CC BY
49
УДК 821.161.1.09"20"
Ребрикова Ксения Андреевна
Ивановский государственный университет rebrikova_kseniya1992@mail.ru
ЯЗЫКОВАЯ ТРАНСГРЕССИЯ В ПОСТМОДЕРНИСТСКОМ ТЕКСТЕ (роман Саши Соколова «Палисандрия»)
В статье рассматривается феномен трансгрессивного перехода на примере языка постмодернистского текста. В языке разные аспекты границы проявлены ярче всего, поскольку каждое языковое явление формируется на границе сред, которые диктуют норму, языковое варьирование и нарушение. Автор статьи сосредотачивает внимание на том, что именно в зонах с подвижными границами у Саши Соколова разворачивается самодвижение означающего. Характерной чертой «Палисандрии» является бытие на границе, где усиливается гул языка, возникающий за счет стилевой разножанровой эклектичности. Анализ показал, что на границе зарождается язык писателя и конкретного произведения. В романе усиленной семиотизации подвергается язык пастиша, который одновременно является и языком порога. Процесс означивания и смыслопорождения осуществляется на стыке фенотекста и ге-нотекста. Особого внимания заслуживают элементы генотекста, благодаря которым текст освобождается от смысловых нормативов.
Ключевые слова: Саша Соколов, «Палисандрия», языковая граница, трансгрессия, язык тела, художественные тропы, работа со словом.
В романе Саши Соколова «Палисандрия» акцентируется лиминальная ситуация «бытия на границе» и последующего трансгрессивного перехода. Бытие языка на границе обнаруживается в генотексте, который, согласно Ю. Кристевой, есть не что иное, как «бесконечное означающее» [3, с. 194], сверхдетерменированное и лишенное смыслоцентричности. А ситуация трансгрессивного перехода, проявляющаяся на всех уровнях языка, неизбежно провоцирует перспективу бесконечно множащихся интерпретаций, затрагивающих как жанровую принадлежность романа, так и его смысловую наполненность.
Первые очевидные трансгрессивные движения происходят на уровне лексики. Лексическая неоднородность «Палисандрии» складывается за счет того, что писатель намеренно сталкивает книжную, разговорную, устаревшую, архаичную, заимствованную лексику, обнажает художественные тропы и фигуры выразительности, которые пробуждают скрытые возможности языка: «Вот и сегодня, внаброс (рт':) (здесь и далее пометы, а также курсив в цитатах сделаны мной. - К. Р.) окрыляя себя крылаткой, паки и паки (церк.-сла'..устар.и шутл) влачишься (церк-книжн. поэт. устар.). в Комендантскую башню живым меморандумом: «Все течет! Пришлите специалистов!» А комендант лебезит (разг.. неодобр.>, заискивает, дескать (ршг:>, о да» [4, с. 274]. С помощью метонимического переноса абстрактный автор наделяет Палисандра характеристиками меморандума (от лат. memorandum - то, о чём следует помнить), представляет живым носителем памяти, вскрывая скорее этимологическую, чем собственно семантическую составляющую слова. Внимательный читатель, помнящий о разнополости героя, о должности ключника, которую тот занимает, может понять, насколько абсурден подобный пассаж. Палисандр, обладающий способностью множить пустоту знания о себе / других / истории (вдаваясь в бесконечные пояснения, исправления),
не желает что-то помнить, то есть вспоминать так, как было на самом деле (а точнее прошлые и будущие реинкарнации героя всячески этому препятствуют).
Категория времени и ее формы достаточно устойчивы и вообще частотны в текстах Соколова и рассматриваются в связке с пространством по-граничности. Это позволяет предложить методику прочтения, адекватную самому тексту, который построен как постоянно генерирующееся и переформирующееся образование. Роман одновременно о прошлом, о настоящем и о будущем, и тут же о безвременье. Автору важно показать не столько параллельность или сопоставление/напластование времен, сколько их нераздельность, симультан-ность (отсюда жанровая и стилистическая неоднородность). При этом возможны постмодернистские парадоксы и с личностным началом: все, что для самого Соколова имеет личностный интерес (в данном случае время), в тексте образует массу расщеплений, бесконечно остраняясь и даже отстраняясь друг от друга. Именно эти нарочитые выходы за пределы структуры заставляют нас искать способы объяснения в постмодерне.
