CC BY
35
НАУКА. ОБЩЕСТВО. ОБРАЗОВАНИЕ SCIENCE. SOCIETY. EDUCATION
УДК 327.339
DOI 10.18522/2072-0181-2022-109-5-16
«ЮЖНЫЙ ВЕКТОР» ГЕОСТРАТЕГИИ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ В СОВРЕМЕННОМ ГЛОБАЛЬНОМ И ЕВРАЗИЙСКОМ КОНТЕКСТЕ: СИСТЕМНЫЕ ФАКТОРЫ
АКТУАЛИЗАЦИИ
А.Г. Дружинин
THE "SOUTHERN VECTOR" OF THE GEOSTRATEGY OF THE RUSSIAN FEDERATION IN THE MODERN GLOBAL AND EURASIAN CONTEXT: SYSTEMIC FACTORS OF ACTUALIZATION
A.G. Druzhinin
Введение. В исторически сложившейся и ныне, в контексте масштабных глобальных социально-экономических трансформаций, продолжающей не только воспроизводиться, но и видоизменяться географической картине мира [1] понятия «юг» и «южный» являются одними из наиболее часто используемых, базовых, основополагающих при формировании присущего человечеству так называемого «румбового мышления» [2]: стратификации пространства (в том числе национального) по осям «запад - восток» и «север - юг».
С предметных позиций регионалисти-ки и общественной географии «юг» предстает позиционной, во-многом ситуационной, в существенной мере ментальной характеристикой (предопределяемой не только геодезией, карто-
Дружинин Александр Георгиевич - доктор географических наук, профессор, главный научный сотрудник, директор Северо-Кавказского НИИ экономических и социальных проблем Южного федерального университета, ведущий научный сотрудник Института географии Российской академии наук, 344006, Ростов-на-Дону, ул. Пушкинская, 160, e-mail: alexdru9@mail.ru, т.: 8(863)2560849.
графией, но и геоисторией, геополитикой, геоэкономикой), неизменно соотносимой с природно-климатическими и социально-экономическими особенностями территории. Представления о «юге» и «южности» (весьма длительный период продуктивно разрабатываемые в том числе и представителями обществоведческих дисциплин непосредственно в Южном федеральном университете [3-8]) изменчивы во времени и в пространстве, но в то же время неизменно конкретны здесь и сейчас, т.е. для той или иной страны, региона на определенной стадии их эволюционной траектории.
Дихотомия «север - юг» изначально была присуща нашей стране еще в домонгольский период [9], однако последовательно и полномасштабно современный российский Юг начинает
Alexander Druzhinin - Southern Federal University, 160, Pushkinskaya Street, Rostov-on-Don, 344006, e-mail: alexdru9@mail.ru, tel.: 8(863)2560849.
формироваться лишь с середины XVI столетия в связи с «выбросом» русской культуры в Приазовские, Причерноморские и Прикаспийские степи, с освоением русской культурой Предкавказья, ее последующего взаимодействия с кавказскими этнокультурными комплексами, иными сопредельными этносами, культурами, центрами силы [10]. Параллельно в российское пространство инкорпорируется юг Сибири, Туркестан [11]. На юго-востоке страна прирастает «южными» (по дальневосточным меркам) Приморьем и Приамурьем [12]. Российский Юг становится обширным, многокомпонентным, фактически «сердцевинным» в Евразии.
После разрушения СССР на фоне проявившейся в начале 1990-х гг. для геостратегии России дилеммы «Восток - Запад» [13] и все четче осознаваемой в последние годы необходимости разворота страны на Восток, равно как и ускоренного освоения Арктики [14], роль собственно Юга во-многом оказалась недооценена, выведена на второй план. Цель статьи - идентифицировать, обосновать «южный вектор» пространственного развития Российской Федерации, выявить системные факторы (геодемографические, геоэкономические и геополитические) его современной актуализации.
Глобальные и евразийские детерминанты современного разворота Российской Федерации на Юг. Проявившиеся еще в середине XX в. пространственные различия в старте и интенсивности демографического перехода [15] инициировали устойчивое (продолжающееся и поныне) изменение демографических пропорций в пользу превалирующего в мире массива государств так называемого Глобального Юга (подпадающего под определение развивающихся государств и стран с формирующимися рынками [16]). За последние 100 лет демографический потенциал в развитых странах удвоился, а в остальных - как минимум учетверился [17]. На этом фоне четче проявилась фактическая множественность формирующих человечество цивили-зационных, региональных и иных целостностей, стало активно осмысливаться их возросшее противостояние [18], равно как и конкуренция основных современных конфессий [19], идентифицировались основные ареалы и зоны социально-политической турбулентности, в том числе и в пределах Евразии [20].
Если в 1950 г. на европейский сегмент Евразии (Западную, Северную, Южную и Восточную Европу) приходилось 28% всего населения материка, то в настоящее время - не более 12%.
За последние 60 лет (1960-2020 гг.) население РСФСР - Российской Федерации выросло в 1,2 раза (на 24,2 млн человек), в то время как во всех бывших южных союзных республиках (Закавказье и Средняя Азия, включая Казахстан) - в 2,8 раза (на 60,8 млн человек).
Еще большая динамика демографического роста фиксировалась непосредственно к югу от территории СССР. Согласно переписи 1960 г., население Турции составляло лишь 27,8 млн человек (из них 1,7 млн проживало в крупнейшем городе страны - Стамбуле) [21]. За 19602020 гг. численность граждан Турецкой Республики увеличилась в 3,1 раза (на 56,8 млн человек), а самого Стамбула - практически десятикратно, придав этому мегаполису глобальный статус [22], превратив его в социально-экономическую доминанту всего Причерноморья [23]. Согласно данным за 1957 г., число жителей Ирана едва достигало 22,2 млн, а Афганистана - около 14 млн человек. С того периода их демографический потенциал возрос соответственно в 3,8 раза (на 62,1 млн человек) и 4,3 раза (на 29,9 млн человек). Еще интенсивнее и масштабнее прирастало население Пакистана - в 4,9 раза (на 175,9 млн человек) [21].
Стабильно наращивая свой демографо-экономический потенциал, ранее зависимые и полузависимые, лимитрофные для былых держав и империй территории обретали в итоге все больший геоэкономический вес, стали демонстрировать возросшую геополитическую субъ-ектность. Процесс этот благодаря сохраняющейся, равно как и прогнозируемой (в том числе и на уровне ООН [24]) на долгосрочную перспективу динамике, вне всякого сомнения, продолжится как минимум до конца текущего XXI столетия.
