CC BY
263
УДК 7.077 ББК 85.31
ФОРМУЛА ПЕСНИ. К 80-летию ЮРИЯ ВИЗБОРА
Н.Ю. Богатырева
Аннотация. Статья посвящена творчеству известного российского барда, журналиста, актера Юрия Визбора (1934-1984), который считается одним из основоположников жанра авторской песни в России. Прослежена эволюция его творчества, дан всесторонний анализ его творчества, как поэтического, так и прозаического и журналистского. В статье использованы эксклюзивные материалы и архивные данные, полученные в результате многолетней работы автора в русле темы истории МГПИ 1950-1960-х гг. и развития жанра авторской песни. Творчество Ю. Визбора, несмотря на широкую известность его песен, никогда не становилось предметом серьезного научного исследования. Данная статья призвана восполнить этот пробел. В ней дан анализ поэтики стихов Визбора, рассмотрены особенности его публицистики. Особое внимание уделено стилевым особенностям уникального жанра песня-репортаж.
Ключевые слова: авторская песня, МГПИ, шестидесятники, радиостанция «Юность», журналистика, песня-репортаж.
SONG FORMULA. TO YURY VIZBOR'S 80th ANNIVERSARY
N.Yu. Bogatyreva
Abstract. The article is devoted to the works of famous Russian bard, journalist, actor Yury Vizbor (1934-1984), who is considered one of the founders of a genre of an author's song in Russia. Evolution of his work is traced, the comprehensive analysis of his creativity, both poetic, prosaic and journalistic is given. The article uses exclusive materials and the contemporary records obtained as a result of long-term work of the author in line with a subject of history of Moscow State Pedagogical Institute of the 1950-60th and development of a genre of an author's song. Yu. Vizbor's work, despite wide popularity of his songs, never became a subject of serious scientific research. This article is urged to fill this gap. The analysis of poetics of Vizbor's verses of is given, features of his journalism are considered. The special attention is paid to style features of a unique song-reporting genre.
Keywords: author's song, Moscow State Pedagogical Institute, the sixties, radio station "Youth", journalism, song-report.
62
«А помнишь, друг, команду с нашего двора...»
Имя мальчишки с московской Сретенки известно в нашей стране людям разных поколений. Биография его была — по крайней мере, на начальных этапах — типичной для человека его поколения. Отец — военный моряк, уроженец Литвы Юзеф (Иосиф) Визборас, мама Мария Шевченко — врач. Детство Визбора прошло в Москве, на Сретенке, которую он потом запечатлел в своих песнях: «Сретенский двор», «Волейбол на Сретенке»... Хотел стать летчиком, занимался в аэроклубе. Но сына врага народа (отца расстреляли в 37-м) в вузах и летном училище не очень-то ждали. Одноклассник и друг Владимир Красновский, будущий актер и композитор, предложил ему поступать в пединститут им. В.И. Ленина. Визбор был потрясен «офигитель-ным», как он писал потом, зданием на Пироговке и стал студентом филфака М1ПИ. В институте он вместе с Петром Фоменко, Юрием Ряшенце-вым, Владимиром Красновским был автором и актером блистательных капустников-обозрений, на которые стремилась попасть вся Москва. В студенческие годы написаны и первые песни Визбора, которые мгновенно подхватывались и разлетались по городам и весям — и это притом, что магнитофонов тогда не существовало.
Визбор в одном из интервью называл время своей молодости «веком тотальной моды на спорт». В МТПИ спорт и туризм были не просто модой, а образом жизни. И Визбор с упоением этот образ жизни проповедовал. Он был инструктором институтской турсекции по альпинизму и горному
туризму и заядлым волейболистом. Юрий Ряшенцев, который учился курсом старше, рассказывал: «Я очень хорошо помню: 1 сентября, институт. В аудиторию вбегает чемпионка МТПИ по гимнастике Валя Давыдова: «Девочки, там такой хорошенький мальчик на первый курс пришел!». Девочки с визгом устремляются смотреть на «хорошенького мальчика». Это был Юра Визбор. В институте он был вовсе не таким, каким его принято изображать. Это был человек очень застенчивый, легко теряющийся, уступающий при жестком давлении. Но он хотел стать хэмингуэев-ским героем — и он им стал. Благодаря стихам, благодаря борьбе со смертью, благодаря поразительному мужеству, с которым он ушел. То, как Визбор выстроил свою жизнь, достойно восхищения. Мы довольно быстро познакомились, потому что у нас каждый человек, игравший в волейбол, был на счету. Я был четвертым номером, капитаном факультетской, а потом институтской команды, а Визбор стал играть третьим, давать мне пас...» [1, кн. 1, с. 132-133]. 63
Визбор был в числе авторов и постановщиков легендарных капустников-обозрений литфака. Великолепная компания «обозренщиков»: Юрий Визбор, Петр Фоменко, Юрий Ря-шенцев, Владимир Красновский, Максим Кусургашев, Борис Вуль-фов, Оскар Гинзбург, Юрий Альпе-рович (Дружников) — ставила целые представления, на которые рвалось пол-Москвы, а Аркадий Райкин даже намеревался взять в свой сатирический спектакль миниатюры, придуманные студентами.
Первые стихи Визбора появились в стенгазете филфака «Словесник» и
64
многотиражной газете «Ленинец». Были они, конечно, о горах, в которые Визбор был влюблен. Ада Якушева рассказывала, как очаровали ее «нежные, серебристые такие стихи»: «Те-берда, Теберда, голубая вода, серебристый напев над водой...» В записных книжках Юлия Кима сохранилась шуточная стихотворная «дуэль» с Визбором. «Я как-то поместил в стенной печати лирическое стихотворение про весну, где были и такие строчки: «Оттаивают доски забора» и «В воздухе бродят инстинкты весны, проникая в сердце». Визбор, наткнувшись на это стихотворение, чрезвычайно воспламенился гражданским негодованием и написал мне отповедь — дружескую, юмористическую, без всякой злобы, «как старший товарищ, неглупый и чуткий», по выражению Владимира Владимировича Маяковского. В этой отповеди Визбор говорил, что поэт восхищается забором и не видит, что забор плохой и его пора чинить. Кончалось это так: «Хочу, чтобы к моим стихам шли, как за советом в обком». В духе Маяковского он мне сказал, что надо заниматься практическим строительством социализма, а не восхищаться прогнившими заборами. После этого я ему ответил дивным весенним стихотворением, где было несколько прекрасных строчек, которыми я и сейчас вполне мог бы гордиться, ... если бы их помнил. Сегодня я даже втайне думаю, что выиграл эту дуэль...» [там же, кн. 2, с. 68-69].
Но как бы ни завершилась «дуэль» двух замечательных бардов, студент-первокурсник Юлий Ким вдохновился на поэтическое творчество именно под влиянием Визбора. И, конечно, Юрия Ряшенцева и Петра Фоменко, которые вместе с Виз-
бором были мэтрами в институтском литературном объединении.
Визбор, по словам Юлия Кима, учившегося на четыре курса моложе, был «всеобщим идолом, причем для особого пола». «Он царил везде. В туризме, в альпинизме, в сочинении песен, в подготовке наших великих капустников это был первый человек. Вот только на волейболе, кроме него, еще царили многие, но и там он был не из последних. И, по-моему, все девицы всех курсов смотрели на него с обожанием.» [там же, с. 67].
Ада Якушева рассказывала, как впервые увидела Визбора в институтском дворике. «Недалеко окружили девчонки двух парней. Один — кареглазый, коренастый — отчаянно жестикулируя, рассказывает, судя по всему, занятную историю. Второй — стройный, светловолосый, в зеленой ковбойке, и, замечу, очень симпатичный — время от времени что-то добавляет, и тогда вся компания взрывается хохотом. «Кто это?» — осведомляюсь я у присевшей рядом однокурсницы. «Ты не знаешь, кто?» — искренне удивляется она. «Это же Володька Крас-новский и Юрка Визбор. В него полинститута влюблено!» Я не уточняю, в кого именно» [2, с. 18].
Самые первые песни Визбора были анонимными: «Лейтенант молодой и красивый», «Веселый парень по кличке Нос». Ада Якушева говорила, что он выдавал их за песни соседа: «Боялся, что скажут: дешевка.» Первым настоящим «хитом» стала песня «Мадагаскар» (мелодия С. Богдасаро-вой), написанная в 1952-м. В институте Визбор сочинял в основном песни с нехитрым сюжетом: «Кончен день морозный, свет зари погас. За соседним озером ждет ночевка нас». Туристиче-
ская тематика Визбору была особенно мила: он возглавлял секцию альпинизма в институтском туристическом объединении, инструктором водил группы по Кавказу и Карелии. Горам посвящено множество визборовских песен. Лирические «Теберда», «Шхель-да», «Да обойдут тебя лавины», юмористические «Мама, я хочу домой!», «Слаломисты» и, конечно, золотая классика жанра: «Домбайский вальс», «Песня альпинистов» («Вот это для мужчин: рюкзак и ледоруб...»), «Фан-ские горы»... Позднее Визбор говорил, что туризм был не содержанием, а организационной формой творчества первых институтских бардов, естественным фоном, на котором авторы преподносили свои песни. И, конечно, со временем они переросли туристскую тематику. Тенденции к этому намечались еще в студенческие годы.