Язык границы в «Палисандрии» расшатывает устойчивую лексическую и грамматическую сочетаемость слов, благодаря чему и происходит прорыв смысловой плотины: от простого каламбура («Табели о должностях и зарплатах» [4, с. 269] -вместо «табели о должностях и рангах»), через метафорические переносы («сутулясь по отчему дому» [4, с. 273] - тоска отождествляется с позой, которая на языке тела рассказывает как о характере человека, так и о его настроении) к более сложным трансформациям. Рассмотрим наиболее частотные механизмы:
- «работая по принципу поводка» [4, с. 271] - за счет языковой игры автор расширяет сочетаемост-ные возможности слов: лексема «поводок» становится акцентной и распространяет свое значение
© Ребрикова К.А., 2019
Вестник КГУ^ № 1. 2019
179
(прямое и переносное) на всю фразу (работать в неволе / под чьим-то чутким руководством);
- «во дни дерзновенной пряности» [4, с. 279] -выражение можно разбить на несколько фрагментов: 1) «во дни» - возможная интертекстуальная и даже каламбурная отсылка к стихотворению в прозе И.С. Тургенева «Русский язык» (вслед за Тургеневым Саша Соколов каждым своим произведением поет оду русскому языку и провозглашает его пантеизм [1, с. 16]); 2) словосочетание «дерзновенной пряности» - балансирование на семантической грани коннотативных оттенков: с одной стороны, характеризует оценку какого-либо поступка / помысла, с другой - вписывает слова разных пластов лексики в рамки одного канона (романтического), что провоцирует нестабильность восприятия. Сверх того, соколовская работа со словом на границе смыслов образует лакуны, требующие постоянного наполнения, компенсировать которые и помогает язык тела (здесь под влиянием слова пряность = пикантность);
- «образцово-показательных похорон» [4, с. 280] - пример того, как с помощью языка трансгрессии автору удается продемонстрировать мировоззрение и мироощущение своего героя: смерть для Палисандра - выход к новой вечности, к новому перерождению, поэтому чужие похороны -это опыт переживания своей смерти. Неслучайно семантика насилия у Соколова всегда нейтрализуется семантикой воскрешения/бессмертия, еще со времен «Школы для дураков» и существующего там в зоне лиминальности Норвегова [6, с. 147]. Но здесь и ирония: «образцово-показательные» -это шаблонно-стереотипные, официальные, па-фосные, неживые, бесчувственные. В особенности в советском контексте: ассоциативная память о череде похорон позднесоветских лидеров, воспринимавшаяся неофициальной литературой как ритуальный масочный хоровод, - вызывает устойчивый образ декорации и неподлинности;
- «ходульно подумалось» [4, с. 273] - наречие «ходульно» является полисемантом, соответственно, оттенки значения меняются в зависимости от контекста и читательской рефлексии, и можно трактовать его как неуверенность / неустойчивость / не-сформированность взглядов / мнения или, наоборот, как некую напыщенность / шаблонность.
Актуализировать проблему перехода границы помогает язык тела. На границе невысказанного покоятся скрытые смыслы, которые активизируются в процессе многостороннего диалога семантики, этимологии, читательской активности и контекста: «Как ветер на галереях качал гирлянды китайских фонариков, играл на ксилофонических ветровых колокольчиках, бредил в жалюзях, растворял все двери, и тени ходили по залам, по их анфиладам, свидетельствуя о наших кромешных радениях» [4, с. 277]. Выделенные слова, в осо-
бенности слово «кромешный», имеет достаточно устойчивую лексическую сочетаемость: кромешный ад / кромешная тьма. Согласно этимологическому словарю Фасмера, слово «кромешный» является производным от «кроме, из ст.-слав., др.-русск. кромЪ, нареч. «вне, снаружи» [8, с. 381], то есть уже в этимологии слова заложен элемент перехода (нахождение по ту или эту сторону границы). Существительное «радения» с точки зрения семантики может трактоваться как забота о ком-то, так и как обряд самоистязания, который совершался в некоторых сектах в момент религиозного экстаза. В свете проблемы языка тела образовавшееся словосочетание может пониматься как описание запретного акта физической близости.
