Журнал "Социально-гуманитарные знания" как аналитический инструмент познания России и ее роли в глобальном мире Текст научной статьи по специальности «СМИ (медиа) и массовые коммуникации»

Г.А. АВАНЕСОВА доктор философских наук, профессор, эксперт центра «Гражданское общество и социальные коммуникации» (кафедра ЮНЕСКО) РАНХиГС при Президенте РФ*

Журнал «Социально-гуманитарные знания» как аналитический инструмент познания России и ее роли в глобальном мире

Для чего существуют юбилеи? Зачем серьезные организации втягиваются в юбилейные хлопоты? Разве только для того, чтобы зафиксировать фазы коллективной жизни или собрать вместе тех, кто имеет к ним то или иное отношение? Такие причины тоже важны, но они мало что объясняют. На самом деле юбилеи, как правило, проводят сплоченные, энергичные коллективы, чтобы всем продемонстрировать результаты своей работы, значимые для общества. Журнал «Социально-гуманитарные знания» здравствует 45 лет, что свидетельствует о преодолении им за это время тех поистине тектонических сдвигов в стране и в мире, которые доходят до всех и до каждого. Уже одно это позволяет считать издание активным субъектом в своей сфере. Что касается его деятельности и итогов, то мы предлагаем осмыслить их в ключе самопознания российского общества и понимания места России в современном мире, а также оценить его роль в развитии отечественных социально-гуманитарных наук. Ниже в таком диапазоне и теоретическом ракурсе рассмотрим познавательно-аналитические характеристики издания. Автор данного материала, еще будучи студенткой, сначала знакомилась со статьями на его страницах, затем в конце 70-х гг. ХХ в. стала здесь публиковаться, а к нынешней годовщине провела

* Аванесова Галина Алексеевна, e-mail: [email protected]

контент-анализ специально отобранных его номеров и тематических материалов1.

Журнал в советский и переходный периоды. Пройденный журналом путь условно можно разбить на три стадии -советская (1973-1991 гг.), переходная (1992-2002 гг.), современная (2003-2018 гг.). Рассмотрим советскую стадию. Изначально журнал создавался под названием «Научные доклады высшей школы. Научный коммунизм», как часть соответствующей серии изданий Министерства высшего и среднего специального образования СССР. В 1989 г. он переименовывается в «Социально-политический журнал», а в 1990 г. получает название "Социально-политические науки". И раньше, и ныне доморощенные критики советского периода, а также представители государств постсоветского пространства эту череду новых названий связывают с бесплодностью общественных наук, кризисом образования, с идеологической обработкой будущих дипломированных специалистов. На наш взгляд, в подобных оценках видна явная предвзятость, нежелание признать проектно-мотивирующую значимость идей социализма в нашей стране в 30-80-е гг. Хх в.

Не будем оспаривать, что в то время тематика журнала, выводы авторов не выходили за рамки марксистских идей и советской идеологии, что социально-гуманитарная мысль отставала от познавательных запросов граждан, от политических реалий в СССР и мире. Но нельзя игнорировать также другое: принципы социализма во многом определяли трудовые отношения в стране, социальную практику, общественное сознание; они формировали достойное существование миллионов людей разных поколений, вырабатывая собственную логику развития. Ныне, когда СССР остался в истории, отчетливо проступают конструктивные аспекты его эволюции, благодаря которым Россия продолжает жить. Тип советского человека, общественное консолидированное сознание, принципы социальной морали вовсе не были симулякрами; они вырастали из понимания населением гражданского равенства (но не волюнтаристской уравниловки сверху), социальной справедливости, правды. Поэтому в журнале рассматривались и отвлеченные идеи, и реальные проблемы социализма,

1 По объективным причинам материалы журнала подвергнуты контент-анализу лишь с 2000 г.; они отобраны методом случайной выборки из наличных номеров. Ссылки на те или иные темы даются по тексту в скобках, с ссылками на год издания и номера журнала, без указания фамилий авторов.

которые после развала СССР стали объектом огульной критики врагов исторической России, а также их новоявленных местных сторонников. Сегодня некоторые силы хотели бы забыть советские достижения, действуя путем имитаторской деконструкции, недобросовестного анализа, подмены того, что было тогда и что есть ныне.

Выскажем мысль о глубинных, не всегда осознаваемых факторах развития журнала в советский период: смена его названий говорила о серьезных идейных сдвигах внутри общества, о его культурной динамике. Так, за 10 лет до организации издания, в практику высшей школы была введена дисциплина «научный коммунизм». Этот шаг, а затем и выход журнала отражали процессы десталинизации, отвечая запросам молодых поколений на современные социальные знания. К тому же руководство отрасли стремилось сбалансировать связи между идеологией, наукой и социальной практикой, формируя адекватную систему гуманитарных дисциплин в высшей школе. Более поздние названия журнала предвосхищали неизбежность грядущих трансформаций в гуманитарном познании, что определялось когнитивными запросами общества и глобальными переменами. Эти изменения оказывали обратное влияние на психологию и общественное сознание в СССР, включая самосознание молодежи.

В 60-80-е гг. ХХ в. централизованное управление системой высшей школы позволяло не только улучшать качества профессиональной подготовки советской молодежи, но и расширять ее кругозор, углублять культуру мышления, повышать социальную ответственность, которые, исходя из мировых критериев, признавались тогда весьма развитыми, что отмечали не только работники образования зарубежных стран, но и западные политики. Сравнивая указанные характеристики с аналогичными свойствами специалистов в нынешних странах со сложной этно-социальной структурой (например, в Индии, Китае, США), мы видим, что качества советских квалифицированных кадров остаются во многом непревзойденными. На основе каких резонов недоброжелатели принуждают нынешнюю Россию «платить и каяться» за образование и профессиональную подготовку советской молодежи? Не правомерно ли задать другой вопрос: как распорядились бывшие республики высоким потенциалом социокультурной инфраструктуры, а также профессиона-

лизмом инженерно-технических, научных, педагогических и творческих кадров, которые они получили от СССР?

Проанализируем переходную стадию (1992-2002 гг.) жизни журнала, который с 1999 г. носит название «Социально-гуманитарные знания» с подзаголовком «научно-образовательное издание». Определение этой стадии, как переходной, говорит о многом: предыдущие системы познания и образования исчерпывали свои возможности; радикально изменившаяся обстановка в РФ требовала иных подходов анализа, масштабных исследований о культуре и обществе. Эта стадия приобрела для журнала ключевое значение, ибо совпадала с новыми запросами общества на познание России, как сложного государственного, полиэтнического и цивилизационного организма, осваивающего глобальные реалии. В этих смысловых ракурсах и в такой полноте наша страна в прошлом не осмыслялась, хотя отдельные аналитики имперского периода и русского зарубежья выдвигали нетривиальные идеи на этот счет. Неудивительно, что на первых порах разные слои населения РФ проявили слабое понимание происходящего, которое у многих людей перерастали в веру, что взаимоотношения со странами Запада наладятся, жизнь при капитализме будет лучше. Неадекватное понимание было не только у новых политиков, появившихся банкиров, владельцев крупных производств, но нередко у тех, кто до этого не смог сделать карьеру, кто считал себя недооцененным и др. Конечно, разные группы имели несходные представления о «хорошей жизни». Но главное в другом, если кто и улучшал свое благосостояние, то не мог его сохранить. Происходившие в России и мире процессы обнаруживали необратимо кризисный характер, что начинали со временем понимать все сограждане, делая из этого разные выводы.

Редколлегию следует отнести к тем субъектам общественно значимой деятельности, которые сумели избежать прекраснодушия и выработать - не сразу и не легко - реалистическую политику журнала. Самостоятельный статус издания позволил руководству поставить амбициозную цель, связанную с широким охватом социально-гуманитарных дисциплин, с анализом российской и мировой тематики, с решением исследовательских и образовательных задач. В последнем случае многие статьи нацеливались на применение в высшей школе; в 90-е гг. журнал издавал учебную лите-

ратуру; немало сил всегда отдавалось поддержке молодых преподавателей и ученых, особенно из регионов.

Масштабные цели и актуальные задачи позволили в корне обновить издание. На рубеже столетий его номера стали отражать динамику рефлексирующей деятельности профессиональных исследователей социально-гуманитарно-го профиля. Ныне журнал создается социально энергичным слоем квалифицированных специалистов, которые постоянно взаимодействуют с учащимися высшей школы. Коллективная активность рождает в итоге феномен «нового органона», своего рода аналитического инструмента в понимании меняющейся России и ее роли в современном мире. Эти процессы создают условия для познавательных поисков, помогая выработать новые смыслы о стране и других сообществах; авторы проявляют качественные навыки теоретического мышления, которые кристаллизовались еще в имперской и советской науке, а ныне развиваются, не стесненные цензурой. Конечно, в материалах и сегодня можно встретить мелкотемье, поверхностную логику, банальные интерпретации. Но наиболее серьезными следует признать трудности, свидетельствующие об ограничениях разума, когда он внезапно сталкивается с более сложной реальностью, когда аналитическое мышление еще не сформировало устойчивых элементов распознавания и понимания новых явлений, предвидения их развития.

Не имея возможности назвать даже в укрупненном виде все актуальные темы журнала, укажем ряд мировых проблем, которые в это время либо впервые оказывались в фокусе нашего обществоведения, либо начинали трактоваться по-новому: формирующийся мировой порядок в условиях глобализма; международный терроризм; разные виды и формы модернизации; межнациональные и цивилизацион-ные взаимодействия в мире; массовое сознание и психология в контексте глобальных информационно-медийных связей; системы образования в разных странах и др. В динамичных обстоятельствах авторы начинают также иначе анализировать историческое и современное развитие нашей страны: сущность России, как властно-управленческой иерархии, как государственно-политического и социокультурного феномена; интеграция РФ в глобальные взаимодействия; общественные изменения, вызванные реформами; особенности рыночных отношений, демократии, граж-

данского общества; проблемы разработки новой идеологии; вопросы государственной безопасности; российские регионы в новых условиях; меняющаяся структура населения; демографические процессы; межэтнические отношения; этническая миграция; традиционные религии в истории и ныне; реформа российской высшей школы и др.

