CC BY
63
ЭПИСТЕМОЛОГИЯ & ФИЛОСОФИЯ НАУКИ • 2012 • Т. XXXIII • № 3
J
ТАНИЕ-КАК: ЛИНГВИСТИКА
И ЭПИСТЕМОЛОГИЯ
1
(Рецензия на книгу: Stanley J. Know How. Oxford University Press, 2012.)
E.B. ВОСТРИКОВА
Книга профессора философии Ратгерского университета Дж. Стенли «Знание-как» посвящена критике некоторых идей Г. Райла, сформулированных им в работе «Понятие сознания». В этой книге Райл проводит различие между знани-ем-как и знанием-что, которое в целом можно обозначить как различие между практическим и теоретическим знанием. Основная идея Райла состоит в том, что когда человек знает, как выполнять какое-то действие, он вполне может не обладать соответствующим теоретическим знанием: «Если мы попросим остряка изложить те максимы или каноны, в соответствии с которыми он придумывает и оценивает шутки, то он будет в затруднении сформулировать ответ. Он знает, как создать хорошие шутки и как определить плохие, но он не сможет представить нам или себе
самому какой-то рецепт их создания. Таким образом, практика остроумия не является клиентом теории остроумия»2. Райл далее использовал это различие для кри-
1 Статья подготовлена при поддержке гранта Президента РФ № МК-5548.2011.6.
2 Райл /".Понятие сознания. М., 2000. С. 21.
Я
2 2 а о
Я
S
s
a e
s
тики чрезмерно интеллектуалист-ской, с его точки зрения, традиции описания сознания.
Основной тезис книги Дж. Стенли состоит в том, что не существует важного теоретического различия между знанием-как и знани-ем-что.
Данное различие настолько глубоко укоренилось в философии, что сложно представить, каким образом его можно подвергнуть сомнению. Кажется, что в этом различии схватывается некоторое интуитивно понятное различение между теорией и практикой. Прежде всего именно благодаря прово-кативному характеру основного тезиса книга Стенли представляет для нас большой интерес. Кроме того, любопытен метод исследования, используемый Стенли. Ученый принадлежит к новому поколению аналитических философов, хорошо знакомых с современными работами в области формальной семантики и синтаксиса и применяющих этот научный подход к анализу предложений естественного языка для решения важных проблем эпистемологии и метафизики.
Стенли обосновывает свой основной тезис, опираясь на современные исследования в области формальной лингвистики. Обороты, начинающиеся со слов «что» и «как», не являются единственными или исключительными в своей способности выступать в качестве аргумента глагола «знать». Мы также используем следующие предложения:
(1) Он знает, где лежат деньги.
(2) Она знает, почему он не пришел.
(3) Вася знает, кто взял деньги.
Те же слова могут стоять в начале вопросительных предложений:
(4) Где лежат деньги?
(5) Почему он не пришел?
(6) Кто взял деньги?
Данное наблюдение дает основания полагать, что анализ предложений, содержащих «знает, как», должен совпадать с анализом значения для предложений (1)-(3) и, возможно, иметь какое-то отношение к анализу предложений (4)-(6). Унифицированный анализ для этих предложений, сформулированный лингвистами, восходит к работе С.Л. Хэмблина «Вопросы в английском Монтегю» (1973). Дальнейшее развитие он получил в работах Р. Хоссера (R. Hausser), Л. Карттунена и Дж. Грёнендейка и М. Стокхофа. В основе этой теории лежит идея о том, что значение вопроса - это класс возможных ответов на этот вопрос.
Например, в теории Хоссера вопросы представляли собой лямбда-абстракции. Значением вопроса «кто решил проблему» является класс людей, которые решили проблему. В такой интерпретации разные типы вопросов принадлежали разным семантическим типам.
(7) [[Кто решил проблему? ]] = ^[решил (x, проблему)].
(8) [[Кто решил проблему]] = {Ваня, Маша, ...}.
В теории, предложенной Карт-туненом, а также Грёнендейком и Стокхофом, вопросы представляют собой классы пропозиций (правильных ответов на данный вопрос). Обычные вопросы и подчиненные предложения с вопросительным словом анализируются в рамках этих подходов одинаково.
В работе Грёнендейка и Стокхофа дается унифицированный анализ подчиненных предложений «кто пошел на вечеринку» и «что Хана пошла на вечеринку». Их значение - функция от индексов (возможных миров) к пропозициям, которая берет возможный мир в качестве своего аргумента и возвращает полный ответ на вопрос в качестве своего значения.
Если вопросительное слово «кто» осуществляет квантифика-цию по объектам, то «как» - это квантификация по способу осуществления действия.
Не вполне формально этот анализ можно представить в следующем виде:
(9) [[Как плавает Билл]] = Хр Хж (р & р = пропозиция, что Билл плавает способом-ж).
