CC BY
108
ВЕСТНИК УДМУРТСКОГО УНИВЕРСИТЕТА
93
ФИЛОЛОГИЧЕСКИЕ НАУКИ 2007. №5 (1)
УДК 398.22(470.51) (045)
В.М. Ванюшев
ВОЗВРАЩЕНИЕ БАТЫРОВ
Интерес к эпическим сказаниям удмуртов со стороны исследователей, записавших тексты от информантов и опубликовавших некоторые из них в конце XIX - начале XX вв., в переломные моменты всей истории национальной литературы поддерживался авторами поэтических и драматических произведений, написанных с использованием народных сюжетов и образов. В этом проявился неиссякаемый интерес интеллектуальной элиты нации к своим корням. В статье особое внимание уделяется эпосу, созданному М.Г. Худяковым.
Ключевые слова: эпос, сюжет, цикл, песня, речитатив, батыр, подвиг, трагедия, поэма, национальное самосознание.
Несмотря на попытки некоторых исследователей, в частности Кузебая Гер-да, утвердить мысль о том, что у удмуртов в устном бытовании существовало цельное эпическое произведение, как скажем, у киргизов «Манас» или у калмыков «Джангар», современные фольклористы приходят к выводу, что такого текста, по-видимому, не было. Эпические сказания, вероятно, бытовали в народе в виде отдельных сюжетов или циклов, объединенных повествованием о подвигах какого-либо одного героя или о событиях в какой-либо местности. В конце XIX и в начале ХХ в. такие сюжеты были записаны в полевых условиях и напечатаны в научных изданиях удмуртскими и иноязычными фольклористами и этнографами. Тексты опубликованы в прозаической форме и большей частью - на русском языке. Однако можно предположить, что бытовали они в народе все-таки в песенной, речитативной форме, а исследователи, не совсем хорошо владевшие удмуртской речью или, может быть, получившие материал не в традиционном исполнении, а лишь в пересказе, могли представить их в прозе. Такое предположение подтверждается и тем, что сюжет о калмезских богатырях, записанный венгерским ученым Бернатом Мункачи на удмуртском языке [2. С. 154-173] в 1885 г., во время его путешествия по удмуртской земле, как показал другой венгерский ученый, Геза Кепеш, легко поддается делению на ритмизированные стихотворные строки. Венгерский финно-угровед Петер Домокош хотя и сомневается, что Геза Кепеш верно определил длину строк повествования, также приходит к выводу, что записанные в конце XIX - начале ХХ в. удмуртские эпические сюжеты в народном бытовании исполнялись в виде ритмизированных песен [1. С. 119-122].
Собрав публикации отдельных прозаических сюжетов удмуртского народного эпоса и основываясь на опыте Элиаса Лённрота, сотворившего всемирно известную «Калевалу», в начале ХХ в. русский историк, археолог и фольклорист Михаил Георгиевич Худяков решил заново создать в стихотворной форме сквозной эпический сюжет на основе удмуртских сказаний. В рукописи, оставшейся в архивных фондах, М.Г. Худяков указывает, кто до него занимался удмуртским
эпосом: «Отдельные отрывки вотского эпоса были записаны Н.Г. Первухиным, Б. Гавриловым, Б. Мункачи, Верещагиным и Жаковым. В 1917 г. К.П. Чайниковым было сделано открытие, что все записанные сказания представляют собой не что иное, как части единого эпоса. Чайниковым был записан полностью «Докъявыл»
- местный вариант эпоса в д. Б. Докье, Б. Учинской вол. Малмыжского уезда. Нами включены в эпос только небольшие отрывки из «Докьявыл». В настоящее издание вошло 10 эпических песен» [4. С. 55 (об.)].
