CC BY
50
••• Известия ДГПУ, №2, 2008
УДК 82:7.03
ЯЗЫКОВЫЕ ФОРМЫ «НЕОДНОЗНАЧНОЙ» РЕЛИГИОЗНОСТИ Н. С. ЛЕСКОВА
© 2009 Сулейманова Ф.Н., Геллер Э.С.
Дагестанский государственный педагогический университет
Статья посвящена выявлению того, как и на каких языковых уровнях отражается религиозность писателя Н. С. Лескова в художественных текстах. Анализ материала показал приоритетность в лексике стилистически значимых словоформ, архаизмов (возлагати, уповании, зарок, боголепно), большую часть которых составляют славянизмы, а в синтаксисе в пределах одного предложения могут быть совмещены разные точки зрения, выражающие отношение автора к герою или событию.
The article is dedicated to the discovery, in what ways and at what linguistic levels the writer N. S. Leskov’s religiosity in the artistic texts is reflected. The material analysis has shown the priority of the stylistically significant word-forms in lexicon, specifically archaisms (возлагати, уповании, зарок, боголепно), the most of which are Slavisms. And in the syntax within one sentence different view-points, expressing the author’s attitude to a character or an event can be combined.
Ключевые слова: несогласованные определения, предложение, проповеди,
религиозность, священные писания, синтаксис, старославянизмы, суеверие.
Keywords: uncoordinated determinations, sentence, sermons, religiosity, holy scriptures, syntax, old Slavisms, superstition.
Н. С. Лесков принадлежит к могущественной плеяде писателей, живших и творивших в XIX веке. По словам М. Горького, он был человеком «насквозь русским, тонко знавшим русский язык и влюбленным в его красоту» [8. С. 62]. В его творчестве с особенной очевидностью представлена христианская картина мироздания. Понять лесковский художественный мир вне религиозного контекста, религиознонравственных раздумий, устремлений и обретений художника невозможно.
С самого раннего детства Лесков находился под сильным влиянием религиозных матери и бабушки [9. С. 26]. И, конечно, не без участия отца формируется его отношение к патриархальным традициям и к религиозности в целом. О своей родословной он рассказывал так: «Мой дед, священник Дмитрий Лесков, и его отец, дед и прадед все были
священниками...»
(«Автобиографическая заметка»). В той же «Автобиографической заметке» писатель также упоминает и о своей религиозности: «Религиозность во мне была с детства... Я думаю, что и тут многим обязан отцу» [9. С. 22, 25].
Как уже было отмечено, Лесков был человеком «насквозь русским» и от корней своих религиозным; писатель в совершенстве владел народной речью и знал русский фольклор, и это все, естественно, не могло не отразиться на его собственном творчестве.
Примечательно, что стилистически значимыми словоформами для писателя в большинстве своем являются архаичные, например: возлагати,
упование, боголепно, зарок и т.д. Сам автор отмечал: «. я говорю языком
старинных сказок и церковно-народным в чисто литературной речи» [11. С. 28]. Большую часть архаичных форм слова в
художественной речи Лескова составляют славянизмы, потому что именно они являются ярким словесным выражением религиозности. У автора встречаются целые выражения из священных писаний и псалмов, например: И без того мой хитон
обличает мя, яко несть брачен, да и жена в одной исподнице гуляет -(«Последование к св. Причащению», читаемое верующими перед принятием причастия). (Дела мои обличают меня, ибо они недостойны.); Гряди, плешиве! (Уходи, плешивый!) - так дразнили дети лысого пророка Елисея (Четвертая книга Царств. II. 23); «Боже, суд твой цареви даждь» в смысле: «да тихое и мирное житие поживем» (Псалом 71,1);
(«Соборяне» Т.І. С. 63-64; 118; 256); обложив туком свои лядвии, праздно умствуют...(обрастив жиром бедра свои, бездельничая, рассуждают)
(«Запечатленный ангел» Т.І. С. 468).
Лесковым также используются и сравнительные обороты, и пословицы, взятые из тех же священных писаний или из древнерусской литературы, например: ...восшумит глас, вопиющий в пустыне: «Готовьте путь!» («Книга пророка Исайи»: «Глас вопиющего в пустыне: приготовьте путь
Господень...»); И аще дерзнешь неправду показати, то да трясешися, яко крін на земли. («Чин явления
истины»: «Яко Каин еще и на земли») или: И земля пожрет тебя, яко Дафана и Авирона... (библейское предание: Дафан и Авирон были наказаны богом за то, что восстали против Моисея и Аарона - они провалились в разверзшуюся под ними землю); . Оноприй Перегуд.захотел лучше всех отличиться на большее и «погиб, аки обра»... (Пословица из «Повести
временных лет» - «погибоша, аки обри») («Заячий ремиз». Т.ІІІ. С. 581, 530 - 531).
