CC BY
17
ФИЛОЛОГИЯ
Вестник Омского университета, 2000. N.4. С.80-83. (с) Омский государственный университет, 2000
УДК 882:18:(092)
"ЗАКАТНАЯ СЕРИЯ" ПОЭТИЧЕСКИХ КНИГ
КОНЦА XIX ВЕКА
О.В. Мирошникова
Омский государственный университет, кафедра русской и зарубежной литературы
6Ц077 Омск, пр. Мира, 55 -4
Получена 20 сентябрям 2000 г.
This article for the first time gives analytical confiderations on a series of final poetic books of the end XIX centure/ The autor of the present work devines bounds of this fenomen and gives characteristics of the main components of genre model of the book-will and its variants.
Еще совсем недавно в читательской и исследовательской рецепции 1880-1890-е годы представали как "поэтическое безвременье", как бесплодный этап в развитии русской лирики. Крупных дарований в этот период, действительно, не появилось; литературные школы и течения полемических 1890-х оказались размытыми; "прежние" поэты, связанные с классическими традициями культуры, допевали последние песни, а "новые", будущие символисты и акмеисты, только еще входили в жизнь и в литературу. Один из наиболее характерных литераторов эпохи К. Случевский с горечью констатировал, что даже творческие личности его поколения "бесцветны стали", что всех "заткала паутина" уходившего столетия, названного им "юродствующим веком". Пророчества о конце лирического искусства, о "вырождении рифмы" стали общим местом в критике. Суровый и мрачный сатирик М. Салтыков-Щедрин, обозревая поле русской литературы, еще в 1876 г. заметил: "Серьезно говоря, допеваю, кажется, последние песни. Да и все допевают. Сегодня, например, воротился из Крыма Некрасов - совсем мертвый человек..." [1]. Через год Некрасов издал прощальную кни-_ гу лирики "Последние песни", вскоре его не стало. Уходило из жизни целое поколение, достойно продолжившее традиции пушкинской поры в середине века. Уходило, оставляя редкостный в истории литературы результат: уникальную серию поэтических книг итогового характера, воплотившую диалог "отцов" и "детей" словесного искусства второй половины XIX века. В этом диалоге упрочивалась иерархия художественных
ценностей, обнажались заветы творчества, которыми определялся плодотворный вектор развития следующих поколений. Уже этот стихотворный ансамбль, помимо других факторов, заставляет пересмотреть многие представления о литературном процессе последних десятилетий прошлого века [2].
Поскольку традиция прощальных поэтических книг еще не стала объектом филологического исследования, не все произведения, ее составляющие, вошли в кадастр общеизвестных лирических структур, подготовивших устойчивое бытование книги стихов в XX веке, необходимо прежде всего очертить границы явления [3].
Традиция " последних песен" уходит корнями в поэзию первой половины XIX века, но осознанной и заметной становится в 1870-1890-х годах, когда создастся своего рода метацикл итоговых стихотворных книг:
П. А. Я. П. И. В. А. А. Я. П. А.Н. А. В. 1808. А. В. 1S97; A.M. 1900; К. К. A.M.
Некрасов. Последние песни. СПб., 1877; Полонский. На закате. М., 1881; Омулевский. Песни жизни. СПб., 1883; Фет. Вечерние огни. М,, 1883-1891; Полонский Вечерний звон. СПб., 1890; Плещеев. Песни старого друга. М., 1893; Перевозчикова. Вечерние тени. Саратов,
Пе р с б о з никое а. Осенние мотивы. Саратов,
Жемчужников Песни старости. СПб.,
Случевский. Песни из уголка. СПб., 1902; Жемчужников. Прощальные песни. СПб.,
1908.
Эти книги можно отнести к основному корпусу серии. Внешний ассоциативно-жанровый контекст метацикла содержит более пятнадцати произведений. В ретроспективном плане - и довольно слабые, случайные опыты, вроде
11. И. Шаликов. Последняя -жертва музам. М., 1822;
Д.И. Хвостов. Последнее взывание к музе. СПб., 1823,
и настоящие шедевры, не только ставшие эталоном лирической книги итогового свойства, но послужившие основой для определения жанровой модели цельной и в содержательном, и в формальном отношении книги стихов:
Е.А. Баратынский. Сумерки. М., 1842.
Синхронистичны перечисленным книги и циклы по своему объему, мотивному комплексу, авторским намерениям и условиям публикаций близкие к законченным опытам, создавшие "макет" книги-завещания:
П.А. Вяземский. Хандра с проблесками (цикл из 10 стихотворений 1876-1877 гг. который должен был лечь в основу последней книги поэта);
А.Н. Майков. Excelsior. Юбилеи (циклы-разделы последнего прижизненного собр. соч. 1893 г.) И.С. Тургенев. Scmlia. Стихотворения в прозе (большая лирическая форм.а, стоящая циклом, и книгой). 1882-1883 гг.