В 1920 г. М.Г. Худяков также писал: «Выдающимся собирателем вотских преданий и песен К.П. Гердом-Чайниковым установлено, что у вотяков существует древний народный эпос «Докъявыл», и все ранее записанные предания являются лишь разрозненными отрывками этого эпоса. «Докъявыл» начинается легендами о сотворении мира, о великанах-зэрпалах, о появлении первых людей и о золотом веке, далее идут песни, в которых рассказывается об утрате людьми прежнего счастья, о попытках вернуть его, о происхождении гуслей и т. п., затем следуют сказания о расселении вотских родов, о борьбе с черемисами и татарами, о подвигах могучих богатырей. К.П. Чайниковым-Гердом записано и переведено
13 «ёз» (песен) этого эпоса. По общим отзывам, «Докъявыл» не уступает «Кале-вале» силою выразительности, поэтичностью образов и глубиной чувства. К сожалению, эпос, записанный К.П. Гердом-Чайниковым, до настоящего времени не напечатан» [5. С. 72].
В рукописи эпоса М.Г. Худякова идет перечисление названий «песен» с указанием, чьими публикациями он пользовался при создании той или иной главы. Воспроизведем эту запись полностью:
«I Песнь о богах, Первухин
II || о зэрпалах, Потанин, Жаков
III || о веке Кылдысина, Первухин
IV || об утраченном счастье [не указывает]
V || о воплощениях Кылдысина, Первухин
VI || о богатырях Дондинского круга, Первухин
VII || о калмезских богатырях, Гаврилов, Мункачи
VIII || о борьбе с черемисами, Гаврилов, Кузнецов, Чайников
IX || о священной книге, Гаврилов, Первухин
X || о будущих временах, Спицын, Гаврилов» [4. С. 55].
Здесь же находим замечания автора о том, что он считал главным содержанием своего произведения: «В этих сказаниях три главных песни - о временах Кылдысина, о богатырях Дондинского края и о подвигах князя Можги» [4. С. 55]. И далее, отмечая вариативность фольклорных текстов, локальные особенности песен о батырах, автор рукописи оговаривается: «Правда, то, что в Чибири поют про Бурсина, в Бие про Янтамыра, в Докье про Можгу, в Карьях и в Со-сновке поют про Идну» [4. С. 55]. Он объяснял и причину выбора используемого им варианта этого сюжета в одной из глав-песен своего труда: «Мы приурочиваем подвиги эти к Бурсину, а не к Идне, потому что преданье о них дошло с наибольшею полнотой в том варианте, который приурочен к Бурсину (записи Б.
Мункачи)» [4. С. 55]. М. Г. Худяков пояснил и то, какие части из сочинения К. Герда «Докьявыл» он использовал: «Из него мы взяли только отрывки - песни о зэрпалах, о небе, о гуслях и о волшебных конях, живших в Вале» [4. С. 55].
Такие признания М.Г. Худякова представляют большой научный интерес.
В самом деле, вариант сюжета о калмезских богатырях, записанный Бернатом Мункачи, довольно прозрачно проступает в главе «Калмезские богатыри» рассматриваемого нами сочинения. Что касается сообщения о сюжетах, заимствованных у К. Герда, то оно, несмотря на сомнения некоторых филологов, убедительно доказывает, что выдающийся удмуртский поэт и ученый действительно написал эпическое повествование, основанное на народных преданиях, однако, к сожалению, не дошедшее до нас. Не мог же Худяков заимствовать что-либо из того, чего не существовало. И не мог же он писать, что заимствовал, если этого не делал.
По этому поводу имеются и другие суждения. Известно, что Петер Домо-кош в своей монографии «История удмуртской литературы», изданной в Будапеште в 1975 г., выделил целую главу под названием «Эпос», в которой впервые обстоятельно рассмотрел вопрос об эпическом повествовательном жанре в удмуртском искусстве слова. В ней он делится и своими предположениями о возникновении рассматриваемого нами произведения М.Г. Худякова. «Очевидно, -пишет венгерский ученый, - Герд в 1916 - 1918 гг. в своей родной деревне и ее округе нашел следы удмуртских эпических песен рода Докья и из них записал (как сообщает об этом в «Коми му») около дюжины песен. Юный фольклорист в это время вступил в контакт с М. Худяковым, который с 1919 по 1925 г. работал заведующим отделом археологии и истории Казанского центрального музея. По свидетельству его статей и рукописей, в 20-е годы жизнь Худякова заполняло исследование удмуртского прошлого. Он занимался и удмуртскими языковыми вопросами, и очень основательно, до подробностей, знал удмуртский фольклор. Вследствие переписки Герд предоставил в пользование Худякова свои собрания, а также найденные им данные об эпосе. Больше чем вероятно, что Герд и сам занимался обдумыванием плана <...>, собиранием воедино эпических песен <...>, ведь он отлично знал, что может значить, если сделать общим достоянием народный эпос. На основании немногочисленных и разбросанных данных можно предположить, что он выработал концепцию создания эпоса наподобие «Калева-лы» и для этого обладал громадным материалом, из которого он опубликовал только отрывки, а именно: сказания, сказки и песни, - но делал это планомерно. Работал целеустремленно <...>. Можем предполагать, что он имел в виду подготовку одного большого произведения. Однако ввиду отсутствия доказательств об этом можем говорить только условно» [1. С. 126].
