Научная статья на тему 'Юг России в меняющемся геостратегическом контексте: важнейшие структурные компоненты и тренды (взгляд географа-обществоведа)'

Юг России в меняющемся геостратегическом контексте: важнейшие структурные компоненты и тренды (взгляд географа-обществоведа) Текст научной статьи по специальности «Политологические науки»

CC BY
203
32
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Ключевые слова
ЮГ РОССИИ / SOUTH RUSSIA / ОБЩЕСТВЕННАЯ ГЕОГРАФИЯ / SOCIO-ECONOMIC GEOGRAPHY / ГЕОПОЛИТИКА / GEOPOLITICS / ГЕОЭКОНОМИКА / GEOECONOMICS / РЕГИОНАЛЬНОЕ РАЗВИТИЕ / REGIONAL DEVELOPMENT

Аннотация научной статьи по политологическим наукам, автор научной работы — Дружинин Александр Георгиевич

Показано, что современный Юг России (полиэтничный, многополюсный, с выраженными межтерриториальными различиями в демографической ситуации) продолжает оставаться высокопроблемным и значимым в геостратегическом отношении макрорегионом Российской Федерации. Предложен геоконцепт “Большого Юга России”, конкретизированы основные его структурные компоненты. Акцентирован возрастающий полицентризм регионального развития, охарактеризована миграционная привлекательность городов Юга России.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

South Russia in the Changing Geo-Strategic Context: Major Structural Components and Trends (SocioEconomic Geographer Scientist View)

The enclavian, multiethnic and multipolar, with the marked interterritorial differences in the demographics, the modern South Russia is one of the most high-problem and important Russian Federation macro-regions in the geostrategic terms. Proposed the geokontsept of “Big South Russia”, specified its main structural components. Emphasis is increasing polycentricity regional development characterized by migration attractiveness of cities in southern Russia.

Текст научной работы на тему «Юг России в меняющемся геостратегическом контексте: важнейшие структурные компоненты и тренды (взгляд географа-обществоведа)»

9. Lapaeva V.V. Vybory. Zakonodatel'stvo i tekhnologii, 2000, no 11, pp. 28-42.

10. Ch'i idei luchshe? Obshchestvennye slushaniya po proektam federal'no-go zakona o politicheskikh partiyakh [Whose ideas are better? Public hearings on draft Federal law on political parties]. Vybory. Zakonodatel'stvo i tekhnologii. 2001, no 1, pp. 2-16.

11. Gosudarstvennaya Duma. Ofitsial'nyy sayt [he State Duma. Official website], available: http://

transcript.duma.gov.ru/node/2018/_(accessed: 11 August 2014).

12. Smirnov V.V. Gosudarstvo i pravo, 2001, no 9, pp. 99-107.

13. Gosudarstvennaya Duma. Ofitsial'nyy sayt [he State Duma. Official website], available: http:// transcript.duma.gov.ru/node/1945/ (accessed: 11 August 2014).

25 августа 2014 г.

УДК 332.1

ЮГ РОССИИ В МЕНЯЮЩЕМСЯ ГЕОСТРАТЕГИЧЕСКОМ КОНТЕКСТЕ: ВАЖНЕЙШИЕ СТРУКТУРНЫЕ КОМПОНЕНТЫ И ТРЕНДЫ

(взгляд географа-обществоведа)

А.Г. Дружинин

Россия - страна многососедского положения [1], и эта существенная позиционная характеристика в особой мере относится к южнороссийскому макрорегиону, имеющему общую границу с пятью сопредельными с РФ странами и еще с тремя - связанными общей акваторией Черного моря. Выступая одним из основных и (как это справедливо акцентировано в трудах российских геополитиков [2]) уязвимых элементов территориального каркаса современной России (обеспечивая ее статус кавказско-прикаспийского и причерноморского государства, геостратегического игрока в Большом Средиземноморье, на Ближнем и Среднем Востоке), российский Юг всей своей историей и географией обречен на существенную зависимость (по отдельным позициям явную, по иным - латентную) от ситуации в сопредельных странах, от их взаимодействия, от сложных геополитических и геоэкономических векторов, объединяющих и дезинтегрирующих постсоветское пространство, в целом всю Евразию.

Несмотря на более чем пятисотлетнюю ретроспективу южно-российского регионоге-

Дружинин Александр Георгиевич - доктор географических наук, профессор, директор Северо-Кавказского научно-исследовательского иснтитута экономических и социальных проблем Южного федерального университета, 344006, г. Ростов-на-Дону, ул. Пушкинская, 160, e-mail: [email protected].

