CC BY
20Наука, культура и образование на грани тысячелетий
Г.А. АВАНЕСОВА доктор философских наук, профессор, эксперт центра «Гражданское общество и социальные коммуникации» (кафедра ЮНЕСКО) РАНХиГС при Президенте РФ*
Национальные культуры в условиях глобальных кризисов: анализ мировых тенденций и российской практики
Национальная культура зарождалась в Новое время (XVI-XVII вв.) на пространстве западноевропейской цивилизации. После Французской революции в ведущих странах этого региона формируются во многом «завышенные» идеи, основанные на философии Просвещения, о нации, как свободном объединении людей, которое приобретает политический характер, скрепляется договором (конституцией) и наделяет всех участников правом гражданства независимо от происхождения. Реальные процессы национального развития далеко не всегда отвечали перечисленным параметрам, но в итоге в странах Запада появляется национальная культура как способ жизнедеятельности в рамках капиталистической формации, качественно отличавшийся от прежних культурно-исторических форм.
В современной науке нет общепризнанного теоретического представления о нации, ибо практика нациестрои-тельства в мире ныне столь разнообразна, что этот термин зачастую применяется в разноплановых по семантике контекстах. Предложим широкое понимание феномена нации в условиях глобального мира: нацией является граждански и культурно консолидированное государственное сообщест-
* Аванесова Галина Алексеевна, e-mail: gal-09@list.ru
во, освоившее формы современной жизни, конструктивно увязывающее свое прошлое, настоящее и будущее в единое целое, выступающее суверенным субъектом межгосударственных отношений и глобальных связей. Как раз по ряду этих параметров не выдерживают проверку на жизнеспособность многие из новых государств, появившиеся после распада системы социализма и расчленения СССР.
В первой половине ХХ в. в рамках немецкой социологии культуры Ф. Тённис проанализировал те способы формирования наций и национальных культур на Западе, которые отличались от способов развития этнических культур. В государствах-нациях ведущими механизмами культурного регулирования вместо исторических традиций, семейных связей, религиозной веры, народного искусства становятся институты власти и государства, капиталистическая экономика. В этом случае на первый план выступают такие структуры, социальные отношения и ценности, как судебно-правовая система; гражданские права и свободы; урбанизм, рынок, индустриальный труд; классы и классовые противоречия; нук-леарная семья; наука, сфера образования; обезличенные социальные связи; псевдорелигиозные секты и атеизм; СМИ, массовое искусство и др.1. В появлении наций ведущую роль сыграли активные субъекты Западной Европы и Северной Америки - парламентские структуры, ряд монархий; собственники производств, банкиры; новые социальные силы -третье сословие, гражданские объединения. При этом огромное значение приобретали, говоря языком теории, конструктивистские установки, проектно-целевые методы, позволяющие создавать динамичную культурную среду и определенный тип человека. Для этого в обществе насаждались принципы прогресса и демократии, представления о естественном человеке, который вместе с тем разумно и широко мыслит, предприимчив, осознает свои интересы.
Однако реальные процессы нациестроительства не были беспроблемными. Первая фаза национального развития (ХУП-ХУШ вв.) проходила на Западе через насильственное уничтожение прежних форм этнической консолидации. В итоге подавляющая часть традиционных сообществ бесследно растворялась в национальных культурах. Лишь некоторым из них (например, индейцам США) удалось сохра-
1 См.: Тённис Ф. Общность и общество / Пер.с нем. СПб., 2002.
нить в деформированном виде отдельные локусы своих культур; другие этносы, влившись в нацию, смогли сберечь элементы изначальной идентичности и традиций (шотландцы, ирландцы, каталонцы и др.). Но национальная политика, преодолевая сопротивление и будучи по характеру весьма жесткой, добилась впечатляющих результатов: вместо замкнутых локальных общностей, пестрых по этнокультурному составу, к XIX в. на Западе рождается гражданское общество с высоким уровнем идентичности, нацеленное на создание промышленных производств, на научно-технический прогресс, поддерживающее колонизаторскую политику и т.п. Здесь также формируются национальные культуры - гомогенные, агрессивные, претендующие на общечеловеческую универсальность, что поначалу олицетворялось с их монолитностью.
