CC BY
43
Александр ТРУШИН
Вадим Репин.
Скрипка
это продолжение мысли
Декабрьским вечером в Концертном зале им. П.И. Чайковского два всемирно известных музыканта — скрипач Вадим Репин и пианист Николай Луганский — играли срнаты для скрипки и фортепиано Яначека, Грига и Бетховена. Концерт проходил в рамках филармонического фестиваля искусств «Русская зима». Свободных мест в зале не было. После концерта мы побеседовали с Вадимом Репиным, признанным многими западными критиками лучшим из ныне
живущих скрипачей. I!
ВАдим РЕпин родился 31 августа 1971 года в новосибирске. начал играть на скрипке в пятилетнем возрасте, а уже через полгода состоялось его первое концертное выступление. Учился у новосибирского профессора Захара Брона. Когда Вадиму было 11, он завоевал золотую медаль на международном конкурсе имени Генрика Венявского и дебютировал с сольными выступлениями в москве и Ленинграде. В 1985 году, в 14 лет, Репин выступил в Токио, мюнхене, Берлине и Хельсинки. Год спустя последовал его успешный дебют в нью-йоркском Carnegie Hall. еще два года спустя он стал самым молодым победителем престижного международного конкурса
королевы Елизаветы в Брюсселе за всю его историю. Вадим Репин выступает с ведущими оркестрами и дирижерами мира, исполняет камерные сочинения с лучшими пианистами. Его программа Carte Blanche, исполненная в парижском Лувре с участием цыганского скрипача Роби Лакатоша, награждена премией за лучшую живую запись камерной музыки. Репин сделал много записей на компакт-дисках, в том числе музыки русских композиторов. В феврале 2010 года Вадим Репин был удостоен французской премии Victoire d'Honneur за вклад в музыкальное искусство.
- -"i
Lb
■т
^ ч
РИА-НОВОСТИ
Концертная афиша музыканта чрезвычайно насыщенна. Только в 2010 году он участвовал в большом количестве крупнейших музыкальных мероприятий: мировая премьера скрипичного концерта Джеймса Макмиллана с Валерием Гергиевым и Лондонским симфоническим оркестром,скрипичный концерт Софьи Губайдуллиной ОТТегЧопит с Берлинским симфоническим оркестром, концертдля скрипки с оркестром Людвига ван Бетховена с Юрием Темирка-новым в Концерт-гебау (Амстердам), выст упления с оркестрами Нью-Йорка, Дублина, Нагано, Монреаля и др. В минувшем году Вадим Репин дал множество сольных концертов, в том числе в Токио, Дрездене, Женеве и других городах.
— Слушателя поражает прежде всего ваш широкий, мощный звук. Такого звука больше нет ни у кого.
Что это — ваши руки, душа, инструмент?
— Однозначно не могу сказать. Я думаю, что звук, который я извлекаю из инструмента, — это то, что мне снится, что видится, что мне слышится. Это моя потребность в звуке. Конечно, нужен определенный уровень техники, который позволял бы это делать.
И конечно, это инструмент, который помогает мне.
— Такое широкое звучание — это особенность русской музыки, русского музыканта...
— Масштаб, вы хотите сказать? Каждый слышит по-разному одни и те же звуки, одни и те же произведения. Если говорить о русской музыке, это, безусловно, особая палитра душевных, эмоциональных переживаний, и она практически безгранична. О русской музыке можно говорить долго, это неисчерпаемая тема.
— Какое значение для вас как музыканта имеют русская школа, русские исполнительские
и композиторские традиции?
— Мои корни — это прежде всего русская традиция. В мире есть много прекрасной музыки. Но для меня, как русского артиста, русская музыка является как бы визитной карточкой. И я очень горжусь своей принадлежностью к великой русской традиции. Я всеми силами стремлюсь ее хранить, стараюсь не разменивать на второстепенные акции ради того, чтобы стать на Западе более популярным.
