CC BY
23
АФРИКА. БЛИЖНИЙ И СРЕДНИЙ ВОСТОК
СОЦИАЛЬНЫЕ ОТНОШЕНИЯ
2004.01.032-033. ТУРЦИЯ НА РУБЕЖЕ СТОЛЕТИЙ: ПОИСКИ ИДЕНТИЧНОСТИ.
2004.01.032. KASABA R., BOZDOGAN S. Turkey at a crossroad// J. of intern. affairs. - N.Y., 2000. - Vol. 54, N 1. - P. 1-20.
2004.01.033.ERGIL D. Identity crises and political instability in Turkey // Ibid. - P. 43 -62.
По мнению Р.Касабы (Вашингтонский университет, США) и С.Боздогана (Гарвардский университет, США) (032), одной из важнейших проблем Турции XXI в. является проблема самоидентификации. На заре республиканской эры лидеры нового режима руководствовались широкомасштабной программой создания этнически однородной общности. Они поставили перед собой цель разрушить османскую систему (обеспечивавшую в течение длительного времени сосуществование разнородных в религиозном и этническом отношении групп населения) и построить усилиями турок новое национальное государство - государство для турок. Однако цель оказалась труднодостижимой. После переселения и насильственной ассимиляции двух крупнейших этнических групп - греков и армян - борьбу с властями начали курды.
В настоящее время из 25 млн. курдов около 12 млн. проживают на территории Турции. Несмотря на то что многие из них переселились в города западных районов и фактически растворились среди местного населения, более двух третей турецких курдов продолжают компактно проживать на своей исторической родине. Четырнадцать областей, составляющие часть так называемого Курдистана, одновременно являются беднейшими территориями Турции, где доход на душу населения в 10 раз ниже, чем в западных районах (032, с. 3). Помимо различий в материальном положении между турками и курдами существуют религиозные и лингвистические барьеры. Значительная часть курдов привержена сек-
тантским направлениям в исламе и сохраняет верность родному языку. В последние десятилетия XX в. разрозненные и несогласованные выступления курдского населения переросли в подлинную войну, которая потребовала присутствия на юго-востоке страны регулярных частей турецкой армии. Сумев организовать захват лидера курдов А.Оджалана и проведя открытое судебное разбирательство, завершившееся вынесением ему смертного приговора, турецкое руководство добилось некоторых успехов на пути искоренения сепаратизма. Но и курдам в исключительно неблагоприятных условиях удалось одержать важную победу - наглядно продемонстрировать несостоятельность официальной идеологии этнической однородности населения страны. С прекращением активных военных действий идея культурного и этнического многообразия стала встречать более благожелательный отклик в турецком обществе. Так, в сентябре 1999 г. президент Высшего апелляционного суда С. Сельчук прямо охарактеризовал действующую конституцию как антидемократический документ, написанный военными и навязанный ими обществу, и заявил, что смысл Основного закона не в том, чтобы фиксировать психологические, культурные, религиозные, этнические и прочие различия, а в том, чтобы гарантировать плюрализм и равноправие. В декабре того же года министр иностранных дел И.Джем высказался в пользу организации вещания СМИ на курдском языке (032, с. 5).
Еще одним показателем изменений самосознания турок авторы считают отношение к имперскому прошлому. На смену осуждению и пренебрежению пришла терпимость, которая, в свою очередь, сменилась живым интересом, а затем и чувством гордости. Так, в 1999 г. в Анкаре на государственном уровне было отпраздновано 700-летие основания Османской империи. Идея «османского наследия» широко используется представителями различных политических направлений. Исламисты в качестве базового элемента османской культуры рассматривают мусульманскую религию. Националисты делают особый акцент на тюркском происхождении династии Османов. Сторонники европейской интеграции находят в османской истории поддержку своей внешнеполитической позиции.