В целом по СССР темпы демографического роста оказались существенно ниже (за 19591989 гг. численность населения возросла только на 43%, в том числе непосредственно в РСФСР - на 26%). Конец XX - первые десятилетия XXI столетия были ознаменованы дальнейшей депопуляцией России, причем как в сопоставлении с основной массой ее южных соседей, так и в абсолютном измерении (последнее имело место в 1993-2010 гг. и вновь проявилось начиная с 2019 г.). На этом контрастном фоне практически на всем евразийском пространстве к югу от Российской Федерации (за исключением Абхазии, Армении, Грузии и Южной Осетии) последнюю четверть века продолжался (несмотря на некоторое замедление темпов естественной динамики [25]) активный демографический рост
с максимумом в Афганистане, Иордании, Ираке, Саудовской Аравии и Пакистане (табл. 1).
Последствия подобного рода характерной для современного человечества фрагментации и регионализации ранее практически повсеместного демографического взрыва оказались многоаспектными и противоречивыми. Они не только четче высветили саму дихотомию «север - юг», акцентировали ее геодемографический аспект (сохраняющий свою актуальность и поныне, учитывая, что население Африки к югу от Сахары, а также наименее развитых стран Азии по-прежнему быстро растет [25]), не только сместили общий баланс в пользу Юга (что стало осмы-
сливаться в том числе и как очередной тектонический сдвиг сил на международной арене [26]), но и предопределили рост взаимообусловленности, взаимной значимости «северного» и «южного» сегментов единой планетарной целостности. Современная Россия (и в особой мере ее крупнейшие города, полюса роста, непосредственно порубежные южные территории) оказалась в фокусе этой взаимозависимости, стала площадкой активного, расширяющегося диалога (широкого по своей тональности - от отчуждения и обособления до взаимной конвергенции и экспансии) пространственных, этнокультурных структур Севера и Юга.
Таблица 1
Динамика численности населения некоторых локализованных к югу (юго-западу и юго-востоку) от России государств Евразии за 1995 - 2020 гг.*
Страна Численность населения, тыс. человек Рост (сокращение) численности населения за 1995-2020 гг.
1995 2020 тыс. человек раз
Азербайджан 7685 10 110 2425 1,32
Армения 3217 2963 -254 0,92
Афганистан 18 110 38 928 20 818 2,15
Грузия 4700 3700 -1000 0,78
Египет 62 300 102 300 40 000 1,64
Индия 963 922 1 380 004 416 082 1,43
Иордания 4600 10 200 5600 2,22
Ирак 20 100 40 200 20 100 2,0
Иран 61 400 84 200 22 800 1,37
Казахстан 15 816 18 754 2938 1,19
Киргизия 4560 6592 2032 1,45
Китай 1 204 885 1 410 929 206 044 1,17
Пакистан 123 800 220 900 97 100 1,78
Саудовская Аравия 18 600 34 800 16 200 1,87
Таджикистан 5764 9538 3774 1,65
Туркменистан 4208 6031 1823 1,43
Турция 58 500 84 300 25 800 1,44
Узбекистан 22 785 34 232 11 450 1,50
Россия 148 400 144 100** 4300 0,97
Весь мир 5 706 754 7 752 840 2 046 086 1,36
Примечание: * составлено по данным Всемирного банка (https://datacatalog.worldbank.org/); ** без учета населения Крымского полуострова, с весны 2014 г. являющегося частью Российской Федерации.
Долгосрочные демографические изменения напрямую повлияли на мировую экономику (все последние годы прираставшую прежде всего именно Югом), придав дополнительный импульс трансформации ее пространственной архитектуры. Непосредственно в самой Евразии это проявилось в смещении центров хозяйственной активности на восток, юго-восток и юг,
формировании (в последнее десятилетие) ее четкой биполюсной (ЕС и КНР) конструкции. Так, согласно недавним подсчетам П.П. Яковлева (справедливо акцентирующего «тренд на повышение роли Юга в мировых делах, его возросшее влияние на судьбы человечества» [16]), доля государств глобального Юга в мировом ВВП за 1990-2019 гг. возросла с 31,12 до 50,36%, а в
мировом экспорте - с 29,66 до 49,53%. Подавляющую часть данного роста обеспечили государства Южной, Юго-Восточной и Восточной Азии (особым образом - Китай [27]). Видоизменялись, прирастали и инвестиционные возможности южных стран. В частности, по данным А.В. Кузнецова (оперирующего статистикой ЮНКТАД), если в течение 1990 г. в общемировом масштабе 94,6% прямых иностранных инвестиций происходили из развитых стран, то в 2018 г. данный показатель снизился до 55,1% [28]. Юг превратился при этом не только в весомого и приоритетного партнера для государств Севера, но и сам оказался способен к выстраиванию межстрановой координации, формированию собственной глобальной повестки, генерированию эндогенных полюсов роста с соответствующими им сферами геостратегического влияния. Общественно-географическая реальность стала в итоге многомернее, мозаичнее, обрела возросшую динамику.
Что касается собственно России, то, испытав масштабный структурный спад в первой половине 1990-х гг., в целом за постсоветский период она достаточно ощутимо сдала былые экономические позиции в Евразии (в особой мере - в сопоставлении с Китаем и Индией). При этом уже с начала 1990-х гг. Российская Федерация оказалась в ситуации одновременного соседства (как прямого, так и опосредованного) как со сверхкрупными (в том числе и стремительно нарастившими в последние 10-15 лет свой геоэкономический потенциал) страновыми хозяйственными системами, так и с государствами, существенно уступающими нашей стране по масштабу и уровню экономического развития. Эта двойственность положения инициировала не только и поныне сохраняющуюся российскую геоэкономическую европоцентричность и в целом вестернизированность (показательно, что не менее 65% оборота современной внешней торговли Российской Федерации по-прежнему приходится на долю коллективного Запада [29]; на страны, входящие в НАТО, а также на их союзников и сателлитов даже по итогам «пандемий-ного» 2020 г. было ориентировано до 52% всего российского выездного турпотока), но и благоприятствовала возрастающей привязке российской экономики к новым государствам-лидерам (в настоящее время доля КНР во внешнеторговом обороте России достигает 18%, в то время как еще в 2010 г. составляла 9,5% [30]). Параллельно сложились возможности для частичного
восстановления (преимущественно в рамках цен-тро-периферийной модели) взаимоотношений с некоторыми бывшими союзными республиками. Причем наиболее стабильно (если оставить за рамками рассмотрения взаимодействия в формате Союзного государства) развивались внешнеэкономические связи, при этом именно с новыми государствами постсоветского Юга.