На второй фазе своего развития (XIX - первая половина XX в.) национальные культуры приобретают зрелый характер. В это время западные науки создают теорию наций и национального развития, которая особое внимание уделяла политике модернизации, т.е. выверенному по европейским образцам транзиту культуры от традиционного к современному состоянию. На этой фазе стали очевидными непредвиденные сложности в культурно-национальном строительстве на севере Американского континента. Переселенцы из Европы (англосаксы, французы), а также их потомки пытались включить индейцев в свою культурную среду как рабов. Несмирившиеся индейцы по ходу конфликта оказались на грани исчезновения; как бесправные сообщества они и ныне принуждены жить в резервациях. Рабами становились негры, которых завозили с территории Африки. Об этих фактах западные философы не склонны теоретизировать, но именно они отражали подлинные, а не равноправные гражданские отношения между европейскими нациями и народами других континентов. На севере Америки европейская модель нацие-строительства не могла сработать как «плавильный котел», ибо в Старом Свете она создавалась в ходе интеграции народов со сходными расовыми и культурно-религиозными корнями, не будучи рассчитанной на мигрантов извне.
На второй фазе европейские культуры становятся мировыми лидерами общественного развития, чему способствовали их динамизм, научно-технические достижения, ресурсы колоний. Некоторые государства не-западных цивилизаций
(Россия, Япония, Турция, а затем и другие страны) делают попытки внедрить наиболее актуальные достижения Запада модернизируя отдельные сферы своих культур. Местные политики поддерживают новые производства, процессы урбанизации, массовое начальное образование, но не посягают поначалу на значение традиций, семьи, религии. Однако за пределами Европы культурное обновление сопровождается своими трудностями. Особые препятствия испытывали масштабные государства с разнородной, иерархически соподчиненной структурой населения (Российская империя/СССР, Индия, Китай и др.), где издавна действовали свои способы культурной гомогенизации при наличии полирасового и гетерогенного этнического состава жителей.
Рассмотрим препятствия такого рода в нашей стране. Имперские власти реформировали общество через заимствование отдельных достижений Запада, не разрушая традиционные культуры, не начиная нациестроительства. Радикальные и широкие преобразования были бы опасны, ибо население состояло из этносов основных расовых и подрасовых типов Северной Евразии, пребывающих на разных фазах культурной эволюции. Здесь проживали зрелые народы, приступившие к нациестроительству (поляки), общности, переходившие от кочевого к оседлому укладу (татары, башкиры), этносы, имевшие когда-то государство (армяне), сообщества с родоплеменными, до-государственными, до-письменными культурами. Между тем к XVIII-XIX вв. эти непохожие этнорасовые общности через спонтанные взаимодействия смогли выработать особый тип консолидации - локально-цивилизационный, что выразилось в кристаллизации российской культуры.
Этот процесс в середине XIX в. осмыслил Н.Я. Данилевский, заложив базу теории локальных цивилизаций. Ныне наука связывает этот тип интеграции с культурной близостью ряда соседних стран; реже он встречался в одном государстве с неоднородной структурой населения, как в России. В истории локальные цивилизации самозарождались вокруг плодоносной страновой культуры, которая обеспечивала циркуляцию своих и иных достижений между членами системы, формируя интегративный ярус их духовного единства. Сравнительно с национальной консолидацией цивилизационная более пластична и размыта. Но она проявила себя в истории как устойчивая форма, сохраняя
подвластные страны, этнические культуры в ходе тысячелетий. Объединяя разные сообщества, этот тип интеграции не обрекал их на исчезновение в крупных конгломератах, в то время как национальное объединение в странах Запада жестко выравнивало граждан по культурным качествам, стремительно растворяя этносы внутри себя. Вместе с тем недостаточная устойчивость национальной интеграции латентно проявлялась уже на второй фазе развития.
В российской культуре были выработаны одновременно государственно-имперский и цивилизационный типы консолидации, тогда как импульсы к национальному единству оставались слабыми. Интегрирующую роль выполняла русская культура, в которой первыми в стране стали формироваться национальные черты. Но многие аналитики полагают, что русские, выполняя консолидирующие функции широкого диапазона и сложной конфигурации, так и не стали нацией западного типа. А.И. Фурсов подчеркивает, что они не выработали на массовом и личностном уровне национальных интересов, индивидуализированного самосознания. При этом ученый верно отметил, что без имперской государственности русские рисковали лишиться не только страны, территории, но и сами могли не уцелеть из-за своей малочисленности сравнительно с объединенными силами агрессивных соседей1. От себя добавим, что этой перспективы интуитивно опасались также и многие этносы российской Евразии, которые добровольно интегрировались в империю рассчитывая на коллективную взаимопомощь, а в условиях смуты опасались остаться без имперской поддержки.