Религиозность автора отражается и в описаниях личностных качеств главных героев его произведений, например, в «Несмертельном Головане»: Он так
хорошо умел рассказывать сто четыре священные истории... [Т.ІІ. С. 154] или -Я, брат, плохой советник! Бога на совет
призови. (Т.ІІ. С. 155) - отвечал Голован, когда его просили о совете. Или же пример из рассказа «Заячий ремиз», где главный герой поведал о «своем духовном делании»: . я носил рапиды и был книгодержцем и свещеносцем, и в этой должности... никто лучше меня не умел уложить на поднос священные предметы, как то необходимо... [Т.ІІІ. С. 525]. Несомненно, что сам писатель был знаком с этими должностями, предметами и обрядами. Методом,
названным З. Фрейдом «проекцией» (то
есть переносом («проецированием») своих собственных качеств на другого человека, а в данном случае, на своего же героя), пользуется Лесков. И даже его суеверие отражается в творчестве:
. когда перед прошлою пасхою обметали пыль., то в гостиничной комнатке упал образ
всемилостивейшего Спаса, и это теперь лежит у нее на душе...(«Заячий ремиз». Т. ІІІ. С. 514) - падение иконы, по народному поверью, предвещало несчастье.
Позже славянизмами Лесков
пользуется в неожиданных и острых словосочетаниях: На святой Руси людей непривилегированного класса секли плетями и клеймили. («Пигмей») Что ми хощете дати - эти слова евангельского Иуды из «На краю света» и «Заметок неизвестного» повторяются в речах попов из названных произведений; не требует объяснения сарказм
перефразировки последних слов манифеста 19 февраля 1861г. («осени себя крестным знаменем, православный народ»): «Виновный осенит себя
крестным знаменем, да благолепно выпятит спину, а другой раб бога вышнего вкатит ему сколько указано» («Заячий ремиз»). Такое использование славянизмов Б. М. Другов называет «результатом отрицательного
направления», которому писатель служил в последние годы своей жизни: он весьма чутко ощущал фальшь, окрашивающую проповеди
церковнослужителей, называемую
речевой славянщиной [4. С. 175].
Писатель осуждает помещиков,
пользовавшихся религиозными догмами и помощью церковнослужителей для порабощения людей, это подтверждается следующим текстом:...за дело взялся поп Прокоп, который.читал людям за обеднею то «Павлечтение» (то есть «Послание к Римлянам апостола Павла»), которое укрепляет в людях веру, что они «рабы» и... цель их жизни... «повиноваться своим
господам» («Заячий ремиз». Т.Ш. С. 500).
Религия для писателя никогда не имела строго определенных рамок, так как официальное православие уживалось у Лесковых с англиканскими и квакерскими воззрениями,
заимствованными из семьи англичанина Шкотта, родственника со стороны матери [4. С. 7]. Своему приятелю Лесков писал, что сделался
«перевертнем» и уже не жжет фимиам многим старым богам и что его «. передергивает теперь написать русского еретика - умного, начитанного и свободного духовного христианина» [3. С. 40]. Начиная с 1880-х гг. в нем зарождается интерес к протестантизму и намечается разрыв с православием, что в конечном итоге привело к проповеди внеконфессионального христианства. Современники писателя отмечали, что он испытывал огромный интерес к вопросам изучения всевозможных религиозных течений и даже сект. Ведь любая религия, по мнению писателя, должна была нести идеи просветления и добра, а не быть пособницей в достижении целей привилегированных классов.
Произведениям Лескова был свойствен особенный юмор, В. Ю. Троицкий пишет: «Лукаво-насмешливый тон лесковского юмора. находил у него сообразный словесный облик» [10. С. 19]. Например: Входит муж нарочито велик и видом почтенен; обликом строг, очи угасли, хребет согбен, а брада комовата... («Чертогон» Т.11; С. 272). Здесь внешность Ивана Степановича описывается торжественным стилем, что обычно делается для подчеркивания величественности описываемой фигуры,
но в данном случае эта торжественность, облеченная славянизмами,
оборачивается иронией, которая становится заметной лишь при дальнейшем чтении произведения: Хочет шутить и здороваться, но его остепеняют (там же). А далее происходит то, что уж совсем не к лицу убеленному сединами старцу: .
солидный старец берет... колотилки и начинает в такт и не в такт стучать по литаврам (там же).
