ПРОБЛЕМЫ, ПУТИ И МЕХАНИЗМЫ РЕИНТЕГРАЦИИ СОВРЕМЕННОЙ РОССИИ
- СОЦИОПОЛИТИЧЕСКАЯ ОБЩНОСТЬ НАРОДОВ РОССИИ —
УДК 316.45
РЕИНТЕГРАЦИЯ ПОСТСОВЕТСКОЙ РОССИИ: ПРЕГРАДЫ И ПУТИ ПРЕОДОЛЕНИЯ
Х.Г. Тхагапсоев, В.В. Черноус
Едва ли не нормой нашей отечественной гуманитаристики стало интерпретировать сложные и противоречивые процессы преодоления советского уклада жизни и далеко не во всем удачные постсоветские реформы последних десятилетий главным образом в политических и социально-экономических категориях, хотя, казалось бы, куда важнее культурно-циви-лизационные измерения этих процессов, поскольку они-то и определяют будущее России, исторические перспективы ее бытия. Исключением из этого правила, пожалуй, является то обстоятельство, что в последнее время на дискурсивной арене все чаще заявляет о себе вопрос об идентичности современного российского социокультурного сообщества [1], т.е. вопрос о культурно-цивилизационных мерах постсоветской России и россиянина. Но и здесь упор делается больше на политические механизмы решения этой проблемы -на изъятие из паспорта графы о национальной принадлежности, укрупнение политико-административных единиц в стране. Могут ли подобные меры гарантировать успех, обеспечить консолидацию российского социума? Судя по фактам, этих мер явно недостаточно -требуется куда более основательный, систем-
Тхагапсоев Хажисмель Гисович - доктор философских наук, профессор кафедры философии Кабардино-Балкарского государственного университета им. Х.М. Бербекова, 360004, Республика Кабардино-Балкария, г Нальчик, ул. Чернышевского, 173, e-mail: gapsara@ rambler.ru, т. 8(866)2422462;
Черноус Виктор Владимирович - кандидат политических наук, профессор, заместитель директора ИППК Южного федерального университета по науке, директор Центра системных региональных исследований и прогнозирования ИППК ЮФУ и ИСПИ РАН, 344006, г. Ростов-на-Дону, ул. Пушкинская, 160, e-mail: kavkazdon@mail. ru, т. 8(863)2643466.
ный и многогранный подход к решению этой экзистенциальной проблемы России. В этом контексте встает вопрос: "Где же мы, россияне, ныне находимся в свой культурно-циви-лизационной общности после всех перипетий последних 20-25 лет?".
В межпространстве былой общности и постсоветской дезинтеграции
Безоглядное расшатывание и обрыв связей-отношений каждого российского этноса с социальными общностями более высокого порядка ("советским народом" прежде всего), что культивировалось в 90-е годы, осуществлялось, напомним, "именем политики" -свободы, равенства возможностей, экономического и культурного процветания. Их итог известен - регрессия этнического социума (российских этносов). Известны и формы этой регрессии - деиндустриализация, откат экономики, архаизация политической жизни и экономических отношений. Однако вне дискурса остается главное - культурные измерения регрессии этносов, напрямую ведущие к дезинтеграции и атомизации российского социума.
Очевидно, что в многоэтничной и поликультурной России формирование нацио-
Khazhismel Tkhagapsoev - Doctor of Philosophy, professor of Philosophy Department at the Kabardino-Balkarian State University named by Kh.M. Berbekov, 173, Chernishevskiy Street, Nalchik, Kabardino-Balkaria, 360004, e-mail: [email protected], tel. +7(866)2422462;
Viktor Chernous - Ph.D. in Politology, professor, Deputy Director of the Institute at the Southern Federal University, Director of the Center for Systemic Regional Studies and Forecasting of the Institute SFU and ISPR RAS, 160, Pushkinskaya Street, Rostov-on-Don, 344006, e-mail: [email protected], tel. +7(863)2643466.
нальной идентичности, означающее становление единой политической нации, - сложный и болезненный процесс уже хотя бы потому, что требует трансформации (самокоррекции) множества культур и идентичностей. Встают вопросы: как это возможно, через какие пути и механизмы? И главный вопрос - каковы внеполитические, т.е. культурно-гуманитарные, научные, образовательные, коммуникативные механизмы формирования российской национальной идентичности? Наша цель - поиск ответов на эти вопросы.
