CC BY
8ВОСПОМИНАНИЯ И ОЧЕРКИ
В
СОЮЗНИКОВ
АСТУПИЛ 1945 год. Мне не было и шестнадцати, когда прогремели первые залпы Великой Отечественной войны, теперь вот уже — девятнадцать, и я тоже в действующей армии. Бывал под обстрелами и бомбежками, ходил в атаку. Полгода из полутора фронтовых лет провалялся в госпиталях после тяжелого ранения. Снова фронт. В боях опять был ранен.
Теперь я на войне не новичок, у которого от страха глаза на лоб лезут, а умудренный боевым опытом гвардии младший сержант, командир минометного расчета, ответственный за успехи в бою и жизнь своих подчиненных — таких же солдат-комсомольцев, как сам. Коман-довалось легко: минометное дело я знал (как-никак шесть месяцев военного училища за спиной), понукать подчиненных не требовалось. Каждый из них горел желанием бить врага. А удали и лихости молодым во все времена было не занимать.
На фронте пока затишье. Но чувствовалось: большое наступление не за горами. Не потому ли нашу отдельную гвардейскую танковую бригаду передали из 49-й армии в 48-ю, находившуюся в самом центре 2-го Белорусского фронта. Не случайно и командование фронтом принял Маршал Советского Союза К.К. Рокоссовский, уважаемый, если не сказать любимый, в солдатской среде полководец.
Зима сорок пятого выдалась на нашем фронте слякотной. Снега почти не было. Дождило. Серые, промозглые туманы плотно укутывали поля и леса. В такую непогодь в самый раз отсиживаться в землянках и блиндажах, когда «бьется в тесной печурке огонь». Так, по-видимому, рассуждало и высокое начальство, планируя большое зимнее наступление на конец января, вдохновленное открытием второго фронта летом 1944 года.
Но не успели мы вместе с командованием порадоваться действиям союзников, как в де-
Продолжение. Начало см. Воен.-ис-тор. журнал. 2007. № 1, 3.
кабре они стали терпеть сокрушительное поражение в Арденнах. Бросив против англо-американских войск две танковые армии, Гитлер не только остановил их продвижение, но и заставил отступать. Смирив гордыню, Черчилль обратился к Сталину с телеграммой, в которой настоятельно просил ускорить готовившееся зимнее наступление Красной армии.
О многом из этого мы тогда не знали и не могли знать. Зато в верхах, как потом стало известно, принялись срочно ломать и перекраивать планы, чтобы, выручая союзников, начать наступление раньше намеченного срока. Всю эту торопливость мы реально ощутили на себе, когда 14 января грохот артиллерийской канонады разорвал тишину туманного утра. Взглянув на небо, мы сразу поняли, что в таких условиях, когда видимость не превышает и ста метров, рассчитывать на поддержку авиации не придется. Теперь одна надежда на артиллерию, танки и, конечно же, на матушку-пехоту. Не подведи, родимая царица полей!
Вот уже несколько дней вместо привычного броска вперед в качестве передового отряда армии мы черепашьими темпами выдвигаемся к переднему краю. Все дороги, ведущие в сторону противника, забиты автомашинами и подводами. Скученности не опасаемся. В густом тумане бездействует и авиация врага. Зато наша артиллерия работает без устали. Справа, слева, спереди и сзади бьют и бьют невидимые в тумане гаубицы и пушки.
Сидим в кузовах машин. Ежимся от холода. Где-то впереди идет танковый бой. Узнаем о том по пронзительному визгу летящих болванок — этих металлических чушек, у которых нет ни взрывателя, ни взрывчатого вещества. Их страшная сила — в массе и скорости полета, сила, способная сокрушить любую броню.
Томила неизвестность, таившаяся за туманом, там, куда мы так медленно, но неуклонно двигались. По-прежнему гулко ухали тяжелые артиллерийские орудия, посылая в мглистую даль многопудовые снаряды. И
складывалось впечатление, что стреляют они в никуда.
Зимний день недолог. В сумерках движение застопорилось совсем. Зато прибыла батальонная кухня. Невольно подумалось: как немного надо человеку для счастья.
