CC BY
58
КАВКАЗСКИЙ РЕГИОН В БОЛЬШОЙ ЕВРАЗИИ: ИСТОРИОГРАФИЯ, ГЕОПОЛИТИЧЕСКИЕ И ГЕОЭКОНОМИЧЕСКИЕ ПРОЦЕССЫ
CAUCASUS REGION IN GREATER EURASIA: HISTORY, GEOPOLITICAL AND GEOECONOMIC PROCESSES
УДК 327+339 (479.2)
Б01 10.18522/2072-0181-2021-106-2-20-30
ЮЖНЫЙ КАВКАЗ КАК ОДИН ИЗ ПРИОРИТЕТНЫХ АРЕАЛОВ РОССИЙСКО-ТУРЕЦКОГО ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ
В СОВРЕМЕННОЙ ЕВРАЗИИ
А.Г. Дружинин, А. Ибрагимов, М. Мутлуэр
THE SOUTH CAUCASUS AS ONE OF THE PRIORITY AREAS OF RUSSIAN-TURKISH COOPERATION IN MODERN EURASIA
A.G. Druzhinin, A. i
В современной Евразии, стремительно меняющейся и обретающей все большую целостность как геополитический конструкт [1], приобретшей многополюсную архитектуру [2], расширяющей свой внешний контур [3], испытывающей нарастающее давление на нее внешних центров силы [4], Российская Федерация и Турецкая Республика выступают в числе не только значимых, но и
Дружинин Александр Георгиевич - доктор географических наук, профессор, главный научный сотрудник, директор Северо-Кавказского НИИ экономических и социальных проблем Южного федерального университета, ведущий научный сотрудник Института географии Российской академии наук, 344006, Ростов-на-Дону, ул. Пушкинская 160, e-mail: alexdru9@mail.ru, т. 8(863)2560849.
Ибрагимов Айдын Исмаил оглы - доктор географических наук, профессор департамента международных отношений факультета экономических и политических наук Эгейского университета, Измир, Турция, e-mail: aibrahimov@bk.ru.
Мутлуэр Мустафа - доктор наук, профессор, декан факультета общественных наук, руководитель департамента географии Эгейского университета, Измир, Турция, e-mail: mustafa.mutluer@ege.edu.tr.
аЫтвх, М. ЫШЫгг
наиболее активных геостратегических акторов [5]. Это инициирует неизменное внимание к евразийской тематике в современном турецком научном дискурсе [6-10], равно как и всевозрастающий интерес к Турции в российском исследовательском сообществе [11-14]. В качестве одного из приоритетных, традиционных для России и Турции ареалов двухстороннего взаимодействия при этом совершенно справед-
Alexander Druzhinin - Southern federal university, 160, Pushkinskaya Street, Rostov-on-Don, 344006, e-mail: alexdru9@mail.ru, tel.: 8(863)2560849.
Aydin ibrahimov - Ege University, Izmir, Turkey, e-mail: aibrahimov@bk.ru.
Mustafa Mutluer - Ege University, Izmir, Turkey, e-mail: mustafa.mutluer@ege.edu.tr.
ливо рассматривается Южный Кавказ [15-19]. Цель статьи - акцентировать наиболее значимые для данного региона в постсоветский период геополитические, геоэкономические и эт-нодемографические изменения, показать существенную (в последнее время возросшую) роль Южного Кавказа в геополитике и геоэкономике Евразии, обозначить стратегические интересы России и Турции в государствах Южного Кавказа, охарактеризовать приоритеты российско-турецкого взаимодействия в этом регионе.
Южный Кавказ как одна из узловых структур современной Евразии. Два десятилетия назад, размышляя о Кавказе, акцентируя присущую ему мозаику этносов, языков, религий, а также уникальную традицию межкультурного, межнационального взаимодействия, крупный российский (советский) ученый и организатор науки Юрий Андреевич Жданов охарактеризовал этот регион как «солнечное сплетение Евразии» [20]. Подобное понимание, заметим, не только сполна отражает сложную, неоднозначную ситуацию первого постсоветского десятилетия (вместившего как активное новое государствостроительство, так и порожденные пролонгированной совместной историей интеграционно-дезинтеграци-онные процессы на фоне масштабных миграционных потоков, сложнейшей военно-политической ситуации на российском Северном Кавказе, вооруженных действий в Абхазии, Южной Осетии, Нагорном Карабахе и др.), но и соответствует современным реалиям, присущим концу второго - началу третьего десятилетия XXI столетия.
Разумеется, Южный Кавказ (представляющий собой фактически один из геополитических осколков Российской империи и СССР) - это лишь небольшая (экономически, демографически, территориально) частица всей Евразии. Его суммарная площадь - 186 тыс. км2 (что в 4,1 раза меньше территории Турецкой Республики и в 92 раза - Российской Федерации); население лишь немногим превышает 17 млн человек (т.е. эквивалентно 0,3 % от общего демографического потенциала, сконцентрированного на евразийском материке [13]. Тем не менее именно этот миниатюрный компонент евразийского пространства продолжает сохранять крайне важное геостратегическое значение в силу своих исторических, позиционных, струк-
турных, экономико-ресурсных, а также военно-политических особенностей и характеристик.
Исторических - поскольку территории современного Южного Кавказа вплоть до конца XVIII - начала XIX в. оставались ареной перманентного геополитического противостояния Османской империи, Ирана, а затем и России, чьи геополитические наследники в первые десятилетия XXI столетия обрели статус наиболее влиятельных фигур на евразийской шахматной доске. Благодаря инерции, а также исторической памяти (возрождаемой в конъюнктурных политических либо экономических интересах) Южный Кавказ продолжает оставаться в колее внимания и активности своих соседей (как критически значимая для них территория), равно как и (в ощутимой мере) формировать повестку их взаимоотношений.
