов» (с. 33).
С понятиями повторяющееся и неповторимое, продолжает В.Е. Хализев, тесно связано другая пара - литературный факт и его контекст. Первое звено этой дихотомии ввел в науку Ю.Н. Тынянов: фактом он назвал «некий единичный компонент литературы, будь то отдельное произведение. или значимый эпизод в биографии писателя, или литературный манифест.» (с. 3334). Второе звено - контекст - Р.О. Якобсон считал необходимым условием того, «чтобы высказывание могло выполнять свои функ-ции»2. Контекст может быть близким - «личность и биография писателя, а также литературно-общественная современность» (с. 34), или удаленным - «все то, что наличествовало в прошлом. (вплоть до мифологической архаики)» (с. 34). Знание контекста позволяет глубже понять смысл художественного сочинения. В.Е. Хализев подчеркивает, что в последние годы литературоведение получило возможность сосредоточиваться не только на отдельных литературных фактах, но и на исследовании литературного процесса в целом.
Для более глубокого изучения художественного произведения необходимо оперировать данными других наук - истории, этнографии, психологии, социологии и пр. Литературоведы становятся специалистами широкого профиля: культурологами (Ф.Ф. Зелинский, Ю.М. Лотман, В.Н. Топоров, А.В. Михайлов, О.А. Седакова), философами (М.М. Бахтин, С.С. Аверинцев, М.Н. Эпштейн); историками (В.В. Кожинов и др.)
Литературоведение - это одна из двух (наряду с лингвистикой) филологических дисциплин. С.И. Гиндин определяет филологию как «особое. умение, обладание которым переводит. чтение текста на качественно иную ступень, придавая ему профессиональный характер»3. При этом исследователь опирается на суждения
1 Аверинцев С.С. Филология // КЛЭ: В 9 т. - М., 1972. - Т. 7. - С. 975.
2
Структурализм: «За» и «против»: Сб. ст. - М., 1973. - С. 198.
3 Гиндин С.И. Г.О. Винокур в раздумьях над предметом и статусом филологии // Винокур Г.О. Введение в изучение филологических наук. - М., 2000. - С. 131.
Г.О. Винокура, для которого филология являлась не отдельной наукой, а «применением сведений, заимствованных из различных специальных отраслей знания, к конкретной, задаче»1. О том же, по сути, говорил С.С. Аверинцев: филология - прежде всего «скромнейшая служба "при тексте", беседа с ним наедине, пристальная "согбенность над текстом"»2. Именно филология снимает «коммуникативные барьеры» между различными эпохами. Она изучает любые тексты - художественную литературу, письма, дневники, мемуары, газетные и журнальные статьи, «а также словесные свидетельства о быте, денежных и правовых отношениях и т.п.» (с. 39), продолжает В.Е. Хализев.
Литературоведческая филология сопряжена с областью эстетического: «Исследователю художественное произведение доступно только в его личном эстетическом опыте», - отмечал А.П. Скафтымов3. Немецкие гуманитарии не без оснований утверждали, считает В.Е. Хализев, что «ученый, впрямую занятый художественным произведением, - это некое подобие влюбленного человека (Liebhaber) и называли литературоведение "наслаждающейся наукой" (geniessende Wissenschaft)»4. Однако литературоведение шире филологии. В.Е. Хализев предлагает изобразить их в виде «двух нанесенных на плоскость кругов, площади которых совпадают лишь частично», где филология является фундаментом литературоведения, «на котором оно, подобно зданию, и вырастает во всем своем многообразии и богатстве» (с. 40).
Литературоведение опирается не только на факты, но и на постижение закономерностей, на формирование концепций и составление терминов. «Вряд ли возможны сколько-нибудь значительные достижения в области теории, если ученый не обрел широкого профессионального кругозора и навыков оперирования фактами». Конкретные исследования литературной жизни называют историей литературы, логически противопоставляя ей теорию
1 Винокур Г.О. Введение в изучение филологических наук. - М., 2000. -
С. 16-17, 66, 69.
2
Аверинцев С.С. Филология. - С. 973.
Скафтымов А.П. Поэтика художественного произведения. - М., 2007. - С. 29.