Размышляя о необыкновенной популярности в 50-60-е гг. турпоходов и вообще стремления человека за пределы городов, Визбор пришел к выводу, который совпадает с рассуждениями других шестидесятников — Б. Вахнюка, В. Коржикова, Ю. Ря-шенцева: «В те годы явление возврата горожан к природе, переоткрытие ее для себя приняло масштабы особенно крупные. Целинники, летчики, полярники, геологи открывали и осваивали не только новые земли. Они по-иному осмысливали самих себя, свое предназначение в этой жизни, нашу страну, народ... Так устроен человек: ему необходимо выразить, назвать вновь открытое — тайгу, поля, небо, тоску по родному дому, радости и трудности борьбы со стихией. И родиться такие песни могли лишь тут — у походного костра, в «поле». Песни складывались легко, их было много,
и отбор проходили они естественный. Все ценное, бравшее за душу, оставалось, случайное и легковесное забылось. И если песни Александра Го-родницкого, Ады Якушевой, Гена Шангина-Березовского и Дмитрия Сухарева дожили до наших дней, значит, выразили они суть настроения и мыслей человека, вырвавшегося из комфорта и уюта на простор для большого и нужного дела» [3].
Причины появления такого явления, как массовая самодеятельная песня, те, кто стоял у ее истоков: Виталий Коржиков, Юрий Ряшенцев, Борис Вахнюк, Ада Якушева — объясняли так. Песни, которые звучали из «черных тарелок» радиоточек, прославляли партию и товарища Сталина. Во время застолья пели, понятное дело, народные песни типа «Что стоишь, качаясь, тонкая рябина», «Ой, мороз, мороз.» и, конечно, военные песни. Во дворах, соответственно, песни дворовые, то, что сейчас именуется шансоном, а на самом деле было песнями времен нэпа, одесскими и лагерными песнями — блатными, одним словом. Но молодежи хотелось чего-то своего, незаемного. «Нам, — говорил Визбор, — хотелось петь чего-нибудь попроще — как сами живем, что чувствуем».
И вот возле походных костров зазвучали песни «с нехитрым мотивом, с простыми словами» (так самокритично писал о произведениях, в том числе и своих, Юрий Ряшенцев). Мотивы еще были заимствованные. Даже нынешний гимн МПГУ, «Мирно засыпает родная страна», написан на мотив блюза Семенова, а припев досочинен Владимиром Красновским. И вот эти песни были — про самих студентов, про их печали и радости. Печали: нераз-
65
66
деленная любовь однокурсницы, не-сданный зачет, промокшие в походе ботинки. Радости — дружба, любовь, родной институт, рассвет, весенний лес и вообще жизнь. И эти песни сразу становились любимыми и мгновенно выучивались всеми. Позднее Визбор очень грамотно анализировал феномен самодеятельной молодежной песни и, как он говорил, «музыкальную атмосферу» 1950-х гг.: «Кончилась эпоха прекрасных военных песен, вернее, сами песни остались, но жизнь уже развивалась по новым, мирным законам и требовала иных песен. Что же предлагало тогда радио? Почти кэж* дый день появлялись песенные новинки, в основном неплохие, но предназначенные для громкого массового пения на демонстрациях и площадях. Они решали свои очень важные задачи. Но, кроме подобных песен, ничего иного практически не было. Мы же, как все молодые люди, работали, учились, увлекались туризмом, ходили в походы и очень любили петь. Но вот таких песен, которые можно было бы петь в общежитиях, у костра, в веселых студенческих обозрениях или даже включать в выступления студенческих агитбригад, как теперь их называют, таких песен не было, то есть создался эдакий своеобразный вакуум, и, как всякий вакуум, он должен был чем-то заполняться. Так случилось, что в нашем институте сложился тогда интересный творческий коллектив. Учились у нас и Юрий Ряшенцев, и Всеволод Сурганов, и Виталий Коржиков — все они теперь известные поэты, члены Союза писателей, Юрий Коваль — ныне детский писатель, Петр Фоменко стал сейчас одним из ведущих режиссеров. Учились вместе с нами и Ада Якушева, и Юлий Ким, и
многие другие ребята, которые писали интересные стихи. И само собой получилось, что какая-то часть этого стихийного, стихотворного творчества стала превращаться в песни, потому что стихи-то эти были о нас, наших делах, мыслях, переживаниях, походах, то есть о том, о чем мы хотели и могли петь. Ну посудите сами, не могли же мы затянуть где-нибудь в лесу, у костра, например, такую характерную для того времени профессиональную песню: «Свою машину новую поставив у ворот, он с девушкой знакомою на лекцию идет»... Эта выдуманная и отлакированная модель мира никоим образом реальности не соответствовала. Вот и пришлось прибегнуть к «своим талантам»» [4].
В МГПИ писали песни все. Эти слова я слышала из уст многих других наших выпускников. Говорили, что не сочинять стихи и песни было просто неприлично! Причем, иметь музыкальное образование было совершенно необязательно. Не было его и у Визбора, который в детстве мечтал научиться играть на аккордеоне, но не получилось. Владимир Краснов-ский, тоже, кстати, самоучка, научил его нескольким аккордам на гитаре, и в институте они стали выступать дуэтом и имели ошеломительный успех. Ада Якушева вспоминала, как на переменах Визбор с Красновским выходили к преподавательской кафедре, брали гитары, и вся аудитория устремлялась к ним, чтобы послушать песни. «У нас с Володей Красновским, рассказывал Визбор, — был прекрасно отрепетированный номер, с которым мы постоянно выступали на студенческих вечерах и который пользовался просто каким-то огромным успехом. Мы пели несколько русских народных песен, и
в том числе лирическую «Ничто в полюшке не колышется», и какие-то шуточные, забавные...» [4].
Визбор справедливо считал, что истоком современной музыкальной культуры является народная песня. Для них, бардов-шестидесятников, она была и музыкальной школой, и источником, дающим творческую энергию. «Я наполовину литовец, наполовину украинец, и большая часть моего детства прошла под прекрасные украинские песни. Я помню, как дед привозил две-три арбы лопающихся от солнца арбузов, собирались все родственники — человек сорок, ели эти арбузы и пели песни, которые способны тронуть за душу самого бесчувственного человека. Вот тогда, наверное, и возникла у меня тяга к народной песне.» [там же].
Промелькнули четыре бурных студенческих года, и в 1955 г. Визбор с Красновским отправились по распределению учительствовать в школу на станции Кизема Архангельской области. Визбор преподавал русский язык, литературу, физику, математику, историю, географию, даже физкультуру!
Оттуда неразлучных друзей призвали в армию радистами в Заполярье. После демобилизации, с 1957 г. Визбор становится корреспондентом отдела молодежных передач Всесоюзного радио. В 1958 женился на А. Якушевой, родилась Татьяна, ныне журналист «Радио России». Журналистика — это в семье Визборов наследственное.
Главная профессия
Главным делом своей жизни Юрий Визбор считал журналистику. Эпиграфом ко всей журналистской деятельности Визбора можно взять слова из одной его песни: «Я бродил по Заполярью,
спал в сугробах, жил во льду, забредал в такие дали, что казалось - пропаду.» Не пропал. За свою недолгую жизнь исколесил весь Советский Союз, жадно впитывая новые впечатления и обогащаясь знаниями и навыками.
В его записных книжках есть запись, в которой мальчишеская бравада соседствует с задушевным признанием в любви своей профессии: «Я рыбачил, стоял с перфоратором смену, менял штуцера на нефтедобыче, поду-чивался навигаторскому делу, водил самолет, участвовал во взрывных работах, снимал на зимовках показания приборов, был киноактером, фотографии выставлял в Доме журналистов, прыгал с парашютом, стоял на границе в наряде, служил радистом и заработал I класс, ремонтировал моторы, водил яхту, выступал с концертами, чинил радиоаппаратуру, тренировал горнолыжников, был учителем в школе, работал на лесоповале, водил в горах и на севере альпинистские и туристские группы, строил дома, занимался подводным плаваньем. Вот, пожалуй, и все. Нет, не все. Я еще жур- „-, налист. Все это я делал во имя своей 67 основной и единственной профессии. Во имя и для нее. И еще я сочинял песни, рассказы, пьесы, стихи» [5].
«Журналистика - моя единственная профессия, — признавался Визбор. — Это моя основная работа, которую я люблю.» Радиожурналистика, киножурналистика — все это разные ипостаси Визбора-корреспондента и публициста.
«В шестьдесят первом году, — вспоминал Юрий Визбор, — вместе с моим товарищем, Борисом Абакумовым, мы, едучи из города Наро-Фоминска в автобусе ночном, набросали на пачке папирос «Беломор»
примерный план такой жизни, которой нам хотелось бы жить. По работе. И вот из этого плана, из этой коробочки «Беломора» и возникла радиостанция «Юность»» [6, с. 10]. Она была основана в 1962-м.