неза [3], в своих современных геопространственных контурах Юг России (как целостная территориальная социально-экономико-культурная система, особый макрорегион [4]) представляет собой в существенной мере постсоветский конструкт. С начала 1990-х годов он "форматируется" образовавшимися после распада СССР государственными границами, реализуя в масштабе России миссию ее геополитического анклава и одного из значимых геоэкономических коридоров, в полной мере сохраняя свою исторически сложившуюся этнокультурную, хозяйственную и демографическую "разноликость" [5].

После распада СССР кардинально изменилось экономико-географическое положение данной территории. С конца 1990-х - начала 2000-х годов (в связи со "взрывным" наращиванием Россией объемов поставок на мировой рынок энергоносителей, экспортом металла, зерновых, подсолнечника и параллельным ростом ипортозависимости) стали все более масштабно использоваться ее транспортно-транзитные возможности (в том числе и благодаря реализации инвестиционных проектов).

Alexander Druzhinin - the North Caucasus Research Institute of Economic and Social Problems at the Southern Federal University, 160, Pushkinskaya Street, Rostov-on-Don, 344006, e-mail: [email protected].

Одновременно были предприняты усилия по укреплению военно-политического присутствия РФ на Северном Кавказе, а также меры (имплантированные в череду действующих с 2002 г. регионально ориентированных ФЦП*) по развитию инфраструктуры и стабилизации социальной сферы. Позиции российского Юга как одной из "фокусных" составляющих страновой социально-экономической системы безусловно подкрепили инвестиции в организацию и проведение XXII Олимпийских зимних игр в г. Сочи (благодаря "олимпийскому проекту" Краснодарский край на целое пятилетие получил возможность практически удвоить ежегодный объем инвестиций в основной капитал; численность населения г. Сочи в этот период устойчиво росла в среднем на 2 % в год). Параллельно Юг России все активнее "осваивался" крупным российским и транснациональным бизнесом, интегрировался в российское и глобальное рыночное пространство, наращивал свой демографический и потребительский потенциал и при этом фрагментировался, видоизменял пропорции и структуру, обретая новые импульсы и тренды [6 - 10].

Меняющийся (с зимы-весны 2014 г. -рельефно) геополитический контекст, когда во внутриукраинском конфликте наша страна, по выражению С. Караганова, "... отказалась играть по старым западным правилам" [11], явил рост геополитической субъектности России и обнажил (радикально-кровавой вестернизацией Украины, активным вовлечением в евроатлантические структуры Грузии и Молдовы, равно как и реализацией ряда последовательных шагов по выстраиванию Евразийского экономического союза) новый "виток" переформатирования евразийского пространства. Тем самым ознаменовалось фактическое завершение постсоветского периода евразийской геоистории и выход на ее авансцену "постпостсоветской", в еще большей мере транзитивной, поливариантной по своей перспективе, геополитически и геоэкономически фрагментированной,

* Включая три сменяющие друг друга Федеральные целевые программы: "Юг России" (2002 - 2006 гг., 2008 - 2013, 2014 - 2020 гг.), "Социально-экономическое развитие Чеченской Республики на 2008 - 2012 годы", "Социально-экономическое развитие Республики Ингушетия на 2010 - 2016 годы", Государственная программа Российской Федерации "Развитие Северо-Кавказского федерального округа" на период до 2025 года" и др.

полицентрической, полизависимой неоевразийской реальности. Южнороссийский макрорегион (в его современной общественно-географической ипостаси) - ее сфокусированное фактическое воплощение. Подобного рода геостратегические трансформации для Юга России - существенны, сопровождаются многоаспектными общественно-географическими изменениями.

Важнейшее из них, ощутимо преобразившее всю территориально-структурную архитектонику Юга России, связано с возвращением Крыма в российскую юрисдикцию (март 2014 г.). "Пополнившись" миниатюрной (всего 27 тыс. км2, из которых 26,1 тыс. км2 приходится на Республику Крым и 0,9 тыс. км2 - на г. Севастополь), весьма заселенной (плотность населения в Крыму - 87 чел / км2, в то время как, к примеру, в Краснодарском крае - 70, а в Ростовской области - 42 чел / км2) и чрезвычайно геостратегически значимой территорией, южнороссийский анклав в итоге глубже "вклинился" в Причерноморье, оказавшись еще более "весомым" демографически: по ситуации на 1.01.2013 численность населения Крыма (согласно данным Государственного комитета статистики Украины) достигала 2348,6 тыс. чел., т.е. 5,1 % от всего населения Украины и 1,6 %, соответственно, России. Вхождение полуострова в состав Российской Федерации, рельефнее высветив юго-западный вектор "перетока" ее демографического потенциала и частично восполнив депопуляционные потери предшествующих лет ("вернув" численность населения страны к уровню 2001 года), объективно усилило дисбаланс между социальными приоритетами (и ожиданиями) южнороссийских территорий и их фактическими экономическими трендами и возможностями.

