CC BY
32Актуальные проблемы межнациональных отношений
Г.А. АВАНЕСОВА доктор философских наук, профессор МГГУ им. М.А. Шолохова*
Анализ межэтнических отношений и различных форм интеграции народов России (Х!Х-ХХ вв.)
Сложности понимания этнонациональных проблем в современном российском обществе. Российское общество переживает фазу обострения межэтнической напряженности, что актуализирует национальную проблематику в целом. В течение последнего столетия эта проблематика, по-видимому, не ощущалась населением нашей страны столь драматически и не отображалась в пространстве общественной мысли с таким накалом. В нынешней ситуации игнорировать ее невозможно, но она заключает в себе немало препятствий для своего осмысления. Прежде всего, укажем на неадекватные представления о ней, которые зачастую складывались в нашем обществе. Например, еще год назад государственные органы российской власти старались ее лишний раз не поднимать в общественном мнении, хотя сами, безусловно, пытались с ней справиться. Однако сегодня эта проблема обострилась настолько, что стала выступать серьезным фактором государственной безопасности и дестабилизации общественной жизни. Что касается теоретического анализа национальных проблем, то, на наш взгляд, в течение последних двух столетий наиболее затруднительными в его рамках оставались задачи, связанные с обобщением фактов, прогнозированием тенденций, с раскрытием сущности происходящего на основе эвристических идей, целостных концепций, которые синтезировали бы наш исторический опыт в этой области.
* Аванесова Галина Алексеевна, e-mail: [email protected]
Общие трудности осмысления национальных проблем и межэтнических взаимодействий в России не случайны. Выскажем кратко свою оценку основных предпосылок, сформировавших столь непростую познавательную ситуацию. Во-первых, наше общество всегда развивалось на гетерогенной этнической основе при ведущий роли русского народа в деле общественной консолидации других этносов. Своеобразные формы межэтнических взаимодействий в нашем обществе, особенности духовных проявлений в нем, сложная культурно-цивилизационная сущность России в целом создавали немало трудностей для теоретического анализа. Во-вторых, те этнологические, культурологические и социальные теории, которые рождались на Западе, далеко не всегда оказывались эвристичными в попытках приложить их к исследованию указанных проблем в нашей стране. В-третьих, те глубокие теоретические идеи по этнонациональным проблемам, которые появлялись в отечественной науке на протяжении последних полутора-двух столетий, не всегда получали признание как в России, так и за рубежом. В последнем случае такие идеи могли замалчиваться, а в советский период многие из них не обсуждались, не публиковались.
Для современной России, на наш взгляд, встает еще одна проблема: низкая культура публичного обсуждения этнонациональных вопросов. Преодолевая издержки «марксистских представлений об интернационализме», а также многочисленные фобии советского периода в обсуждении межэтнических проблем, мы сегодня сталкиваемся с достаточно противоречивой ситуацией в этой области. В пространстве публицистического анализа имеет место активное обсуждение национальных проблем, что порождает широкий диапазон позиций, оценок, взглядов, мало состыкующихся между собой, переходящих в «дурную бесконечность». В российском обществе все более дает о себе знать потребность в кристаллизации ядра
общепринятых практически действенных представлений на этот счет, а также в разработке теоретических идей применительно к нашей ситуации с особым историческим опытом полиэтничности, поликон-фессиональности. Между тем процессы такого рода все более осложняются в силу как объективных факторов, так и под действием отдельных этнических интересов или корпоративных целей.
В непростой познавательной ситуации позитивную роль способны сыграть отечественные материалы исторического плана. Для политиков, исследователей, преподавателей и студентов высшей школы немалое значение приобретает понимание закономерностей изучения национальных проблем в нашей стране, о которых мы почти ничего не знаем. В данной статье мы предлагаем сделать шаг в этом направлении, проанализировав ретроспективно некоторые аспекты отечественного дискурса, который выстраивался вокруг проблематики межэтнических отношений и общенациональной интеграции народов страны. Отбирая эти аспекты в трудах наших предшественников, мы руководствовались двумя критериями: во-первых, чтобы они свидетельствовали о своеобразии отечественного теоретического анализа в данной области, во-вторых, чтобы они оставались актуальными для нашего времени. В итоге нами задействованы темы и результаты исследований авторов, которые жили в имперский период (включая тех, кто после революции оказался в русском зарубежье) и в советское время.
Первый этап осмысления народов и межэтнических отношений консервативными аналитиками. Теоретическое осмысление народов и межэтнических отношений в России приобретало собственную логику. Имперский тип государственно-политической организации, сложная этнорелигиозная и региональная структура населения, иерархическое многообразие этнических, конфессиональных и иных идентичностей, - все это мотивировало
отечественных аналитиков выработать собственные принципы анализа, хотя российские исследователи всегда были в курсе того, как изучались указанные темы в западноевропейской науке.