Как корреспондент новой радиостанции Визбор побывал в разных точках Советского Союза. Плавал на ракетных кораблях военно-морского флота, рыболовецких судах и даже на ледоколе в Баренцевом море. Участвовал в первых ночных перелетах по маршруту Москва-Хабаровск в кабине пассажирского самолета. С водителями большегруза проехал по самой опасной высокогорной трассе мира — Хорог — Ош на Памире.
Космонавт Валерий Рюмин писал: «Его всегда притягивали профессии, требующие от человека усилий, воли, мужества, он любил людей неординарных профессий: летчиков и полярников, моряков и альпинистов, рыбаков и космонавтов. И в своих произведениях показал нелегкую романтику их работы и
„0 жизни» [7, с. 5].
68 Сам Визбор говорил о героях своих произведений так: «Сила человека — не в профессии и не в судьбе. Одному, мол, выпадет, а другому нет. Мои герои — это люди поступка, люди действия. В этом и сила их» [8].
А потому Визбор выбирал «в герои» не только полярников, летчиков, альпинистов, но и сельских механизаторов, водителей-дальнобойщиков, строителей.
Именно о человеке дела, о настоящих мужчинах рассказал Визбор в придуманном им жанре песня-репортаж. Основой репортажа была специально написанная песня, в которую вплетались фрагменты интервью с
участниками события, разнообразные звуки, и все это создавало у слушателей ощущение сопричастности к происходящему. Первой ласточкой жанра стала песня-репортаж «На плато Рас-вумчорр» — о будничном и незаметном для большинства подвиге строителей комплекса по добыче и переработке апатитов в Заполярье. Этот песенный репортаж вышел в первом номере журнала «Кругозор» за 1964 год. Это было уникальное издание, тогдашнее ноу-хау. В 63-м журналисты радиостанции «Юность» придумали журнал, в середину которого вставлялись гибкие разноцветные пластиночки. Визбор, смеясь, говорил, что они, создатели журнала, звали его для себя «журнал с дыркой в голове». Название — «Кругозор» — придумал Лев Кассиль. Визбор проработал в этом журнале до 1970 г. В нем впервые официально прозвучали визборовские песни, в том числе песни-репортажи.
Рассказывая о появлении этого нового журналистского жанра, Визбор говорил: «Трудно было в свое время представить, что песня может соединиться с документальными записями. Это казалось просто какой-то ахинеей. А когда мы готовили первый номер «Кругозора» и я сделал пластинку с первой документальной песней-репортажем "На плато Росвумчорр не приходит весна...", то, несмотря на то, что она всем понравилась, мы не были уверены, что это не какая-нибудь жуткая безвкусица или какой-то прокол. И только многочисленная почта, которая сразу же стала поступать в редакцию, поддержала нас. Впоследствии я уже просто ехал в командировку и прямо там сочинял песню о конкретных людях, конкретных событиях и
старался, чтобы каждая песня носила какой-то обобщенный характер, могла звучать и самостоятельно» [4].
Визборовские репортажи (и песенные репортажи, и обычные), так же как опыты в этом жанре Ады Якушевой и Бориса Вахнюка, были действительно новым словом в публицистике. Правда, ранние материалы не свободны от стилевых особенностей эпохи: «На эстакаде царит великолепнейшая атмосфера дружбы людей самых различных национальностей», «перед лицом больших трудностей у людей возникает крепкое чувство коллективизма». «Что-то большое роднит этих, в сущности, очень разных, людей. Это большое — труд, героический труд». (Репортаж «Парни с Нефтяных камней», 1959) Дежурный набор слов, да еще и с патетическими пассажами. Довольно средне, банально даже. Но мастерство Визбора стремительно росло. Репортаж о химиках и нефтяниках научно-промышленного центра в Белоруссии Полоцка — «Остановись, посмотри» (1973) уже гораздо сильнее. В нем меньше патетической риторики, глубже посыл, масштабнее ретроспекция. Лаконично и твердо очерчены основные этапы жизни этого города, где происходили жестокие битвы в годы Великой Отечественной войны. Репортаж оканчивается скупым упоминанием о бойцах, освободивших город в июле 44-го от гитлеровцев — временной лимит радиорепортажа не дал Визбору развернуться, и потому остается ощущение недосказанности, как будто на самом интересном месте оборвали. До дна высказаться Визбору помогла, как всегда песня. «Цена жизни» («Полоцк») легла в основу репортажа, записанного на музыкальной странице журнала «Кругозор». Рас-
сказ о достижениях коммунистического строительства, о жизни молодого города ученых и рабочих — Новополоц-ка, где на химзаводе строилась крупнейшая в соцлагере установка по производству полиэтилена, — переплетаются с другим рассказом — о подвиге десанта под командованием лейтенанта Григорьева, отбившего в 44-м у немцев мост через Западную Двину и удерживавшего его до прихода наших. Не уцелел почти никто.
«Товарищ генерал, вот добровольцы — Двадцать два гвардейца и их командир Построены по вашему...» — «Отставить,
вольно!
Значит, вы, ребята, пойдете впереди. Все сдали документы и сдали медали?» «К бою готовы, можно сказать...» «Видали укрепленья?» — «В бинокль
видали».
«Без моста, ребята, нам город не взять». Этот город называется Полоцк, Он войною на две части расколот, Он расколот на две части рекою, Полный тихого лесного покоя. Словно старец, он велик и спокоен, Со своих на мир глядит колоколен, К югу узкие поля убегают — Белорусская земля дорогая». «Задача такова: в город ворваться, Мост захватить и от взрыва спасти. Моста не отдавать, держаться,
держаться До подхода наших танковых сил. А мы-то поспешим, мы выйдем
на взгорье, Прикроем артиллерией смелый десант. Как ваша фамилия?» — «Лейтенант
Григорьев!» «Успеха вам, товарищ старший
лейтенант!» Беги вперед, беги, стальная пехота — Двадцать два гвардейца и их командир.
69
Драконовским огнем ревут огнеметы, Охрана в укрепленьях предмостных
сидит.
Да нет, она бежит! В рассветном тумане Грохочут по настилу ее сапоги, И мост теперь уж наш! Гвардейцы,
вниманье: С двух сторон враги, с двух сторон
враги!
Четырнадцать атак лавой тугою Бились об этот малый десант. Спасибо вам за все, товарищ Григорьев — Командир десанта, старший лейтенант. Вот берег и река, грохотом полны, И мост под танками тихо дрожит... Товарищ генерал, приказ ваш
исполнен, Да некому об этом вам доложить.
Помню, мне посчастливилось попасть на самый первый концерт памяти Юрия Визбора в концертном зале «Россия» (теперь это ежегодное роскошное шоу). И вот прозвучала эта песня — «Полоцк», как всегда, глубоко волнуя. И вдруг ведущий говорит: «Но не погиб лейтенант Гри-1П горьев!» И на сцену поднялся седой 70 ветеран с боевыми наградами. Это было, может, и излишне эффектно, но тогда об этом не думалось. Зал просто ахнул.
Каждый журналистский материал Визбора сделан без надрывного пафоса, где надо — с юмором и всегда — с теплотой и любовью к героям репортажа. Каждый — маленький шедевр. Но особенно «24 секунды подвига» — о девятнадцатилетнем курсанте летного училища Павле Шкляруке. Этот репортаж Визбор считал лучшей своей работой. «В воздухе у него отказал двигатель, — я в свое время был пилотом и знаю, что это такое. Шклярук летел на реак-
тивном самолете. Перед ним был город. Он имел право катапультироваться, но тогда самолет упал бы на жилые кварталы. Тогда он повернул практически уже неуправляемую машину на Волгу. Но здесь, по какой-то злой иронии судьбы, плыл большой многопалубный теплоход. Каким-то чудом Павлу удалось увернуться и от него. Он мог еще спастись сам, потому что находился над водой и мог катапультироваться на малой высоте, но увидел, что самолет несется не мост, по которому в это время шел пассажирский поезд. И Павел Шклярук просто отжал ручку от себя и врезался в воду. Практически он спас многих людей ценой собственной жизни. Об этом случае я узнал вот в таком же примерно пересказе. Тут же сел сочинять песню, но выходило что-то не то — трескучее, банальное. И вдруг мне на помощь пришли летчики. Они достали для меня пленку с переговорами Павла Шклярука с землей, записанными в тот момент, когда он падал. И это послужило мощным толчком для создания песни, а сама пленка стала ее составной частью, составной частью этого песенного репортажа. Эта пластинка имела огромный успех. После ее выхода со всех концов страны лет шесть или семь в редакцию "Кругозора" шли письма. Именем Павла Шклярука назывались школы, пионерские дружины... Настоящие люди не уходят из жизни бесследно...» [4].
