ЮРИДИЧЕСКАЯ АНОМИЯ КАК ФАКТОР НЕОПРЕДЕЛЕННОСТИ ЦЕЛЕЙ СОЦИАЛЬНОГО РАЗВИТИЯ Текст научной статьи по специальности «Право»

_ВЕСТНИК ПЕРМСКОГО УНИВЕРСИТЕТА. ЮРИДИЧЕСКИЕ НАУКИ_

2024 PERM UNIVERSITY HERALD. JURIDICAL SCIENCES Выпуск 1(63)

I. ТЕОРЕТИКО-ИСТОРИЧЕСКИЕ ПРАВОВЫЕ НАУКИ

Информация для цитирования:

Липинский Д. А., Иванов А. А. Юридическая аномия как фактор неопределенности целей социального развития // Вестник Пермского университета. Юридические науки. 2024. Вып. 1(63). C. 6-29. DOI: 10.17072/19954190-2024-63-6-29.

Lipinsky D. A., Ivanov A. A. Yuridicheskaya anomiya kak faktor neopredelennosti tseley sotsial'nogo razvitiya [Legal Anomie as a Factor of Uncertainty of the Social Development Goals]. Vestnik Permskogo universiteta. Juridicheskie nauki - Perm University Herald. Juridical Sciences. 2024. Issue 1(63). Pp. 6-29. (In Russ.). DOI: 10.17072/19954190-2024-63-6-29.

УДК 340; 342

DOI: 10.17072/1995-4190-2024-63-6-29

ЮРИДИЧЕСКАЯ АНОМИЯ КАК ФАКТОР НЕОПРЕДЕЛЕННОСТИ ЦЕЛЕЙ СОЦИАЛЬНОГО РАЗВИТИЯ

Исследование выполнено за счет гранта Российского научного фонда № 23-28-00176, https://rscf.ru/project/23-28-00176/

Д. А. Липинский А. А. Иванов

Тольяттинский государственный университет Тольяттинский государственный университет

E-mail: [email protected] E-mail: [email protected]

Статья поступила в редакцию 02.10.2023

Введение: исследуется проблема юридической аномии через призму достижения целей социального развития и их неопределенного формулирования в действующем российском законодательстве. Отмечается, что поставленные перед обществом цели социального развития имеют, в частности, и конституционный характер, получают свою конкретизацию в большом количестве законов и подзаконных нормативно-правовых актов. Особое значение в сфере регламентации целей развития общества придается системе нормативно-правового регулирования стратегического планирования, понимаемого в качестве механизма обеспечения согласованного взаимодействия различных субъектов, направленного на достижение обозначенных целей. Оценивается роль актов Президента Российской Федерации в сфере определения направления общественного развития. Анализируется официальная информация, касающаяся количественных и качественных показателей законотворческой деятельности в Российской Федерации. Исследование достижения целей социального развития осуществляется на основании данных Федеральной службы государственной статистики. Обнаружена их корреляция с общими целями функционирования правовой системы. Цель: установление взаимосвязей реализации достижения целей стратегического планирования с нормотворческой и иной деятельностью, а также определение аномичных проявлений в различных сферах общественных отношений. Методы: диалектический, аксиологический, формально-юридический, статистический и др. Результаты: установлена значимость правовой определенности целей развития и сформированности механизмов их достижения для минимизации проявлений аномии. Выводы: неопределенность целей социального развития в нормативно-правовых актах провоцирует возникновение состояния юридической аномии, которое способно распространиться на все сферы государственного управления и оказывает негативное влияние на достижение заявленных показателей.

Ключевые слова: качество законотворчества, социальное развитие, стратегическое планирование,

цели, юридическая аномия

© Липинский Д. А., Иванов А. А., 2024

LEGAL ANOMIE AS A FACTOR OF UNCERTAINTY OF THE SOCIAL DEVELOPMENT GOALS

The research was funded by the grant from the Russian Science Foundation No. 23-28-00176, https://rscf.ru/project/23-28-00176/

D. A. Lipinsky A. A. Ivanov

Togliatti State University Togliatti State University

E-mail: [email protected] E-mail: [email protected]

Received 02 Oct 2023

Introduction: this study looks at legal anomie through the lens of the achievement of the social development goals and their ambiguous formulation in the current Russian legislation. The goals of social development set for society are constitutional by nature, they are detailed in a large number of laws and subordinate regulatory legal acts. In this field, a critical importance is attached to the system of normative legal regulation of strategic planning, which is understood as a mechanism for ensuring coordinated interaction of different entities aimed at achieving the established goals. The paper gives special attention to the role of the acts of the President of the Russian Federation in determining the directions of social development. Official information regarding quantitative and qualitative indicators of legislative activity in Russia is studied. The achievement of the social development goals is analyzed based on the data from the Federal State Statistics Service. The research identified their correlation with the general goals of the legal system. Purpose: to determine the correlation between the achievement of the strategic planning goals, lawmaking, and other activities, to identify manifestations of anomie in different areas of social relations. Methods: dialectical, axiological, formal legal, statistical, etc. Results: the study has established that for the purpose of eliminating anomie, it is important to ensure legal certainty of the development goals and the presence of full-fledged mechanisms for their achievement. Conclusion: the existing uncertainty of the goals of social development in regulatory legal acts gives rise to the state of legal anomie that can spread to all spheres of public administration and has a negative impact on the achievement of the declared indicators.

Keywords: lawmaking quality; social development; strategic planning; goals; legal anomie

Введение

Категория аномии, зародившаяся в социологии более столетия назад, и в настоящее время находится под пристальным вниманием исследователей, но изучение этого явления с юридической точки зрения в отечественной правовой науке характеризуется только начальным этапом. В самом просто виде аномия - это безнормие, вместе с тем она может актуализироваться не только на институциональном уровне, но и в сфере правосознания или в области реализации норм права. Одно из проявлений юридической аномии заключается в несогласованности системы норм и ценностей, существующих как в обществе, так и в сознании отдельных субъектов права.

Отличительной чертой государственно организованного общества является закрепление целей его развития с большей или меньшей степенью официальности и определенности. Наличие в государстве Основного Закона придает данным целям конституционный характер. В связи с этим представляет интерес анализ аномии в качестве состояния социума, характеризующегося «разложением системы ценностей, противоречием между провоз-

глашенными целями и невозможностью их реализации» [16, с. 40]. После вступления на капиталистический путь развития в России стала формироваться соответствующая система целей и ценностей, которые характеризуются некоторыми чертами сходства с ценностями и целями, существующими в других капиталистических государствах.

При наличии схожих целей общими становятся и многие проблемы, которые отмечаются в зарубежной литературе применительно к другим государствам. Например, теория институциональной аномии связывает высокий уровень преступности в Америке с приверженностью населения цели материального успеха, доминирующей в американской культуре [40]. Так, уровень преступности значительно выше в областях, где существует как сильная приверженность целям денежного успеха с одновременным полным или частичным игнорированием законных средств их достижения. Обозначенные тенденции снижаются при наличии высокого уровня социальной помощи и повышаются в условиях низкого уровня образования, экономических достижений узкими слоями населения и высокого уровня неравенства [28]. Несоответствие между ожиданиями и целями, с одной стороны, и доступными юри-

дическими возможностями - с другой может привести к повышенному личностному напряжению и аномическим реакциям, таким как девиантность и преступность [42]. Важными при этом являются реализация цели обогащения и игнорирование законных средств их достижения [27]. В исследованиях доказано, что усиливает состояние внутренней аномии значимости потеря личной значимости [35]. В России названное состояние было широко распространено в 1990-е годы.

Одна из центральных идей теории аномии заключается в расхождении между культурными целями и недостаточными средствами их достижения, доступными субъектам права, что приводит к слабой приверженности существующим стандартам. В результате этого в обществе возникают противоречия, заключающиеся в чрезмерном акценте на целях успеха и стремлении к их реализации. Несмотря на то что менее обеспеченные социальные группы становятся более уязвимыми для проявления аномичных тенденций, такие состояния в любом случае будут затрагивать различные слои общества [37]. В целом это характеризует изначальную упречность такого целеполагания.

Проблему аномии сложно решить посредством простого внесения изменений в действующее законодательство, регламентирующее отношения экономического развития и социального обеспечения граждан, в том числе потому, что само законодательство, формируясь в условиях аномии, также будет носить аномичный характер.

В зарубежной литературе нередко отмечается, что новые нормы права только в незначительной степени улучшают определенность действующего законодательства, при этом часто порождают новые неопределенности [25]. Кроме того, отсутствие объективных и четко установленных правил поведения в действующем законодательстве повышает роль судебного усмотрения, что приводит к нарушению прав человека, игнорированию интересов общества и государства [30].

Зарубежные исследователи, рассматривая правовую регламентацию развития науки, указывают, что оно должно учитывать как интересы патентообладателей, так и правовую определенность третьей стороны, а отсутствие сбалансированного подхода негативным образом влияет на научное развитие. В связи с этим S. 1псагЬопе отмечает необходимость гармонизации интересов при помощи законодательства, указывая на большое значение деятельности судебных органов в выработке общих правовых позиций и единой судебной практики [31]. С другой стороны, отмечается также, что отсутствие отдельных норм права затрудняет надлежащее осуществление правосудия и нарушает требование юридической определенности [26].

Основной Закон Российской Федерации часто критикуется за отсутствие в нем официальной идеологии, но цели развития государства и общества в нем указаны достаточно ясно. Так, в частности, в статье 1 Конституции РФ наше государство провозглашается правовым и демократическим, а в статье 2 человек, его права и свободы объявляются высшей ценностью. В статье 7 Основного Закона определено, что Российская Федерация - это социальное государство, политика которого направлена на «создание условий, обеспечивающих достойную жизнь и свободное развитие человека» и т. д. При этом в Определении от 2 апреля 2019 г. № 854-О Конституционный Суд отметил, что конституционные положения о социальном государстве и развивающие их правовые позиции Конституционного Суда Российской Федерации не предполагают установления количественных критериев или экономических показателей. Формализация соответствующих показателей является вопросом социально-экономической обоснованности и целесообразности и относится к ведению законодателя . Как отмечено в комментарии к Основному закону, именно Конституция стала системным выражением основных юридических ценностей [6, с. 3-10]. При этом сведение процесса фиксации юридических ценностей только к конституционному нормотворчеству представляется чрезвычайным сужением деятельности законодателя.

О ценностях и целях в праве

Вопрос о понятии и видах юридических ценностей дискуссионный. Так, В. П. Малахов отмечает, что право является ценностью в целом, а не в частностях и своих отдельных элементах [11, с. 100104]. В. Н. Жуков указывает на наличие иерархической системы, в основании которой лежат юридические предписания, а в верхней части находятся правовые цели и идеалы [4]. Н. С. Цинцадзе считает, что социальными ценностями, облеченными в правовую форму, являются человек, справедливость, равенство, свобода, мир и безопасность. При этом в качестве системообразующих правовых ценностей автор выделяет государство и право [23], полагая, что само право и государство являются ценностью. По его мнению, в условиях переходного этапа государственного развития выделить иерархию ценностей весьма сложно, поскольку их структура переживает период своего изменения. Ученый отмечает,

1 Конституция Российской Федерации (принята всенародным голосованием 12 дек. 1993 г.) (с учетом поправок, внесенных ФКЗ от 04.10.2022 № 8-ФКЗ) // Собрание законодательства Рос. Федерации. 2014. № 31, ст. 4398.

2 Определение Конституционного Суда РФ от 2 апр.2019 г. № 854-О // Официальное опубликование правовых актов [офиц. сайт]. URL: http://publication.pravo.gov.ru/Document/ View/0001201904040002?ysclid=lk43d3wvu8274211831.

что необходимо всегда помнить о политическом, этическом и философском контекстах и именно в их рамках воспринимать ценности юридические, к числу которых относятся и правовые принципы [22]. В целом понимание юридических ценностей сквозь призму принципов и целей достаточно распространено в отечественной правовой науке [10]. Полагаем, что можно говорить и об обратном их соотношении. Например, определение государства в качестве социального в целом ряде случаев означает скорее цель, нежели реальное его состояние, при этом как таковое оно, безусловно, представляет собой конституционную ценность или устремление [20].

Относительно целей в праве и целей права заслуживает внимания точка зрения Г. Зиммеля, считающего, что мы можем утверждать его общественную цель лишь с точки зрения формулирования соответствующего определения. Однако как только в отношении права укрепится представление, что оно должно соблюдаться именно потому, что оно - право, то всякая телеология здесь отпадает. Право как таковое есть самоцель [5, с. 71]. При этом нельзя не учитывать, что законы часто служат механизмом изменения систем и обладают способностью переориентировать цели и правила системы [36]. Конечно, большое значение имеет качество самих законов, в основе которого находится учет достижений как юридических, так и неюридических наук в процессе их разработки. Необходимо помнить также, что значительную роль в системе правового регулирования играют подзаконные акты, которые могут быть быстро изменены или отменены без какого-либо обсуждения [41].

Конституционный Суд РФ в Определении от 20 мая 2021 г. № 884-О отметил, что норма права должна иметь конкретное целевое назначение . Анализ различных нормативных правовых актов показывает, что законодателем не выработан единый подход к юридической технике, используемой при формулировании целей. Так, в УК РФ указывается, что «уголовное законодательство Российской Федерации обеспечивает безопасность человека, а применяемое в соответствии с ним наказание не может иметь целью причинение страданий или унижение достоинства» («принцип гуманизма» -ст. 7 УК РФ). Наказание применяется в целях восстановления социальной справедливости, а также в целях исправления осужденного и предупреждения

1 Об отказе в принятии к рассмотрению жалобы гражданина Республики Узбекистан Поянова Отабека Абжоб-боровича на нарушение его конституционных прав подпунктом 13 части первой статьи 27 Федерального закона «О порядке выезда из Российской Федерации и въезда в Российскую Федерацию»: Определение Конституционного Суда РФ о 20 мая 2021 г. № 884-О. URL: http://doc. ksrf.ru/decision/KSRFDecision537146.pdf.