Нередко на границе значений нескольких слов зарождается смысл, который изначально в них либо не заложен, либо хранится на задворках исторической памяти: «едва не рехнувшегося от скверны твоих умений» [4, с. 277] - слова, наделенные негативной коннотацией и разной сочетаемостью, создают эффект эстетизированной порочности. Лексема «скверна» отсылает к телесному низу как порождающему и поглощающему началу. «Возжелав возмездия, я позволяю себе не верить, что мертвые сраму не имут. Не верю! Сие суть ложные слухи, муссируемые сторонниками усопших, живо заинтересованными в их посмертной реабилитации» [4, с. 277] - устойчивая фразеологическая единица в контексте языка тела приобретает новые оттенки значений; автор использует фразеологизм, как примету / след времени: 1) смерть в бою почетна (согласно историческим данным, эта фраза является частью воззвания князя Святослава к воинам), но Соколов подвергает ее деконструкции и выдвигает на первый план телесный компонент: мертвые - это переходный этап на границе старой-новой жизни, пусть к новому воплощению, где человек сливается с мировой памятью, поэтому нет смысла припоминать ему что-то (он уже нечто больше себя самого изначально данного); 2) о мертвых следует говорить или хорошо, или ничего. Палисандр не только нарушает непреложный закон, но в буквальном смысле обнажает Мажорет перед читателем, который участвует в эротизации процесса означивания фразы. Ниги-лирующий механизм постмодернистской иронии снижает сакральность отношения к мертвым. Ирония создается: а) на контрасте высокой и разговорной лексики, б) на стыке высокой и низкой ситуации (смерть и прагматические желания живых), в) деконструкцией самой идеи возмездия: она подается не через христианские или культурологические схемы (месть греховна или святая месть почетна), а через интертекстуальные трансформации (фраза «Не верю» отсылает к Станиславскому и репрезентирует условность, неподлинность смерти), г) остранением стандартной ситуации. Даже
180
Вестник КГУ ^ № 1. 2019
сакральный в новой истории смысл реабилитации здесь становится в ситуацию пограничности: реабилитировать предполагают не жертв режима, а носителей и создателей режима и, шире, истории.
Тезаурусное мышление Палисандра способно объединить / примирить в одном предложении не только разнородную / разножанровую лексику, но и пробудить скрытую семантику, покоящуюся на дне языка. Этому способствует пастишная основа романной формы, которая сглаживает стилистический диссонанс. Стирание границ и зарождение смысла происходит в процессе чтения текста, правильность восприятия которого определяется культурным багажом читателя. Лишь на границе контекста, семантического потенциала слова и читательского опыта разрывается связь означаемого и означающего: «Наутро ей предложили ангажемент, постоянную должность "послушницы " (ртиг), и вскоре она подвизалась (книжн- ир°н-> уже на первых ролях. Карьера ее была решена. Массажируя влиятельных протеже, Жижи оказалась в фаворе и выхлопотала синекуру для своего мужа Оле, который и постучался ко мне в то однажды » [4, с. 284]. В романе сценам сексуального плана уделено много внимания, поскольку секс, как одна из самых та-буированных сфер человеческой жизни, помогает вскрыть болевые точки общества. Именно табуи-рованная лексика, а точнее наделение слов табуи-рованным значением, не просто ломает закостенелые дискурсы, а переформатирует их.
Особые смысловые границы порождают художественные тропы и стилистические фигуры, среди которых чаще всего можно встретить:
1. Плеоназм.
«Сказать откровенно, я забежал задолжаться, залезть, то есть, в долг, занять у вас энную сумму денег» [4, с. 286] - семантический плеоназм, как и прием аллитерации, создает эффект ритмичной и звучащей речи. В случае с Палисандром мы имеем дело с героем, который предстает в виде «пустого знака» [5, с. 19], полифонический полилог предшествующих и будущих воплощений внутри которого и перегружает фразу в целом.