Так повелось с 90-х годов, что в наших культурных локусах (краях, областях и особенно в национальных республиках) активность "по производству" социально-гуманитарных текстов явно превалирует над продуктивностью и эффективностью "производства смыслов" К тому же смысловой мейнстрим дискурсов в этих локусах, увы, не очень чувствителен к реальным вызовам времени, к проблематике "здесь и сейчас", поскольку едва ли ни целиком сосредоточен на "славном и героическом прошлом" истории и культуры (республики, края, области). В итоге региональная, особенно этническая, гуманитарная мысль (историография, этнология и культурология) так и остается зацикленной главным образом на "уникальности" того-то и того-то (истории этноса, судьбы казачества, традиционной культуры народов Юга России и пр.).
"Предыстория" этой ситуации уходит в советскую эру. Не случайно, что в 60-е-80-е годы ХХ в. усилиями СКНЦ ВШ во главе с Ю.А. Ждановым была выстроена система преодоления этнического и областного научного партикуляризма - выхода региональной гуманитарной науки на высокие уровни синтеза и обобщения [2]. Однако уже к концу 80-х годов этнологическая проблематика фактически была "приватизирована" этническими (этнически ориентированными) группами исследователей, замкнутых на проблематику некоего конкретного этноса, отсекая таким образом этнологический дискурс от общих принципов научной методологии и от общего контекста - от истории и пространства российской цивилизации. В итоге методологический изоляционизм обернулся гипертрофированным этноцентризмом, который доминирует вот уже четверть века, по существу выводя этнологию за грань научного, превращая ее в форму мифологии и утопии, подпитывающие этнический этатизм, национализм и экстремизм [3].
Возведение генетического родства кавказских этносов к шумерам, египтянам, ариям, китайцам и даже англичанам [4], создание всевозможных мифов о современных реалиях, педалирование конфликтных моментов истории и культурных различий (идентичностей, стереотипов) - таковы "плоды" этноцентризма в нашем культурно-историческом регионе (СКФО и ЮФО). На этом фоне последствия перипетий российской истории на протяжении последней четверти века в "проекции на Юг России" видятся не иначе, как утрата культурной целостности, ее замещение мозаичным набором (сегментарной конструкцией) таких культурных систем, как кавказские этнические, т.е. традиционные культуры и "близкая к ним по ценностной системе исламская", русская национальная культура (включая казачью традиционную культуру), советская и современная массовая культуры, "находящиеся в состоянии открытой и латентной конфликтности", что и является (становится) "культурным подтекстом межэтнической напряженности и ксенофобии" [5].
К этому надо добавить, что Северный Кавказ за последние десятилетия в цивили-зационно-культурном отношении во многом восстановил былые восточные черты, ис-ламизированную ментальность, фактически дрейфуя в сторону исламской цивилизации. Однако следует отметить, что эти тенденции в республиках Северного Кавказа выражены неодинаково: в наибольшей мере в Дагестане, Чечне и Ингушетии, в наименьшей - в Северной Осетии и Адыгее. Но в общем ситуация фактически такова, что Северный Кавказ ныне стоит перед проблемой реинтеграции в российское цивилизационное пространство. Четкое понимание этой ситуации, на наш взгляд, и является основой системного подхода к формированию российской идентичности.
Корни и истоки социально-культурной дезинтеграции уходят, как уже отмечалось, в 90-е годы, в эпоху либеральных реформ, которые оказались особенно губительны для Кавказа и для сферы национальных отношений. Политический сепаратизм всех мастей (от вооруженного ичкерийского до витиевато-правового в виде суверенных республик со своим гражданством, наподобие КБР при президенте В. Кокове или Татарстана -при М. Шаймиеве); державный шовинизм (от ЛДПР до скинхедства); глухое взаимное от-
чуждение культур и массовый отток русского населения из национальных республик - таковы наиболее известные формы дезинтеграции российского социального сообщества, российской цивилизации.
Как известно, под влиянием "курса Путина от нулевых годов" в России изменилось многое: подавлены самые опасные формы хаоса и этнического сепаратизма, отстроены механизмы "вертикали власти", которые обеспечивают формально-юридическое единство конституционного пространства страны. Однако пока так и не решена главная проблема -проблема единства культурного пространства России, без чего единство конституционного пространства не имеет естественной основы, фактически держится лишь на принуждающих политических механизмах. В итоге и сегодня Россия являет собой пространство множества параллельно, мозаично и отчужденно сосуществующих культур и этносов. Уровень и механизмы общности культур в современной России таковы, что если бы Расул Гамзатов, Кайсын Кулиев, Давид Кугультинов и Алим Кешоков жили и творили в наше время (начиная, скажем, с 1991 г.), о них в России, вероятно, и не знали бы. Таковы, к сожалению, реальности в сфере культурных отношений, что настоятельно ставит в повестку дня вопрос о реинтеграции культур и этносов в новой России [6].