Приоритеты и направления активизации геостратегического взаимодействия России с государствами ее южного порубежья. Согласно федеральной таможенной статистике за январь-ноябрь 2021 г., на долю постсоветских государств Центральной Азии и Южного Кавказа приходится 5,7% всего объема внешней торговли РФ, что, кстати, лишь ненамного превышает аналогичный показатель по связям с иным значимым южным соседом - Турецкой Республикой (4,1%). Взаимодействия с постсоветскими государствами, тем не менее, имеют несомненный потенциал роста. Они выступают к тому же органичной частью (и условием) все более значимого для Российской Федерации всего «южного вектора» ее геоэкономической активности. Уже сейчас во внешнеторговом обороте России удельный вес стран, локализованных в южном (юго-западном, а также юго-восточном) от нее секторе материка Евразия (от Турции и Израиля до Вьетнама и Филиппин), составляет почти 41% (Евросоюза - 35,9%), при том что 10 лет назад (2011 г.) аналогичный показатель составлял лишь 29,8%; две трети прироста южной составляющей внешнеторговой активности обеспечил именно рост взаимодействия РФ с Китаем. Геоэкономически «южный вектор» российской активности и интересов в последние годы сместился в итоге на восток и юго-восток. Геополитически вследствие нарастающего конфликта в системе «Россия - Запад» - он оказался более рассредоточен: ориентирован на одновременное обустройство и отстаивание значимых для нашей страны юго-западных рубежей (Причерноморье, Кавказ), диалог с государствами Ка-спийско-Центральноазиатского макрорегиона, укрепление военно-стратегического партнерства с Китаем.
Следует также подчеркнуть, что в условиях нарастающей в Евразии многополюсности и усиливающейся конкуренции множественных геоэкономических и геополитических интеграционных проектов (расширение НАТО, ев-роинтеграция, развитие ЕАЭС, формирование структур «Тюркского мира», имплементация ки-
тайского «Одного пояса, одного пути» и др.) для России хозяйственные и культурные позиции в оконтуривающих ее с юга постсоветских государствах обретают именно геостратегическое значение, несоизмеримое просто с некой определенной (как правило, невысокой) долей той или иной страны в структуре российского внешнеторгового оборота. Удержание и укрепление внешнеторгового, инвестиционного, финансового присутствия в своем «южном подбрюшье» равнозначно для России и поддержанию столь необходимой военно-политической стабильно-
вительно имеет место. Это обстоятельство наглядно иллюстрирует таможенная статистика (см. табл. 2).
Поскольку геоисторически, геокультурно и отчасти экономически внешний для Российской Федерации ее «внешний Юг» во многих локальных ситуациях сопряжен с собственно российским южным порубежьем, с ее регионами (являя с ними единые трансграничные целостности), наша страна (для которой со второй половины 2013 г. угрозы и риски на южном фланге стали нарастать лавинообразно [31]) в этом контексте будет вынуждена и далее реагировать и на тренды глобализации (в ее в целом пока сохраняющейся вестернизированной ипостаси), и на «фактор Китая», и на «тюркскую интеграцию» (центрированную на Турецкой Республике), равно как и на иные евразийские вызовы - наращиванием собственной «южной» геоэкономической активности, в том числе на Кавказе и в странах Центральной Азии. Последняя, кстати, весьма значима для целого ряда отраслей хозяйства, включая и несырьевые. Так, в частности,
сти по внешнему контуру нашей страны, и сохранению возможности использования транс-портно-логистической инфраструктуры постсоветских государств (в том числе в интересах неокеанического доступа к потенциально сверхпривлекательным рынкам Пакистана и особенно Индии), и наконец пролонгации роли, статуса Российской Федерации как исторически ведущей, ныне все еще весьма значимой евразийской державы. Симптоматично, позитивно в связи с этим, что геоэкономический разворот России на бывший советский Юг в последние годы дейст-
согласно статистке Международной торговой организации, по итогам 2020 г. только на Казахстан нацелен 41% экспортируемой из Российской Федерации молочной продукции, 35% транспортных средств, 34% железнодорожных локомотивов, 19% электрических машин, 17% фармацевтических препаратов и т.д. В российских вузах обучается порядка 170 тыс. граждан южных постсоветских государств, что эквивалентно 4% от общей численности всего студенчества в высших учебных заведениях нашей страны. Именно евразийский Юг выступает в последние годы и приоритетным потребителем продукции российского (все в большей мере ориентированного на внешние рынки) агропромышленного комплекса, его растениеводческой, в первую очередь зерновой составляющей. По итогам 2020 г. Россия, в частности, экспортировала порядка 30% произведенного в стране зерна (объем поставок на зарубежные рынки составил более 37,2 млн т); основная доля этого товарного потока (ставшего устойчивым, а для экономики целого ряда российских регионов - системообразующим) ори-
Таблица 2
Удельный вес южных постсоветских государств в структуре внешнеторгового оборота Российской Федерации в 2010-2021 гг. (%)
Страна 2010 2013 2015 2019 2020 2021
Азербайджан 0,3 0,4 0,5 0,5 0,5 0,4
Армения 0,1 0,2 0,2 0,4 0,4 0,3
Грузия 0,0 0,1 0,1 0,2 0,2 0,2
Казахстан 2,7 3,1 2,9 2,9 3,4 3,3
Киргизия 0,2 0,3 0,3 0,3 0,3 0,3
Таджикистан 0,1 0,1 0,2 0,1 0,1 0,2
Туркмения 0,1 0,2 0,2 0,1 0,2 0,1
Узбекистан 0,6 0,5 0,5 0,8 1,1 0,9
Всего по семи государствам 4,1 4,9 4,6 5,3 6,2 5,7
Примечание: сост. по данным Федеральной таможенной службы.
ентирована именно на локализованные к югу от Актуализируясь, становясь значимым,
нашей страны государства Евразии (табл. 3). «южный вектор» геостратегии Российской Феде-
Таблица 3
Основные страны - импортеры российской пшеницы в 2020 г.
Страна Объем экспорта из России, тыс. т Доля страны в российском экспорте,%
Египет 8255 23
Турция 7901 21
Бангладеш 1941 5
Азербайджан 1385 4
Пакистан 1179 3,2
ОАЭ 674 1,8
Грузия 588 1,6
Израиль 541 1,5
Армения 335 0,9
Иордания 293 0,8
Ливан 159 0,4
Киргизия 131 0,4
Туркменистан 17 0,1
Примечание: сост. по данным Международной торговой организации (https://www.trademap.
ощ).
рации обретает при этом не только свое внешнее, но и внутристрановое измерение, требующее сфокусированного внимания к собственно феномену российского Юга, к его пространственной делимитации, структурированию.
Южные территории России: важнейшие тренды постсоветской динамики. Сфокусированная главным образом на южные (по отношению к нашей стране) государства зерновая (и в целом аграрная, агропромышленная) российская специализация усилила и пролонгировала проявившийся еще в первые постсоветские годы значимый пространственный тренд - сдвиг сельскохозяйственной активности в самой России в ее южные (юго-западные) регионы [32; 33], отличающиеся сравнительно благоприятным аг-ропотенциалом (экстремальные для земледелия природные условия характерны для 65% территории страны [34]). Именно на юге (юго-западе) Российской Федерации, в ее степной зоне, на приморских территориях сформировались экс-портоориентированные аграрно-портовые комплексы (специализированные на зерновых и масличных культурах, их производстве, хранении, транспортировке, частичной переработке), что, в свою очередь, повысило агропродовольствен-ную и, соответственно, геоэкономическую значимость для России ее Юга.