- Молодец! — хвалили солдаты ефрейтора Нечаева. — Это же надо — в такой кутерьме батальон отыскать!
Гнездились на ночлег в кузове автомобиля. Пытались заснуть, то и дело погружаясь в чуткую, маетную дрему в ожидании рассвета очередного дня. Каким он будет?
Как сложится предстоящее наступление? Конечно, сила у нас и опыт не чета сорок первому году. Но и немец вплотную подпятил-ся к своим границам. Ему уже, как говорится, отступать некуда. Вот она, Восточная Пруссия, рукой подать. Упрется он, вроется в землю и будет держаться изо всех сил. Невольно вспомнилось из истории, как еще в Первую мировую 2-я русская армия ворвалась в Восточную Пруссию и почти вся полегла там.
Нас, конечно, такой вариант не устраивает. Не для того гнали фашиста от Москвы и Сталинграда до западных границ, чтобы позволить ему здесь отсиживаться. Однако и на легкую прогулку по немецкой земле рассчитывать не приходится. Сколько еще нашего брата-солдата ляжет в этих чужих нам лесах и полях?
Во второй половине этого самого так ожидавшегося ночью дня наша гвардейская танковая бригада вводилась в прорыв. Чтобы не растягивать ее на многие километры, комбриг решил построить соединение в линию батальонных колонн. Когда же те, миновав лес, вышли в открытое поле, где ветер уже успел разогнать серую мглу тумана, перед левофланговым батальоном вдруг замаячили выдвигавшиеся из низины чужие танки. В бою время на размышление — секунды. И вот уже наша головная машина, развернув башню вправо, ударила из 85-мм пушки. За ней пальнула вторая. Но тут же по радио открытым текстом кто-то завопил: «Вы что там, совсем сдурели от тума-
I
ВОЕННО-ИСТОРИЧЕСКИЙ ЖУРНАЛ • www.mil.ru • № 4 2007
I
55
ВОСПОМИНАНИЯ И ОЧЕРКИ
на?» Пригляделись наши танкисты и ахнули: ведь эти неопознанные «чужаки» — ни что иное, как родной второй батальон, правда, на союзнических «Ва-лентайнах» и «Шерманах».
В ПРОРЫВ мы вошли только с утра следующего дня. Двигались по дороге, по которой до нас проходила лишь вражеская техника. Вправо и влево, насколько видел глаз, тянулись нити траншей, которые немецкие солдаты то ли покинули, то ли не успели занять.
Глубина подготовленной обороны была поистине фантастической. Мы двигались и час, и два и по-прежнему через каждые 500—600 метров вынуждены были преодолевать очередную траншею по временно насыпанной перемычке. Перед иными рубежами обороны виднелась колючая проволока на кольях или в виде спирали, которую пехоте преодолеть совсем нелегко. А вон перед траншеей в порядке, как на шахматной доске, уложены металлические диски противотанковых мин. В свое время, припорошенные снегом, они были невидимы, но оттепель последних дней обнажила их, и теперь они чернели на заснеженном поле, оставаясь смертельно опасными и для человека, и для техники.
Поля и перелески чередовались друг с другом. Настороженная тишина. Ни выстрела, ни взрыва. И только могучий рев моторов на ухабах выдавал, что война живет, дышит, действует. Это еще не Германия. Но уже и не Белоруссия родная. Это польская земля. Впрочем, те же песок и суглинок, березы и сосны по сторонам, и деревушки попадаются еще с соломенными крышами, как где-то в глубинке России. Собственно, это и была Россия до того, как революционные катаклизмы отторгли от нее Финляндию, Прибалтику и эту самую Польшу.
Бригада неуклонно продвигалась вперед, в коротких и яростных схватках громя заслоны и резервы врага. Вот еще один населенный пункт, похожий на российский. Дома, амбары, сараи. Усадьбы, огороженные длинными жердями, привязанными к кольям. Безлюдно. Население или разбежалось, или попряталось.Поле за деревней уже просматривается плохо. Сумерки быстро опускаются на землю. Дальнейшее продвижение вперед связано с большим риском. К этому выводу пришел, очевидно, и комбриг.
