CC BY
58
\ ЖИВАЯ РОССИЯ \
Песни
нашего дома
«Музыку создает народ, а компози торы ее только аранжируют», — говорил Михаил Иванович Глинка. В песне все — и душа народная, и характер человеческий, и жизнь.
Владимир Федосеев, художественный руководитель Александр и главный дирижер Большого симфонического орке- ТРушИН стра имени Чайковского, рассказывал мне: «Я дружил с великим певцом Сергеем Яковлевичем Лемешевым. Он так говорил: «Послезавтра я пою в опере «Евгений Онегин», а сегодня еду в Тверь, в деревню к матушке. Она мне песни напоет, и я буду готов к спектаклю».
И я, встречаясь по роду своей журналисткой работы с разными людьми, у многих спрашивал: а что пели в вашем доме?
Рассказывает Екатерина Сюрина, мировая оперная знаменитость: «Бабушка моя работала мастером на заводе, но я не припомню, чтобы она пела. А родители были певучие. Мама, драматическая актриса, работала в театре. У нее был низкий голос, а пела она в основном протяжные, печальные русские песни. Отец, наоборот, был прямой противоположностью маме. Он — ювелир, обтачивал уральские самоцветы, я их до сих пор очень люблю. Отец пел веселые джазовые мелодии. Песни, которые звучали в нашем доме, как я сейчас понимаю, помогали мне понять характеры родителей, их жизнь, их отношения. Ведь голос — это душа человека, когда он поет, открывается его внутреннее содержание. И мы, вырастая, невольно повторяем своих родителей. Вот отец мой был очень открытым человеком, мог запеть прямо на улице, на прогулке. И я замечаю, что, бывает, гуляя с сынишкой на улице, тоже пою, и мой муж, известный оперный тенор, к нам присоединяется».
А вот рассказ Виктора Болотова, вице-президента Российской академии образования: «У меня отец и бабушка на два голоса очень хорошо пели. Знали много русских романсов XIX века. Пели они и военные песни, песни из кинофильмов 1940-1950-х годов. А в моей жизни важную роль сыграл клуб самодеятельной песни, особенно Юрий Визбор и Владимир Высоцкий. Я убежден, для воспитания человека очень важно, чтобы в доме пели. Когда видишь в метро или на улице молодого человека, у которого голова дергается оттого, что уши закрыты наушниками, понимаешь, что он в это время ни о чем не думает. У него душа не работает. Как лягушку электрическим
током дергают. Надо же душу иметь. Песня — это связь с родителями. Для меня до сих пор военные песни — это важная часть нашей культуры. Это мое прошлое. Я никогда не буду пародировать военные песни. И то же самое я говорю и своим детям. Мы дома эти песни слушаем и поем».
Георгий Сатаров, президент Фонда «ИНДЕМ» говорит: «В нашей семье очень любили петь. Хорошо помню военные песни. Больше пела мама, и пела она очень хорошо. Она была художником по костюмам, сначала на «Мосфильме», а потом стала свободной художницей. Отца я слышал меньше. Компания, которая собиралась в нашем доме, была интеллигентская, немного богемная. Звучали песни Окуджавы, Визбора, песни «дворовой романтики». Например, «Что ты смотришь на меня в упор, я твоих не испугался глаз». Конечно, это не только помогало мне понять родителей, но и формировало мои вкусы. Я и сам пою до сих пор те же песни. И детям своим я их пел. Я играю на гитаре, и средняя моя дочь тоже играет на гитаре и очень хорошо поет.
Когда в семье люди поют, это, может быть, нельзя назвать «высоким искусством». Но когда ты поешь, ты становишься более чуток к другим людям».
***
Отец мой, Евгений Николаевич, дома часто и много пел. У него был приятного тембра мягкий баритон, разумеется, не поставленный, однако пел он очень чисто. С 15 лет играл на трубе в духовом оркестре Таганрогского котельного завода, где трудился разметчиком (то есть размечал по чертежам стальные листы), и за отличную работу получал грамоты и премии. А потом стал военным летчиком-истребителем, и в числе любимых его песен я часто слышал «Потому, потому что мы пилоты» и «В далекий край товарищ улетает». Помню, как отец пел украинские песни «Дивлюсь я на небо» (куда ж еще смотреть летчику, как не на небо) и «Ой, на гс^ тай женц жнуть». Во второй песне пелось про полковника Дорошенко, который шел «попереду» и вел «свое вшско запор1зько хорошенько», а «позаду» шел «необачний» атаман Сагайдачный, «що продав жшку за тютюн да люльку». Отец при этом лукаво поглядывал на маму, а та, чуть смущаясь, махала рукой и говорила: «Да ну тебя, Женя». Наверное, была между ними какая-то тайна, которой я коснуться не мог.