На другом уровне художественного решения находятся подражательные книги-завещания поэтов "второго" ряда, которые, являясь литературным штампом, стилизацией, тем самым удостоверяют существование высокого жанрового канона итоговой книги, осознание его массовой поэзией. Традиция становилась модной и получала распространение не только в столичных, но и в провинциальных изданиях:
Н.Ф. Безобразов. За тринадцать лет (1888-1901). Пенза, 1903; Т. Ардов. Вечерний свет. М.. 1907; H.H. Бахмет.ов. Жизнь - Смерть. СПб., 1911; С.К. Акимова. Песни старости. М., 1913; И.А. Аносов. Надгробные огни. Харьков, 1013; A.A. Барсов. Минувшие радости и скорби. Муром., 1913 и др.
В рамках традиции был выработан своего рода канон итоговой лирической книги, на который
ориентировались позднейшие авторы. Этот канон разрабатывался в нескольких жанровых вариантах. По еще важнее заметить, что сам принцип "мышления книгами" как цельными произведениями (не сборниками с их хронологически, тематически или по-иному "суммирующими" рубриками, мешающими созданию художественно-концептуального " ядра" внутреннего контекста), первоначально вызревал в недрах этой традиции, прежде чем стать одним из доминирующих факторов развития нового времени.
Подробный анализ книг, основавших плодотворную традицию кризисной эпохи, - задача большого исследования, масштаб которого несоизмерим с возможностями одной статьи. Поэтому ограничимся определением главных составляющих общей модели итоговой книги стихов и жанровых вариантов. Попытаемся ответить на вопрос: что позволяет отличать ее от иных лирических структур (прежде всего, от стихотворных сборников и книг другой жанрово-тематической ориентации)?
Главное: авторский (не редакторский, не читательский) характер отбора текстов, их архитектонической координации. Текстовой состав должен быть репрезентативен либо значительному периоду, либо всей творческой практике поэта, должен быть сознательно им сконцентрирован, должен представать композиционно-образным решением, а не случайной подборкой стихотворений последних лет.
Отсюда второе свойство: "мирообразный" тип циклической структуры. Авторская интенция сопряжена не с разработкой частных разнонаправленных реакций и изображений, но нацелена иа создание образной модели своего мира, внешнего и внутреннего, вечного и преходящего, с его прошлым и настоящим, - мира, который готовится покинуть лирический субъект. Зачастую выстраивается двоемирие, ситуация "бытия-на-пороге".
Третье. Сквозная лирическая коллизия всех "последних несен": подведение итогов, тяжба с быстротекущим временем и поиски вечных незыблемых ценностей. С ней связан мотивный комплекс. Мотив кризиса и необходимости мировой гармонии (включающий в себя и трагедию отдельной человеческой судьбы, и драму социального хаоса, и разорванность семейных связей, и утрату прежних эстетических ценностей) становится неотъемлемой частью экзистенциальной проблематики итоговых книг. На первом плане - опыт прожитого, иетафорика. жизненного пути, "телеги жизни" на "вечернем" ("осеннем") ее этапе.
Четвертое. Существенную роль в организации внутреннего контекста каждой книги и межтекстовых связей всех уровней играет образ ли-
82
О.В. Мирошникоаа
рического герои, во внутреннем мире которого разрешается дитшаи коллизия. Субъектный уровень большинства ''последних песен" отличается монологичностыо, повышенной речевой экспрессией. Это последний разговор с миром да границе существования и небытия. Биографиям (в различных его проявлениях) свойствен всей традиции .
Ци кли ч еекая п ри рода п ро изведен и й оп реде-ляет особую корреляцию части и целого, ее метонимическую природу. Каждый микротекст выступает как книга т гезик^о, как квинтэссенция единого смыслового целого. Система лейтмотивов, сцепление и взаимодействие образов создают определенный композиционный ритм, помогают избежать монотонна и аморфности макро-текста. Каждую книгу характеризует свой архитектонический принцип, но единичным остается доминирование центростремительного закона связи и соподчинения всех смыслообразных единиц. создающих повышенную "плотность вещества" . Авторским замыслом - создать книгу-итог, книгу-завещание - обусловлен своего рода символический изоморфизм, проявляющийся на разных уровнях композиции. Отдельный текст, входя в книгу, отдельная книга, включаясь в "итоговую серию", корреспондируют "токи смыслов" пе только друг другу, "по горизонтали", но и создают при этом новое "смысловое поле" макро-тскетового характера.