Несмотря на определенные социально-экономические и культурно-ментальные различия (в том числе и генерированные двадцатитрехлетней постсоветской историей), и позиционно, и демографически, и своей стремительно перенастраивающейся "на Россию" логистикой, и профильной туристско-рекреа-ционной хозяйственной специализацией, Крым в целом "органичен", имманентен "остальному" Югу России. Полиэтничность полуострова, состояние его инфраструктуры [12] и экономики (уже ряд лет душевой ВРП в Крыму не превышает 30 % от среднего по России), а также практически неизбежное пролонгированное функционирование социально-экономической

системы полуострова в качестве ареала сфокусированного (прежде всего информационно-культурного) воздействия разновекторных внешних сил во многом "сближают" этот специфический регион с большинством других южнороссийских территорий. Его интеграция в систему российского Юга благоприятствует консервации (а по возможности и наращиванию) традиционно ориентированных на макрорегион бюджетно-финансовых потоков, подкрепляя макроэкономический статус Юга России как приоритетного реципиента геополитической ренты.

Новое позиционирование Крыма (как одного из федеральных округов РФ) создает предпосылки для долговременного и массированного "перетока" на полуостров бюджетных ресурсов Российской Федерации (в перспективе, вероятно, вполне сопоставимого с имевшими место ранее расходами на восстановление Чеченской Республики*). Это, кстати, инициирует не только "подтягивание" его инфраструктуры и социальной сферы, но и "переформатирование" экономики: расширение присутствия в ней крупных российских компаний, переориентацию местного производства и потребления на рынки регионов России. В данном контексте (в соответствии с логикой центро-периферийной организации и метрополизации [13]) непосредственно на полуострове возрастет экономическая и селитебная аттрактивность Севастополя (теперь уже третьего в России "города федерального значения"), рельефнее проявят себя локализационные эффекты на ценных в рекреационном отношении территориях, больший социально-экономический динамизм получит Керченский полуостров. В целом же недавние политико-территориальные изменения (а также связанные с ними, равно как и с общим геополитическим контекстом, шаги по усилению военно-стратегического присутствия Российской Федерации в северном Причерноморье) создают предпосылки для расширения и укрепления всего южнороссийского причерноморского "фасада", благодаря государственной политике (как уже реализованной, так и декларируемой) и социально-экономическим эффектам талассоаттрактивности последовательно обретающего качество "Причерно-

* За 2000 - 2012 гг. на Чеченскую Республику пришлось 453,5 млрд. руб. безвозмездных перечислений из федерального бюджета, не считая сопоставимых с ними прямых расходов РФ.

морской дуги опережающего развития" (от

Адлера и Сочи до Евпатории) (рис. 1).

В ситуации практически неизбежной эскалации "барьерности" российско-украинской границы, в функционировании всего юго-западного анклава России в еще большей мере обретают "каркасное", системоформиру-ющее значение две его исторически сложившиеся меридиональные оси:

- Кубанско-Донская (от Новороссийска через Краснодар, Ростов-на-Дону и далее в направлении Воронежа и Москвы), формируемая приоритетным агропромышленным ареалом Юга, его основным транспортно-транзитным коридором и двумя ведущими региональными метрополиями (Ростовом-на-Дону и Краснодаром);

- Каспийско-Нижневолжкая (от Махачкалы через Астрахань, Волгоград и далее на агломерации Поволжья и Москву).

Симптоматично, что именно на двух вышеназванных меридиональных социально-экономических и транспортно-коммуника-ционные осях локализованы 17 из всех 30 южнороссийских городов с людностью 100 тысяч и более (табл. 1); подавляющая часть из них (15) за последний межпереписной период продемонстрировала свою миграционную притягательность (среди "оставшихся" 13 городов устойчивое положительное сальдо миграции зафиксировано лишь в Пятигорске, Кисловодске, Ессентуках, Ставрополе, Грозном и Черкесске).

