CC BY
35
Филили! ИЯ
Вестник Омского университета, 2002. №3. С. 77-80.
удк 889*89-1-1
© Омский государственный университет 889-89 ± i
ФУНКЦИИ СТИХОТВОРЕНИЯ И ЦИКЛА В АРХИТЕКТОНИКЕ ИТОГОВОЙ ЛИРИЧЕСКОЙ КНИГИ
О.В. Мирошникова
Омский государственный университет, кафедра 'русской и зарубежной литературы
644077, Омск, пр.Мира, 55а
Получена 23 мая 2002 г.
In this article the architectonic functions of some separate poems and the entire sycles in the compositional desing of the concluding book of lyric poetry are determined.
Современным цикловедением достаточно хорошо освоены и XIX, и ХХ век, когда «мышление циклами и книгами» среди поэтов стало таким же обычным, как «мышление стихотворениями и поэмами» предыдущего столетия. Из разряда уникальных опытов книга стихов начала переходить в класс распространенных явлений, то есть накопила необходимое и достаточное количество функций для воспроизведения их как системы определенного жанра. Однако расцвету писательского книготворчества, характеризующего культуру Серебряного века, предшествовал довольно длительный период экспериментов и первичного осознания феномена многокомпонентной жанровой формы.
Среди различных метаструктур 1880-1890-х годов рельефно выступает тип лирической итоговой книги - результат индивидуального и коллективного книготворчества некрасовско-фетовского поколения и поэтов переходной эпохи. Многими чертами семантики, архитектоники, хронотопи-ческих решений эти издания предварили опыты символистов, акмеистов, поднявших культуру книги стихов на новый уровень. Наряду с книгами Г. Гейне, В. Гюго, Ш. Бодлера, парнасцев они сыграли роль если не канона, то массового эксперимента в развертывании жанровой традиции.
«В сумерках» жизни и искусства, «в глухом безвременье печали» заканчивался XIX век. Уходило из жизни целое поколение лирических художников, оставляя редкостный в истории литературы результат: уникальный ансамбль поэтических книг итогового характера. Он почти не привлекал к себе внимания исследователей [1].
Канонами лирической итоговой книги стали прощальные издания поэтов-корифеев: Некрасов Н.А. Последние песни. СПб., 1877; Фет А.А. Вечерние огни. М., 1883 - 1891.
Основной массив был представлен дневниково-завещательным структурами: Полонский Я.П. На закате. М., 1881; Вечерний звон. СПб., 1990;
Омулевский И.В. Песни жизни. СПб., 1883; Плещеев А.Н. Песни старого друга. М., 1891; Фофанов K.M. Иллюзии. СПб., 1900; Жемчужников А.М. Песни старости. СПб., 1900; Прощальные песни. СПб., 1908; Случевский К.К. Песни из Уголка. СПб., 1909; Голенищев-Кутузов А.А. На закате. СПб., 1919.
Вслед за ними потянулся ряд провинциальных изданий, варьировавших мотивы, образы, композиционные решения высокохудожественных книг (можно назвать около десяти произведений, составивших своего рода шлейф традиции). Представляется закономерным, что процесс создания «последних песен» получил последовательную разработку в преддверие нового столетия, знаменуя конец богатого именами и достижениями XIX века.
Лирическая книга, объединяющая в своей структуре и стихотворения, и циклы, и тематические отделы, является метажанровым контекстовым образованием.
Поскольку краеугольный камень поэтики составной метаструктуры - вопрос о принципе соединения микротекстов отдельных стихотворений в макротекст, представляющий, несмотря на свое монтажное происхождение, художественное единство, одним из основных аспектов анализа лирической книги является изучение системы внутренних связей между текстами. В одном, достаточно распространенном варианте изучения они рассматриваются на «линейном» уровне, от первого стихотворения и цикла до последнего. В другом - ход анализа определяется не только очевидной последовательностью расположения
частей, но и воспроизводимыми в процессе читательской рецепции ассоциативными связями как сквозного, так и нелинейного характера (возвратными, параллельными, рефренными и др.). Оба способа прочтения книги стихов могут дать первоначальное представление о структуре авторского издания. Однако они создают лишь «предварительную проекцию смысла», такого «усилия понимания» оказывается недостаточно. Из поля зрения читателя подчас уходит индивидуальная специфика архитектоники, хронотопа и субъектного строя книги.