Эти предположения Домокоша имеют солидные основания. Жизненные пути Худякова и Герда не раз пересекались. Их научные и творческие интересы развивались в одном направлении. Подтверждением таких догадок венгерского ученого является и совпадение общей структуры эпоса Худякова с тем, как он сам рассказывает о содержании эпоса Герда «Докъявыл». Однако ставить вопрос
о том, не является ли произведение Худякова лишь вольным переводом эпоса,
созданного Гердом, как это делает один из авторов статей по поводу выхода книги «Дорвыжы», думается, некорректно. Во-первых, потому, что даже по перечисленным выше темам глав эпоса Герда, с одной стороны, и Худякова, с другой, видно, что второй из них значительно расширил тематические рамки эпического полотна. Во-вторых, Худяков сам указывает, в каких главах своего произведения чьи публикации полевых записей он использовал. Удмуртский поэт и фольклорист Д.А. Яшин, много сделавший для первой публикации эпоса Худякова, называет и другие источники, на которых коренится повествование русского учено-го-поэта. Тем не менее бесспорно: гердовское начало в произведении Худякова проглядывается довольно четко.
Интересны дальнейшие суждения П. Домокоша: «Подлинно эпический богатый яркий мир удмуртской мифологии и героических сказаний, их настоящая романтика, нашедшиеся эпические песни и не в последнюю очередь порывистая личность Герда вдохновили русского ученого, который (как будто вместо Гер-да) (выделено мною. - В. В.) в духе Э. Лённрота, Р. Фельманна и Ф. Крейцвальда создал из материала сказаний, сказок и песен единое стихотворное произведение
- творение удмуртской народной эпики, отражающее древние периоды прошлого. Речь идет об очень значительной попытке создать произведение, основанное на удмуртском фольклоре <...>. Однако язык эпоса - русский» [1. С. 126].
Работа М.Г. Худякова осталась незавершенной. Рукопись, обнаруженная в архивах Государственной публичной библиотеки им. М.Е. Салтыкова-Щедрина в Санкт-Петербурге, содержит 55 заполненных с обеих сторон листов формата А 4 и частично - половины этого формата. Две главы («Песнь первая. Инмар, Кыл-дысин и Квазь» и «Песнь вторая. Зэрпалы») полностью и небольшая часть «Песни третьей. Век Кылдысина» автором переписаны начисто. Остальная часть рукописи состоит из черновиков различной степени авторской обработки. Наиболее необработанная часть, кстати сказать, написанная уже по правилам послеоктябрьской орфографии и представляющая собой чуть более половины труда, начинается с 26 страницы и включает в себя материалы шестой, седьмой, восьмой, девятой и десятой глав. Надо полагать, что некоторая часть рукописи, действительно являющаяся черновиком, некогда была уже перебелена, то есть переписана из других, хотя бы фрагментарных записей, и черновиком стала уже в процессе дополнительной работы, многократного авторского редактирования и вставок. Такой вставкой является и «Вступление», которое мы находим на шестнадцатой странице рукописи:
1 В том краю, где реки быстры,
2 где река Чепца синеет,
3 где в лесах живут медведи,
4 где отважно-смелы люди,
5 там возникли эти песни,
6 эти древния легенды,
7 эти славныя сказаня.