Позиционная значимость Южного Кавказа предопределяется его характеристиками трансконтинентального (на стыке Европы и Азии, востока и запада, севера и юга) «междуморья» (перешейка между Причерноморьем и регионом Каспия) и одновременно некоего «между-мирья» (между Россией, Северной Евразией с одной стороны и Малой Азией, Большим Ближним Востоком - с другой). Данное практически уникальное географическое положение прямого многососедства с Россией, Турцией и Ираном (дополняемое потенциалом трансакваториаль-ного взаимодействия Азербайджана с государствами Центральной Азии, а Грузии - со странами Большого Причерноморья и в целом Средиземноморья) порождает геоэкономические, главным образом коммуникационные возможности (пока лишь отчасти реализованные, год от года нарастающие благодаря последовательному превращению Южной Азии в третий по экономико-демографической значимости мегацентр в Евразии [4]) и инициирует геополитические интересы, в том числе и у экзогенных по отношению к региону держав (с начала 1990-х гг. декларирующих восприятие территорий Южного Кавказа как некоего своего форпоста, плацдарма, сферы ответственности и т.п.). Сама их активность в пределах Южного Кавказа, обретенные ими здесь позиции выступают своеобразным весьма чутким, корректным индикатором успеха (либо неудач) в перманентном переделе мира, маркером геополитического статуса.
Собственно экономический вес Южного Кавказа (в планетарных и евразийских сопоставлениях), разумеется, весьма и весьма невелик (0,14 % объема всего мирового импорта, 0,13 % экспорта), ограничиваясь главным образом транзитными функциями (в полной мере присущими пока только Азербайджану и Гру -зии). Важнейшей составляющей геоэкономики, сфокусированной на государствах Южного Кавказа (не только неравновесных в хозяйственном отношении, но и «признанно-непризнанных» Абхазии и Южной Осетии, лимитированных не только во внешнеторговых связях, но зачастую и в полновесной информационно-статистической презентации), выступают ресурсы энергоносителей Азербайджана, а также крупные пересекающие регион нефтепроводы [21]. В связи с наблюдаемыми в последние годы глобальными изменениями в энергетической сфере (рост поставок нефти и газа из США, формирование рынка СПГ, популярность «низкоуглеродной экономики» в странах ЕС и др.) их значение в целом для Евразии сокращается, оставаясь, тем не менее, существенным для Турецкой Республики, самих южнокавказских государств (особенно для Азербайджана, около 90 % экспорта которого составляет именно нефть, природный газ, нефтепродукты) и отчасти Российской Федерации.
В современной Евразии Южный Кавказ выделяется также как один из ее наиболее конфликтогенных и милитаризированных регионов. Военные расходы в Армении и Азербайджане достигают 4 % от ВВП (по данному показателю это, соответственно, 8-е и 10-е место в мире); суммарная численность вооруженных сил в южнокавказских государствах превышает 135 тыс. человек (в том числе 65 тыс. - в Азербайджане, 45 тыс. - в Армении [22]), т.е. эквивалентна (в целом по всему региону) 8 военнослужащим на 1000 жителей (в Турции - 4,8, в России - 6,8, в КНР - 1,4). Подобная ситуация (предопределяющая неизменный спрос государств Южного Кавказа на различного рода вооружение) устойчиво воспроизводится благодаря перманентно культивируемой в регионе идеологии геополитического (прежде всего, военного) реванша (либо защиты собственных «исконных территорий»), подпитывающей геополитическое противостояние. Последнее воплощается в том числе и в различных форматах стратегического партнер-
ства, союзничества (между Россией, Абхазией и Южной Осетией; Россией и Арменией; Грузией и странами НАТО; Турцией и Азербайджаном). Проявляется оно и в весьма условных, размытых контурах трансрегиональных структур по блоковому принципу (одни аналитики констатируют, что в направлении «север - юг» четко обозначилась ось «Россия -Армения - Иран», а в широтном - «Турция -Грузия - Азербайджан» [23], другие же, напротив, подмечают стремление России выстроить сбалансированные отношения с Арменией и Азербайджаном [24]).
Структурное своеобразие Южного Кавказа предопределяется его полиэтничностью, а также сложным по своей пространственной архитектуре соприкосновением двух превалирующих мировых конфессий - ислама и христианства. Здесь широко представлена тюркская этнолингвистическая среда, сохраняется очаго-во-дисперсное присутствие русской культуры, имеются исторические и конфессиональные предпосылки для влияния Ирана, что в совокупности позволяет рассматривать Южный Кавказ как один из наиболее значимых для Евразии ее лимитрофов, т.е. потенциальную (и фактическую) зону геополитического противостояния, нестабильности (часть «евразийских Балкан» [25] и наряду с этим ареал коммуникации, взаимодействия, способного при благоприятных обстоятельствах выступать интегрирующим евразийское пространство фактором).
Южный Кавказ в постсоветский период: важнейшие геополитические, геоэкономические и этнодемографические изменения. Инициированное распадом Советского Союза формирование новых независимых государств в пределах Южного Кавказа сопровождалось рядом значимых политико-географических и социально-экономических процессов. В их числе прежде всего последовательная, наиболее четко выраженная для Грузии (единственной страны в регионе, взявшей курс на интеграцию в евроатлантические структуры [26]), но присущая также Азербайджану и Армении трансформация всей системы хозяйственных и одновременно политических, гуманитарных связей, уже к концу 1990-х гг. обретших свою многовектор-ность (с четким приоритетом взаимодействия со странами ЕС, США, в целом коллективного Запада).
На этом фоне практически на всей территории Южного Кавказа (за исключением Абхазии и Южной Осетии) былая, устойчиво воспроизводимая практически два столетия российская ориентация существенно сократилась, что особенно четко проявилось к концу нулевых годов [27] (к настоящему времени она в большей мере присуща Армении, являющейся членом ОДКБ и Евразийского экономического союза). Следствием, а также одной из составляющих данного процесса явилось значительное (в 4,4 раза) уменьшение в пределах региона численности этнических русских (чья доля в населении в итоге снизилась с 5 до 1 %). На этом фоне наблюдался общий рост моноэтничности южнокавказских государств (наиболее проявившийся в Абхазии и Южной Осетии), а также масштаб-
ные (хотя и не повсеместные) депопуляцион-ные процессы: за 1989-2020 гг. население Армении сократилось на 12 %, Грузии - на 35 %; значительно более интенсивную депопуляцию за аналогичный период продемонстрировала Абхазия (в 2,2 раза), а также Южная Осетия (за 1989-2020 гг. ее демографический потенциал снизился в 1,7 раза). Лишь Азербайджан в постсоветский период демонстрировал позитивную демографическую динамику (рост в 1,44 раза), благодаря чему в пределах всего Южного Кавказа за последние три десятилетия этнодемог-рафический баланс ощутимо сместился в пользу тюркоязычных этносов: если в 1989 г. их удельный вес в населении региона составлял 40 %, то в 2020 г. - 56,5 %, сохраняя потенциал и некоторого дальнейшего роста (табл. 1).