Ставя проблему понимания художественной целостности таких явлений, как «Сумерки» Е.А. Баратынского, «Вечерние огни» А.А. Фета или «Последние песни» Н.А. Некрасова, известный историк и теоретик циклизации М.Н. Дарвин задает вопрос: «Какие образы целого вызывают в нас эти создания поэтов? Признаемся откровенно, об этих вещах мы знаем пока еще слишком мало, и образы названных и других книг стихов чаще всего в нашем сознании замещаются просто их названиями» [2, с. 12].
Острота проблемы адекватного прочтения циклических структур обнаружилась еще на стыке направлений и литературных эпох, то есть на рубеже XIX и ХХ столетий. Кризис искусства, ориентированного на классические традиции, воспринимался рядом авторов как «невстреча» со своим читателем, читатель-критик, со своей стороны, отказывал поэту в доверии, лишал его провиденциальных полномочий. Взаимное непонимание подчас трактовалось как конфликт отцов и детей. Поэты переходного времени оценивали свою историческую роль в процессе развития лирики как миссию экспертов и хранителей, призванных заново пересмотреть и упрочить традиционную систему эстетических ценностей. На них лежала двойная ответственность,
- перед титанами-предшественниками и перед сфинксами-последователями. «Мы раздробленные скрижали / Хоть иногда не прочь читать!»
- лирическая декларация К.К. Случевского отражает взгляды многих его современников. Сама эпоха располагала к суммированию художественных результатов не только собственных, но и общих, не только своего поколения, но и всей «цепи времен». «Вторичность», «цитатность», «реми-нисцентность» - черты лирики конца прошлого столетия - знаменовали кризис, но кризис плодотворный, определивший вектор развития искусства следующих поколений.
Будучи одной из форм циклизации, лирическая книга, как правило, структурирует большой массив произведений разножанрового и полимо-тивного свойства. Главной архитектонической задачей при ее создании оказывается соподчи-
нение компонентов-носителей единой авторской концепции, выражающей взаимоотношения человека и мира.
Таким образом, в процессе анализа как отдельного стихотворения, так и метатекстовых форм, в состав которых оно входит, то есть цикла и книги, необходимо прежде всего рассмотреть систему таких «слагаемых» художественно-словесной ткани, назначение которых - «аккордно» завладевать читательским вниманием, управлять процессом расширения и переориентации «горизонта ожидания» читателя. Опыт постоянного концептуального чтения больших циклических форм едва ли присущ даже филологам вне исследовательских установок. И все же традиция и приемы подобного чтения/анализа не могли не сложиться. Акцентируем внимание на тех векторах системы, которые можно отнести к первообразам книги. Это прежде всего ее архитектоника.
Эстетическое качество книги как архитектонической конструкции тем выше, чем гибче и «нелогичнее» соотнесены в ней части, чем более «музыкальность» ассоциативных связей превалирует над «головным», рационалистическим типом ее построения. Жанровые функции произведений-частей не «истребляются» в составе большого контекста книги, но созидают новое качество многоуровневой структуры, «соразмеряются» с доминирующим метажанровым смыслом. Единый мирообраз, единая эмоционально-оценочная коллизия уравнивают и «переподчиняют» компоненты в процессе авторского творчества и читательского сотворчества.
На первый взгляд, композиционные функции стихотворения и цикла в составе лирической книги полностью адекватны: служить фрагментом (частью, единицей) новой художественной целостности, быть элементом системы взаимосвязанных текстов, в совокупности составляющих циклический контекст (метатекст книги). Однако при непосредственном обращении к художественному материалу возникает необходимость их разграничения. Уточним: такие компоненты книги, как цикл, отдел, 'раздел - контекстовые величины среднего объема, - нельзя считать полностью адекватными, взаимозаменяемыми; они различаются и по генезису, и по степени текстовой целостности, и по степени «самодостаточности» в художественном пространстве метаобъединения. Тем не менее для выстраивания дифференцирующей схемы их отличия не берутся в расчет.