Религиозность автора выражена не только лексикой, она также ярко представлена и синтаксисом. Например: к повторяемому слову присоединяются согласованные и несогласованные определения: Тьма, тьма над бездною... но дух божий поверх всего, - проговорил протопоп. («Соборяне») [2. С. 16]. В этом предложении эффекта усиления слова «тьма» (то есть зла) автор достигает повтором его, но в то же самое время это усиление «тонет» во второй части предложения: но дух божий поверх всего (здесь реализуется главная идея религии
- победа Добра над Злом). Еще один пример: . и отсель заключаю, что все эти молитвенники - слуги лукавые и ленивые и молитва их не молитва, а наипаче есть торговля, торговля во храме. («Соборяне») - налицо
осуждение религиозных «деятелей», ведущих нечистиво себя в храме божьем.
О. Е. Майорова выделяет следующую особенность синтаксиса Лескова: в
пределах одного предложения у него могут быть совмещены разные точки зрения, выражающие отношение автора к герою или событию [8. С. 53]: Я его пошунял, «какая там, говорю,
благодать», а сам чувствую, что он меня правее, потому что он жаждет испытывать, а я чего не ведаю, то отвергаю, но упорствую на своем противлении и говорю ему самые пустяки («Запечатленный ангел». Т.І. С. 377). Это была обычная реакция богослужителей, то есть все, чего они не знали или не понимали, старались не просто даже отвергать, а именно выставить угодным «дьяволу» занятием.
Оригинально и видение писателем отношения государства к простому народу, в то время еще остававшемуся крепостным. «Египетской казнью» (в
Библии бог покарал Египет десятью казнями. - «Исход», гл. 7-12) называет писатель толпы немытых переселенцев (т.е. купленых крепостных, которых перевозили для заселения «степных мест»); Отчего ничье милосердие не. моет их в банях? («Продукт природы» Т.ІІІ. С. 457), - вопрошает он. Далее Лесков приводит высказывание Гейне: «кто любит народ, тот должен сводить его в баню» (там же). Это пример того, как писатель, заботясь о чистоте физической, думает, прежде всего, о чистоте духовной.
Многие из героев Лескова ведут праведнический образ жизни: Я .не раз сознавался., что в молодых годах я много худого делал, так неужели.и вам. должен тоже советовать делать худое, а не доброе! («Пустоплясы» Т.ІІІ. С. 437). Федос покаялся в грехах своей молодости и встал на путь истинный, что и другим советует. Бога надо постоянно видеть перед собою, на всех местах ходящего и к тебе понятно глаголющего, что тебе хорошо, а чего ненадобе. («Пустоплясы» Т.ІІІ. С. 435), - говорит он. Если в душе человека есть место богу, то он не просто верующий, а истинно верящий в то, что мир можно сделать лучше и что на это способен каждый человек. Федос предлагает своим односельчанам разделить участь
жителей соседних сел: со страдающими пострадать, а не праздновать.(там же). В его представлениях явно проглядывает одно из основных положений христианской религии -«возлюби ближнего своего, как себя самого», но его никто не слушает, отчего и случается большая беда (пожар уничтожает не только посевы, но и жилища селян). Бог, так долго и надежно хранивший пустоплясовцев, разгневался и в одночасье отнял у них все - они были вынуждены просить о милости своих нищих соседей. В этом рассказе Лесков опять подтверждает одну из заповедей - гордыня - большой порок.
В процессе изучения творчества Н. С. Лескова возникает закономерный вопрос: почему же из такого множества тем приоритетной для него была именно религиозная? На него лучше всего ответит сам писатель: «Веры. во всей ее церковной пошлости я не хочу ни утверждать, ни разрушать. О разрушении ее хорошо заботятся архиереи и попы с дьяками. Они ее и ухлопают. Я просто люблю знать, как люди представляют себе божество и его участие в судьбах человеческих, и кое-что в этом знаю» [1. С. 175-176]. Им была разработана даже собственная религиозная этико-философская
позиция, названная «счастливой
религиозностью», поскольку она была способна мирить веру с рассудком.