8 В том краю живут удмурты,
9 племена Ватка, Калмезов
10 и народ Шудзя могучий,
11 рядом с ними поселились
12 чужеземные бигеры,
13 многочисленные поры.
14 Все народы эти храбры -
15 много подвигов свершили,
16 много славы воспевают
17 в древних, дедовских преданьях.
18 И рассказывают старцы
19 эти песни юным детям,
20 и под звуки звонких гусель
21 эти славные примеры
22 входят в душу молодежи,
23 зажигают в ней отвагу,
24 светлый пламень жажды славы,
25 возбуждают подражанье
26 древним доблестным героям.
27 Эти песни мы слыхали
28 от столетнего Ожмега
29 из Большой Докьи, из рода
30 темно-серого медведя.
Создавая эпическое полотно, М. Г. Худяков проявил незаурядные литературно-творческие способности. Главной заслугой его, по-видимому, следует считать то, что он из фрагментарных записей своих предшественников по всем правилам литературного творчества выстроил сквозной занимательный сюжет со своей завязкой, кульминацией и развязкой. Автор хорошо владеет образным художественным словом. Перед читателем развертываются запоминающиеся образы богов Инмара, Кылдысина и Квазя, а также Донды, Идны, Можги-Бурсина, Селты и других батыров, предводителей родов, возникает романтический ореол взаимоотношений богов и людей, гиперболизированный мир повседневности первых людей - освоение ими новых территорий, строительство первых поселений, хлебопашество, охота, жаркие баталии. В результате складывается представление о многомерном, романтизированном укладе жизни, образе мышления, психологии и поступках удмуртов на протяжении тысячелетий. Это становится возможным благодаря особому сочетанию фольклорно-гиперболизированного и литературно-художественного способов типизации явлений жизни.
Кульминацией произведения является публичное сжигание священной книги удмуртов из бересты, в которую с помощью пиктографии (пусов) были записаны из века в век передающиеся молитвы, порядок традиционных обрядов и система судопроизводства, а также сведения о наиболее значимых событиях в истории этноса. Инициатором уничтожения книги стал главный хранитель ее -
Восясь, то есть жрец, полагавший, что так возможно утаиться и сделать вид, что удмурты уже не придерживаются своей старой, языческой веры. Богом Кылды-сином такой поступок был воспринят как предательство, как добровольная капитуляция, и он сделал так, чтобы у этого народа не было счастливого будущего. Нынешние беды народа порождены тем, что он не стал отстаивать свою самобытность, сдался противостоящей силе - таков идейно-психологический вывод истории, изложенной в данном сочинении М.Г. Худяковым. И он вполне согласуется с основными характеристиками жанра народного эпоса, в котором времена консолидации этноса изображаются как его золотой век, а последующие - все более противоречивые, наполненные конфликтами и столкновениями.
Строчками, полными мрачных раздумий, заканчивается последняя глава произведения М.Г. Худякова. Однако завершается эпическое полотно все-таки на оптимистической ноте. Она звучит в «Заключении», призывающем читателей жить по заветам Кылдысина, подражая доблестным батырам, память о которых сделает нас и сильнее, и счастливее:
Мы пропели песни эти,
Эти древние сказанья,
Что певали наши деды В старину, в былые годы.
Пусть те подвиги героев,
О которых пели струны, служат в жизни нам примером, старики пусть мудры будут, пусть отважны молодые, пусть уд-мурты помнят храбрость, силу доблестных батыров, пусть, внимая древним песням, станут лучше и добрее<...>
Но на этом рукопись не заканчивается. Далее помещены отдельные фрагменты, явно рассчитанные на то, чтобы их вставить в необходимые места ранее написанных глав. Значит, работа над рукописью продолжалась, может быть, вплоть до последних дней ученого, расстрелянного в 1936 г. по обвинению в троцкизме. За этими фрагментами следуют его объяснения об источниках эпических сюжетов, использованных им, и о структуре всего произведения, руководствуясь которыми и удалось публикаторам (Д.А. Яшину и автору данных строк) по нерасчлененным записям Худякова вычленить, отобрать и расположить в соответствии с его планом отдельные главы и сюжеты, восстановить целостность замысла автора труда.