Рассредоточились в еловом лесу. Наш расчет только что начал прилаживаться на ночлег на лапнике, накрытом плащ-палаткой, как кто-то из танкистов, откинув угол брезента над моторным отделением, позвал:
— Хлопцы! Залазь сюда!
Над горячим мотором было тепло, как на печке.
— Живут же люди! — предвкушая блаженство, вымолвил я, укрываясь брезентом.
Из экипажа никто не отозвался.
— Надо было на танкиста учиться, — это голос Слинькова, — а ты на минометчика пошел. Танкистам — лафа. Пешком ни шагу и ночевать в тепле...
— У нас, ребята, сегодня ротный сгорел, — остановил нашу неуместную веселость кто-то из хозяев «лафы».
Мы от неловкости прикусили языки.
Погибшим ротным оказался знакомый мне гвардии старший лейтенант Миша Солнцев, Михаил Степанович, как называл его замполит.
Имя офицера-танкиста было хорошо известно в бригаде. Это его рота в числе первых форсировала Днепр, дерзкой атакой выправила положение, когда окруженный враг пытался вырваться из Могилева, инициативно действовала в бою под Скиделем. И последний в его жизни геройский поступок был продиктован заботой о роте, об успешном выполнении поставленной задачи. А также, как получается, он отдал жизнь, выручая союзников, которые в течение долгого времени не очень-то торопились нам на выручку.
Наконец-то над батальонами бригады, вышедшими на свои маршруты, смилостивилась погода. Мы то и дело видели над своими головами эскадрильи штурмовиков и бомбардировщиков, которые шли на Млаву — крепкий орешек во вражеской обороне, до которой оставались считанные километры.
Вот оно, логово врага. И на тебе — никакого сопротивления. Что, войне уже конец? Но до конца войны было далеко. Просто немецкие войска держали оборону где-то в 100—160 километрах восточнее. А мы, выполняя замысел командования, двигались с юга туда , где нас не ждали.
Наша отдельная гвардейская танковая бригада, как нож в масло, врезалась в просторы
Восточной Пруссии, втягиваясь в широкую долину, увы, обреченную стать полем боя. Где-то справа от нас простирались Мазурские озера, служившие серьезной преградой для наступавших войск. На севере равнина окаймлялась грядой холмов — идеальное место для позиций обороняющихся. Именно здесь в 1914 году наступала 2-я русская армия генерала Самсоно-ва, почти полностью полегшая на этих полях.
С каждым километром пройденного пути на обращенных к нам склонах холмов все отчетливее различались хорошо замаскированные траншеи, громадины дотов, бронированные колпаки. Здесь работать и работать тяжелой артиллерии, авиации, а потом штурмовым отрядам и группам. А что способна сделать наша, хотя и усиленная, танковая бригада против мощных укреплений?
Вот уже танки вплотную подошли к гряде холмов. Теперь уже и колесные машины батальона автоматчиков начали взбираться по крутому подъему. Вскоре мощнейшие рубежи мазурского укрепрайона остались позади. Оказалось, что и тщательно оборудованные траншеи, и сооруженные еще в Первую мировую войну долговременные огневые точки, и бронированные колпаки, установленные в последние годы, не были заняты вражескими войсками.
Это для нас — как подарок судьбы. Сколько бы здесь при штурме могло полечь солдат? А тут на тебе — задарма! Это ли не солдатское везенье! Но корни его уходят в гениальную прозорливость тех, кто в нужный момент решительно повернул соединения и части от только что взятой Млавы на север, к южным границам Пруссии, где враг меньше всего ожидал мощного таранного удара.
И снова мощеные пиленым булыжником дороги. Ухоженные, еще не тронутые войной населенные пункты.