Судя по демографической статистике, ведущим на Юге России реципиентом миграции за период 2002 - 2010 гг. является Ростовская агломерация (вместе с "приближенными" к ней дорожным строительством и автомобилизацией центрами Восточного Донбасса). По показателю сальдо миграции г. Ростов-на-Дону при этом существенно уступает Краснодару, лишь ненамного опережая Махачкалу, Ставрополь и Волгоград. Ситуация эта показательна и закономерна, поскольку уже с конца 1990-х годов (момента, когда Краснодарский край обрел ипостась не только демографического, но и экономического ма-крорегионального лидера) и далее, по мере восстановления Грозного, "взрывного" роста Махачкалинской агломерации (ныне - с более чем миллионным населением, наиболее динамичной групповой системы расселения как в макрорегионе, так и в целом по стране) и постепенного наращивания традиционно сохранявшейся "дистанции" приволжских городов с иными ведущими южнороссийскими

Рис. 1. Основные территориальные компоненты социально-экономической системы Юга России:

1 - Причерноморская дуга опережающего развития; меридиональные социально-экономические и транс-портно-коммуникационные оси: 2 - Кубанско-Донская; 3 - Каспийско-Нижневолжская; 4 - Предкавказская селитебная и хозяйственная полоса; важнейшие этнокультурные узлы: I - Крымский; II - Ставропольско-

Кавминводский; III - Астраханский

региональными метрополиями, территориальная организация Юга России во все возрастающей мере обретала (и продолжает наращивать) полицентрическую архитектонику. Корреспондирующее в новыми геополитическими и геоэкономическими реалиями "переформатирование" территориальной социально-экономической системы Юга России (консервируя сложившуюся иерархию урбанистических центров, асимметрию их возможностей и трендов), безусловно, придаст дополнительный импульс возрастающему полицентризму регионального развития. Вне выстраивания эффективных горизонтальных связей между всеми ведущими региональными метрополиями Юга, наращивания их экономической и социокультурной взаимозависимости, подобный полицентризм (в случае ухудшения макроэкономической конъюнктуры) способен увеличить риски чрезмерной (геополитически

и геокультурно неприемлемой) регионализации и фрагментации. Ощутимое влияние на ситуацию при этом способны оказать и прогнозируемые долгосрочные гео- и этно-демографические изменения.

Ситуация такова, что положительная демографическая динамика на Юге (за последнее десятилетие замедлившаяся более чем втрое) локализована в ограниченном числе регионов, прежде всего на территориях с сохраняющимся высоким естественным приростом. Базирующийся на методе "подвижки генераций" прогнозный расчет численности населения для ряда регионов Юга России (табл. 2) показывает, что уже самой фактически сложившейся возрастной структурой населения практически предопределено дальнейшее "перераспределение" демографической "массы" в пользу ряда северокавказских регионов.

Сальдо миграции в городах Юга России с численностью населения более 100 тыс. жителей за 2002-2010 гг.*

Город Число жителей, Динамика Среднегодо- Естествен- Сальдо Сальдо

чел. ** числен- вой (за 2002- ный при- миграции миграции

2002 2010 ности за 2002- 2010 гг.) коэффициент рост (+) либо убыль за 20022010 гг., за 20022010 гг.

2010 чел. естественного прироста, промилле*** (-) населения за 20022010 гг., чел. чел. на 1000 жителей, чел.