Когда же М.Г. Худяков начисто переписал первые главы эпоса, и вообще когда последний раз он работал над рукописью? Что послужило причиной того, что он оставил работу, не завершив ее? И оставил ли он ее на самом деле? Каким бы явился цельный, завершенный вариант эпоса М.Г. Худякова? Эти и другие
вопросы, ответов на которые сегодня еще нет, волнуют современных исследователей.
Известно, что, несмотря на реабилитацию автора в 1958 г., богатое творческое наследие М. Худякова долгое время оставалось без внимания, в том числе и его деятельные устремления по созданию единого письменного варианта героического эпоса удмуртов. В 1966 г., работая в архиве библиотеки им. Салтыкова-Щедрина в Ленинграде, удмуртский литературовед Ф. К. Ермаков (очевидно, не без помощи Петера Домокоша) обнаружил рукопись, о которой и идет сейчас речь. Однако ни он, ни кто-либо другой тогда не позаботились о ее публикации. И только через двадцать лет Д.А. Яшин, будучи на стажировке в Ленинграде, скопировал эту рукопись, и, вернувшись в Ижевск, проведя большую научно-изыскательскую и текстологическую работу, подготовил ее к печати [6. С. 97-135].
Публикация в малотиражном сборнике научных статей, хотя и искаженная, с большими купюрами, и, по соображениям цензуры, со значительным редакционным вмешательством публикатора, все же явилась решительным шагом в освоении литературного наследия М.Г. Худякова, однако в таком виде она не могла достойно представлять истинную значимость произведения для культурно-исторического самосознания народа. Это обстоятельство, спустя еще один десяток лет, и побудило С.Ф. Васильева и В.Л. Шибанова опубликовать полностью девятую и десятую главы эпоса М.Г. Худякова в книге «Под тенью зэрпала» (1997), а автора данных строк взяться за вольный поэтический перевод этого произведения на удмуртский язык - на язык народа, создавшего эти сюжеты, - и за подготовку отдельного издания труда как в переводе, так и в оригинале, с дополнительной текстологической обработкой рукописи, с восстановлением авторских вариантов отдельных слов и строк, порядка расположения некоторых фрагментов.
Текст эпоса на удмуртском языке прозвучал в 2000 г. в шести передачах Удмуртского республиканского радио, был опубликован в журнале Союза писателей Удмуртии «Кенеш», выпущен отдельной книгой [8]. Но издать тогда книгу на двух языках помешали финансовые трудности. В настоящее время Издательский дом «Удмуртский университет» готовит к выпуску это произведение на трех языках - текстологически обработанный, выверенный по оригиналу вариант на русском языке, а также в переводах на удмуртский и английский языки. В рецензии на книгу фольклорист Э.А. Тамаркина писала, что издание достойно «занять почетное место в ряду известных эпических сказаний народов мира и, в первую очередь, среди наследия угро-финской духовной культуры».
Начало осмыслению типологических связей удмуртского героического эпоса с европейской культурой положил уже сам М. Г. Худяков. «На первый раз может показаться странным сближение такого утонченного культурного явления, как западный романтизм XVIII столетия, с народным эпосом вотяков - одного из небольших финских народов, затерянных в лесистых, полудиких окраинах северо-восточной России. Неожиданно сопоставление Руссо, Шатобриана, Байрона или Жуковского с эпическими произведениями безымянных вотских поэтов <...>. И тем не менее, мы находим в вотской народной словесности поразитель-
ные черты сходства с элементами европейской романтической литературы <...>. Романтизм вотской народной поэзии выразился в резко-отрицательном отношении к современности, в пессимистическом взгляде на будущее и в идеализации старины. Древние времена представляются вотякам в какой-то лучезарной дымке довольства и всеобщего счастья», - пишет Худяков [7. С. 2, 2 (об.), 6] и приводит ряд фрагментов из публикаций полевых записей, главным образом Н.Г. Первухина, полных «очарований» словесного творчества сказителей.