Здесь впору обратиться к идее С. Хантингтона, который полагает, что социумы, объединенные политически, но разобщенные (не интегрированные) цивилизационно, подвержены неустранимым рискам конфликтов и распада [7]. Эта идея, увы, подтвердилась в отношении СССР, что усиливает тревогу за судьбы России, которая пока так и остается политически "стянутым пространством" рядоположенных культур. Но как долго такое состояние России может продолжаться в современном сложном, противоречивом и конфликтном мире?
Вызовы России, требующие ответа "здесь и сейчас"
Ситуация такова, что "культурная мо-заичность" - не единственный вызов, перед которой стоит наша страна. Главный вызов современной России - модернизация в самом широком смысле: научно-технологическая, экономическая, социально-политическая
и конечно, культурная. В этом контексте культурно-цивилизационная реинтеграция постсоветской России означает прежде всего включение российских этносоциумов в общий "модернизационный поток". Более того, только системная модернизация и способна обеспечить интеграцию этносов и культур России в единую российскую цивилизацию. При всей, казалось бы, очевидности этой позиции вопрос системной модернизации страны, увы, пока так и остается открытым [8]. Да, в последнее время здесь наметились подвижки, о чем свидетельствует меняющаяся ситуация в оборонном комплексе страны. К тому же складываются и социально-демографические предпосылки для включения этнических сообществ России в модернизаци-онные процессы на всей территории страны. О чем идет речь?
Россия, которая на протяжении последних пяти веков прирастала этническими ареалами, ныне вступила в принципиально новую историческую полосу - в полосу качественных (парадигмальных) сдвигов в социально-демографическом бытии / куль-турно-цивилизационном устройстве. Если до недавних пор в демографической картине России доминировал мозаичный (гетерогенный) тип расселения этнических социумов (на локальных этнических территориях), то теперь под давлением обстоятельств, порожденных рыночной экономикой, российские (и СНГ) этносы "диффузным фронтом" двинулись практически по всей территории страны, во все ее веси. В этой новой социально-демографической ситуации, как бы к ней не относиться, заинтересован не только капиталист, всегда готовый использовать дешевый и мобильный труд. Эта ситуация отвечает интересам и ключевым историческим вызовам России, в частности - интересам формирования российской идентичности, единого российского гражданско-политического сообщества (нации).
Но очевидно и другое: объективно складывающиеся демографические процессы, о которых идет речь (как и все "масштабно-социальное"), требует активного участия "субъективного фактора", т.е. научного осмысления, проективных усилий, культурологической поддержки и регулирующего воздействия общества и власти, чего, увы, пока не происходит в должных формах и масштабах. В итоге субъективный фактор отдан во власть
стихии и действует в ущерб интеграционным процессам, а именно - в конфликтных и разрушительных формах "столкновения" идентичностей на рынках труда, улицах и площадях российских городов, на футбольных турнирах - в формах экстремизма (как этнического, так и шовинистического).
Подчеркнем еще раз - в условиях жестких вызовов современного мира достижение глубокой модернизации и сохранение политической стабильности, а значит, формирование национальной идентичности, становятся вопросами исторических перспектив России, сохранения ее целостности и шансов оставаться значимым актором мирового социально-политического пространства. Эта аксиома, казалось бы, должна лечь в основу политической философии нашей элиты и политической практики страны. Но вот здесь-то и начинаются сложности.
Если в отношении технологической и экономической модернизации страны острота проблем, несмотря на новую волну экономического кризиса, похоже, идет на убыль (во всяком случае, налицо некоторые признаки начинающейся модернизации, пусть и частичной, лишенной системности), то именно неготовность не только массового сознания, но и политического класса страны к принятию "неизбежных решений" в сфере национальных отношений проявляется на каждом шагу, прежде всего во взаимосвязанных феноменах этнофобии и шовинизма. Дело в том, что доминантный этнос страны - русский, который сегодня находится в ситуации политического вызова стать гражданской нацией в синтезе с этносами Федерации и решить таким образом экзистенциальную задачу обеспечения целостности и единства России на историческую перспективу, пока, судя по всему, не готов к этому [9]. Напротив, отчужденность правящей элиты и либеральная расплывчатость ее позиции воспроизводит в русском этническом сознании инерцию культурно-политических импульсов 90-х годов - интенции на "культурное возрождение". В итоге ситуация оборачивается редуцированием русской культуры (как и культур других этносов) к консервативным и архаическим формам, реанимацией былой субэтнической дифференциации этноса (казачества, мещер, поморов и т.д.) и ренессансом религиозности [10]. Все это дистанцирует русское сознание от всего культурно и этнически "иного" (от
"инородца"). Сходные тенденции наблюдаются и у российских этносов, что порождает взаимные фобии. Ситуация усугубляется тем, что сознанием российской (прежде всего русской) молодежи с нарастающей активностью завладевает вестерническая массовая культура, которая в своих ценностях, смыслах, нормах, формах и идентификационных маркерах позиционируется негативно по отношению к российским этническим культурам уже в силу их "нестильности", "неклевости", "не-гламурности", читай - незападности.