К вечеру километрах в двадцати от Вормдитта бригада оседлала перекресток дорог у деревни Вольфсдорф с задачей не допустить прорыва через него отступавших немецких войск. Днем у этого перекрестка уже произошел бой. Двигавшийся на запад немецкий пехотный полк, казалось бы, удалялся от фронта, но, внезапно попав под огонь наших танков, развернулся и пошел, что называется, напролом. Немцы
56
<
2007 № 4 • www.mil.ru • ВОЕННО-ИСТОРИЧЕСКИЙ ЖУРНАЛ
I
_в
В.И. ПОПОВ. Выручая союзников |||
Благодарственная грамота Верховного Главнокомандующего за штурм города и крепости Осовец
Благодарственная грамота Верховного Главнокомандующего за участие в боях в Восточной Пруссии
вначале потеснили нашу роту автоматчиков, окопавшуюся перед перекрестком, но ненадолго — вовремя подоспели подразделения с других направлений. Их привел замполит Уфимцев. Рослый, тучный, привыкший ораторствовать, он рявкнул, выйдя перед автоматчиками:
— Где это было видано, чтобы гвардейцы уступали каким-то «фрицам»? А ну-ка, покажем им кузькину мать!..
Он поднял с земли автомат, валявшийся рядом с убитым солдатом, и пошел вперед. Автоматчики обогнали его, расчищая дорогу губительным огнем скорострельного оружия. Положение было восстановлено, а подошедшие танки довершили разгром врага.
Сейчас же на поле боя было тихо. Мы расположились на огневой позиции в большой канаве, похожей на старый противотанковый ров. Сгрузили ящики с минами. Установили минометы. Построили веер по стоявшему здесь ранее взводу. Теперь уже четыре миномета, способные выпустить за одну минуту 25— 30 мин, были готовы поддержать огнем автоматчиков.
Откуда-то издалека донеслось:
— Рота! К бою!
Впереди отчетливо послышался говор пулеметов и автоматов.
— Ориентир один. Три мины. Беглый — огонь! — это команда нам, минометчикам.
У нас еще засветло были пристреляны несколько площадных целей. И вскоре мы услышали,
как двенадцать гулких разрывов донеслись с переднего края. Тут же новая команда:
— Пять мин. Беглый — огонь!
Где-то впереди теперь двадцать мин резали раскаленными осколками мерзлую землю и все живое вокруг.
— Пять мин. Беглый — огонь!
Пригибаясь, прибежал ротный
и спрыгнул в ров. За глаза мы его звали «Угрюмый». Теперь он был мрачнее тучи:
— Выгрузить с машин все мины на огневые позиции. Водителям доставить с пункта боепитания новый боекомплект.
Мы узнали, что немцы, спешившись с автомашин за несколько километров, как призраки, появились из метели плотными цепями. Роты автоматчиков открыли огонь. Первые цепи были скошены, как снопы. Но в поле зрения появлялись все новые и новые шеренги атаковавших. Их поддерживали пулеметы с бронетранспортеров. И наши мины, кучно падая на пристрелянное поле, наносили немалый урон наступавшим.
А по телефону с НП снова и снова:
— Пять мин. Беглый — огонь!
Внезапно с телефонной трубкой в руках, весь какой-то взъерошенный и одичавший, спрыгнул в ров командир взвода лейтенант Долгих:
— Сворачивайтесь! Автоматчики уже отошли...
НА ПРЕЖНИХ позициях оставались лишь пулеметчики, которые периодически ве-
ли огонь короткими очередями, демонстрируя, что оборона живет и действует. Они должны были оставить окопы через полчаса. Ожидая их отхода, автоматчики рассредоточились вдоль дороги, ведущей на юг. Используя передышку, солдаты набивали патронами диски.
Между тем сквозь пургу стало проступать, разрастаясь, темное пятно — это вражеские солдаты, тяжело ступая по глубокому снегу, приближались к дороге.
— Кажется, на ловца и зверь... — вымолвил командир батальона майор Бетин, а затем приказал: — Разведчиков на правый фланг. И не дать фрицам обходить нас справа.
По цепи передали:
— Первыми открывают огонь пулеметчики.
Темное пятно в поле становилось все более очерченным. Не рассчитывая так быстро натолкнуться на неприятеля, немцы шли колонной. Передние шеренги протаптывали в снегу дорогу остальным.