Шестым признаком итогового произведения можно считать специфику пространственно-временных координат художественного мира. Лирическое "я" находится, как правило, в какой-то фиксированной точке. Это комната петербургского дома, постель больного - у Некрасова, господский дом в Тамбове - у Жемчужникова, Во-робьевское имение Фета (конкретика которого то проступает в графике деревьев, парка, семейного склепа, пруда, то растушевывается в глобальных векторах движения "из времени в вечность", "в никогда", "над целым мирозданьем"...) Для Случсвского это "дом в стране бездомной", и отгороженный от социального мира "крови и раздора", и открытый для жертв жизненной борьбы, но для субъекта размышлений - последнее прибежище искусства и первая '"станция" на пути в загробный мир. Хроное предстает в мире "последних сказаний'* как роковая всепоглощающая сила, которая тем не менее может быть если не побеждена, то преодолена в сознании личности и поколения последними творческими озарениями и неустанной работой духа. Проблематика времени чрезвычайно многоаспектна и многозначна, но акцентирована оппозиция прошлого-настоящего, временного-вечного. Статика, хронотопа здесь и сейчас как последнего "уголка" су-
ществования и творчества отменяется обретенными ценностями искусства и человечности, позволяющими человеку "пережить себя". Жестоким законам объективной реальности противопоставляется "пространство" и "время" души -внутренний мир, в котором снимается граница между "закатом" и "восходом" , торжествует вечность ■
Наконец, важнейший особенностью итоговых книг является разножанровый характер составляющих текстов, который гасится единой жанровой доминантой. Наиболее очевидны следующие: элегическая, дневниковая, завещательная.
Проведенные исследования позволяют сделать вывод о существовании в русской лирике второй половины XIX века двух канонических типов книги "последних песен". Это лирические книги-завещания Некрасова и Фета. Структура этих книг обусловлена особенностями авторского видения мира, спецификой его словесно-образного воплощения. С одной стороны пластичность, строгость архитектоники некрасовских "Последних песен" с их четким членением на отделы, стройностью тематической композиции в сочетании со свободным включением разножанровых компонентов. "Песням" присуща огромная сила концентрации и целеустремленность в развитии лирической коллизии. Образ лирического героя с присущим ему устойчивым комплексом переживаний обретает здесь особую законченность, определенность. Книгу Некрасова можно назвать "лирическим романом", пространственно-временные рамки которого раздвигаются до бесконечности, обнаруживая неисчерпаемость индивидуального бытия, его многообразные связи с миром, историей, человечеством. И рядом - другая поэтическая структура, созданная Фетом, lie архитектоника кажется менее определенной. Единство ее создается сложнейшими сцеплениями словесно-образных рядов, по которым, как кровь в сосудах, постоянно обращаются "токи" смыслов.
Существовал общий повод для создания лирических дневников и завещаний: в связи с уходом со сцены богатого именами и достижениями поколения многим стало казаться, что вместе с ним уходила поэзия, "вырождалась рифма", погибало искусство. Факт смены поколений был подчеркнут вступлением на сцену "детей" -символистов . Серией прощальных книг "отцы" стремились представить свои идеалы, свои эстетические принципы в надежде на плодотворное продолжение или хотя бы понимание их последователям. "Песни..." - "прощальные", "последние" ''осенние", "закатные" - это слово в заглавиях знаменует одну из эмблематических черт традиции итогового диалога поэтов.
[1] Салтыков-Щедрин М.Е. Собр. соч. В 20 т. Т. 19, кн. 1. М., 1976. С. 29.
[2] Процесс пересмотра, устаревших представлений о поэзии последней трети XIX пока реализован ]з следующих работах: История рус. литературы: В 4 т.: Литература конца XIX - начала XX веков (1881.-1917). Л., 1983; Ермилова Е.В. Поэзия на рубеже двух веков // Смена литературных' стилей. м.. 1974. С. 95-105; Харламов Е.З. Константин Фофанов: Легенда и действительномсть. Петрозаводск, 1993; Тако-Годи Е. Портрет на пушкинском фоне. Спб., 2000; Кондаков Б.В. Очерки истории рус. культуры. Пермь, 1996. И др.
[3] Первые публикации об этом агора настоящей статьи см.: Мирошникова. О.В. Лирика К. Случевского (жанрово-композищюшюе своеобразие). Автореф. дис.... канд. филолог, наук. Л., 1983; "Вечерние огни" А. Фета и традиция последних песен в русской лирике второй половины XIX в. (в соавторстве с М.С. Штерн); A.A. Фет. Традиции и проблемы изучения. Курск, 1885. С. 63-77; "Последние пссни" Н.Некрасова в контексте традиции "прощальных книг" (1870-1890 гг.); II Некрасовские чтения. Ярославль, 1987. С. 53-54; От цикла стихотворений к циклу книг (жаггрово-тематическая "последних песен" в русской лирике) // Проблемы литературных жанров / Материалы V Научной межвуз. коиф. Томск, 1987. С. 82-84. И др.