Очевидно, что политический класс страны сознает необходимость постсоветской реинтеграции российских культур и народов в единую нацию как условие системной модернизации России. Однако логика политического бытия такова, что в той ситуации, которая ныне имеет место в русском этническом сознании, власти предпочитают лавировать, с одной стороны, между консервативным, державно-патриотическим и охранительным настроем, и неотвратимыми запросами модернизации страны - с другой. В результате страна уже многие годы пребывает в "межпространстве" двух стратегий, лишена четкого политического вектора развития. В итоге и сегодня, спустя почти четверть века после начала наших реформ, не выстроены эффективные механизмы развития страны (политического, экономического, научно-технологического, культурно-цивилизационного) и социальные лифты, которые стимулировали бы таковое развитие.
Ситуация в современной России как вызов гуманитарной науке и научно-гуманитарному сообществу
Пьер Бурдье, чьи социологические учения более всего характерны, пожалуй, тем, что строятся не от теоретических абстракций, а на основе глубинных смыслов культуры ("символический капитал", "символическое насилие", "габитус" и др.), не подвластных формализации, подчеркивал, что попытки критически осмыслить культуру неизбежно приводят к политике [11]. Так известный ученый выразил характер непростых отношений культуры и власти, их взаимную детерминацию. В условиях современной России скорее напрашивается тезис: "попытки критически осмыслить логику и культуру политики в стране приводят к тем, кто ответственен
за творение культуры" - к гуманитарному сообществу, интеллигенции. Интеллигенция (равно как и социально-гуманитарная наука), как известно, призвана привносить в массовое сознание смыслы, цели и направления развития социума и культуры, а главное - "интеллектуальные директивы" по их осуществлению. В этом контексте проблема постсоветской реинтеграции адресуется напрямую научно-гуманитарному сообществу, интеллигенции. И не только потому, что политический класс и его действия по понятным причинам зависимы от консерватизма, инерции и этнического эгоизма (которые не могут быть преодолены иначе как усилиями интеллигенции), но и по той причине, что реинтеграция требует научного сопровождения. Ведь даже сама проблема постсоветской реинтеграции России пока еще не сформулирована в должной мере и не стала предметом научного осмысления, а остается скорее сферой политических спекуляций и политтехнологических инсценировок. Между тем интеграция и реинтеграция, будучи механизмами социального развития/ трансформации, особенно остро заявляют о себе в переломные моменты истории. Так, этносы, веками интегрировавшиеся в Россию на основе механизмов имперских отношений, оказались в ситуации "негативной свободы" в 1917 г. В этом смысле советский этап российской истории был прежде всего эпохой реинтеграции этносов в новое социально-политическое бытие страны на новых основаниях и механизмах. Формы и механизмы этой реинтеграции известны: тоталитарная идеология и командная экономика на основе индустриальных технологий, которые, как бы к этому ни относиться, стали для российских этносов почвой довольно успешного технологического и социального развития. Дело в том, что советская система, которая делала ставку не на мобильность труда, а на его директивную организацию, "доставляла" каждому этническому сообществу по месту его обитания элементы индустриального общества - образование, науку, промышленные технологии, медицину, институты культуры. В итоге этносы так и оставались на своих исторических территориях, "диф-фузно" включая "пришлых русских", несших "по воле партии" индустриальную культуру, науку, образование и советскую идеологию "на окраины", "отсталым народам".
Иное дело современная Россия, где все решает выбор инвестора. В этой ситуации естественной основой реинтеграция этносов и культур становится мобильность капитала и труда. Вот здесь и начинаются проблемы: пока еще доминирующие в русском массовом сознании культурно-возрожденческие интенции 90-х годов болезненно воспринимают "наплыв инородцев" (т.е. движение трудовых ресурсов), что разыгрывают политические силы, активно пуская в ход мифы вражды и конфликта "об угнетенном этническом большинстве" (т.е. русских), о "новом номадизме", о "лицах кавказской национальности". Сказываются и взаимная утрата культуры национального общения (особенно у молодежи), этнофобии между малочисленными народами, с одной стороны, и русофобии - с другой.