Более ёмкие по обобщениям материалы на российские темы печатаются в номерах параллельно с эмпирическими данными социологов, политологов, про-ясняющие массовые позиции по актуальным вопросам, а также с анализом экономистов качества жизни населения. Постепенно выяснялось, что основная часть граждан отвергает капиталистические цели и глобализаторские методы реформ; общество не одобряло также политику первого президента, направленную по сути на десуверенизацию страны. Такого рода материалы становились для аналитиков предметом более глубокого анализа: они раскрывали состояние российского социокультурного контекста и ведущих его социальных слоев, которые располагали способами познания себя и окружающего мира посредством исторической памяти, обыденного мышления, народной мудрости.

Растущие объемы мировых проблем и внутренние трудности страны стимулировали наших авторов разрабатывать адекватный тезаурус гуманитарных наук, размышлять над принципами и концептами новых подходов, вырабатывать современные образы научной картины мира. В гуманитарной мысли Запада уже шло такое обновление, поскольку европейская цивилизация полным ходом формировала виртуально-информационную субкультуру, вырабатывала нано-технологические практики, эксплуатируя в своих целях пространство планеты. Эти мало знакомые для научного познания сферы деятельности порождали серьезные проблемы в жизни людей, одновременно помогая решать отдельные (военные, экономические, управленческие и др.) задачи. В итоге население стран Запада первым испытало вторжение в соразмерное человеку пространство природы и культуры множества спорных идей, антигуманных практик, враждебных технологий; например, люди забывали о реальности, предпочитая погружаться в виртуальный мир, чьи отношения с целостным существованием общества и человека искажены, обрывочны; этот мир сначала «улучшал» жизнь, затем начинал ее подменять. Самое опасное

то, что ни технические, ни когнитивные, ни гуманитарные науки не вырабатывали духовное, социальное и психологическое сопровождение этих отчасти стихийных, отчасти

1

целенаправленных процессов .

В этих условиях научное познание деформируется, абстрагируясь от общества и культуры, но поддерживает те виды деятельности, которые выгодны определенным экономическим и социально-политическим силам планеты. В такой ситуации западная наука о культуре и обществе отказывается от многих принципов науки классической (например, от концепта знания, как отображения онтологической укорененности явлений, объектов и субъектов в реальном мире, их взаимосвязанности и др.); затем низвергались принципы неклассической науки, но понимание знания еще сохраняло связь с реальностью через науку; потом начинался переход к пост-неклассическому познанию - знание оценивалось, как инструмент, радикально меняющий мир материально-инфор-мационной прагматики тех структур, которые претендуют на глобальное лидерство. В итоге наука центрировалась на анализе нестабильности, фрагментарности, разных, порой несовместимых друг с другом культурных форм и конфликтной социальности.

Ведущие направления науки Запада базируются ныне на идеях постструктурализма, постмодерна^ на принципах когнитологии и др. Когнитологический анализ формировался на Западе в пределах постмодернистской модели познания, прежде всего, как сциентистское знание-инструмент, приобретая логицированный, сугубо технократический и вместе с тем натуралистически-матема-тизированный характер. В рамках когнитологии принято сосредотачиваться на изучении Коммуникации, как субстанциональной сущности мира и человека, а также на исследовании научной среды или индивидуальных позициях аналитиков, как ведущих творцов новых идей. Принцип когнитивного плюрализма постепенно перерастает в методологический анархизм, не совместимый с установлением истины. Если ранее считалось, что наука базировалась на кумулятивных эффектах, то ныне одобряется безграничный рост числа теорий, что должно-де восстановить «порабощенное знание». В итоге

1 См. об этом: Кутырев В.А. Бытие или ничто. СПб., 2010.

до-научные и пара-научные знания реабилитируются, но наука, насыщаясь ими, размывается.

В условиях познавательно-фазового перехода наши исследователи не вникали в тонкости трансформаций западной мысли о культуре и обществе. В это время наша гуманитарная мысль и обществоведение проявляли признаки методологической эклектики. Одни авторы продолжали опираться на установки марксизма. Другие осваивали труды российских мыслителей прошлого (имперского периода, русского зарубежья, неподцензурной мысли советского времени), отчасти обнаруживая в них понимание глубинной России. Одновременно ширился интерес к новым направлениям западной науки. Наши гуманитарии знакомились с идеями когнитологии, феноменологии, постструктурализма, синергетики. Немало аналитиков обращалось к философским принципам постмодерна, неолиберализма, обосновывающим техносциентистскую креативность, трансгуманизм и биотехническое конструирование человека, переход мира к постчеловеческой цивилизации, замещение идеи реальности виртуальными образами и др.

В журнале разные исследователи (а порой материал одного автора) в качестве ведущих также применяют принципы познания, заимствованные из разных эпох, несхожих ценностно-смысловых локусов. Так, идея культурно-циви-лизационного своеобразия России (взгляды русских мыслителей XIX - начала ХХ в. и цивилизационной теории наших дней) могла оказаться рядом с утверждением, что Россия -неотъемлемая часть европейской цивилизации (либеральная идея в нынешней России). Если синергетическое видение неравновесности глобального порядка исходит из невозможности точно сказать, каким он будет через 20-50 лет, то линейный прогноз «всемирной цивилизации» жестко фиксирует ее параметры на сто лет вперед: демократия, «глобальный гуманизм» (западная философия модерна) вкупе с социальной справедливостью (в русско-православном понимании). «Всемирная цивилизация» мыслится, как универсалистское выравнивание культур, наций, религий при помощи информационных технологий (принцип евро-центризма). Ведущим субъектом мировой цивилизации видится «человек, его культура, образованность» (идеи Просвещения, марксизма, в т.ч. советского). Жизнь человека

рассматривается как самовыражение собственного «я», его креативной сущности (идеи постмодерна).(2000-4)

Столь отвлеченные и по-советски привычные приемы, совмещающие западные и российские установки в прогнозах мирового развития, остаются на этой стадии весьма распространенными. Встает вопрос - не таила ли переходная фаза угрозу превращения нашего обществоведения в некий аналог когнитивных версий постмодерна с их отказом от истины, уходом от жизненной объективности и онтологических корней познания, но с опорой на виртуальные модели социальных связей и релятивизм коммуникативно-речевых ситуаций?

Такой поворот, на наш взгляд, оставался маловероятным. В этом вопросе ведущее значение приобретали национальные формы науки и осмысление ее социокультурной значимости в России и на Западе. Справедливо отвергая универсалистские претензии классической европейской науки, сторонники пост-неклассики (в т.ч. когнито-логии) во многом мистифицируют и в то же время упрощают процессы теоретического познания, сводя их либо к произволу исследовательского мышления, либо к массовому бессознательному ученых, либо к символическому насилию властей над научной средой. Выход из этого тупика нередко видится в ментальном отказе исследователя от внутреннего и внешнего принуждения, в децентрированном взаимодействии внутри научного сообщества и т.п.

Отечественная наука изначально приобретала свои особенности. Ее становление в конце ХУШ-Х1Х вв. было обусловлено, во-первых, знакомством с ведущими теориями и принципами западной науки, во-вторых, их переосмыслением в ключе качественно иного, русского гнозиса, а также сближением с цивилизационным полигнозисом России. В итоге параметры теоретических систем, создаваемых в нашей стране, как в естественных, технических, так и особенно в социально-гуманитарных науках (цели, ценности науки, новые смыслы и проблемы и др.) приобретали серьезные отличия от теорий Запада.

Наши ученые того времени признавали совокупный потенциал науки способом общественного самопознания и понимания мира, средством адаптации населения (т.е. разных этносоциальных общностей) к меняющейся жизни; подчеркивалась также роль науки в оптимизации труда, рачи-

тельном отношение к природе и человеческим ресурсам, моральная ответственность ученых за свои идеи перед обществом. Такое понимание науки выражалось в теориях российской цивилизации, государственности, русского космизма, в экономических^ этнографических, культурологических идеях, в философских обобщениях и прикладных разработках естественных, военных, технических наук. Все это работало на укрепление суверенитета страны, расширяло актуальные виды деятельности на территориях Северной Евразии, меняло сознание людей через адекватную картину мира, формы труда и быта. Империя начинала прорывы в оружейном деле, строительстве железных дорог, в создании военной индустрии. В СССР государство активно осваивало все виды современного транспорта, создавало инфраструктуру искусства и массовой информации, сети социально-культурного обслуживания, единую энергетическую систему, общесоюзную автоматизированную связь и др. Во всем этом отражался социальный потенциал нашей науки. Но в поздние годы так называемого застоя в научной среде появились нетривиальные вопросы: насколько далек социально-гуманитарный анализ от жизни? Не занята ли официальная наука имитацией, поддерживая инертное общество? Такая реакция требовала здравых перемен, как в стране, так и в идеологии, в статусе науки.

Возвращаясь к вопросу о возможном перерождении целей и смыслов российской науки, отметим, что редакция журнала, безусловно, осознавала опасность соединения на своих страницах мало совместимых методологических и мировоззренческих альтернатив. В стабильных условиях научное издание в отборе материалов применяет рациональные критерии; но на данной фазе они не срабатывали. Не случайно в ситуации перехода научно-гуманитарная среда болезненно ощущала слабость своей эпистемологической основы и парадигмальных норм, позволяющих преодолевать ментальный хаос, размывание иерархии научных оценок, упрощение смыслов. В этих условиях редакция отчасти сознательно, но скорее интуитивно настраивала авторов на нетривиальные идеи, на отработку новых приемов познания России, не разрушая при этом анализ за счет политической конъюнктуры, содержательной беспринципности. Доказательством служит то, что журнал избежал привычного для публицистики и ряда научных изданий это-

го периода соблазна хулить Россию и ее граждан, противопоставлять друг другу этносы, сторонников разных религий, жителей разных регионов. Доступа в журнал эти авторы не получали. Здесь печатались статьи, созданные в ключе различных концепций, несхожих мировоззренческих установок, но это вело к дискуссиям в рамках научной этики, к сравнению разных версий анализа одной проблемы и т.д.