Говоря о нациестроительстве на разных континентах, отметим, что в XX в. эти процессы стали затрагивать миллиарды людей. В итоге феномены «национальных культур», «межнациональных отношений», «национальной политики» получили повсеместное распространение в социальной жизни и государственной сфере, выступая объектами научного анализа. Ученым приходилось считаться с тем, что теоретические расхождения в понимании нации и этноса применительно к западным или не-западным культурам по существу игнорировались, размывая теоретический дискурс по этой тематике.
1 См.: Фурсов А.И. На пороге нового мира - существует ли субъект стратегического действия? // Он же. Русский интерес. М., 2015, с. 321.
На третьей фазе развития (середина ХХ - начало XXI в.) нации и национальные культуры на Западе демонстрируют свидетельства распада, переходящие в обширный кризис. То, что на пике благополучия принималось за естественные блага (патернализм государства по отношению к среднему слою, малодетные семьи) или за частные трудности (безработица, войны, наплыв мигрантов) по сути свидетельствовало о неоправданно высоких запросах к общественному развитию при капитализме. На нынешней фазе капиталистический уклад, чей успех всегда зависел от растущей прибыли, сталкивается с мировым дефицитом трудовых и природных ресурсов, что проблематизирует его дальнейшее развитие. На фоне разбалансирования глобальной экономики, уменьшения объема социальных благ сами граждане снижают профессиональную и социальную активность, размывается их национальная идентичность, способность противостоять растущей миграции, падает их вера в науку; они начинают ценить гедонизм и распущенность больше, чем мораль и семейные устои.
Специфические трудности в практике национально-культурного развития переживают страны на севере Американского континента. Так, в США помимо малой доли коренных индейцев и эскимосов, живут многочисленные потомки англичан, государствообразующие носители англосаксонской субкультуры (в последние десятилетия их доля в населении необратимо уменьшается). Среди американских граждан есть и потомки народов других стран Европы, включая Россию. В структуре населения отчетливо представлены афро-американцы, евреи, выходцы из арабо-мусульманского мира, полинезийцы и др. В условиях глобализма численно возрастают диаспоры азиатских народов (китайцев, японцев и др.), а также динамично увеличивается доля латиноамериканцев. Но проблема состоит не только в пестроте этнора-совых сегментов общества. Начало миллениума совпало с серьезными расколами американских граждан по таким параметрам, как их социокультурные позиции, политические взгляды, приверженность традициям или инновациям (в этом случае разделение идет по месту жительства: крупные города/провинция) и др. Все это говорит о препятствиях в ходе консолидации произвольно сконструированного конгломерата из мозаичных этнорасовых субстратов и некоренных диаспор. К тому же государство начинает тяготиться нацио-
нальными функциями, открыто переходя на службу глобальной олигархии и корпоративным группам.
Цивилизационный анализ позволяет вскрыть неодинаковые последствия внедрения на американском материке европейской интегративной модели. Если в США она не способствовала формированию нации, то в Латинской Америке, укореняемая усилиями испанцев и португальцев, эта модель развивалась в более конструктивном ключе, вела к иным результатам. В свое время испанцам и португальцам удалось почти мирно (в сравнении с англичанами) осуществить аккультурацию индейцев. Хотя и насильственно, в формах колониального рабства аборигенам были навязаны чужие языки, католическая вера, элементы европейской культуры. В итоге на этой части Америки, которая давно освободилась от колониального статуса, более 4 столетий действует в спонтанном режиме и в умеренном темпе оригинальный межкультурный синтез, развивая латиноамериканскую цивилизацию. На самобытный характер этих процессов обращали внимание в ХХ в. такие авторитеты цивилизационной теории, как О. Шпенглер и А.Дж. Тойнби. Для стран Латинской Америки ныне характерны разные пропорции коренного населения и выходцев с других континентов. Но везде индейский субстрат доминирует, дополняясь компонентами иберийских культур Европы и разных культур мира. Каждая страна региона по-своему создает консолидированную нацию, сохраняя балансы в своей метисной культуре. На это работает и цивилизационная интеграция, регулируя поверх границ отношения аборигенов и некоренных слоев, не допуская межэтнических и межрасовых конфликтов.