Мифы, как известно, являют собой неизбежный элемент массового сознания, но забота о развенчании мифов (тем более деструктивных) в общественном сознании является частью функций социально-гуманитарной науки и элитных групп общества -культурной интеллигенции, педагогического и научного сообществ. Тем более, что мифы в данном случае явно противоречат базовым фактам российского бытия. Так, демографические реальности в нашей стране таковы, что все нерусское население существенно меньше 20 %. К тому же практически во всех крупных городах страны (с численностью населения более миллиона), являющихся реальными или потенциальными центрами постсоветского капиталистического развития, русское население, по данным статистики, составляет от 87 и до 94 % (в Москве - 91,7 %, Санкт-Петербурге - 92,5, Нижнем Новгороде - 95, Красноярске - 91,65, Екатеринбурге - 89, Челябинске - 87, Новосибирске - 93,9 %) [12].
Между тем именно в этих городах сосредоточены более 80 % всех финансовых ресурсов и почти 90 % научно-технологического потенциала страны, т.е. те факторы, которые способны обеспечивать инновационный, постиндустриальный тип развития современной России. Уже эти факты (открытые и доступные каждому, заметим) опровергают миф об угнетенном русском большинстве. Напротив, пока скорее нерусские этносы, скажем так, "отодвинуты" от центров концентрации ресурсов постиндустриального инновационного развития, от центров потенциального технологического, экономического прорыва, социально-культурного роста.
Здесь впору обратиться к известному социологу Флориде, который утверждает, что ресурсы развития (технологии и деньги) не работают сами по себе - они способны сработать только в руках креативного класса, характерного тем, что он лишен моноэтнической, монокультурной и примордиальной идентичности [13]. Этот тезис Флориды подтверждается и широко известными фактами. Так, в населении "силиконовой долины" (Сан-Франциско) - "колыбели" постиндустриальных технологических революций - американцы составляют лишь 44 %, а в населении Лондона - "мирового финансового центра" и "центра постэкономического развития" -белых британцев всего около 45 %. Ряд таких примеров легко продолжить [14].
Как известно, Тойнби полагал, что развитие социума происходит по схеме "вызов -ответ". Вызовы, перед которыми ныне стоит Россия, известны - консолидация общества и выход на постиндустриальный инновационный путь развития. Известна и единственно возможная форма ответа на эти вызовы - консолидация и интеграция этносов и культур ради достижения беспрепятственной мобильности труда и капитала в новой России. Казалось бы, все ясно, остается лишь действовать и власти и обществу. Но проблема в том, что, к сожалению, нет внятного ответа, как действовать. Увы, на это вопрос не отвечает и официально принятая "Стратегии государственной национальной политики Российской Федерации до 2025 г.".
Однако эта ситуация, как уже подчеркивалось, "не замечается" политическим классом, благополучие которого зависит от рейтингов и электоральных предпочтений этнического большинства (или титульных этносов в субъектах Российской Федерации), а значит, взывает к научно-гуманитарному сообществу страны, к российской интеллигенции, главное предназначение которой заключается в преодолении опасных форм инерции социального сознания и политического управления. Между тем к рефлексивной активности российского научно-гуманитарного сообщества взывают и процессы в этническом бытии, которые так или иначе работают на реинтеграцию. Вот некоторые из них:
- снижение всех форм этнополитиче-ской активности в стране, а в ряде случаев ее вырождение в маргинальные формы религиозного экстремизма и терроризма (особенно в кавказском регионе);
- снижение активности этнической самоидентификации и возрастание религиозного самосознания, религиозной самоидентификации;
- общий спад "исторических претензий" к русскому этносу, которые чаще всего формулировались как "исторические несправедливости" (если не считать всплеск активности определенных сил в "черкесском вопросе", приуроченный, судя по всем признакам, к Олимпиаде "Сочи-2014") [15];
- нарастание масштабов диффузного и анклавного расселения нерусского этнического населения в "русских регионах" (краях, областях, городах), о котором уже говорилось.