Майкоп 156 931 144 246 - 12 685 - 3,5 - 4 544 - 8 041 - 56

Элиста 104 254 103 728 - 526 2,7 +252 - 779 - 8

Краснодар 646 175 744 933 98 758 - 3,7 - 24 806 123 564 166

Армавир 211 824 188 987 - 22 837 - 3,7 - 6 293 - 16 544 - 88

Новороссийск 232 079 241 778 9 699 - 3,7 - 8 051 17 750 73

Сочи 328 809 347 884 19 075 - 3,7 - 11 585 30 660 88

Астрахань 504 501 520 662 16 161 - 1,5 - 7 029 23 190 45

Волгоград 1 011 417 1 021 244 9 827 - 4,5 - 41 390 51 217 50

Волжский 313 169 314 436 1 267 - 4,5 - 12 735 14 002 45

Камышин 127 891 119 924 - 7 967 - 4,5 - 4 856 - 3 111 - 26

Ростов-на-Дону 1 068 267 1 089 851 21 584 - 5,6 -54 928 76 512 70

Батайск 107 438 111 856 4 418 - 5,6 - 5 637 10 555 90

Волгодонск 165 994 170 621 4 627 - 5,6 -8 599 13 226 76

Новочеркасск 170 882 169 039 - 1 843 - 5,6 - 8 519 6 676 39

Новошахтинск 101 131 111 087 9 956 - 5,6 - 5 599 15 555 140

Таганрог 281 947 257 692 - 24 255 - 5,6 - 12 988 - 11 267 - 44

Шахты 222 592 240 152 17 560 - 5,6 - 12 104 29 664 124

Махачкала 462 412 577 990 115 578 10,5 54 620 60 958 105

Дербент 101 031 119 961 18 930 10,5 11 336 7 594 63

Каспийск 77 650 103 914 26 264 10,5 9 820 16 444 158

Хасавюрт 121 817 133 929 12 112 10,5 12 656 - 554 - 4

Нальчик 274 974 240 095 - 34 979 2,1 4 538 - 39 517 - 165

Черкесск 116 244 121 439 5 195 1,4 1 530 3 665 30

Владикавказ 315 608 311 635 - 3 973 0,8 2 244 - 6 217 - 20

Грозный 210 720 271 596 60 876 21,0 51 332 9 544 35

Ставрополь 354 867 398 266 43 399 - 3,0 - 10 753 54 152 136

Ессентуки 81 758 100 969 19 211 - 3,0 - 2 726 21 937 217

Кисловодск 129 788 128 502 -1 286 - 3,0 - 3 470 2 184 17

Невинномысск 132 141 118 351 -13 790 - 3,0 - 3 195 - 10 595 - 90

Пятигорск 140 559 142 387 1 828 - 3,0 - 3 845 5 673 40

* составлено автором по данным Всероссийских переписей населения 2002 и 2010 гг.;

** учитывается только собственно городское население;

*** рассчитывается в целом по соответствующему региону.

На этой основе к рубежу 2030 г. Махачкала обретет крайне важный для самопозиционирования статус "города-миллионера", а демографический потенциал Грозного преодолеет пятисоттысячный рубеж. На этом фоне "заданная" современной демографической структурой и трендом депопуляция "степных" регионов - нынешних макрорегиональных лидеров (в том числе Ростовской области и Краснодарского края) в случае вероятностного

сохранения современного социально-экономического градиента "запад - восток" будет отчасти компенсироваться межрегиональной миграцией с неизбежными этнодемографическими, а на их основе - и этнокультурными изменениями.

В укореняющихся реалиях "постсеку-лярного общества" [14] Северный Кавказ, впрочем, уже сейчас не только воспроизводит, но и аспектно наращивает свою "особость" (экономическую, демографическую, этнокуль-

Прогноз численности населения ряда регионов Юга России (без учета фактора миграции)*

Регион Численность населения, чел. Доля (усред-ненно) годовой генерации в диапазоне 0-24 лет в населении, % Доля (усред-ненно) годовой генерации в диапазоне 25-54 лет в населении, % Соотношение долей генераций в диапазоне 0-24 лет и 25-54 лет Гипотетическая (на основе учета ожидаемой "подвижки" генераций) расчетная численность населения

к 2035-40 гг.

Краснодарский край 5 226 647 1,17 1,46 0,80 4 181 317

Астраханская область 1 010 073 1,27 1,47 0,86 868 662

Ростовская область 4 277 976 1,14 1,47 0,78 3 336 821

Волгоградская область 2 610 061 1,16 1,46 0,79 2 061 948

Республика Дагестан 2 910 249 1,82 1,40 1,30 3 783 323

Чеченская Республика 1 268 989 2,08 1,28 1,63 2 068 452

* Составлено автором по данным Всероссийской переписи населения 2010 года.

турную). Причем, если ранее (с мая 2000 г., когда был учрежден институт федеральных округов, и по январь 2010 года, в момент обособления Северо-Кавказского федерального округа) территориальная конструкция южнороссийского анклава скреплялась "вертикалью власти", то ситуация последних четырех лет инициирует административно-управленческий и (что существеннее) ментальный (проецирующийся и на научный дискурс [10, 15]) "отрыв" Северного Кавказа от остальных регионов российского Юга. Важно при этом осознавать, что в силу многих политико-экономических и социально-демографических причин (селитебной чересполосицы, переплетения экономических интересов и гуманитарных взаимодействий и др.) проведение четкой разделительной линии между собственно Северным Кавказом и остальными территориями Юга России в настоящее время методологически некорректно, инструментально невозможно, да и бесперспективно с политико-экономической точки зрения. Выступая полосой полиэтнического и поликультурного диалога, высокопроблемным полем, ареалом специфических экономических, социальных и политических форм и моделей, Северный Кавказ имплантирован в современный Юг России, стабильно наращивая в нем свое "присутствие" и одновременно "выплескиваясь" за его привычные границы.

Социально-экономическое положение северокавказских регионов, их геополитическая и геокультурная позиции (в том числе и по отношению к государствам Исламской Уммы), миграционное "поведение" населения - все эти обстоятельства уже в среднесрочной перспективе станут оказывать возрастающее влияние на характер этнокультурного диалога во всех регионах и субрегионах Юга России. В частности, будет предопределяться приоритетность различных аспектов соразвития конфессиональных систем Православия и Ислама, а также русско-тюркского межэтнического взаимодействия (учитывая этнотерриториальную структуру Юга России, современное метарегиональное геополитическое и геоэкномическое значение Турецкой Республики [16], перспективы ее влияния на тюркские государства и в целом сопредельное евразийское пространство [17]). Общественно-географический контекст южнороссийского межэтнического и межкультурного диалога, при этом устойчиво "расширяется" как "внутри" макрорегиона", так и вне его, обретая свойства метарегионального, интер-цивилизационного, все ощутимее созвучного трендам глобализации, европейской и евразийской интеграции.