Современная фаза развития журнала (2003-2018): изучение России. В этот период журнал наращивает аналитический потенциал гуманитарной мысли, расширяет когнитивные возможности обществоведения; на его страницах появляются новые представления о России, что сопровождалось следующими проблемно-аналитическими тенденциями. На примере анализа социокультурных процессов разных эпох и нынешней России авторы выявляют устойчивые факторы эволюции русской и развивающейся на ее основе российской культуры, как единой цивилизационной системы. Наиболее ёмкие по содержанию философские, исторические, культурно-цивилизационные подходы позволяют им вскрыть базовые свойства менталитета (в т.ч. бессознательные), психологии русских людей и других этносов - архетипы, культурные коды, мифологемы и т.п. (2006-1; 2009-4; 2015-5). Изучение этих психо-ментальных структур приводит к выводам, что разные поколения этносов России спонтанно выработали общие универсалии, тяготеющие в целом к коллективным формам жизни и взаимопомощи, бережному отношению к природе, высоким духовным целям, принципам справедливости, правды и др. Напротив, в обществе никогда не одобрялось стремление к выгоде любой ценой, голый меркантилизм по отношению к реальности, отвергалась неправедная жизнь и сознательная ложь. (2013-1).

В ядре русского менталитета, в глубинах российской духовной культуры исследователи обнаруживают сложные по строению и тоже устойчивые ценностно-смысловые доминанты, которые в большей степени регулируют государственные, военно-оборонительные, социальные, духовные аспекты жизни. На страницах журнала эти типологические доминанты определены, как сакраль-но-мессианская, утопическая, патриотическая, имперская, государственничес-кая, национально ориентированная и др. (2008-1). Отзываясь на вызовы времени, эти доминанты в разные эпохи проявлялись неодинаково: одни созревали, другие уходили

в тень, третьи оказывались в фокусе массового интереса; были такие доминанты, которые, временно или надолго, могли выпадать из культурной памяти. Но новый переходный период их снова активизировал, формируя в общественном сознании их обновленную иерархию с новыми ведущими и подчиненными типами. (2011-4)

Помимо указанных качеств в массовом сознании и психологии усматриваются феномены иного рода, носящие менее устойчивый, подчас ситуативный характер (общественное мнение, этнические интересы, идеологические принципы, психо-эмоциональные оценки). Будучи более зависимыми от расстановки социальных сил, от запросов времени, эти феномены выполняют важные функции обновления культуры. Так, в период кризиса они запускают на среднесрочной шкале времени механизмы пересмотра прежних взглядов и рождения новых. Обновление культуры идет за счет перекрестных эффектов внутренних и внешних факторов: а) вызовов эпохи и современных потребностей общества, б) наличия в нем новых активных слоев, а в культуре -ресурсов развития, выживания (в т. ч. познавательных), в) базовых психо-ментальных этнических структур. (2016-3)

В итоге разные идеи и выводы позволяли формировать на страницах журнала образы новой научной картины мира, связанные с пониманием прошлой и нынешней России, с осознанием отличий ее духовных характеристик от свойств других народов и страновых сообществ. Эти процессы познания вырабатывают релевантные фокусы, новые методы и установки анализа не только самой России, но и культур разных народов, локальных цивилизаций. Раскроем суть одной из таких установок, которая вызревала в имперской науке, но в советское время была забыта: изучение всякого устойчивого культурного сообщества необходимо проводить, исходя из закономерностей его эволюции, из онтологических корней его существования и выживания (включая эпистемологические ресурсы), учитывая его формы взаимодействия с соседями, характер отношений с природой, его высшие смыслы, цели, массовые интуиции. Добавим, что во второй половине ХХ в. к похожим установкам гуманитарного познания пришли некоторые зарубежные аналитики, например, востоковеды, а также знатоки проблем индуизма, дальневосточных народов, культурных форм Центральной Африки и др. Наша гуманитарная мысль возрождает

эту установку лишь на рубеже ХХ-ХХ1 вв., преодолевая тем самым застарелый когнитивный диссонанс.

Современная фаза развития журнала: анализ постсоветского пространства. Еще одну важную тему познания в журнале этого периода следует связать с анализом постсоветского пространства. В новых государствах живут наши недавние сограждане, включая русские и русскоязычные слои. Шокирующей неожиданностью стала для населения РФ агрессивно-враждебная политика новых национальных элит по отношению к этим слоям. Большинство россиян считают абсурдом легковесные антисоветские обвинения, русофобскую политику, хотя какое-то время не всем было понятно, как на них должна реагировать РФ. Негативная реакция становилась осмысленной, когда россияне отслеживали ущемление прав «не-граждан» в Латвии, Эстонии, цветные революции в Грузии, Киргизии, майданы на Украине. Медийные репортажи позволяли видеть постановочную и русофобскую суть этих событий.

Население РФ помнит сходные по деструкции процессы в 90-х гг. - действия исламских боевиков в Чечне, Дагестане, гражданские конфликты в Москве и др. Позже анализ вскрывал, что такие акции проводились по типовым сценариям, шаблонно освещаясь в масс-медиа; их цели и логика вырабатывались «фабриками мысли» Запада для разрушения постсоветского порядка. (2005-5) Граждане новых государств поначалу охотно включались в эти псевдореволюции, но вскоре они убеждались, что определенные силы используют их для разрушения страны. Массам бывает нелегко это признать и люди избегали об этом думать.

Для россиян же было важно понять, что распад СССР осуществлен по одному из аналогичных сценариев эрзац-элитой советских верхов и глобальными силами извне. (2005-5) В начале миллениума изменившаяся к худшему и без того сложная ситуация в стране мотивировала основную часть населения поверить и поддержать консолидирующие усилия нового президента В.В. Путина и... Россия чудом выстояла. Ныне наше общество стремится восстановить во всем объеме суверенитет, экономическую и культурную независимость. Однако нормальные отношения на постсоветском пространстве формируются медленно.

Динамичные и противоречивые процессы на постсоветских территориях по сути не стимулировали российскую

власть к выработке цивилизационно обоснованной политики в макрорегионе, которую поддерживало бы население РФ, а также граждане новых государств. Здесь в это время зарождались общие программы и альянсы; однако противоречия внешней российской политики 90-х гг. не только не устранялись, но росли. Работая ныне в новых государствах, структуры российского международного ведомства слабо взаимодействуют со слоями гражданского общества, игнорируют практики и методы «мягкой силы»; их представители не любят говорить о долгосрочных целях сотрудничества, о стратегических связях, особенно в социальной и культурной сферах. (2005-5).

В самой России ныне распространяется не так много официальных сведений о жизни и гражданах новых государств; отечественные СМИ нередко пишут об этих темах сугубо в политическом ракурсе или в манипуляторском ключе. Поэтому у населения РФ растет потребность в объективной информации о таких процессах. Руководство журнала данную тематику настойчиво развивает, хотя ее удельный вес среди других материалов не большой. Журнал помогает аудитории понять то^ что происходит в бывших республиках СССР, вырабатывая аналитические позиции по всему спектру отношений с ними России. Содержательно эта тема представлена здесь весьма разнообразно; вместе с тем она не всегда, на наш взгляд, теоретична, приобретая описательный характер. Российские ученые пока не могут предложить обобщенного понимания турбулентных процессов в макрорегионе, а разработка новых теорий требует времени. Но материалы по этой теме появляются на страницах издания систематически. В одних осмысляются модернизационные формы новых государств, претендующие на национальное развитие, но по результатам скорее тяготеющие к этническому прошлому или к современному кризисному развитию.(2016-1) Другие авторы пишут о будущем. Так, в материале о военных и оборонно-технологических связях РФ и Беларуси раскрывается, как в ходе сотрудничества не только заново отрабатываются принципы его нормативно-правового обеспечения, но проектируются механизмы создания Союзного государства. Читатели узнают о новом опыте отношений, в рамках которого связи и кооперативные эффекты будут усиливаться, но обе стороны, не копируя советский опыт, сохранят целостность

и суверенитет. (2015-4; 2016-2) Такое сотрудничество отображает новый тип союзных государств, позволяя читателям размышлять над возможными формами межстрановой интеграции на территориях, прилегающих к РФ. (2018-1).