Теоретический интерес к этнической проблематике стал проявляться с середины XIX в. среди консервативно настроенных русских исследователей (славянофилов и близких к ним аналитиков), которых тревожило прошлое и настоящее русского народа, а также грядущие общественные перемены внутри России и вокруг нее. В тот период имперская Россия в лице своих наиболее активных слоев населения начинала втягиваться в рыночные отношения западного типа, осваивать промышленное производство, формировать основы капиталистического уклада. Интерес ряда образованных групп нередко поворачивался к проблемам мирового прогресса, научно-теоретических достижений Запада, а также к революционно-демократическим идеям либерального и марксистского направления. В этих условиях консервативный анализ заявил о себе как самостоятельное направление, концентрирующееся на онтологических, феноменологических основах народного бытия.
Консерваторы обратились, прежде всего, к анализу одного из ведущих субъектов исторического развития России - русского этноса, заложив тем самым ряд принципиально важных теоретических основ народоведения. В отечественной гуманитарной мысли народ рассматривался в качестве органического единства множества живущих, ушедших и будущих поколений, представители которых идентифицируют себя с этим единством. Предполагалось, что народ зарождается на определенной территории и формируется на базе общих корней происхождения (хотя момент кровного единства сам по себе в отечественной аналитике долго не абсолютизировался). При этом считалось естественным, что народ выступает творческим субъектом своей культуры, вырабатывая воззрения на себя и
окружающий мир в виде общей картины мира, мифологического комплекса, религиозных и нравственных представлений, художественно-эстетических ориентиров и др.
Ведущее значение в судьбах конкретного народа в нашей гуманитарной мысли придавалось духовно-волевому и культурному единству его поколений, способному превращать неустойчивую совокупность людей в этносоциальную целостность, которая может быть завершена (как у русских) государственно-политической формой интеграции. Одновременно принимаются во внимание и такие факторы развития народа, как историческая судьба, геоклиматические условия жизни, государственно-правовые механизмы. Учет широкого диапазона качеств, воздействующих на историческое формирование народа, придавал позициям отечественных аналитиков глубину и конкретную убедительность. Немаловажным являлось и то, что, изучая на первой фазе рассмотрения русский народ, они исследовали не «нацию-государство», не переходный процесс к общечеловеческому единству, а Российскую империю и стабилизирующую роль в ней русского народа. Здесь обнаруживает себя серьезное отличие отечественных консерваторов в понимании народов, а также государственных и культурных форм их
консолидации от исследователей Запада либерального и
-1
марксистского направлений1.
Процессы самоорганизации разных народов в ходе общей жизнедеятельности. Изучение российских народов, проживающих в суровых условиях северной и центральной Евразии, заставляло наших аналитиков обращать особое внимание на то, как они взаимодействуют в повседневной жизни, а также в сложных, социально значимых ситуациях, в экстремальных обстоятельствах. В понимании
1
См.: Аванесова Г.А. Исследование феноменов народа и народной культуры в гуманитарно-философской мысли Запада // Социально-гуманитарные знания, 2011, № 3.
этих процессов учитывалась психология этносов, степень их открытости или замкнутости, агрессии или подчинения во взаимодействиях с соседями, уровень осознания каждым народом своей роли в государстве и окружающем мире.
Известно, что наиболее длительные и тесные взаимодействия на территории России формировали между собой русские и представители угро-финских народов. В первой половине XIX в. происходило динамичное развитие отечественной исторической мысли, а археологические раскопки стали проводиться на более строгой научной основе. В.О. Ключевский отмечал, что все это позволяло историкам вскрыть характер культурного симбиоза восточнославянских и угро-финских племен. В целом их исторические взаимодействия носили мирный характер, хотя их нельзя назвать абсолютно беспроблемными. Восточные славяне, а позже русские, отличаясь миролюбием, одновременно проявляли более активное отношение к жизни, предприимчивость, отважность в военных столкновениях. На их фоне финно-угорские племена отличались прежде всего уравновешенностью, более спокойными психическими проявлениями. В таком соотношении социально-психологических черт славяно-русская часть населения лидерствовала при контактах с угро-финнами.
Данная иерархия отношений вовсе не предполагала автоматического подчинения угро-финских племен. Так, обращение их в православие потребовало от русских учета их психологии и традиций. Русский миссионер Св. Стефан Пермский прилагал немало терпеливых усилий, чтобы финны североевропейской части России (коми-зыряне, пермяки) стали христианами. Отдельные акты сопротивления финно-угров, как правило, либо проистекали из религиозных причин, либо были вызваны государственными утеснениями. В случае несогласия с религиозной политикой или
государственными повинностями финны - охотники и рыболовы -уходили на более глухие и малоосвоенные земли.