На рубеже ХХ-ХХ! вв. вместе с кризисом национальных культур Запада серьезно трансформируется их теоретический анализ. Нынешний дефицит трудовых ресурсов расширяет в странах Европы возможности получения гражданства для выходцев с других континентов, что обострило проблему их аккультурации, социальной гомогенизации населения (как это изначально было в США). Пытаясь преодолеть кризис национальных культур, европейские и американские теоретики детально прорабатывают перспективы создания полиэтнической, полирасовой нации, а также развивают идеи о воображаемых сообществах, о мультикультурализме и
др. . Указанные методологические повороты противоречат первоначальным представлениям о гомогенных европейских нациях и это противоречие не отрефлексировано должным образом, что снижает их теоретическую значимость. Новые подходы скорее расширяют диапазон практического манипулирования сознанием граждан и поведением мигрантов. Примечательно, что против мультикультурализма ныне выступают некоторые аналитики и определенная часть белого населения США. В ряде книг и на журнальных страницах обсуждаются пути разработки на базе общегражданских интересов культурных практик, которые могли бы интегрировать этнические анклавы, расовые диаспоры, конфессиональные общности. Однако многие участники этой дискуссии не видят приемлемых способов решения этих проблем2.
Обозначенные выше изменения в практике и теории на-циестроительства свидетельствуют, во-первых, об ухудшении состояния национальных культур в Европе, Северной Америке и об отказе государства осуществлять их конструктивное регулирование; во-вторых, о неадекватности европоцентризма в анализе этих культур при игнорировании иных форм интеграции сложных сообществ, которые в науке Запада трактовались как «фундаменталистские», «отсталые». Кризисные тенденции в странах Запада глубоко укоренены, ибо и раньше характеристики национальных культур властные структуры смогли подстраивать под интересы олигархических верхов, которые в глобальном мире становятся наднациональными. Все это снижало значение исторического опыта граждан, тормозило их самоорганизацию, деформировало здравомыслие и волю нации. Культуры Запада быстро по меркам истории утрачивали важные качества (адаптивные возможности, способность к демографическому воспроизводству, к конкуренции с народами других цивилизаций), переставая тем самым служить образцом национальной сплоченности и активности для других народов мира.
Понять неустойчивое состояние национальных культур Европы и США помогает анализ заимствований не-запад-
1 См.: Андерсон Б. Воображаемые сообщества. Размышления об истоках и распространении национализма / Пер. с англ. М., 2001; Геллнер Э. Нации и национализм / Пер.с англ. М., 2001.
2 См.: Бьюкенен П.Дж. Смерть Запада / Пер. с англ. М., 2003; Гонка со временем. Расовые ереси в XXI столетии / Под ред. МакДэниэла; Пер. с англ. М., 2016.
ными странами институциональных структур национального культурогенеза. Практика заимствований свидетельствует, что тот или иной этнос, население отдельной страны могли по-своему осваивать некоторые требования модернизации, которые во многом определялись политикой государства. Но в целом заимствования оставались в новой среде неорганичными, искажая европейские образцы. В итоге и моноэтнические этносы (японцы), и более сложные сообщества (население Малайзии), успешно демонстрируя статистические показатели национального развития, не могли сблизить свои культуры с европейскими, сохраняя собственное своеобразие.
В теоретическом анализе судеб наций и их культур за пределами западных стран обильный материал дает опыт строительства социализма в СССР. Здесь в начале ХХ в. стал воплощаться проект К. Маркса, альтернативный капитализму по ряду политических, социально-экономических параметров и нацеленный на построение справедливого общества. Однако процессы этнического и национального развития классики марксизма понимали в ключе вестерниза-торского мышления: этнические культуры неизбежно будут трансформированы в национальные, которые позже тоже исчезнут, их место будет занимать «человечество без наций». В СССР эти грёзы выразил В.В. Маяковский: «...без Россий / без Латвий / жить единым / человечьим обще-житьем». Однако советские политики радикально изменили задачи и технологии этой стратегии, формируя не буржуазную, но социалистическую нацию. Вместо растворения этнических форм в интернациональной культуре ставилась цель за несколько лет или десятилетий превратить ряд крупных этносов в социалистические нации; остальные меньшинства подтягивались бы к этому состоянию политикой выравнивания; в итоге появился бы советский народ. При этом в СССР (как и в РФ) термин «нация» относили ко многим этносам и частично к народностям, а родоплеменные группы назывались народностями; все это создавало терминологическую путаницу и сложности в изучении национальной культуры.