Сложной и недостаточно проясненной проблемой остается слабо контролируемая миграция в РФ. Из-за ухудшения жизни миллионов людей на Украине, в Молдавии, Азербайджане, Киргизии в нашу страну устремлена масштабная этническая и трудовая миграция. В реальности эта проблема драматично напоминает о себе растущей долей в наших городах гастарбайтеров и переселенцев из Прибалтики, Закавказья^ Средней Азии. Журнал печатает работы авторов, изучающих плюсы и минусы этих процессов.(2007-2; 2010-5; 2013-1; 2015-4)

Еще менее известны в России вопросы, связанные с массовой психологией, общественным сознанием граждан новых государств. На страницах издания появляются данные социологических опросов, итоги анализа идентичнос-тей, эмоционально-жизненных оценок населения этих стран. Так, выясняется, что разоренная майданами и АТО Украина, традиционное общество Азербайджана, «продвинутая» Эстония (член ЕС) в одинаковой мере испытывают кризис общественной консолидации, эффекты разорванного сознания, размытую гражданскую идентичность, хотя эти процессы в каждой стране имеют особенности. Украинская трагедия у всех на виду: все знают о конфронтации политических оппонентов, о субъэтнических конфликтах, о разных притязаниях на западно-европейскую, украинскую и русскую/российскую идентичность. Однако у нас менее известны навязчивые страхи украинцев, их безразличие к политике, отторжение любой идеологии, тревога за жизнь близких; отсюда рост массовой апатии, цинизма, нередко русофобии, ибо людям внушают, что все их несчастья связаны с Россией. (2015-5) Эстонское общество видится из России сквозь призму вражды эстонцев к русским. Реальность более сложная: в стране существует заметная часть смешанных семей; до 1/3 эстонцев стойко не «одобряют русофобию», а некоторые их группы остаются советскими по привычкам и настроениям. Доля сторонников евроинтеграции со временем падает, ибо итоги членства в ЕС не радуют - молодежь уезжает на Запад; снижена рождаемость, но растут бедность, социальное

расслоение.(2009-6) Казалось, этого нет в Азербайджане. Однако и здесь те же трудности - недовольство этнических меньшинств, социальное неравенство, агрессия американских ценностей, отъезд молодежи на заработки, хотя есть и неожиданные издержки - культурное расслоение, склонность молодежи к девиантному поведению. (2009-6)

Для россиян огромную значимость на постсоветских территориях приобретает еще одна тенденция: в последние 5-7 лет здесь исподволь оживают идеи и проекты интеграции с РФ. Население ряда областей новых стран готовы терпеть неустойчивый статус «непризнанных республик», чтобы в итоге быть с Россией. В последнее время к этим территориям относят области, желающие выйти из состава Украины, нормализовать связи с РФ. (2015-3) В этой ситуации есть и прорыв: Крым включен в Россию на основании итогов референдума, свидетельствуя о том, что наша инерционная политика на Украине, может стать весьма разумной и динамичной. Журнал реагирует на указанные процессы материалами, смысл которых отражен в духовных императивах «время собирать камни», «пора домой, в Россию». В одной из статей филигранно вскрыта феноменология гражданской идентичности россиян, а также неочевидные процессы самоопределения граждан (в основном не титульной нации) новых государств. (2015-3) В таких материалах мы видим шаги к теоретическому пониманию проблемы гражданства, особенно его вынужденных, маргинальных, диаспоральных форм, а также сложных по архитектонике идентичностей, которые создают предпосылки концептуализации этих зачастую латентных структур массового и личного самосознания в РФ и ближнем зарубежье. (2015-1)

• В завершении анализа в журнале процессов на постсоветском пространстве выскажем некоторые выводы о прошлом и будущем данного макрорегиона. За свою более чем тысячелетнюю историю Русь/Россия опосредовала два разных вектора культурного развития - восточный (принятие православия, совместная жизнь с народами Востока, освоение территорий Азии и др.) и западный (монархическая империя, интеграция западных народов, марксизм, индустриализация, наука и др.). За это время численно растущее население страны переживало немало социальных невзгод, государственных катастроф, духовных утрат. Но одновременно российские народы сформировали об-

щий опыт социокультурного переустройства, духовного сотрудничества и межэтнического понимания, не сравнимый ни с Востоком, ни с Западом.

• Ныне, когда оба вектора остались позади в истории, Россия, лишившись целого ряда национальных окраин, тем не менее проявляет зрелую самостоятельную суть: на мировой арене она продолжает выступать евразийской конти-нентально-морской державой; в контексте этно-националь-ных и культурных миров она остается российской цивилизацией, полиэтническим и поликонфессиональным сообществом, представители которого интегрируются русским народом, его культурой, как в самой России, так и в странах макрорегиона. После распада общего государства все народы этих стран без исключения ведут непростую борьбу за суверенитет и выживание. Немало сильных наций, государств, других масштабных сообществ желали бы подчинить это пространство своему контролю, лишив коренных жителей права на территорию, а, может быть, и на жизнь. В этой беспощадной борьбе ХХ1 в. отдельные народы, государства, тем более местные олигархические структуры или слабые военные союзы самостоятельно выжить не смогут. Российские аналитики утверждают, что победу за свое будущее одержат лишь те цивилизационные сообщества или импероподобные коалиции, которые будут объединены сходными высокими смыслами, у которых есть конструктивный и длительный опыт совместного взаимодействия, при минимальной социальной поляризации населения. В этих условиях РФ обретает в перспективе возможность консолидировать на обновленных цивилизационных началах (не обязательно через единое государство) те народы северной и центральной Евразии, которые примут решение о союзе с ней. При этом Россия будет исходить из принципов добровольного и равноправного сотрудничества^ справедливости, прав на жизнь и духовное развитие всех участников этих союзов или коалиций.

Современная фаза развития журнала: анализ государственной власти как объекта и субъекта познания. Уже отмечалось, что к началу миллениума властно-элитные группы России явно утрачивали у граждан кредит доверия. Массовые слои первыми убеждались, что созданный в постсоветский период либерально-экономический порядок, встроенный в посткапитализм, несет России и ее насе-

лению гибель. Но доморощенные выгодоприобретатели (прежде всего банкиры, крупные собственники, высшие чиновники и др.) долго еще не желали признавать, что сам порядок не удовлетворял не только граждан РФ; он уже становился малопригодным и для глобальных кураторов, желавших тотально подчинить а затем и расчленить Россию. Среди граждан либеральную модель ныне поддерживает ничтожно малая доля сторонников. Значительная часть населения, отмечая ухудшение жизни, низкое качество управления и деградацию государственных основ, ориентирована на мобилизационно-левый вектор политики; имеются приверженцы имперской государственности; есть и неопределившиеся граждане.

Интригующая сложность идейно-политической и познавательной ситуации в нулевые годы состояла в сдержанной, если не сказать более резко - размытой, порой двусмысленной позиции высшей власти - президента В.В. Путина и его близкого круга. С одной стороны, новый президент личными качествами выгодно отличался от предшественника, оставаясь сторонником российской го-сударствен-ности. При этом долгое время он был на стороне крупного бизнеса, считая либерально-капиталистический курс эффективным для РФ, но не афиши-руя эту позицию. Анализ позволял видеть, что такое его понимание России, стран Запада и мировых «партнеров» постепенно трансформировалось, вырабатывалась более самостоятельная государственная линия. Ныне очевидно, что власть во главе с президентом за период без малого двух десятилетий сумела осуществить конструктивные меры внутри страны и сделать важные шаги, укрепившие суверенитет РФ в мире. Вместе с тем политика не обретала стратегических целей; особенно это заметно в экономике, социальной и культурной сферах, в области образования, науки, масс-медиа. Лишенная внятных ценностно-смысловых параметров, она виделась гражданами слабой, порой абсурдной, что с учетом внутренних сдвигов, международных угроз и санкций усиливало шатания в обществе. Между социально-политическими стратами росли антагонизмы, нивелируя консолидацию общества, вызванную самостоятельными инициативами в международной политике. Все это дробило, поляризовало позиции граждан, рождая в стране идейное разномыслие, познавательный коллапс.

Анализ, рассматривающий высшую власть как объекта познания, а также исследующий собственные концептуально-когнитивные установки политиков, стала в последние 10 лет интересовать авторов журнала. Темы либо рассматривались на базе выступлений самого президента, либо опирались на критику либеральных позиций разных лиц во власти или через анализ политических идей в целом. Представим диапазон обобщенных авторских выводов по вопросам, связанным с пониманием президентом, его окружения сущности и будущего России: а) Путин строит госкапитализм, как способ возрождения РФ (2007-4); б) между позитивными оценками Путина базовых ценностей России и русофобией его близкого окружения существуют непримиримые противоречия (2009-6); в) Путин является альтернативой Ельцину; он - патриот, чья деятельность служит интересам РФ (20151); г) идейно-политический вектор президента не выверен; д) в объединении постсоветского пространства путинский порядок неустойчив и бессилен и т. д. (2005-5; 2017-6)

Как видим, диапазон авторских оценок концептуально-когнитивного потенциала власти достаточно широк и противоречив. Весьма разбросаны также авторские предложения в ее адрес. Например, сторонники мобилизационно-ле-вой модели критикуют власть, ссылаясь на советскую политику, как наиболее эффективную в условиях международной изоляции и давления. От президента ожидают мер, которые были уместны в 30-60-е гг. в СССР (в хозяйстве - Госплан, госсобственность, в обществе - руководящая роль партии, официальная идеология, зачистка 5-й колоны и т.п.). Поклонники монархии осуждают президента еще более абстрактно, ставя в пример приукрашенный патриотизм имперской власти, ее не всегда реальную мощь. Но даже самые дотошные критики не конкретизируют, каким образом институционально-политические формы прошлого следует увязывать с современной жизнью. Это говорит о том, что авторские оценки отражают, во-первых, разное понимание учеными самих процессов познания во власти - они для них непоследовательны, неясны; во-вторых, немалая часть аналитиков оценивает концептуально-когнитивный потенциал власти, исходя из смысловых критериев прошлого, но не в ключе современных реалий, не учитывая эмерджентной природы глобальных угроз и рисков.

Среди авторов журнала и в научном сообществе есть сторонники В.В. Путина, которые оценивают его действия и когнитивные установки более реалистически. Они видят в нем крупного лидера, мыслящего категориями нынешней России и глобальных связей, который при этом учитывает уроки истории. Реалисты говорят: в СССР, в империи, действительно, были периоды позитивного развития; но сложившейся порядок в одном и другом государстве необратимо разрушался. Крах происходил тогда, когда власть уже не справлялась с кризисами. В какое прошлое и зачем нас зовут возвращаться? Вопрос уместный; политики и исследователи знают, что возврат в прошлое невозможен, он возбудит лишь массовые иллюзии, идейные метания. Более удачным, считают реалисты, мог бы стать синтез традиций с инновациями. Но на это мы им возразим: у РФ нет времени сосредоточиться на задачах такого рода. Столь сложные сообщества, как наше, при масштабном кризисе вынуждены быстро менять устаревшие формы культуры, исходя из рисков и вызовов эпохи, чтобы устремиться в грядущее. В этой ситуации политический лидер и его команда обязаны предложить обществу по меньшей мере среднесрочные цели и образы будущего, приемлемые для населения, не конфликтующие открыто с культурной традицией.