Согласно данным за 2019 г., субъекты европейской части Российской Федерации, распо-
ложенные примерно вдоль 50-й параллели и южнее от нее (регионы Южного и Северо-Кавказского федеральных округов плюс Белгородская, Воронежская, Курская и Саратовская области), обеспечили почти 50% всего зернопроизвод-ства страны, 58% сбора семян подсолнечника, 49% урожая овощей, 55% урожая плодов и ягод. Удельный вес данных территорий в общем объеме продукции сельского хозяйства страны достиг при этом 40% (в 2005 г. данный показатель составлял 31,4%, в 2010 г. - 35%). Эта повышательная тенденция соответствовала общей логике приближения сельскохозяйственного производства к зарубежным территориям с мощным потенциалом спроса.
Растущие, уже сейчас значимые [35], но в еще большей мере потенциально привлекательные для российского экспорта рынки юга (евразийского и африканского) создают дополнительную мотивацию и для общего наращивания исторически сложившейся (и резко возросшей непосредственно в постсоветский период) транспортно-коммуникационной функции южнороссийских территорий. Отставая по темпам наращивания морской логистики от Арктики, Тихоокеанской России, а в отдельные временные интервалы - и Балтики, основные портовые терминалы российского Юга (Юго-запада) продолжают, тем не менее, устойчиво наращивать грузоперевалку (см. табл. 4).
Только за 2013-2018 гг. грузопоток через российские причерноморские и приазовские морские порты вырос практически в 1,5 раза, что превысило средний по России тренд (1,38). В 2019-2020 гг. активизировалась логистика на Каспии. В 2021 г. вновь начала расти грузопе-ревалка в Новороссийске и особенно в Тамани (за один год грузооборот этого порта увеличился в 1,6 раза, достигнув 35,8 млн т). Параллельно юго-западному все большую для Российской Федерации значимость обретал и юго-восточный (также в значительной мере морской) вектор геоэкономической активности, что хорошо иллюстрирует как общий рост грузооборота морских портов Дальнего Востока (за 2013-2021 гг. -в 1,55 раза), так и наблюдаемая в последнее десятилетие в целом положительная (контрастирующая с общей депопуляцией тихоокеанской России [36; 37]) динамика численности населения Владивостока и Южно-Сахалинска - важнейших, узловых компонент предельно смещенного на юг дальневосточного фасада нашей страны. С середины «нулевых» годов, впрочем,
Миграционная привлекательность Причерноморья (а также в несколько меньшей мере - Ставропольского края, Белгородской и Воронежской областей), дополняемая сохраняющимся (достаточно высоким по российским меркам) естественным приростом населения в Дагестане, Ингушетии и Чечне, предопределяет и общую пролонгированную тенденцию перетока населения на юг (юго-запад) страны. Иллюстрируя и акцентируя ее статистикой двух последних десятилетий, желательно первоначально вывести за рамки анализа два общефедеральных мегацентра социально-экономической активности (резко видоизменяющих архитектуру российского пространства в пользу Центра и Северо-Запада): Московский (город и область) и Санкт-Петербургский. Требует одновременно идентификации, дополнения (с учетом реалий азиатской части страны) и вся группировка
еще интенсивнее и масштабнее (благодаря не только магистральным транспортно-инфра-структурым проектам, но подготовке к проведению зимних Олимпийских игр в Сочи) протекало формирование российского юго-западного (причерноморского) фасада, с 2014 г. пролонгированного на Крым, обретшего контур «Причерноморской дуги опережающего развития» (от Адлера и Сочи до Евпатории [38]). Именно эти приморские территории предопределяют (наряду с Краснодаром и Ростовской агломерацией) повышенную миграционную притягательность (в масштабе Российской Федерации) всего Южного федерального округа. В целом же по итогам 2019 г. положительное сальдо миграции по четырем наиболее привлекательным субъектам ЮФО (Краснодарский край, Ростовская область, Республика Крым и Севастополь) составило около 65 тыс. человек. В современной России это третий по значению (после Московского региона и Санкт-Петербурга с Ленинградской областью) приоритетный (хотя и рассредоточенный) полюс демографического притяжения.
южных регионов. Решая данную задачу (окон-туривая внутрироссийский Юг по его северной границе), целесообразно, как видится, исходить из ландшафтных (рубеж степи и лесостепи), геодезических, а также климатологических особенностей того или иного региона. В соответствии с этим подходом для европейской части в качестве южных уместно рассматривать все территории, расположенные на 50-й параллели и южнее от нее (климатологи классифицируют их как «наиболее благоприятную зону» [39]). Для Сибири (с присущей ей иной шкалой сопоставлений) южными являются территории, определяемые для жизнедеятельности человека как «условно благоприятная зона» (Алтайский край, Новосибирская и Кемеровская области). Для Дальнего Востока (тихоокеанской России) в аналогичном качестве целиком выступает лишь Приморский край. Собственно российский Юг в
Таблица 4
Распределение грузооборота морских портов России по бассейнам в 2013-2020 гг. (%)
Бассейн 2013 2014 2015 2016 2017 2018 2019 2020 2021
Азово- Черноморский 174,4 194,5 232,9 244,0 269,5 272,2 258,1 252,0 256,8
29,6 31,2 34,4 33,8 34,2 33,3 30,7 30,7 30,7
Каспийский 7,8 7,9 6,7 6,1 3,9 4,8 7,4 8,1 7,0
1,3 1,3 1,0 0,8 0,5 0,6 0,9 1,0 0,8
Россия всего 589,0 623,4 676,7 721,9 787,0 816,5 840,3 820,8 835,2
100,0 100,0 100,0 100,0 100,0 100,0 100,0 100,0 100,0
Примечание: сост. по данным Ассоциации морских торговых портов России.
итоге не только чрезвычайно вытянут в широтном направлении, но и дискретен, неоднороден, неравновесен. Его специфика просматривается не столько при компаративистике собственно южных регионов, сколько при сопоставлении последних с сопредельными с ними северными территориями (в рамках крупных российских макрорегионов, наподобие Сибири, Дальнего Востока, европейской части страны).
Что же касается актуальных тенденций (т.е. периода, когда страна вышла из спровоцированного развалом СССР спада), то, согласно данным Росстата, за период 2002-2019 гг. численность южного населения (без учета Крыма) возросла (суммарно) в европейской части страны (с 30,7 до 31,4 млн человек), одновременно сократившись в Сибири (с 8,2 до 7,8 млн человек) и на Дальнем Востоке (данные по Приморскому
краю - 2,1 и 1,9 млн соответственно). Характерно, что темпы депопуляции, присущей южным регионам азиатской России, в целом аналогичны суммарному показателю по Сибирскому и Дальневосточному федеральным округам (для Приморского края темпы сокращения численности населения выше, но не превышают средние непосредственно по Дальнему Востоку России). Феномен притягательности юга в демографической сфере, таким образом, практически проявляется лишь в пределах европейской части страны (в рамках общего постсоветского поворота в расселении на юг и юго-запад [40]), где на него одновременно влияет этнодемография, качество среды обитания, агропотенциал и постсоветские миграционные стереотипы и ориентиры жителей востока и севера страны (табл. 5).