4 Friedrich H. Dichtung und die Methoden // Die Werkinterpretation. - Darmstadt, 1967. - S. 8.
литературы, которую вслед за Ю.М. Лотманом именуют также и теоретическим литературоведением (с. 41). Первая занимается эволюцией литературного процесса или же его единичными фактами, являясь «областью крупномасштабных исследований, которые по внутренней необходимости опираются на разработку частных тем» (с. 42). В мире литературоведения «существует ряд теоретических построений, которые ориентированы на некий замкнутый круг литературных фактов: например, представители формальной школы ориентированы на опыт футуризма. Марксистское литературоведение 1930-х годов и последующих десятилетий проявило себя прежде всего как обоснование социалистического реализма. Наука о литературе стран Западной Европы и США, а в последнее время и наша, нередко склоняются к абсолютизации модернистского и постмодернистского искусства» (с. 42). Однако подобное на-правленческое теоретизирование, являясь «катализатором научной мысли», в то же время односторонне и догматично ограничено в своих возможностях (с. 43).
Бытуют и опыты «осторожного, корректного теоретизирования, согласующиеся с сутью литературного творчества, культурно-исторически разнородного и всегда многопланового» (с. 43), что нашло отражение в отечественных работах - прежде всего Б.В. Томашевского, В.М. Жирмунского, М.М. Бахтина, А.П. Скаф-тымова, Д.С. Лихачёва, Г.Н. Поспелова, а также в трехтомной коллективной монографии ИМЛИ «Теория литературы: Основные проблемы в историческом освещении» (М., 1962-1965) и двухтомной «Теории литературы» (М., 2004), написанной С.Н. Бройтманом, Н.Д. Тамарченко и В. И. Тюпой. Из числа серьезных теоретико-литературных зарубежных опытов второй половины ХХ в. выделены книги немецких ученых В. Кайзера и М. Верли, американцев Р. Уэллека и О. Уоррена.
Итак, в структуре «Теории литературы» В.Е. Хализева различаются «два ее основных компонента»: общее литературоведение, занятое «универсальными свойствами словесного искусства, а также его связями с иными формами сознания и деятельности людей» (культурой, историей, философией, религией, искусством как целым); ряд частных теорий, «соответствующих отдельным областям литературной жизни» (учение о литературном произведении и его составе, теория родов и жанров, стиховедение, концепция гене-
зиса и функционирования литературы, теория литературного процесса и т.п.
Книга имеет Предметный и Именной указатели.
Е.Е. Сергеева
2011.01.002. ФЛУДЕРНИК М. ВВЕДЕНИЕ В НАРРАТОЛОГИЮ. FLUDERNIK M. An introduction to narratology / Transl. from the German by Hausler-Greenfield P., Fludernik M. - L.; N.Y.: Routledge, 2009. - X, 190 p.
Моника Флудерник - профессор английской литературы и культуры Фрайбургского университета (Германия), один из ведущих современных нарратологов, работающий на стыке немецкой и англо-американской нарратологических традиций, создатель концепции «естественной нарратологии». Реферируемое издание представляет собой перевод ее вводного курса в нарратологию на немецком языке1, который был переработан, дополнен и адаптирован для англоязычной аудитории. Это введение в дисциплину «отличается от аналогичных изданий в двух принципиальных аспектах» (с. IX). Во-первых, оно затрагивает некоторые вопросы, лежащие за пределами нарратологической проблематики в узком смысле слова (стилистика, проблемы мимесиса и фикциональности и т.п.). Во-вторых, как пишет сама М. Флудерник: «Эта книга отражает мой личный образ нарратологического мышления и научную традицию, в рамках которой он развился» (с. IX). Именно поэтому она является единственной англоязычной работой этого типа, в которой учитываются достижения немецкой нарратологии и уделяется серьезное внимание лингвистическим и диахроническим аспектам нарратологических исследований.
Книга включает десять теоретических глав, в которых рассматриваются важнейшие вопросы, возникающие при научном исследовании повествовательных текстов. В первую очередь М. Флу-дерник определяет предмет изучения нарратологии - повествование. К дефиниции термина автор подводит читателей постепенно, вводя существенные для нее разграничения и концепции, заимствованные из различных научных традиций: триада «нарративный акт -
1 Fludernik M. Einführung in die Erzahltheorie. - Darmstadt, 2006.