совершения новых преступлений (ст. 43 УК РФ)2. Здесь мы сталкиваемся с ситуацией, когда цели определяются как в специально посвященных этому статьях, так и в исходных нормах (нормах-принципах). Иногда те или иные цели необходимо выводить, использую телеологический способ толкования. Так, статья 1 ГК РФ, посвященная началам гражданского законодательства, определяет не только отправные положения, но и целевые установки, такие как: неприкосновенность собственности; свобода договора и т.д.

В статье 1.2 КоАП перечисляются задачи законодательства о об административных правонарушениях: защита личности, охрана прав и свобод человека и гражданина, охрана здоровья граждан, предупреждение правонарушений. Однако известно, что на ином уровне обобщения задача всегда рассматривается и как соответствующая цель. Цели и задачи - явления взаимосвязанные. Уже в статье 3.1 КоАП предупреждение совершения новых правонарушений указывается как цель административного наказания, но не задача3. По мнению Е. А. Мызникова, цель есть категория субъективного, а категории «задача», «функция» и «результат» отражают ступени объективации категории «цель», соответствующие этапам процесса целеполагания. Различие фактически проявляется в том, что в целях непосредственно сосредоточивается глобальное предназначение той или иной деятельности или общественного явления, а в задачах - путь, тактика достижения указанной цели [12, с. 10-20]. В связи с этим, употребляя термин «задачи», законодатель имел в виду и цели КоАП.

Противоположным примером является статья 1 Трудового кодекса РФ, в которой законодатель сформулировал цели трудового законодательства (установление государственных гарантий трудовых прав и свобод граждан, создание благоприятных условий труда, защита прав и интересов работников и работодателей ) и одновременно закрепил перечень задач, направленных на их достижение. В статье 2 ГПК РФ качестве задач гражданского судопроизводства указывается: укрепление законности и правопорядка; предупреждение правонарушений; формирование уважительного отношения к закону

2 Уголовный кодекс Российской Федерации: Федер. закон РФ от 13 июня 1996 г. № 63-Ф3 (ред. от 10.07.2023) // Собрание законодательства Рос. Федерации. 1996. № 25, ст. 2954. Далее - УК РФ.

3 Кодекс Российской Федерации об административных правонарушениях: Федер. закон РФ от 30 дек. 2001 г. № 195-ФЗ (ред. от 10.07.2023) // Там же. 2002. № 1 (ч. 1), ст. 1. Далее - КоАП.

4 Трудовой кодекс Российской Федерации: Федер. закон от 30 дек. 2001 г. № 197-ФЗ (ред. от 10.07.2023) // Там же. 2002. № 1 (ч. 1), ст. 3. Далее - ТК РФ.

и суду, мирному урегулированию споров1. Считаем, что в данном случае речь идет также о целях принятия соответствующего акта.

Можно прийти к промежуточному выводу, что сохраняющаяся терминологическая неясность относительно целей правового регулирования тех или иных общественных отношений, безусловно, подчеркивает недостатки законодательной техники. Так, желаемый результат нормативного регулирования либо вообще не указывается или раскрывается через понятия «задач», «принципов» и «основ». Отметим также, что часто речь, как правило, идет о цели одного какого-то юридического института (например, наказания), но не об общих целях, стоящих перед нормативным правовым актом.

Подходы (юридическую технику), используемые законодателем при формулировании целей, можно подразделить на несколько групп.

1. Цели формулируются в преамбуле. Например, в преамбуле Федерального закона от 28 марта 1998 г. № 53-ФЗ «О воинской обязанности и военной службе» указано, что целью его принятия является «регулирование в области воинской обязанности и военной службы в целях реализации гражданами Российской Федерации конституционного долга и обязанности по защите Отечества»2.

2. Целям федерального закона может быть посвящена специальная статья. Так, в статье 2 Федерального закона от 27 июля 2006 г. № 152-ФЗ «О персональных данных» указывается, что его целью является «обеспечение защиты прав и свобод человека и гражданина при обработке его персо-

3

нальных данных» .

3. Цели федерального закона формулируются вместе с его предметом регулирования. Так, статья 1 Федерального закона от 28 декабря 2013 г. № 400-ФЗ «О страховых пенсиях»4 носит название «цель и предмет регулирования настоящего закона». Статья 1 Федерального закона от 18 июля 2011 г. № 223-ФЗ «О закупках товаров, работ, услуг отдельными видами юридических лиц»5 называется: «Цели регулирования настоящего Федерального закона и отношения, регулируемые настоящим Федеральным законом».

1 Гражданский процессуальный кодекс Российской Федерации: Федер. закон от 14 нояб. 2002 г. № 138-ФЗ (ред. от 24.06.2023) // Собрание законодательства Рос. Федерации. 2002. № 46, ст. 4532. Далее - ГПК РФ.

2 О воинской обязанности и военной службе: Федер. закон от 28 марта 1998 г. № 53-ФЗ (ред. от 10.06.2023) // Там же. 1998. № 13, ст. 1475.

3 О персональных данных: Федер. закон от 27 июля 2006 г. № 152-ФЗ (ред. от 06.02.2023) // Там же. 2006. № 31 (ч. 1), ст. 3451.

4 О страховых пенсиях: Федер. закон от 28 декабря 2013 г. № 400-ФЗ (ред. от 10.07.2023) // Там же. 2014. № 2 (ч. 2).

5 О закупках товаров, работ, услуг отдельными видами юри-

дических лиц: Федер. закон от 18 июля 2011 г. № 223-ФЗ

(ред. от 05.12.2022) // Там же. 2011. № 30 (ч. 1), ст. 4571.

4. В законе не указываются цели его принятия, но формулируется будущий результат правового регулирования. Так, статья 2 Федерального закона от 4 мая 2011 г. № 99-ФЗ «О лицензировании отдельных видов деятельности» именуется следующим образом: «цели, задачи лицензирования отдельных видов деятельности и критерии определе-

6

ния лицензируемых видов деятельности» ;

5. В законе могут раскрываться только цели входящих в него институтов. Например, так поступил законодатель при формулировании статьи 12 Земельного кодекса РФ7.

6. Часто понятие «цели закона» заменяется на «цели политики». В частности, именно о целях политики идет речь в статье 6 Федерального закона от 24 июля 2007 г. № 209-ФЗ «О развитии малого и

среднего предпринимательства в Российской Феде-

8

рации» .

Можно утверждать, что в настоящее время отсутствует единая юридическая техника формулирования целей правового регулирования. Представляется более совершенным способ их закрепления в специальной статье нормативного правового акта, носящей одноименное название. Между тем ясное указание на цели имеет важное значение. Так, низкая эффективность правоприменения может быть обусловлена «аморфностью» целей, когда результат практически невозможно определить на их основе. Отсутствие четких формулировок нормативных предписаний, к числу которых относятся и их цели, может обусловливать возникновение состояния юридической аномии в обществе.

Иногда цели закона вообще не указываются, а их выявление относится к сфере телеологического толкования. Так, в принципе не сформулированы цели в Федеральном законе от 25 декабря 2008 г. № 273-Ф3 «О противодействии коррупции»9. Отсутствие в антикоррупционном законодательстве его целей вызывает трудности в оценке действий правоприменителя. В частности, данные судебной статистики по делам коррупционной направленности— в последние годы показывают значительное увеличение вынесенных обвинительных приговоров.

6 О лицензировании отдельных видов деятельности: Федер. закон от 4 мая 2011 г. № 99-ФЗ (ред. от 13.06.2023) // Там же. 2011. № 19, ст. 2716.

7 Земельный кодекс Российской Федерации: Федер. закон от от 25 окт. 2001 г. № 136-ФЗ (ред. от 24.06.2023) // Там же.

2001. № 44, ст. 4147.

8 ^

О развитии малого и среднего предпринимательства в Российской Федерации: Федер. закон от 24 июля 2007 г. № 209-ФЗ // Там же. 2007 г. № 31, ст. 4006.

9 О противодействии коррупции: Федер. закон от 25 дек. 2008 г. № 273-ФЗ (ред. от 10.06.2023) // Там же. 2008. № 2 (ч. 1), ст. 6228

10 Данные судебной статистики по делам коррупционной направленности // Судебный департамент при Верховном Суде Российской Федерации [офиц. сайт]. URL: http://www.cdep.ru/index.php?id=150.

Так, в 2020 году за преступления коррупционной направленности было вынесено 12 669 обвинительных приговоров, в том числе за преступления, предусмотренные статьями 204-204.2, 290-291.2 УК РФ, - 7 030. В 2021 году число обвинительных приговоров составило 15 162, в том числе за преступления, предусмотренные статьями 204-204.2, 290291.2 УК РФ, - 8 721. В 2022 году за аналогичные уголовно-противоправные деяния было вынесено 20 560 обвинительных приговоров.

Отсутствие четкого закрепления основных целей антикоррупционного регулирования, неясность конкретного результата, к которому стремится законодатель, приводит к некоторым сложностям. Так, затруднительно определить, следует ли подобного рода увеличение количества обвинительных приговоров оценивать как недостатки в профилактике или же, напротив, как эффективное снижение степени латентности коррупционных правонарушений.

Отметим также, что в настоящее время юридическая деятельность не может носить узкоспециализированный характер, она должна учитывать достижения иных наук. В последние годы много внимания уделяется необходимости развития цифрови-зации в сфере правотворчества. Так, Правительственной комиссией по цифровому развитию была утверждена «Концепция развития технологий машиночитаемого права» (протокол от 15.09.2021 № 31). В ней отмечается необходимость описания сфер применения закона, субъектов правоотношения на формальном юридическом языке и наличия определенной логики высказываний. Предположим, что существующая в настоящее время разница в структуре и содержании законов будет затруднять обработку их текстов специализированными компьютерными программами. Поэтому необходимо выработать их единую структуру, включающую и разделы о целях правового регулирования.

На сегодняшний день следует стремиться к уменьшению казуальности в содержании нормативных правовых актов и приданию им большей степени абстракции, что позволит сократить число вносимых в них изменений, а также повысит степень определенности, что в конечном итоге должно привести к предупреждению возможных состояний юридической аномии.

Цели непосредственно связаны с существующими в обществе ценностями, от которых зависит правотворческая и правоприменительная политика государства в целом и отдельных ветвей его власти в частности [7]. В свою очередь, цель может быть определена как финальный результат, на который направлен процесс [17, с. 659]. По сравнению с ценностью цель характеризуется значительно большей степенью конкретизации. Особенностью современного российского законодательства является формирование отдельного массива нормативных актов, в которых большое внимание уделяется целепола-

ганию. Цели социального развития определяют представители власти, но они должны быть в дальнейшем закреплены в действующем законодательстве. Если некая цель была избрана в качестве ориентира для развития социальных процессов и получила свое закрепление в нормативном правовом акте, какая бы то ни было альтернатива здесь не допускается. Поэтому цели социального развития должны быть однозначно воспринятыми и реализованными всеми акторами государственно-правового взаимодействия. Любая их двусмысленность оказывает негативное воздействие на социальные процессы. Отступление от закрепленных целей социального развития выступает важным условием развития юридической аномии в обществе.

Стратегическое планирование как способ преодоления юридической аномии

Цель как будущий результат, к которому стремится развитие социальных процессов, придает им смысл и направленность, обусловливает средства и процедуры, которые будут использоваться для ее достижения. С точки зрения теории социальной аномии наличие некой цели является необходимым условием для преодоления подобного рода состояния, поскольку общество, не имеющее единой цели своего движения, вряд ли сможет продемонстрировать эффективность в каком бы то ни было развитии.

Если обратимся к истории вопроса, то заметим, что проблема определения цели существования государства всегда интересовала юристов и философов. Так, по мнению Г. Еллинека, если в качестве задач государства видеть его самосохранение, усиление, правообразование и защиту права, а также содействие развитию культуры населяющих его народов, то в качестве государственной цели необходимо следует определять «планомерную организацию попечения о солидарных народных интересах». Государство в данном случае действует как наиболее сильный из всех существующих социальных факторов. Такое телеологическое обоснование сущности государства увязывает его сущность с планомерной, централизованной деятельностью, направленной на обеспечение индивидуальных, национальных и общечеловеческих интересов с целью прогрессивного развития общества [3, с. 169-170].

Сложность определения цели, стоящей перед конкретным государством, дополнительным образом усиливается отсутствием единства в представлениях об объеме и перечне функций, которые государство призвано выполнять. По мнению М. Вебера, почти нет таких задач, реализацию которых государство не брало бы в свои руки, при этом, невозможно назвать и такую задачу, выполнение которой было бы полностью и исключительно присуще такому политическому союзу, которым является государствен-

ное образование [1, с. 645]. В данном случае при выполнении задач социального развития использование возможностей государства должно быть обосновано наибольшей эффективностью именно этого общественного института.

Достижение целей устойчивого развития связывается в современной зарубежной литературе с такими институциональными переменными, как культурная ориентация, экономическое развитие, система образования и труда, политико-правовая система и инновации. Причем все указанные составляющие могут быть изменены посредством соответствующей государственной политики [39]. Выделяются четыре аспекта устойчивого развития: экономический, социальный, безопасность и экологический. При этом одновременно необходимо обеспечить и их нормативную согласованность [33].

В изданной в 1977 году монографии Р. Дворкина отмечено, что «стратегией» возможно называть стандарт, формирующий необходимость достижения некоторой цели, обычно связанной с улучшением экономических, политических или социальных условий жизни в обществе. При этом некоторые цели предопределяют защиту сложившихся в обществе условий от неблагоприятных воздействий. Например, частью стратегии может быть цель снижения количества дорожно-транспортных происшествий, влекущих человеческие жертвы [2, с. 45]. В качестве проблем стратегического планирования зарубежные исследователи называют следующие: незнание законов, принятие решений преимущественно «сверху вниз», отсутствие соответствующих политических целей, неадекватное правоприменение, устаревшая политика и фиктивная стратегия действий. Развитие соответствующих запланированных направлений должно, таким образом, иметь не просто нормативный, но комплексный институциональный характер. При этом справедливо отмечено, что некоторые виды человеческих ценностей и благ могут быть обеспечены только посредством нормативных предписаний [21, с. 19]. Одновременно указывается, что отраслевое законодательство должно преследовать и реали-зовывать «справедливость и любовь», которые являются важнейшими ценностями человечества [32]. В определенном смысле на национальном уровне происходит также «локализация целей устойчивого развития», свойственных современному миру [29].