Таблица 5
Удельный вес в Российской Федерации ее южных территорий в 2002-2019 гг. (%)
Южные территории России Численность населения Валовый региональный продукт Ввод жилья
2002 2010 2019 2002 2010 2018 2002 2010 2019
Южные регионы европейской части России* 24,9 25,8 26,5 15,1 17,6 17,5 30,3 29,3 27,0
Южные регионы Сибири** 6,7 6,6 6,6 5,1 5,5 5,2 5,0 6,6 5,0
Юг тихоокеанской России*** 1,7 1,6 1,6 1,3 1,8 1,4 0,7 1,2 0,9
Все южные регионы Российской Федерации 33,3 34,0 34,7 21,5 24,9 24,1 36,0 37,1 32,9
Примечания: сост. по данным Росстата; данные приведены без учета Москвы, Московской области, Санкт-Петербурга, а также регионов Крымского полуострова; *Южный и Северо-Кавказский федеральные округа, Белгородская, Воронежская, Курская и Саратовская области; "Алтайский край, Новосибирская и Кемеровская области; "'Приморский край.
С марта 2014 г. общая численность российских южан приросла также за счет жителей Крымского полуострова, составив (по ситуации на начало 2020 г.) 43,5 млн человек, что эквивалентно почти 30% населения Российской Федерации. Это усилило и ранее имевший место дисбаланс между экономическим потенциалом российского Юга (в особой мере - его европейской составляющей) и присущим соответствующим территориям уровнем заселенности, приростом численности населения. Тем более что характерное для «нулевых» годов некоторое перераспределение ВРП страны в пользу ее юга (включая азиатскую часть) было затем приостановлено, сменилось очередным хозяйственным
отставанием южных территорий, что пролонгировало их статус (в первую очередь Республики Крым, Дагестана, Чечни) как приоритетных получателей федеральной бюджетной поддержки (на долю южных регионов европейской части страны в 2019 г. пришлось 28,4% всего объема безвозмездных поступлений в бюджеты субъектов РФ). На этом фоне по-прежнему сохраняется выраженное отставание южных регионов азиатской части по уровню социального обустройства территории (что подтверждает ключевой индикатор - объем нового жилищного строительства). Параллельно постепенно утрачивает свою былую (постсоветскую) привлекательность жилищная сфера юга в европейской части Рос-
сии. Сохраняющийся (и отчасти нарастающий) диссонанс между демографическим потенциалом южных территорий и их социально-экономическими возможностями множит потенциал этно- и геополитических рисков. Последние усугубляются по мере активизации на юго-востоке и юго-западе страны трансграничных взаимодействий, соответствующей регионализации (в том числе и акваториально-территориальной в рамках Черноморско-Азовского, Япономор-ского, Каспийского регионов), своей большей частью центрированной на сопредельные с собственно Российской Федерацией (в том числе и конкурентные ей) ядра экономической и геополитической активности. Мусульманские (по численному превалированию представителей этносов, приверженных исламу), равно как и тюркские (по лингвистическим особенностям компактно проживающих представителей тех или иных этносов) локалитеты российского Юга оказываются при этом не только значимыми ареалами трансцивилизационных, кросскультурных контактов, но и практически в положении двойной и даже тройной периферии (как российской цивилизации, так и уммы, а также тюркского мира), что само по себе создает существенную мотивацию для их идентификации и рассмотрения с позиций федерального менеджмента [41] как приоритетных геостратегических значимых территорий РФ.
Заключение. Возрастающая активность на глобальном и евразийском Юге, позиции в соответствующих сопредельных государствах, равно как и в складывающихся на стыках с ними трансграничных регионах, - позволяют России развиваться, утверждать себя в качестве де-факто значимой не только евразийской, но и мировой державы. В связи с этим «южный вектор» российской политики, включая ее экономическую и гуманитарную составляющие (наряду с освоением Арктики, разворотом на Восток, а также удержанием позиций в западном порубе-жье), обретает приоритетное и пролонгированное значение. Его нормативно-правотворческое обеспечение будет реализовано, как видится, в рамках дальнейшей содержательной проработки фигурирующего в «Стратегии пространственного развития Российской Федерации на период до 2025 года» понятия «геостратегическая территория» (с его фокусировкой на юге, южном порубе-жье страны), а также опоры на уже имеющиеся в арсенале федерального менеджмента аналоги-прецеденты, связанные в первую очередь с идентификацией арктической зоны РФ, созда-
нием особых целевых механизмов и институтов системной поддержки северных и восточных территорий страны. Потребует «южный вектор» и своего научно-практического обоснования, системно генерируемого в рамках особого самостоятельного междисциплинарного исследовательского направления, которое (с учетом предметно-объектной специфики и основополагающих методологических подходов) уместно обозначить как геостратегическое российское юговедение.
Содержательно оконтуривая и структурируя традиционно широко представленную в российском научном дискурсе «южную» тематику (включая и ее зарубежную составляющую), данное направление призвано, концептуально обосновывая существенность, практическую необходимость приоритетного (и обязательного!) включения в геостратегию Российской Федерации «южного вектора», фокусировать внимание как собственно на феномене российского Юга (в его многообразии, временной и пространственной изменчивости), на приуроченных к нему трансграничных территориях, так и на значимых для России странах и регионах к югу (юго-западу, юго-востоку) от современных российских границ, разноаспектных взаимодействиях с ними.
Данное направление, представляя собой отчасти ветвь проблемного россиеведения, отчасти обособленную составляющую евразийских исследований, призвано (на стыке общественной географии и пространственных разделов экономики, демографии, политологии, социологии и культурологии) объединить ранее уже оформившееся в структуре российской науки кавказоведение, причерноморские и прикаспийские исследования, отдельные (выходящие на «южную» для России проблематику) разделы сибиреведе-ния, изучения Дальнего Востока страны, а также зарубежного страноведения (регионоведения) в рамках единого методологического подхода, предусматривающего, в частности: 1) восприятие «фактора юга» как итога стратегических глобальных и евразийских изменений; 2) понимание существенности дихотомии «север - юг» для пространственного развития России, ее геоэкономики и геополитики; 3) видение как континуальности российского Юга (его трансграничного единства и взаимозависимости по обе стороны от внешних рубежей Российской Федерации), так и его дискретности (специфичности, относительной обособленности по отдельным макрорегионам, секторам); 4) признание соот-
носительности (в том числе применительно к России) «юга» и «южности», необходимости учета их пространственно-временной динамики, идентификации не только от места к месту, но и в хронологическом (стадиальном, циклическом) аспекте. Потребность в подобного рода подходах все более актуализируется.
ЛИТЕРАТУРА
1. Максаковский В.П. Географическая картина мира. Кн. 1. Общая характеристика мира. М.: Дрофа, 2008. 495 с.