Одна из песен этого репортажа стала широко известной. «Я падаю взрывчатым телом, а крыши согнулись и ждут. Я, кажется, знаю, что делать, чтоб эту не сделать беду». Песни перемежаются записью голо-
сов очевидцев этого события. Сильно получилось. «Я живу в том доме, на который должен был упасть твой самолет. Спасибо тебе, Паша». «Я ехал на пассажирском поезде по мосту через Волгу. Я и все люди из нашего вагона видели, как ты отвернул от моста. Спасибо тебе, Паша». «Мы с мужем стояли на палубе того парохода, который был на твоем пути. («Ты спас им жизнь», — вплетается в монолог женщины голос журналиста) Спасибо тебе.»
И все-таки имя Юрия Визбора прочно ассоциируется не с его достижениями на журналистском поприще, а с его песнями. Хотя исторические факты говорят нам о том, что основоположником жанра авторской песни был отнюдь не Визбор, а Михаил Анчаров и первые барды МГПИ (Всеволод Сурганов, Семен Богуславский) и МГУ (Дмитрий Сухарев, Геннадий Шангин-Березовский), народная молва прочно связывает взлет популярности этого жанра с именем Юрия Визбора.
У истоков жанра
авторской песни
Отцом-основателем жанра бардовской песни Юрия Визбора во всех своих публикациях именует критик и публицист Лев Аннинский. Действительно, Визбор в 50-е «ярко выделился из волн широко разлившейся студенческой песни». «Он создал современную студенческую песню, — писал Л. Аннинский. — Он дал своему поколению голос, дал жанр, дал импульс, и с его голоса, с его легкой руки пошло уже поветрие, и явились певцы следующих поколений: принцип был распознан, почин подхвачен, создалась традиция, выработа-
лась артистическая система, оказавшая влияние на поэзию и ставшая ее частью» [7, с. 11].
Аннинский сравнивает Визбора с Окуджавой и Высоцким. «Визбор уступал первому в чистоте тона, второму — в остроте и резкости типизма; он остался певцом студенчества, мальчиком оттепельных лет, а жизнь бежала дальше» [там же]. Но вот что интересно. Нынешние студенты из Окуджавы знают только «Ваше благородие» (ставшую почти шансонной) да «Нам нужна одна победа». Высоцкого хоть и любят, но ни одну песню наизусть не пропоют. А Визбора — споют полностью и без ошибок. И «Милая моя», и «Домбайский вальс», и «Серегу Санина». Он действительно остался студенческим бардом, что-то такое общеюношеское угадал и выразил. То, что не стареет.
Визбором написано более трехсот песен. Как минимум два десятка вошло в золотой фонд отечественной культуры: «Ты у меня одна», «Александра» из фильма «Москва слезам не верит», «Мама, я хочу домой», «Если я заболею» (по стихам Я. Сме- '' лякова), «Шхельда», «Охотный ряд», «Домбайский вальс», «Песня альпинистов», «Серега Санин», «Спокойно, дружище, спокойно», «Здравствуй, я вернулся». И, конечно, песня всех времен и народов — «Милая моя, солнышко лесное». Я не устаю удивляться тому, что нынешние студенты все как один знают наизусть его «Осенние дожди»: «Просто нечего нам больше терять.» Текст местами изменен, но такова судьба всех песен, которые народ присваивает и тем самым дарит им долгую жизнь.
Борис Вахнюк рассказывал, как однажды он пел в присутствии пер-
вого космонавта Юрия Гагарина виз-боровского «Серегу Санина». И Гагарин заплакал. А потом рассказал, что у него был друг-летчик, который вот так же «не дотянул до посадочных огней». «Как же ваш Визбор все угадал!»
Визбор очень гордился, что его песни поют космонавты, в советские годы воплощавшие идеал настоящего мужчины. «С началом длительных космических экспедиций для космонавтов была создана так называемая группа психологической поддержки. В нее включают артистов, писателей, поэтов, композиторов, ученых, спортсменов — словом, всех тех, с кем экипажу космического корабля захотелось бы в свободную минуту поговорить, встретиться, кого было бы приятно увидеть, послушать... Меня включили в эту группу. В приподнятом настроении я явился в студию, откуда шла передача в космос. И... увидел на экране, как космонавт Саша Иванченков взял в руки гитару производства Москов--|„ ской фабрики — захватил с собой в 72 космос! — и запел: «Лыжи у печки стоят, гаснет закат за горой...» Можете себе представить, какой это стало психологической поддержкой — не для космонавтов, разумеется, а для меня: первая песня, исполненная в космосе под гитару, — моя!» [8].
Песни Визбора эмблематичны и знаковы, они обладают объединяющим людей началом. Песня «Мирно засыпает родная страна», написанная в 1953-м для капустника-обозрения «Кто тебя выдумал?» Визбором и Ряшенцевым на мелодию популярного тогда блюза Семенова (мелодию припева сочинил Владимир Красновский), стала неофици-
альным гимном советских студентов. В сборнике авторской песни «Возьмемся за руки, друзья!» (М., «Молодая гвардия», 1990) она поименована как «Гимн московских студентов». Ее сделали своим гимном, слегка переиначив слова, студенты Томского медицинского института, и так по всей стране!
«Волейбол на Сретенке» стал памятником поколению послевоенных мальчишек. И странно выглядит тот факт, что только в 79-м вышел сборник песен Визбора — и то какой-то полуподпольный, изданный Московским КСП. В то время как его песни пела вся страна!
Прав Лев Аннинский: Визбор действительно голос своего поколения, интеллигенции, выросшей из студентов пятидесятых годов ХХ века. Он выразитель «ее (интеллигенции) душевности, ее судьбы. Визбор, с его нехитрыми мелодиями, с его задушевностью, с его улыбающимся, компанейским обликом, — романтик этого поколения. Его первый бард, его менестрель, его шансонье. Его поющий поэт. Он поэт поколения, так и не убившего в себе юношеской мечтательности» [7, с. 10].
У этого поколения — поколения шестидесятников — был культ дружбы. Дружба, товарищество для них — важнейшая нравственная категория. Вспомним песню Михаила Анчарова «Слово товарищ», «Возьмемся за руки, друзья» Булата Окуджавы, песни Высоцкого. «Нашей религией была дружба», — говорила Ирина Демакова (Олтаржевская), ныне известный российский педагог, одно-кашница Визбора и Ады Якушевой. Все песни Визбора — об этом: о важности и ценности дружбы. «Визбор —
поэт товарищества, поэт контакта, поэт человеческой связи, — справедливо замечает Л. Аннинский. — Визбор — это тепло дружеских рук, улыбка солидарности, радость встречи» [там же, с. 9].
Творчество Визбора, о котором и профессиональные публицисты, и восторженные доморощенные критики написали столько эмоциональных строк, странным образом оказалось вне орбиты серьезных научных исследований. Не будем сейчас доискиваться причин этого, а попытаемся хотя бы наметить пути изучения поэтического и прозаического наследия этого, безусловно, интересного и самобытного мастера слова. Глубокая и точная характеристика творчества Визбора принадлежит его однокашнику и соавтору Юрию Ряшенцеву. Ряшенцев, с его требовательным отношением к себе и другим начинающим поэтам и трепетным отношением к Слову, по его признанию, не всегда был доволен поэтическими опытами Визбора. Коробила небрежность, беспечность, с которой Визбор относился к своим стихам и песням. Рождались они у него легко и не подвергались редакторской шлифовке. Ряшенцев считал, что коль Визбор наделен талантом — а это понимали все, кто близко знал его, — этот талант требует развития, усилий и труда. А Визбору было интересно очень многое, времени и сил на поэтический труд не хватало. Отсюда досадные «провисания» в его многообещающих стихах.
Это замечали и журналисты, пишущие о творчестве Визбора: «Обладая поэтическим даром, может быть, не такого уж высокого накала, обращаясь с этим даром зачастую весьма
небрежно — не по неумению, скорее по щедрости, — он, как большой, истинный мастер, умел штрихом единым, не отрывая кисти, написать картину. Только по-настоящему отважный, уверенный в своих чувствах и мыслях человек может позволить себе вот так пренебречь совершенством стиля и слога. Впрочем, дело не только в отваге. Визбор был не простой поэт, он был бард. Песня, требуя своего, дает все же дополнительные возможности, добавляет смелости. За песней, гитарой, интонацией в конце концов многое можно спрятать» [9].
Правда, обвинить Визбора в том, что он совсем не работал над стихом, нельзя. Он старался разнообразить рифмы: «Я пришел, отделавшись от дел, вечерком на горы поглядеть», «с речкой глаз на глаз потолковать, разузнать, как чувствует трава», «синева долин — замороженный залив», «рубежа - связь держать», «от Москвы — снеговых» (все из стихотворения «Здравствуйте, я снова прибыл к вам», 1957). Ряшенцев говорит, что они увлекались тогда усеченными рифмами в традициях Маяковского. Обращают внимание внутренние каламбурные переклички «отделавшись от дел».