К. А. Стрельников придал термину «государственно-правовая стратегия» статус категории современной юриспруденции еще в 2009 году [18], а в настоящее время, в связи с принятием Федерального закона от 28 июня 2014 г. № 172-ФЗ «О стратегическом планировании в Российской Федерации»1,

1 О стратегическом планировании в Российской Федерации: Федер. закон от 28 июня 2014 г. № 172-ФЗ (ред. от 17.02.2023) // Собрание законодательства Рос. Федерации. 2014. № 26 (ч. 1), ст. 3378.

данная точка зрения получила и легальное закрепление. В настоящее время термин «стратегическое планирование» определяется в указанном Законе как деятельность соответствующих субъектов по целеполаганию, прогнозированию, планированию и программированию, направленная на решение задач, во-первых, устойчивого социально-экономического развития, а во-вторых, обеспечения национальной безопасности. Деятельность по стратегическому планированию может считаться юридической хотя бы потому, что в результате нее создаются юридические акты - документы стратегического планирования, носящие нормативный характер.

В современной иностранной литературе отмечается, что различные стратегии призваны обеспечить правовую определенность для неурегулированных общественных отношений. Сама по себе такая регламентация в большинстве случаев окажет незначительное влияние на развитие социальных связей. Однако она способна повысить степень их правовой определенности, а следовательно, в перспективе может оказать положительное влияние на развитие общества в желаемом направлении [43].

Стратегическое планирование можно рассматривать как способ управления будущим развитием. Поскольку оно определяет новые цели, а быстро меняющиеся обстоятельства требуют их реализации, соответствующая деятельность должна носить гибкий характер. Приспособляемость существующих юридических механизмов к потребностям практики определяется как материальными, так и процедурными аспектами. В связи с этим необходимо принимать во внимание как правовые, так и временные условия применения соответствующих нормативных положений. Последовательные политические решения повышают правовую определенность, вместе с тем оставляя небольшое пространство для резкого и необоснованного изменения политики в будущем. Это, естественно, делает необходимым систематический мониторинг и установление конкретных сроков в системе планирования. Такой подход позволит добиться в данном случае высокой юридической определенности [34]. Поэтому в литературе отмечается необходимость регуляторных корректировок как средства обеспечения устойчивости прав на социальное обеспечение, так как только подобного рода гибкий подход способен гарантировать его устойчивость [38].

Качественное целеполагание во многих сферах государственного управления (в качестве примера в данном случае можно назвать охрану окружающей природной среды или борьбу с изменением климата) будет невозможным без взаимодействия специалистов в области права, государственного управления, а также иных наук. Именно организация такого взаимодействия является необходимым фактором в обеспечении правовой определенности и стабильности [44].

Как отмечено в Указе Президента РФ от 8 ноября 2021 г. № 633 «Об утверждении Основ государственной политики в сфере стратегического планирования в Российской Федерации»1, повышение эффективности взаимодействия соответствующих органов требует применения мер как правового, так и организационного характера. Тем самым предполагается сформировать условия для достижения целей социально-экономического развития и обеспечения национальной безопасности Российской Федерации. В целом внедрение системы стратегического планирования в России было призвано понизить степень неопределенности в будущем развитии государства, а следовательно оно направлено на уменьшение аномичности соответствующих отношений в области государственного управления. Однако само принятие различных стратегий имеет и обратный «эффект», так как увеличило степень соответствующей неопределенности и привело к конфликту между привычным порядком осуществления государственного управления и требованиями нового нормативного акта.

В настоящее время наблюдается крайняя неоднородность в формулировании целей стратегий, часто отсутствуют показатели их достижимости, также низок уровень их выполнения [19]. Все это происходит на фоне деятельности по повышению организованности, рассматриваемой сферы. Так, в Указе Президента РФ от 8 ноября 2021 г. № 633 были закреплены основные направления государственной политики в сфере обеспечения стратегического планирования, призванные снизить степень аномичности общественных отношений. В частности, к числу таких направлений относится: обеспечение непрерывности цикла работы с документами стратегического планирования; внедрение индикативного планирования; формирование иерархически соподчиненной системы документов стратегического планирования; обеспечение соподчиненно-сти их целей и сбалансированности поставленных задач и др. Некоторые из перечисленных требований, в частности в отношении ответственности участников процесса стратегического планирования, на практике носят декларативный характер, а указанная система не лишена серьезных недостатков. Однако в целом являются заметными усилия, направленные на повышение определенности регулирования отношений, что позволит в будущем понизить уровень их аномичности.

1 Об утверждении Основ государственной политики в сфере стратегического планирования в Российской Федерации: Указ Президента РФ от 8 нояб. 2021 г. № 633 // Собрание законодательства Рос. Федерации. 2021. № 46, ст. 7676

О нормативных правовых актах в сфере целеполагания

В Конституции Российской Федерации и федеральных законах цели социального развития обозначены предельно общим образом. По сути, в них указаны только отдельные ориентиры, к которым необходимо стремиться государству. В свою очередь, это обусловливает необходимость принятия специализированных нормативно-правовых актов, определяющих конкретные цели социального развития. Как указывает Д. Г. Шустов, перед отечественным законодателем стоит задача одновременной защиты базовых ценностей и учета потребностей развития государства, в рамках которого эти ценности воплощаются. При этом правоприменитель ставит себя в условия аксиологического дуализма, формальной конституционной аксиологии (юридической) и реальной конституционной аксиологии («живой», фактической), причем вторая корректирует первую [24, с. 26].

Целенаправленность процессов государственного развития в настоящее время обусловливается юридическими механизмами стратегического планирования, институционализация которых произошла около десятилетия назад. Как отмечено в Федеральном законе № 172-ФЗ, стратегическое планирование представляет собой деятельность, направленную, во-первых, на социально-экономическое развитие, а во-вторых, на обеспечение национальной безопасности Российской Федерации. Упрощенно можно сказать, что в принимаемых актах стратегического планирования находят свое воплощение регулятивная и охранительная функции права.

Перечень документов стратегического планирования, принимаемых в рамках целеполагания, очень обширен. Так, к ним относятся ежегодное Послание Президента РФ Федеральному Собранию РФ, Стратегия национальной безопасности Российской Федерации, документы стратегического планирования социально-экономического развития Российской Федерации, Стратегия научно-технологического развития Российской Федерации и т.д.2

Отметим в данном случае ведущую роль главы государства в сфере разработки документов стратегического планирования, что дополнительно подчеркивает взаимосвязь соответствующих институтов отечественного права. Являясь гарантом Конституции РФ, Президент призван способствовать достижению закрепленных в ней норм, и он же осуществляет руководство государственной политикой в сфере стратегического планирования, определяет и уточняет направления, цели и приоритеты социально-экономической политики и обеспечения национальной безопасности Российской Федерации, которые, в конечном счете, также

2 Там же.

ориентированы на реализацию конституционных положений (ст. 10 Федерального закона № 172-ФЗ). Цели, определяемые в рамках реализации стратегического планирования, таким образом, могут быть обозначены как дополнительная конкретизация конституционных требований на уровне подзаконного нормотворчества.

Двумя базовыми документами в сфере стратегического планирования, закладывающими основы регулирования соответствующих отношений, должны были стать Стратегия социально-экономического развития (ответственный разработчик - Минэкономразвития РФ) и Стратегия национальной безопасности (разработчик - Совет безопасности РФ). При разработке стратегических документов вновь проявилась особенность отечественного подхода, заключающаяся в более быстром принятии нормативного правового акта, носящего в целом охранительный характер. Так, Указом Президента РФ от 2 июля 2021 г. № 400 была принята новая «Стратегия национальной безопасности Российской Федерации». Внесение же в Правительство РФ Стратегии социально-экономического развития Министерством экономического развития первоначально было запланировано на 14 мая 2021 г., но соответствующий срок был перенесен. В итоге она вообще не была принята, хотя именно данный документ должен был определить направления деятельности по достижению целей, содержащихся в Указе Президента РФ от 21 июля 2020 г. № 474 «О национальных целях развития Российской Федерации на период до 2030 г.». В настоящее время эти цели определяются достаточно «аморфной» совокупностью нормативно-правовых актов, регламентирующих вопросы социально-экономического регулирования. К их числу можно отнести: Стратегию пространственного развития РФ на период до 2025 года (утверждена Распоряжением Правительства РФ от 13.02.2019 № 207-р.); Стратегию экономической безопасности РФ на период до 2030 года (утверждена Указом Президента РФ от 13.05.2017 № 208); Прогноз социально-экономического развития РФ на период до 2036 года (одобрен на заседании Правительства РФ 22.11.2018); Основы государственной политики регионального развития РФ на период до 2025 года (утверждены Указом Президента РФ от 16.01.2017 № 13) и т. д.1 Многочисленность не согласованных друг с другом нормативных правовых актов, наличие в них пробелов усиливают юридическую аномию в области социально-экономического регулирования.

1 Документы стратегического планирования // Министерство экономического развития Российской Федерации [офиц. сайт]. URL: https://www.economy.gov.ru/material/ directions/strateg_planirovanie/dokumenty_strategiches-kogo_planirovaniya/?ysclid=ljx9ht5i1q555419287.

Проблематика определения

национальных целей развития в актах Президента Российской Федерации

В соответствии с положением пункта 3 статьи 80 Основного Закона РФ к ведению Президента Российской Федерации относится определение основных направлений как внутренней, так и внешней политики государства. Взаимосвязанные положения пункта «е» статьи 84 и части 3 статьи 100 Конституции РФ закрепляют право главы государства обращаться к Федеральному Собранию с ежегодными посланиями о положении в стране, об основных направлениях внутренней и внешней политики и т. п. Здесь необходимо указать на Ежегодные послания Президента РФ Федеральному Собранию РФ (с 1994 по 2023 год, за исключением 2017 и 2022 годов) и Бюджетные послания Президента РФ Федеральному Собранию РФ (1997 и с 1999 по 2013 г.).

Формирование российского законодательства происходит на основе норм Конституции РФ с учетом приоритетов законодательной деятельности, определенных главой государства в его ежегодном послании Федеральному Собранию. Послания определяют ориентиры для планов работы как Федерального Собрания, так и Правительства Российской Федерации на ближайший год и более отдаленную перспективу. Одним из механизмов дальнейшего взаимодействия между федеральным органами власти по реализации соответствующих приоритетов служат поручения Президента Правительству по подготовке и внесению в Государственную Думу РФ законопроектов, реализующих основные положения очередного послания. Отметим также относительно длительную подготовку к очередному Посланию. Так, сложившаяся практика показывает, что перед очередным ежегодным посланием Президент обсуждает с руководителями фракций и палат парламента основные направления внутренней и внешней политики с целью выявления предложений парламентариев и включения их в послание.

Ряд специалистов называют послания главы государства «политико-правовыми документами, императивными для Федерального Собрания, но при этом не носящими нормативного характера» [8, с. 7] или именуют их «программно-доктринальными документами» [14, с. 94]. Несмотря на признаваемую официальность этого акта, многие ученые возражают против наличия у него нормативной природы, а следовательно, и юридической силы, считая его необязательным для исполнения гражданами и органами государственной власти.

Согласно иной точке зрения, послание не наделяется качествами нормативного правового акта, но вместе с тем утверждается директивный харак-

тер содержащихся в нем предписаний, что следует из конституционной функции Президента РФ определять основные направления внутренней и внешней политики государства [15, с. 121]. Послание, таким образом, приобретает формально-юридический, хотя и не нормативный характер.

Как отмечает Н. В. Лебедева, сами по себе послания не содержат в себе норм права, а следовательно, не могут рассматриваться в качестве нормативно-правовых актов, юридическая сила у них отсутствует. Соответствующую регламентацию получило издание только указов и распоряжений Президента РФ. В связи с этим послание следует рассматривать как документ политического и программного характера. Как подчеркивает указанный автор, важность послания обусловливает необходимость принятия специального закона, в рамках которого была бы определена его юридическая природа [9, с. 46]. Отметим, что статья 15 Федерального закона от 28 июня 2014 г. № 172-ФЗ, определяющая Послание в качестве «Основы для определения стратегических целей и приоритетов социально-экономического развития и обеспечения национальной безопасности», не вносит необходимую ясность в данный вопрос.

Отсутствие юридической определенности послания Президента РФ не оказывает положительного влияния на закрепленные в нем цели социального развития и служит фактором, способствующим росту аномичности отношений, возникающих в системе государственного управления. Как отмечает С. А. Обгольц, несмотря на отсутствие достаточного нормативно-правового регулирования института послания оно может рассматриваться в качестве события, определяющего направленность внутренней и внешней политики государства [13, с. 53]. К характерным признакам послания относится отсутствие в нем сложных юридических конструкций и ответственности за невыполнение рекомендованного, что, безусловно, требует последующего повышения определенности. Особенностями послания является и то, что в нем Президент РФ излагает свои идеи развития государства и оно равным образом обращено к законодательным и исполнительным органам власти, а также к населению страны.

Стратегическое планирование носит цикличный характер. В связи с определяющей ролью Президента РФ в осуществлении такой деятельности цикл стратегического планирования, как правило, определяется сроком полномочий высшего должностного лица, является единым для всех участников стратегического планирования1. Так, действую-

1 Об утверждении Основ государственной политики в сфере стратегического планирования в Российской Федерации: Указ Президента РФ от 8 нояб. 2021 г. № 633 //

щий в настоящее время Указ Президента РФ от 7 мая 2018 г. № 204 «О национальных целях и стратегических задачах развития Российской Федерации на период до 2024 года»2 пришел на смену так называемому «майскому» Указу Президента РФ от 7 мая 2012 г. № 597 «О мероприятиях по реали-

3

зации государственной социальной политики» .