2. Мартынов В.Л. Четыре стороны России: основные тенденции макрорегионального развития // Псковский регионологический журнал. 2018. № 4. С. 3-19.
3. Дружинин А.Г. Глобальное позиционирование Юга России: факторы, особенности, стратегии. Ростов н/Д: Изд-во ЮФУ, 2009. 288 с.
4. Овчинников В.Н., Колесников Ю.С. Силуэты региональной экономической политики на Юге России. Ростов н/Д: Изд-во ЮФУ, 2008. 176 с.
5. Колесников Ю.С. Проблемы модернизации периферийной экономики российского Кавказа // Проблемы прогнозирования. 2014. № 4 (145). С. 99-107.
6. Сущий С.Я. Северный Кавказ: реалии, проблемы, перспективы первой трети XXI столетия. Москва: URSS, 2013. 432 с.
7. Черноус В.В. Этнонационализм и геополитические игры на Кавказе // Философия права. 2011. № 2 (45). С. 114-123.
8. Жданов Ю.А. Солнечное сплетение Евразии // Известия вузов. Сев.-Кав. регион. Общественные науки. 1998. № 2. С. 3-10.
9. Формозов А.А. Древнейшие этапы истории Европейской России. М.: Наука, 2002. 154 с.
10. Дружинин А.Г. Юг России конца XX - начала XXI в. (экономико-географические аспекты). Ростов н/Д: Изд-во Рост. ун-та, 2005. 327 с.
11. Пржевальский Н.М. Четвертое путешествие в Центральной Азии. От Кяхты на истоки Желтой реки, исследование северной окраины Тибета и путь через Лоб-Нор по бассейну Тарима. СПб.: Тип. В.С. Балашева, 1888. 556 с.
12. Минакир П.А. Россия на Тихом океане (приобретение Россией тихоокеанских провинций и генезис управления их освоением и развитием) // Пространственная экономика. 2006. № 3. С. 104-124.
13. Российское пограничье: вызовы соседства / под ред. В.А. Колосова. М.: ИП Митушкина И.И., 2018. 562 с.
14. Караганов С. Новые идеи для себя и мира // Россия в глобальной политике. 2020. № 2. С. 21-32.
15. Народонаселение стран мира: справочник / под ред. Б.Ц. Урланиса. М.: Статистика, 1978. 527 с.
16. Яковлев П.П. Глобальный Юг: концептуальные подходы и социально-экономические процессы //
Контуры глобальных трансформаций: политика, экономика, право. 2021. Т. 14, № 2. С. 6-27.
17. Шишков Ю. Демографический переход и экономический рост // Мировая экономика и международные отношения. 2005. № 8. С. 31-40.
18. Хантингтон С. Столкновение цивилизаций. М.: АСТ, 2003. 603 с.
19. Горохов С.А. Трансформация цивилизационного и конфессионального пространства мира в XX -начале XXI в. // Известия Российской академии наук. Сер. географическая. 2012. № 6. С. 107-116.
20. Бжезинский З. Великая шахматная доска. (Господство Америки и его геостратегические императивы). М.: Международные отношения, 1998. 256 с.
21. Страны Ближнего и Среднего Востока: справочник. М.: Политиздат, 1964. 207 с.
22. Diversity and power in the world city network / Taylor P. [et al.] // Cities. 2002. № 19. P. 231-241.
23. Дружинин А.Г. Динамика численности населения городов Причерноморья в постсоветский период: геоэкономические и геополитические аспекты // Научная мысль Кавказа. 2018. № 1. С. 61-69.
24. Демографические изменения. URL: https://www. un.org/ru/un75/shifting-demographics.
25. Иванов С.Ф. Демографический взрыв: динамика, проблемы, решения // Мировая экономика и международные отношения. 2017. № 7. С. 15-26.
26. Zakaria F. The Post-American world. N.Y.: W.W. Norton & Company, 2008. 292 p.
27. Гонтарь Н.В. Глобальный «Юг»: особенности формирования геоэкономического потенциала // Вестник Воронежского государственного университета. Сер. География. Геоэкология. 2018. № 3. С. 5-12.
28. Кузнецов А.В. Концепции экономического взаимодействия по линии Юг - Юг // Контуры глобальных трансформаций: политика, экономика, право. 2019. Т. 12. № 3. С. 30-46.
29. Дружинин А.Г. Концепт «внутриконтиненталь-ных соседств» в идеологемах основоположников «евразийства» // Научная мысль Кавказа. 2020. № 2. С. 5-13.
30. Дружинин А.Г. Идеи классического евразийства и современность: общественно-географический анализ. Ростов н/Д: Изд-во ЮФУ, 2021. 270 с.
31. Матишов Г.Г. Опасные тенденции и риски на южном фланге России. Ростов н/Д: Изд-во ЮНЦ, 2016. 352 с.
32. Нефедова Т.Г. Сельская Россия на перепутье. Географические очерки. М.: Новое издательство,
2003. 405 с.
33. Дружинин А.Г., Ионов А.Ч., Кетова Н.П. АПК России: факторы, особенности и механизмы регионализации. Ростов н/Д: Изд-во СКНЦ ВШ,
2004. 324 с.
34. Нефедова Т.Г. Основные тенденции изменения социально-экономического пространства сель-
ской России // Известия Российской академии наук. Сер. географическая. 2012. № 3. С. 5-21.
35. Кузнецов А.В. Изменение географии производства в России под влиянием разворота экспорта на глобальный Юг // Настоящее и будущее России в меняющемся мире: общественно-географический анализ и прогноз: материалы международной науч. конф. (Ижевск, 13-18 сентября 2021 г.) / под общ. ред. А.Г. Дружинина, В.П. Сидорова. Ижевск: Удмурт. ун-т, 2021. С. 33-38.
36. Бакланов П.Я. Тихоокеанская Россия: географические и геополитические факторы развития // Известия Российской академии наук. Сер. географическая. 2015. № 5. С. 8-19.
37. Ершов Ю.С., Тарасова О.В. Азиатская Россия -основные противоречия современного развития // ЭКО. 2020. № 50 (8). С. 8-30.
38. Дружинин А.Г. Юг России в меняющемся геостратегическом контексте: важнейшие структурные компоненты и тренды (взгляд географа-обществоведа) // Научная мысль Кавказа. 2014. № 3. С. 58-66.
39. Виноградова В.В. Изменение природно-климатической дискомфортности в XX-XXI вв. на территории России // Вестник Московского университета. Сер. 5. География. 2018. № 3. С. 30-39.
40. Трейвиш А.И. Город, район, страна и мир. Развитие России глазами страноведа. М.: Новый хронограф, 2009. 372 с.
41. Кузнецова О.В. Стратегия пространственного развития Российской Федерации: иллюзия решений и реальность проблем // Пространственная экономика. 2019. Т. 15, № 4. С. 107-125.
REFERENCES
1. Maksakovskiy V.P. Geograficheskaya kartina mira. Kn. 1. Obshchaya kharakteristika mira [Geographical picture of the world. Book 1. General characteristics of the world]. Moscow, Drofa, 2008, 495 p.