Вместе с тем аналитики-реалисты, изучая концептуально-когнитивные принципы президента, учитывают его профессиональный опыт офицера разведки. Взвешенные оценки прошлого и будущего совмещены у него со специфическими методами госуправления, с умением видеть опасности, скрытые риски. РФ окружена чужими базами с оружием массового поражения, поэтому Путин укрепил разведку, перевооружил армию, обновил ее структуры и руководящий состав. Поскольку советские нормы отбора кадров не работали, президент подбирал людей на высшие должности, опираясь на их порядочность, личную преданность, пренебрегая нередко их профессионализмом и даже результатами работы. Он вынужден учитывать двоевластие в структурах управления, где действуют разные идейные группы, в т.ч. приверженцы либеральных ценностей и глобального бизнеса. Путин применял принцип спецслужб «работать с кадрами, которые есть», что позволило ему стать арбитром разных команд во власти. Навыки разведчика помогали президенту в 2012 и 2018 гг. построить сложные

балансиры, не допускавшие конфликтов между властью, бизнес-корпоратив-ными группами, региональными элитами, что важно для управляемости государством в нестабильных условиях. Однако президенту так и не удалось мотивировать разные элитные группы на созидание России; они изначально были запрограммированы действовать преимущественно на ее разрушение.

В целом опыт спецслужб действительно позволяет президенту справляться с исключительно сложными проблемами; но такой опыт имеет свои издержки и ограничения, порождая новые острые вопросы, пониманию которых не обучают специалистов этого профиля. Например, Путин, вырабатывая демократический стиль отношений с гражданами, не учитывал одного важного момента - он превратил право президента на сокрытие государственных секретов в ключевой принцип, не раскрывая даже весьма значимых для масс мотивов своей политики, поскольку-де это неизбежно ради государственной безопасности. Но безопасность не достижима, если граждане не понимают политических целей, видят уходы от ответов, противоречия между словом и делом первого лица в государстве. В этом случае люди судят о политике, ограничиваясь личным опытом; наблюдая признаки деструктивных процессов, они ощущают на себе их негативное действие. По мнению этих слоев, президент пассивно смотрит на деградацию общества, оффшорный бизнес, коррупцию во власти, либо неубедительно объясняя, либо замалчивая их. Такие умолчания, противоречия в объяснениях, несовместимость полярностей в действиях ведут к снижению добровольной поддержки президента со стороны граждан.

Мы исходим из того, что президент РФ, как и любой представитель высшей власти, не располагает полной свободой ее применения. Путин тоже вынужден камуфлировать стратегические цели своих действий, лавируя в отношениях к сверх-благополучным и массовым слоям, включая обездоленных. Но итогом является щадящая для власть-имущих и крупного бизнеса стратегия выхода из кризиса, которую президент сознательно не проясняет публично. Допустим, что эта тактика управления сугубо вынужденная. Между тем необходимость концептуализации власти, а также отношения между политиками, состоятельными слоями, с одной стороны, и народом, с другой, всегда остро

стояла в России. Массы ждали от властей признания субъектного статуса народа в государстве. В нашей истории власть и высшие классы нередко игнорировали этот факт; пренебрегает им и президент РФ, что делает данную проблему предельно болезненной. Так, до сего дня не снижается доля тех, кто требует пересмотра итогов приватизации. Напомним, что выдвигая в третий раз свою кандидатуру на высшую власть, В.В.Путин предлагал закрыть тему приватизации 90-х гг. «разовым взносом» в пользу государства». Но и этой «успокоительной пилюле» не было дано хода. Ныне санкционная политика Запада бесцеремонно изымает «молодые деньги» у наших олигархов; сами они этим дезориентированы и подавлены (это к вопросу о специфике понимания ими своей роли в РФ и мире).

Однако накануне выдвижения своей кандидатуры на высший пост в государстве в четвертый раз и сразу после избрания в мае 2018 г. В.В. Путин счел возможным объявить о новом векторе преобразований в РФ, которые будут нацелены на внутреннее развитие и станут базироваться на отечественных ресурсах. В первом Указе "О национальных целях и стратегических задачах развития Российской Федерации на период до 2024 года" названы направления по социальным, экономическим вопросам, а также в сфере технических инноваций, образования, науки. Задачей новой стратегии объявлена также нейтрализация социальных антагонизмов, которую президент намерен решать разумными мерами. Но означало ли это, что он сможет убедить крупных собственников сделать свой бизнес социально направленным? Реализуя преобразования, станет ли власть распределять их бремя пропорционально между имущими и неимущими, или вновь переложит все тяготы на средние и низшие слои? И вообще не стоят ли за насущными мерами в рамках нового срока президента прежде всего опасения политических верхов утратить власть? Ибо в случае консервации провалившейся экономической модели перемены могут и запоздать; их опередят международные угрозы или российские катаклизмы, в т.ч. инспирируемые из-вне. На эти вопросы и предположения пока нет убедительных ответов.

Между тем проблема устранения неравенства, социальных антагонизмов давно назрела и анализируется разными силами общества - специалистами в своих областях, патриотическими организациями, исследователями и др. На

страницах журнала публикуется немало материалов о разных формах социального партнерства, об оздоровлении нашего бизнеса (2005-5; 2016-3), о неэффективном взаимодействии разных ветвей власти с населением (2015-1,4), о проблеме классовой поляризации и выравнивания социального неравенства (2015-3), о согласии и консолидации общества (2011-4) и др. Исследователи не раз обосновывали решающую роль в реформировании авторитетного лидера государства, который обладает способностью твердо проводить преобразования по общественно значимым целям и способам их достижения, наделен моральной ответственностью, умеет договариваться с верхними слоями, со средними и с низшими стратами и др.

Ради полноты картины изложим иную логику в анализе познавательного потенциала высшей власти: объективно при Путине Россия стала сильнее и в принципе смогла бы избежать катастрофы распада. Факты показывают: более безнадежное положение в странах Запада, движение которых к точке невозврата убыстряется, в то время, как политики и граждане РФ способны сохранять выдержку, обходить провокации, взвешенно реагировать на глобальные угрозы. Нельзя отрицать, что загнанные в угол своими трудностями страны Запада и прежде всего США, в ближайшей перспективе перейдут от гибридной войны к открытым столкновениям. В целом президент, его кружение объективно и верно понимают основные механизмы международных взаимодействий, рассчитывая государственные ресурсы и свои властные возможности. В этой ситуации груз ответственности, лежащий на президенте РФ, запредельно высок. И если в новой стратегии объявлено лишь о смене приоритетов политики, переставлены или не включены в правительство некоторые лица, но не заявлено о мобилизационной ситуации, значит у РФ есть возможности в ближайшие годы развиваться почти в прежнем режиме.

Обе - и алармистская и умиротворяющая - оценки политической линии Путина отчасти верны, отчасти ошибочны; преодолеть им эту амбивалентность невозможно, ибо противоречива, принципиально размыта сама политика президента. Более определенной мы видим ситуацию политического и духовного выбора. Нынешний этап развития неизбежно ставит разные общественные силы, всех граждан страны перед альтернативой - выступают ли они за

сохранение суверенной, идейно сплоченной России или они руководствуются другими целями, скрытыми намерениями. Примечательно, что острая ситуация была создана в обществе вскоре после выборов президента, поначалу развиваясь вокруг пенсионной реформы, затем усугубляясь фискальными мерами правительства, затрагивающими беднейшую часть населения. В итоге массового неприятия гражданами этих шагов и циничной реакции на это чиновничьей среды наши граждане могли убедиться в непримиримой расколотости общества.

С одной стороны, в стране растет число граждан, которым угрожают падение уровня жизни, безработица, нищета; с другой, в условиях кризиса и растущего дефицита ресурсов власть имущие демонстрируют профессиональную некомпетентность, неумение распознавать подлинных опасностей и угроз, в т. ч. по отношению к своему статусному положению; озабоченные сохранением своего благополучия, они не способны наладить гражданский диалог с населением. Все это говорит об утрате государственной властью чувствительности к социальным проблемам. В центре этой конфликтной ситуации высится фигура президента, который кстати, активно и успешно занимался социальной политикой в течение двух своих первых сроков. Однако ныне он занял отстраненную позицию, не вспоминая о своем намерении провести реформы с другими целями, с иной направленностью. На наш взгляд, нынешнюю сложную ситуацию пока нельзя однозначно приравнять к стратегическому выбору. Однако и она свидетельствует, что в ближайшем будущем такой выбор станет неотвратимым, жестко принуждая самоопределиться всех и каждого в отдельности. В этом слу-чае неизбежно прояснится также понимание президентом внешних угроз и внутренних опасностей, а также его выбор, как политика и как человека.

Анализ глобального мира в российской науке и на страницах журнала. Советские ученые в свое время по иным (хотя и сходным), нежели на Западе причинам, тоже не смогли создать адекватных концепций, чтобы на языке современных идей вскрыть обреченность глобально-олигархического капитала; но тогда отдельные авторы близко подошли к этой цели. Сложности такого рода чувствуются даже в трудах проницательных аналитиков 90-х гг., вскрывавших несовместимость мирового и доморощенного капи-

тализма с культурой России (А.С. Панарина, А.А. Зиновьева и др.). После распада СССР в нашей науке сначала распространялись неолиберальные идеи об отмирании государства в глобальном мире, об устойчивом развитии, о капиталистической модернизации, о правах человека и меньшинств и т.п. На пропаганду этих идей ушло немало энергии; для многих граждан РФ (в т.ч. некоторых ученых) они стали миражами, которые быстро рассеялись.