— А на Западе эту русскую традицию понимают?
— Конечно. Никогда не забуду, как мы играли Скрипичный концерт Чайковского с оркестром Нью-Йоркской филармонии под управлением Рикардо Мути. Это было великолепно — по энергетике, по масштабу, с отдачей всех душевных сил каждого артиста оркестра. Я получил огромное наслаждение от этого выступления, я просто долго не мог прийти в себя от восторга.
— Великий американский скрипач Иегуди Мену-хин назвал вас «русским Паганини». За что он дал вам такую характеристику?
— Нет, он сказал, что я — самый идеальный из скрипачей, которых он слышал. А про «Паганини» написала одна итальянская газета. Менухин действительно ко мне очень внимательно относился. Мы с ним много выступали вместе, он — в роли дирижера оркестра. Записали в Вене на компакт-диски концерты Моцарта. И для меня его отношение к публике, к людям было своего рода значительной школой. Наблюдая за ним, я многое понял, от него мне передалось особое уважение к слушателям, и развилось оно именно благодаря нашему общению с Менухиным.
— По каким принципам вы выбираете партнеров, пианистов или дирижеров: вот с этим вы будете играть, а с этим — нет?
— Конечно, всегда есть проблема выбора. Для одноразовых выступлений на каком-либо фестивале, например, это не вопрос. А вот постоянные партнеры... Знаете, принципов много. Наиглавнейшим, наверное, является уровень профессионального мастерства. И еще много другого. Вот как у нас уже сложился дуэт с Николаем Луганским. Здесь больше, чем профессионализм. Меня в человеке интересует все. Его характер, его чувство такта.
У нас должно быть общее понимание музыки. Мы ездим по всей планете, по две недели проводишь с человеком в постоянном общении. Надо, чтобы были общие интересы, общий уровень культуры. Нет, я никого не проверяю, не устраиваю экзамен. Это все само собой происходит, между нами рождается взаимопонимание. И я счастлив, что уже много лет играем вместе с Николаем. Дай Бог, чтобы наше сотрудничество не прекращалось.
— Николай Луганский для вас не просто аккомпаниатор?
— Конечно. Мы с ним — дуэт, равноправные участники музыки. Эта традиция была начата такими великими мастерами, как Давид Ойстрах и Святослав Рихтер. Оба — совершенно независимые личности. Они встретились, чтобы вместе исполнить сонаты для скрипки и фортепиано. В Х1Х-м и начале XX века практически всегда считалось, что это у скрипача сольный концерт и он себе выбирает аккомпаниатора. Были, безусловно, и феноменальные исключения. Но для меня эти исключения имеют столь глубинный смысл, что я камерные программы играю лишь с теми музыкантами, которые мне интересны, которые могут в свою очередь быть и соучастниками, со-лидерами. Они должны иметь богатейший опыт солиста, талант, быть мастерами.
— А как вы выбираете репертуар? Или сформулируем иначе: кто заказывает музыку?
— Это глобальный вопрос. Мы сами выбираем музыку, сами ее представляем публике. Более того, мы выбираем для этого сонаты, которые нам кажутся наиболее интересными. Есть какие-то пожелания у меня, есть какие-то пожелания у Николая Луганского. Что-то мне нравится, что-то — ему, и мы в этом идем навстречу друг другу.
— Мой вопрос связан с маркетингом. Как в бизнесе: это будут покупать, а это нет. Так же и в музыке: это будут слушать, а это — нет?
— Да, такой вопрос есть, но он на последнем месте. Маркетинг — это не то, с чего мы начинаем, а чем заканчиваем. Кому-то не нравится соната чешского композитора Леоша Яначека для скрипки и фортепиано, а мы считаем, что это гениальное произведение, одна из вершин музыкального искусства. Маркетинг в хорошем смысле должен быть, но он ничего не диктует нашим пристрасти-
Скрипач Вадим Репин и пианист Николай Луганский — дуэт равноправных профессионалов.