Отец знал огромное количество песен. Мне он пел «Во поле береза стояла» с танцевальным припевом «Чу-виль мой, чувиль, чувиль-навиль, виль-виль-виль, еще чудо, первочудо, чудо родина моя». Последние три слова он пел так, что я понимал: родина наша чудесная и краше ее ничего на свете нет. Когда папа пел «Калинушку», хотелось плакать. «Ой, да ты калинушка, ты малинушка, ой, да ты не стой на горе крутой...» Мне казалось: вот поздним вечером сидят у костра солдаты, поют песню эту, а утром начнется бой, и кого-то из них убьют.
Мама училась до войны в музыкальной школе, играла на виолончели. А потом, когда отец служил в гарнизоне на Дальнем Востоке, в 1956 году, кажется, родители купили пианино ленинградской фабрики «Красный Октябрь». Пианино это проделало концы по стране вместе с хозяевами: сначала обратно в Ленинград, где отец учился в военной академии, потом в Азербайджан, в Туркмению и в Москву, и теперь стоит у нас дома.
С детства я помню, как отец пел под мамин аккомпанемент песню про счастье, которое «может быть, искать не надо, может быть, оно идет за нами». А потом, когда
108
ПРЯМЫЕ ИНВЕСТИЦИИ / № 7 (111) 2011
\ ОБЩЕСТВО \
я уже немного научился играть на том пианино, отец попросил меня выучить песню из репертуара Людмилы Зыкиной «Течет река Волга» и пел ее вместе со мной.
Деда, Николая Александровича, я не знал. Отец рассказывал, что он был очень музыкален и прекрасно играл на баяне. А работал он до войны на том же Таганрогском котельном заводе начальником цеха. В сентябре 1941-го наши войска оставили Таганрог, и фронт надолго закрепился в 20 км восточнее города. Зимой по льду морского залива можно было пройти на нашу сторону. Дед не уходил, оставался на заводе, руководил ремонтом паровозов для немецкой армии. Но ремонтировали их так, что, проехав сотню километров, паровозы неожиданно ломались.
Немцы поняли, что происходит на заводе, и февральской ночью дед с двумя товарищами попытался уйти через море. Поднялся северо-западный ветер, «низовка», взломал лед, пришлось им возвращаться, и уже утром на берегу немецкий патруль схватил беглецов. Их расстреляли за городом, в Петрушиной балке. В ту ночь прилетел в город филин, сел на крышу нашего дома и начал: «Фу-бу, фу-бу». Бабушка заплакала: «Женя, прогони птицу, беду кличет». Отец выходил из дома, гнал филина, тот отлетит и снова возвращается...
А баян достался брату отца, моему дяде Шуре. Мы редко заезжали в Таганрог, два или три раза в отпуск отца. Но помню, что дядя играл просто виртуозно. Вдвоем с отцом они пели песню «Тишина»: «По ночному городу идет ти-ши-на». Почему-то эта песня у меня связана с родительскими историями о том, как отец провожал маму ночью с танцев в городском парке, где он играл на трубе, а потом
шел по пустынным улицам домой на другой конец города.
***
Говорят, что сейчас мало поют в семьях, больше слушают «попсу», заполонившую эфир. Но песни живы, и не толь-
ко в нашей памяти. Подтверждение этому я нашел в Интернете. Огромное количество запросов на русские и советские песни и романсы, есть и слова, и ноты. Значит, люди этим пользуются, поют для себя, для родных. И слава Богу.
Недавно мне попался сайт Ярославского историко-родословного сообщества. Я прочитал там переписку людей прямо по теме этой статьи.
Володя: «У меня мама не пела, а отец любил петь. В семье был старенький песенник. Ему нравилось петь: «Славное море, священный Байкал», «Песенка о капитане», «Купите фиалки» из кинофильма «Дорога» и «Врагу не сдается наш гордый «Варяг».
Галина: «У меня мать особенно любила петь «Когда я на почте служил ямщиком». Слова Л.Н. Трефолева. А также на его слова песни «Дубинушка», «О камаринском мужике».
Евгений Воронин: «У нас дед, ныне здравствующий, любит, что называется, одесские песни. «Ах, Одесса», «Мясоедовская улица моя», «Шаланды, полные кефали». Видели бы вы, как наш дедушка в свои 80 лет «отжигает» под любимые песни!»
AlexandraD: «Мои тетушки пели «Летят утки и два гуся»; говорят, этой песне более 200 лет. А дед Андрей любил петь «То не ветер ветку клонит, не дубравушка шумит». Песня была такой печально-задушевной, что все присутствующие мужчины еле сдерживали слезы». Ведь помнят же это сейчас! Пусть по «ящику» показывают пустые «песни года», их никто не запоминает, они бездушные. Прозвучали — и забылись, ничего не оставив в душе человека. А вот эти песни, в которых запечатлелась жизнь наших родителей, дедов и пра-прадедов, мы помним. В них жива бессмертная душа народа. Важно, что мы их знаем. И передадим нашим детям.
14
4
\ ОБЩЕСТВО \
ПРЯМЫЕ ИНВЕСТИЦИИ / № 7 (111) 2011
109