Но в целом межэтнические отношения указанных народов оставались спокойными, взаимозаинтересованными. В середине 90-х гг. XIX в. П.Н. Милюков подвел некоторые итоги длительного анализа взаимодействий между ними в «Очерках по истории русской культуры». Он отмечал, что русская колонизация в северном, восточном и юго-восточном направлении формировала несколько типов их взаимодействий. В одних случаях (это чаще всего было на окраинных территориях, затем в Сибири) их контакты были спорадическими, за каждой этнической стороной оставались свои функции жизнедеятельности, на которые другая сторона не посягала. В других случаях (наиболее обжитые территории Европейской части страны) они соседствовали на аграрных или охотничьих угодьях. Особенно тесно они контактировали в городских поселениях.
Милюков отмечал, что историки порой затруднялись давать оценку - славянский или угро-финский субстрат культуры доминировал на конкретной территории. Так, археологические раскопки середины XIX в. древних чудских могильников эпохи первоначального распространения христианства на Руси, которые принадлежали откочевавшим на отдаленные земли финно-уграм, установили следующие факты: в них находили черепа двух диаметрально противоположных типов: круглоголовых, плосколицых, с одной стороны, и длинноголовых, рослых племен - с другой. Рождалось предположение, что вместе с язычниками финнами, по-видимому, уходили от православного крещения и славяне-русские, остававшиеся язычниками2.
Приведенные данные позволяли утверждать, что взаимодействия между русскими и европейскими угро-финнами на ранней стадии их
2
См.: Милюков П.Н. Очерки по истории русской культуры. В 3 т. М., 1993, т. 1.
контактов носили хотя и мирный, но не всегда равноправный характер. Вместе с тем они не были ни принудительны, ни унизительны, ни опасны для той и другой стороны. Напротив, в некоторых ситуациях представители обеих сторон занимали единую позицию по отношению к внешнему явлению, для них неприемлемому. В итоге, тесно взаимодействуя, эти две крупные этнические общности развивались, проходя разные стадии своего этногенеза. Между ними имела место также частичная ассимиляция (в русскую кровь вливалась небольшая часть угро-финской крови и наоборот), но без угрозы самостоятельному существованию каждого из этнических сообществ.
В 30-е гг. ХХ в. уже в русском зарубежье представители евразийского движения анализировали взаимодействие славянских и тюркоязычных народов (башкир, татар и других этносов, которых прежде нередко называли туранцами, степняками-кочевниками и др.) как двух антропологических и социально-психологических типов, приобретающих немалое значение в развитии российской культуры. В ходе изучения был реконструирован во многом иной тип взаимодействий, нежели в первом случае. Оказывалось, что та степень близости и тесноты контактов, как с угро-финнами, в данном случае была невозможна, ибо первоначально кочевники выступали для русских как соседи-враги. Однако постепенно расклад сил между тюркскими народами и русскими менялся: обе стороны осваивали искусство равноправного сотрудничества. Все чаще складывались ситуации, когда русское государство, вступая в контакты с тюркоязычными этносами, ориентировалось на союз с ними, на их умение осуществлять боевые действия в условиях степного ландшафта против общего врага. Уже будучи в составе России, тюркоязычные народы вносили немалый вклад в российскую культуру своими традиционными хозяйственными занятиями (кочевое скотоводство, некоторые ремесленные занятия и др.), военными навы-
ками, социальной адаптивностью и психологической уравновешен-ностью3.
Если вернуться к рассмотрению взаимосвязей российских народов в условиях империи, то можно видеть, что на протяжении второй половины XIX в. подобный анализ расширялся за счет проблем, связанных с ролью в нашем обществе самых разных этносов, этнических групп (остзейских немцев, украинцев, народов Кавказа и др.). Особенно подробно рассматриваются двухсторонние межэтнические взаимодействия - между русскими и поляками, русскими и немцами. В данном случае характер и формы взаимодействия между указанными народами приобретали свою специфику, несопоставимую с той, которая имела место в отношениях русских к угро-финским или тюркоязычным народам. Поляки, а также представители немецкой части населения Курляндии, будучи представителями белой расы, представляли собой народы индоевропейской языковой семьи; они входили в состав России, имея достаточно высокий уровень государственного мышления, владея современными принципами культурного развития; они принадлежали к разным ветвям христианского вероисповедания. Поэтому изначально в межэтнических отношениях между ними и русским народом складывались особые нормы и принципы, которые могли как способствовать взаимопониманию, так и порождать конкуренцию, а порой и конфликты (последняя ситуация особенно актуализировалась во взаимодействии с поляками, которым было трудно отрешиться от исторических последствий раздела Польши между европейскими
4\
державами4).
3 См.: Глобальные проблемы и перспективы цивилизации (феномен евразийства). М., 1993.
4 _ w
В данном случае сошлемся на авторов, которые осмысляли сложности взаимодействия между русскими и поляками в историко-цивилизационном ключе: Катков М. Польский вопрос // Он же. Идеология охранительства. М., 2009; Страхов Н.Н. Борьба с Западом. М., 2010 и др.