Сравнительно-типологическое осмысление удмуртского эпоса продолжается. Общее и особенное в удмуртском героическом эпосе в ряду подобных явлений в словесной культуре своих народов рассматривали участники Восьмого Международного конгресса финно-угорских писателей, состоявшегося в сентябре 2004 г. в Ханты-Мансийске. Сообщение о произведении М.Г. Худякова сделал автор данных строк. С главным обобщающим докладом по этому вопросу выступил П. Домокош, материалы которого в переводе на удмуртский язык в 2005 г. опубликованы в журнале «Кенеш».
Образы седой старины, таких легендарных батыров, как Донды, Идна, Ожмег, Янтамыр, в качестве идеала, примера подражания, а порою и объекта критического осмысления привлекали внимание не только М. Худякова и К. Герда, но и ряда других писателей: И. Яковлева («Вормонтэм батыр» - «Непобедимый богатырь»), Кедра Митрея («Юбер-Батыр» - «Юбер-Богатырь»), И. Гаврилова («Санй», «Камит Усманов»), М. Петрова («Италмас»), Е. Загребина («Эштэрек»), П. Захарова («Эбга») и др. В этом ряду следует назвать и совсем недавно изданные поэтические книги В. Ванюшева «Удмурт Выжы Книга» («Как будто Книга бытия»), А. Перевозчикова «Донды батыр, солэн пиосыз но Уйпери сярысь сярысь кузьмадёс-кырзан» («Сказание-песня о Донды батыре, его сыновьях и Уйпери»).
Наиболее разностороннюю психологическую разработку получил образ богатыря Эштэрека. В удмуртской литературе сложилась уже целая эштэрекиада. Объяснить это, по-видимому, можно тем, что этот герой, наиболее ранний из общеизвестных удмуртских эпических героев, действительно выделяется - своим отступлением от общепринятой этики во взаимоотношениях с существами потустороннего мира, в частности с хозяином воды Вумуртом - антропоморфным духом воды. Если до него удмуртские батыры, являвшиеся выразителями сущности своего народа, соблюдали нейтралитет в отношениях с Вумуртом и даже несколько заискивали перед ним, как свидетельствуют фольклористы, то Эштэрек взбунтовался против унизительной для человека традиции [9. С. 11-12]. Осознавая свою силу, он нарушил заключенный с Вумуртом договор, за что и был наказан и уничтожен. Мифологическое существо оказалось в этом эпическом сказании сильнее человека, что является, по-видимому, заметным рудиментом мифа, которому, как принято считать, впоследствии стал противостоять эпос как жанр, утверждающий созидательную силу человека.
Один из вариантов удмуртской легенды об Эштэреке в 1911 г. из уст жителя деревни Малый Казес Шарканской волости Григория Яковлевича Баранова
записал Дмитрий Корепанов - будущий известный писатель Кедра Митрей. В том же году в русском переводе она была опубликована на страницах журнала «Столичные отзвуки» в Санкт-Петербурге. Тогда же молодой литератор набросал текст будущей трагедии «Эш-Тэрек» на русском языке, которая во время его службы в царской армии на Дальнем Востоке в 1915 г. была выпущена отдельной книгой в Благовещенске. В 1934 г. Кедра Митрей опубликовал текст записанной им легенды на удмуртском языке в журнале «Кылбурет удысын» («На литературном фронте») в Ижевске. В 1962 г. появилась поэма Н. Байтерякова «Эштэрек», а в 1995 г. - трагедия Е. Загребина «Эш-Тэрек».
Во всех этих произведениях образ Эштэрека (Эш-Тэрека) имеет традиционные для удмуртских батыров черты: он необыкновенно сильный, смелый предводитель своего народа. Однако у каждого автора этот образ получает свою интерпретацию, анализ которой - задача следующей статьи. Народ тянется к своим историческим корням. Об этом свидетельствует и популярность произведений, созданных на основе эпических сказаний. Трагедия Е. Загребина была поставлена в Национальном театре Удмуртии и имела немалый успех. Вслед за ней появилась эпическая трагедия «Эбга» П. Захарова, также написанная по мотивам народного эпоса. Она вошла в репертуар Удмуртского национального театра, а в 1994 г. получила высокую оценку на фестивале финно-угорских народов в Финляндии.