2. Martynov V.L. Pskovskiy regionologicheskiy zhur-nal, 2018, no. 4, pp. 3-19.
3. Druzhinin A.G. Globalnoe pozitsionirovanie Yuga Rossii: faktory, osobennosti, strategii [Global positioning of the South of Russia: factors, features, strategies.]. Rostov-on-Don, Pulishing house of SFe-dU, 2009, 288 p.
4. Ovchinnikov V.N., Kolesnikov Yu.S. Siluety region-alnoy ekonomicheskoy politiki na Yuge Rossii [Silhouettes of regional economic policy in the South of Russia]. Rostov-on-Don, Pulishing house of SFedU, 2008, 176 p.
5. Kolesnikov Yu.S. Problemyprognozirovaniya, 2014, no. 4 (145), pp. 99-107.
6. Sushchiy S.Ya. Severnyy Kavkaz: realii, problemy, perspektivy pervoy treti XXI stoletiya [North Caucasus: realities, problems, prospects of the first third of the XXI century]. Moscow, URSS, 2013, 432 p.
7. Chernous V.V Filosofiya prava, 2011, no. 2 (45), pp. 114-123.
8. Zhdanov Yu.A. Izvestiya vuzov. Sev.-Kav. region. Ob-shchestvennye nauki, 1998, no. 2, pp. 3-10.
9. Formozov A.A. Drevneyshie etapy istorii Evropeys-koy Rossii [The most ancient stages of the history of European Russia]. Moscow, Nauka, 2002, 154 p.
10. Druzhinin A.G. Yug Rossii kontsa XX - nacha-la XXI v. (ekonomiko-geograficheskie aspekty) [The South of Russia of the late XX - early XXI centuries (economic and geographical aspects)]. Rostov-on-Don, Pulishing house of Rostov University, 2005, 327 p.
11. Przhevalsky N.M. Chetvertoe puteshestvie v Tsen-tralnoy Azii. Ot Kyakhty na istoki Zheltoy reki, issle-dovanie severnoy okrainy Tibeta i put cherez Lob-Nor po basseynu Tarima [The fourth journey in Central Asia. From Kyakhta to the sources of the Yellow River, exploring the northern outskirts of Tibet and the way through the Lobnor along the Tarim basin]. St. Petersburg, Printing house of V.S. Balashev, 1888, 556 p.
12. Minakir P.A. Prostranstvennaya ekonomika, 2006, no. 3, pp. 104-124.
13. Rossiyskoe pogranichie: vyzovy sosedstva / pod red. VA. Kolosova [Russian borderland: challenges of the neighborhood / Ed. by VA. Kolosov]. Moscow, Mitushkin I.I., 2018, 562 p.
14. Karaganov S. Rossiya v globalnoy politike, 2020, no. 2, pp. 21-32.
15. Narodonaselenie stran mira: spravochnik / pod red. B.Ts. Urlanisa [The population of the countries of the world / Ed. by B.Ts. Urlanis]. Moscow, Statistika, 1978, 527 p.
16. Yakovlev P.P. Kontury globalnykh transformatsiy: politika, ekonomika, pravo, 2021, vol. 14, no. 2, pp. 6-27/
17. Shishkov Yu. Mirovaya ekonomika i mezhdunarod-nye otnosheniya, 2005, no. 8, pp. 31-40.
18. Huntington S. Stolknovenie tsivilizatsiy [Clash of civilizations]. Moscow, AST, 2003, 603 p.
19. Gorokhov S.A. Izvestiya Rossiyskoy akademii nauk. Ser. geograficheskaya, 2012, no. 6, pp. 107-116.
20. Brzezinski Z. Velikaya shakhmatnaya doska (Gos-podstvo Ameriki i ego geostrategicheskie imperativy) [The great chessboard (American primacy and its geostrategic imperatives)]. Moscow, Mezhdunarod-nye otnosheniya, 1998, 256 p.
21. Strany Blizhnego i Srednego Vostoka: spravochnik [Countries of the Near and Middle East]. Moscow, Politiizdat, 1964, 207 p.
22. Taylor P. et al. Cities, 2002, no. 19, pp. 231-241.
23. Druzhinin A.G. Nauchnaya mysl Kavkaza, 2018, no. 1, pp. 61-69.
24. Demograficheskie izmeneniya [Demographic change]. Available at: https://www.un.org/ru/un75/ shifting-demographics.
25. Ivanov S.F. Mirovaya ekonomika i mezhdunarodnye otnosheniya, 2017, no. 7, pp. 15-26.
26. Zakaria F. The Post-American world. N.Y., W.W. Norton & Company, 2008, 292 p.
27. Gontar N.V. Vestnik Voronezhskogo gosudarstven-nogo universiteta. Ser, Geografiya. Geoekologiya, 2018, no. 3, pp. 5-12.
28. Kuznetsov A.V Kontury globalnykh transformatsiy: politika, ekonomika, pravo, 2019, vol. 12, no. 3, pp. 30-46.
29. Druzhinin A.G. Nauchnaya mysl Kavkaza, 2020, no. 2, pp. 5-13.
30. Druzhinin A.G. Idei klassicheskogo evraziystva i sovremennost: obshchestvenno-geograficheskiy analiz [The ideas of classical Eurasianism and modernity: socio-geographical analysis]. Rostov-on-Don, Pulishing house of SFedU, 2021, 270 p.
31. Matishov G.G. Opasnye tendentsii i riski na yuzh-nom flange Rossii [Dangerous trends and risks on the southern flank of Russia]. Rostov-on-Don, Publishing house of Southern Scientific Center, 2016, 352 p.
32. Nefedova T.G. Selskaya Rossiya na pereputie. Geo-graficheskie ocherki [Rural Russia at the crossroads. Geographical essays]. Moscow, Novoe izdatelstvo, 2003, 405 p.
33. Druzhinin A.G., Ionov A.Ch., Ketova N.P. APK Ros-sii: faktory, osobennosti i mekhanizmy regionalizatsii [Agro-industrial complex of Russia: factors, features and mechanisms of regionalization]. Rostov-on-Don: Publishing house of North Caucasian Centre of Scie nce of the Higher School, 2004, 324 p.
34. Nefedova T.G. Izvestiya Rossiyskoy akademii nauk. Ser. geograficheskaya, 2012, no. 3, pp. 5-21.
35. Kuznetsov A.V. Izmenenie geografii proizvodstva v Rossii pod vliyaniem razvorota eksporta na global-
nyy Yug [The change in the geography of production in Russia under the influence of the reversal of exports to the global South]. In: Nastoyashchee i budushchee Rossii v menyayushchemsya mire: ob-shchestvennogeograficheskiy analiz i prognoz: mate-rialy mezhdunarodnoy nauch. konf, (Izhevsk, 13-18 sentyabrya 2021 g.) / pod red. A.G. Druzhinina, VP. Sidorova [The present and future of Russia in a changing world: socio-geographical analysis and forecast: Proceedings of the International Scientific Conference (Izhevsk, September 13-18, 2021) / Ed. by A.G. Druzhinin, V.P. Sidorov]. Izhevsk, Udmurt university, 2021, pp. 33-38.