Вместе с тем богатейшая практика цивилизационной интеграции имперского периода советскими политиками и учеными игнорировалась. Здравый смысл подсказывал, что конструктивные тенденции, свойственные межэтническим взаимодействиям в СССР в 30-60-е гг. (преодоление многи-
ми этносами культурной самоизоляции в обществе, активные межэтнические связи в разных сферах жизнедеятельности, формирование сближенных взглядов на жизнь и сходных оценок и др.), были бы невозможны без первоначальной консолидации этносов, без базовых компонентов русской культуры (языка, ценностей патриотизма, социальной справедливости и т.п.). Но радикалы-революционеры, ставшие руководителями СССР, русскую культуру считали крепостнической, угнетающей. Новая власть поначалу обвинила русских людей (в начале XX в. их доля среди граждан без малороссов и белорусов была доминирующей -около 50%) в «великодержавном шовинизме», неправомерно перенося на них взгляды Маркса об эксплуатации нациями Европы населения колоний. Под предлогом возмещения народам имперских притеснений русских лишили
прав на административно-политические преференции, на-
1
ционально-культурное развитие .
Позже власть ушла от явного конфликта с русским народом, но продолжала ущемлять его интересы как государство-образующего субъекта в разных сферах деятельности. В русских областях РСФСР применялась «позитивная дискриминация»: из их прибавочного продукта безвозмездно изымался немалый объем ресурсов в пользу национальных республик, обрекая на неудачу стратегическую цель партийной программы - создать «советский народ при фактическом равенстве социалистических наций». Такую дискриминацию под невнятным названием «положительной деятельности» зарубежные и наши авторы стали изучать на документально-статистической основе лишь в 10-е гг. XXI в.2. В итоге, преследуя сомнительные цели, властная элита произвольно убыстряла культурную динамику одних народов и замедляла ее у других, что привело национальную политику к краху, стало одной из причин распада СССР и подрыва российской цивилизации.
Рассмотрим нынешнее состояние российской культуры и значение теоретической мысли в ее исследовании. В начале 90-х гг. в нашей науке ведущая роль перешла от марксистского дискурса к неолиберальному. Немало ис-
1 См.: Вдовин А. Подлинная история русских. XX век. М., 2010, с. 31-41.
2 См.: Кузнечевский В.Д. Сталин и «русский вопрос» в политической истории Советского Союза. 1931-1953 гг. М., 2016, с. 160-178; Мартин Т. Империя положительной деятельности. Нации и национализм в СССР, 1923-1939 / Пер. с англ. М., 2011.
следователей стали использовать новые принципы и логику анализа применительно к российской и русской культуре, выстраивая в целом удручающую картину: по большинству параметров западных культур наша страна (Россия/СССР) однозначно оценивалась как отсталая, деструктивная, тота-литарная1. В атмосфере познавательного шока того периода представители данного направления уверенно предрекали стратегические линии культурного развития РФ.Деза-вуируя нашу историю, смыслы культуры и цивилизацион-ные особенности, они связывали эти линии с созданием в стране «подлинно гражданской нации» евро-американского типа, с включением граждан в «глобальную модернизацию», с «политикой мультикультурализма» и переходом к «единому человечеству». Прикладные материалы такого анализа строились на семантических стереотипах сетевого управления, рассчитанных на быстрый эффект, которые
выработаны в западной стратегии «ненасильственных
„ 2 действий» для аудитории разных стран .
Между тем эти установки анализа и выводы вступали в явное противоречие с историческим опытом граждан России. Во второй половине 90-х гг. научная среда и активные слои населения начинают самостоятельно осмысливать принципы анализа, которые позволяли бы сформировать обновленные представления о себе как о целостной общности, о своей культуре. Оказалось, что новые знания трудно выразить на языке теории, так как наука до этого почти не занималась спонтанно формируемыми в истории гетерогенными сообществами (за исключением ряда империй). Российские ученые, публицисты сталкивались с этой проблемой еще на рубеже ХК-ХХ вв., вводя новые термины: многоплеменное сообщество, многонародная нация. В СССР прибегли к политическому новоязу - советский народ, социалистические нации.