Примечания
1. Аннинский Л. Лесковское ожерелье. М. : Книга, 1986. С. 175-176. 2. Ахмедханова М.Д. Уточняющие конструкции, их типы и стилистические функции в прозе Н. С. Лескова. Дис... канд. филол. наук. Махачкала, 1998. С. 16. 3. Громов П.П., Эйхенбаум Б.М. Н. С. Лесков: Очерк творчества // Н. С. Лесков. Собр. соч. в 11 томах. М. : Гос. изд-во худож. лит-ры, 1956. Т.1. С. 40. 4. Другов Б.М. Н. С. Лесков. Очерк творчества. М. : Гос. изд-во худож. лит-ры, 1957. С. 7, 175. 5. Иванова М.В., Леденева В.В. Индивидуальное и общее в идиолектике Н. С. Лескова // Филологические науки. №2. 2008. С. 122-125. 6. Лесков Н.С. Собр. соч. в пяти томах. М. : Правда, 1981. (Т.1; 63 - 64; 118; 256; 377 и 468). 7. Лесков Н.С. Сочинения в трех томах. М. : Худож. лит-ра, 1988. (Т.11; 154-155; 272; Т.Ш; 435; 437; 457; 500; 514; 525; 530-531 и 581). 8. Майорова О.Е. Особенности стиля рассказов-воспоминаний Н. С. Лескова // Русская речь. №1. 1981. С. 51-55; 62-66. 9. Новикова А.А. Основы формирования религиозно-нравственной позиции Н. С. Лескова // Филологические науки. №3. 2003. С. 21-29. 10. Троицкий В.Ю. Волшебник слова // Русская речь. №5. 1972. С. 12-21. 11. Троицкий В.Ю. Творчество Лескова и поэтика русской романтической прозы 20 - 30-х годов XIX в. // Филологические науки. №2. 1981. С. 24-31.
Статья поступила в редакцию 15.01.2009 г.
УДК 811.351.22
ОСОБЕННОСТИ НАРЕЧИЙ В КАРБУЧИМАХИНСКОМ ГОВОРЕ ДАРГИНСКОГО ЯЗЫКА
© 2009 Шахбанова П.Г. Дагестанский государственный педагогический университет
Выявлены и проанализированы наречия карбучимахинского говора даргинского языка, отсутствующие в других говорах, диалектах и литературном языке.
The adverbs of Karbuchimakhi dialect of the Darghin language, absent from the other dialects, patois and the literary language have been revealed and analysed.
Ключевые слова: даргинский язык, наречие даргинского языка, особенности наречий в говоре, способы образования наречий.
Keywords: the Darghin language, the Darghin adverb, particularities of adverbs in dialect, the ways of the adverb formation.
Наречия в даргинском языке
образуются от различных частей речи: существительного, прилагательного, местоимения, числительного и
сочетанием различных частей речи. Есть наречия, которые образовались путем сочетания нескольких частей речи. Например: иели «сегодня» (ий «этот» -местоимение, бари «день» -
существительное); цакесек «чуть-чуть» (ца «один» - числительное, кесек
«кусок» - существительное) и т.д.
Соотносительность наречия с другими частями речи показывает, что этот пласт даргинских слов образуется и пополняется на базе других частей речи при помощи различных суффиксов.
Наречие, по сравнению с другими частями речи (именами, глаголами), является относительно поздно возникшей частью речи, ее становление по диалектам и говорам даргинского языка до сих пор
продолжается.Поскольку в роли обстоятельства употребляются не только наречия, но и имена в различных формах, синтаксический критерий не может быть признан ведущим квалификатором наречий. Даргиноведы
поддерживают точку зрения, согласно которой «наречие даргинского языка исторически не что иное, как имена в том или ином падеже: именительном, эргативном, родительном, дательном или в одном из местных падежей со служебным словом или частицей. Тем не менее между именем и наречием есть существенная разница, заключающаяся в том, что в отличие от имени, наречие не может быть определяемым и склоняется частично, то есть бывает не во всех падежах» [1. С. 197].
К наречиям П. К. Услар относил как некоторые падежные формы имен, так и послелоги, называемые им «прилогами» [7. С. 210-223]. У него в работе нет раздела «Наречие», но есть раздел «Прилоги», и о наречиях говорится как о разновидностях «прилогов». Он писал: «Прилоги, которые большей частью могут быть принимаемы и за наречия, подлежат тем изменениям, которые мы объяснили для форм местных падежей существительных. Эти местные падежи собственно тем только и отличаются от соединений существительных с прилогами, что приставка в первом случае не может быть отделена от
существительного и сама по себе не имеет значения, между тем как прилог сам по себе имеет значение. Само собой, разумеется, что, кроме
существительных, прилоги могут соединяться и с прилагательными, местоимениями и причастиями. Очевидно, что некоторые из них суть имена существительные, которые только по употреблению своему принимают характер прилогов» [7. С. 210]. Правда, автор сам не всегда твердо придерживается этих взглядов при анализе пространственных наречий местоименного происхождения, также высказывается он и в пользу наречий.
Отождествление наречий и послелогов (прилогов) П. К. Услара отразилось и на трактовке этих категорий слов у Л. И. Жиркова. Это и понятно, ведь «Грамматика даргинского языка» Л. И. Жиркова [4] представляет собой своеобразное переизложение материалов и положений
«Хюркилинского языка» П. К. Услара. Как бы отражая структурную общность наречий и послеслогов, Л. И. Жирков пользуется двойным термином
«наречие-послелоги». Л. И. Жирков описывает эти категории слов в разделе «Наречия и служебные слова» (под служебными словами имеется в виду послесложное функционирование
наречий).