В ранних стихах Визбора режут слух избыточные, претенциозные, витиеватые метафоры: «И нанизано рожденье луны на хрустальное копье тишины. Поднял оттепель февраль на корме, выгибает облаков паруса, и качаются в ночи полюса» («Зимняя песня», 1961) Подобные метафоры можно встретить и в более поздних стихах Визбора. Метафора про «серую нитку дорог», которой «штопают раны» из песни «Остров
73
Путятин» (1963) через десять лет перекочевала в «Ночную дорогу». «Штопаем раны разлуки серою ниткой дорог» — «Длинной-длинной серой ниткой стоптанных дорог штопаем ранения души».
Стихи Визбора были неровными на протяжении многих лет. Так, в один год, 60-й, написаны «Шхельда», «Охотный ряд», «Подмосковная», которые по уровню мастерства довольно зрелые. А в 62-м — небрежно сделанный «Хамар-Дабан». И в том же году — «Спокойно, дружище», одна из лучших песен Визбора. Нет, конечно, народ восторженно принимал любую его песню. Но легкую досаду чувствуешь от легкомысленных рифм, от неуклюжих, «косолапых» выражений, то и дело мелькающих в визборовских стихах. Есть у него и полуофициозные песни совершенно в духе советской эстрады («Любовь моя, Россия», 1960). Но в своих стихах Визбор, если и был идеологичен, то совершенно искренне. Есть в его багаже пацифистские стихи в духе антиимпериалистических лозунгов времен «холодной войны»: «С юга и севера плещет вода. Спущены в воду стальные суда, ждущие часа и ждущие дня кинуть ревущий десант на меня». Только у Визбора получалось талантливее идеологических рече-вок, потому что он не боялся разговорной интонации. У него получалось непосредственно и трогательно: «... Лапник сырой. Вся палатка в дыму. Что я им сделал? Никак не пойму.».
Однако со временем поэтической небрежности в стихах Визбора становится все меньше. Уходят раздражающие метафоры. Стихи становятся все более гармоничными, легко ло-
жатся на сердце. И сам Визбор все больше задумывается о поэтике. Хотя, конечно, задумывался он и в студенческие годы. Ряшенцев вспоминает об их дискуссиях по поводу поэзии и на заседаниях литературного объединения, и на дружеских посиделках. Но на уровне профессионального отношения к своему собственному творчеству Визбор заговорил в последнее десятилетие своей жизни. «Как мне кажется, песня состоит практически из двух частей: из формулы и поэтики. Это мой собственный закон, вычисленный мною самолично, и я в него верю. Я часто задумывался, почему во время войны, когда работала в советской поэзии масса блистательных мастеров, почему не создавалось песен на стихи Твардовского, например, или Заболоцкого, а лучшим поэтом-песенником стал Алексей Фатьянов. Да потому, что и Твардовский, и Заболоцкий, коли мы уж назвали эти имена, занимались в основном поэтикой и поэзией как таковой. Фатьянов же прекрасно чувствовал и поэтику песни, и ее формулу. Эта формула не обязательно должна быть припевной, но обязательно должна забиваться в хорошей песне как гвоздь в сознание. Возьмите известную строчку «В жизни раз бывает восемнадцать лет». Никакой поэзии в ней абсолютно нет, это банальнейшая истина, которая в стихах была бы просто невыносима, но для песни — это формула. Так вот, на мой взгляд, беда многих песенных поэтов — профессионалов или полупрофессионалов — как раз и заключается в том, что они ищут только эту голую, наиболее запоминающуюся, но примитивную формулу, напрочь за-
бывая о поэзии. Бардовская же песня, во всяком случае в лучших своих проявлениях, старалась найти песенную «формульность», не отрываясь от поэтики, внутри ее самой. И здесь совершенно особая заслуга принадлежит Булату Окуджаве. Он открыл нам новые тайны, «загадочные и пленительные тайны», как говорил Сальери о Глюке, и показал нам всем, что высокую, хорошую поэзию не только можно, но и необходимо внести в песню. Причем у Окуджавы песенная формульность заложена в самой поэтической структуре, строчке, слове-образе даже... «А иначе зачем на земле этой вечной живу?» — это формула: в песне-стихе она повторяется в каждом куплете. Такой же скрепляющей всю песню формулой становится «полночный троллейбус» — заключенный в двух словах точный поэтический образ» [4].
Л. Аннинский в конце 80-х, когда была еще свежа боль от внезапного ухода Визбора, слегка патетически восклицал, что пришла, дескать, пора осмыслить место Визбора в истории новейшей русской поэзии. Жизнь тихонечко расставила все по местам. В поэтических антологиях и учебниках по истории российской словесности Визбору места как-то не нашлось. Но разве это главное? Главное — что песни-то поют. Летом 2013-го бардовское сообщество широко отмечало сорокалетие песни «Солнышко лесное». На Грушинском фестивале эта песня была исполнена всеми гостями на всех сценах одновременно: нехитрая поэтика его стихов, особенно ранних, обладает фантастической притягательностью.
Песни Визбора обогатили наш язык множеством крылатых выра-
жений. «Зато, говорю, мы делаем ракеты и перекрыли Енисей. А также в области балету мы впереди планеты всей» («Рассказ технолога Петухо-ва»), «Наполним музыкой сердца», «Зачем вы ботик потопили?» «Ты мой зайка, я твой дед Мазай»... А вот потрясающе афористичное: «Струна, и кисть, и вечное перо — нам вечные на этом свете братья! Из всех ремесел воспоем добро, из всех объятий — детские объятья».
Визбор был романтиком, искренним, немного демонстративным даже. С Максимом Кусургашевым они написали в 57-м песню с показательным названием «Романтики»: «У романтиков одна дорога: обойдя все страны и моря, возвратясь, у своего порога отдавать навеки якоря». В песне «Синий перекресток» изложена декларация истинного бродяги-романтика: «Ищи меня сегодня среди морских дорог, за островами, за большой водою, за синим перекрестком двенадцати ветров, за самой ненаглядною зарею».
Бродяжий дух сочетался в нем с глубокой привязанностью к Москве. 75 Московская тема звучит во многих песнях: «Прощай, Москва», «Охотный ряд», «Подмосковная» («Тихим вечером, звездным вечером. среднерусская, сердцу близкая, подмосковная сторона»), «О Москва святая», «Подмосковная зима» («По старинной по привычке мы садимся в электрички»). И, конечно, «Сретенский двор» — летопись жизни поколения шестидесятников: «Кто мы были? Шпана не шпана, безотцовщина с улиц горбатых, где, как рыбы, всплывали со дна серебристые аэростаты». Какая точность деталей, психологическая и бытовая достоверность! Стихи Визбора
76
вообще очень предметны и в то же время приподнято-романтичны. Но патетический градус умело сбивается самим автором, которому никогда не изменяет чувство юмора.
Юмором искрятся многие песни Визбора: «Мама, я хочу домой!» (особенно смешно смотрелась эта песня на первом визборовском концерте в концертном зале «Россия», когда ее исполнял хор военных). «Слаломисты», которую так зажигательно поет Юрий Визбор-младший. Визборов-ский «Зайка» («Ты мой зайка, дружок, ты мой зайка, ты мой зайка, я дед твой Мазай») позднее вдохновил авторов киркоровского шлягера. Л. Аннинский замечал: «Тогда шутили: у Визбора даже гитара смеется. В его голосе искрилось ликование, у него улыбалось каждое слово, каждый звук; эта свободно играющая радость окрашивала у него любую песню, даже грустную» [7, с. 8].
В то же время это очень мужская лирика, по которой соскучились многие из нас. Визборовские стихи — образец настоящей мужественности. «Визбор — певец мужской доблести, — писал Л. Аннинский, — певец сильных людей» [там же]. «Он любил сильных, мужественных и добрых людей и сам был мужественным и добрым в своем искусстве», — сказал о нем Булат Окуджава.
Визбор был оптимистом. «Я когда-то состарюсь» — бодрая такая песенка. Не успел состариться. «Я когда-то состарюсь, память временем смоет, если будут подарки мне к тому рубежу, — не дарите мне берег, подарите мне море, я за это, ребята, вам спасибо скажу».
Но с годами в стихах Визбора нарастает трагическое звучание. Прон-
зительно звучит маленькое, но сильное стихотворение «А зима будет большая», которую его внучка, Варвара Визбор, повернула неожиданной стороной. Возникает вопрос об отношении Юрия Визбора к Богу. Он был крещен в Православии, однако воцерковлен не был. Но присутствие Бога в своей жизни, конечно, ощущал. Иначе откуда в стихах, даже самых ранних, такие строки: «Камень чуть качнулся вперед и ринулся вниз, к реке. Двадцать один непутевый год повис на правой руке. Только удара черная плеть да пустота позади, только пальцы на рыжей скале и цифра — двадцать один. .Я долго курил над пропастью снежной, теперь я не мог не понять: ночь, любимая спит безмятежно, но втихомолку молится мать!» (1954).