К этому необходимо добавить следующее. Когда речь идет об этническом бытии, куда важнее субъективное (духовно-ментальное), т.е. язык, литература, искусство, нежели объективные демографические и политико-экономические факторы. Но и тенденции в сфере субъективного, как свидетельствуют факты, ныне явно направлены на интеграцию и синтез российских культур. В частности, в республиках наиболее влиятельной, если ни доминирующей становится "русскоязычная этнолитература", т.е. художественные произведения, написанные на русском языке этническими поэтами, прозаиками, драматургами. В искусстве этнических социумов все более значимые позиции обретают такие направления и жанры, в которых этничность "снимается", обретая формы "жанрового колорита", "авторского приема", "стилевой инновации" - музыка, живопись, скульптура, дизайн [16]. Серьезные сдвиги происходят и в лингво-культурном бытии российских этносов: русский язык, который на протяжении веков играет роль основы межкультурной коммуникации, теперь уже действует в режиме своеобразного автоматизма - создает единство и общность коммуникативного пространства российского социума, явно сближая ментальные миры и формы их бытия (пословицы, поговорки) этносов и формируя таким образом единое и общее пространство российской цивилизации [17].
Фактически складывается ситуация, которая дает возможность (шанс) осуществить, быть может, самый важный шаг в новейшей истории страны - перейти в пространство новой российской национальной идентичности и стать на путь глубокой модернизации и инновационного развития. Дело лишь за тем, чтобы внутриполитическая стратегия страны
системно сочетала бы рыночные механизмы с рациональным планированием и политико-управленческим воздействием на процессы российской модернизации, преодолевая при этом ментальную инерцию этносов (больших и малых) с опорой на гуманитарную науку и российскую интеллигенцию.
Культурно-региональный ареал
как пространство постсоветской реинтеграции России: ростовский фактор
Судя по всему, однородных, культурно-гомогенных цивилизаций не существует. Даже североамериканская цивилизация, которую принято понимать как "дитя" плавильного котла культур и образец гомогенности, существенно неоднородна, включает целый спектр локальных вариантов. В этом смысле есть все основания говорить по меньшей мере о следующих "американских цивилизациях": Майями, Техас, Чикаго - Нью-Йорк, Айова Сан-Франциско, Сиэтл. Но в плане цивилизационной неоднородности особенно характерна Россия - она состоит из целого спектра культурно-цивилизационных ареалов (Кавказ, Урал, Поволжье, Сибирь, Алтай, Дальний Восток и т.д.). В массовом сознании (как и в научно-гуманитарном и политическом дискурсах) эти ареалы, как правило, символизируют культурные различия ("конфликт идентичностей"). Однако в реальности все не так просто и однозначно, поскольку процессы в культурных регионах неизбежно детерминированы текущими, исторически обусловленными тенденциями развития российской цивилизации в целом. Например, механизмы советского (можно сказать - индустриального) синтеза культур строились так, что регионально-культурные ареалы, а точнее, их "столицы" по сути превращались в "центры синтеза" новой советской цивилизации. На Юге России и на Кавказе в роли такого центра выступал Ростов - "ворота Кавказа". Однако 90-е годы, трансформировав федерацию "Россия" в конфедерацию этнических квази-государств, фактически превратили регионально-культурные ареалы в арены "войн идентичностей".
Ныне ситуация меняется - стихийно пробивается реинтеграция культур и этносов в новый, постсоветский тип российской цивилизации, наталкиваясь при этом на барьеры и сопротивления (о которых выше уже го-
ворилось) и требуя рефлексивного и регулятивного воздействия российского общества и российской власти. В решении этих задач -в постсоветской реинтеграции Юга России -ключевую роль, полагаем, способен сыграть Ростов-на-Дону в силу следующих причин:
- Ростов фактически был столицей Юга России (включая Северный Кавказ) в советскую эпоху, а по сути - центром регионального цивилизационного синтеза и таковым остается в исторической памяти южно-российских сообществ этносов;
- Ростов и в постсоветское время оставался и остается "научно-гуманитарной столицей Юга России и Северного Кавказа", максимально поддерживая единство научно-гуманитарного пространства в этом регионе, в том числе и под влиянием потенциала научной школы кавказоведения и культурологии Юга России, которые связаны с именем и подвижнической деятельностью Ю.А. Жданова;
- ростовская научно-гуманитарная мысль принципиально значима в постсоветских процессах реинтеграции еще и потому, что, пожалуй, только в ее рамках осознается тот фундаментальный факт, что южнороссийские (кавказские) этносы разочаровались в политике суверенизации еще на рубеже 1993-1996 гг. и отвернулись от своих "первых президентов- суверенизаторов", которые своей сепаратистской политикой вызывали обиды русского народа и его недоверие к российским этносам, заложив истоки и причины современной этнофобии в России;
- ростовский научный и научно-гуманитарный потенциал стал решающим в восстановлении образования и науки Чеченской республики.