В настоящее время помимо указанных выше либеральных позиций на этот счет существует немало других точек зрения, в том числе спорных, с шаткой научной основой. Так, Преамбула Конституции РФ начинается: «Мы, многона-
1 См.: Паин Э.А. Между империей и нацией. Модернистский проект и его традиционалистская альтернатива. М., 2003; Тишков В.А. После многона-циональности. Культурная мозаика и этническая политика России // Знамя, 2003, № 3.
2 См.: Модернизация в России и конфликт ценностей / Отв. ред. С.Я. Матвеева. М., 1993.
циональный народ Российской Федерации...». Формулировка «многонациональный народ», на наш взгляд, весьма неудачна в методологическом отношении. Во-первых, она отражает желание авторов документа сразу после распада СССР безальтернативно заявить о гражданской консолидации населения РФ, к тому же в терминах, смыслы которых некорректно соподчинены между собой. Во-вторых, попытки теоретически углубить эту позицию обнажали в ней ряд застарелых издержек национальной политики СССР1.
В условиях всеобщей нестабильности и мировых кризисов российская культурная практика динамично трансформируется, создавая условия для развития обновленного сообщества, которое за неимением точного названия можно обозначить российской полиэтнической (или многонародной) нацией. Такая нация приобретает очевидное своеобразие, отличающее ее от нации евро-американского типа. Российскую нацию пока нельзя назвать народом, тем более многонациональным. Формирование гетерогенного народа проходит иначе - на протяжении длительных периодов истории, с помощью механизмов кровного родства, традиций, народной самоорганизации и др.; в этом случае институционально-правовое регулирование может выполнять как вспомогательную, так и решающую роль. Сошлемся на примеры сложносоставных народов Индии, Китая, которые эволюционируют уже не одно тысячелетие и в развитии которых задействованы такие механизмы самоорганизации, как кастовая система (Индия^ устойчивый институт имперской государственности (Китай), цивилизационная интеграция (и в одном, и в другом случае) и т.п.
В конце XX в. в анализе национальной культуры заявило о себе направление «русского национализма», представители которого пытаются реабилитировать это явление, возникшее еще сто с лишним лет назад. Современные его сторонники настаивают на неправомерности отождествления националистического дискурса с шовинизмом. Между тем в идейном и в теоретическом аспекте русский национализм остается пока расплывчатым; известны националисты народного, православного, имперского, казенно-патриотического и т.п. толка. Ниже охарактеризуем русский демократи-
1 См.: Абдулатипов Р. Российская нация. Этнонациональная и гражданская идентичность россиян в современных условиях. М., 2005.
ческий национализм. Оправданно критикуя унизительный вненациональный статус русского народа в советский период, а также учитывая статистическое доминирование его доли в структуре населения РФ (чуть более 80%), представители этого вектора настаивают на строительстве государства «чистой по крови» русской нации и русской культуры1. Образцом для демонационалистов служит отвлеченный тип западноевропейской нации 100-150-летней давности. Такая усредненная нация якобы всегда была демократичной, пользовалась широкими политическими правами, свободой слова, экономически являлась благополучной. По мнению демонационалистов, такая нация создается на базе одной расы, обходится без внутренних конфликтов и мировых войн, занимает свою историческую, хорошо освоенную территорию с мягким климатом. Уставшие от имперских нагрузок русские будто бы хотят стать подобной нацией. Такой «воображаемый образ» русской нации недалекого будущего осуществляется точь-в-точь по методологии Б. Андерсона: «два человека принадлежат к одной нации, если и только если.». Вместо марксистской схоластики на тему советского народа граждан страны убеждают в правоте схоластики постмодерна, не только игнорируя тот факт, что последняя не имеет ничего общего с исторической Россией, но и не считаясь с тем, насколько далеки проекты наций ХУП-ХУШ вв. от прошлой и нынешней жизни в западных странах, от реальной динамики полиэтнических наций на разных материках. Не случайно аналитики данного направления не смогли предложить взвешенных оценок русофобии в постсоветских странах; им было трудно сформировать национально обоснованную позицию в отношении к русскому движению в Крыму, в Новороссии.
При этом многие из них честно признают, что их идеи
2
русские люди не поддерживают .