Таблица 1
Динамика русско-тюркского этнодемографического баланса в Азербайджане, Армении и Грузии
Государ- 1989* 2019** 2050****
ство Число В общем населении Число В общем населении Число В общем населении
жите- русская тюркская жителей, русская тюркская жите- русская тюркская
лей, составляю- составляю- тыс. чел. состав- состав- лей, состав- состав-
тыс. щая щая ляю- ляющая тыс. ляющая ляю-
чел. щая*** чел. щая***** / %
Азербайд- 7021 392 / 5877 / 83,7 10 139 119 / 1,2 9400 / 11 065 119/1,1 10 190 /
жан 5,6****** 92,0 92,1
Грузия 5401 341 / 6,3 321 / 5,9 3989 48 / 1,2 230 / 5,8 3517 42 / 1,2 204 / 5,8
Армения 3305 52 / 1,6 86 / 2,6 2936 12 / 0,4 3 / 0,1 2816 11 / 0,4 3 / 0,1
Все три го- 15 785 / 5,0 6284 / 40,0 17 064 179 /1,0 9633 / 17 398 172 /1,0 10 397 /
сударства 727 56,5 59,8
Южного
Кавказа
Примечание: * по данным Всесоюзной переписи населения 1989 г.; ** World Population Prospects POP/DB/WPP/Rev. 2019/POP/F01-1, POP/DB/WPP/Rev.2019/SA2/POP/F01-1 (United Nations, Department of Economic and Social Affairs, Population Division), а также по данным статистических служб постсоветских государств; *** данные последних проведенных переписей населения либо предоставленных статорганами оценок; **** при прогнозной оценке на 2050 г. сделано допущение, что удельный вес русских в населении Армении и Грузии останется неизменным, а в Азербайджане сохранится современная (на 2020 г.) численность русских; ***** показатель на 2050 г. рассчитан с учетом того, что в Азербайджане удельный вес тюркоязычных этносов в населении возрастет на процент, аналогичный сокращению доли в населении русских, а в Армении и Грузии доля представителей тюр-коязычных этносов в населении не изменится; ****** в числителе - тыс. чел., в знаменателе - %.
Аналогичным образом (также в пользу Азербайджана) в пределах Южного Кавказа последовательно менялся и баланс экономических сил. Если в 1992 г. удельный вес Республики Азербайджан в суммарном ВВП государств Южного Кавказа немногим превышал 50 %, то в 2010 г. - 60 %, а к 2019 г. - 61 % (см. табл. 2). На долю Азербайджана (по итогам 2019 г.) при-
ходится 79 % от всего объема экспорта южнокавказских государств и лишь 52 % - импорта (доля Республики Азербайджан в населении региона не превышает при этом 59 %), что, кстати, обеспечивает этой стране в пределах Южного Кавказа наиболее сильную и независимую (от внешних спонсоров и покровителей) позицию.
Охарактеризованные выше экономичес- осенью 2020 г. военной операции в Нагорном
кие и демографические изменения, вне всяко- Карабахе, но и приумножили потенциал даль-
го сомнения, не только создали определенные нейшего наращивания на Южном Кавказе хо-
предпосылки для проведения Азербайджаном зяйственного и геополитического присутствия
Таблица 2
Соотношение валового внутреннего продукта Азербайджана, Армении, Грузии, России и Турецкой Республики (по официальному обменному курсу, млн долл. США / % ВВП Турции)
Государство 1992 2000 2010 2019
Россия 460 290 / 290,0 259 710 / 95,0 1 524 917 / 196,0 1 699 876 / 223,0
Турция 158 459 / 100,0 274 302 / 100,0 776 967 / 100,0 761 425 / 100,0
Азербайджан 4991 / 3,0 5273 / 2,0 33 050 / 4,0 48 047 / 6,0
Грузия 3690 / 2,3 3057 / 1,1 12 243 / 1,6 17 477 / 2,3
Армения 1273 / 0,8 1911 / 0,7 9206 / 1,2 13 672 / 1,8
Примечание: сост. по данным Всемирного банка.
Таблица 3
Сальдо трансграничных переводов физических лиц из России в Азербайджан, Армению и Грузию (млн долл. США)
Государство 2005 2010 2015 2020
Армения 231 913 660 450
Азербайджан 188 732 569 745
Грузия 122 530 365 355
Примечание: сост. по данным Центрального Банка Российской Федерации.
Турецкой Республики. В этой ситуации Южный Кавказ все в большей мере выступает в качестве пространства одновременного развертывания как турецкого («Тюркский мир»), так и российского («евразийская интеграция») геостратегических проектов.
Российское присутствие и интересы в государствах Южного Кавказа. Несмотря на присущие Южному Кавказу многоаспектные постсоветские трансформации, Россия по-прежнему остается для этого региона одним из ведущих геополитических акторов, а также традиционных социально-экономических аттракторов [28]. Симптоматично и существенно, что на территории самой Российской Федерации, согласно данным последней переписи населения, на постоянной основе проживает около 1,2 млн армян, 600 тыс. этнических азербайджанцев и 160 тыс. грузин, что формирует в том числе и устойчивый поток трансграничных трансфертов физических лиц из России в государства Южного Кавказа (см. табл. 3).
Наиболее четко присутствие России выражено в Абхазии и Южной Осетии (чей статус независимых государств признан Российской Федерацией 26 августа 2008 г.), плотно интегрированных в российское экономическое, гуманитарное и военно-стратегическое пространство [29]. Эти государства миниатюрны (Абхазия
занимает территорию в 8661 км2 и имеет 245 тыс. населения; площадь территории Южной Осетии - 3900 км2, население - 57 тыс. человек [30]) и зависимы от российской экономической и военной поддержки (показательно, к примеру, что в Южной Осетии на долю России приходится 97 % экспорта и 85 % всего импорта [31]). На территории Абхазии действует 7-я российская военная база, в Южной Осетии - 4-я военная база. Обе они, помимо обеспечения стратегических интересов России в пределах Южного Кавказа, выполняют и крайне необходимую миротворческую миссию.