36. Baklanov P.Ya. Izvestiya Rossiyskoy akademii nauk. Ser. geograficheskaya, 2015, no. 5, pp. 8-19.
37. Ershov Yu.S., Tarasova O.V. EKO, 2020, no. 50 (8), pp. 8-30.
38. Druzhinin A.G. Nauchnaya mysl Kavkaza, 2014, no. 3, pp. 58-66.
39. Vinogradova VV. VestnikMoskovskogo universiteta. Ser. 5. Geografiya, 2018, no. 3, pp. 30-39.
40. Treyvish A.I. Gorod, rayon, strana i mir. Razvitie Rossii glazami stranoveda [City, district, country and the world. The development of Russia through the eyes of a country scientis]. Moscow, Novyy khrono-graf, 2009, 372 p.
41. Kuznetsova O.V. Prostranstvennaya ekonomika, 2019, vol. 15, no. 4, pp. 107-125.
Исследование выполнено в рамках темы государственного задания Института географии РАН АААА-А19-119022190170-1 (FMGE-2019-0008).
Поступила в редакцию 2 февраля 2022 г.
5 февраля 2022 года отметил свой 80-летний юбилей Заслуженный работник высшей школы РФ, Заслуженный деятель науки РФ, Заслуженный деятель науки Республики Ингушетия, доктор философских наук, профессор Геннадий Владимирович Драч.
Его становление как ученого проходило в рамках ростовской философско-культурологической школы, основателем которой был уникальный ученый, член-корреспондент РАНЮ.А. Жданов.
На протяжении всей своей творческой деятельности Геннадий Владимирович реализует основные идеи нового философского сообщества, созданного Юрием Андреевичем в 70-е годы ХХ в.
Усилиями маститых ученых - М.М. Карпова, В.Б. Давидовича, М.К. Петрова, а также благодаря научному энтузиазму молодых ученых, в числе которых был Г.В. Драч, в Ростовском государственном университете (ЮФУ) был создан фундамент методологии науки познания.
Сегодня мы говорим о том, что Геннадий Владимирович Драч, развивая традиции ростовской школы философов, продолжает внедрять ее мощное культурологическое направление.
Имя и научные труды этого ученого широко известны, равно как и его многогранная профессиональная деятельность на протяжении многих лет в качестве заведующего кафедрой теории культуры, этики и эстетики, а затем - декана философского факультета Ростовского государственного университета и впоследствии - Южного федерального университета. Будучи руководителем темы «Культурология как система знаний» в ряде федеральных научных программ, выступая признанным научным экспертом по культурологии, Геннадий Владимирович внес существенный вклад в развитие отечественных культурологии и философии, а также воспитал целую плеяду талантливых ученых - культурологов, историков философии, антропологов. Его перу
принадлежит большое число научных трудов, в которых осуществляется широкая реконструкция античного понимания человека в досократовский период и обосновывается существенная роль этого периода в процессе становления и развития древнегреческой и более широко - всей европейской философии в целом. С неменьшим интересом Г.В. Драч подходит к анализу культуры как формы трансляции социального опыта и исследованию генезиса культурологического знания.
Являясь членом редколлегии нескольких авторитетных научных журналов - «Личность. Культура. Общество», «Социальные и гуманитарные науки», «Известия вузов. Северо-Кавказский регион» - профессор Г.В. Драч активно проявляет свою непредвзятую, но внимательную к талантам и ярким идеям, позицию. Важно подчеркнуть, что в течение многих лет Геннадий Владимирович является членом редколлегии и постоянным автором журнала «Научная мысль Кавказа». На страницах издания были опубликованы многие научные работы этого ученого, которые вызывали и продолжают вызывать широкий интерес как собственно философского научного сообщества, так и всех, кто живо интересуется вопросами культурологии и философии, кому небезразлична судьба современной культуры и перспективы цивилизационного развития. Сотрудничество Г.В. Драча и журнала является весьма плодотворным и плодоносным, а потому не будем даже пытаться перечислять многочисленные статьи ученого, увидевшие свет на страницах журнала «Научная мысль Кавказа». Вспомним здесь лишь некоторые из них, в которых в полной мере проявилась свойственная с «младых ногтей» Геннадию Владимировичу научная увлеченность двумя темами -античной философией и европейской культурой: «Триумф и трагедия античного разума» (Научная мысль Кавказа. 1999. №3. С. 75-82), «Феохарий Кессиди: в поисках формулы античности» (Научная мысль Кавказа. 2010. № 4. С. 93-97), «Логос, космос, этос в философии Гераклита: перечитывая М.К. Петрова» (Научная мысль Кавказа. 2013. №4. С.125-134), «Просвещенческая модель культуры: уроки и предостережения» (Научная мысль Кавказа. 2014. №2. С. 5-16), «"Третье рождение культурологии": культурологические штудии Э.С. Маркаряна» (Научная мысль Кавказа. 2017. №1. С. 5-11), «Цивилизационное развитие Запада: начало философии как точка бифуркации» (Научная мысль Кавказа. 2018. №4. С. 9-16) и др.
Сегодня мы с удовольствием представляем нашим читателям новую статью Г.В. Драча «Агональность - определяющий фактор цивилизационного развития Запада», в которой автор продолжает весьма актуальную дискуссию о цивилизационных истоках современной европейской культуры и ее специфике, а также о культурных различиях и преемственности в цивилизационном развитии. Не сомневаемся, что и эта новая работа будет встречена научным сообществом с большим вниманием и неподкупным интересом.
УДК 1 (091)
DOI 10.18522/2072-0181-2022-109-16-26
АГОНАЛЬНОСТЬ - ОПРЕДЕЛЯЮЩИЙ ФАКТОР ЦИВИЛИЗАЦИОННОГО РАЗВИТИЯ ЗАПАДА
Г.В. Драч
AGONALITY IS A DETERMINING FACTOR OF THE CIVILIZATIONAL DEVELOPMENT OF THE WEST
G.V. Drach
Среди научных тем социально-гуманитарного характера сегодня одной из наиболее актуальных стала, по-
Драч Геннадий Владимирович - доктор философских наук, профессор, научный руководитель Института философии и социально-политических наук Южного федерального университета, 344065, г Ростов-на-Дону, пер. Днепровский, 116, e-mail: gendrach@mail.ru, т.: 8(863)2507277.
жалуй, проблема культурных и цивилизацион-ных различий. Такого рода тематика открывает пространство историко-культурных особенно-
Gennady Drach - Southern Federal University, 116, Dneprovsky Lane, Rostov-on-Don, 344065, e-mail: gendrach@ mail.ru, tel.: 8(863)2507277.