Пулеметчики ударили по колонне, когда до нее оставалось метров пятьдесят. К их гулким очередям тут же присоединились очереди автоматов. В поле сразу все смешалось. Передние вражеские цепи повернули вспять, задние по инерции продолжали напирать. И те и другие падали на снег, так что не сразу определишь, то ли это убитые, то ли изготовившиеся к стрельбе. И потому пулеметчики и автоматчики били и били по темным пятнам на снегу, пока те, кому удалось унести ноги, не скрылись в пелене метели...
А у нас свои заботы. Кричу:
— Отбой! Миномет на вьюки!
Расчет взваливает на плечи
детали миномета и, проваливаясь в наметенных сугробах, покидает ров. В чистом поле ветер совсем озверел. Хорошо еще — дует в спину.
Пришел приказ: выдвинуться к лесу в готовности поддержать огнем роты автоматчиков, занимающих позиции в том районе. Ящики с минами - на машину. Сами с минометами — пешком. И снова по полю, по колено в снегу. Миновали жидкую цепь залегших в снегу автоматчиков. Сразу заметили: последние бои не прошли для них бесследно. Роты превратились по существу во взводы. Расставили, не доходя леса, минометы. Появился комбат Бетин, распорядился:
— Оставить на позиции один миномет с запасом мин. Осталь-
ВОЕННО-ИСТОРИЧЕСКИЙ ЖУРНАЛ • www.mil.ru • № 4 2007
I
57
8
ные погрузить на машину. Освободившихся минометчиков — в цепь на правый фланг батальона.
Знать, впрямь «похудели» десантные роты, коль бросили минометчиков в стрелковую цепь.
На дороге показался «виллис», затормозил возле нас. Вышедший из него комбриг подозвал к себе майора Бетина.
— Слушай задачу, комбат. Распорядись, чтобы минометная рота заняла позицию у населенного пункта, — он указал точку на карте, подсвеченной карманным фонариком. — Через тридцать минут начнешь отводить туда батальон и займешь оборону с задачей воспрепятствовать фланговому маневру противника.
— Попов! — это окликнули уже меня. — Бегом на фланг. Передай Долгих, чтобы отводил минометчиков, — приказал мне командир роты гвардии старший лейтенант Тарасенко.
Как говорится в таких случаях, — ноги в руки. Но пока бежал на фланг, обстановка начала меняться. С немецкой стороны заговорили крупнокалиберные пулеметы. Били наискосок от дороги в сторону фланга, где лежали минометчики во главе с лейтенантом. Трассы довольно низко стелились над полем.
— Где лейтенант? — спросил я, брякнувшись возле солдата, находившегося в неглубоком окопе.
— Это ты, Попов? — узнал меня Долгих, располагавшийся в соседнем окопе.
Я передал ему распоряжение ротного.
Но, как говорится, гладко было на бумаге. Едва поднялись минометчики из окопов, немцы усилили огонь из всех видов оружия. То ли они заметили движение темных фигур на белом снегу, то ли это было простым совпадением, только нам от этого легче не стало. Пули, взвизгивая над головой, добавляли прыти. То и дело проваливаясь в борозды, заметенные снегом, я бежал рядом с лейтенантом. Ему было еще труднее. Он постарше, долговяз. За лесом немного отдышались.
— У меня двух солдат убило, — доложил сержант Иткин.
БЫЛИ и еще потери. Но надо было спешить. Маловато нам дал времени комбриг. Мы слышали, как за спиной бой разгорался с новой силой. Враг оголтело рвался на за-
58
ВОСПОМИНАНИЯ И ОЧЕРКИ
пад. Хорошо бы подошла рота Прудникова, автоматчикам было бы полегче. Хотя какое тут облегчение, когда противника в два-три раза больше. Мы тогда не знали, что враг бросил против нашей 48-й армии не менее семи пехотных и одной танковой дивизий, стремясь деблокировать группировку своих войск в Восточной Пруссии, отрезанной от основных сил в Германии.