Важное значение для обеспечения военно-стратегических интересов России имеет и ее военная группировка в Армении (102-я российская военная база с гарнизонами в Гюмри, Ереване и аэродромом «Эребуни»). Российскому бизнесу в этой стране, с 1992 г. являющейся членом ОДКБ, а с января 2015 г. - Евразийского экономического союза (с 1999 г. сохраняющей при этом курс и на вовлечение в европейские интеграционные структуры [32]), принадлежат такие достаточно крупные предприятия, как ЗАО «Газпром Армения» (страна ежегодно потребляет около 2 млрд м3 российского природного газа), «Армянские электросети», ряд телекоммуникационных компаний, а также ЗАО «Южнокавказская железная дорога». В сфере российских
интересов (и внимания) остается и локализованная на территории Армении (введенная в эксплуатацию еще в 1976 г. и единственная в пределах Южного Кавказа) атомная электростанция. Общий же объем накопленных прямых российских инвестиций в эту страну по состоянию на
1 октября 2020 г. достигал 1124 млн долл. США, что эквивалентно лишь 0,3 % всех российских прямых инвестиций в зарубежных странах, но в то же время превышает суммарный показатель российских инвестиций во все остальные государства Южного Кавказа (табл. 4).
Таблица 4
Российские прямые инвестиции в экономику государств Южного Кавказа (млн долл. США)
Государство Общий Годовой объем прямых инвестиций из Российской Федерации
накопленный 2013 2014 2015 2016 2017 2018 2019
объем на
01.10.2020
Армения 1124 94 272 156 58 34 91 42
Грузия 336 * - - - - - -
Азербайджан 199 37 33 1 43 4 6 13
Абхазия 87 **
Южная Осетия 10 - 11 - - - - -
Примечание: сост. по данным Центрального Банка Российской Федерации; *нет данных; "инвестиции отсутствуют.
Таблица 5
Удельный вес России и Турции во внешней торговле Азербайджана, Армении и Грузии
Государство Экспорт Импорт
(объем, млн долл. / доля в экспорте страны, %) (объем, млн долл. / доля в импорте страны, %)
В Россию В Турцию Из России Из Турции
Азербайджан 724 / 4 2862 / 15 2287/ 17 1647 / 12
Армения 720 / 27 2 / 0 1489/ 29 265 / 5
Грузия 463 / 17 194 / 7 924 / 12 1400 / 19
Примечание: сост. по данным Всемирной торговой организации.
Завершение Карабахского конфликта и заключение договора от 10 ноября 2020 г. позволит, полагаем, плотнее интегрировать Армению (посредством Мегринского коридора) в Евразийское пространство и одновременно обеспечит выход республике (и другим государствам ЕАЭС) в Юго-Восточную Европу благодаря железным дорогам турецкой Анатолии.
Присутствие российских бизнес-структур имеет место и в Грузии. Взаимоотношения между Россией и это страной испытали существенное охлаждение с 2003 г. («Революция роз») и в своей политической составляющей оказались сведены к минимуму после 2008 г. («принуждение Грузии к миру»). Однако и в этих условиях российская компания ИНТЕР РАО ЕЭС продолжает контролировать фактически всю грузинскую энергетику (владеет 75 % тбилисской электрораспределительной сети «Теласи», Гардабан-ской теплоэлектростанцией, вырабатывающей зимой 80 % необходимой стране электроэнергии, а также Ингурской ГЭС [33]). Российской компа-
нии Georgian Water and Power принадлежит вся инфраструктура питьевой воды в столице и двух городах спутниках Тбилиси - Мцхете и Рустави. Во владении «Лукойл - Джорджия» находится 62 АЗС, а «Роснефть» приобрела контрольный пакет акций потийского нефтетерминала и сети АЗС «GALF». В собственности российских бизнесменов - компании по добыче цветных металлов RMG Gold и RMG Copper, а также компания «Боржоми». Один из крупнейших банков Грузии «VTB-Georgia» принадлежит ВТБ (т.е., по сути, российскому государству). Россия остается для Грузии значимым внешним рынком (17 % всего экспорта ориентировано на Российскую Федерацию); грузинский потребительский рынок сам при этом существенно зависим от поставок некоторых российских товаров (например, зерна).
Серьезные экономические интересы (в первую очередь внешнеторговые) связывают Россию и с Азербайджаном - приоритетным (в пределах всего Южного Кавказа) рынком для российских товаров (см. табл. 5).
Азербайджан выступает, в частности, четвертым по значимости (после Турции, Египта и Бангладеш) потребителем российского зерна, является (наряду с Арменией) крупным покупателем российских вооружений (только за 20112015 гг. Азербайджан приобрел российского оружия на 1792 млн долл. США [23]) и имеет в целом схожие в Россией стратегические интересы на глобальном рынке энергоносителей. Новым фактором (и сферой) российско-азербайджанских отношений стало размещение с ноября 2020 г. российского миротворческого контингента в Нагорном Карабахе.
Углубляющийся (с 2014 г. четко проявившийся) конфликт России с коллективным Западом, а также общий (фиксируемый ведущими аналитиками еще с 2008 г. [34; 35]) дрейф глобальной экономики на восток и юг - многократно повышают для России значимость и самого Азербайджана, и в целом всего Южного Кавказа в вопросах как обеспечения своей военно-стратегической безопасности, так и формирования, обустройства транспортных коридоров меридионального (север - юг) направления, включая и обретение устойчивого и эффективного сухопутного авто- и железнодорожного сообщения с Турецкой Республикой.
Активность Турции в постсоветских государствах Южного Кавказа. Турецкая Республика имеет общую границу с Арменией (311 км), Грузией (273 км) и Азербайджаном (около 10 км в районе Садарского района На-хичеванской автономной области). Кроме того, лишь 247 км морской акватории отделяет турецкий Трабзон от абхазского Сухума. Напрямую соседствуя с государствами Южного Кавказа, за три постсоветских десятилетия Турция обрела в этом регионе весомые экономические, политические и гуманитарные позиции, сформировала диверсифицированную структуру своего присутствия и влияния.