Одновременно, в последние 10-20 лет наше обществоведение заметно активизировало анализ соотношения государственного управления и скрытых форм власти над человечеством (их называют мировым или бесструктурным управлением, наднациональной или концептуальной властью и др.). При этом наши авторы, опираясь на зарубежные теоретические идеи о государственности и власти, привносят свое концептуальное видение глобального кризиса, а также национально-цивилизационных неблагополучий в разных странах. По их мнению, глобальное риски и опасности не сводимы к кризисам западных стран; они сложнее, глубже, выражаясь всюду в неэффективном использовании ресурсов природы; они делают уязвимыми современный уклад хозяйства, образ жизни, тип семьи, особенно в развитых странах, урбанистических конгломерациях; они разрушают христианство (в т.ч. его тип личности); они угрожают белой расе, ибо транснациональная власть провоцирует спад рождаемости в одних странах и демографические взрывы в других, что снижает долю этой расы в структуре человечества. Одновременно отечественные ученые анализируют подлинные связи между глобальными кризисами, реальным развитием нашей страны и имитацией ее реформирования. Проводится также анализ возможностей освоения государственной элитой РФ основ концептуальной власти и бесструктурного управления в масштабе российской цивилизации1. В нашей аналитике разрабатываются различные сценарии преодоления мирового кризиса и прорыва человечества в будущее. Сошлемся на модель А.И. Фурсова, где грядущее видится, как вероятность одной из двух альтернатив:

1 См. например: Павленко В.Б. Кризис глобального управления и попытки его разрешения за счет России. М., 2005; Солонько И.В. Феномен концептуальной власти. М., 2011.1 Фурсов А.И. Россия и мир: сущее, должное, возможное // Русский интерес. М., 2015, с. 307.

1-я альтернатива. Базовые структуры и идеологические принципы капитализма сохранены; человечество регулируется из центров Северной Атлантики, где монопольно закреплены высокие технологии, финансовые, кадровые, информационные и научные ресурсы; основная часть населения планеты живет на периферии, где принудительный тяжелый труд, бедность и вырождение; при этом на разных окраинах нивелируются культурно-исторические, расовые, этно-национальные особенности. Данная альтернатива во всей полноте скорее всего не выполнима, ибо в ее пределах невозможно провести радикальных финансовых и в целом экономических преобразований;

2-я альтернатива. Мир строится на базе иерархически соподчиненных, и вместе с тем равноправных макрорегиональ-ных блоков (сопредельных стран и народов), конфигурацию которых определяют разные параметры, в т. ч. цивилиза-ционные; макрорегионы сотрудничают между собой, исходя из своих интересов, сохраняя контроль над природными, кадровыми, информационно-научными, духовными ресурсами; разные сообщества продолжают сохранять свои культурно-этнические качества, расовые и религиозные различия; политические формы, а также виды социальных систем многообразны. В рамках данной альтернативы реализуются финансово-экономические реформы, основанные на значимости наличных ресурсов и реального производства. В хозяйственной практике макрорегионов ведется поиск балансов между планированием и рынком, разными формами собственности, между товарами и общественными благами1.

Перечисленные выше подходы к анализу глобальных трансформаций весьма активно обсуждаются на страницах журнала «Социально-гуманитарные знания». Например, материалы журнала, так или иначе затрагивающие начальный этап указанного выше второго сценария в модели А.И. Фурсова на примере евразийских союзов, тихоокеанского альянса и других региональных видов сотрудничества, свидетельствуют о том, что и этот сценарий не станет для мира беспроблемным, но потребует немало сил, терпения, времени. (2015-3, 4; 2018-1).

1 Фурсов А.И. Россия и мир: сущее, должное, возможное // Русский интерес. М., 2015, с. 307.

Спецификой анализа этих глобальных процессов в журнале является то, что он приобретает семантические и методические особенности понимания указанных тенденций в связи с ориентацией издания на высшую школу. Так, анализируя мировые процессы на макро-теоретическом уровне, авторы не замыкаются на нем, но выстраивают проблематику среднего уровня обобщения, обеспечивая выход на примеры из жизни в разных странах, что делает материал убедительным для молодежи. Рассмотрим эти материалы на конкретных темах.

Новая научная картина мира и анализ разных моделей модернизации. На нынешней фазе западного цикла истории человечества идет перегруппировка активных сил; прежние формы жизни становятся неэффективными, порождая новые представления о стратегиях будущего развития мира. Западные страны во главе с США стремятся сохранить свое лидерство, но это им удается уже с трудом. Тем шире они ведут гибридные войны, пытаясь продлить право распоряжаться миропорядком и глобальными ресурсами. Раскрывая нынешнюю научную картину мира, авторы журнала связывают слабеющую гегемонию США с их агрессией к странам, отвергающим посткапиталистические принципы развития (РФ, Иран, Северная Корея, Куба и др.), к претендентам на мировое лидерство (Китай), к альтернативным международным программам и альянсам (Новый шелковый путь, ЕАЭС, БРИКС и др.).(2015-3, 4) В Азии созданы условия для прорыва ряда ведущих стран, прежде всего Китая, Индии, к современному развитию (однако здесь пока нет стратегий преодоления мирового кризиса). Исламский мир в условиях нестабильности пытается выработать обновленные формы своей идентичности и достойные цели общественного развития. В Латинской Америке разные силы перегруппируются, выдвигая новые идеи, формируя ресурсы и центры цивилизационно-региональной консолидации.

Постсоветские страны, включая РФ, дезориентированы относительно своего будущего. Население и элиты новых государств не раз пытались пересмотреть политические цели, социальные приоритеты и цивилизационные ориентиры. Население РФ постепенно определяется, вырабатывая стратегические образы своего будущего, духовные параметры в постсоветском макрорегионе и в мире. Однако правящие элиты страны не предлагают пока обществу фунда-

ментальных целей, не создают эффективных механизмов государственного управления и систему социального регулирования. Россия, упуская время, остается по факту в поле притяжения исчерпавшего себя западного проекта, но ей в нем уже весьма некомфортно.

Научная картина глобального мира связана с неодинаковыми подходами разных стран к преобразованиям и включению в мировые взаимодействия. Не случайно на страницах журнала часто обсуждаются оригинальные формы модернизации - обновленный социализм с китайской спецификой, а также различные типы преобразований: азиатский, латиноамериканский, конфуцианский, мусульманский, буддийский и др.(2015-4, 6) При этом авторы переосмысляют теорию западной модернизации, ибо она малосовместима с опытом достижений социализма и современных реформ многих не-западных стран ХХ - начала XXI вв.

Важные выводы о модернизации делают в журнале не только российские аналитики, но и ученые из Армении, Белоруссии, Киргизии, Таджикистана, Казахстана, Украины, Китая, Польши, из мусульманских стран Ближнего Востока и т. д. Интерес к преобразования в сообществах, которые строили социализм, скорее всего, не случайный; он обусловлен желанием сопоставить эффективность социалистического обновления с обширной деструкцией, порождаемой неолиберальными реформами. (2007-2). Ныне невозможно отрицать, что объективно посткапитализм продуцирует разрушительную энергию, ведущую к глобальной катастрофе; поэтому цивилизация Запада утрачивает статус модернизационного образца. Население РФ испытало это на опыте: достижения социализма быстро сошли на нет реформами по проектам экспертов США; общество переживает мучительный период демодернизации, которая не исключает нового развала страны. (2016-3; 2009-6; 2013-1; 2010-5; 2004-6 и др.)

Как на образец разрушительных последствий либеральных реформ в РФ укажем на серьезные деформации в ходе якобы «обновления» системы образования. Темы образования и воспитания новых поколений выступают в журнале приоритетными; они обсуждаются в каждом номере в диапазоне педагогических, духовно-воспитательных, общеобразовательных, профессиональных проблем детей и молодежи, а также на основе отечественного опыта и с учетом мировых трансформаций в этой сфере. Издержки рефор-

мирования нашей системы образования исследуются в журнале тщательно, с пониманием негативных последствий для будущего России. В целом авторы не только критикуют российских либералов за псевдореформы. Глубина анализа данной темы в том, что редакция и авторы, как правило, иначе рассматривают весь комплекс обновления российского образования и воспитания. (2010-6; 2018-1). Выдвигаются нетривиальные идеи о развитии инновационных практик школьного воспитания, о разработке национальной модели профессионального образования в РФ со своими целями и смыслами, методами и технологиями. (2009-6; 2014-1; 2016-2). Немалая часть авторов анализирует развитие навыков «познания-понимания» у самих учащихся, зарождение у них патриотизма, чувства принадлежности к российской культуре. Такой философский подход к развитию новых поколений выпадает из нынешней общей тенденции все упростить, подчинить технократическим задачам. Однако такой подход не устарел, не герметичен; он демонстрирует глубину и гибкость; он востребован обществом и открыт для равноправных связей с подлинными инновациями в практике зарубежного образования. Поэтому важную задачу авторы журнала видят в следующем: государство, ведомства, причастные к системе образования, заинтересованная общественность должны выработать цели и стратегию коренного обновления этой отрасли, увязав их с реальной модернизацией РФ, а не с интересами других стран.

Обобщая взгляды на модернизацию, скажем, что она на страницах журнала трактуется в русле исторических способов социальной адаптации разных сообществ к меняющимся внешним и внутренним условиям жизни, как системные преобразования, нацеленные на осовременивание культуры без подрыва ее своеобразия и относительной стабильности ее разных сфер. Авторы приходят к выводу, что каждая страна вправе самостоятельно вырабатывать стратегию своей модернизации или скопировать удачные технологии обновления, опробованные в других государствах. Таким же гибким может быть соотношение политики модернизации с формами участия в ее процессах разных социальных групп. В современных условиях ведущую роль выполняют научно и культурно обоснованные цели, государственная стратегия преобразований, а также институционально-правовое регулирование реформ, консо-

лидированная оценка их результатов, что в итоге позволяет сохранить баланс общественных интересов.

Разработка теоретических проблем анализа этносов, наций, сложных сообществ; мессианская идея России.