Показательно, что в первоначальной версии Указа 2018 года содержался ряд конкретных «национальных целей развития», однако Указом от 21 июля 2020 г. № 474 они были полностью исключены из текста Указа 2018 года и обозначены вновь в качестве показателей, на которые необходимо выйти уже к 2030 году. Подверглись определенной модификации и цели принятия Указа 2020 года по сравнению с Указом 2018 года, изложенные в его преамбуле (таблица).

Конкретные национальные цели развития в Указе были сформулированы следующим образом: естественный прирост численности населения; повышение ожидаемой продолжительности жизни до 78 лет; рост реальных доходов и пенсионного обеспечения, опережающий инфляцию, уменьшение уровня бедности в два раза; ежегодное улучшение жилищных условий пяти миллионов семей; увеличение доли инновационных компаний до 50 %; вхождение России в число пяти ведущих экономик; опережающий рост экономики, инфляция ниже 4 % и т.д. Задача достижения целей была возложена на Правительство РФ, данный же орган должен был в приоритетном порядке выделять бюджетные ассигнования на реализацию соответствующих национальных программ и направлять на их реализацию дополнительные доходы федерального бюджета.

В соответствии с Указом Президента РФ 2018 года были определены шесть целей его принятия (указаны в преамбуле) и двенадцать направлений осуществления национальных проектов. Причем можно условно считать, что каждой «цели» соответствует два направления, в рамках которых Правительством РФ должны быть разработаны национальные проекты:

- прорывное научно-технологическое развитие страны (национальные проекты «наука» и «цифровая экономика»);

Собрание законодательства Рос. Федерации. 2021. № 46, ст. 7676.

2

О национальных целях и стратегических задачах развития Российской Федерации на период до 2024 года: Указ Президента РФ от 7 мая 2018 г. № 204 // Там же. 2018. № 20, ст. 2817.

О мероприятиях по реализации государственной социальной политики: Указ Президента РФ от 7 мая 2012 г. № 597 // Там же. 2012. № 19, ст. 2334.

- прорывное социально-экономическое развитие Российской Федерации (национальные проекты «безопасные и качественные автомобильные дороги» и «международная кооперация и экспорт»);

- увеличение численности населения страны (национальные проекты «демография» и «здравоохранение»);

- повышение уровня жизни граждан (национальные проекты «производительность труда и под-

Корректировка целей развития государства всего через два года после их определения может свидетельствовать о значительном изменении социально-экономической ситуации (что можно связать, например, с последствиями эпидемии COVID-19) либо ошибках, допущенных при планировании. В целом в 2020 году по сравнению с 2018 годом было уменьшено как общее количество целей, так и их объем.

Правительству Российской Федерации было поручено утвердить до 1 октября 2018 г. основные направления деятельности Правительства Российской Федерации на период до 2024 года1, предусмотрев механизмы и ресурсное обеспечение достижения национальных целей.

1 Основные направления деятельности Правительства Российской Федерации на период до 2024 года [Электронный ресурс]. Доступ из справ.-правовой системы «КонсультантПлюс».

держка занятости» и «малое и среднее предпринимательство и поддержка индивидуальной предпринимательской инициативы»);

- создание комфортных условий проживания граждан (национальные проекты «жилье и городская среда» и «экология»);

- обеспечение условий и возможностей для самореализации и раскрытия таланта каждого человека (национальные проекты «образование» и «культура»).

Таблица 1

Степень достижения целевых показателей социального развития по состоянию на 2022 год

Объем научной статьи не позволяет оценить ход достижения всех составляющих той или иной цели развития, в связи с чем нами будут проанализированы только важнейшие аспекты их реализации, способствующие пониманию общей эффективности государственной деятельности. Реализация целей в данном случае связывалась, во-первых, с достижением установленных статистических показателей и, во-вторых, с созданием определенного рода государственно-правовых механизмов, отсутствующих ранее.

На сайте Федеральной службы государственной статистики (Росстата) представлено множество данных, являющихся значимыми для определения степени достижения целей социального развития Российской Федерации. В частности, он содержит информацию по национальным счетам, демографическим показателям населения, рынку труда, преобразованиям в экономике, эффективности россий-

Сравнительный анализ целей принятия Указов Президента РФ от 7 мая 2018 г. № 204 и от 21 июля 2020 г. № 474

Преамбула Указа Президента РФ от 7 мая 2018 г. № 204 «О национальных целях и стратегических задачах развития Российской Федерации на период до 2024 года» Преамбула Указа Президента РФ от 21 июля 2020 г. № 474 «О национальных целях развития Российской Федерации на период до 2030 года» Комментарий

Прорывное научно-технологическое развитие Российской Федерации Цифровая трансформация Цель сужена

Прорывное социально-экономическое развитие Российской Федерации - Цель отсутствует

Увеличение численности населения страны Сохранение населения, здоровье и благополучие людей Цель сужена

Повышение уровня жизни граждан Достойный, эффективный труд и успешное предпринимательство Цель сужена

Создание комфортных условий проживания граждан Комфортная и безопасная среда для жизни Цель расширена

Обеспечение условий и возможностей для самореализации и раскрытия таланта каждого человека Возможности для самореализации и развития талантов Цель сужена

ской экономики и состоянию экономической безопасности государства, правонарушениям в данной области. Также сайт предоставляет данные: о параметрах ведущегося импортозамещения; технологическом развитии по отраслям экономики; образовании и науке; процессах формирования информационного общества; общей организации российского государства; ценах и инфляции; состоянии торговли и оказываемых населению услуг; транспорте и финансах; жилищных условиях; окружающей природной среде.

Отдельно на сайте Росстата выделены показатели, определенные «майскими» указами Президента РФ 2012 года (демографические, экономические, социальной сферы и национальных проектов). Информация о реализации государственных программ размещается на официальном сайте Российской Федерации в информационно-телекоммуникационной сети «Интернет» - www.programs.gov.ru.

Имеющаяся на сайте Росстата статистическая информация в большинстве случаев позволяет сравнить российские параметры развития с аналогичными данными различных государств, входящих в такие объединения, как СНГ, БРИКС, ЕС, а также Мексики, Норвегии, Республики Корея, Великобритании, США, Турции и Японии. Однако анализ подобного рода иностранных данных не является целью настоящего исследования.

Рассмотрим подробнее некоторые российские параметры развития. Так, например, имеющиеся данные по численности населения России показывают, что с уровня 142,9 млн человек в 2010 году общее количество населения росло до 2017 года, достигнув 146,9 млн человек. После этого вновь началось падение, и в 2021 году данный показатель достиг 145,62 млн человек. При этом соответствующая статистика зарубежных государств, кроме отдельных стран Восточной Европы, таких как Болгария, Литва, Румыния или Украина, демонстрирует устойчивый рост численности населения.

Ожидаемая продолжительность жизни в России по состоянию на 2021 год (70,1 лет) находится на предпоследнем месте в СНГ (за исключением Молдовы) и уступает всем государствам Евросоюза. При этом согласно представленной Росстатом статистике государств она превосходит также продолжительность жизни в Египте, Индии и ЮАР, что нельзя признать очень обнадеживающим.

При этом если коэффициент рождаемости на 1000 человек (9,6) по состоянию на 2021 год является вполне среднеевропейским и лучше, чем, например, у Китая (7,5), то российскому коэффициенту смертности в 16,7 уступают из западных стран только беднейшие государства Европы: Болгария (21,5), Литва (17,1), Румыния (17,4). Относительно уровня естественного прироста (-7,1 в год на 1000 человек) показатели России превосходят из приведенных в ста-

тистике Росстата только такие государства, как Украина (-11,2), Болгария (-13), Литва (-8,4), Румыния (-8,1). Подобного рода данные трудно назвать оптимистичными.

Правительство Российской Федерации при разработке национальной программы в сфере демографического развития должно было исходить из того, что к 2024 году необходимо обеспечить увеличение ожидаемой продолжительности здоровой жизни до 67 лет. При этом, по данным Росстата, на 2021 год показатель продолжительности жизни по Российской Федерации в среднем составил 70,06 года, хотя по отдельным субъектам РФ он является значительно более низким. Не совсем понятно, однако, каким образом необходимо оценивать требование обеспечить именно «здоровую» жизнь. Условно данный показатель можно считать выполненным.

Следующей целью выступает увеличение суммарного коэффициента рождаемости до 1,7 рождений на одну женщину. По итогам 2022 года данный коэффициент составил 1,42, тогда как по итогам 2021 года - 1,5. Таким образом, пока динамика является отрицательной. При этом данные Росстата РФ по направлению «Суммарный коэффициент рождаемости», опубликованные 26.03.2020 , по состоянию на 2024 год содержат прогноз от 1,290 (низкий вариант) до 1,607 (высокий вариант). На запланированный уровень в 1,710 рождений детей на женщину, по методике Федеральной службы государственной статистики, в оптимальном случае государство сможет выйти только к 2033 году. Запланированные показатели, таким образом, не могут быть охарактеризованы как научно обоснованные.

В демографических показателях есть и положительные изменения. По данным имеющейся статистики, с 2004 года в России ежегодно и неуклонно уменьшается число прерываний беременности, снизившееся за этот период с 1 797 567 до 517 737, или в 3,47 раза.

Также Указом Президента РФ от 7 мая 2018 г. № 204 предусматривается внедрение механизма финансовой поддержки семей при рождении детей. Однако данное требование трудно понять, поскольку такие механизмы существуют в стране уже длительное время, речь в данном случае может идти только о повышении их эффективности.

В рамках реализации национального проекта, посвященного здравоохранению, была поставлена задача ликвидировать кадровой дефицит в медицинских организациях, оказывающих первичную медико-санитарную помощь. В настоящее время по данным Росстата России удалось резко нарастить численность

1 Демография // Федеральная служба государственной статистики [офиц. сайт]. URL: https://rosstat.gov.ru/ folder/12781.

врачей всех специальностей с 703 748 в 2018 году до 741 858 в 2021 году. Таким образом, их количество выросло на 5,4 %. Однако значительно сократилась численность медицинских кадров, имеющих высшую и первую квалификационные категории: с 695 329 в 2018 году до 630 607 в 2021 году, то есть на 9,3 %. Число больничных коек, несмотря на значительный рост в период коронавирусной инфекции, в 2021 году упало до уровня ниже 2018 года (1 162 107 против 1 172 768 тремя годами ранее).

Также была поставлена задача обеспечения охвата всех граждан профилактическими медицинскими осмотрами не реже одного раза в год. По статистике, численность посещений врачей (включая профилактические зубные осмотры), составлявшая в 2018 году 1 436 560 212 посещений, в 2021-м оказалась на уровне 1 419 023 002, то есть и здесь статистика не только не демонстрирует роста, но и показывает определенное снижение. При этом среднее количество посещения медицинских учреждений составляет примерно десять раз в год для каждого россиянина.

Предусматривается также обеспечение оптимальной доступности для населения (в том числе для жителей населенных пунктов, расположенных в отдаленных местностях) медицинских организаций, оказывающих первичную медико-санитарную помощь. Численность амбулаторно-клинических организаций в России действительно характеризовалось определенным ростом (в 2018 г. - 20228, в 2019 г. -21216, в 2020 г. - 22891), который, вероятно, можно связать и с мерами, направленными против эпидемии COVID-19. В 2021 году количество медицинских организаций вновь заметно снизилась - до 21 616, или на 5,6 %. Численность фельдшерско-акушерских пунктов является практически неизменной (33 553 в 2018 г., 33 622 - в 2019, 33 618 - в 2020, 33 628 -в 2021). Непрерывно с 2003 года уменьшается число станций скорой медицинской помощи. В 2018 году их количество составляло 2276, а в 2021 году - уже только 2035. При этом количество лиц, которым была оказана скорая медицинская помощь, в эти годы даже несколько возросло - с 45,6 до 46,9 млн человек. Можно отметить, что в сфере оказания медицинских услуг прогресса в данном случае нет или он не является значительным.

Задача оптимизации работы медицинских организаций, оказывающих первичную медико-санитарную помощь, сокращения времени ожидания в очереди при обращении граждан в указанные медицинские организации, упрощения процедуры записи на прием к врачу выполняется таким образом, что количество посещений амбулаторных организаций в смену непрерывно растет. Оно изменилось с 3997,8 тыс. в 2018 году до 4253,4 тыс. в году. Такая статистика может вызывать у обычных граждан сомнения: не был ли прогресс в данном случае

достигнут уменьшением времени, которое врач затрачивает на одного пациента а следовательно, снижением качества оказания медицинских услуг? Относительно количества проведенных операций можно отметить, что после их резкого сокращения в 2020 году (до 5 473 353), вероятно, вызванного эпидемией COVID-19 и перепрофилированием медицинских учреждений, в 2021 году их число еще не вышло на уровень 2018 года и составляет 6 066 966 против 6 132 631, или 98,9 % от уровня 2018 года. Об успешном развитии сферы здравоохранения в количественном плане, таким образом, говорить в настоящее время достаточно сложно.

Одним из показателей развития в сфере образования являются требования увеличения не менее чем в два раза количества иностранных граждан, обучающихся в образовательных организациях высшего образования и научных организациях. Кроме того, предусматривается реализация комплекса мер по трудоустройству иностранных граждан, имеющих высокие показатели обучения в Российской Федерации. Сайт Росстата их численность на 2018 год в статистике не приводит, однако с 2019 по 2022 год она возросла с 11 812 до 16 835 чел., или в 1,43 раза за четыре года. При этом рост протекает в условиях, когда общая численность студентов на 1000 человек населения уменьшается, снизившись в 1,5 раза в 2010-2021 гг. (с 65 до 42 чел.).