В первую очередь сказанное относится к Азербайджану, общность с которым выстраивается в Турции прежде всего на идеологии пантюркизма, а первые хозяйственные, военные и культурные контакты (как верно подмечают [36]) восходят к периоду завершения Первой мировой войны. Современное взаимодействие с этой страной (во внешнеторговой, инвестиционной, гуманитарной и военно-технической сферах) осуществляется Турцией в приоритетном порядке [37] и реализуется в декларируемом формате «один народ - два государства» [38]. Именно на Республику Азербайджан прихо-
дится 55 % всего внешнеторгового оборота Турции с южнокавказскими государствами (кстати, весьма незначительного, составляющего не более 1 % от всего объема турецкой внешней торговли). На территории Азербайджана в настоящее время действует около 3000 компаний с турецким участием, а инвестиции Турции в экономику этой страны оценивают в 12,2 млрд долл. [39], хотя всего десятилетие назад аналогичная цифра не превышала 5 млрд [40] Наиболее плотно в экономику Турции инкорпорирован при этом Нахичеванский эксклав Азербайджана.
В Грузии (где инвестиционно-экономические интересы Турции сфокусированы в первую очередь на Аджарии - ее рекреационной сфере, строительстве, торговле [41]) турецкий бизнес обеспечивает (согласно данным статистики Грузии за 2020 г.) 18 % всех зарубежных инвестиций. На грузинской территории активно действует турецкая государственная энергокомпания Turkish Electricity Transmission Corporation (TEIAS); аэропорты в Тбилиси и Батуми управляются турецкой TAV Airports Holding. Турецкие товаропроизводители лидируют в структуре грузинского импорта (19 %) [42]. Для Турецкой Республики существенна и роль Грузии как коммуникационного коридора в Азербайджан и далее - в государства Центральной Азии [43], возросшая в связи с сооружением нефтепровода «Баку - Тбилиси - Джейхан» (2006 г.), железной дороги «Баку - Тбилиси - Ахалкалаки - Карс» (2017 г.), южнокавказского газопровода «Баку - Тбилиси - Эрзурум» (2018 г.), а также Трансанатолийского трубопровода (TANAP), запущенного в эксплуатацию в 2019 г. Фактором расширяющихся двухсторонних взаимодействий выступает и сформировавшаяся в постсоветский период грузинская диаспора в Турции (сконцентрированная главным образом на Черноморском побережье страны в районе Синопа -Артвина [44; 45]). В гуманитарном отношении ментально Турция (и ее культура), тем не менее, остается для грузинского социума в существенной мере чужой; преодоление наблюдаемой здесь дистанции - вопрос значительных усилий и времени.
В системе сфокусированных на Южном Кавказе турецких геостратегических интересов специфическое место занимает Армения. Внешнеторговые и гуманитарные связи Турции с этой страной незначительны; отсутствуют и двухсторонние дипломатические отноше-
ния. Армения, кроме того, самим своим местоположением фактически разрывает пространство южнокавказской активности Турецкой Республики, ориентируя все связанные с ним товарные потоки исключительно по грузинскому маршруту.
Существенен потенциальный интерес Турции и к Абхазии. Благодаря многочисленной абхазской диаспоре Турецкая Республика уже с начала 1990-х гг. развивала внешнеторговые связи с этим государством (наиболее активно - до 2008 г.), осуществляя также инвестиции в сельское хозяйство, туризм, рыбную отрасль, заготовку древесины.
Следует подчеркнуть, что значимость Южного Кавказа не исчерпывается для Турции лишь торговлей, инвестициями, транспорт-но-логистическими проектами. Всевозрастающую (распространяющуюся в последнее время и на военно-техническую сферу) активность Турецкой Республики в регионе существенно инициирует политика (и геополитика), необходимость формировать и укреплять имидж страны как ведущего актора на евразийском [46], в том числе постсоветском пространстве. Реализуя южнокавказский вектор своей геостратегии, Турция все плотнее (и по многим направлениям) вступает во взаимодействие в Российской Федерацией.
Приоритеты российско-турецкого взаимодействия в регионе Южного Кавказа. Будучи изначально крупными евразийскими державами, и Российская Федерация, и Турецкая Республика в современном контексте все больше поворачиваются друг к другу (временами занимая при этом несовпадающие, порой контрастные позиции [16], выступая, одновременно, и как компаньоны, и как конкуренты). В обозримой перспективе эти государства с высокой долей вероятности будут лишь наращивать свою ориентированную на Евразию геополитическую и геоэкономическую активность, в том числе и в пределах Южного Кавказа.
Как для России, так и для Турции стратегически важно, осознавая неизбежность порождаемого этой активностью конфликта интересов, последовательно купировать его негатив, выстраивая взаимно поддерживающую, партнерскую систему российско-турецкого взаимодействия в регионе, ориентированную в первую очередь:
- на геополитическое обеспечение реализации в пределах Южного Кавказа крупных (трансграничных, континентального масштаба)
взаимовыгодных транспортно-инфраструктур-ных проектов;
- на создание внешнеполитических и инфраструктурных условий для формирования единого южнокавказского коммуникационного пространства в интересах социально-экономического развития всех локализованных в его пределах государств, равно как и снижения пока все еще высокого уровня этнополитичес-кой конфликтогенности;
- на поддержание сложившегося баланса российско-турецкого присутствия в Южнокавказском регионе как одного из базовых условий обеспечения в нем военно-политической стабильности, в том числе и нейтрализации дестабилизирующего влияния (по отношению как к самому Южного Кавказу, так и в целом к Евразии) внешних геополитических акторов.