Изучению также подвергались межэтнические взаимодействия русских с народами Кавказа и Закавказья, Поволжья, с евреями, украинцами, белорусами и др. В конце XIX в. отечественные этнографы сосредотачивались на анализе культуры и социальных отношений ряда малочисленных или отдаленно живущих от столиц этносов с архаической или традиционной культурой. Например, этнограф и лингвист В.Г. Тан-Богораз изучал малочисленные народы Севера и Сибири (чукчей, юкагиров и др.), а группа этнографов-социологов под руководством М.М. Ковалевского, совершив в 80-е гг. XIX в. экспедиции на Кавказ, описала ряд горских этнических сообществ.
Во всех указанных выше случаях анализ, предпринимаемый исследователями XIX в., позволял говорить о широком проблемно-содержательном диапазоне межэтнических взаимодействий, об иерархичности и множественности форм межэтнических связей в Российской империи. В отечественном обществоведении постепенно аккумулировался масштабный аналитический материал, позволяющий осмыслить сложные конфигурации отношений между народами России, которые складывались исторически, во многом спонтанно, т.е. в процессе их жизненных связей и трудовых контактов друг с другом. Данный познавательный процесс в советский период по существу оказался прерванным и в настоящее время только начинает восстанавливаться.
Теоретическое осмысление цивилизационной, социокультурной и государственной интеграции этносов России. Уже в середине XIX в. рассмотренный выше иерархизированный способ межэтнической и межконфессиональной интеграции Н.Я. Данилевский считал самостоятельной формой консолидации разных этносов, определив ее как культурно-исторический тип, что по существу положило начало дискурсу о локальных цивилизациях. Вслед
за ним другие отечественные консерваторы подчеркивали, что такой масштабный тип культурной интеграции народов и религиозных сообществ был сформирован только в условиях исторического лидерства русской культуры, активности русского народа, а также при наличии специфического государственного образования, каким выступала на протяжении нескольких столетий российская государственность, тяготеющая к синтетическому, имперскому характеру консолидации.
В свою очередь имперская форма интеграции народов России создавала возможности консолидировать разные этносы, конфессиональные и региональные сообщества. Если западная мысль определяла имперскую форму государственности как «уходящую натуру» политической практики, то русские аналитики видели в Российской империи широкие возможности гражданской интеграции, позволяющей развивать более масштабное полиэтническое и поликонфессиональное сообщество не только в далеком прошлом, но и в современных условиях. При этом, как указано выше, ведущая роль русского народа у многих отечественных аналитиков, даже стоящих на прямо противоположных идейных позициях, не вызывала сомнения. Так, столь разные по мировоззренческим и политическим позициям авторы, как анархист-революционер М.А. Бакунин и консервативный писатель, государственный деятель К.П. Победоносцев, были едины в понимании ведущей роли русских в России. Они настаивали, что активная роль русских проявляется, прежде всего, в государственном строительстве, которое есть преимущественно «русское дело», что все другие народы страны должны считаться с этим историческим фактом, не претендуя на первенство в этих процессах.
Эти закономерности и интегративные механизмы, связанные с характерологическими особенностями разных народов, их
способностью создавать государственные объединения, неодинаковые по масштабам, устойчивости, политической организации и т.п., оказывались в фокусе анализа русской мысли. Исследователи признавали, что длительное время российские интегративные механизмы - социальные, культурные, политические -адекватно реагировали на вызовы как внутреннего, так и внешнего характера, органично развиваясь в рамках Российской империи. Однако в условиях нарастающих проблем внутреннего характера, а также в контексте общемировой динамики последней трети XIX -начала XX вв. отработанные формы межэтнических взаимодействий внутри России требовали серьезной корректировки; нужны были более эффективные способы их институционально-правового, экономического, культурного регулирования, на что аналитическая мысль того периода смогла откликнуться, в то время как властная элита со своей реакцией запаздывала.
Государственно-политические формы интеграции народов страны. Следует подчеркнуть, что основная часть отечественных исследователей - государствоведов, социологов, философов имперского периода (А.А. Жилин, Ф.Ф. Кокошкин, П.А. Сорокин, И.А. Ильин) не видела серьезных оснований для бездумного разрушения имперского организма и превращения России в федерацию, особенно если в ее строение заложены этнонациональные признаки административного деления. Исследователи и политики современной России видят в такой позиции не столько обскурантизм, сколько проницательность, глубокое понимание сложностей, которые подстерегают государственную политику в деле гражданской интеграции разных сообществ в Северной части Евразии.
В настоящее время наше общество испытывает на себе катастрофические издержки как советского, так и постсоветского федерализма. Ныне мы способны глубже оценить сдвоенный эффект
государственного и культурно-цивилизационного единства, которое существовало в имперской России и отчасти еще сохранялось в СССР, что свидетельствует об особых цивилизационных и политических механизмах, удерживающих разные народы страны в общем культурном пространстве. В современной же России заметно снижена роль не только государственности, но и культурно-цивилизационных механизмов, консолидирующих разные народы на постсоветском пространстве.