Поставленная Президентом РФ задача увеличить объем жилищного строительства не менее чем до 120 млн кв. м в год к 2024 году предполагает постоянный рост площади вводимого жилья. Если в 2018 году объем составлял 75,7 млн кв. м, то в 2022 году - уже 102,7 млн кв. м. Таким образом, рост является достаточно быстрым и уже достиг рекордных значений. Общая площадь жилых помещений, приходящаяся в среднем на одного гражданина, также показывает непрерывный и довольно быстрый рост (с 25,8 кв. м на человека в 2018 году до 28,2 кв. м на человека в 2022 году). Однако остаются вопросы с доступностью нового жилья малообеспеченным и молодым семьям.

В области экологии была поставлена задача кардинального снижения уровня загрязнения воздуха в крупных промышленных центрах, в том числе уменьшение не менее чем на 20 % совокупного объема выбросов загрязняющих веществ в атмосферный воздух. По данным статистики, эта задача была выполнена практически сразу. Так, если в 2018 году выбросы в атмосферу составили 32 327 тыс. т, то в 2019 году уже только 22 735 тыс. т (уменьшение на 29,7%), что, конечно, вызывает некоторые сомнения в достоверности данных.

1 Образование // Федеральная служба государственной статистики [офиц. сайт]. URL: https://rosstat.gov.ru/statis-tics/educatio №.

Задача увеличения площади особо охраняемых природных территорий на 5 млн га выполнена таким образом, что, несмотря на снижение общего количества заповедников в 2018-2022 годах с 110 до 107, а их общей площади с 34,5 тыс. квадратных километров до 30,9, в России значительно увеличилось количество национальных парков (с 56 до 67) и их общая площадь - с 23,4 тыс. кв. км до 31,4. Отметим, что к охране окружающей среды в национальных парках требования менее строгие, чем в заповедниках, и формально поставленная цель была достигнута .

В области дорожного строительства была поставлена задача увеличения доли автомобильных дорог регионального значения, соответствующих нормативным требованиям, в их общей протяженности не менее чем до 50 %. Если на 2018 год данный показатель составлял лишь 42,4 %, то в 2022 году он достиг 50,6 %, в связи с чем поставленную задачу можно считать выполненной досрочно.

Не достигнута цель обеспечения роста производительности труда на средних и крупных предприятиях базовых несырьевых отраслей экономики не ниже 5 % в год, который происходил только в 2018 году.

Анализ статистических данных показывает, что снижается общее количество исследователей, имеющих ученую степень кандидата или доктора наук (в 2018 году их число составляло 100 330 человек, в 2021 году - уже 97 537 человек). Не была выполнена задача опережающего увеличения внутренних затрат на научные исследования и разработки за счет всех источников по сравнению с ростом валового внутреннего продукта страны. Такие затраты составили ровно 1 % ВВП как в 2018, так и в 2021 году.

Практически не отмечается увеличение внутренних затрат на развитие цифровой экономики за счет всех источников (по доле в валовом внутреннем продукте страны) не менее чем в три раза по сравнению с 2017 годом. Ресурс «Мониторинг развития информационного общества в Российской Федерации» показывает, что доля внутренних затрат на исследования и разработки (в процентах к ВВП) менялась следующим образом2: в 2017 году -1,1 %, в 2018 - 1 %, в 2019 - 1,04 %, в 2020 - 1,1 %, в 2021 - 1,0 %. Таким образом, задачу можно считать не выполненной. Однако очень успешно осуществляется внедрение цифровых технологий и платформенных решений в сферах государственного управления и оказания государственных услуг, в том числе в интересах населения и субъектов мало-

1 Окружающая среда // Федеральная служба государственной статистики [офиц. сайт]. URL: https://rosstat. gov.ru/folder/11194.

Информационное общество // Там же. URL: https://ros-stat.gov.ru/statistics/infocommunity.

го и среднего предпринимательства, включая индивидуальных предпринимателей.

Доля инновационных товаров работ, услуг в общем объеме товаров, работ и услуг демонстрирует непрерывное снижение (с 7,2 % в 2017 до 5 % в 2021 году). Уменьшается и количество патентов, полученных российскими исследователями на изобретения на один миллион человек (в 2018 году -139,8, в 2022 - 102,5).

Задача достижения объема экспорта (в стоимостном выражении) несырьевых неэнергетических товаров в размере 250 млрд долл. США в год по состоянию на 2021 год была очень далека от своего выполнения. При этом значительное увеличение показывает производство практически всех основных видов импортозамещающих пищевых продуктов в Российской Федерации в 2023 году.

Большие успехи были достигнуты в выполнении задач развития транспортной инфраструктуры, в частности, транспортных коридоров «Запад - Восток» и «Север - Юг» и увеличения мощностей морских портов Северного морского пути.

Таким образом, можно отметить неоднозначность деятельности Правительства РФ в сфере достижения целей национального развития. Наиболее успешно они реализовывались в области модернизации транспортной инфраструктуры. В сфере здравоохранения ситуация не так однозначна, а динамика в сфере развития науки и демографии носит отрицательный характер. Большие проблемы отмечаются в сфере экспорта высоких технологий. Многие цели социального развития к 2022 году не были достигнуты, и остается небольшая вероятность их достижения к 2024 году. Представляется, что недостижение целей социального развития может свидетельствовать о значительном распространении состояния юридической аномии в системе государственного управления. Если недостижение поставленных целей вызвано их нереалистичностью, то это может подчеркивать наличие подобного состояния у лиц, их определяющих.

Активность законодателя

как проявление юридической аномии

Ресурс «Система обеспечения законодательной деятельности» позволяет провести анализ результатов законотворческой деятельности в Российской Федерации по двадцати укрупненным отраслям законодательства. Так, общее количество законопроектов в работе с 1 января 2018 г. по 12 июля 2023 г. составляет 5251, из них было принято к настоящему времени 2323 законопроекта.

Большое количество рассматриваемых законопроектов при низком проценте их принятия может подчеркивать юридическую аномию субъектов права законодательной инициативы, что проявляется в их внесении по причинам, не отвечающим целям зако-

нодательного регулирования общественных отношений. Поэтому предлагаемые законы могут не находить места в системе нормативного регулирования.

За основу анализа нами был взят метод количественной оценки, обладающий некоторыми особенностями. Так, отдельные законопроекты могли разрабатываться в течение длительного периода (до 1 января 2018 г.), а после этой даты были только опубликованы или сняты с рассмотрения. При этом

другие законопроекты были внесены в российский парламент относительно недавно и еще не дошли до стадии опубликования по объективным причинам. Вместе с тем мы считаем, что, с учетом большого количества законопроектов, работа по которым ведется непрерывно, а также длительного периода (5,5 лет), который мы берем для анализа, такие факторы не должны оказать влияния на общий результат нашего исследования (табл. 2).

Таблица 2

Данные о рассмотрении и опубликовании законопроектов по отраслям законодательства

(2018 г. - июль 2023 г.)1

Отрасль законодательства Рассматривались / в том числе были опубликованы Опубликовано, % Опубликовано к общему количеству опубликованных в 2018-2023 гг., %

Конституционный строй 321/132 41,1 5,7

Основы государственного управления 337/140 41,5 6

Гражданское право 382/165 43,1 7,1

Семья 97/25 25,8 1,1

Жилище 200/32 16 1,4

Труд и занятость населения 161/61 37,9 2,6

Социальное обеспечение и социальное страхование 425/126 29,6 5,4

Финансы 875/481 54,9 20,7

Хозяйственная деятельность 819/347 42,3 14,9

Внешнеэкономическая деятельность. Таможенное дело 8/5 62,5 0,2

Природные ресурсы и охрана окружающей природной среды 310/104 34,6 4,5

Информация и информатизация 3/2 66,7 0,1

Образование. Наука. Культура 155/59 38 2,5

Здравоохранение. Физическая культура и спорт. Туризм 159/60 37,7 2,6

Оборона 220/112 50,9 4,8

Безопасность и охрана правопорядка 158/82 51,9 3,5

Уголовное право. Исполнение наказаний 232/102 43,9 4,4

Правосудие 157/81 51,6 3,5

Прокуратура. Органы юстиции. Адвокатура. Нотариат 7/5 71,4 0,2

Международные отношения. Международное право 225/202 89,8 8,7

1 Объекты законотворчества. Законопроекты // Система обеспечения законодательной деятельности [офиц. сайт]. URL: https://sozd.duma.gov.ru/.

Большой процент принятых законов в рамках той или иной сферы правового регулирования может свидетельствовать о том, какие цели, обусловленные политическими, социальными, экономическими и другими факторами, ставит перед собой законодатель в последние годы. Проведенный анализ позволяет выделить интересные зависимости относительно общего количества законопроектов, дошедших до стадии опубликования по отраслям законодательства в «родственных» сферах нормативного регулирования, в частности:

- «конституционный строй» (41,1 %) и «основы государственного управления» (41,5 %);

- «гражданское право» (43,1 %) и «хозяйственная деятельность» (42,3 %);

- «образование, наука, культура (38 %) и «здравоохранение, физическая культура, спорт и туризм» (37,7 %);

- «безопасность и охрана правопорядка» (51,9 %) и «правосудие» (51,6 %).

Природа закономерности сходства отношения количества принятых законов в «родственных» отраслях законодательства в настоящее время представляется не ясной. Однако само обнаружение соответствующей взаимосвязи служит доказательством важности проведения соответствующих исследований и выявленной зависимости.

Другим значимым фактом, следующим из проведенного анализа, является возможность выявления среднего процента принятых законов в процентном отношении к рассмотренным, но отклоненным законопроектам, которое составило 44,24 %. Условно можно считать, что если процент принятых законов будет выше среднего значения, то это может свидетельствовать об относительно меньшем уровне внутренней юридической аномии среди субъектов, их разрабатывающих. Можно с достаточно большой долей уверенности предположить, например, что законопроекты в сферах «Международные отношения. Международное право» (89,8 % опубликовано) или «Финансы» (54,9 % опубликовано) разрабатываются профессионалами, компетентными в соответствующих сферах нормативного регулирования.

Напротив, малое количество законопроектов, прошедших все стадии и трансформировавшееся в законы, например, в таких отраслях, как «Жилище» (16 %) или «Семья» (25,8 %), могут свидетельствовать не только о политическом популизме субъектов, их предлагающих, но и о низком профессионализме авторов законопроектов.

Последний столбец табл. 2 демонстрирует активность правотворческой деятельности по отраслям российского законодательства и будет использован для анализа направлений деятельности законодателя в соответствии с поставленными целями

социального развития. При этом необходимо принимать во внимание наличие определенных трудностей, связанных с существующей системой учета. Так, в связи с тем, что на сайте «Система обеспечения законодательной деятельности» приводится только укрупненная отрасль законодательства «Образование. Наука. Культура», довольно сложно оценить, какая сфера - образование или наука - в данном направлении является преобладающим.

Можно отметить, что для достижения целей «прорывное научно-технологическое развитие страны» и «создание условий и возможностей для самореализации и раскрытия таланта каждого человека» с 1 января 2018 г. в совокупности были приняты 59 законов в области «Образование. Наука. Культура», а также 2 закона в сфере «Информация и информатизация», что составляет 2,6 % от общего количества законов, принятых за соответствующий период. Примерно такое же количество законов было принято для достижения цели «увеличение численности населения страны» в области «Здравоохранение. Физическая культура и спорт. Туризм» (60 законов, или 2,6 % от их общего количества).

Намного более значительной была активность законодателя в плане достижения цели «создание комфортных условий проживания граждан». Отрасли законодательства «Жилище» (принято 32 закона) и «Природные ресурсы и охрана окружающей природной среды» (принято 104 закона) в совокупности составляют 5,9 % от общего количества законов.

Цель «прорывное социально-экономическое развитие Российской Федерации» обеспечивалась посредством внесения изменений в гражданское законодательство (принято 165 законов), а также отрасли «Внешнеэкономическая деятельность. Таможенное дело» (принято 5 законов), что в совокупности составляет 7,3 % от общего количества законов, принятых в России.

Наконец, цель «повышение уровня жизни граждан» реализовывалась посредством внесения изменений в законодательство о труде и занятости населения (был принят 61 закон); о хозяйственной деятельности (принято 347 законов). В сфере социального обеспечения и социального страхования принято 126 законов. В совокупности это составляет 22,9 % от общего количества принятых законов.

Проведенный анализ позволяет сделать несколько предварительных выводов. Во-первых, принятие новых законов или внесение изменений в уже существующие не всегда может влиять на достижение целей развития государства, что еще раз подтверждает тезис о том, что право не является «панацеей» от всех существующих проблем. Во-вторых, это подчеркивает выполнение законодателем требования правового обеспечения проводимых реформ. В-третьих, законы, не влияющие на дости-

жение целей, в конечном итоге могут приводить к праворелизационной аномии, или безнормию, в сфере правосознания субъектов. В-четвертых, в целях реализации развития науки и цифровизации законы принимаются достаточно редко, а существующие часто не отвечают стремительно меняющимся общественным отношениям.

Социальные кризисы как фактор усиления юридической аномии

В данной части статьи мы остановимся на изменениях, которые произошли в сферах административно-правового и уголовно-правового регулирования общественных отношений. Так, в последние годы наблюдаются масштабные социальные кризисы, обусловленные коррупционными проявлениями в различных сферах, эпидемией COVID-19 и проводимой специальной военной операцией (СВО). Во многом они повлияли на все социально-экономические процессы в государстве и обусловили внесение изменений в различные отрасли законодательства. Необходимость законодательного регулирования была обусловлена задачами охраны тех или иных общественных отношений от различных посягательств. Однако представляется, что довольно часто мы являемся свидетелями «реактивного», а не «проактивного» реагирования на возникающую угрозу, при этом такая реакция не является свободной от проявления юридической аномии.