В современных условиях, когда жесткие альянсы в духе второй половины ХХ в. уходят в прошлое [47], ключевое значение в подобной (желательной, в равной мере отвечающей интересам как Турции, так и России) архитектуре российско-турецкого взаимодействия в настоящее время, без сомнения, обретает Азербайджан как экономически и демографически наиболее весомое государство региона, являющееся органичной частью «Тюркского мира», но при этом сохраняющее опыт и потенциал многоаспектного и эффективного взаимодействия с Россией как в двухстороннем формате, так и в рамках евразийских интеграционных проектов. Не менее значимой для обеспечения взаимно поддерживающей активности России и Турции (основывающейся на консенсусе, в целом пока успешно достигаемом даже в условиях выраженного конфликта интересов) является и последовательная нормализация азербайджано-армянских отношений, во многом ныне связанная с позицией Республики Азербайджан в отношении урегулирования ситуации в Нагорном Карабахе.
Итак, Южный Кавказ исторически выступал ареной взаимодействия и соперничества ведущих евразийских держав. Характерное для постсоветского периода формирование в пределах Южного Кавказа новых независимых государств (в том числе непризнанных) сопровождалось не только внутрирегиональными конфликтами, но и возрастающим (особым образом - с конца 2000-х гг.) противостоянием в этом макрорегионе глобалистских сил, России, а также интенсивно наращивающих свой геополитический потенциал региональных акторов (Турции и Ирана). На этом фоне среди
самих государств Южного Кавказа свои демографические, экономические и военно-стратегические позиции стабильно усиливал Азербайджан (что в полной мере проявилось осенью 2020 г.). В условиях характерной для трех последних десятилетий частичной дерусифика-ции Южного Кавказа (в этнокультурном, хозяйственном и иных аспектах) Российская Федерация (как исторический преемник Российской империи и СССР, а также - крупнейший сосед и один из приоритетных партнеров государств Южного Кавказа) сохраняет устойчивый (возросший в последние годы) интерес к этому региону. Свое присутствие в пределах Южного Кавказа активно наращивает и Турция. В этой ситуации Южный Кавказ оказывается пространством одновременного развертывания как российского, так и турецкого интеграционных проектов. Купирование возникающих при этом конфликтов, превращение Южнокавказского региона в один из наиболее значимых ареалов российско-турецкого сотрудничества (в транс-портно-логистической, энергетической и иных сферах) в рамках общей (столь необходимой) стратегии российско-турецкого взаимно поддерживающего, малоконфликтного соразвития в Евразии в полной мере соответствуют не только долгосрочным целям Российской Федерации и Турецкой Республики, но и интересам государств самого Южного Кавказа.
ЛИТЕРАТУРА
1. Bruneau M. L'Eurasie: continent, empire, idéologie ou projet? Paris: CNRS Éditions, à paraître, 2018. 352 р.
2. Druzhinin A. Russia in modern Eurasia: The Vision of a Russian Geographer // Quaestiones Geographi-cae. 2016. Vol. 35 (3). Р. 31-39.
3. Бордачев Т. Россия и Китай в Большой Евразии: большая игра с позитивной суммой // Валдайские записки. 2016. № 50. URL: https://ru.valdaiclub. com/files/22143/.
4. Дынкин А., Телегина Е., Халова Г. Роль Евразийского экономического союза в формировании Большой Евразии // Мировая экономика и международные отношения. 2018. № 4, т. 62. С. 5-24.
5. Druzhinin A.G., Ibrahimov A., Baskan A. Interaction of Russia and Turkey in the Post-Soviet Period: Factors, Trends, Problems, Prospects // Regional Research of Russia. 2014. Vol. 4, no. 2. Р. 121-126.
6. Akçali E., Perinçek M. Kemalist Eurasianism: An emerging geopolitical discourse in Turkey // Geopolitics. 2009. Vol. 14 (3). Р. 550-569.
7. Aras B., Fidan H. Turkey and Eurasia: Frontiers of new geographic imagination // New Perspectives on Turkey. 2009. Vol. 40. Р. 193-215.
8. Er§en E.The evolution of 'Eurasia' as a geopolitical concept in post-cold war turkey // Geopolitics. 2013. Vol. 18 (1). Р. 24-44.
9. Qelikpala M. Turkish-Russian relations in search of a way out of the rivarly-competition dilemma // Bilig. 2015. Vol. 72. Р. 117-144.
10. Российский вектор в современной евразийской геополитике Турции / А.Г. Дружинин [и др.] // Научная мысль Кавказа. 2017. № 3. С. 5-12.
11. Стегний П. Вдвоем на «хартленде» // Россия в глобальной политике. 2015. Т. 13, № 1. С. 109-118.
12. Кортунов А. Реджеп Эрдоган на русском минном поле. URL: https://russiancouncil.ru/analytics-and-comments/analytics/redzhep-erdogan-na-russkom-minnom-pole/.
13. Дружинин А.Г. Евразийские приоритеты России (взгляд географа-обществоведа). Ростов н/Д: Изд-во ЮФУУ 2020. 268 с.
14. Шлыков П.В. Куда идет Турция? // Современная Европа. 2013. № 1 (53). С. 58-75.
15. Калюжный В.Г. Кавказ: зона раздора или ареал сближения (в контексте российско-турецких отношений) // Наука и военная безопасность. 2017. № 3 (10). С. 37-45.
16. Колесников А.А. Турция на Каспии: модели влияния на развитие ситуации в регионе // Вестник Кыргызско-Российского славянского университета. 2015. Т. 15. № 10. С. 160-162.
17. Мусабеков Р. Азербайджан между Турцией и Россией // Россия и мусульманский мир. 2012. № 1. С. 40-50.
18. Семедов С.А. Основные аспекты современной политики Турции на Кавказе // Вестник Московского университета. Сер. 18. Социология и политология. 2008. № 2. С. 39-52.
19. Глазова А.В. Внешнеполитические инициативы Турции на Южном Кавказе: успех или неудача? // Проблемы национальной стратегии. 2011. № 1 (6). С. 66-81.
20. Жданов Ю.А. Солнечное сплетение Евразии: учебная лекция по регионоведению / отв. ред. Ю.Г. Волков. Ростов н/Д: Пегас, 1998. 40 с.
21. Давтян В. С. Энергетическая политика России на Южном Кавказе: трубопроводные войны // Россия XXI. 2015. № 4. С. 62-73.
22. The World Factbook. [Электронный ресурс] http:// www.cia.gov/the-world-factbook/ (дата обращения 19.03.2021).
23. Исмаилов Ч. Турция и Россия в геополитическом ребусе Кавказа // Uluslararasi Sovyet Sonrasi Turkiye-Rusya Ili§kileri Sempozyumu. Bildiriler kitabi. Izmir, 2020. Р. 47-90.