Таким образом, с точки зрения языка и знание-как, и знание-что представляют собой отношение к пропозициям.
Аргумент Стенли в поддержку его главного тезиса можно представить следующим образом:
Предложения «знать, как» и «знать, что» следует анализировать одинаково как отношения к классу пропозиций. Следовательно, и «знание, как», и «знание, что» являются примерами пропозиционального знания.
Данный аргумент вызывает несколько вполне очевидных вопросов и возражений, и я начну с анализа ответов на них, предлагаемых Стенли, а затем останов-
люсь на собственно лингвистической части исследования Стенли, которая представляет собой интерес вне зависимости от того, удается ли автору обосновать свой тезис.
Итак, наиболее очевидные возражения можно суммировать следующим образом.
1. Какое отношение анализ предложений естественного языка имеет к вопросу о структуре верований? Возможно, лингвистический анализ, на который опирается Стенли, является верным для предложений обычного языка. Возможно, что наш язык не предполагает серьезного различия между знани-ем-как и знанием-что, но разве из этого следует, что те состояния сознания, которые мы называем «знанием-как», являются пропозициональными?
2. Данный анализ не отражает интуитивного различия между практическим и теоретическим знанием, которое существует и которое нельзя отрицать. Более того, различия, близкие к этому, проводятся и используются в когнитивной науке.
Удается ли Стенли предложить убедительный ответ на вопрос о том, почему для эпистемологии или метафизики может быть интересен анализ лингвистической структуры предложений? На мой взгляд, его работа не позволяет дать однозначно позитивный ответ на данный вопрос. В любом случае тезис о том, что структура предложений о верованиях является ключом для анализа структуры самих верований, имплицитно принимается большинством исследовате-
3 Groenendijk J., Stokhof M. Semantic Analysis of wh-complements // Linguistics and Philosophy. 1982. № 5. P. 175-233. Cm.: Groenendijk J., StokhofM. Questions // Handbook of Logic and Language. Elsevier, 1997. P. 1055-1124.
я
2 s
a e
я
2 s
a о
а
лей в современной аналитической философии, и интересна уже сама попытка автора эксплицитно обосновать этот тезис.
Стенли пишет: «Семантические дискуссии часто фактически являются метафизическими дискуссиями, представленными в формальном виде. Когда семантисты дают объяснение предложениям, содержащим вложенные вопросы, объясняют ли они, что значит стоять в отношении к вопросу, или они дают объяснение значению определенных предложений? Правильный ответ состоит в том, что они выполняют обе задачи одновременно; именно поэтому лингвистические семантисты так часто рассматривают философские дискуссии как вклад в формальную се-мантику»4. Ясно, однако, что данное рассуждение нельзя рассматривать в качестве аргумента. Лингвисты действительно часто обращаются к работам философов, в особенности, когда те анализируют язык, но сложно понять, почему из этого следует, что любая работа по семантике является одновременно работой по метафизике.
Стенли приводит следующий аргумент: при построении семантики мы используем схему вида
«5» истинно, если и только если 5,
где 8 - это предложение. (Конечно, есть и исключения из этой общей схемы, например случаи, когда в предложении есть контекстуально зависимые элементы, такие, как «я».)
Стенли утверждает, что ученые не могут открыть, что знание, как делать что-то, это не то, что выражается предложениями, в кото-
рых агентам приписывается знание, как это делать.
Эти рассуждения оставляют больше вопросов, чем ответов. Лингвистическая семантика не исследует реальность саму по себе, а то, что предполагается структурой наших предложений. В этом смысле лингвистический анализ предложения «Он знает, как плавать» может быть интересным и полезным, но только для того, чтобы пролить свет на то понятие знания, которое предполагается в нашем языке.
Если мы хотим исследовать сами состояния сознания, в частности состояния знания (практического или теоретического), мы должны применять другие методы исследования и исследовать совсем другой объект.
Стенли допускает, что то представление о состояниях сознания, которое приписывает агентам наша народная психология, окажется бессодержательным, как это произошло в физике с понятием флогистона. Возможно, что когнитивная наука откроет, что не существует никакого состояния, соответствующего знанию-как. Однако он полагает такой сценарий маловероятным в когнитивных науках и в качестве аргумента указывает на то, что когнитивисты, исследующие это или сходные различия (между имплицитным и эксплицитным, между декларативным и процедурным знанием), считают преимуществом приверженность уже устоявшемуся употреблению. Как мы ви-/
дим, большая часть аргументов, которые приводит Стенли в ответ на первое замечание, являются скорее аргументами от истории
Stanley /.Know How. P. 148.
4
науки, чем серьезными содержательными аргументами.