В последнее время исследователи и публицисты все больше внимания уделяют изучению особенностей полиэтничного и многоконфессионального Османского государства. В свете событий 90-х годов на Балканах претерпел существенные изменения распространенный ранее тенденциозный взгляд на этническую и религиозную ситуацию в Ос-
манской империи. Постепенной переоценке подвергаются даже наиболее трагические события начала XX в. Так, изучая последствия выселения турок из Фракии и греков из Анатолии, греческие и турецкие исследователи стараются освободиться от стереотипов и сосредоточиться на гуманитарном аспекте проблемы. Что касается темы истребления и депортации армян, остающейся по-прежнему запретной для большинства турецких историков, то и в этой области обозначились небольшие сдвиги. В 2000 г. вопросы геноцида армян обсуждались во время двух встреч турецких и армянских исследователей в рамках конференции в Чикагском университете. Там же была достигнута договоренность об организации подобных обсуждений в будущем. Помимо чисто научного интереса к историческому прошлому немусульманских народов (греков, евреев, армян, албанцев, боснийцев) в обществе в последние годы явно вырос интерес к их духовному наследию. Появилось большое количество популярной литературы, посвященной османским художникам, архитекторам, музыкантам - немусульманам. Такое положение вещей дает основание надеяться на то, что Турция, болезненно переживающая проблему курдов, в настоящее время в большей степени готова к восприятию идеи «гетерогенности и этнического и культурного многообразия» (032, с. 15).
Одним из столпов кемалистского режима являлся секуляризм (в турецком варианте - лаицизм). Отделение мусульманской религии от государства соответствовало полному отказу от принципов организации общественной и частной жизни Османской империи. Однако по мере либерализации режима симпатии значительной части населения оказались на стороне политических партий, заявивших в своих программах о верности исламским идеалам. Признаки возросшего значении ислама особенно заметны на бытовом уровне: многие городские девушки стали покрывать головы платками, а юноши носить бороды, что практически не наблюдалось в течение всего республиканского периода. Стремительно выросло число религиозных орденов, мусульманских благотворительных обществ, общественных организаций и коммерческих структур, непосредственно связанных с политиками-исламистами. Очевидным признаком усиления позиций ислама стал бум строительства мечетей. Даже неполные официальные данные (в них не учтены небольшие мечети, сооруженные нелегально на городских окраинах) говорят о том, что в течение 90-х годов ежегодно возводилось около 1500 подобных зданий (032, с. 16).
Усиление позиций политического ислама совпало с ускорением индустриализации и урбанизации во второй половине XX в. Эти процессы полностью изменили структуру населения Турции. Если в 1927 г. 12,5% граждан проживали в городах с населением в 20 тыс. человек и более, то с конца 90-х годов в городах проживает уже 71% населения (032, с. 7). Массы людей, пришедших из более консервативной сельской среды, стали активными участниками индустриализации страны и модернизации общества. Это и есть главная опора исламистских партий. Видные представители политического ислама отнюдь не являются некой монолитно «антимодернистской» силой. Начиная с 90-х годов лидерами исламских организаций являются хорошо образованные профессионалы (инженеры, врачи, юристы), во взглядах которых социальный консерватизм сочетается с гибкостью и открытостью в том, что касается вопросов экономической и технологической интеграции с внешним миром. В настоящее время исламские партии имеют все больше сторонников среди выпускников престижных учебных заведений, а также тех, кто занят в новых перспективных областях экономики, в сфере финансов и инвестиций. Так называемый «исламский капитал», состоящий в том числе и из накоплений турецких «гастарбайтеров», играет особенно важную роль в экономическом подъеме небольших городов центральных областей Турции.
Наряду с открытым и «современным» исламом существует заметное, хотя довольно малочисленное течение, объединяющее мусульманских интеллектуалов-антимодернистов, заимствующих идеи у западных противников НТР. Другую группу борцов против модернизации составляют исламские радикалы. Как правило, это молодые люди, не нашедшие применения своим силам и потерявшие надежды на будущее. Из них формируют отряды боевиков организации типа «Хезболла».
По мнению Р. Касабы и С. Боздогана, исламские политики заняли прочное место в турецкой политической системе. Независимо от того, по какому конкретно пути пойдет ее дальнейшее развитие, возврат к тому, что было характерно для ранних лет республики, уже невозможен.
Д.Эргиль (033) (Анкарский университет) отмечает, что национализм был той разрушительной идеологией, которая разорвала на части Османскую империю. Подъему же собственно турецкого национализма способствовали два условия: борьба с мятежными народами, отстаивающими свою национальную независимость, а также то, что к концу XIX в.
большинство населения в Османской империи составили турки и другие мусульмане.