24. Соблюдение баланса сил на Южном Кавказе / К. Курылев [и др.] // Мировая экономика и международные отношения. 2018. Т. 62, № 3. С. 108-118.
25. Brzezinski Z. The grand chessboard: American primacy and its geostrategic imperatives. New York: Basic Books, 1998. 259 р.
26. Гегелашвили Н. Грузия в фокусе внешнеполитических приоритетов США // Мировая экономика и международные отношения. 2020. № 1. С. 119-128.
27. Язькова А.А. Государства Южного Кавказа и Россия // Современная Европа. 2013. № 4 (56). С. 29-36.
28. Дружинин А.Г. Идеи классического евразийства и современность: общественно-географический анализ. Ростов н/Д: Изд-во ЮФУ, 2021. 270 с.
29. O'Loughlin J., Kolossov V, Tuathail G.T. Inside Abkhazia: Survey of attitudes in a de facto state // Post-Soviet Affairs. 2011. Vol. 27 (1). URL: https:// doi.org/10.2747/1060-586X.27.1.1.
30. Абхазия в цифрах 2019: Государственный Комитет Республики Абхазия по статистике. Сухум: ИП «Лагвилава А.», 2020. 54 с.
31. Статистический сборник Республики Южная Осетия. 2019. Цхинвал, 2020. 185 с.
32. Айвазян А., Петрова И. Нормативная роль ЕС в Армении: факторы восприятия // Мировая экономика и международные отношения. 2018. Т. 62, № 4. С. 91-102.
33. Цветков В.А. Место и роль России на постсоветском пространстве // Пространственная экономика. 2011. № 1. С. 49-66.
34. Zakaria F. Post-American world. London: Allen Lane, 2008. 292 p.
35. Barma N., Ratner E., Weber S. A world without the West // The National Interest. 2007. Vol. 90. Р. 23-30.
36. Балаев А.Г. Азербайджанская нация: основные этапы становления на рубеже XIX-XX вв. М.: ТиРу, 2012. 256 с.
37. Гаджиев К.С. Отношения Ирана и Турции с государствами Южного Кавказа // Россия и новые государства Евразии. 2020. № 2 (47). С. 94-106.
38. Государства Ближнего Востока в поисках внешнеполитической идентичности / И. Звягельская [и др.] // Мировая экономика и международные отношения. 2019. Т. 63, № 9. С. 93-10.
39. Названо количество турецких компаний в Азербайджане. URL: https://news.day.az/economy/ 1156756.html.
40. Ильхам Алиев: Турецкие инвестиции в Азербайджан составляют 5 миллиардов долларов. URL: http://viperson.ru/articles/ilhama-aliev-turetskie-investitsii-v-azerbaydzhan-sostavlyayut-5-milliardov-dollarov.
41. Аверьянов А.В. Турция возвращает Аджарию под свой контроль. URL: https://www.fondsk.ru/ news/2012/09/17/turcija-vozvraschaetadzhariju-pod-svoj-kontrol-16595.html.
42. Внешняя торговля Грузии. URL: https://www. geostat.ge/media/32463/External-Merchandise-Trade-2019_publication-2020.pdf.
43. Иванова И.И. Динамика развития отношений: Турция и Южный Кавказ в XXI в. // Труды Института востоковедения РАН. 2019. № 20. С. 178-202.
44. Kantarci, §. (2014). Soguk Savaç Sonrasi Gurcistan: Jeopolitigi ve Etnisite Sorunlari // Hazar'dan Karadeniz'e Stratejik Bakiç / Ed. by O. Yeçilot. Istanbul: Yeditepe Yayinevi. Р. 227-255.
45. Ertek M. Turkiye'deki Gurculer ve konuçuculanni kaybetmekte olan diller // Tehlikedeki Diller Dergisi. 2014. Vol. 3 (3). Р. 142-146.
46. Davutoglu A. Turkey's new foreign policy vision: an assessment of 2007 // Insight Turkey. 2008. Vol. 10 (1). Р. 77-96.
47. Лукьянов Ф.А. Диверсификация без паники. URL: https://globalaffairs.ru/articles/diversifi kacziya-bez-paniki/.
REFERENCES
1. Bruneau M. Eurasia: continent, empire, ideology or project? Paris, CNRS Éditions, à paraître, 2018, 352 р.
2. Druzhinin A. Quaestiones Geographicae, 2016, vol. 35 (3), pp. 31-39.
3. Bordachyov T. Valdayskie zapiski, 2016, no. 50, available at: https://ru.valdaiclub.com/files/22143/.
4. Dynkin A., Telegina E., Khalova G. Mirovaya ekonomika i mezhdunarodnye otnosheniya, 2018, no. 4 (62), pp. 5-24.
5. Druzhinin A.G., Ibrahimov A., Baskan A. Regional Research of Russia, 2014, vol. 4, no. 2, pp. 121-126.
6. Akçali E., Perinçek M. Geopolitics, 2009, vol. 14 (3), pp. 550-569.
7. Aras B., Fidan H. New Perspectives on Turkey, 2009, vol. 40, pp. 193-215.
8. Erçen E. Geopolitics, 2013, vol. 18 (1), pp. 24-44.
9. Çelikpala M. Bilig, 2015, vol. 72, pp. 117-144.
10. Druzhinin A.G. et al. Nauchnaya mysl Kavkaza, 2017, no. 3, pp. 5-12.
11. Stegniy P. Rossiya v globalnoy politike, 2015, vol. 13, no. 1, pp. 109-118.
12. Kortunov A. Redzhep Erdogan na russkom minnom pole [Recep Erdogan in the Russian minefield]. Available at: https://russiancouncil.ru/analytics-and-comments/analytics/redzhep-erdogan-na-russkom-minnom-pole/.
13. Druzhinin A.G. EvraziyskieprioritetyRossii (vzglyad geografa-obshchestvoveda) [Eurasian Priorities of Russia (the view of a geographer-social scientist)]. Rostov-on-Don, Publishing house of SFedU, 2020, 268 р.