К тому же сегодня самый масштабный научно-образовательный потенциал на Юге России принадлежит Ростову [18]. Пройдя (преодолев) сложный период реформирования на базе РГУ, сложился Южный федеральный университет, который вошел в число ведущих мировых университетов по версии QS. На основе ростовского научно-гуманитарного потенциала только и возможно преодоление этноцентризма в региональной историографии, системно-научная и объективная реконструкция истории Юга России как один из важных аспектов постсоветской реинтеграции российских этносов и культур и предпосылочное условие формирования
российской идентичности, единой гражданско-политической нации в России.
Очевидно, что здесь требуется взаимодействие ЮФУ с формирующимся Северо-Кавказским федеральным университетом (Ставрополь), быстро развивающимся Южным научным центром РАН, Южным федеральным университетом и университетами в регионе. Условием успешной модернизации и развития Юга России является самоорганизация научно-образовательной элиты региона как института гражданского общества. Его целью должно стать преодоление атавистического этноцентризма и формирование общероссийской идентичности.
До последнего времени роль гуманитарного знания, культуры явно недооценивалась правящей элитой России. Но выступления президента России осенью 2013 г., похоже, стали знаком изменения политики государства в этом вопросе. Но это является и сигналом к активизации коммуникативных связей между учеными регионов. Впрочем, последние научные конференции свидетельствуют о стремлении ученых Южной России преодолеть локальную замкнутость и сделать общение ученых системным регулярным. Примером этого может служить проведение консолидирующего форума историков-кавказоведов в Ростове-на-Дону 14 октября 2013 г., на котором поставлена задача выработки этического кодекса кавказоведа, а также культуры и методологии организации интеграционных исследовательских проектов.
Крупными центрами интеграции кавказоведения, интеллигенции Кавказа и Юга России являются авторитетные научные журналы ЮФУ: "Известия вузов. Северо-Кавказский регион" (издается с 1973 г.), "Научная мысль Кавказа" (с 1995 г.), "Гуманитарии Юга России" (с 2012 г.), серия проблемных сборников статей и монографий "Южнороссийское обозрение" и др.
Очевидно и то, что решение проблем постсоветской реинтеграции культур и народов России в единое цивилизационное пространство - это прямая обязанность федеральных структур. Что, на наш взгляд, требуется от федерального Центра в данном случае? Речь могла бы идти, в частности, об уточнении положения о федеральных университетах с возложением на них функций по синтезу и интеграции регионального социально-гуманитарного знания (прежде всего по историо-
графии и культурологии) с учетом значимости этой деятельности для политической стратегии по консолидации российского общества и формированию российской идентичности. Речь могла бы идти также о порядке бюджетного финансирования и грантовой поддержки крупных проектов по кросс-региональному синтезу научных знаний по историографии, культурологии и филологии российских этносов, а также о системе переподготовки и повышения квалификации преподавателей гуманитарных дисциплин в учебных заведениях Юга России и Северного Кавказа на основе ЮФУ.
Понятно, что означенные меры научно-интеграционного, образовательного и культурно-коммуникативного плана должны дополняться мерами в сферах политического и государственного строительства, экономики и СМИ - постсоветская реинтеграция России требует общенациональных усилий.
ЛИТЕРАТУРА
1. Российская идентичность в социологическом измерении (аналитический доклад) // Политические исследования. 2008. № 1. С. 67-90.
2. В кругу Юрия Андреевича Жданова: учителя, сподвижники, ученики / Отв. ред. Ю.Г. Волков. Изд. 2-е, испр. М. - Ростов н/Д.: Изд-во "Социально-гуманитарное знание", 2013. 390 с.
3. См.: Кузьминов П.А., Кумыков А.М., Дзами-хов К.Ф. Региональная историография в системе вузовской науки // Высшее образование в России. 2013. № 6. С. 76-81.
4. Кратова Н.В. Некоторые тенденции формирования исторических мифов в современной историографии Северного Кавказа // Политическая мифология и историческая наука на Северном Кавказе. Ростов н/Д: Изд-во СКНЦ ВШ, 2004. С. 53-67.
5. Черноус В.В. Россия и народы Северного Кавказа: проблемы культурно-цивилизационного диалога // Научная мысль Кавказа. 1999. № 3. С. 154-167.
6. Политическая идентичность и политика идентичности / Отв. ред. И.С. Семененко. М.: РОС-СПЭН, 2012. 470 с.
7. Хантингтон С. Столкновение цивилизаций. М.: АСТ, 2007. 576 с.
8. Куда пойдет Россия: новые возможности и ограничения современного развития. Круглый стол журнала "Полис" // Политические исследования. 2013. С. 32-59.
9. Розов Н.С. Императив изменения национального менталитета // Политические исследования. 2010. № 4. С. 7-21.