Вообще Визбор шире, и глубже, и сложнее того набора песен, с которым он прочно ассоциируется. «Останься сам собой, не путай труд и тщенье, бенгальские огни и солнца торжество. Из общей суеты, из шумного теченья не сотвори себе кумира своего» («Последний день зимы», 1974).
Потрясающая песня «Телефон», 1967. Визбору вообще удавались диалоги — и в поэзии, и в прозе. Но здесь мы слышим только одного из говорящих, догадываясь о репликах его собеседницы. Короткие отрывистые фразы, между сигаретными затяжками, чтобы скрыть волнение. «Слушаю. Да. Алло. Что за шутки с утра? Я? Почему удивлен? Я даже очень рад. Я даже закурю. Здравствуй, прошло сто лет. Сто лет прошло, говорю. Я не спешу. Нет. Телефон-автомат у нее. Телефон на столе у меня. Это осень, это жнивье. Талый снег вчерашнего дня». Младшая од-
нокашница Визбора по МГПИ, замечательный педагог и поэт Роза Харитонова учила своих студентов-иностранцев русскому языку на этом стихотворении. И что удивительно: с трудом говорящие по-русски студенты это стихотворение прекрасно понимали. Как-то сумел Визбор в коротких строчках сказать самое главное о человеческой судьбе. О двух человеческих судьбах.
Все глубже песни, и все настойчивее беспокойство и неясная тревога, хотя внешне все хорошо, он известен, любим, востребован. За девять лет до смерти написаны эти две песни. ««Какая музыка была, какая музыка звучала!» Она совсем не поучала, а лишь тихонечко звала. Звала добро считать добром, и хлеб считать благодеяньем, страданье вылечить страданьем, а душу греть вином или огнем». («Наполним музыкой сердца») «Еще придет зима в созвездии удачи, и легкая лыжня помчится от дверей, и, может быть, тогда удастся нам иначе, иначе, чем теперь, прожить остаток дней». («А будет это так»). В них не то чтобы предчувствие разлуки, а светлое и всеобъемлющее чувство приятия этого мира, ощущение его красоты и хрупкости и нашего невечного присутствия в нем.«С годами развелись мы насовсем с тем, что казалось тенью золотою, а оказалось, в сущности, ничем — участием во всем и суетою. Но нас сопровождали, как пажи, река, и лес, и лист, под ноги павший, прощающие нам всю нашу жизнь с терпеньем близких родственников наших».
Предвидел ли он свою недалекую смерть, когда писал в 80-м на уход Высоцкого: «Мы здесь поодиночке
смотрелись в небеса, мы скоро соберемся воедино, и наши в общем хоре сольются голоса, и Млечный путь задует в наши спины.»
Визбор-прозаик
Не менее интересна, хотя и малоизвестна даже поклонникам Визбора его проза. Один из первых прозаических опытов, повесть «Арктика, дом два» (1968) посвящена жизни полярников, летчиков полярой авиации и моряков северного флота. Герои повестей «Альтернатива вершины Ключ» (1981), «Завтрак с видом на Эльбрус» (1983) — альпинисты, но они, повести эти, не столько о героических восхождениях, сколько о перипетиях человеческих жизней и переплетении судеб. «Настоящая любовь страшна. Страшна так же, как страшны все настоящие ценности жизни: мать, дети, способность видеть, способность мыслить — словом, все то, что можно по-настоящему потерять» [7, с. 406].
Очень хороший рассказ «Снег» (1965) — о геологах, ищущих апатит в Хибинах, погребенных заживо под '' лавиной и все-таки выживших и продолжающих трудиться. Играючи как-то написано. Нестрашно — о страшных вещах, о смерти. Герои визборов-ской прозы и стихов умели бороться с отчаянием и побеждать — как невыдуманные герои его репортажей.
Замечательный, немного сентиментальный рассказ «Ноль эмоций» (1965) — о медвежонке, которого подобрали матросы пограничного корабля. О том, как Пират, как его назвали, привязался к одному из них и, когда задержали нарушителя, спас хозяина от смерти, приняв на себя удар ножа.
В записных книжках Визбора есть коротенькая запись услышанной где-то истории. К зазнавшемуся мальчишке-спортсмену в гостинице подселили ветерана. «Звезда» добивается, чтобы ветерана от него убрали: номер полностью оплачен. Ветеран не спорит, находит место где-то в общей гостиной, а вечером заходит к спортсмену и говорит: «Сынок, из твоего окна видно место, где был мой окоп». Из этого эпизода вырос отличный рассказ «Полуфинал». Воспоминания фронтовика, приехавшего в Волгоград на слет ветеранов и выкинутого из номера вежливым молодым спортсменом, написаны так, словно автор сам все это пережил. А его по-шестидесятнически крепкая вера в людей не может не трогать. Ветеран вечером приходит к Вечному огню и видит там мальчишек с автоматами — почетный караул (сама стояла в таком у Вечного огня в родном Магнитогорске). «Что-то странное случилось с Николаем Павловичем. Он вдруг увидел, что стоит этот мальчишка в небе, большой, как бог, 78 выше облаков. А сам молодой Мал-ков лежит в прокаленной пыльной ямочке, и пыль тонким клином прилипла к торопливо вытертому от масла стволу автомата. Слева и справа от него, де не близко — ох как не близко! — лежит редкая цепь не успевших как следует окопаться бойцов, а через секунду грянет бой. И над всем этим страшным ожиданием нелепейшей смерти или счастливого продолжения жестокой жизни, над полем, которое вот сейчас превратится в поле боя, над комьями земли, которые еще не вырваны густо летящими к ним танковыми снарядами, над молодыми жизнями, ко-
торым пошла предсмертная минута, — над всем этим миром в белых высоких облаках стоит хмурый мальчик с пионерским галстуком на шее, с автоматом на груди. Ангел? Сын? Будущее?» [там же, с. 467].
Совершенно потрясающая философская и лирическая зарисовка «Мальчик и море» (1975) о том, как наш взрослый цинизм и нечуткость может разрушить в ребенке мечту и веру. Легко написано, и читать легко: много диалогов, герои перебрасываются словами, как мячиками, немного ерничают, поддевают друг друга и читателя, но за всем этим — глубина мысли.
Материалы к прозаическим произведениям накапливались в записных книжках Визбора. Лаконичные записи свидетельствуют о его наблюдательности. Зарисовки очень точные, в них двумя-тремя штрихами обозначена суть происходящего, сердцевину характера описываемых людей.
В этих книжках, как и в прозе, и в поэзии, и в публицистике, сформулированы жизненные ценности Визбора — и всего поколения шестидесятников. Вот он цитирует выжившего ленинградского блокадника: «Выживали те, кто делился с другими. Те, кто жил для себя,— погибали» [там же, с. 552].
«Ветер, ветви, весенняя сырость. Как это пережить? Как жить без этого? Как жить с этим, ежесекундно дрожа от мысли, что это может пропасть, быть украденным каким-то проходящим поездом, который на нашей станции стоит-то всего одну минуту? Что из миллиона вариаций существует только одна — неповторимая» [там же, с. 555].
Россыпью по страницам записных книжек разбросаны внезапные, как вспышка, точные и глубокие, лаконичные мысли, так и просящиеся стать крылатыми. «Для меня все семьи делятся на те, где смеются над разбитой чашкой, и на те, где ругаются из-за этого». «Он грубит так, как будто у него в кармане лежит запасная челюсть». «Я достиг такого возраста, в котором мужчина может себя украсить лишь деньгами». «Странно, что Бог наделил нас разумом и не дал защиты против него». «Он художник слова, а я художник дела».
Но, как вынужден был констатировать даже искренний апологет Визбора Л. Аннинский, Визбор не вошел в литературный процесс. А жаль. «Ночь на плато» критик вообще считает классикой жанра. «По крутой экзотичности материала, по плотности ткани, наконец, по манере письма, ориентированной на такие авторитеты 50-60-х годов, как Ремарк и Хемингуэй, — Визбор-прозаик мог бы вписаться в контуры тогдашней «молодой литературы». Если бы вошел в ее круг» [10, с. 5]. Но он не вошел. Помешала песенная легкая слава, считает Аннинский. А мне кажется — журналистика отнимала все время. К тому же Визбор не хотел и не умел обивать пороги редакций. Некогда ему было — мотался по стране, общался с настоящими людьми, трудягами. И много писал.
Прозу Визбора, собранную в трехтомнике через 15 лет после его смерти, Л. Аннинский в предисловии к этому сборнику охарактеризовал как «вымечтанные приключения книжного мальчика, мечтателя, "шестидесятника", спустившегося с надмир-ных высот в крутую реальность». И
привел в пример рассказ Визбора студенческих времен «Москвичка»: «Учительница, выпускница столичного вуза, заезжает в глушь, в удмуртскую школу, — однокашники отправляются к ней в "реальность" как в турпоход» [там же, с. 6]. Да только вот события в рассказе — подлинные. И ребята эти вовсе не были книжными детьми, хотя книжек прочли очень много. Воспитанные суровой эпохой, уж они-то жизнь знали с ее неприглядной, часто трагической изнанки. И поездка эта через всю страну была для них привычной реальностью без всяких кавычек. Максим Кусургашев рассказывал: «В мои последние институтские зимние каникулы (февраль 1954 г. - Н.Б) я, Юрка Визбор, Во-лодька Красновский и Люська Фролова отправились в Удмуртию в сорокаградусные морозы, три недели кувыркались на лыжах по старым сибирским трактам. Зато какая радость была, когда мы туда приехали! Сельская школа на берегу Камы, и мы вваливаемся к Нинке посреди ночи» [1, кн. 1, с. 155].