Развивая идеи П. К. Услара и Л. И. Жиркова, С. Н. Абдуллаев пишет: «В
даргинском языке имеются также наречия места и времени, которые обыкновенно употребляются только в сочетании с тем или иным именем в определенном падеже. Если такие
наречия употребляются и без такого имени, то часто в таких случаях все же подразумевается имя, управляемое этим наречием. Такие наречия мы называем послелогами. Таковыми являются,
например: гїергьи «после», «за» - итала гїергьи «после этого», итис гїергьи «за ним, после него»; дураб «вне, наружу» -хьа дураб «вне комнаты»; бухїнаб «внутри»; хьа бухїнаб «внутри комнаты, в комнате» и другие [1. С. 205-206].
В карбучимахинском говоре
представлено несколько форм наречий, отсутствующих в других говорах и диалектах и литературном языке. Так, в литературном языке для передачи
значения «после того как рассвело»,
говорят шаладикили эргьи, в говоре же это передается одним словом в форме наречия с суффиксом -гьиттал: шаладичиблагьиттал, вачїиблагьиттал «после того как пришел»,
чарухьунгьиттал «после того как вернулся» и т.д.
В карбучимахинском говоре
встречаются те же разряды наречий, что и в литературном языке, но они имеют некоторые отличия в своем оформлении.
Определительные наречия, как и в литературном языке, оформляются с помощью аффикса -ли. Например:
Карбучимахинский говор Литературный язык Русский язык
кьалабали хъаьрхъли быстро
кукли кункли легко
раьзили разили весело
кьугъали жагали красиво
ціили г1ергъи после
Суффиксу -аб наречия итаб «там» литературного языка в говоре соответсвует -уб: гьеттуб. Характерной особенностью этого наречия в говоре является то, что он принимает классные показатели, например: гьеттур (ж.р.), гьеттув (м.р.) гьеттуб (ср.р.) и лит. итаб «там».
В карбучимахинском говоре, как и в
литературном языке, широко
представлены наречия времени. С. Н. Абдуллаев считает, что «наречия
времени встречаются в родительном, дательном и во всех местных падежах: даг «вчера», жагїял «завтра», - жагїяйс «на завтрашний день», мурт «когда -муртлис «к какому времени»,
дагличиблайчи «до вчерашнего дня» [1.
С. 200]. разнятся с литературными словами по
Некоторые наречия времени в говоре форме. Например:
Карбучимахинский говор Литературный язык Русский язык
калли жаьвли рано
сса даг вчера
чагіаьлал савли утром
Если наречия времени и места, образа действия и состояния разнообразны и многочисленны по своему составу и образованию, то наречия цели и причины в карбучимахинском говоре, как и в литературном языке, составляют небольшую группу. С. Н. Абдуллаев вскользь упоминает о существовании наречий цели и причины: «Наречия
подразделяются на качественные,
наречия образа действия или состояния, которые иногда употребляются и в роли наречий цели и причины» [1. С. 200].
В говоре наречия причины образуются посредством форманта -дихьли в противовес -дешли литературного языка, ср.:
Карбучимахинский говор Литературный язык Русский язык
гьарахъдихьли гьарахъдешли из-за дальности
бахъдихьли бахъдешли из-за того, что много
камдихьли камдешли из-за того, что мало
ахъдихьли ахъдешли из-за высоты
В карбучимахинском говоре, как и в литературном языке, имеются и определительные наречия, куда входят наречия характера действия и состояния, наречия степени и количества определенности и наречия
неопределенности.
Наречия характера действия и состояния. В функционально-содержательном плане наречия образа действия как бы носят характер выражения
атрибутивности. В выражениях типа ахъли т1амадариб «громко крикнул», дуц1ли арякьун «бегом ушел», разили х1еръиб «радостно взглянул» и т.д., характеризуют не обстоятельство, а признак глагольного действия. В подобных условиях наречия скорее являются пригагольными
определениями или определениями признака признака [1. С. 227; 5. С. 300].