Сформулируем основные моменты, разграничивающие архитектонические функции стихотворения и цикла в составе книжного метатекста:
• стихотворение обозначает момент, мгновенный «снимок» художественного мира поэта; цикл - существенную грань мировидения, этап
Г у I VII/ «Л/ «Л/ 1 I
"1
процесса миростроения;
• стихотворение, как и цикл, в определенной мере утрачивает самостоятельность, попадая в большой контекст, но стихотворение «теряет» меньше, оставаясь основной «атомарной» единицей текстовой иерархии книги; его смысло-образ в условиях контекстовых ассоциативных перекличек одновременно «сужается», становясь более определенным, и «расширяется», обретая более многозначный ассоциативный ореол;
• цикл в процессе подготовки лирической книги чаще всего автором перестраивается и перекраивается в соответствии с новым, более объемным замыслом, теряя свою первоначальную текстовую целостность, из самостоятельной жанровой формы подчас превращаясь в 'раздел книги стихов; в этом случае целостность книги созидается «поверх» циклов-разделов на основе общей концептуальности как метажанровое (и полижанровое образование); если же книга основана на хронологическом принципе и представляет собой «историю души», «историю исканий» философского, религиозного или социального плана, «дневник», «духовное завещание», разделы-циклы складываются в единое жанрово-хронологическое целое как этапы изображаемой истории, как страницы дневника, как «пункты» завещания или грани духовного «портрета художника»;
• в аспекте статики/динамики образного пространства книги стихотворение сохраняет исконную родовую роль - запечатлеть «остановленное мгновенье» быстротекущей жизни; за циклом остается право выразить процессность внутренней жизни личности, калейдоскопичность и многоплановость окружающего мира, сложность и динамику миропереживания1;
• динамический аспект книги включает, условно говоря, сюжетообразующие функции компонентов (особенно в тех книгах, где действенность повествовательной сюжетности является очевидной): стихотворение равно одной ситуативной фазе развертывания мотива; цикл как сюжетная линия в романе осуществляет развитие определенного мотивного комплекса во времени и пространстве или создает мозаику внешних впечатлений и реакций на них (в циклах путешествий); жанровый цикл-раздел выстраивает цепочку эмоционально-изобразительных моментов в определенном ракурсе (элегическом, стансовом, сонетном), цикл монотематический - в рамках заданного лейтмотива, свойственных ему метафоричности, субъектного строя;
1 «Применительно к лирике следует, наверное, говорить не столько об образе мира, сколько о некоем образе ми-роотношения, точнее миропереживания, специфическом для каждого из лирических жанров .. . » [3, с. 15].
• в мелодико-ритмическом плане стихотворения - аккорды, циклы - развернутые музыкальные темы, взаимодействие которых обеспечивает сложную гармонию художественной структуры;
• стихотворение подчиняется жанровой и тематической доминанте цикла-раздела, в который оно входит; циклы, демонстрируя каждый свою жанровую и тематическую установку и взаимодействуя друг с другом, обусловливают мотивно-жанровую специфику книги;
• стихотворение и книга - формы-антиподы (микро- и метажанр); цикл есть промежуточная макроструктура, интегрирующая малые компоненты в рамках своего контекстового объема, чтобы затем «передоверить» их многосферно-му объему книги; это жанр-посредник, причем иногда автор обходится без него, строя книгу вне разделов, тогда значимость отдельного стихотворения повышается, стихотворения лепятся «гроздьями, гнездами» (М. Цветаева), линиями лейтмотивов, - то есть циклизуются ассоциативно, без формальной рубрикации;
• стихотворение в составе книги может иметь или не иметь заглавие (как и вне книжного контекста), часто его теряет при переходе в книгу, чем подчеркивается сравнительная однородность микрожанров-фрагментов и их относительно равная подчиненность замыслу целого;
• цикл всегда имеет заглавие, сохраняемое и при переходе «под крышу книги», что удостоверяет большую архитектоническую значимость его как макрожанра; сочетанием и взаимосвязью циклов (равно как и стихотворений) создается метажанровое образование - книга стихов.
И.В. Фоменко дает общее объяснение архитектонической роли цикла в составе книги: «Именно потому, что циклы воплощают преимущественно ту или иную сторону мировосприятия поэта, ту или иную грань жизни, они, . . . взаимодействуя друг с другом, образуют сложный «многогранник» книги [4, с. 23].
Эти закономерности отражают процесс исторических трансформаций внутри лирического рода, в частности, изменение жанрового статуса отдельного произведения малой формы. В поэзии пушкинской плеяды отдельное стихотворение представало «перлом создания», «магическим кристаллом», потенциально оно было метонимично по отношению ко всей лирической системе поэта. С течением времени микротекст утратил былую значимость, по мнению многих поэтов и критиков конца XIX века, потерял способность максимально выражать динамику и сложность процесса миропереживания.