Вопрос о том, отражает ли структура предложений о знании структуру состояний нашего сознания, остается открытым. Если рассматривать аргументы Райла в лингвистическом ключе, как аргументы о том, что в нашем языке понятия знания-как и понятия зна-ния-что строго различаются, то те лингвистические факты, на которые опирается Стенли, действительно имеют силу и представляют серьезный аргумент против анализа Райла.
Остается лишь вопрос о том, существуют ли какие-то более сильные аргументы в пользу различия между знанием-как и знани-ем-что помимо тех, которые опираются на наше словоупотребление. Обратимся к аргументам, которые предлагает Стенли в ответ на второе возражение.
Автор указывает на то, что данное различие зачастую путают с другими действительно важными для когнитивной науки различиями. В частности, это различие нельзя отождествлять с различием между процессуальным и декларативным знанием, имплицитным и эксплицитным, вербальным и невербальным.
Различие между процедурным знанием, которое предполагает специальную процедуру вывода (например: «всегда, когда видишь человека, представляй его в качестве смертного»), и декларативным знанием (теоретическим знанием, знанием, представленным в виде общей декларации) возникло в исследованиях по искусственно-
му интеллекту. Стенли утверждает, однако, что это различие не между двумя типами состояния знания, а между способами достижения состояния знания. Содержания знания в любом случае все равно являются пропозициями, но в случае процедурного знания они являются пропозициями о какой-то деятельности.
Данное различие часто путают с различием между вербализуемым и невербализуемым знанием. Однако процедурное знание также может быть вербализовано. Например, вербализация может быть представлена в такой форме: «Вот так я наношу удар левой рукой». Возможность такой вербализации не превращает данное знание в декларативное. Совершенно не обязательно, что если человек обладает умением, то он не способен дать его описание в более развернутом виде, чем в приведенном выше примере. Далее, многие исследователи в области когнитивной науки подвергают критике еще одно различие, которое часто путают с различием между знанием-как и зна-нием-что: различие между имплицитным и эксплицитным знанием.
Хотелось бы обратиться к одному моменту в лингвистическом анализе Стенли предложений о знании-как. Он справедливо обращает внимание на тот факт, что зачастую такие предложения включают в себя инфинитивный оборот:
(10) Он знает, как остроумно пошутить5.
Важной частью анализа таких предложений является понимание того,
5
Эти примеры достаточно сложно представлять на русском языке, так как для зна-ния-как в нем существует слово «уметь», специально используемое для обозначения «знания-как».
Я «
2 а о
Я
2 2 а о
э
как устроены эти инфинитивные обороты. Большинство современных лингвистов полагают, что в структуре таких предложений есть непроизносимый элемент PRO.
(11) Он знает, как PRO остроумно пошутить.
Отношение между непроизносимым PRO и его антецедентом называется контролем. В некоторых случаях PRO обязательно зависит от его антецедента (например: Джон хочет PRO выиграть (= Джон хочет, чтобы он выиграл)). Такие случаи называются контекстами обязательного контроля.
Случаи инфинитивов с вложенными вопросами не являются случаями обязательного контроля. В таких случаях PRO может либо контролироваться субъектом главного предложения, как в случае
(12), либо получать обобщенную интерпретацию, как в предложении (13).
(12) Джон спросил Билла, как PRO поступить в данной ситуации.
(13) Он знает, как PRO^t, вести себя на приеме у королевы.
В таких случаях, как (13), PRO интерпретируется как PRO^t, и инфинитивная конструкция приобретает генерическое (обобщенное) прочтение. Такого рода конструкции предполагают наличие оператора GEN, который осуществляет квантификацию по объектам-индивидам. Этот оператор связывает PROarb. Речь в данном предложении идет о неопределенном произвольном субъекте.
Стенли предлагает особый анализ для случаев, когда значение
PRO зависит от своего лингвистического антецедента.
Для таких случаев, как (12), в литературе существуют две основные теории. Согласно первой, предикативной теории, PRO представляет собой не местоимение, а ^-абстракцию. Фразы с инфинитивными оборотами, содержащими PRO, обозначают, таким образом, свойства. Согласно второй теории, PRO местоимение, значение которого зависит от антецедента. В таком случае инфинитивные обороты, содержащие PRO, обозначают пропозиции.
Стенли обращает внимание на тот факт, что предложения с инфинитивными оборотами, если они имеют не генерическое прочтение, обязательно должны интерпретироваться как отношения de se.
(14) Джон хочет стать врачом.
Это означает, что предложение (14) нельзя интрепретировать просто как (15).
(15) Джон хочет, чтобы Джон стал врачом.
Последнее предложение может быть истинно, к примеру, если у Джона серьезные проблемы с памятью и он читает письмо, где человек пишет о том, как сильно он хочет быть врачом, и искренне желает этому человеку стать врачом, забыв о том, что он сам написал это письмо. Предложение (14) не может употребляться в этой ситуации. Дэвид Льюис6 предложил анализировать такие предложения как предложения, в которых субъект приписывает себе некоторые свойства. Стенли формулирует не-
6
Lewis D. Attitudes De Dicto and De Se // The Philosophical Review. 1979. Vol. 88,
No. 4. P. 513-543.