Между тем мировая гуманитарная мысль XX в. поддержала теоретические представления Данилевского об особой разновидности масштабной интеграции разных человеческих сообществ, трансформировав их в теорию локальных цивилизаций. Локальные цивилизации способны в своих рамках как объединять разные государственные образования на масштабной территории (пример западноевропейской, арабо-мусульманской, дальневосточной и других цивилизаций), так и формировать политическое гетерогенное сообщество этносов и племен, исторически укорененных на своей земле, проживающих в тесном соседстве на протяженной территории (пример индуистской, российской цивилизаций). Также ныне теоретически подтверждена догадка русской консервативной мысли о возможности развития локальной цивилизации лишь при наличии сердцевинной культуры и народа-интегратора5.
Если проблемы локальных цивилизаций проработаны достаточно глубоко, то процессы формирования, сохранения и развития в мировой истории масштабных полиэтнических,
поликонфессиональных государственных образований (как в виде империй, так и в других государственных формах) в концептуальном плане гораздо слабее. Между тем мировая политическая практика,
5 См. об этом: Ерасов Б.С. Цивилизации: Универсалии и самобытность. М., 2002; Тойнби А.Дж. Цивилизация перед судом истории / Пер. с англ. М., 2002; Хантингтон С. Столкновение цивилизаций / Пер. с англ. М., 2003 и др.
начиная с Древнего мира вплоть до Новейшего времени, демонстрирует примеры (древняя Индия, средневековый и современный Иран, Швейцария и др.), когда устойчивое государственное единство вырастает не из естественных близкородственных межплеменных связей, не из «общественного договора», а иными, подчас странными с позиций рассудочного анализа путями, которые до сего дня недостаточно отрефлексированы6.
Проблема поиска современных форм политической и общенациональной интеграции народов России в ХХ в. На рубеже XIX-XX вв. отечественные исследования начинают вполне осознавать недостаточную проработку западных теорий о современных нациях, противостоящих им традиционных народах (этносах), а также о сложных полиэтнических страновых сообществах. У российских аналитиков рождаются серьезные вопросы к этим теориям. Можно ли считать нацией русский народ, который в послереформенной России XIX в. стремительно формировал у себя национальные характеристики и в то же время сохранял немало традиционных свойств (общинность, традиционные семейные связи и многодетность, религиозность и др.)? Как следует определять совокупное множество граждан России? Являются ли они единым народом или осваивают общенациональную форму единства при сохранении полиэтнического многообразия?
Политическая практика западных стран того периода, не имея теоретически обоснованного решения подобных вопросов, нередко реагировала на них чисто практически. Так, в Британской империи лишь англичане признавались нацией, в то время как совокупное
6 Несколько лучше обстоит дело с анализом развития конкретных цивилизационных или имперских систем. Но и в этом вопросе речь чаще всего идет либо об эволюции одной из империй, либо сравниваются имперские организмы на историческом материале без обращения к современным реалиям (см.: Ливен Д. Российская империя и ее враги / Пер. с англ. М., 2007; Эйзенштадт Ш. Революция и преобразование обществ. Сравнительное изучение цивилизаций / Пер. с англ. М., 1999 и др.).
множество жителей метрополии и колониальных окраин оставались «подданными британской короны». Граждане США на рубеже XIX-XX вв. видели себя полиэтнической нацией, хотя эффективность действия американского «плавильного котла» в то время оставалась далеко не очевидной. Отечественные исследователи, отвечая на указанные выше вопросы, не были единодушными. Данный факт свидетельствовал о проблемном характере самих аналитических категорий «народ», «нация», а также тех исторических явлений, которые были заложены в их основу.
Весьма важным для отечественных исследователей оставался вопрос: какие формы государственно-политической и культурно-исторической интеграции могут оказаться приемлемыми для России в XX столетии. Ниже представим типологически различные позиции на этот счет, начав с либеральных взглядов. В 1914 г. либеральная среда в лице П.Б. Струве (к этому времени он уже не был марксистом) выдвигает смелое предположение: в России идет процесс созревания «гражданской нации» по образцу США или Британской империи. Струве утверждает, что «Россия есть государство национальное», что «географически расширяя свое ядро, русское государство..., будучи многонародным, в то же время обладает национальным единством»7. Бесспорно, в тех условиях П. Струве не смог обосновать процесс формирования в России гражданской нации ни на примере американского (федеративная республика), ни на примере английского (колониальная империя) аналога. Автор скорее проводил некоторые, хотя и серьезные параллели, вместе с тем дополняя их множеством политических и цивилизационных несовпадений, исторических противоречий, что запутывало анализ.
7 Струве П.Б. Великая Россия и Святая Русь // Нация и империя в русской мысли начала XX в. М., 2004, с. 230, 231.