Вместе с тем большинство аналитиков, рассматривающих проблемы отечественной нации и национальной культуры, проявляют предельную осторожность в прогнозировании их конкретных форм. Их труды более связаны с отработкой новых установок и смысловых фокусов анализа,
1 Дискурс этого направления развивается на страницах журнала «Вопросы национализма», который издается с 2010 г.
2 См. об этом: Русский национализм и гражданский протест. Экспертный опрос // Вопросы национализма, 2012, № 9, с. 3-13.
позволяющих понять отечественную культуру и российское общество исходя из закономерностей их внутреннего развития в истории и в наше время. Таким образом формируется самостоятельный дискурс, связанный с россиецент-ризмом, который признает ведущую роль в российской культуре русского ядра и учитывает наличие в ней мощного ресурса цивилизационной интеграции. Представители этого направления не отрицают, что в результате разрушения СССР и деструктивных либеральных реформ 90-х гг. наше общество пережило сверхсмертность, испытало социально-психологический шок, что резко ухудшилась жизнь людей, участились межэтнические конфликты, появилось напряжение с диаспорами из ближнего зарубежья и др. Но значит ли это, что граждане отрекаются от исторической России, что русские «устали от державной мощи», желают вкусить вожделенные блага какой-нибудь крошечной нации-государства наподобие Швейцарии?
Жизнь свидетельствует, что к началу 10-х гг. у народов РФ и, прежде всего, у русских действительно снизилась ностальгия по огромной стране; они не сожалеют о мелочной регуляции государством повседневной жизни советского человека (хотя остается запрос на жесткую длань, карающую преступников, мздоимцев); население уже не испытывает психологического давления замкнутых на себя этнокультурных общностей, порой враждебных иноэтничес-ким соседям по лестничной площадке. Те советские этносы, которые радовались распаду СССР и теперь осваивают самостоятельное развитие, в современной России оцениваются как «иные», а порой и как «чужие». Вместе с тем русские и русскоязычные анклавы в постсоветских странах (это не только непризнанные республики, но и население областей Украины, борющееся за то, чтобы остаться с Россией) могут рассчитывать на реальную помощь, сочувствие и культурную поддержку граждан РФ.
Противоречивые сдвиги в стране и в общественном сознании вынуждают российских граждан задуматься, на каких духовных и политических основах следует строить завтрашнюю Россию, чтобы не разрушить ее исторического облика, сохранить в условиях глобальной неустойчивости ее смысловую матрицу, которая позволит преодолевать хаотизиро-ванные процессы, гармонизировать отношения народов и стран в северной части Евразии. Для всех очевидно, что в
стране ныне продолжают развиваться сообщества, разные по численности, этнорасовой принадлежности и верованиям; их совокупная доля среди населения достаточно высока, чтобы признать: российская культура продолжает развиваться в трансформированных условиях. Многие из нерусских этносов выработали отдельные национальные свойства, но в ближайшем будущем они, скорее всего, не станут нациями. В этом нет ничего для них унизительного. Напротив, процессы на постсоветском пространстве показали, что для многих народов поспешное, во многом подражательное форсирование национального развития западного типа весьма опасно, ибо оно может привести к утрате культурной самобытности.
Аналитик С.Г. Кара-Мурза в течение 15 лет после распада СССР отслеживал результаты социологических опросов граждан РФ по проблемам межнациональных отношений, этничности, национализма, которые проводили разные авторы. Объективные данные опросов Кара-Мурза осмыслил в своей книге, представив собственные выводы. Во-первых, в отмеченный период массовый интерес был сосредоточен на нормализации жизнеустройства людей, на укреплении социальных, этнонациональных и гражданских отношений, на мировоззренческих проблемах в новой России; этнонациональные трудности и столкновения не фиксировались массовым сознанием как первоочередные, что характерно для разных социальных, региональных и этнокон-фессиональных групп. Во-вторых, основная часть опрошенных считает РФ своей родиной, признавая гражданскую консолидацию населения ведущим условием сохранения страны. В-третьих, среди нерусской части респондентов многие не согласились бы с целенаправленной русификацией или ассимиляцией. Обобщая, автор делает вывод: идеи гражданского национализма могли бы стать основой государственной идеологии в сфере межнациональных отношений РФ1. Этот вывод важен, но пока он остается отвлеченным, так как на его базе разные силы выдвигают неодинаковые по смыслу цели и ценности.