... Разрозненной колонной мы бежали к находившемуся где-то поблизости населенному пункту, а вскоре и вовсе рассеялись. Мы с Иткиным и еще несколько человек сумели проскочить под огнем за поворот дороги. Миновали какие-то строения, небольшую рощу из берез и осин и наткнулись на ротного, стоящего на дороге возле машины Безрукова.
— Построиться по расчетам! — приказал он.
В первом расчете оказался я один. Во втором — Иткин. Рядом переминались с ноги на ногу номера расчетов из другого взвода.
— Ладно, — махнул рукой Та-расенко, — пусть будет сборный расчет. Забрать миномет. Разгрузить мины. Огневая позиция возле коровника. Не допустить прорыва пехоты противника на мост. Миномет - к бою!
Установили миномет. Ротный отдал последнюю команду:
— Пока есть мины, не отходить! А я вам еще подброшу.
Сел в машину и умчался на пункт боепитания, забрав с собой троих солдат.
Мы остались впятером.
— Слушай, Попов, ты погра-мотней — командуй, — сказал Иткин, — а я к прицелу встану. Возьми вот мой бинокль.
Важно было сейчас пристрелять подступы к мосту, тот самый изгиб дороги, который мы недавно прошли. Местность была пустынной и, определив точку наводки, угломер и прицел, я дал команду:
— Одной миной — огонь!
Мина легла с небольшим перелетом. Но от этого разрыва уже можно было «танцевать». Не спешим, поглядывая на дорогу. Где-то там - остальные с лейтенантом Долгих. Не шарахнуть бы по ним. Мы тогда еще не знали, что отрезанный танками и пехотой Долгих вместе с людьми двинулся по другому маршруту. Вместо минометчиков я увидел выезжающий из-за поворота, как показалось, немецкий танк, но это был наш тягач с
подбитым «Валентайном» на буксире. Ремонтники завели его на мост, развернули поперек настила, повернули пушку в сторону противника, а сами подались на наш берег.
Сделано это было вовремя, потому что вскоре из-за поворота показался танк с крестами на броне. Десант еще не успел спешиться, когда мы обрушили на дорогу одну за другой пять мин.
— Ага, зашевелились! — завопил Иткин, видя, как немецкие десантники покатились с танка.
Выплеснуло огонь и вражеское танковое орудие. Вспыхнул, словно свечка, стоявший на мосту «Валентайн». Горючее полилось на деревянный настил, и весь мост охватило пламя. В это время ударило наше противотанковое орудие из развалин. Теперь загорелся немецкий танк. Другая машина попыталась обойти подбитую, но и в нее пушкари врезали подкали-берный снаряд.
— Давай, Иткин, — не по-уставному кричал я, — теперь наш черед.
На близком расстоянии мины ложились кучно. Вражеские автоматчики попятились за поворот дороги, рассредоточились и замаскировались. Чтобы лучше видеть, надо было подняться куда-то повыше. Хорошо бы на чердак коровника. Я распахнул дверь постройки. Из темноты навстречу бросились перепуганные выстрелами животные. Испугался их чуть ли не больше, чем немцев. Успел захлопнуть и запереть дверь снаружи. Последнее, что я увидел, это огненный фонтан, вдруг поднявшийся возле миномета. Когда пришел в себя, оказалось, что сижу на снегу. Глаза застилала красная пелена. Затем почувствовал, как кровь стекает по лицу на грудь. Неподалеку — искореженный миномет, а вокруг него четыре человека в безжизненных позах. Подошел. Отброшенный взрывом Боря Иткин лежал навзничь, будто вглядываясь в небо. Зем-лянисто-серое лицо, потухший взор, зловещие раны на груди и животе не оставляли никаких надежд. Прощай, друг! Мы запомним тебя живым, таким, как ты носился с гиканьем и свистом вприсядку по сцене. Не нуждались уже в помощи и остальные отдавшие, так уж получилось, свои жизни, оказывая помощь ненадежным союзникам.
Полковник в отставке В.И. ПОПОВ
2007 № 4 • www.mil.ru • ВОЕННО-ИСТОРИЧЕСКИЙ ЖУРНАЛ