В период первой русской революции в ином ключе развивал взгляды на этот счет сотрудник либерально-консервативной газеты «Новое время» М.О. Меньшиков. Будучи выразителем русского национализма имперского типа с западническим уклоном, он отчетливо осознавал полиэтническую и поликонфессиональную специфику России, а также критический период революционного брожения, который она переживала. Понимая, что возврат к прежнему равновесию невозможен, он пытался осмыслить вопрос о том, какими могут и должны быть формы межэтнических связей в новых условиях и в рамках обновляющегося имперского организма. При сохранении ведущей роли русских он считал справедливым предоставить
каждому историческому народу России важнейшие политические
~ ~ 8 права на своей исконной территории, вплоть до полного отделения8.
От представителей народов, имеющих свою государственность за
пределами России (например, немцы), по его мнению, следует
ожидать натурализации или, по меньшей мере, лояльного отношения
к государствообразующему народу, равно как и к любому коренному
этносу9. Впрочем, публикуя острые и глубокие по постановке проблем
публицистические материалы, Меньшиков не претендовал на
концептуальную обоснованность.
Коротко представим также позиции, которые формировались по национальным вопросам в русском зарубежье, где аналитики имели возможность сравнивать межэтнические отношения в имперской России и СССР. Например, представители евразийского движения дистанцировались как от либерального понимания нации, так и от решения русского вопроса пришедшими к власти марксистами-большевиками. В 30-е гг. Н.С. Трубецкой разрабатывал идею общеевразийского национализма, опираясь на представление
8 См.: Меньшиков М.О. Письма к русской нации. М., 2005, с. 433.
9 Там же, с.432-434.
Данилевского о многолинейности всемирно-исторического процесса. Трубецкой полагал, что любое умаление этнонационального многообразия России приведет к ее культурному оскудению. Поэтому задачи будущего развития страны он связывает не с ориентацией на Западную Европу, а также не с доминированием в ней русской культуры, русского народа, но с демократией и свободой, с равным гражданским и политическим статусом всех народов страны. Такой поворот, по его мнению, способен сформировать в России особый -надэтнический - национализм, ростки которого исторически созревали в недрах империи, но, по мнению ученого, в неэффективной форме политического принуждения возобладали в советских условиях10.
Сторонники монархо-имперского будущего России (Л.А. Тихомиров, И.А. Ильин, И.Л. Солоневич и др.) уже в послереволюционных условиях углубляли позиции русского консерватизма. Например, И.А. Ильин в эмиграции продолжал размышлять над сущностью российского сообщества, интегрирующего разные народы и племена. В целом подобное сообщество он называл то «сверхнародом», то «многонародной нацией», стараясь найти более точное определение11. Оставаясь до последних дней жизни сторонником российской монархии, выразителем русского национализма имперского типа, который понимался им в психологическом и культурно-духовном ключе, он не признавал возможным развивать на базе современной ему России ни мононациональное русское государство, ни колониальную иерархию этносов Британской империи, ни «полиэтническую нацию» американского типа, с чем ныне можно вполне согласиться. В условиях XX в. он видел Россию «многонародной» страной с одним
10 См.: Трубецкой Н.С. Общеевразийский национализм // Россия между Европой и Азией: Евразийский соблазн. Антология. М., 1993.
11 В современной этнологической теории подобные сообщества называют «полиэтнической нацией».
государствообразующим народом - русскими, которые всегда выполняли такие важные функции, как: уравновешивали полярности, брали на себя ведущие роли в разных исторических обстоятельствах и в периоды кризисов, сохраняли верность высоким духовным идеалам общенациональной интеграции и др. Задумываясь над будущим постсоветской России, Ильин выступал за сильное централизованное государство монархического типа, которое возьмет на себя обязательства по сохранению всех народов, создавая условия для конструктивных отношений между ними.
По мнению Ильина, разные народы, как малочисленные, не имевшие никогда своей государственности, так и с противоположными свойствами, в итоге выигрывают от интеграции в российскую государственность. Здесь они сохраняли в прошлом и смогут сохранить в будущем свое «метафизическое своеобразие» и одновременно осваивать через русскую культуру реалии современной
Л О
жизни12. Вне России, доказывал Ильин, народы страны рискуют оказаться перед угрозой размывания этнокультурного своеобразия, перед еще более тягостными формами государственного нажима, нежели ранее.
Рассмотрим еще один проектный вариант интеграции российских этносов, который в русском зарубежье 20-х гг. прошлого столетия вырабатывался представителями движения «Молодая Россия». В отличие от указанных выше теоретических разработок русского национализма консервативно-монархического типа, младороссы в своем понимании будущего России пытаются интегрировать консерватизм и революционность, выдвигая лозунг «Царь и Советы» (это напоминает идею К.Н. Леонтьева «Царь и социализм»). Младороссы предлагают отказаться от советского интернационализма и этнического равноправия, культивируя энергичный русский
Ильин И.А. О русском национализме // Ильин И.А. Наши задачи. В 2 т. М., 2008, т.1, с. 381.