В российской политике и науке одним из наиболее сложных и непроработанных остается вопрос о статусе русского народа, о значимости его культуры для общества.
1 См.: Кара-Мурза С.Г. Демонтаж народа. М., 2007, с. 682-694.
Большинство аналитиков россиецентристского вектора признают, что новые тенденции в развитии страны будут разрушительны без его конструктивного решения. В силу исторических и нынешних условий российской жизни русский народ фактически продолжает оставаться ключевым субъектом политического, экономического, социально-культурного развития; однако эта его роль не отражена в кодексах или нормативно-правовых документах. Неоднократные попытки заменить русских людей в этой роли как в масштабах страны, так и в рамках территориальных образований вели к катастрофам, угрожая национально-государственной безопасности. Социологи С.Д. Баранов и Д.В. Конов и ныне видят угрозу в том, что при разделенном состоянии русского народа государство не сможет удержать целостность страны и лидерство в ведущих сферах деятельности. Они предлагают реализовать проект «большой русской нации», что позволит увеличить численность русских на 60-70 млн. человек за счет этнических групп
постсоветского пространства, добровольно и активно вклю-
1
ченных в русский этногенез .
С таким пониманием русской проблемы вынуждены считаться представители властвующей элиты. Свидетельством этому стала статья в «Независимой газете» премьер-министра В.В. Путина «Россия: национальный вопрос», в которой он накануне президентских выборов 2012 г. разъяснил свою трактовку и русской темы. Впервые за последнее столетие политик столь высокого ранга весьма взвешенно оценил роль русского народа как государствообразующего субъекта и значение русской культуры как стержня российской цивилизации2. После избрания В.В. Путина президентом политика государства в сфере межэтнических отношений во многом осталась без изменений при том, что в обществе снижался накал межэтнических столкновений и жестче становилась регуляция потоков мигрантов из-за рубежа. Вместе с тем драматические события на Украине в 2014 г. привели к референдуму населения Крыма, после чего полуостров стремительно вошел в состав России, которая вскоре стала оказывать гуманитарную помощь также
1 См.: Баранов С.Д., Конов Д.В. Русская нация: современный портрет. М., 2009, с. 31-67.
2 http://www.ng.ru/politics/2012-01-23/1_national.html (дата доступа - 8.8.17)
и восставшей Новороссии. События на Украине объективно вынудили высшее руководство РФ принять энергичные меры в поддержке «большой русской нации». Редкий случай, когда идея, высказанная теоретиками, внезапно обрела актуальность, что сопровождалось адекватными шагами российского руководства. Однако мотивировка и обоснование такой политики остаются пока не проясненными.
С одной стороны, наше общество ныне реабилитирует свои исторические механизмы регулирования, сохраняющие культурную специфику каждого народа и создающие надэтническую консолидацию; с другой стороны, по ходу внутренних трансформаций общества неизбежно будут умножаться новые формы развития российской государственности. Отечественные аналитики пока судят о составе населения России, о желаемом или реальном ее государственном устройстве в вероятностном ключе. Однако некоторые проблемы, по их мнению, требуют однозначных мер, например, отказа от советского реликта - национальных автономий и возврата к унитарному государству. Анализируя процессы постсоветского пространства, одни авторы допускают в будущем конфедеративные отношения с Белоруссией, Украиной или иными соседними странами (не исключено, с отдельными их частями)1; другие видят обновленные и гибкие способы политической организации этого пространства, условно называя их неоимперской федерацией, паутиной или комбинацией неоимперских и корпора-2
тивных структур ; третьи авторы прогнозируют активное участие России во внутрицивилизационных союзах, межци-вилизационных объединениях, в глобальных коалициях3.
В целом россиецентристский дискурс аккумулирует аналитический материал о современной России, которая проявляет в условиях стратегической нестабильности устойчивый жизненный потенциал, готовность строить свое будущее не на заемной, а на собственной культурно-циви-лизационной основе.
1 Баранов С.Д. Конов Д.В. Русская нация., с. 170.
2 См.: Фурсов А.И. На пороге нового мира - существует ли субъект стратегического действия? // Он же. Русский интерес, с. 321.
Аванесова Г.А., Астафьева О.Н. Культурно-гуманитарные аспекты евразийского сотрудничества: Россия в межцивилизационных союзах // Социально-гуманитарные знания, 2015, № 3,4.