Рассмотрим, например, изменения, которые были внесены в уголовное законодательство и законодательство об административных правонарушениях вскоре после начала специальной военной операции. Так, буквально через неделю после начала СВО были приняты Федеральный закон от 4 марта 2022 г. № 32-ФЗ «О внесении изменений в Уголовный кодекс Российской Федерации и статьи 31 и 151 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации»1, который включил в УК РФ статью 207.3 «Публичное распространение заведомо ложной информации об использовании Вооруженных Сил Российской Федерации» и статью 284.2 «Призывы к введению мер ограничительного характера в отношении Российской Федерации, граждан Российской Федерации или российских юридических лиц». Кроме того, был принят Федеральный закон от 4 марта 2022 г. № 31-ФЗ «О внесении изменений в Кодекс Российской Федерации об административных правонарушениях» , которым в КоАП РФ введе-

1

О внесении изменении в Уголовный кодекс Российской Федерации и статьи 31 и 151 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации: Федер. закон от 4 марта 2022 г. № 32-ФЗ // Собрание законодательства Рос. Федерации. 2022. № 10, ст. 1389.

2 О внесении изменений в Кодекс Российской Федерации

об административных правонарушениях; Федер. закон от 4 марта 2022 г. № 31-ФЗ // Там же. 2022. № 10, ст. 1388.

на статья 20.3.3 «Публичные действия, направленные на дискредитацию использования Вооруженных Сил Российской Федерации в целях защиты интересов Российской Федерации и ее граждан, поддержания международного мира и безопасности». Им же предусмотрена и статья 20.3.4 «Призывы к введению мер ограничительного характера в отношении Российской Федерации, граждан Российской Федерации или российских юридических лиц».

Сайт «Система обеспечения законодательной деятельности» позволяет проследить судьбу соответствующих законопроектов. Так, Законопроект № 464757-73, который позднее трансформировался в Федеральный закон от 4 марта 2022 г. № 32, был зарегистрирован при внесении в Государственную Думу 14 мая 2018 г., тогда же состоялось его рассмотрение в первом чтении. При этом в данный момент законопроект содержал только статью 284.2 «Ограничение или отказ в совершении обычных хозяйственных операций или сделок в целях содействия в исполнении мер ограничительного характера, введенных иностранным государством, союзом иностранных государств или международной организацией». Что касается второго чтения, здесь можно выделить две даты: 16 мая 2018 г. и 3 марта 2022 г., статья 284.2 была переименована, изменилось и ее содержание. В данной редакции законопроект прошел все последующие стадии.

Аналогичный порядок действий законодателя мы наблюдаем при разработке и рассмотрении изменений в КоАП РФ. Первоначально внесенный 21 июня 2021 г. в Государственную Думу законопроект № 1197680-7 содержал предложение включить в КоАП РФ статью 15.27.3 «Совершение в интересах юридического лица сделок или финансовых операций с имуществом, полученным преступным путем». Обсуждение законопроекта в первом чтении состоялось 27 октября 2021 г., в него было предложено внести поправки. При рассмотрении законопроекта во втором чтении 3 марта 2022 г., кроме указанной статьи 15.27.3, в него были включены две новые статьи - 20.3.3. и 20.3.4. Их добавление можно связать с началом СВО. На следующий день данный закон уже был опубликован.

В качестве промежуточного вывода можно отметить, что необходимость принятия закона о запрете дискредитации Вооруженных Сил Российской

3 О внесении изменений в Уголовный кодекс Российской Федерации и статьи 31 и 151 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации: Законопроект № 464757-7 // Система обеспечения законодательной деятельности [офиц. сайт]. URL: https://sozd.duma.gov. ru/bill/464757-7.

4 О внесении изменений в Кодекс Российской Федерации об административных правонарушениях: Законопроект № 1197680-7 // Там же URL: https://sozd.du-ma.gov.ru/bill/1197680-7.

Федерации могла быть еще осознана в момент принятия Уголовного кодекса РФ 1996 года (по итогам первой чеченской войны). Как таковая, необходимость такой нормы является очевидной. Однако ускоренная разработка указанных предписаний, связанная с началом СВО в 2022 году, не делает их совершенными. Указанное не означает, что мы выступаем за какую- либо дискредитацию. На наш взгляд, борьба с такими явлениями должна была быть начата на много раньше и не путем угрозы ответственностью, а посредством патриотического воспитания. Думается, что была переоценена роль запретов и ответственности, что сродни правовому идеализму и может являться одним из проявлений юридической аномии, но уже со стороны самого законодателя, который часто пренебрегает правовыми аксиомами, а именно: «право способно регулировать далеко не все общественные отношения»; «право регулирует отношения, только нуждающиеся в этом и поддающиеся регламентации».

Рассмотрим законы, принимаемые в период распространения в России эпидемии COVID-19, то есть ситуации, которая во многом носила чрезвычайный характер. Эпидемия обусловила активную правотворческую деятельность. Так, были приняты нормативные правовые акты, регламентирующие предоставление кредитных каникул, дополнительную поддержку семьям с детьми, отсрочку штрафов за долги по оплате ЖКХ и т.д. Разработка и принятие законов осуществлялись в кратчайшие сроки, что призвано было способствовать урегулированию внезапно возникшей эпидемии. Безусловно, принятые законы смогли оказать значительную поддержку в преодолении социальных последствий пандемии, но саму ускоренную процедуру их принятия невозможно оценить однозначным образом.

Так, например, следует отметить, что обеспечение надлежащего поведения граждан в условиях возникшего социального кризиса государство также постаралось подкрепить посредством введения соответствующих составов правонарушений в рамках административного и уголовного законодательства. Так, были приняты Федеральный закон от 1 апреля 2020 г. № 99-ФЗ «О внесении изменений в Кодекс Российской Федерации об административных пра-вонарушениях»1 и Федеральный закон от 1 апреля 2020 г. № 100-ФЗ «О внесении изменений в Уголовный кодекс Российской Федерации и статьи 31 и 151 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации» . Первый закон изменил статью 6.3. КоАП

1 О внесении изменений в Кодекс Российской Федерации об административных правонарушениях: Федер. закон от 1 апр. 2020 г. № 99-ФЗ // Собрание законодательства Рос. Федерации. 2020. № 14 (ч. 1), ст. 2029.

2 О внесении изменений в Уголовный кодекс Российской

Федерации и статьи 31 и 151 Уголовно-процессуального

РФ, введя в нее состав правонарушения, связанный с нарушением законодательства в области обеспечения санитарно-эпидемиологического благополучия населения в условиях чрезвычайной ситуации или при распространении заболевания, которое несет опасность для окружающих. Кроме того, он дополнил действующее административное законодательство статьей 20.6.1 КоАП РФ, предусматривающей меры ответственности за невыполнение правил поведения при чрезвычайной ситуации или угрозе ее возникновения. В рамках второго закона Уголовный кодекс Российской Федерации был дополнен статьями:

- вводящей запрет на публичное распространение заведомо ложной информации об обстоятельствах, представляющих угрозу жизни и безопасности граждан (ст. 207.1 УК РФ);

- предусматривающей запрет публичного распространения заведомо ложной общественно значимой информации, повлекшее тяжкие последствия (ст. 207.2 УК РФ).

Подверглась изменению также редакция статьи 236 УК РФ, предусматривающая ответственность за нарушение санитарно-эпидемиологических правил.

Обращение к истории внесения изменений в КоАП РФ показывает, что законопроект № 804768-7 «О внесении изменений в Кодекс Российской Федерации об административных правонарушениях»3 был внесен в Государственную Думу еще 2 октября 2019 г. На этой стадии он именовался следующим образом: «О внесении изменений в Кодекс Российской Федерации об административных правонарушениях в части усиления ответственности за осуществление незаконной частной охранной деятельности». Естественно, что первоначальная редакция этого закона никаким образом на охрану здоровья граждан от эпидемиологических заболеваний направлена не была. Далее в марте 2020 г. на сайте «Система обеспечения законодательной деятельности» в качестве Приложения к проекту Федерального закона № 804768-7 была опубликована обширная таблица поправок, рекомендованных Комитетом по государственному строительству и законодательству. Законопроект было предложено дополнить большим количеством положений, отсутствующих в редакции первого чтения. В конечном итоге обновленная редакция законопроекта была рассмотрена и принята в третьем чтении Государственной Думой, а также рассмотрена и одобрена Советом Федерации 31 марта 2020 г.,

кодекса Российской Федерации: Федер. закон от 1 апр. 2020 г. № 100-ФЗ // Там же. Ст. 2030.

3 О внесении изменений в Кодекс Российской Федерации об административных правонарушениях: Законопроект № 804768-7 // Система обеспечения законодательной деятельности [офиц. сайт]. URL: https://sozd.du-ma.gov.ru/bill/804768-7.

а 1 апреля 2020 г. закон был подписан Президентом РФ и в этот же день опубликован.

Таким образом, снова наблюдается механизм ускорения принятия законодательных изменений, демонстрирующий пример наличия элементов аномичности в деятельности правотворца. Так, содержание законопроекта кардинальным образом изменилось уже после прохождения ряда важных процедур, в частности, его анализа профильным комитетом ГД и принятия профильным комитетом решения о представлении законопроекта в Совет Государственной Думы. Кроме того, законопроект был рассмотрен Советом Государственной Думы, а также принят в первом чтении. Названные процедуры призваны обеспечить качество принимаемого закона и создать условия для реализации прав человека и гражданина в балансе с потребностями национальной безопасности. Однако после прохождения указанных процедур в законопроект вносятся изменения, корректирующие его сущность и содержание. Вероятно, целесообразность такого «ускорения» является только кажущейся, а более эффективной и оправданной с точки зрения общих принципов осуществления законодательного процесса видится разработка нового законопроекта.

Иной, но также несколько упречный подход реализован законодателем при разработке Законопроекта № 929651-7 «О внесении изменений в Уголовный кодекс Российской Федерации и статьи 31 и 151 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации»1, который был внесен в Государственную Думу 25 марта 2020 г. Его суть сводилась к установлению более жесткой санкции за нарушение санитарно-эпидемиологических правил, предусматривающей ответственность вплоть до лишения свободы на срок от пяти до семи лет (ст. 236). Срок прохождения всех процедур составил 6 дней, так как 1 апреля 2020 г. законопроект был подписан Президентом и опубликован. Причем в окончательной редакции принятого закона (все официальные стадии законотворческого процесса по которому уложились в шесть дней) содержался включенный в него уже после начала обсуждения ряд статей, а именно: статья 207.1 «Публичное распространение заведомо ложной информации об обстоятельствах, представляющих угрозу жизни и безопасности граждан»; статья 207.2 «Публичное распространение заведомо ложной общественно значимой информации, повлекшее тяжкие последствия».

Указанный выше Закон вступил в силу в день его официального опубликования, то есть 1 апреля

1 О внесении изменений в Уголовный кодекс Российской Федерации и статьи 31 и 151 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации: Законопроект № 929651-7 // Система обеспечения законодательной деятельности [офиц. сайт]. URL: https://sozd.duma.gov.ru/bill/929651-7.

2020 г. Таким образом, были ограничены как сроки его разработки, так и период ознакомления общественности с требованиями нового запрета. Вопросы конъюнктуры в данном случае превалировали над качеством принимаемого закона. Принятие закона в «экстренном» порядке с целью пресечения распространения в обществе панических сообщений о смертоносных свойствах новой инфекции имеет и обратную сторону, так как могло вызвать социальное его внутреннее непринятие.

Однако есть и положительная практика законотворческой деятельности, связанная с комплексной реформой контрольно-надзорного законодательства. Так, начавшаяся эпидемия в данном случае привела не к сокращению сроков принятия соответствующего закона, а к их увеличению. При этом качество и универсальность соответствующего нормативного материала также были повышены. Речь идет о разработке Федерального закона «О государственном контроле (надзоре) и муниципальном контроле в Российской Федерации», попытки принятия которого делались на протяжении нескольких лет. Так, он был внесен в Государственную Думу еще 5 декабря 2017 г. (законопроект № 332053-72) и принят в первом чтении 19 февраля 2018 г., однако в рамках второго чтения 20 ноября 2019 г. в качестве причины отклонения называлась необходимость его существенной переработки и 3 декабря 2019 г. Законопроект вновь был внесен в Государственную Ду-му3. Так, в период с 9 декабря 2019 г. по 17 апреля 2020 г. Законопроект рассматривался и обсуждался в четырнадцати различных Комитетах ГД; 17 апреля 2020 г. он был принят в первом чтении. Одновременно был определен достаточно длительный срок для внесения в него поправок (до 15.06.2020).

Следствием особенностей социальных процессов, обусловленных начавшейся эпидемией, явилась одобренная поправка к статье 14 указанного выше Законопроекта. Так, она предусматривала в качестве основного требования при осуществлении государственной контрольно-надзорной деятельности условие оперативности ее осуществления. Понятие оперативности раскрывается, в том числе, и как «минимизация взаимодействия должностных лиц контрольного (надзорного) органа с контролируемым лицом». Было закреплено, что без взаимодействия проверяемого субъекта с контролирующим органом могут быть осуществлены такие контрольно-надзорные мероприятия, как наблюдение за

2 О государственном контроле (надзоре) и муниципальном контроле в Российской Федерации: Законопроект № 332053-7 // Там же. URL: https://sozd.duma.gov.ru/bill 332053-7.

3 О государственном контроле (надзоре) и муниципальном контроле в Российской Федерации: Законопроект № 850621-7 // Там же. URL: https://sozd.duma.gov.ru/bill/ 850621-7.

соблюдением соответствующим субъектом обязательных требований или выездное обследование. В свою очередь, в соответствии с предложенными изменениями такие контрольные мероприятия, как инспекционный визит и выездная проверка, в настоящее время могут проводиться с использованием средств дистанционного взаимодействия, в том числе посредством аудио- или видеосвязи и т.д. Был сокращен срок личного непосредственного взаимодействия инспектора и контролируемого лица (он не может превышать один рабочий день); даже отбор проб и образцов продукции теперь также может осуществляться с применением видеозаписи.

Можно прийти к выводу, что в ряде случаев социальные потрясения различной природы могут повлечь необходимость внесения экстренных изменений в действующее законодательство. Однако и в данном случае представляется необходимым соблюдение общей процедуры законодательного процесса, качественная и мотивированная подготовка законопроекта. При наличии у правотворца общего представления о направлениях развития той или иной отрасли законодательства и его целях социальные кризисы окажут только минимальное негативное воздействие на качество принимаемого закона. Необходимо исключать проявления юридической аномии в процессе реализации правотворческой деятельности, так как они угрожают качеству принимаемого закона, кроме того, негативно влияют на обеспечение прав и свобод человека и гражданина и национальной безопасности, а также могут обусловливать снижение легитимности принимаемого закона.