10. Давыдов А.П. Инверсия как культурное основание цикличности в развитии (к вопросу об объ-
екте деконструкции в русской культуре) // Философские науки. 2010. № 1. С. 19-24.
11. Бурдье П. Социология политики. М.: SocioLogos, 1993. 336 с.
12. Русские в крупных городах России // Русский репортер. 2011. № 1-12. 20 янв. С. 15. (по переписи 2010).
13. Флорида Р. Креативный класс: люди, которые меняют будущее. М.: Классика-XXI, 2007. 432 с.
14. Кошкаров А. Понаехали тут // Эксперт. 2013. № 7. 20 февр. (по переписи 2010).
15. Олимпийские игры и информационные войны ("Черкесский вопрос" накануне Зимних Олимпийских игр 2014 в Сочи) / Отв. ред. Э.А. Попов.
Ростов н/Д: Ростиздат, 2012. 126 с.; Боров А.Х. "Черкесский вопрос" как историко-политический феномен. Нальчик: Изд-во КБНЦ РАН, 2012. 59 с.
16. Культура Южной России / Отв. ред. Х.Г. Тха-гапсоев. СПб.: Изд. дом "Петрополис", 2012. 275 с.
17. Балова И.М., Кремшокалова М.Ч. Паремии как форма синтеза смысловых миров русской и кавказских культур // Философские науки. 2011. № 1 (специальный выпуск). С. 108-125.
18. Университеты Юга России: история и современность: Мат-лы междунар. конф. г. Ростов-на-Дону, 2011. Ростов н/Д: Foundation, 2011. 392 с.
8 ноября 2013 г.
УДК 32.001
РЕИНТЕГРАЦИЯ РОССИИ КАК МЕТОДОЛОГИЧЕСКАЯ ПРОБЛЕМА
Ю.Г. Волков, Р.Х. Кочесоков
Хотя минуло более двадцати лет после распада СССР, проблема постсоветской реинтеграции России пока так и не стала объектом глубокого и всестороннего исследования отечественной социально-гуманитарной науки. Президент В. Путин в своем выступлении на итоговой пленарной сессии международного дискуссионного клуба "Валдай" в сентябре 2013 г. констатировал: «Для россиян, для России вопросы "Кто мы?", "Кем мы хотим быть?" звучат в нашем обществе все громче и громче. (...) Очевидно, что наше движение вперед невозможно без духовного, культурного, национального самоопределения, иначе мы не сможем противостоять внешним и внутренним вызовам, не сможем добиться успеха в условиях глобальной конкуренции. (...) Ведь, в конце концов, и экономический рост, и благосостояние, и геополитическое влияние - это производные от состояния са-
Волков Юрий Григорьевич - доктор философских наук, профессор, заведующий кафедрой социологии, политологии и права ИППК ЮФУ, директор ИППК ЮФУ, 344006, г. Ростов-на-Дону, ул. Пушкинская, 160, e-mail: [email protected], т. 8 (863)2641755;
Кочесоков Роберт Хажисмелович - доктор философских наук, профессор, заведующий кафедрой философии Кабардино-Балкарского государственного университета им. Х.М. Бербекова, 360004, Республика Кабардино-Балкария, г. Нальчик, ул. Чернышевского, 173, тел. 8(866)2422462;
мого общества, от того, насколько граждане той или иной страны чувствуют себя единым народом, насколько они укоренены в этой своей истории, в ценностях и в традициях, объединяют ли их общие цели и ответственность. В этом смысле вопрос обретения и укрепления национальной идентичности действительно носит для России фундаментальный характер» [1]. Но понятно, что вопрос об идентичности может ставиться и решаться только в отношении целостного, интегрированного и консолидированного общества.
Возможность и эффективность реинтеграции общества, в котором на определенном историческом этапе по тем или иным причинам возобладали дезинтеграционные тенденции, зависят от выбора, во-первых, социального пространства реинтеграции, во-вторых, ценностей и идеалов, вокруг которых осуществляется реинтеграция. Вполне очевидно, что таковым пространством не является
Juri Volkov - Doctor of Philosophy, Professor, Head of the Department of Sociology, Political Science and Right IRIPS at the Southern Federal University, director of IRIPS at the Southern Federal University, 160, Pushkinskaya Street, Rostov-on-Don, 344006, e-mail: ippkvolkov@gmail. com, tel. +7(863)2641755;
Robert Kochesokov - Doctor of Philosophy, Professor, Head of Philosophy Department at the Kabardino-Balkarian State University named by Kh.M. Berbekov, 173, Chernishevskiy Street, Nalchik, Kabardino-Balkaria, 360004, tel. +7(866)2422462;