В исследуемом периоде наша наука и авторы журнала сталкиваются с растущей массовой потребностью понять, какие факторы заложены в любом обществе, мотивирующие граждан сопротивляться или принять сложные внутренние обстоятельства, а также воздействия извне. Корень этих запросов вырастает не только из развала СССР, из гибридных войн, но и определяется растущей духовной дезориентацией людей на разных континентах, проявлением чего выступает толерантное отношение западных наций к миллионам мигрантов извне. Аналоги такого демонстративного безразличия историки сопоставляют с фазой гибели империй прошлого (Рима, Византии). Однако ни теория советского народа, ни либеральные идеи нации-государства, ни политика мультикультурализма не брали в расчет эволюционные закономерности такого рода.

В нулевые годы миллениума в Рунете и в отечественной публицистике шла спонтанная полемика о жизнеспособности разных этносов и государств, в ходе которой выяснялось, что наука не готова их обсуждать, т.к. в теории они не проработаны. Некоторые российские аналитики могли заявлять, что политика мультикультурализма укрепляет экономику, меньшинства повышают устойчивость страны, что коренному населению надо «вообразить» единство с мигрантами, чтобы оно стало реальным. (2010-5) Однако исторический опыт российских народов, их актуальные ценности не подтверждают подобные взгляды.

Журнал быстро отреагировал на потребность в этно-на-циональной тематике активных групп населения. Если в 90-х гг. она обсуждалась здесь довольно редко, трактуясь в ключе советского марксизма, то на рубеже нулевых и десятых годов авторы, анализируя эти проблемы, начинают вводить новые для нашей науки понятия (русская национальная идея, национальная безопасность России), детально рассматривают западные теории о нациях и этносах. Укажем ниже те радикальные повороты и нетривиальные смыслы этой темы, которая недавно трактовалась в узком методологическом ключе, а ныне начинает изучаться в диапазоне разных теоретических подходов и познавательных запросов.

В журнале нередко исследуется русская нация - ее самосознание, характер, национальная идея и т.п. (2015-1; 2011-4) Также тщательно изучаются другие российские народы. В итоге тема быстро усложняется; например, рассматривается история межэтнических отношений, разные государственные способы интеграции в Новое время российских этносов, народностей и других субъектов самоопределения. (2013-1) В целом авторы признают, что в имперский, советский периоды в России не существовало предпосылок для появления классической нации европейского типа, растворяющей этносы в национальном организме. Эта проблема мотивирует авторов проводить экспликацию ключевых этнологических терминов и представлений (народ, этнос, нация, их культуры), которые всегда были весьма размытыми, блокируя теоретический анализ нацио-генеза в не-западных странах.

Эти когнитивные трудности обусловлены рядом причин: во-первых, теории этно- и нацио-генеза базировались на материале эволюции народов Западной Европы, что не позволяло адекватно понимать процессы такого рода в других регионах мира; во-вторых^ прогностический потенциал этих теорий в условиях глобальных кризисов не выдержал проверку на истинность; вместо растворения этносов в нациях, ныне этносы ревитализируются даже внутри недавно активных наций (шотландцы в Англии, каталонцы в Испании и др.). Национальные же организмы повсюду слабеют. В целом этносы более стойко переносят глобальную нестабильность; но при этом сами они не могут осмыслить мировой кризис и выработать проекты его преодоления. Такие повороты этно- и нацио-генеза не были предусмотрены западными теориями.

Но как раз эти отклонения привлекают внимание наших обществоведов. Два соавтора журнала предлагают выход из описанного когнитивного тупика: они освобождают эти теории от жесткой привязки к народам Запада, углубляя эволюцию этих процессов, связывая их с до-государственными (у этносов) и государственными (у наций) формами культуры в разных странах. (2011-4; 2013-1) Эта перефокусировка позволяет иначе понять этничность, национальность, а также их культурные формы - не как жестко следующие друг за другом стадии одного процесса, а как параллельные конкурирующие сферы социокультурного

бытия в разные периоды истории, в динамично меняющихся сообществах на разных материках, включая страны Запада. Этот когнитивный прием не перечеркивает, а преобразует прежние теории, расширяя интерпретативные границы их нового предмета и диапазон их применения.

Однако и в новой форме теории этно- и нацио-генеза не обретают универсального характера, ибо совсем иначе зарождаются и эволюционируют такие сложно структурированные сообщества и культуры, как в Китае, Индии, России, Иране и др. (2018-1) Их не совсем удачно называют полиэтническими нациями, что противоречит как теории, так и исторической практике. Не случайно некоторые наши исследователи, признавая специфику России, считают граждан страны не нацией, а суперэтносом. (2016-1, 2) Действительно, в нашей стране не только сохранены этносы, народности, малочисленные этнографические группы с вкраплением элементов разных стадий культурогенеза. Но в экстремальных условиях граждане действовали, как единое целое, поднимая народное хозяйство или выступая против врага. Такой итог определялся также фактором, указанным выше: кроме государственной интеграции, в России спонтанно выработана цивилизацион-ная консолидация. Постепенно народы страны начинали осознавать свое общекультурное единство, гражданские интересы, российскую идентичность. (2015-1, 4; 2018-1; 2009-4) Но временами в России обострялись и тенденции этноцентризма, что вело к межэтническим конфликтам, порой к сепаратизму. (2004-6; 2015-3) В этих ситуациях антироссийские силы провоцировали распад государства, чему не всегда могла противостоять отечественная власть.

На страницах журнала развертывается другое важное направление национальной тематики, связное со строгой компаративистикой российских и западно-европейских культурных форм, а также процессов их цивилизационной интеграции. (2015-1,3,4) Сошлемся на материалы, где сравниваются культурно-психологические боевые типы русских и немцев в битвах Великой Отечественной войны (2014-1) или сопоставляются русский и английский языки, как нацио-нально-цивилизационные средства коммуникации, способные к духовному сопротивлению и/или культурной экспансии в глобальном мире (2009-6) и др.

В этом же ряду особую значимость в журнале обретают материалы о судьбах цивилизаций России, Запада, челове-

чества в целом. Выделим статью, где эта проблема осмыслена глубоко и нетривиально. (2016-3). Ее автор, опираясь на известное послание ученого монаха Филофея («Церкви старого Рима пали...»), задается вопросом: откуда у наших предков созревала эта уверенность в несовместимости агрессии католического Запада и жертвенной роли православной Руси? При жизни монаха было весьма далеко до осознания цивилизационной конфронтации Запада и России. Автор статьи признает, что старец был наделен даром ясновидения. Эта позиция вызывает критику; другие ученые считают, что тексты средневековой Руси зачастую нагружаются политическими или мистическими смыслами наших дней. Старец и вправду неотделим от своей эпохи: он мыслил категориями библейской истории, христианского богословия, церковных расхождений католиков и православных.

И все же мы готовы поддержать позицию автора журнала. Чтобы выражаться столь пророчески, твердо рассуждая о будущем, ученому монаху было бы недостаточно одних идей о религиозной истории и нравоучений о благочестии. Не исключено, что его понимание различий между Русью и Вторым Римом было получено через откровение в ходе духовных практик, что придало его мыслям чеканную форму, эсхатологический горизонт. Уточним еще одну деталь: послание Филофея, не будучи развернутой доктриной, оставалось на Руси малоизвестным. Лишь в середине XIX в. оно привлекло внимание наших историков толкованием мировой истории и Руси как Третьего Рима. Научный интерес к посланию давно жившего монаха сформировал широкие взгляды о мессианском предназначении России, столь важные для властей и этносов империи в условиях агрессивных реалий Модерна. В СССР пророчество опять забывается, а в РФ оно вновь будоражит общество. Эта пульсация «интереса-забвения», на наш взгляд, выражала массовые когнитивные запросы: в тяжелые фазы современной истории народы России (в основном сторонники мировых религий), востребовали идеи эсхатологического плана. Такие идеи несут на себе отпечаток глубины духовной истины, как она понимается в православии (отчасти в исламе, буддизме), выражают цельность ее постижения провидцем, передающим ее обществу. В подобных идеях заключен суггестивный потенциал, мотивирующий современников и потомков на

жертвенные испытания, подвиги . Таких качеств, как правило, нет в политической и военной риторике, в научных текстах, в образно-эмоциональном языке искусства.

Что понимал и хотел выразить в послании сам Филофей, остается предметом дискуссии. Но граждане РФ согласятся, что ведущие смыслы послания приобрели в обществе необычную судьбу и свойственную им логику развития. Новые поколения привносили в них то содержание, которое позволяло им распознавать противоречия своих эпох, мотивировало их на преодоление российских проблем, мировых угроз. Смысл, заложенный монахом, был настолько точным и ёмким, что до сего дня он воодушевляет россиян и востребован в глобальных обстоятельствах. Эти стороны послания автор журнала пытается теоретически понять, ибо они подтверждались устойчивым алгоритмом смыслов и сходной расстановкой мировых сил в разные периоды истории. Помимо подчинения монголам, страна в Смутное время преодолевала агрессию поляков и шведов, затем нашествие Наполеона, участвовала в мировых и региональных войнах ХХ в. Не исключено, что развал СССР и возрождение РФ могут войти в этот ряд испытаний. Но автор статьи напоминает: наш кризис не завершен; важная для мира роль России наукой пока оценивается, как вероятность, не более.

Сам автор сумел выразить языком науки трагические закономерности истории: в указанные периоды страна оказывается ведущей силой, заинтересованной разгромить агрессора. Ее вклад в победу становится решающим; союзники активизируются, когда победитель был очевиден. Преодолевая монгольскую агрессию, выигрывая войны против наций Европы, Россия тем самым восстанавливала условия для мирного развития многих народов западной, восточной и южной Евразии. В итоге наше общество не раз оказывалось с самым высоким процентом потерь боевого состава и гражданского населения, а также с огромной долей разоренных территорий, где заново надо было начинать жить и вести хозяйство. Но именно Россию в большей степени, сравнительно с другими участниками событий, союзники с Запада лишают возможности направить победу на мирный труд, на суверенную политику. Прозорливый Филофей, будто предвидя это вероломство врагов-«союзников», наставлял потом-

1 См. об этом: БурлакаД.К. Мышление и откровение. СПб., 2011.