14. Shlykov P.V. Sovremennaya Evropa, 2013, no. 1 (53), pp. 58-75.
15. Kalyuzhnyy V.G. Nauka i voennaya bezopasnost, 2017, no. 3 (10), pp. 37-45.
16. Kolesnikov A.A. Vestnik Kyrgyzsko-Rossiyskogo slavyanskogo universiteta, 2015, vol. 15, no. 10, pp. 160-162.
17. Musabekov R. Rossiya i musulmanskiy mir, 2012, no. 1, pp. 40-50.
18. Semedov S.A. Vestnik Moskovskogo universiteta. Ser. 18: Sociologiya i politologiya, 2008, no. 2, pp. 39-52.
19. Glazova A.V. Problemy natsionalnoy strategii, 2011, no. 1 (6), pp. 66-81.
20. Zhdanov Yu.A. Solnechnoe spletenie Evrazii [Solar plexus of Eurasia] / Otv. red. Yu.G. Volkov. Rostov-on-Don, Pegas, 1998, 40 р.
21. Davtyan VS. RossiyaXXI, 2015, no. 4, pp. 62-73.
22. The World Factbook. [Электронный ресурс] http:// www.cia.gov/the-world-factbook/.
23. Ismailov CH. Turtsiya i Rossiya v geopoliticheskom rebuse Kavkaza [Turkey and Russia in the geopolitical rebus of the Caucasus]. In: Uluslararasi Sovyet Sonrasi Turkiye-Rusya Ili§kileri Sempozyumu. Bildiriler kitabi. Izmir, 2020, pp. 47-90.
24. Kurylev K. et al. Mirovaya ekonomika i mezhdunarodnye otnosheniya, 2018, vol. 62, no. 3, pp. 108-118.
25. Brzezinski Z. The grand Chessboard: American primacy and its geostrategic imperatives. New York, Basic Books, 1998, 259 р.
26. Gegelashvili N. Mirovaya ekonomika i mezhdunarodnye otnosheniya, 2020, no. 1, pp. 119-128.
27. Yazkova A. A. Sovremennaya Evropa, 2013, no. 4 (56), pp. 29-36.
28. Druzhinin A.G. Idei klassicheskogo evraziystva i sovremennost: obshchestvenno-geograficheskiy analiz [Ideas of Classical Eurasianism and Modernity: socio-geographical analysis]. Rostov-on-Don, Publishing house of SFedU, 2021, 270 р.
29. O'Loughlin, J., Kolossov, V, Tuathail G. Post-Soviet Affairs, 2011, vol. 27 (1), available at: https://doi. org/10.2747/1060-586X.27.1.1.
30. Abkhaziya v tsifrakh 2019: Gosudarstvennyy Komi-tet Respubliki Abkhaziya po statistike [Abkhazia in Figures 2019: State Committee of the Republic of Abkhazia on Statistics]. Suhum, IP «Lagvilava A.», 2020, 54 р.
31. Statisticheskiy sbornik Respubliki Yuzhnaya Ose-tiya. 2019 [Statistical collection of the Republic of South Ossetia. 2019]. Ckhinval, 2020, 185 р.
32. Ayvazyan A., Petrova I. Mirovaya ekonomika i mezhdunarodnye otnosheniya, 2018, vol. 62, no. 4, pp. 91-102.
33. Tsvetkov V.A. Prostranstvennaya ekonomika, 2011, no. 1, pp. 49-66.
34. Zakaria, F. Post-American world. London, Allen Lane, 2008, 292 p.
35. Barma N., Ratner E., Weber S. The National Interest, 2007, vol. 90, pp. 23-30.
36. Balaev A.G. Azerbaydzhanskaya natsiya: osnovnye etapy stanovleniya na rubezhe XIX-XX vv. [The Azerbaijani nation: the main stages of formation at the turn of the XIX-XX centuries]. Moscow, TiRu, 2012, 256 p.
37. Gadzhiev K.S. Rossiya i novye gosudarstva Evrazii, 2020, № 2 (47), pp. 94-106.
38. Zvyagelskaya I. et al. Mirovaya ekonomika i mezhdunarodnye otnosheniya, 2019, vol. 63, no 9, pp. 93-10.
39. Nazvano kolichestvo turetskikh kompaniy v Azer-baydzhane [Number of Turkish companies in Azerbaijan named]. Available at: https://news.day. az/economy/1156756.html.
40. Ilkham Aliev: Turetskie investitsii v Azerbaydzhan sostavlyayut 5 milliardov dollarov [Ilham Aliyev: Turkish investments in Azerbaijan amount to $ 5 billion]. Available at: http://viperson.ru/articles/ ilhama-aliev-turetskie-investitsii-v-azerbaydzhan-sostavlyayut-5-milliardov-dollarov.
41. Averyanov A.V Turtsiya vozvrashchaet Adzhariyu pod svoy kontrol [Turkey returns control of Adjara]. Available at: https://www.fondsk.ru/ news/2012/09/17/turcija-vozvraschaetadzhariju-pod-svoj-kontrol-16595.html.
42. Vneshnyaya torgovlya Gruzii [Foreign trade of Georgia]. Available at: https://www.geostat.ge/ media/32463/External-Merchandise-Trade-2019_ publication-2020.pdf.
43. Ivanova I.I. Trudy Instituta vostokovedeniya RAN, 2019, no. 20, pp. 178-202.
44. Kantarci §. Post-Cold War Georgia: Geopolitics and Ethnicity Issues. In: Yeçilot O. (Ed.). Strategic View from Caspian to Black Sea. Istanbul, Yeditepe Yayînevi, 2014, pp. 227-255.
45. Ertek M. Tehlikedeki Diller Dergisi, 2014, vol. 3 (3), pp. 142-146.
46. Davutoglu A. Insight Turkey, 2008, vol. 10 (1), pp. 77-96.
47. Lukyanov F.A. Diversifikatsiya bez paniki [Diversify without panic]. Available at: https://globalaffairs.ru/ articles/diversifikacziya-bez-paniki/.
Исследование выполнено в рамках гранта РФФИ 20-05-00369 «Трансформация этнокультурного пространства постсоветских государств: факторы, тренды, перспективы».
Поступила в редакцию 10 мая 2021 г.