И на Северном Кавказе, и в Крыму, и на всем остальном пространстве Большого Юга России (полагаю, что именно подобное

словосочетание, впервые прозвучавшее пять лет назад [7], в наибольшей мере созвучно логике эволюции южно-российского анклава, его современным общественно-географическим реалиям - рис. 2) на приоритетные позиции все больше выходят структуры трансграничные, "контактные", характеризуемые в том числе активной этнодемографической и этнокультурной динамикой. Они локализованы как в уже сложившихся исторически, так и в новых (инициированных геостратегическими изменениями) транзитных коридорах и урбанистических ареалах.

1991 г. 2000 г.

Рис. 2. Юг России: эволюция базовых структур и концептов

Так, интегрирующим "русский" Юг с поли- и моноэтническими регионами Северного Кавказа выступает Ставропольско-Кав-минводский этнокультурный узел, центрированный на динамично растущие г. Ставрополь и Кавминводскую агломерацию (за последний межпереписной период население Ставрополя увеличилось на 12,2 %, КМВ - на 5 %, при среднем по краю - в 1,9 %) с выбросами от него территорий-"протуберанцев" с активными этнодемографическими и этнокультурными трансформациями.

Значимую роль в территориально-системной архитектуре Юга играет и Астраханский этнокультурный узел, характеризуемый наиболее интенсивной (в масштабе макрорегиона) этнодемографической динамикой (за 2002 - 2010 гг. доля русских в населении Астраханской области сократилась на 8,6 процентных пункта, что существенно опережает тренд по всем остальным регионам Юга России).

Вхождение в состав РФ Крыма с его весомыми украинской и крымско-татарской составляющими (соотношение на полуостро-

ве крымских татар, украинцев и русских, по данным переписи 2001 г., составляло 1: 1,7: 4,6) позволяет акцентировать наличие и имманентного современному российскому Югу Крымского этнокультурного узла. Он, как видится, способен (и должен!) стать приоритетной площадкой для выработки эффективной, стратегически значимой для России модели позитивного, ориентированного на общеевразийскую перспективу русско-украинского и русско-тюркского этнокультурного взаимодействия.

Отметим, что все три вышеназванных узловых элемента территориальной системы Юга объединяются обширной, преимущественно широтного направления (лишь частично "размыкаемой" Калмыкией) Южнороссийской полосой соразвития Православия и Ислама, которая частично перекрывает базовую для архитектоники Юга (постепенно "выклинивающуюся" к юго-востоку) Пред-кавказскую селитебную и хозяйственную полосу, концентрирующую 2/3 всего сельского населения Южного и Северо-Кавказского федеральных округов, а также большую часть (13 из 25) городов с людностью 100 тысяч и более.

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

Явив новые пространственные контуры, российский Юг в итоге обретает все большую сложность, фрагментированность, "контактность" и "экстравертность", С одной стороны, и демографически, и экономически, и в социокультурном отношении Юг России -это микромодель Евразии, с другой - одна из наиболее внутренне нестабильных и уязвимых для внешних воздействий ее российских составляющих. Видение сопряженности территорий "Большого Юга России", понимание их общественно-географической специфики требуют приоритетного внимания к территориальным факторам, формам и следствиям диалога русской и иноэтнических культур, достижения консенсуса в отношениях регионов Юга с общефедеральным центром, развития хозяйственных и иных связей с соседними государствами как альтернативы геополитической конфронтации. Идентифицируя корреспондирующее с современными глобальными трендами изменение и усложнение территориальной структуры Юга России, равно как и в целом растущее социально-экономическое и этнокультурное многообразие южнороссийского макрорегиона, поливариантность моделей и трендов его регионального и суб-

регионального развития, следует извлечь максимальный геоэкономический эффект от полиэтничности Юга, от растущего интереса к макрорегиону сопредельных и иных государств. Необходимо выстраивать многовекторную систему сдержек и противовесов, используя при этом противоречия в отношениях мировых и региональных "центров силы" и не допуская чрезмерного усиления ни одного из них на территории Юга России.

ЛИТЕРАТУРА

1. Трейвиш А.И. Город, район, страна и мир. Развитие России глазами страноведа. М.: Новый хронограф. 2009. 372 с.

2. Дугин А.Г. Основы геополитики. М.: Арктогея, 1997. 451 с.

3. Дружинин А.Г. Южно-Российский регионогенез: факторы, тенденции, этапы // Научная мысль Кавказа. 2000. № 2. С. 75-83.