С 1970 г. Визбор работает редактором сценарного отдела творческого объединения «Экран». Им написаны десятки сценариев - в основном для документальных фильмов. Первый документальный фильм по сценарию Визбора «Тува - перекресток времен» вышел в 1967-м. «Сентябрь в Туве», «Якутские портреты», «Спуститься с Чегета», «Братск — вчера и завтра», «Мурманск-198», «На полюс!», «Сокровище Самотлора», «Причалы Камаза», «Диалоги в Полоцке», «Челюскинская эпопея», «Помнит Дунай»... Уже по этим названиям можно судить, сколь обширной была география визборовских
79
80
странствий. Визбора по-прежнему привлекала романтика настоящего мужского труда, будь то добыча нефти на крупнейшем в России Самот-лорском месторождении, строительство завода-гиганта КамАЗ в Набережных Челнах или спуск по скоростной трассе риска — «страшная гора» Чегет покорялась только настоящим мужчинам. Там, где другой захлебнулся бы пафосом, Визбор умел удержаться от пошлых восторгов — спасала неизменная мягкая ирония. Но при этом слушатель чувствовал гордость за свою страну и соотечественников и — как бы немодно сегодня это слово ни звучало — патриотизм автора. И этот патриотизм был абсолютно органичен. В нем, помнившем войну, жило обостренное чувство благодарности тем, кто победил фашизм. Среди его сценариев — «Вперед, на Запад!» из цикла «Память о Великой войне», «Год 1944-й» из цикла «Наша биография». Он писал сценарии и делал репортажи все о тех же любимых своих героях, настоящих мужчинах. О пограничниках, хлеборобах, строителях Братска, летчиках и космонавтах, мурманских моряках ... Со всеми находил общий язык, мгновенно располагая к себе искренностью и обаянием. Он любил людей, интересовался их жизнью — самое важной качество для журналиста. Может быть, еще и поэтому фильмы по сценарию Визбора и с его песнями — «Мурманск-198», «На полюс!» — удостаивались наград на престижных международных конкурсах: подкупала искренность и глубинная какая-то подключенность Визбора к своим героям. За свои работы в документальном кинематографе Визбор удостоился пяти пре-
мий, три из которых международные. Б. Окуджава так отзывался о документальных фильмах Визбора: «Это короткие рассказы о трудовых буднях — всегда маленьких открытиях человеческих характеров».
Писал Визбор и пьесы — «Автоград ХХ1» (совместно с Марком Захаровым, который и поставил эту пьесу у себя в Ленкоме), инсценировка повести Б. Васильева «В списках не значился», пьеса «Березовая ветка». А еще Юрий Визбор обладал актерским талантом.
Визбор-актер
Точно замечено, что Визбор по разносторонности и силе дарований — человек эпохи Возрождения. «Был он одарен щедро и раскидисто
— как актер, живописец, журналист»,
— писал Л. Аннинский [10, с. 6]. Чем бы он ни занимался: сочинением песен, горными лыжами, прозой, актерством — все делал талантливо. За свою недолгую, в общем, жизнь он успел очень много. В каждой области, где Визбор подвизался, список его достижений составляет десятки названий. Правда, Л. Аннинский с горечью замечал, что эта «разбросанность» Визбора и сократила ему жизнь: «Может быть, от этого рвавшегося, вечно менявшегося напряжения он и сгорел так быстро» [там же, с. 9]. Сгорел — но подарил нам радость от хорошей песни, от удачно сыгранной роли.
В 1966-м Визбор снялся в фильме Марлена Хуциева «Июльский дождь». Предложения последовали одно за другим. В 68-м — «Возмездие» и «Красная палатка». В советско-итальянском фильме режиссера М. Калатозова «Красная палатка» об
истории спасения советским ледоколом «Красин» потерпевших крушение пассажиров направлявшегося к Северному полюсу дирижабля «Италия» во главе с Умберто Нобиле — Визбор сыграл профессора Бегоуне-ка. Его партнерами на съемочной площадке были Шон Коннери и Кла-удия Кардинале. Потом участие в съемках «Рудольфио», «Мой папа — капитан», «Переступи порог», «Ночная смена», «В Москве проездом», «Дневник директора школы», «Нежность к ревущему зверю». Среди фильмов, в которых снялся Визбор, подлинные шедевры. «Начало» режиссера Глеба Панфилова с Инной Чуриковой в главной роли. «Ты и я» удивительной Ларисы Шепитько, где Визбор сыграл в дуэте с Аллой Демидовой. Пронзительный «Белорусский вокзал» Андрея Смирнова. Но кинематографическим триумфом Визбора стала роль Бормана в «Семнадцати мгновениях весны». Он по-детски радовался, когда его узнавали на улицах.
«Июльский дождь», который кинокритик Мирон Черненко назвал «реквием эпохи», обвинялся в открытом письме в «Советской культуре» (1967) в претенциозности, затянуто-сти, вторичности по отношению к другому фильму М. Хуциева — «Застава Ильича». В Википедии замечено, что «Июльский дождь» — фильм о повзрослевших героях «Заставы Ильича», разочаровавшихся в прежних романтических идеалах. Когда-то я честно пыталась найти в нем что-то значительное, какой-то тайный код эпохи, заставляла себя вникнуть и очароваться (в основном, очаровывали песни Визбора). Нынче смотрела, борясь со сном (разве что
хороши городские зарисовки и песни Визбора). Фильм показалось скучным, манерным, псевдозначительным. А вот Визбор действительно хорош. Этот затянутый и амбициозный фильм, расхваленный либеральной критикой, и держится-то исключительно на Визборе. Он сумел создать живой и обаятельный образ, такой неоднозначный, двухслойный, но самый достоверный из всех (ну, может, еще главная героиня, сыгранная Евгенией Ураловой, удачно «сделана»). На поверхности — легкий цинизм, ироничная бравада, подчеркнутое донжуанство. И только ближе к финалу просвечивает истинная сущность героя, скрытая под броней непроницаемой иронии и нигилизма. Оказывается, он прошел войну, побывал в жестоких ситуациях на грани жизни и смерти. Самый пронзительный момент фильма — встреча ветеранов у Большого театра. И герой Визбора там — свой среди своих. С боевыми наградами. Кстати, рассказывают, что первые дубли этой сцены снимали среди реальных фронтовиков, 9 мая. Но Визбор, как 81 и все мальчишки военной поры с благоговением относившийся к ветеранам, не смог свободно почувствовать себя частицей этого братства, в этом была бы фальшь. Актерское мастерство проиграло совести. Визбор говорил о своих ощущениях в сцене у Большого театра: «Я совершенно фальшив. Я весь фальшивый среди настоящего» Мысль о том, что он играет роль, а они — нет, была для Визбора невыносима. И сцену пришлось переснимать уже с массовкой. Он вспоминал: «В этом фильме я играл роль человека, который прошел войну. Тема эта была мне близ-
82
ка. Но мое поколение, которое ехало в последнем вагоне этого военного эшелона, — оно сохранило свое отношение к войне, и эта тема по-настоящему и мне дорога, и просто волнует. Но я сыграл роль такого человека, который, исходя из своих военных лет, военных переживаний, опираясь на них — они стали его духовным фундаментом, — он с большой иронией и неприятием относится к тому, что происходит на его глазах. Какие-то явления карьеризма, приспособленчества. Это была очень интересная и достаточно глубокая роль» (из выступления в мае 1977 г., Новосибирский Академгородок). Визбор о своем герое, юристе Алике, говорил, что это «был романтик войны, человек, уже седой тогда, но сохранивший романтическое отношение к прошлому и очень мудрый; как дитя, например, очень, очень светлый человек» [11].
Фильм «Ты и я» (сценарий Геннадия Шпаликова, режиссер Лариса Шепитько) получил третью, низшую категорию, в СССР, а в Венеции был удостоен «Золотого льва». В фильме два молодых ученых променяли науку, радость открытия и вдохновенного труда на карьеру. Загубили талант. Фильм об этом — о трагедии личности, предавшей свои убеждения. Сейчас об этом даже не задумываются. Переживания героев воспринимаются как метания слабоумных. Материальные ценности сейчас главнее. Визбор говорил об этом фильме: суть его в том, что нельзя продавать свой талант, это даже не твое — это общественное достояние. Ты стране своей принадлежишь. Все людям остается. Шестидесятники исповедовали коллективизм. Не
стадный сталинский коллективизм. А свободное братство любящих друг друга людей.