Карбучимахинский говор Литературный язык Русский язык
гіаьйна хаьйна трижды
веціна вецна в десять раз
ціакьли дебали очень
цакьадар цакьадар чуть-чуть
цайна гьачам один раз
кахли лебгЬб слишком
Часто данные наречия в говоре, как и в литературном языке, употребляются в виде повторов, и тогда второй компонент присоединяет суффикс -ли, например: кам-камли - лит. кам-камли «маловато», имцїа - имцїали «побольше», ца-цали «по одному». Как и в литературном языке, в
карбучимахинском говоре, имеются наречия, указывающие на
неопределенное место, время, качество, степень признака, неопределенный образ действия. В говоре наречия данной семантики оформляются суффиксом -ни (лит. -ил), например:
••• Известия ДГПУ, №2, 2008
Карбучимахинский говор Литературный язык Русский язык
чинаяни чинарил куда-то
чинабани чинабрил где-нибудь
цегЫияни мурт-сабил когда-то
ценани сенрил как-то
чуйнара чуйнарил сколько-то раз
чиналаяни чинабрил откуда-то
ценани сенрил как-то
чуйнара чуйнарил сколько-то раз
чинашалия чинабаь^рил в какую сторону
Вопросительные наречия в литературном языке, представлены
карбучимахинском говоре, как и в следующими словами:
Карбучимахинский говор Литературный язык Русский язык
ци-тахЬьрли се-таьх^ьрли как-нибудь
чина чина куда
чуйна чуйна сколько
ци-багьандан се-багьандан почему
цен сен как
Характерной особенностью даргинских наречий является то, что многие из них принимают классные показатели и
согласуются с тем существительным, к действию (или состоянию) которого они относятся. Таковыми являются все
наречия, образованные от основы с
классным показателем. Кроме того, все
наречия в местном и исходном падежах тоже содержат классный показатель, ср.:
вихїхье, рихїхье - лит. вахьхїи «долго»; вархьли, рархьли, бархьли, дархьли - лит. рархьли, бархьли, дархьли «прямо»; урккавли, урккарли, урккабли, даглияр -лит. ургабад, урккават, ургавад, урккарад
- «из середины», гьетила гьитти - «после этого», гьетигьитти - «за ним, после него»; ттураб «вне, наружу» - хьалла ттураб «вне комнаты»; бурккиб «внутри»; хьалла бурккиб «в комнате».
Примечания
1. Абдуллаев С.Н. Грамматика даргинского языка (фонетика и морфология). Махачкала, 1954. 2. Абдуллаев З.Г. Даргинский язык. Т. МИ. М., 1993. 3. Гасанова У.У. Наречие в даргинском языке. Махачкала, 1997. 4. Жирков Л.И. Грамматика даргинского языка. М., 1926. 5. Сулейманов А.А. Морфология даргинского языка. Махачкала : Изд-во «Юпитер», 2003. 6. Темирбулатова С.М. Образование наречий места и времени в хайдакском диалекте даргинского языка // Вопросы словообразования дагестанских языков. Махачкала, 1986. 7. Услар П.К. Этнография Кавказа. Языкознание. Хюркилинский язык. Тифлис, 1892.
Статья поступила в редакцию 14.01.2009 г.
УДК 801.54
СТРУКТУРНО-СЕМАНТИЧЕСКАЯ КЛАССИФИКАЦИЯ ФРАЗЕОЛОГИЗМОВ НЕМЕЦКОГО ЯЗЫКА
© 2009 Штанчаев Ш.М., Эминова З.Р.
Дагестанский государственный педагогический университет
Принимая во внимание многообразие классификаций фразеологических единиц немецкого языка, авторы исследуют ФЕ в структурно-семантическом аспекте.
Taking into account the diversity of classifications of German phraseological units, the authors research them in the structural and semantic aspect.
Ключевые слова: классификация, фразеологизм, парные слова, идиомы, крылатые слова, пословицы.
Keywords: classification, phraseologism, pair words, idioms, catchwords, proverbs.
В исследованиях по фразеологии В. В. Виноградов предложил
классификацию фразеологических
единиц русского языка по степени семантической слитности [1. С. 15; 2. С. 68].
Проекция семантической
классификации В. В. Виноградова на материал немецкой фразеологии помогла выявить существенную
особенность немецких фразеологических единств по сравнению с аналогичными русскими единицами: фразеологические единства немецкого языка (частично и фразеологические сращения) обладают большей вариативностью компонентов , нежели русские фразеологизмы этих типов.
Помимо семантической
классификации, к немецкому языку применима и функционально стилевая классификация, и деление
фразеологизмов по их этимологии на заимствованные и исконные, которые в свою очередь делятся на древненемецкие и собственно немецкие. Появляется возможность классифицировать
немецкие фразеологизмы и по структурному признаку.
Структурно-семантическая классификация А. М. Искоз и А. Ф. Ленковой [3. С. 24] является, на наш взгляд, наиболее обстоятельно
представленной классификацией в современной фразеологии немецкого языка. Она известна в российской и зарубежной лингвистике как
традиционная структурносемантическая, в которой
фразеологизмы немецкого языка
разделены на следующие группы: парные слова, идиомы, крылатые выражения, пословицы.