2. Тавтология.
Если обратиться к семантике имени Палисандра Дальберга, то оно демонстрирует прием двойной тавтологии (на видовом и родовом уровне): Палисандр (от фр. palissandre) - вид древесины деревьев рода дальбергия (Dalbergia). Кроме того, именно эта древесина чаще всего используется для изготовления музыкальных инструментов, то есть герой предстает неким инструментом, транслирующим звук, мелодию, шум времени, что в свою очередь актуализирует тему звучащей речи, которая для Саши Соколова имеет большое значение в силу особого отношения к слову звучащему.
Избыточность и перегруженность входят в основной инструментарий писателя, помогая пере-
нести смысловые и формальные акценты на периферию, где актуализируются второстепенные показатели. Подобный избыточный повтор нейтрализует лексическое значение слова и образует пустую форму, потенциальную для заполнения: «Судорога огорчения свела генерал-генералу челюсть» [4, с. 271]; «дядоватого дяди» [4, с. 281]; «говорил я ему, говоря» [4, с. 372]; «Но ежели быть просто-напросто человеком, человеком с так называемым человечьим лицом...» [4, с. 403].
3. Авторские неологизмы: «грешит онановым рукомеслом» [4, с. 286] - прилагательное «онано-вым», образованное путем словообразовательной деривации, характеризует как признак такого ремесла, так и его принадлежность/происхождение (принадлежащий Онану, второму сыну Иуды, который изливал свое семя на землю, за что и понес наказание). С точки зрения семантики и коннотатив-ных оттенков высказывание выглядит не просто перегруженным, а плеоназмическим, поскольку слова «онановым» и «рукомеслом» (под влиянием контекста слово приобретает новые смысловые оттенки, например, рукомесло = рукоблудие) описывают один и тот же процесс.
4. Аллитерация.
Будучи писателем, для которого первостепенное значение имеет форма, а не содержание, Саша Соколов в беседе с Владимиром Кравченко признается: «Звук, ритм, особенно ритм - это вообще основа всякого творчества. А в звуке, точнее сказать, в созвучии, содержится в общем-то все» [2]. Очевидно, что проэта (а мы помним специфическую соколовскую установку на создание синтетического литературного рода - проэзии) привлекает звуковая выразительность слова, поэтому он часто прибегает к аллитерации: «Раззудите свое самодовлеющее седалище аллеями книгохранилищ» [4, с. 278]; «велеречивое лепетание лип» [4, с. 276]; «избегла признаний измызганного тобою» [4, с. 277]. Структура фонетического слова для Соколова самоценна, поэтому наравне с семантическим значением слова аллитерация участвует в процессе смыслопорождения. Границы между фонетическими и лексическими значениями слов становятся проницаемыми и уязвимыми, что провоцирует трансгрессию смыслов.
5. Каламбуры на основе фонетического сходства: «Оклеветан клевретами» [4, с. 269]; «Бельгийские графья де Брикабракофф обретались когда-то в Париже, достаточно тесно общаясь с семействами Бриков и Браков, над чем в те безоблачные десятилетия столь принято и приятно было подтрунивать» [4, с. 283].
Отдельные фрагменты каламбура, например отсылка к телесности, взрывает стандартное книжное повествование и становится информативно значимой: «Развратила меня, совратив» [4, с. 277] -образ Мажорет демонизируется, она выступает
Вестник КГУ № 1. 2019
181
в роли змеи-искусительницы, которая сбивает героя с истинного пути; «Вы сибаритствуете? Напротив: лечу себорею» [4, с. 285] - герой пытается избавиться от последствий праздного образа жизни, поэтому себорея как процесс физиологический работает на обнажение приема и остранение той процедуры рефлексии, в которой на протяжении всего текста пребывает герой. За счет нарушения логических законов построения текста семантически вариативные каламбуры у Соколова не только создают комический эффект, но и вскрывают подвижные границы внутри самого генотекста.