ям. Мы исходим из музыки. Мы предлагаем и филармониям, и слушателям самые высокие образцы музыкального искусства. Если это кому-то не нравится, мы поедем в другое место. Приглашений у нас бывает в два-три раза больше, чем мы можем удовлетворить. Поэтому мы сами выбираем, куда нам поехать.
— Сейчас много русских музыкантов, исполнителей, педагогов живут на Западе. Не обедняет ли это русскую музыкальную культуру, как это происходит с русской наукой?
— Когда границы открыты, каждый выбирает, где ему удобнее жить. Жизнь в других странах — это опыт, накопление впечатлений, развитие культуры, мировоззрения, способ открыть границы своей фантазии. Для каких-то профессий или видов деятельности, например для ученых, возможно, имеет значение финансовый вопрос. Вообще, у каждого свои причины, чтобы жить за границей. Я сейчас живу в Москве. И это не значит, что я здесь провожу больше времени, чем в Нью-Йорке или в Лондоне, — это особенность концертной жизни. Но я считаю себя русским музыкантом, живущим в России. Здесь у меня дом, здесь моя семья, моя жена.
— То есть «проблема» лишь в том, что русские музыканты пользуются спросом во всем мире?
— Безусловно, спрос огромный. Потому что у нас есть школа. В буквальном смысле — музыкальные школы для одаренных детей. Я знаю, что такие школы одно время хотели просто уничтожить, и слава Богу, что этого не сделали. Ведь это наше преимущество перед всем миром: юные таланты могут заниматься музыкой под руководством опытных педагогов. Поэтому у нас и выдающихся профессиональных музыкантов больше, чем в других странах.
— Вы общаетесь с воспитанниками специальных школ?
— Конечно, я часто провожу мастер-классы. Считаю, что даже просто поддержать, подбодрить юных музыкантов — это очень важно. Бываю и в своем родном лицее при Новосибирской консерватории, куда я ходил еще мальчиком. Всякий раз, когда приезжаю в этот город, где родился, встречаюсь с учениками. И надеюсь, ребятам эти встречи полезны.
— Говорят, что ребенок, начавший заниматься музыкой в раннем возрасте, лишен многих детских радостей. Нужно ли заставлять детей заниматься музыкой? Как Паганини-отец, когда запирал сына в чулане...
— И меня в свое время мама тоже заставляла. Когда после многочасовых занятий казалось, что нет сил играть, учить гаммы, — она довольно жестко мне помогала. Но здесь главное в другом. Если ребенок в это дело окунулся по уши и для него это жизнь, он с самого раннего возраста понимает ответственность бытия на сцене. Понимает, что дан один шанс, и ты должен сыграть на публике произведение. И чтобы это произошло, чтобы ты не остановился, не ошибся, ты должен быть готов на 110% своих возможностей. Это и есть чувство ответственности, которое побуждает тебя к многочасовым занятиям на инструменте. А что касается детских радостей... Я и в хоккей в детстве играл. Просто не каждый день. Может быть, раз в неделю. Ходил и в цирк, и в кино, и на другие развлечения. Просто с друзьями побегать во дворе, на велосипеде покататься — все это тоже было. Но моя жизнь не состояла исключительно
из развлечений. Для них был свой час. А львиная доля времени отводилась занятиям на скрипке. В музыкальной школе добавлялось еще общее фортепиано, обязательное для всех. Опять же, дело в распределении времени. Я совершенно не чувствовал себя несчастным из-за того, что на велосипеде катался один час, а не восемь.
— Вы начали концертировать в детстве. Ваше восприятие, понимание музыки с возрастом менялись?