Но это то, что на поверхности. Фильм глубже гораздо. «Если говорить коротко, — делился Визбор, — то фильм наш был историей двух людей, драма которых происходила оттого, что ради случайных и необязательных удач, ради престижных перспектив два талантливых ученых-медика отложили свой талант на время (как они полагали) и устремились в мир материально-деловых завоеваний и в конце концов сделались чиновниками от медицины. Однако мучительная мысль о том, что жизнь их проходит даром, что обворовали они себя и других, тех, кому они могли бы помочь, не брось свое дело на полдороге, эта мысль, эта мука стали главным содержанием их драмы, а все остальные события, пусть важные и значительные в иных судьбах, для наших героев приобрели окраску фона, мелькающего как нечто несущественное. Мало того, что они стали духовными неудачниками, они сделали несчастной и женщину, для одного из которых она была женой, для другого — вечной и тайной любовью. В этой истории не было счастливого конца, так обожаемого кинематографом. Это был фильм о расплате за одну, но самую существенную ошибку в жизни, о необратимости времени человеческой жизни, о тонком понимании таланта как предмета не только личного, но и общественного достояния» [там же].
Суть своего творчества, да и всей жизни Визбор выразил в словах: «Мне не очень верится в то, что люди работают для чистого искусства как такового, — говорил Визбор. — Люди
работают для людей. Исключая те случаи, когда они уныло творят для денег».
Л. Аннинский писал, что в своем творчестве Визбор очертил «уникальный склад души, который, кажется, обрывается на «шестидесятниках», хотя им (то есть нам) это казалось чем-то вечным, само собой разумеющимся: великая цель, которая неощутима, как кровь в сосудах, и моральные ценности, которые надо только внедрить в реальность» [10, с. 7]. Очень точно сказано. Кроме одного: не обрывается. В разных поколениях возникают люди с точно таким же, шестидесятническим, складом души. Это передается по наследству — не кровному, духовному наследству. Потому современная молодежь с ходу принимает, а кто знает — подхватывает песни Визбора.
Аннинский писал свои заметки в конце 1990-х, когда страна еще лежала в перестроечных руинах, если не материальных — жить стало тогда покомфортнее и сытнее, то уж в руинах традиционных ценностей точно. Критик замечает, что Визбор, уходивший из жизни на излете советской эпохи, это чувствовал, как всякий большой художник. «Может быть, поэтому таким острым, тоскливым предчувствием тронуты у Визбора те страницы, что посвящены его поколению, послевоенным «шестидесятникам». Это лучшие его страницы — реквием последним идеалистам:
«Улицы нашего детства стали неузнаваемыми. Их перекрасили в другие цвета. Наши любимые заборы и глухие стены домов, о которые бились наши маленькие (за неимением больших) резиновые мячи. — сегодня снесены бульдозерами. Наше
детство просто перемолото в траках бульдозеров... Мы любили свои тихие тополиные дворы, мы чувствовали в них отечество. Только наши девочки, чьи имена мы писали мелом на глухих стенах, плавно превратились в покупательниц, клиенток и пассажирок с усталым взглядом и покатыми плечами. Пошли на тряпки наши старые ковбойки, просоленные потом наших спин, гордые латы рыцарей синих гор.»
Все это — прошло, кончено, сметено в небытие» [там же] — завершает похоронным аккордом свою мысль Аннинский. Нет, не кончено, не сметено в небытие. На смену поколениям, разбитым постсоветской депрессией и цинизмом рвачей всякого рода, приходят новые поколения новой России, словно очнувшейся и обратившейся к лучшему, что было в прошлом. А в прошлом были (и есть) шестидесятники с их романтикой, чистотой устремлений, с их, уж извините, патриотизмом. С их юмором и оптимизмом. Все это есть в произведениях Визбора. И все это возвращается сегодня.
СПИСОК ИСТОЧНИКОВ И ЛИТЕРАТУРЫ
1. Богатырева, Н. Свято дружеское пламя : в 2 кн. [Текст] / Н. Богатырева. - М. : Исследовательский центр проблем качества подготовки специалистов, 2002.
2. Якушева, А. Если б ты знал. [Тескт] /
A. Якушева. - М. : ГКЦМВ.С. Высоцкого, 1994.
3. Цыбульский, В. Отзвук души. Беседа с Ю. Визбором [Электронный ресурс] /
B. Цыбульский. - URL: http://vizbor.ru/ index.php/foto/gb/index (дата обращения: 15.05.2014].
4. Гладилин, В. Репортаж из. жизни. Интервью с Ю. Визбором [Электронный ресурс] / В. Гладилин. - URL: http://vizbor.
83
ВЕК
84
ru/index.php?chrazdel=11&chmenu=15&r=i nterview&listid=6 (дата обращения: 12.03.2014].
5. Визбор, Ю. Рассказы [сайт] / Ю. Визбор. - URL: http://vizbor.ru/index.php?chrazdel= 2&chmenu=4&ch_id=0&r=tale (дата обращения: 1.04.2014).
6. Визбор Ю.: монологи со сцены [Текст] / Ю. Визбор ; литературная запись О. Л. Те-рентьева. - М. : Изд-во «Гудьял-Пресс», 2000.
7. Визбор, Ю. Я сердце оставил в синих горах [Текст] / Ю. Визбор. - М. : Физкультура и спорт, 1988.
8. Пастернак, Б. Вставайте, граф!.. Интервью с Ю. Визбором [Электронный ресурс] / Б. Пастернак. - URL: http://vizbor.ru/ index.php/foto (дата обращения: 2.04.2014).
9. Васильев, Г. Человек во множественном числе [Электронный ресурс] / Г. Васильев. - URL: http://vizbor.ru/index.php?chr azdel=11&chmenu=14&r=articles&listid=1 1 (дата обращения: 27.03.2014).
10. Аннинский, Л. Ю. Стреляющие ветки: предисловие к сочинениям в двух томах. Визбора [Текст] / Л. Аннинский. - М. : «ЛОКИД-ПРЕСС», 2004.
11. Юрий Визбор в кино. Июльский дождь [Электронный ресурс]. - URL:http://www. tram11.ru/viz/viz_0153.html (дата обращения: 27.03.2014).
REFERENCES
1. Bogatyreva N. Svjato druzheskoe plamja [The friendly flame is sacred: in 2 books]: v 2 kn., M. : Issledovatel'skij centr problem kachestva podgotovki specialistov, 2002.
2. Jakusheva, A. Esli b ty znal [If you know], M. : GKCM V.S. Vysockogo, 1994.
3. Cybul'skij, V. Otzvuk dushi. Beseda s Ju. Vizborom [Soul echo. Conversation with Yu. Vizbor] / V. Cybul'skij. URL: http://vizbor. ru/index.php/foto/gb/index (data obrashhe-nija: 15.05.2014].
4. Gladilin, V. Reportazh iz... zhizni. Interv'ju s Ju. Vizborom [The reporting from ... lives. Interview with Yu. Vizbor], URL: http:// vizbor.ru/index.php?chrazdel=11&chmenu= 15&r=interview&listid=6 (data obrashhenija: 12.03.2014].
5. Vizbor, Ju. Rasskazy [Stories]. URL: http:// vizbor.ru/index.php?chrazdel=2&chmenu =4&ch_id=0&r=tale (data obrashhenija: 1.04.2014).
6. Vizbor Ju.: monologi so sceny [Vizbor, Ju: monologues from the stage]; literaturnaja zapis' O.L. Terent'eva, M. : Izd-vo «Gud'jal-Press», 2000.
7. Vizbor, Ju. Ja serdce ostavil v sinih gorah [I left my heart in blue mountains], M.: Fizkul'tura i sport, 1988.
8. Pasternak, B. Vstavajte, graf!.. Interv'ju s Ju. Vizborom [Get up, Count! Interview with Yu. Vizbor], URL: http://vizbor.ru/index. php/foto (data obrashhenija: 2.04.2014).
9. Vasil'ev, G. Chelovek vo mnozhestvennom chisle [Man in plural], URL: http://vizbor.ru/ index.php?chrazdel=11&chmenu=14&r=arti cles&listid=11 (data obrashhenija: 27.03. 2014).
10. Anninskij, L. Streljajushhie vetki: predislovie k sochinenijam v dvuh tomah Ju. Vizbora [Shooting branches: the Preface to essays in two volumes. Vizbor], M.: «LOKID-PRESS», 2004.
11. Jurij Vizbor v kino. Ijul'skij dozhd' [July rain], URL:http://www.tram11.ru/vizviz_01
53.html (data obrashhenija: 27.03.2014). ■
Богатырева Наталья Юрьевна, кандидат филологических наук, доцент кафедры русской литературы ХХ! века и журналистики Московского педагогического государственного университета, [email protected] Bogatiryova N.Yu., PhD in Philology, Associated Professor, Russian Literature of the XXI Century and Journalism Department, Moscow State Pedagogical University, [email protected]