Под парными словами (Wortpaare) понимаются устойчивые
словосочетания, состоящие из двух слов. Именно в немецком языке парные слова распространены и характерны как фразеологические сочетания. Оба слова относятся к такого рода сочетаниям, к одной и той же части речи, например: Mann und Maus (существительное), schalten und walten (глагол), fix und fertig (наречие). По своей структуре они очень сильно отличаются от других групп фразеологизмов. Связующим
компонентом парных слов чаще всего выступает союз und: Nacht und Nebel, Zweck und Ziel, weit und breit. Реже встречаются парные слова с предлогами: Schritt für Schritt, Stunde um Stunde, или с предлогом и союзом und: Nach Brauch und Sitte, durch dick und dünn - «всеми средствами». В русском языке парные слова также встречаются, но они не получили такого широкого
распространения, как в немецком: день и ночь, стар и млад, стыд и срам, шутки-прибаутки.
Парные сочетания слов - это фразеологизмы с целостным значением, возникающим в результате
семантического преобразования
сочинительных сочетаний, включающих в себя два однородных слова и соединяемых при помощи союзов und, oder, weder...noch. Смысловая целостность парных сочетающих обусловлена следующими причинами.
Единством образа в метафорических
парных сочетаниях: mit Haut und Haar mit Herz und Hand, weder Hand noch Fuß rühren. Относительно к одному и тому же или близким понятиям (при отношениях или тематически близких компонентах): ganz Auge und Ohr sein или относительно к родовому понятию более высокого порядка (при компонентах антонимах): sich mit
Händen und Füßen gegen etw strauben, um Kopf und Kragen reden.
Для парных сочетаний современного немецкого языка наиболее типичной структурой является сочетание субстантивных компонентов.
Характерные морфологические
особенности - отсутствие артикля и опущение флексии: mit Herz und Mund versprechen, auf Herz und Nieren prüfen.
В парных сочетаниях семантическая целостность поддерживается не только семантическими, но и фонетическими средствами, при этом наиболее существенны ударение, рифма, нарастание компонентов.
Идиомы (Idiome) образуют в немецкой фразеологии самую большую группу устойчивых сочетаний и характеризуются неизменяемостью, образностью, переосмыслением. В идиомах сумма значений компонентов не соответствует общему значению выражения: auf der Bärenhaut liegen -(досл. лежать на медвежьей шкуре) -лентяйничать, ср. рус. - бить баклуши. Немецкий язык очень богат идиомами: durch die Lappen gehen «улизнуть» (досл. «пройти через тряпки»), в том числе с названиями частей тела: auf seinen fünf Augen beharren - упрямо отстаивать свое какое-нибудь нелепое утверждение (досл. настаивать своими пятью глазами), nicht auf den Kopf gefallen sein «соображать, не быть дураком» (досл. «не на голову упасть»), lange Beine haben «долго длиться» (досл. «иметь длинные ноги»), jemandem einen Floh ins Ohr setzen «обеспокоить кого-л.» (досл.
«пустить кому-либо блоху в ухо») и т.д.
Общее значение идиоматических выражений может быть как мотивированным, так и
немотивированным. Мотивированными являются такие идиомы, смысл которых можно заключить из значений их
компонентов: ins Auge fallen - бросаться в глаза, sich den Kopf zerbrechen - ломать голову, die Nase in etwas stecken - совать нос куда-либо, Schuppen fallen jemandem von den Augen - у кого-то пелена упала с глаз. Mir sind nämlich so etliche Schuppen von den Augen gefallen (W. Bredel). - У меня, как будто, некая пелена с глаз упала (В. Бредель).
К немотивированным относятся такие идиомы, в которых нельзя понять общий смысл из суммы значений его компонентов: j-m Beine machen -
подгонять кого-л. (досл. кому-то делать ноги; ср. в русском языке жаргонизм «делать ноги» означает «убегать»), zum Halse herauswachsen - опротиветь, осточертеть (досл. вырасти до шеи), Rosinen im Kopf haben - высоко метить, зазнаваться (досл. «иметь в голове
изюм»).
Немотивированные идиомы далеко не всегда можно объяснить
этимологически. Нужно отметить, что критерий мотивации очень субъективен и зависит от уровня культуры и образования говорящего. Таким образом, отдельные идиомы для знающих этимологию выражения являются мотивированными, для остальных -немотивированными.