сколько аргументов против этой концепции и предлагает свою концепцию PRO. Мне хотелось бы предложить некоторые соображения против его аргументации.
Одним из аргументов в пользу предикативного анализа является контраст между предложениями (16) и (17):
(16) Ване хочется, чтобы он стал врачом, и Сергею тоже.
(17) Ваня хочет стать врачом, и Сергей тоже.
Предложение (16) может иметь строгое (strict) и нестрогое (sloppy) прочтение. В первом случае оно будет означать, что Сергею тоже хочется, чтобы Ваня стал врачом, а во втором, что Сергей сам тоже хочет стать врачом. Предложение (17) может быть понято только в нестрогом прочтении, согласно которому Сергей тоже хочет стать врачом. Предикативная концепция объясняет это тем, что элемент PRO является ^-абстракцией.
Однако Стенли обращает внимание на следующее предложение:
(18) Вася хочет стать врачом, но его мать не хочет этого.
Наиболее естественной интерпретацией (18) является то, что мать Васи не хочет, чтобы Вася становился врачом. Если же мы принимаем пропозициональную теорию Стенли, то «этого» будет указывать на вложенную пропозицию «Вася становится врачом». Однако, на мой взгляд, этот аргумент может работать и против идеи Стенли:
(19) Каждая дочь Саши хочет стать кухаркой, но Саша не хочет этого.
Конечно, (19) не значит «Каждая дочь Саши хочет, чтобы каждая дочь Саши стала кухаркой, но Саша этого не хочет». Если же мы интерпретируем вложенную клаузу как «чтобы она стала кухаркой», то опять-таки «этого» не может указывать просто на эту вложенную пропозицию:
(20) Каждая дочь Саши хочет, чтобы она стала кухаркой, но Саша не хочет, чтобы она стала кухаркой.
Таким образом, этот пример представляет собой сложность и для предикативного анализа, и для анализа Стенли.
Возможно, «этого» и в первом, и во втором случае указывает на «этого события» и выражение понимается прагматически из контекста предложения, а не как прямое указание на вложенную пропозицию.
Другой его аргумент касается поведения местоимения «я» в сходных контекстах.
(21) Я хочу, чтобы я стала врачом, и Вася тоже.
«Я» всегда имеет прочтение de se, однако предложение (21) имеет строгое прочтение (Вася тоже хочет, чтобы я стала врачом). На мой взгляд, этот аргумент не является сильным. Теория контроля PRO не должна ставить своей задачей объяснение поведения местоимений, таких, как «я», во вложенных клаузах.
Стенли предлагает свой вариант анализа элемента PRO7, который основывается на фрегевском подходе. Он полагает, что некоторые пропозиции включают в себя «способ представления от первого
См. главу "Pro and the Representation of First-Person Thought"
Я
s s
a e
лица» (Я{) в качестве конституен-ты, и именно эта конституента делает их мыслями ёе 8е.
(22) 5 думает об 5 ' во время ?, благодаря ',0
Инфинитивная клауза предложения «Вася хочет стать врачом», таким образом, будет содержать следующие конституенты: Вася, г^ку(Я1(х,у)) и значение выражения «стать врачом». Однако опять-таки неясно, каким образом этот анализ будет применяться к более сложным предложениям, таким, как:
(23) Большинство людей мечтает разбогатеть.
Если аргументы Стенли могут быть подвергнуты критике, то у сторонника различия знания-как и знания-что может остаться возможность отстаивать его. Он может утверждать, что если предложения типа (24) могут иметь не ге-нерическое (не обобщенное) про-
чтение, а рассматриваться как приписывание себе свойства ёе 8е, то такие состояния знания не должны интерпретироваться как пропозициональные.
(24) Я знаю, как играть на гитаре.
Книга Стенли «Знание-как» представляет собой замечательный образец современной лингвистической философии. Идеи, которые автор отстаивает в своей книге, впервые были опубликованы в совместной статье Дж. Стенли и Т. Вильямсона8 «Знать, как» в 2001 г. Эти идеи вызвали обширную дискуссию. Во многом благодаря этой работе проблема зна-ния-как вновь стала одной из наиболее обсуждаемых в эпистемологии. Поэтому знакомство с книгой будет интересно и полезно для всех, кто интересуется современной эпистемологией, включая тех, кто не разделяет основных посылок и подхода Стенли.
Я
2 2 а о
э
8 Stanley J., Williamson T. Knowing How // Journal of Philosophy. 2001. Vol. 98 (8). P. 411-444.