Интерес к своему эпосу проявляется с новой силой не только у удмуртов, но и у других финно-угров России. Известно, что в Мордовии созданы «Масто-рава» и «Сияжар», в Республике Коми переведена на родной язык и недавно опубликована «Биармия», написанная К. Жаковым еще в начале ХХ в. на русском языке, недавно издан отдельной книгой марийский эпос «Югорно» на двух языках - русском и марийском.
Иногда спрашивают: нужно ли сейчас воссоздавать эпос различных народов России? При этом ссылаются на то, что, дескать, русские же не занимаются таким анахронизмом. По-моему, смысл работы по возвращению народу его эпоса заключается в удовлетворении его духовных потребностей, в стремлении ощутить свои глубокие исторические корни и выстоять, не раствориться в условиях всеобщей глобализации, в чем сказывается естественное стремление всего живого сохранить себя и свое продолжение. Многие народы, в том числе и удмурты, в условиях отсутствия национальной свободы задержавшиеся в духовном развитии, испытывают необходимость осмысления себя на протяжении всей истории формирования своей этнической памяти.
По наблюдениям В.Я. Проппа, выявившего ряд общепризнанных закономерностей возникновения и развития героического эпоса, этот вид народного творчества создается при разложении родового строя. В то первоначальное время, утверждает ученый, эпос «был направлен против идеологии родового строя и поддерживал строй, шедший ему на смену. Деление на племена и роды начинает вступать в противоречие с сознанием своего единства» [3. С. 57,58]. В дошедших до нас материалах удмуртского эпоса наблюдаются несколько иные тенденции.
Идеи сохранения рода в них занимают главенствующее место. Во всех сюжетах, составивших эпическое полотно М.Г. Худякова, также нет намека на такое противоречие. Это обстоятельство дает нам основание утверждать, что необходимо дальнейшее, более углубленное исследование удмуртского эпоса в целях уточнения общих закономерностей развития героического эпоса как такового.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Домокош П. История удмуртской литературы / Пер. с венг. В. Васовчик. Ижевск: Удмуртия, 1993. 444 с.
2. Мункачилэн кузьымез=Мипкасз1 а]аМека=Подарок Мункачи / Сост. А. Н. Уваров. Ижевск: Удмуртия, 1983. 193 с.
3. Пропп В.Я. Русский героический эпос. 2-е изд., испр. М.: Гослитиздат, 1958. 603 с.
4. Худяков М.Г. Из народного эпоса вотяков. Песни, сказания / Гос. публ. библ. им. М. Е. Салтыкова-Щедрина. Ф. 828, ед хр. 18. Б.д.
5. Худяков М.Г. Научная жизнь (Хроника) // Казанский музейный вестник. 1920. № 5-6.
С. 72.
6. Худяков М.Г. Песнь об удмуртских батырах (Из народного эпоса удмуртов. Песни, сказания... ) / М. Г. Худяков // Проблемы эпических традиций удмуртского фольклора и литературы: Сб. статей / УдНИИ при СМ УАССР. Ижевск, 1986. С. 97-135.
7. Худяков М.Г. О романтизме народной поэзии и эпоса вотяков // Гос. публ. библ. им. М.Е. Салтыкова-Щедрина. Ф. 828, ед. хр. 3. Б. д.
8. Худяков М.Г. Дорвыжы: Эпос / Зуч кылысь эркын берыктйз Воръявай Василей (В. М. Ванюшев) / УИИЯЛ УрО РАН. Ижевск, 2004. 140 б.
9. Шушакова Г.Н. Мар сярысь верало калык кылан-буранъёс?: Фольклор текстъёсты эс-керыны юрттэт / ИУУ. Ижевск, 1997. 57 б.
Поступила в редакцию 02.02.07
V.M. Vaniushev The return of batyrs
The author of the article claims that the use of motives and imagery borrowed from the epic legends throughout the history of Udmurt literature is based on the interest of Udmurt elite to its ancient roots, and all this gives the stimuli to preserve and develop the national consciousness of the nation.
Ванюшев Василий Михайлович
ГОУВПО «Удмуртский государственный университет»
426034, Россия, г. Ижевск, ул. Университетская, 1 (корп. 2)
E-mail: vasmih@udm. net