4. Дружинин А.Г. Юг России: понятийно-терминологическая концепция и территориальные реалии // Научная мысль Кавказа. 1999. № 3. С. 83-92.

5. Юг России на рубеже III тысячелетия: территория, ресурсы, проблемы, приоритеты / Под ред. А.Г. Дружинина и Ю.С. Колесникова. Ростов н/Д: Изд-во Ростовского гос. ун-та, 2000. 297 с.

6. Дружинин А.Г. Юг России конца XX - начала XXI вв. (экономико-географические аспекты). Ростов н/Д: Изд-во Рост гос. ун-та, 2005. 283 с.

7. Дружинин А.Г. Глобальное позиционирование Юга России: факторы, особенности, стратегии. Ростов н/Д: Изд-во ЮФУ, 2009. 288 с.

8. Иншаков О.В. О стратегии развития Южного макрорегиона России (Методологические и методические проблемы формирования). Волгоград: Изд-во ВолГУ, 2003. 185 с.

9. Овчинников В.Н., Колесников Ю.С. Силуэты региональной экономической политики на Юге России. Ростов н/Д: Изд-во ЮФУ, 2008. 176 с.

10. Сущий С.Я. Северный Кавказ: Реалии, проблемы, перспективы первой трети XXI века. М.: ЛЕНАНД, 2014. 438 с.

11. Караганов С. Мир становится все менее прозападным // Россия в глобальной политике [Электронный ресурс]. URL: http://www.globalaffairs.ru/ pubcol/Mir-stanovitsya-vse-menee-prozapadnym-16564 Дата обращения 22.07.2014

12. Багров Н.В. Крым - модельный регион устой-чиво-ноосферного развития // Геополитика и эко-геодинамика регионов. 2010. Вып. 1. С. 5-12

13. Дружинин А.Г. Метрополии и метрополизация в современной России: концептуальные подходы в политико-географическом контексте // Известия РАН. Серия Географическая. 2014. № 1. С. 19-27

14. Хабермас Ю. Между натурализмом и религией. Философские статьи. М.: Весь мир, 2011. 336 с.

15. Северный Кавказ: модернизационный вызов / И.В. Стародубровская, Н.В. Зубаревич, Д.В. Со-

колов, Т.П. Интигринова, Н.И. Миронова, Х.Г. Магомедов. Сер. Экономическая политика между кризисом и модернизацией. М.: Издательский дом "Дело", 2011. 328 с.

16. Дружинин А.Г., Ибрагимов А., Башекан А. Взаимодействие России и Турции в постсоветское время: факторы, тенденции, проблемы, перспективы // Известия Русского географического общества. 2013. Т. 145. Вып. 5. С. 78-87

17. Friedman G. The Next 100 years. A Forecast for the 21st century. NY: Doubleday, 2009

REFERENCES

1. Trejvish A.I. Gorod, rajon, strana i mir. Razvitie Rossii glazami stranoveda [City, region, country and the world. The development of Russia through the eyes of stranoved]. Moscow, New chronograph, 2009. 372 p.

2. Dugin A.G. Osnovy geopolitiki [Fundamentals of geopolitics]. Moscow, Arktogeya, 1997. 451 p.

3. Druzhinin A.G. Naucnaa mysl' Kavkaza, 2000, no

2, pp.75-83.

4. Druzhinin A.G. Naucnaa mysl' Kavkaza, 1999, no

3, pp. 83-92.

5. Jug Rossii na rubezhe III tysjacheletija: territorija, resursy, problemy, prioritety [The South of Russia at the turn of the third Millennium: territory, resources, problems, priorities]. Eds. by A.G. Druzhinin and YU.S. Kolesnikov. Rostov-on-Don, Rostov State Univ. Press, 2000. 297 p.

6. Druzhinin A.G. Jug Rossii konca 20 - nachala 21 vekov (ekonomiko-geograficheskie aspekty) [South of Russia in the end of the 20 th - early of the 21th centuries (economic and geographical aspects]. Rostov-on-Don, Rostov State Univ. Press, 2005. 283 p.

7. Druzhinin A.G. Global'noe pozicionirovanie Juga Rossii: faktory, osobennosti, strategii [Global positioning of the South of Russia: factors, especially strategy]. Rostov-on-Don, Southern Federal Univ. Press, 2009. 288 p.

8. Inshakov O.V. O strategii razvitija Juzhnogo makroregiona Rossii (Metodologicheskie i metodicheskie problemy formirovanija) [Development of the southern region of Russia (Methodological and methodical problems of formation)]. Volgograd, Volgograd State Univ. Press, 2003. 185 p.