Крылатые слова являются особым видом устойчивых словосочетаний в немецком языке. К ним относят афоризмы, выражения, цитаты, сентенции, высказывания писателей, ученых, политиков, артистов. Авторство отдельных выражений со временем утрачено, но сами крылатые слова продолжают существовать в языке. А. Искоз и А. Ленкова делят крылатые слова по их происхождению на шесть групп: библейские, мифологические, народные, исторические, политические,
литературные.
Из библейских употребляют такие выражения, как: in dem siebenten Himmel -на седьмом небе, verbotene Frucht — запретный плод, die zehn Gebote десять заповедей и др. Среди библейских выражений встречается большое количество устойчивых сочетаний с соматической лексикой: es klebt einem die Zunge am Gaumen - язык прилип к гортани, im Schweiße deines Angesichts
(sollst du dein Brot essen) - в поте лица своего (должен ты добывать хлеб свой), ein Koloß auf tönernen Füssen - колосс на глиняных ногах.
Античная мифология очень богата крылатыми выражениями, среди
которых есть также соматические выражения: Achillesferse - ахиллесова пята, eine Schlange am Busen nähren -пригреть змею на груди.
Суеверия, сохранившиеся в народе, нашли отражение в фольклоре, народных сказках: der gute, böse Geist -добрый, злой дух; der dritte Hahnenschrei
- третий крик петуха.
Крылатые слова из истории и философии имеют, как правило, своих авторов, например: Das Leben ist kurz, die Kunst ist lang (Hippokrates) - Жизнь коротка, искусство долговечно. (Гиппократ). Или Durch Blut und Eisen (O. Bismark) - Огнем и мечом (О. Бисмарк); Die Muttermale des Kapitalismus (K. Marx)
- Родимые пятна капитализма (К. Маркс).
Пословицы в обобщенном виде констатируют свойства людей и явлений, дают им оценку или предписывают образ действий: а)
свойства: eine Regel ohne Ausnahme; Ein Unglück kommt selten allein; б) их оценка: Vorsicht ist die Mutter der Weisheit; Würden sind Bürden; в) предписание: Trau, schau, wem; Man soll den Tag nicht vor dem Abend loben.
Пословицы порождаются устным народным творчеством или
заимствуются из определенных литературных источников, теряя связь с этими источниками. В любом случае они обобщают опыт народа, выведенный из его общественной практики. Хотя основная сфера функционирования пословиц - обиходно-разговорная речь, они используются также в стиле художественной литературы и в стиле публицистики: Eine Krähe hackt der anderen kein Auge aus; Getroffene Hunde bellen; Mit Speck fängt man Mäuse и др.
Семантика пословицы столь же устойчива, как и ее форма. Однако пословицы часто выступают не в самом абстрактном обобщенно-переносном
значении, а лишь в каком-либо более узком смысле. Иначе говоря, степень фактического обобщения в пословицах может быть различной. Так, например, пословица Aller guten Dinge sind drei (ср. Бог троицу любит) означает лишь, что в данных условиях что-либо необходимо сделать трижды или иметь в трех экземплярах. Именно отклонение речевого смысла пословицы от ее наиболее обобщенного значения, вытекающего из ее компонентного состава, и возможность употребления пословицы в таком специфическом смысле удерживают в речевом обиходе некоторые пословицы, первоначально выражавшие мораль, взгляды и социальные условия, давно ушедшие в прошлое (ср. примеры выше), а также: Gott gibt es den Seinen im Schlafe (например, о нечаянной удаче); Alles Gute kommt von oben (например, o деятельности хорошего руководителя); Gottes Mühlen mahlen langsam (например, о волоките); Reden ist Silber, Schweigen ist Gold (например, в качестве замечания болтуну)и другие.
Традиционный, весьма
специализированный смысл имеют также некоторые пословицы с нестандартным образом, суть которого трудно уяснить из самой пословицы, так как слова, входящие в нее, не имеют подобного переносного значения ни в каком другом случае их употребления в немецком языке, а потому не вызывают достаточно четких ассоциаций, ср. Jeder Topf findet seinen Deckel (Каждая девушка найдет жениха); Mit dem Hute in der Hand kommt man durch das ganze Land (Вежливостью можно всего добиться); Man soll sich strecken nach der Decke (По одежке протягивай ножки) и др.
Примечательно, что немецкие лингвисты уделяют мало внимания фразеологии немецкого языка, и то, что мы имеем в этой области, - заслуга российских ученых. Особенно это касается классификации немецких фразеологизмов.
Примечания
1. Виноградов В.В. Об основных типах фразеологических единиц в русском языке. М.-Л., 1983. 2. Виноградов В.В. Лексикология и лексикография: Избранные труды. М., 1977. 3. Искоз А.М., Ленкова А.Ф. Лексикология немецкого языка. Л., 1970.
Статья поступила в редакцию 26.12.2008 г.