Спецификой османской административной системы являлось деление населения в соответствии с вероисповеданием, а не по принципу этнической принадлежности. Поэтому в рамках одной религиозной общины могли сосуществовать разные этнические группы. Утрата государством космополитического характера, а также потеря значительных территорий серьезно повлияли на турецкую политическую культуру. Страх перед расчленением и разрушением страны постоянно преследовал турецкую элиту.
Республику строили бюрократы, убежденные в необходимости строгой централизации, желавшие навсегда покончить с наследием империи и верившие в свое назначение ниспровергателей старого и творцов новой нации. Насильственный разрыв с прошлым позволял правящей элите попытаться сформировать новый социум на базе некой идеальной нации - общности турок, совершить революционные преобразования «сверху».
В поисках идеи, вокруг которой могло бы происходить объединение, Кемаль и его соратники обращались к доосманскому, доисламскому периоду истории. Это не имело ничего общего с научной реконструкцией прошлого, но было, по сути, попыткой ограничиться созданием некоего «идеологического клея» для сплочения нации. Возглавившие государство националисты искали доказательства величия нации в истории, которой на самом деле никогда не было (к издержкам национализма следует, например, отнести созданную в 30-е годы «солнечную теорию языка», в соответствии с которой турецкий являлся прародителем всех языков). Сфабрикованный таким образом миф о славном прошлом стал чудодейственным средством для спасения чувства национального достоинства, серьезно поколебленного в результате крушения империи и превращения некогда могущественного государства в бедную отсталую страну, пережившую оккупацию во время Первой мировой войны.
Д.Эргиль отмечает особую важность для становления нового режима борьбы с влиянием ислама и построения светского государства. Так, с ликвидацией халифата Турция отделилась не только от своего исламского прошлого, но и от мусульманского мира, формально признававшего османского султана главой всех мусульман. В стране был введен латинский алфавит, и параллельно с этим шла работа по очищению языка
от арабских и персидских заимствований. Правовая система, сохранявшая до тех пор многие нормы шариата, была существенным образом пересмотрена в пользу заимствований из швейцарского, французского и итальянского законодательств. Произошли коренные изменения всей системы образования. Под государственный контроль были поставлены прежде независимые религиозные учреждения и источники их финансирования. Однако все эти реформы коснулись главным образом городских центров и затронули не более 20% граждан Турции. Вплоть до середины XX в. основная часть сельского населения продолжала жить в соответствии с традиционными представлениями. В результате произошедших изменений возникла взрывоопасная социальная ситуация, при которой «новое и старое, современное и традиционное, Восток и Запад, светское и религиозное, богатство и нищета существовали бок о бок, практически не соприкасаясь» (033, с. 51).
Помимо глубокой убежденности в необходимости скорейшего построения светского государства новая элита была озабочена проблемой укрепления национального единства. Предполагалось, что в результате сглаживания этнических и культурных различий возникнет новая однородная общность. На практике это привело к отрицанию того, что в Турции существуют национальные меньшинства. К 1924 г. большая часть двух самых многочисленных христианских общин (армяне и греки) подверглась насильственному выселению, что помогло республиканским лидерам назвать оставшуюся часть населения «турками». Иными словами, все малые народы, исповедовавшие ислам, были отнесены к особым видам турецкой нации (курды, например, стали именоваться «горными турками»). Парадокс заключался в том, что насильственное объединение всех мусульман в единую турецкую общность фактически привело к отождествлению национальной принадлежности с религиозной, т.е. с исламом. А это шло вразрез с планами создания светского государства. Позднее подобное противоречие облегчило антигосударственным элементам использование мусульманской религии в политических целях.
Лидеры республики, однако, отдавали себе отчет в том, что Анатолия, прямая наследница Османской империи, значительно более космополитична, чем они сами это официально признавали. Основатели нового государства стремились подменить в сознании граждан чувство принадлежности к османской общности чувством принадлежности к общности турецкой. Это было в корне неверно, ибо османская общность являлась вторичной, верхушечной формой, и именно это позволяло раз-
ным в этническом, культурном и религиозном отношении народам сосуществовать в рамках одного государства. В отличие от названия «Турецкая Республика», название империи было нейтральным в этническом смысле, так как было образовано от имени основоположника правящей династии - Османа (033, с. 53).