Заключение

Проведенное исследование позволяет сделать ряд выводов. Так, для минимизации различных проявлений юридической аномии процесс государственного управления должен выстраиваться в следующей логической последовательности: определение ценностей, принимающихся обществом; выбор целей, согласованных с ценностями, на достижение которых будет направлена деятельность государственно-правового механизма; формулирование; формирование нормативно-правовой базы, позволяющей достичь поставленных целей и решить существующие задачи. В действующем законодательстве должна существовать согласованная последовательность различных целей, не подменяемая такими категориями, как задачи, основы, принципы, так как отсутствие должной определенности в конечном итоге приводит к возникновению юридической аномии.

Состояние правовой аномии возникает не только в связи с противоречиями в системе нормативных предписаний, но и в связи с расхождением в системе ценностей. В период изменений социаль-

ных ценностей, усиленных отставанием действующего законодательства от потребностей социального развития, возникают социальный конфликт и состояние правового нигилизма, приводящие к усилению аномичности общественных отношений.

Цели права и правовые ценности являются связанными юридическими категориями. Так, цели, стоящие перед обществом и государством, в идеале воплощают в себе систему ценностей, в нем существующую. Только в случае, если стоящие перед обществом цели являются квинтэссенцией его ценностей, они могут быть достигнуты без появления состояния юридической аномии, выраженного в рассогласованности будущих, предполагаемых результатов деятельности с нормативными закрепленными идеалами.

Цели, закрепленные в Конституции РФ, отраслевых законах, подзаконных нормативных правовых актах (в том числе в сфере стратегического планирования), тесно взаимосвязаны, но отличаются степенью своей конкретизации и проверяемостью их достижения. Проблематика определения общегосударственных правовых ценностей имеет принципиальное значение для предотвращения состояния юридической аномии в обществе.

Система стратегического планирования, формируемая в России, в идеале должна определять значимые для развития общества и государства цели, но при ее формировании и функционировании существует ряд важных проблем: 1) нереалистичность некоторых целей, а также их несоответствие объективным процессам развития общества;

2) низкая степень эффективности деятельности уполномоченных органов по достижению целей;

3) различные непредвиденные кризисы и угрозы, влияющие на достижение целей; 4) длительные сроки принятия стратегий и их несогласованность друг с другом, а также подмена первоначально разрабатываемого нормативного правового акта, посвященного стратегическому планированию, слабо связанными друг с другом иными актами. В частности, так произошло со Стратегией социально-экономического развития РФ.

Принимаемые, но невыполняемые акты в области стратегического планирования влекут увеличение рисков правового нигилизма, утрату общего уважения к законодательству и рост юридической аномии как среди должностных лиц, так и среди обычных граждан. Большой негативный эффект видим мы также из-за нереалистичных целей социального развития в процессе их выполнения, а также отсутствия возможности их реальной оценки. Достаточно сложно выявить достижение отдельных показателей. С другой стороны, многие избранные цели могут быть охарактеризованы как недостаточно обоснованные, не отвечающие имеющимся тенденциям развития российского государства, существующим у него ресурсам и возможностям.

Реализация целей стратегического планирования не всегда обеспечивается нормативными правовыми актами, а принимаемые законы ввиду их «экстренности» могут отличаться низким качеством, что, в свою очередь, приводит к негативной реакции со стороны общества, а также отрицательным образом сказывается на достижении запланированных результатов. Кроме того, не всегда выбранные цели социального развития получают свое достаточное нормативное основание. Существуют проблемы и в планировании деятельности самого законодателя, выражающиеся в «экстренном» принятии законов, что также отрицательно сказывается на их качестве.

Библиографический список

1. Вебер М. Избранные произведения. М.: Прогресс, 1990. 808 с.

2. Дворкин Р. О правах всерьез. М.: РОС-СПЕН, 2004. 392 с.

3. Еллинек Г. Право современного государства. Т. 1. Общее учение о государстве. СПб.: Изд. тов. «Общественная польза», 1903. 532 с.

4. Жуков В. Н. Введение в юридическую аксиологию (вопросы методологии) // Государство и право. 2009. № 6. С. 20-31.

5. Зиммель Г. Избранное. М.: Юрист, 1996. Т. 2. Созерцание жизни 607 с.

6. Зорькин В. Д., Лазарев Л. В. Комментарий к Конституции Российской Федерации. М.: Норма, 2013. 1040 с.

7. Иванникова И. А. Государственно-правовые ценности России. Ростов н/Д: Изд-во Юж. фе-дер. ун-та, 2021. 98 с.

8. Кубатаев М. Г. Правовые акты Президента Российской Федерации: дис. ... канд. юрид. наук. М., 2000. 162 с.

9. Лебедева Н. В. Акты Президента Российской Федерации в системе источников конституционного права // Конституционное и муниципальное право. 2017. № 7. С. 45-48.

10. Маврин С. П. Конституционные ценности и их роль в российской правовой системе // Журнал конституционного правосудия. 2012. № 3. С. 1-13.

11. Малахов В. П. Мифы современной общеправовой теории М.: Юнити-Дана, 2013. 150 с.

12. Мызникова Е. А. Цели в праве: теоретико-правовой анализ: автореф. ... дис. канд. юрид. наук. Краснодар, 2011. 27 с.

13. Обгольц С. А. Конституционно-правовая природа послания Президента Российской Федерации Федеральному Собранию Российской Федерации // Конституционное и муниципальное право. 2022. № 7. С. 52-55. DOI: 10.18572/1812-3767-2022-7-52-55.

14. Погорелко М. Ю. Нормативно-политические и нормативно-правовые источники и основания государственных политик // Проблемный анализ и государственно-управленческое проектирование. 2009. Т. 2, № 1. С. 93-109.

15. Семерджян К. А. Политико-правовая природа послания // Философия права. 2009. № 4 (35). С. 120-124.

16. Словарь иностранных слов. СПб.: Поли-графуслуги, 2005. 816 с.

17. Словарь философских терминов / науч. ред. В. Г. Кузнецов. М: ИНФРА-М, 2005. 731 с.

18. Стрельников К. А. Государственно-правовая стратегия как категория современной юридической науки // Государственная власть и местное самоуправление. 2009. № 8. С. 3-5.

19. Телушкина Е. Н. Цели стратегий социально-экономического развития регионов, входящих в ДФО // Ученые заметки ТОГУ. 2020. Т. 11. № 2. С. 431-437.

20. Троицкая А. А., Храмова Т. М. Основы основ: экспрессивный и функциональный потенциал конституционных устремлений // Сравнительное конституционное обозрение. 2018. № 1(122). С. 5479. DOI: 10.21128/1812-7126-2018-1-54-79.

21. Финнис Д. Естественное право и естественные права. М.: ИРИСЭН, Мысль, 2012. 554 с.

22. Цинцадзе Н. С. Классификация и иерархия правовых ценностей в теории права // Вестник Тамбовского университета. Серия: Гуманитарные науки. 2014. № 2 (130). С. 189-194.

23. Цинцадзе Н. С. Концептуальные аспекты аксиологической теории права // Вестник Тамбовского университета. Серия Гуманитарные науки. 2013. Вып. 5 (121). С. 251-259.

24. Шустров Д. Г. Аксиология Конституции Российской Федерации 1993 года // Социально-политические науки. 2015. № 4. С. 14-26.

25. Andersen H. EU's «Distorted Economy» Antidumping Approach Towards China: Improvement of Legal Certainty or New Legal Distortions?: Some Overall Observations // Journal of World Trade. 2022. Vol. 56 (5). Pp. 735-756.

26. Andrade Salazar O. L., Gallegos Gallegos S. B., Rosillo Abarca L. V. Incidencia de la seguridad jurídica y análisis del cobro mediante la tercería coadyuvante en la legislación ecuatoriana |The Incidence of Legal Certainty and Collection Analysis by Means of Third Party Intervention in Ecuadorian Legislation // Universidad y Sociedad. 2022. Vol. 14(5) Pp. 541-551.

27. Baron S. W. Street Youths and the Proximate and Contingent Causes of Instrumental Crime: Untangling Anomie Theory // Justice quarterly. 2011. Vol. 28, Issue 3. Pp. 413-436.

28. Baumer E. P., Gustafson R. Social Organization and Instrumental Crime: Assessing the Empirical Validity of Classic and Contemporary Anomie Theories // Criminology. 2007. Vol. 45. Issue 3. Pp. 617-663. DOI: 10.1111/j.1745-9125.2007.00090.x

29. Carrasco B. Decentralization, Local Governance, and Localizing the Sustainable Development Goals in Asia and the Pacific. London, 2022. 406 p. DOI: 10.4324/9781003282297.

30. Colombo A. L., Capellari M. B. Qualificagao do agricultor como segurado especial: volume de pro-

dugäo x seguranza jurídica juridical ¡Qualification of the Farmer as Special Insured: Production Volume X Legal Certainty // Revista de Direito. 2022. Vol. 14. Issue 2. Pp. 01-30. DOI: 10.32361/2022140214436.

31. Incarbone S. Claim Construction: an International Convergence in Striking the Balance Between Patent Protection and Legal Certainty // Journal of Intellectual Property Law and Practice. 2022. Vol. 17(10). Pp. 878-888. DOI: 10.1093/jiplp/jpac085.

32. Kim S. Y. Civil Law and Social Changes in Korea in the Past 30 Years // Ius Gentium, 2023. Vol. 104. Pp. 165-180. DOI: 10.1007/978-981-19-4993-7_10.

33. Koff H., Challenger A., Ros Cuellar J., Aguilar Orea R., Lara López M. D. S. How Green Are Our Laws? Presenting a Normative Coherence for Sustainable Development Methodology // Environmental Policy and Governance. 2023. Vol. 33(1). Pp. 90-109. DOI: 10. 1002/eet.1998.

34. Lacoere P., Leinfelder H. Land Oversupply. How Rigid Land-Use Planning and Legal Certainty Hinder New Policy for Flanders // European Planning Studies. 2023. Vol. 31. Issue 9. Pp. 1926-1948. DOI: 10. 1080/09654313.2022.2148456.

35. Mahfud Y, Adam-Troian J. «Macron Demission!»: Loss of Significance Generates Violent Extremism for the Yellow Vests Through Feelings of Anomia // Group Processes and Intergroup Relations. 2021. Vol. 24. Issue 1. Pp. 108-124. DOI: 10.1177/1368430219880954.

36. Nau T., Perry S., Giles-Corti B. et al. Mapping and Analysis of Laws Influencing Built Environments for Walking and Cycling in Australia // BMC Public Health 2023. Vol. 23. Article 108. 25 p. DOI: 10.1186/s12889-022-14897-w.

37. Passas N. Anomie and Corporate Deviance // Contemporary Crises. 1990. Vol. 14. Pp. 157-178. DOI: 10.1007/BF00728269.

38. Pierdoná Z. L, Francisco J. C, Marques C. G. M. Seguranza jurídica coletiva e previdencia social: a ne-cessidade de se garantir a protejo aos atuais benefi-ciários e äs futuras gerades ¡Collective Legal Security and Social Security: the Need for Guarantees of Protection for Current Beneficiaries and Future Generations // Revista Juridica. 2022. Vol. 4(71). Pp. 797-824.

39. Reverte C. The Importance of Institutional Differences Among Countries in SDGs Achievement: a CrossCountry Empirical Study // Sustainable Development.

2022. Vol. 30(6). Pp. 1882-1899. DOI: 10.1002/sd.2354.

40. Schoeffer A., Piquero N. L. Exploring White-Collar Crime and the American Dream: a Partial Test of Institutional Anomie Theory // Journal of Criminal Justice. 2006. Vol. 34. Issue 3. Pp. 227-235. DOI: 10.1016/ j.jcrimjus.2006.03.008.

41. Silva L. C. C, Santos B. A. Evolution of Brazilian Legislation Regarding the Marine Fauna: Advances and Shortcomings Between 1960 and 2020 // Marine Policy.

2023. Vol. 153. DOI: 10.1016/j.marpol.2023.105638.

42. Simmler M, Plassard I., Schar N., Schuster M. Understanding Pathways to Crime: Can Anomie Theory Explain Higher Crime Rates Among Refugees? - Current Findings from a Swiss Survey // European Journal on

Criminal Policy and Research. 2017. Vol. 23. Issue 4. Pp. 539-558. DOI: 10.1007/s10610-017-9351-4.

43. Linden T. van der, Shirazi T. Markets in Cryp-to-Assets Regulation: Does it Provide Legal Certainty and Increase Adoption of Crypto-Assets? // Financial Innovation. 2023. Vol. 9(1). Article 22. DOI: 10.1186/ s40854-022-00432-8.

44. Vidas D., Freestone D. Legal Certainty and Stability in the Face of Sea Level Rise: Trends in the Development of State Practice and International Law Scholarship on Maritime Limits and Boundaries // International Journal of Marine and Coastal Law. 2022. Vol. 37. Issue 4. Pp. 673-725. DOI: 10.1163/15718085-bja10106.

References

1. Weber M. Izbrannye proizvedeniya [Selected Works]. Moscow, 1990. 808 p. (In Russ.).

2. Dvorkin R. O pravakh vser'ez [On Rights, Seriously]. Moscow, 2004. 392 p. (In Russ.).

3. Jellinek G. Pravo sovremennogo gosudarstva [Law of the Modern State]. Vol. 1. Obshchee uchenie o gosudarstve [The General Doctrine of the State]. St. Petersburg, 1903. 532 p. (In Russ.).

4. Zhukov V. N. Vvedenie v yuridicheskuyu aksi-ologiyu (voprosy metodologii) [Introduction to Legal Axiology (Questions of Methodology)]. Gosudarstvo i pravo - State and Law. 2009. Issue 6. Pp. 20-31. (In Russ.).