Эстетический акцент перемещался на более емкие репрезентативные структуры: лирический цикл и параллельно развивавшуюся книгу сти-
хов. Этот вывод находит подтверждение при изучении итоговых книг. Например: в «Песнях из Уголка» К.К. Случевского стихотворения начального комплекса маркируют выбор места и времени лирического «действия», выбор, который сразу же определяет маршруты совместного авторско-читательского путешествия как в реальном пространстве, так и в моделируемом загробном («единство события»). Для текстового массива второго, условно говоря, внеличного комплекса, существен характер обозначения социальных, географических, политических, бытовых, историко-культурных, фольклорных и других реалий (доминирует «со-противопоставленность» текстов).
В большом контексте книги, лишенной рубрик, важная роль принадлежит комплексу опорных стихотворений (ключевых текстов). В них находит выражение образно-концепирующая системность авторского мышления, целеустремленность в обозначении главенствующих мотивов и образов. Подобный комплекс, перефразируя метафору А. Блока, есть продуманный круг «текстов-звезд», составляющих общее смысловое ядро произведения. Взаимодействие текстов определяется не только их мотивной или жанровой близостью. Лексические связи, мелодико-синтаксические и другие контакты могут также цементировать межтекстовое пространство целого.
Определение архитектонических функций отдельных произведений в составе книги должно ориентироваться и на характер их адресации, явной или неявной, конкретной или «неопределенно-личностной». Итоговые книги Полонского, Жем-чужникова, Плещеева, Случевского, выполняя функцию поэтических посланий-завещаний следующим поколениям, содержат большой диапазон разнообразных обращений к читателям. Это и конкретные адресации-посвящения современникам, и условные «окликания» читателя-прохожего в эпитафиях, и скорбные призывы к сотворческому раздумью в некрологических стихотворениях «Памяти ... ». Система адресаций осуществляет контекстообразующую функцию.
Конечно, при определении роли стихотворения в книге следует учитывать и такие «мелочи», как его объем, жанр, тип субъектности, наличие или отсутствие при нем датировки, эпиграфа. Однако эти «паспортные данные» отдельной единицы снижают свою значимость в контексте книжного массива, будучи «передоверены» художественному целому. Таким образом, композиционное решение той или иной конкретной многосоставной структуры определяется взаимодействием составляющих её внутреннего контекста. Семантическое пространство её подчас сравнимо с
многозначной и «многозвучной» симфонической формой, внутри которой отдельные стихотворения, циклы, лейтмотивы, по известному выражению А.С. Кушнера, «перезваниваются», «подают друг другу руки» [5, с. 8].
Метажанр дает поэту уникальную возможность моделирования масштабного событийного комплекса, посредством которого и производится «концептуализация потока происходящего». В то же время он сохраняет свойственную лирическому роду природу времени: «мгновенность как метонимию вечности», членимость потока бытия на отдельные фрагменты.
Подчас тему и сюжетное развитие мотива трудно дифференцировать. Так, тема стихотворной книги Я. Полонского «На закате» - последняя вспышка жизненной энергии, интенсивность творческого дара, обостренность восприятия мира в момент перелома от зрелости к старости и смерти. Конкретное воплощение процесса происходит в различных планах: психологическом, социальном, эстетическом, естественно-природном. Поэтому в построении книги доминируют несколько повторяющихся мотивов-ситуаций, система которых создает метасобытие ЗАКАТА как всеобщего состояния, столь же естественного и прекрасного, сколько и жестокого и безобразного, особенно для мыслящего существа.
Рассмотрение архитектоники лирической книги требует дифференцированного подхода к различным типам изданий и нуждается в дальнейшей разработке на основании обширного материала.
[1] См.: Мирошникова О.В. Анализ лирического цикла и книги стихов. Канонические структуры и маргинальные формы циклизации в поэзии последней трети Х1Х века. Омск, 2001; и др.
[2] Дарвин М.Н. Поэтика лирического цикла («Сумерки» Е.А.Баратынского). Кемерово, 1987.
[3] См.:Ермоленко С.И. Лирика М.Ю.Лермонтова: жанровые процессы. Екатеринбург, 1996.
[4] Фоменко И.В. Лирический цикл: становление жанра, поэтика. Тверь, 1992.
[5] Кушнер А.С. Книга стихов // Вопросы литературы. 1975. №3.