Десятилетия идеологической обработки в духе национализма привели к формированию у граждан республики несколько гипертрофированного чувства национальной гордости. Однако во второй половине 50х годов на смену эйфории постепенно пришло разочарование. Потребностям развития страны уже не соответствовали ни авторитарные методы политического руководства, ни ограничения, налагаемые импортзаме-щающей экономикой. Ситуация обострилась к тому же в результате неуправляемой массовой миграции сельского населения в города. В стране возникло движение протеста, на волне которого появилась сеть альтернативных организаций, не контролировавшихся государством. Размножившиеся в 60-х годах левые и левацкие группировки стали причиной обострения внутриполитической обстановки в стране на два последующих десятилетия.
В 1971 г. в Турции произошел военный переворот, и была принята новая конституция, в соответствии с которой основные свободы граждан были существенно ограничены. Армия получила возможность контролировать деятельность гражданской администрации посредством специального органа - Совета национальной безопасности (СНБ). Однако, несмотря на ужесточение режима, именно в это время в Турции появились два новых политических течения: национализм популистского толка и религиозное возрождение. В 70-х годах быстрыми темпами стали множиться религиозные организации, вернувшиеся из небытия; различные секты и ордена превратились в подобие клубов, вокруг которых собирались те, кто искал опоры и поддержки в стремительно меняющемся мире. Постепенному возвращению религии в жизнь общества благоприятствовали к тому же обстоятельства внешнего характера, а именно место Турции в системе международных отношений периода холодной войны. Светское государство с высоким патриотизмом и умеренной религиозностью своего мусульманского населения рассматривалось как центр «зеленого пояса», противостоявшего коммунистическому «красному поясу» (033, с. 55).
В результате создались подходящие условия для интеграции на формальной основе национализма и религии. В роли главного идео-лога
выступила Партия националистического движения (ПНД) с теорией «тюркско-исламского синтеза», снискавшей особую популярность у низших и средних социальных слоев. Стали возникать политические организации, поддерживаемые последователями мусульманской религии, разочаровавшимися в национализме, но видевшими большие перспективы политического ислама. Власть быстро поняла, что исламские партии представляют собой реальную силу. Поэтому каждый раз, когда им удавалось достичь пика популярности, решением руководства страны эти партии распускались. Тем не менее политический ислам не уходил из жизни общества, о чем свидетельствует возрождение подобных партий под новыми именами. Так, впервые под лозунгом политического ислама выступила Партия национального порядка (ПНП), распущенная руководством страны вследствие слишком «независимой» и радикальной позиции. Преемниками ПНП последовательно были Партия национального спасения, Партия благоденствия, Партия добродетели.
Анализ ситуации, сложившейся в Турции к концу XX в., позволяет говорить о появлении новой разновидности национализма, коренным образом отличающегося от национализма основателей республики, мечтавших поставить турецкую нацию вровень с западными. Нынешний национализм - традиционалистский, изоляционистский, способствующий продвижению религии в общественную жизнь.
Либерализация 1980-1990-х годов разбудила экономический потенциал Анатолии. В настоящее время практически в каждой провинции Турции есть свои предприниматели-экспортеры. Как правило, они вышли из традиционных патриархальных слоев общества и сравнительно высокого нынешнего статуса достигли независимо от государства. Религия является для этих людей естественной нравственной опорой в качественно новом мире, способом выражения социальной солидарности и обретения единомышленников. Анатолийские предприниматели поддерживают исламские политические партии, обеспечивая последним относительную независимость, и это не может не вызывать опасения у властей.
Нынешняя политическая система Турции, пишет в заключение автор, более не удовлетворяет потребностям разнородного в социальном и культурном отношении общества. Однако в современных условиях политические реформы уже не могут насаждаться сверху, они нуждаются в публичном обсуждении. Только национальный консенсус, основанный на новом общественном договоре, позволит стране преодолеть внутренние конфликты, изоляцию и авторитаризм. Воплощением такого договора
может стать новая (на этот раз подготовленная гражданскими лицами) конституция, где под понятием «нация» будет подразумеваться некое единство многих культур, а не общность, построенная на расовой, этнической, религиозной или идейной основе (033, с. 62).
Н.Б.Шувалова