— В плане житейском я перешел во взрослость рано. Потому что с детства — в дороге, концерты были в разных городах и странах. С возрастом, конечно, что-то меняется в человеке. По мере узнавания чего-то нового, меняется и наше восприятие музыки, литературы, живописи, чего угодно. Какие-то вещи, которые более вдумчиво или глубоко копнешь, тоже открывают свои новые грани. Это абсолютно нормальное дело. И наверное, бесконечное. От концерта к концерту бывают очень значительные перемены и в интерпретации сочинений. Многое зависит от партнеров, от общения со слушателями. Они же всегда разные. Когда вы разговариваете с разными людьми даже на одну и ту же тему, разговор ведь всегда получается разный. Так и в музыке. Суть произведения всегда остается, и мы не должны ее искажать. А дальше всегда есть некая импровизация. Каждый раз получается разная музыка. Я думаю, что классическая музыка в своем живом облике, в живом концертном звучании — самое неповторимое явление. Поэтому люди и ходят на концерты. Живое звучание музыки популярнее, чем звукозапись или музицирование с самим собой.
— Вы играете на скрипке великого мастера XVIII века Джузеппе Гварнери дель Джезу. Давно она у вас?
— Последние восемь лет я играю на скрипках Гварнери. Мою нынешнюю скрипку он сделал в 1743 году. Этот инструмент — практически брат самой красивой скрипки — «скрипки Паганини», как ее называют. Гварнери сделал ее в том же году, и они очень близки по звуку. Конечно, не бывает двух похожих скрипок, все они разные, и звук по-разному извлекается. Есть некая «личность» у каждого инструмента такого класса. Я счастлив, что играю на такой скрипке, это не только для меня удоволь-
РИА-НОВОСТИ
После победы на конкурсе имени Венявского 11-летнему Вадиму Репину выдали из Государственной коллекции СССР скрипку Страдивари.
«Исполнять музыку с Герги-евым — это радость». Вадим Репин и Валерий Гергиев на концерте фестиваля «Звезды белых
ствие, этот инструмент помогает мне воплотить те фантазии, которые крутятся у меня в голове.
— Можете ли вы сказать, что вполне познали этот инструмент и что в нем нет для вас тайн?
— Нет, я это утверждать не могу. Сживание с инструментом — очень долгий процесс. Инструмент превращается в продолжение рук, становится продолжением мыслей, и досконально познать его, наверное, невозможно, как невозможно до конца понять человека. Хотя я стараюсь. И надеюсь, у нас со скрипкой уже сложились «дружественные» — в кавычках — отношения.
— А почему в кавычках?
— Потому что, хоть мы и пытаемся наши инструменты одушевить, это все-таки прикладное искусство, поэтому я говорю: в кавычках. Такова особенность дружбы с инструментом.
— Вы приспосабливаетесь к инструменту, что-то меняете в своей технике?
— Техника — это такая вещь, которая непроизвольно получается. И я не пытаюсь себе объяснить — как. Это очень сложные реакции — слуховые, физиологические, двигательные. Объяснить это невозможно. Скорее, это инстинкт и опыт.
— Что в скрипичной музыке вы считаете вершиной? Есть ли произведение, исполнив которое, вы можете сказать: я достиг вершины?
— Если говорить о музыке, которая на меня больше действует, является своеобразной иконой — это Скрипичный концерт Бетховена и Первая соната Брамса для скрипки и фортепиано. А что касается того, какой вершины я достиг... Это совсем другое дело. Думаю, со мной вряд ли случится, что после какого-то произведения я скажу, что достиг вершины. Скорее, это могут сказать другие. У меня будут свои мысли на эту тему.
— Вы не раз принимали участие в Пасхальных фестивалях. Каковы ваши впечатления?
— Радость — исполнять музыку с Валерием Гергие-вым. Он — величина, большой музыкант. Я переживаю каждый раз эмоциональное потрясение от наших совместных выступлений. Играть в России в это особое время, в светлое время Пасхи — счастье. Непременно буду участвовать в этих фестивалях.
* л ■
ш
ГЯа
РНОТОХРРЕ$$