национализм, созвучный условиям жизни XX в. Однако отказаться полностью от советского опыта они не считали возможным. По их замыслам, новая идеология русского традиционализма в грядущей России интегрирует в себе социальную монархию, империю, которая одновременно представляла бы собой федерацию нескольких национальных образований, с ведущей ролью «малой России» -
■п
земли русского народа
Перечисленные выше варианты понимания проблематики межэтнических отношений, а также предлагаемые институционально-политические способы их оптимизации позволяют сделать следующий вывод. В конце XIX - первой половине. XX в. немалое число теоретических разработок отображали коллективные усилия отечественных аналитиков (начавших эту работу еще в имперский период и зачастую продолжавших ее в русской эмиграции) по прояснению одной из наиболее сложных проблем, связанной с институционально-политическими формами межэтнических отношений в России, без понимания которой общество не могло бы развиваться в меняющемся мире. Исследователи признавали, что российская имперская модель, а вслед за этим и пришедшая ей на смену советская модель государственной консолидации в условиях динамичного и богатого на катастрофы XX в. оказываются далеко не совершенными. Одна была слишком громоздкой, не поспевающей за требованиями времени, другая предполагала бесчисленные человеческие жертвы, разрушающие единство российского общества. По мнению многих из них, в ближайшей исторической перспективе России еще предстоит определиться, в каких государственно-политических и социокультурных формах следует закрепить общенациональную интеграцию народов страны, какой вариант политических форм, иерархических отношений предстоит отработать, чтобы эти
13 См. об этом: Елисеев А. Социализм с русским лицом. М., 2007, с. 209-211.
межэтнические взаимодействия, оставаясь органичными для нашего общества, вместе с тем могли бы эффективно откликаться на вызовы времени. Этот вывод, безусловно, следует считать актуальным для современной России.
Институциализация межэтнических отношений и политических статусов народов в советский период. В советский период свободный теоретический поиск эффективных институциональных форм, интегрирующих народы страны, не мог осуществляться в научных дискуссиях и обсуждаться публично. Но на первоначальной фазе развития нового государства достаточно динамичной (одновременно и слабой, спорной) оказалась политическая практика. Советская модель интеграции народов начиналась с радикальной постановки этнонациональной проблематики. Сошлемся на «Декларацию прав народов России» (ноябрь 1917 г.), где провозглашались следующие цели и принципы новой национальной политики. Государственная структура страны представлена в этом случае как «добровольный и честный союз народов России», в рамках которого отменяются все предыдущие «национально-религиозные привилегии», «гарантируется свободное развитие всех национальных меньшинств», а также провозглашается «право народов страны на свободное самоопределение, вплоть до отделения и образования самостоятельных государств»1.
В подобной формулировке бросаются в глаза слабость государственного мышления, революционный утопизм и популистский расчет на быстрое завоевание симпатий к большевистской политике в некоторых этнических средах, на национальных окраинах. Из приведенных выше формулировок вытекало, что большевики склонялись к национально-этническому федеративному устройству государства. В итоге было утверждено федеративное устройство
Декреты Советской власти. М., 1957, т.1, с. 39-40.
страны с советскими республиками, создаваемыми на национальной основе, в рамках которых создавались разнопорядковые структурные единицы, в том числе и автономные национальные республики, этнокультурные области и даже районы.
Государственно-политическая практика советского периода сразу же столкнулась с противоречиями и несовместимыми принципами, которые изначально были заложены в государственное устройство Советского Союза. Так, принцип «право наций на самоопределение» не мог заработать, ибо ни политически, ни теоретически невозможно было решить, какие общности могли претендовать на звание нации, какие - оставались народами, племенными образованиями. В целом большевики, как и классики марксизма рассчитывали в будущем на исчезновение народов и наций; но на протяжении всех лет существования СССР властям приходилось сталкиваться с укорененными формами этничности, растущим валом националистических проявлений, порой весьма болезненных для общества. Первоначально провозглашенный принцип равноправия, свободного развития всех народов и наций обернулся тем, что государство предоставляло особые привилегии одним народам и умаляло права других, закладывая основу будущих конфликтных ситуаций. К тому же сильное унитарно-централизованное начало советского государства не допускало развития местного самоуправления, но мирилось с диктаторскими полномочиями КПСС, законодательно нигде не обозначенными.
Здесь уместно сказать о большевистской практике денационализации русского народа, о чем в официальной советской истории не принято было упоминать. Еще до революции лидеры большевиков обвиняли русских людей в «великорусском шовинизме», в частности ссылаясь на разработку проблем национализма некоторыми деятелями русского общественного движения в начале
XX в. (М.О. Меньшиковым, П.И. Ковалевским, И.А. Сикорским и др.14). Сразу после революции, затем в Гражданской войне, а также в условиях стабилизации новая власть подвергла миллионы русских людей физическим репрессиям, а затем всячески препятствовала русским проявлять свою общественную волю, добиваться высоких статусных позиций и т.п.
Однако незадолго до начала Второй мировой войны политическая обстановка как внутри государства, так и в мире в целом заставила правящую элиту нормализовать свои отношения с русской частью населения, по сути признав ведущую роль русского народа в историческом развитии отечественной государственности. После победы в Великой Отечественной войне русские люди уже негласно олицетворяли в обществе сдерживающую и уравновешивающую силу, хотя официально их положение как ведущей нации в СССР не признавалось. Данные факты и процессы продолжали в то время игнорироваться на политическом и на теоретическом уровне.