ков методом от противного: избегайте соблазна стяжаний, земной власти и славы, сохраняйте праведность веры, благочестие - только так будет сохранен Третий Рим.

В теоретической интерпретации смысла пророчества примечательно не вторжение автора журнала в мессианско-эзотерический дискурс. Отдавая монаху должное по глубине убежденности в предназначение Руси, автор проводит четкую когнитивную границу между религией и наукой, не выходя за рамки последней. Особый интерес здесь приобретает другое. Опираясь на сугубо научные методы познания (исторические, политологические и др.), наш современник концептуализирует трагическую и вместе с тем уникальную роль России в прошлом, а также ее возможное спасительное значение для мира в грядущих испытаниях. Такая позиция как нельзя более подходит для объяснения предсказанных старцем закономерностей с учетом земных, социокультурных факторов их развития. Религиозно-пророческая и научно-теоретическая трактовки этих закономерностей не конфронтируют друг с другом; между ними скорее взаимная связь, что углубляет когнитивную значимость обеих версий, дает возможность понять «нелогичность» нашей истории и в то же время вскрыть ее онтологические корни. В плане эпистемологии журнал по сути реабилитирует тип религиозного понимания-откровения, как равноправный с научным анализом. Оба типы познания могут оказать помощь в учебных процессах высшей школы, раскрывая устойчивые качества россиян в условиях бедствий (сплоченность, стойкость), а также при объяснении нелинейного характера нашей истории, ее парадоксальной синергии и альтернативности, которые нельзя вычислить, учитывая лишь военно-технические, политические, идеологические факторы.

Вклад журнала в преодоление кризиса отечественной социально-гуманитарной мысли. Осуществленное нами исследование материалов журнала позволило оценить зримые итоги его деятельности для нашей науки: будучи в советский период зависимым от институционально-идеологических факторов, журнал смог выжить в условиях государственной катастрофы, найти свое место в пространстве отечественной гуманитарной мысли, в международных научных связях. Массовые процессы самопознания в России, а также глобальные сдвиги свидетельствовали, что когнитологичес-кая линия журнала была выверенной по целям и содержанию, сохраняла баланс инноваций и традиций в нашей

науке. Коренной предпосылкой такого итога мы считаем высокий профессионализм руководства журнала, понимание редколлегией, авторами познавательных проблем российского общества и социально-гуманитарных наук, а также ведущих когнитивных тенденций современного мира.

В постсоветское время, в условиях смены философских основ познания и нарастания эпистемологического релятивизма, коллектив начинает работу над преодолением зависимости отечественной теоретической мысли от социально-гуманитарных парадигм западной науки. Так, авторы журнала не отказывают в когнитивной значимости концепту бытия, принципам единства, упорядоченности мира, закону сохранения энергии применительно к связям между природой, обществом и культурой, продолжая их считать такими же, если не более, актуальными в познании, нежели категории становления, хаоса, искусственного интеллекта, коммуникации и др. Новые взгляды на теоретический анализ не отвергаются, но переосмысляются с включением некоторых из них в формируемые парадигмы гуманитаристики. Когнитологические исследования в нашей науке, в отличие от западной, развиваются на более сложной структуре дисциплин и теорий. Помимо натуралистически-математизиро-ванных знаний, у нас особую значимость приобретает интерес к философскому анализу повседневного и теоретического мышления, к эволюционному развитию познавательных механизмов, к герменевтическим идеям, к социально-гуманитарным аспектам познания в модификациях, соразмерных человеку и опасных для него и др.

Журнал и его авторы в целом исходят из широкого диапазона возможностей российского общества в самопознании, в осмыслении глобальных отношений в фокусе русско-российских ценностей, образов, картины мира. Судя по материалам, авторы определяют нынешнее место нашей философии познания и обществоведения не на вершине эпистемологической пирамиды (как было в советском марксизме), но в плотном и динамичном пространстве разных исторических типов и актуальных форм российского полигнози-са, а также когнитивных идей зарубежной науки. Характер отношений между основными типами познания (повседневным, политико-идеологическим, религиозным, художественным миропониманием, профессионально-специализированными формами знания, научно-теоретическим анализом)

признается сложным и противоречивым. В актуальной практике этим типам познания присущи дифференцирующие качества, конфликты, отторжения, разрывы. Но осмысленные в масштабах общества и в контексте национальной истории они обнаруживают корректирующие связи, обменный фонд, возможности к когерентному развитию.

Ныне методологический диапазон теоретического анализа в российском обществоведении структурно усложнился и заметно расширился, сблизившись с запросами отечественной и мировой практики познания. По названным выше фундаментально-содержательным параметрам наше научно-гуманитарное пространство демонстрирует признаки, свойственные северо-евразийскому полигнозису, что в свою очередь, позволяет видеть в нем аналогии с некоторыми характеристиками познания восточных культур. При этом отечественная мысль продолжает опираться на аналитические установки отдельных направлений западной философии познания, социологии и психологии знания конца Х!Х-ХХ вв. Их концептуальный багаж смог аккумулировать серьезный потенциал в изучении того, как обновляются в культуре устаревшие смыслы и рождаются актуальные формы понимания1. В этом случае наши аналитики находят эффективные для познания России идеи, принципы и методы, углубляя их. Так, в материалах журнала имеет место успешное применение приемов компаративистики, представлений о межкультурном диалоге и полилоге, об «экзистенциальном сосуществовании человека с другими», а также использование феноменологических категорий и образов «жизненного мира», воссоздание процессов «социального конструирования реальности» и «формирования социальных значений» и т.п.

Примечательно в связи с этим внимание журнала к проблематике объективности знания, его истины, достоверности, правды. (2010-1; 2014-1). Авторы не отказываются от данных концептов и категорий в своем анализе; вместе с тем на страницах издания они рассматриваются с учетом новых тенденций в эпистемологии. Так, в одной из статей, анализируя современное понимание истины, объективности знания, автор выявляет в них противоречивое соотношение

1 См.об этом: Смирнова Н.М. Эпистемология жизненного мира: эвристический потенциал и когнитивные границы // Эпистемология: перспективы развития / Отв.ред.В.А. Лекторский. М., 2012.

разных начал (формы и содержания, субъективного и объективного, феноменального и сущностного и др.). Эти начала исторически и фактуально изменчивы, поэтому истина и объективность заключают в себе долю неопределенности, относительности. (2015-2) Однако в нашей гуманитаристике представления об истине, объективном анализе продолжают выступать критериями научного познания^ что требует дальнейшего изучения концептуальной семантики и прагматики этих категорий в фокусе их обновленных значений.

Точно также еще недавно считалось, что истина единообразна и единственна в осмыслении той или иной проблемы; такой интерпретации истины противоречит историческая практика, когда конкретную проблему различно понимали и неодинаково решали в разных социально-этнических средах и цивилизационных регионах. В ходе анализа мы убедились что авторы журнала широко обращаются к принципам полисубъектности, плюралистичности точек зрения, особенно при изучении самого гуманитарного познания, анализа массовых процессов вне-научного «познания-понимания», а также когнитивных установок в религии, политике, в профессиональных средах, у разных этносов, среди молодежи, у русскоязычных слоев новых государств и др. Для наших исследователей важным критерием истины в понимании определенных социокультурных проблем остается историческая жизнь народов и сложных сообществ; ныне этот критерий трактуется в широком когнитивном диапазоне, не приобретая узко гносеологического смысла эпохи просвещения и модерна.

Футурологический взгляд на будущее юбиляра. Завершая материал, мы рискнем обнародовать ряд предположений относительно дальнейшей судьбы нашего издания-юбиляра. Эти предположения вытекают из проделанного нами теоретического анализа статей, авторы которых таким образом представляют и по-своему формируют грядущие особенности отечественной социально-гуманитарной мысли. Наше же видение, каким станет юбиляр в среднесрочной перспективе, не претендует на концептуально-прогнозный характер; во многом это скорее футурологические пожелания, публикуемые прилежным читателем^ благодарным автором и преданным членом редколлегии в ходе юбилейных торжеств.

По мере более глубокого понимания Россией своего места в мире, общество сможет беспрепятственно продуцировать запросы на самопознание, на стремление разных социальных слоев участвовать в обновлении конкретных сфер жизни, проявлять коллективную инициативу во взаимодействиях с народами мира. Эти тенденции неизбежно активизируют российскую социально-гуманитарную мысль в целом. Поэтому наш журнал-юбиляр вступает не только в очередную фазу своей жизни, но и в новую - глобальную стадию научно-познавательной культуры России. Какой бы сложной и опасной ни стала в XXI в. на территориях Северной Евразии борьба ее коренных этносов и сообществ за свое полноценное развитие и жизнь, Россия, а также действующие совместно с ней соседние народы, государства, научные сообщества смогут справиться с трудностями, обретая мощный импульс консолидированного развития и внутри-цивилизационного сотрудничества. Наряду с этими отношениями в евразийском субрегионе, Россия будет расширять связи и со странами, народами других континентов.

Освоение глобальных взаимодействий радикально преобразует российскую науку (как, впрочем, и всю научную деятельность в мире): иными станут ее статус в обществе, понимание собственной сути, ее аналитические возможности и границы, парадигмально-методологическая база, структурно-дисципли-нарные аспекты, институционально-организационные формы. В центре этих познавательных трансформаций окажется и наш журнал. Отображая и осмысляя новую реальность, журнал сможет удовлетворять сложные образовательные и научно-теоретические потребности российского общества, а также отзываться на когнитивные запросы сообществ ближнего и дальнего зарубежья, заинтересованных в широком сотрудничестве с российской теоретической мыслью. Продолжая изучать Россию, журнал присоединится к исследованиям глобального человечества, которое будет структурно сближено, но вместе с тем, как предполагают многие авторы журнала, сохранит разнообразие по ведущим культурным признакам и ци-вилизационно-духовным качествам.