Именно трансгрессия смыслов становится в «Палисандрии» не просто ведущим, а организующим принципом, к которому Соколов присоединяет низовое/телесное/порождающее начало. Авторские эксперименты со словом провоцируют семантические, логические, грамматические сдвиги и высвобождают энергию самого текста, обращают к «формированию самого тела искусства, текста как говорящей плоти» [7, с. 155].
Поэтому язык трансгрессии для Саши Соколова - возможность снятия запрета, нормативности, наложенного самим языком. Из этого следует, что языковая трансгрессия не предполагает конечной завершенности смыслов, поскольку ее основная цель - поиск вероятностных выходов, которые оборачиваются в итоге бесконечной игрой перспектив.
Библиографический список
1. Вайль П., Генис А. Уроки школы для дураков // Литературное обозрение. - 1993. - № 1-2. -С. 13-16.
2. Кравченко В. О встречах и невстречах [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http:// vladkravchenko.livejournal.com/978.html (дата обращения: 15.10.2018).
3. Кристева Ю. Семиотика: Исследования по семанализу / пер. с фр. Э. А. Орловой. - М.: Академический Проект, 2013. - 285 с.
4. Соколов С. Школа для дураков. Между собакой и волком. Палисандрия. Эссе. - СПб.: Азбука: Азбука-Аттикус, 2011. - 608 с.
5. Тюленева Е.М. «Пустой знак» в постмодернизме: теория и русская литературная практика. -
Иваново: Изд-во «Иваново», 2006. - 297 с.
6. Тюленева Е.М. К вопросу о внутренних процессах в авторском сверхтексте Саши Соколова. Статья 1: Трансформация мотива // Вестник Костромского государственного университета. - 2017. -№ 3. - С. 145-149.
7. Тюленева Е.М. К вопросу о внутренних процессах в авторском сверхтексте Саши Соколова. Статья 2: Деконструкция диалога // Вестник Костромского государственного университета. - 2017. -№ 4. - С. 151-155.
8. Фасмер М. Этимологический словарь русского языка: в 4 т. / пер с нем. и доп. О.Н. Трубаче-ва. - М.: Прогресс, 1986. - Т. 2. - 671 с.
References
1. Vajl' P., Genis A. Uroki shkoly dlya durakov // Literaturnoe obozrenie. - 1993. - № 1-2. - S. 13-16.
2. Kravchenko V. O vstrechah i nevstrechah [EHlektronnyj resurs]. - Rezhim dostupa: http:// vladkravchenko.livejournal.com/978.html (data obrashcheniya: 15.10.2018).
3. Kristeva YU. Semiotika: Issledovaniya po semanalizu / per. s fr. EH.A. Orlovoj. - M.: Akademicheskij Proekt, 2013. - 285 s.
4. Sokolov S. SHkola dlya durakov. Mezhdu sobakoj i volkom. Palisandriya. EHsse. - SPb.: Azbuka: Azbuka-Attikus, 2011. - 608 s.
5. Tyuleneva E.M. «Pustoj znak» v postmodernizme: teoriya i russkaya literaturnaya praktika. - Ivanovo: Izd-vo «Ivanovo», 2006. - 297 c.
6. Tyuleneva E.M. K voprosu o vnutrennih processah v avtorskom sverhtekste Sashi Sokolova. Stat'ya 1: Transformaciya motiva // Vestnik Kostromskogo gosudarstvennogo universiteta. -2017. - № 3. - S. 145-149.
7. Tyuleneva E.M. K voprosu o vnutrennih processah v avtorskom sverhtekste Sashi Sokolova. Stat'ya 2: Dekonstrukciya dialoga // Vestnik Kostromskogo gosudarstvennogo universiteta. -2017. - № 4. - S. 151-155.
8. Fasmer M. EHtimologicheskij slovar' russkogo yazyka: v 4 t. / per s nem. i dop. O.N. Trubacheva. -M.: Progress, 1986. - T. 2. - 671 s.
Вестник КГУ ^ № 1. 2019
182