Ко всему перечисленному добавим, что представители советского марксизма так и не оценили важности духовно-цивилизационных форм интеграции народов страны, а также значения русской культуры в этих процессах. В то же время примечательно, что в пространстве советской гуманитаристики подспудно (в неподцензурных формах) продолжала существовать мысль о возможности сверхэтнического -культурно-цивилизационного, общенационального единства народов СССР.В этом случае некоторые исследователи, имея в виду все население страны, говорили либо о «сверхнароде» (Д.Л. Андреев, автор философского труда «Роза мира», который изложил свое мистическое видение прошлого и будущего России), либо о «суперэтносе» (Л.Н. Гумилев, предложивший инновационную для
14
См.: Нация и империя в русской мысли начала XX века. М., 2004; Сикорский И.А. О психологических основах национализма. Киев, 1910, и др.
советского обществоведения теорию этногенеза)15. Тем самым восстанавливалась концептуальная преемственность с культур-фило-софским анализом имперского периода.
В 60-70-е гг. властвующая советская элита выдвинула стратегию формирования «советского народа», который предполагал достаточно поверхностное единство населения по существу на основе государственно-политической и идеологической интеграции граждан СССР. На наш взгляд, в этот период консолидирующие функции русской культуры в ослабленном виде еще продолжали действовать, что давало основания говорить о стратегическом развитии советского народа. Что же касается повседневной практики межэтнических отношений в послевоенный период, то она оставалась бесконфликтной, добрососедской, формируя специфическую атмосферу «идейного единства», сохраняя общероссийский цивилизационный контур, но слабее затрагивая культурную и особенно духовную основу жизни разных этнических сообществ, что вскрылось в условиях последних лет существования СССР.
Как было отмечено выше, официальное обществоведение не анализировало столь глубокие и специфические стороны единства советского общества. В этих вопросах политики и исследователи оперировали упрощенными идеологическими постулатами марксизма, табуируя все другие подходы. Научные дисциплины (этнология, культурная и социальная антропология, политология, культурология и др.), которые могли бы осуществлять адекватный анализ и аккумулировать необходимые данные по межэтническим взаимодействиям, либо находились в зачаточном состоянии, либо не признавались официальной наукой. Теоретический анализ того периода не использовал научную методологию и методы компаративистики, которые позволяли бы объективно сопоставить уровень и качество
1 ^
15 См.: Андреев Д.Л. Роза мира. М., 2008; Гумилев Л.Н. Струна истории. М., 2007.
жизни разных этносов, степень их культурного развития и сохранения этнического своеобразия в той или иной стране.
С 70-х гг. общественное сознание в Советском Союзе переставало мыслить марксистскими схемами, что можно было расценить как свидетельство нарастания межэтнической напряженности. Что касается массовых оценок и позиций широких слоев населения, то они уже слабо ориентировались на отечественную традицию и в то же время не располагали современной информацией на этот счет, оставаясь хаотически структурированными. В поздний советский период этим не преминули воспользоваться ничтожные по числу участников группы внутренних оппозиционеров (так называемых диссидентов), а также идеологические центры зарубежных стран, которые стремились любой ценой выйти со своими информационными материалами о межэтнических отношениях в СССР на массовую аудиторию. В то время подобные материалы были для советских людей в новинку, а потому многими воспринимались как откровение. Ныне анализ этих материалов свидетельствует, что подтасовка данных, некорректное сравнение, прямая ложь о сущности национальных проблем в разных странах мира, включая СССР, являлись их ведущими приемами. Данная коллизия - слабое понимание советскими гражданами реальных процессов, происходящих в сфере межэтнических отношений страны, и одновременное навязывание нашему общественному сознанию представлений об этих процессах, которые вырабатывались политологами Запада, доходя до нашего населения через зарубежные радиоканалы и диссидентскую среду - сыграла не последнюю роль в том, что эти процессы стали одним из важных факторов распада СССР.
Аванесова Г.А. Анализ межэтнических отношений и различных форм интеграции народов России (XIX-XX вв.). В статье рассматривается процесс изучения в поздний имперский и советский периоды межэтнических отношений, а также проблем политического и культурно-цивилизационного единства народов нашей страны.
Ключевые слова: народ, нация, взаимодействие русского народа с другими народами страны, имперская и советская формы государственной консолидации населения.
Avanesova G.A. Analysis of the interethnic relationships and different forms of the integration of the nations of Russia in XIX-XX centuries. In the article questions of the studying of the interethnic relationships in the late Empire and the Soviet period are discussed, along with problems of political, cultural and civilization unity of the nations of our country.
Key words: people, nation, interaction of Russian nation with other nations of the country, Imperial and Soviet forms of state consolidation of the population.