5. Simmel G. Izbrannoe [Selected Works]. Vol. 2. Sozertsanie zhizni [Contemplation of Life]. Moscow, 1996. 607 p. (In Russ.).

6. Zor'kin V. D., Lazarev L. V. Kommentariy k Konstitutsii Rossiyskoy Federatsii [Commentary on the Constitution of the Russian Federation]. Moscow, 2013. 1040 p. (In Russ.).

7. Ivannikova I. A. Gosudarstvenno-pravovye tsennosti Rossii [State and Legal Values of Russia]. Rostov-on-Don, 2021. 98 p. (In Russ.).

8. Kubataev M. G. Pravovye akty Prezidenta Rossiyskoy Federatsii: dis. ... kand. yurid. nauk [Legal Acts of the President of the Russian Federation: Cand. jurid. sci. diss.]. Moscow, 2000. 162 p. (In Russ.).

9. Lebedeva N. V. Akty Prezidenta Rossiyskoy Federatsii v sisteme istochnikov konstitutsionnogo prava [Acts of the President of the Russian Federation in the System of Sources of Constitutional Law]. Konsti-tutsionnoe i munitsipal'noe pravo - Constitutional and Municipal Law. 2017. Issue 7. Pp. 45-48. (In Russ.).

10. Mavrin S. P. Konstitutsionnye tsennosti i ikh rol' v rossiyskoy pravovoy sisteme [Constitutional Values and Their Role in the Russian Legal System]. Zhur-nal konstitutsionnogo pravosudiya - Journal of Constitutional Justice. 2012. Issue 3. Pp. 1-13. (In Russ.).

11. Malakhov V. P. Mify sovremennoy obshche-pravovoy teorii [Myths of the Modern General Legal Theory]. Moscow, 2013. 150 p. (In Russ.).

12. Myznikova E. A. Tseli v prave: teoretiko-pravovoy analiz: avtoref...dis. kand. yurid. nauk [Goals

in Law: A Theoretical and Legal Analysis: Synopsis of Cand. jurid. sci. diss.]. Krasnodar, 2011. 27 p. (In Russ.).

13. Obgol'ts S. A. Konstitutsionno-pravovaya pri-roda poslaniya Prezidenta Rossiyskoy Federatsii Feder-al'nomu Sobraniyu Rossiyskoy Federatsii [The Constitutional Law Nature of the Address of the President of the Russian Federation to the Federal Assembly of the Russian Federation]. Konstitutsionnoe i munitsipal'noe pravo

- Constitutional and Municipal Law. 2022. Issue 7. Pp. 5255. DOI: 10.18572/1812-3767-2022-7-52-55. (In Russ.).

14. Pogorelko M. Yu. Normativno-politicheskie i normativno-pravovye istochniki i osnovaniya gosu-darstvennykh politik [Normative-Political and Normative-Legal Sources and Bases of State Policies]. Prob-lemnyy analiz i gosudarstvenno-upravlencheskoe proek-tirovanie - Problem Analysis and Public Administration Projection. 2009. Vol. 2. Issue 1. Pp. 93-109. (In Russ.).

15. Semerdzhyan K. A. Politiko-pravovaya priro-da poslaniya [The Political and Legal Nature of the Address]. Filosofiya prava - Philosophy of Law. 2009. Issue 4 (35). Pp. 120-124. (In Russ.).

16. Slovar' inostrannykh slov [Dictionary of Foreign Words]. St. Petersburg, 2005. 816 p. (In Russ.).

17. Slovar' filosofskikh terminov [Dictionary of Philosophical Terms]. Moscow, 2005. 731 p. (In Russ.).

18. Strel'nikov K. A. Gosudarstvenno-pravovaya strategiya kak kategoriya sovremennoy yuridicheskoy nauki [State-Legal Strategy as a Category of Modern Legal Science]. Gosudarstvennaya vlast' i mestnoe sa-moupravlenie - State Power and Local Self-Government. 2009. Issue 8. Pp. 3-5. (In Russ.).

19. Telushkina E. N. Tseli strategiy sotsial'no-ekonomicheskogo razvitiya regionov, vkhodyashchikh v DFO [Objectives of the Strategies of Socio-Economic Development of the Regions Being Part of the Far Eastern Federal District]. Uchenye zametki TOGU - Scientific Notes of the TOGU. 2020. Vol. 11. Issue 2. Pp. 431437. (In Russ.).

20. Troitskaya A. A., Khramova T. M. Osnovy os-nov: ekspressivnyy i funktsional'nyy potentsial konsti-tutsionnykh ustremleniy [Constitutional Cornerstones: Expressive and Functional Potential of Constitutional Aspirations]. Sravnitel'noe konstitutsionnoe obozrenie -Comparative Constitutional Review. 2018. Issue 1 (122). Pp. 54-79. DOI: 10.21128/1812-7126-2018-1-54-79. (In Russ.).

21. Finnis J. Estestvennoe pravo i estestvennye prava [Natural Law and Natural Rights]. Moscow, 2012. 554 p. (In Russ.).

22. Tsintsadze N. S. Klassifikatsiya i ierarkhiya pravovykh tsennostey v teorii prava [Classification and Hierarchy of Legal Values in the Theory of Law]. Vestnik Tambovskogo universiteta. Seriya: Gumanitarnye nauki

- Tambov University Review. Series: Humanities. 2014. Issue 2 (130). Pp. 189-194. (In Russ.).

23. Tsintsadze N. S. Kontseptual'nye aspekty ak-siologicheskoy teorii prava [Conceptual Aspects of the Axiological Theory of Law]. Vestnik Tambovskogo un-

iversiteta. Seriya: Gumanitarnye nauki - Tambov University Review. Series: Humanities. 2013. Issue 5 (121). Pp. 251-259. (In Russ.).

24. Shustrov D. G. Aksiologiya Konstitutsii Rossiyskoy Federatsii 1993 goda [Axiology of the Constitution of the Russian Federation of 1993]. Sotsial'no-politicheskie nauki - Sociopolitical Sciences. 2015. Issue 4. Pp. 14-26. (In Russ.).

25. Andersen H. EU's 'Distorted Economy' Antidumping Approach Towards China: Improvement of Legal Certainty or New Legal Distortions?: Some Overall Observations. Journal of World Trade. 2022. Vol. 56 (5). Pp. 735-756. (In Eng.).

26. Andrade Salazar O. L., Gallegos Gallegos S. B., Rosillo Abarca L. V. Incidencia de la seguridad jurídica y análisis del cobro mediante la tercería coadyuvante en la legislación ecuatoriana [The Incidence of Legal Certainty and Collection Analysis by Means of Third Party Intervention in Ecuadorian Legislation]. Universidad y Sociedad. 2022. Vol. 14 (5). Pp. 541-551. (In Sp.).

27. Baron S. W. Street Youths and the Proximate and Contingent Causes of Instrumental Crime: Untangling Anomie Theory. Justice Quarterly. 2011. Vol. 28. Issue 3. Pp. 413-436. (In Eng.).

28. Baumer E. P., Gustafson R. Social Organization and Instrumental Crime: Assessing the Empirical Validity of Classic and Contemporary Anomie Theories. Criminology. 2007. Vol. 45. Issue 3. Pp. 617-663. DOI: 10.1111/j.1745-9125.2007.00090.x. (In Eng.).

29. Carrasco B. Decentralization, Local Governance, and Localizing the Sustainable Development Goals in Asia and the Pacific. London, 2022. 406 p. DOI: 10.4324/9781003282297. (In Eng.).

30. Colombo A. L., Capellari M. B. Qualificagao do agricultor como segurado especial: volume de pro-dugao x seguranza juridical [Qualification of the Farmer as Special Insured: Production Volume X Legal Certainty]. Revista de Direito. 2022. Vol. 14. Issue 2. Pp. 01-30. DOI: 10.32361/2022140214436. (In Port.).

31. Incarbone S. Claim Construction: an International Convergence in Striking the Balance Between Patent Protection and Legal Certainty. Journal of Intellectual Property Law and Practice. 2022. Vol. 17 (10). Pp. 878-888. DOI: 10.1093/jiplp/jpac085. (In Eng.).

32. Kim S. Y. Civil Law and Social Changes in Korea in the Past 30 Years. Ius Gentium. 2023. Vol. 104. Pp. 165-180. DOI: 10.1007/978-981-19-4993-7_10. (In Eng.).

33. Koff H., Challenger A., Ros Cuellar J., Aguilar Orea R., Lara López M. D. S. How Green Are Our Laws? Presenting a Normative Coherence for Sustainable Development Methodology. Environmental Policy and Governance. 2023. Vol. 33 (1). Pp. 90-109. DOI: 10.1002/ eet.1998. (In Eng.).

34. Lacoere P., Leinfelder H. Land Oversupply. How Rigid Land-Use Planning and Legal Certainty Hinder New Policy for Flanders. European Planning Studies. 2023. Vol. 31. Issue 9. Pp. 1926-1948. DOI: 10.1080/ 09654313.2022.2148456. (In Eng.).

35. Mahfud Y., Adam-Troian J. 'Macron Demission!': Loss of Significance Generates Violent Extremism for the Yellow Vests Through Feelings of Anomia. Group Processes and Intergroup Relations. 2021. Vol. 24. Issue 1. Pp. 108-124. DOI: 10.11ll/1368430219880954. (In Eng.).

36. Nau T., Perry S., Giles-Corti B. et al. Mapping and Analysis of Laws Influencing Built Environments for Walking and Cycling in Australia. BMC Public Health. 2023. Vol. 23. Article 108. 25 p. DOI: 10.1186/s12889-022-1489l-w. (In Eng.).

3l. Passas N. Anomie and Corporate Deviance. Contemporary Crises. 1990. Vol. 14. Pp. 15l-1l8. DOI: 10. 100i/bF00128269. (In Eng.).

38. Pierdoná Z. L., Francisco J. C., Marques C. G. M. Segurança jurídica coletiva e previdência social: a ne-cessidade de se garantir a proteçao aos atuais benefi-ciários e às futuras geraçoes [Collective Legal Security and Social Security: the Need for Guarantees of Protection for Current Beneficiaries and Future Generations]. Revista Juridica. 2022. Vol. 4 (11). Pp. 191-824. (In Port.).

39. Reverte C. The Importance of Institutional Differences Among Countries in SDGs Achievement: A Cross-Country Empirical Study. Sustainable Development. 2022. Vol. 30 (6). Pp. 1882-1899. DOI: 10.1002/ sd.2354. (In Eng.).

40. Schoeffer A., Piquero N. L. Exploring White-Collar Crime and the American Dream: A Partial Test of

Информация об авторах: Д. А. Липинский

Доктор юридических наук, профессор, заведующий кафедрой конституционного и административного права, главный научный сотрудник

Тольяттинский государственный университет 445020, Россия, г. Тольятти, ул. Белорусская, 14

ORCID: 0000-0003-1810-069X ResearcherID: P-3192-201l

Статьи в БД «Scopus»/«Web of Science»: DOI: 10.5829/idosi.mejsr.2013.15.9.11540 DOI: 10.1ll59/psylaw.2022120411 DOI: 10.52468/2542-1514.2022.6(3).5-18 DOI: 10.31851/S102694520011156-2 DOI: 10.31166/VoprosyIstorii202110Statyi16

А. А. Иванов

Кандидат юридических наук,

доцент, доцент кафедры конституционного

и административного права

Тольяттинский государственный университет 445020, Россия, г. Тольятти, ул. Белорусская, 14

ORCID: 0000-0001-61l1-l214 ResearcherID: N-8489-2016

Статьи в БД «Scopus»/«Web of Science»: DOI: 10.11150/2500-4255.2019.13(1).114-124

Institutional Anomie Theory. Journal of Criminal Justice. 2006. Vol. 34. Issue 3. Pp. 227-235. DOI: 10.1016/ j.jcrimjus.2006.03.008. (In Eng.).

41. Silva L. C. C., Santos B. A. Evolution of Brazilian Legislation Regarding the Marine Fauna: Advances and Shortcomings Between 1960 and 2020. Marine Policy. 2023. Vol. 153. Article 105638. DOI: 10.1016/ j.marpol.2023.105638. (In Eng.).

42. Simmler M., Plassard I., Schar N., Schuster M. Understanding Pathways to Crime: Can Anomie Theory Explain Higher Crime Rates among Refugees? - Current Findings from a Swiss Survey. European Journal on Criminal Policy and Research. 2017. Vol. 23. Issue 4. Pp. 539-558. DOI: 10.1007/s10610-017-9351-4. (In Eng.).

43. van der Linden T., Shirazi T. Markets in Cryp-to-Assets Regulation: Does It Provide Legal Certainty and Increase Adoption of Crypto-Assets? Financial Innovation. 2023. Vol. 9 (1). Article 22. DOI: 10.1186/ s40854-022-00432-8. (In Eng.).

44. Vidas D., Freestone D. Legal Certainty and Stability in the Face of Sea Level Rise: Trends in the Development of State Practice and International Law Scholarship on Maritime Limits and Boundaries. International Journal of Marine and Coastal Law. 2022. Vol. 37. Issue 4. Pp. 673-725. DOI: 10.1163/15718085-bja10106. (In Eng.)

About the authors:

D. A. Lipinsky

Togliatti State University

14, Belorusskaya st., Tolyatti, 445020, Russia

ORCID: 0000-0003-1870-069X ResearcherID: P-3192-2017

Articles in Scopus / Web of Science:

DOI: 10.5829/idosi.mejsr.2013.15.9.11540

DOI: 10.17759/psylaw.2022120411

DOI: 10.52468/2542-1514.2022.6(3).5-18

DOI: 10.31857/S102694520017756-2

DOI: 10.31166/VoprosyIstorii202110Statyi16

A. A. Ivanov

Togliatti State University

14, Belorusskaya st., Togliatti, 445020, Russia

ORCID: 0000-0001-6171-7214 ResearcherID: N-8489-2016

Articles in Scopus / Web of Science:

DOI: 10.17150/2500-4255.2019.13(1).114-124