9. Ovchinnikov V.N., Kolesnikov Ju.S. Silujety regional'noo ekonomicheskoo politiki na Juge Rossii [Silhouettes of regional economic policy in the South of Russia]. Rostov-on-Don, Southern Federal Univ. Press, 2008. 176 p.

10. Sushhij S.Ja. Severnyj Kavkaz: Realii, problemy, perspektivy pervoj treti 21 veka [The North Caucasus: Realities, problems and prospects the first third of the 21st]. Moscow, LENAND, 2014. 438 p.

11. Karaganov S. Mir stanovitsja vse menee prozapadnym [the World is becoming less ProWestern] // Rossija v global'noj politike [Russia in global politics], available at: http://shhshhshh. globalaffairs.ru/pubcol/Mir-stanovitsja-vse-menee-prozapadnym-16564 (accessed 22 July 2014).

12. Bagrov N.V. Geopolitika i jekogeodinamika regionov, 2010, Issue 1, pp. 5-12

13. Druzhinin A.G. Izvestija RAN. Serija Geograficheskaja, 2014, no 1, pp. 19-27.

14. Habermas Ju. Mezhdu naturalizmom i religiej. Filosofskie stat'i [Between naturalism and religion. Philosophical articles]. Moscow, Ves' mir, 2011. 336 p.

15. Severnyj Kavkaz: modernizacionnyj vyzov / I.V. Starodubrovskaja, N.V. Zubarevich, D.V. Sokolov,

T.P. Intigrinova, N.I. Mironova, H.G. Magomedov. Ser. Ekonomicheskaja politika mezhdu krizisom i modernizaciej [Economic policy between crisis and modernization]. Moscow, Publishing house "Delo", 2011. 328 p.

16. Druzhinin A.G., Ibragimov A., Bashekan A.

Izvestija Russkogo geograficheskogo obshhestva, 2013. vol. 145, Issue 5, pp. 78-87.

17. Friedman G. The Next 100 years. A Forecast for the 21st century. NY, Doubleday, 2009.

Статья подготовлена в рамках исследовательского проекта Южного федерального университета 2/3.01-11/2014-44, а также при поддержке РФФИ (проект 12-06-00034-а)

28 июня 2014 г.

УДК 339.738

ВАЛЮТНЫЕ СОЮЗЫ ПРОШЛОГО И НАСТОЯЩЕГО: ОПЫТ И УРОКИ ДЛЯ ЕВРАЗИЙСКОЙ ИНТЕГРАЦИИ

Т.В. Воронина

Закономерным результатом функционирования интеграционных объединений государств является постепенное распространение сотрудничества на валютную сферу, означающее переход к наиболее глубоким формам интеграции. Формирование Евразийского экономического союза (ЕАЭС) РФ, Беларуси и Казахстана также предполагает в долгосрочной перспективе валютную интеграцию, что актуализирует интерес к проблематике валютных союзов, их моделей и факторов устойчивости. Практика функционирования валютных союзов прошлого и настоящего свидетельствуют, что одни союзы формируются длительно, расширяются и трансформируются в более крупные альянсы, другие, не справившись с дезинтеграционными факторами, распадаются. В связи с этим попытаемся выделить типы валютных союзов, их общие черты, специфику, причины дезинтеграции, извлечь уроки, полезные для евразийской интеграции. В качестве иллюстрирующих примеров выбраны национальный валютный союз (Германский) и три межгосударственных (Австро-Германский, Латинский, Скандинавский).

Воронина Татьяна Васильевна - доктор экономических наук, профессор кафедры мировой экономики и международных отношений Южного федерального университета, 344002, г. Ростов-на-Дону, ул. Горького, 88, e-mail: [email protected], т. 8(863)2505956.

Первый показывает последовательную объединительную роль валютного взаимодействия в становлении национального государства (политического союза), сопровождаемого попыткой расширения через образование межгосударственного валютного союза (Австро-Германского), что позволяет проводить аналогию с Европейским экономическим и валютным союзом (ЭВС). История Латинского монетного союза интересна проблемами, порождаемыми сильной дифференциацией стран-участниц, аналогичными современной ситуации в зоне евро. Скандинавский валютный союз демонстрирует пример успешного валютного сотрудничества, не сопровождаемого идеей экономической интеграции и политического единения.

Сущность валютного союза заключается в проведении согласованной денежно-кредитной политики двух и более стран. Валютные союзы, по мнению Бордо М., Джононга Л. [1, р. 21-25], Герцога Б. [2] могут быть национальными и международными.

В национальном валютном союзе политический и монетарный суверенитеты сосредоточены в руках национального государства:

Tatiana Voronina - Southern Federal University, The department of world economy and international relations, 88, Gorky Street, Rostov-on-Don, Russia, 344002, e-mail: [email protected], tel. +7(863)250556.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.