CC BY
57
Л И Т Е Р А Т У Р О В Е Д Е Н И Е УДК 82-09(470.51)
В.М. Ванюшев
ОПЫТ ВОЛЬНОГО ПЕРЕВОДА НА УДМУРТСКИЙ ЯЗЫК РУССКОЯЗЫЧНОГО СОЧИНЕНИЯ М. ХУДЯКОВА «ИЗ НАРОДНОГО ЭПОСА ВОТЯКОВ...»
Излагаются принципы перевода автором статьи незавершенного сочинения Михаила Худякова с русского на удмуртский язык, обогащения его национальным колоритом, усложнения структуры текста введением автора-повествователя. Ставится и весьма актуальный в литературоведении вопрос «перевод» и «авторский текст».
Ключевые слова: народный эпос; книжные формы национального эпоса; национальное самосознание; перевод; авторский текст, историко-культурные традиции; глобализация; самосохранение народов.
В удмуртском литературоведении всё увереннее проявляет себя осознание того, что в кон. ХХ - нач. XXI вв. наступила новая, третья по счету, «эра эпоса». Одно за другим из печати вышли произведения, на книжном уровне возвращающие читателям художественно переосмысленные сюжеты древних народных историко-культурных и богатырских сказаний удмуртов: «Дорвыжы» [6; 7; 8; 10], «Донды батыр, солэн пиосыз но Уйпери сярысь кузьмадёс-кырзан» [5], «Тангыра» [9], «Век Кылдысина=Кылдысинлэн даурез» [3]. К числу авторских, литературных форм удмуртского эпоса относят и поэму «Удмурт Выжы книга» автора данных строк [2]**.
Интерес к своему эпосу проявляется с новой силой и у других финноугорских народов. В Карелии и Финляндии торжественно отмечены 150- и 160-летие бессмертной «Калевалы». В Мордовии А.М. Шаронов воссоздал героический эпос «Масторава» на родном и русском языках. В Республике Коми переведена на
* Работа выполнена в рамках Интеграционного проекта УрО РАН «Пути развития пермских литератур в общероссийском историко-культурном контексте (XVIII -нач. ХХ в.).
** Воссоединение времен и эпох - о творчестве В.М. Ванюшева и поэме «Удмурт Выжы книга» // www.finno-ugry.ru\educres\educenter_udsu\museum
родной язык и опубликована «Биармия», написанная К.Ф. Жаковым на русском языке в начале ХХ в. В наши дни издана двуязычная книга марийского эпоса «Югорно», созданная А.Я. Спиридоновым на русском языке и переведенная на родной язык А. Мокеевым. Каждое из этих произведений получило широкий читательский интерес и высокую научную оценку.
Наше внимание сосредоточено на сочинении М. Худякова, воссозданном под названием «Дорвыжы». «Дор» - это родина и образ, вбирающий в себя не только место рождения и проживания человека, но и все духовные начала народа, а «выжы» - родство поколений, корни этноса, уходящие в глубь веков.
Потребность в обращении к историко-культурным традициям, заложенным в эпических народных сказаниях, как известно, пробуждается в переломные моменты истории этноса. Народные сказания удмуртов о богатырях-героях, воплощающих физическую и духовную силу народа, его эстетические и нравственные идеалы, сложились, по всей вероятности, в К-ХШ вв., с преодолением феодальной раздробленности, когда у удмуртов возникли условия для формирования своего государственного образования, кстати, прерванные нашествием монголо-татар на русские земли и миграцией иноязычных пришельцев на территорию Волго-Камья.
Рассуждая о романтизме как универсальном мироощущении, объединяющем своими особыми качествами такие, казалось бы, весьма далекие во времени и в пространстве явления, как французская литература XVIII в. и удмуртский народный эпос, русский археолог, этнограф и фольклорист Михаил Г еоргиевич Худяков в 1920-е гг. объяснил этот феномен одинаковыми условиями, породившими его, а именно: психологическим неприятием сложившихся обстоятельств. «Прошлое всегда кажется милым, прекрасным, - писал он. - Результаты одни и те же: Руссо восхвалял «первобытное состояние», вотяки (удмурты. - В.В.) воспевали счастливый век Кылдысина» [8, с. 8]. В качестве сил, порождающих романтическое настроение, он обозначает «всякую эпоху, вырвавшуюся из какого-либо морального переворота, в переходные моменты сознания». Поставив вопрос, какой же сильный моральный переворот испытали тогда удмурты, Худяков отвечает: «Утрату национальной свободы, утрату своей родной земли». И, размышляя об альтернативе решения дальнейшей судьбы этноса, ученый продолжает: «Наиболее вероятным путем является переход вотяков в состав русского народа, постепенная утрата национальных особенностей и слияние, ассимиляция с русскими <. > Но, быть может, возможен и иной какой-нибудь выход? Может быть, скованное суровой действительностью сознание вотяков сумеет разбить свои цепи, сбросить оковы и вырваться на простор новой жизни?». Он связывает такой выход с революцией 1917 г.: «И теперь в вотской поэзии зазвучали иные - добрые, здоровые, жизнерадостные мотивы» [8, с. 12], приводя в пример поэзию Кузебая Г ерда, в частности его поэтический сборник «Крезьчи» («Гусляр»), выпущенный в 1922 г.
Между тем в удмуртской культуре созревала вторая волна «эры эпоса» -интерес к эпическим традициям на уровне книжной культуры, пробудившийся в кон. XIХ - нач. ХХ вв., когда миссионеры-просветители, деятели народного образования, историки, этнографы записали в народе и в различных изданиях
опубликовали тексты народных сказаний - главным образом северных и срединных удмуртов. Большинство этих публикаций состоялось не в оригинале, а в русском, можно сказать, вольном переводе исследователей-полевиков, большей частью пользовавшихся услугами местных толмачей. Тем не менее, этот огромный историко-культурный акт дал толчок к следованию примеру Элиаса Лённрота, в середине XIX в. создавшего по материалам подобных записей книжный, авторский свод эпоса «Калевала». В начале ХХ в., следуя традициям Лённрота, М. Худяков и удмуртский поэт Кузебай Г ерд, будущий разносторонний ученый, создавали авторские эпические полотна на основе народных сказаний. Эта работа Герда, как и многие другие его труды, изъятые при его аресте в период сталинского террора, до сих пор не найдены. Сочинение же Худякова «Из народного эпоса вотяков. Песни, сказания» в виде незавершенной рукописи было обнаружено в 1960-е гг. в архивных фондах публичной библиотеки им. М.Е. Салтыкова-Щедрина в Санкт-Петербурге (тогда - Ленинграда).
Работа М. Г. Худякова была воссоздана по сохранившимся черновикам, можно сказать, реконструирована поэтом и фольклористом Даниилом Яшиным. Пробная публикация ее в сборнике научных статей УдНИИ в 1986 г. [6] не вызвала особого интереса даже среди национальной интеллигенции. И лишь в к. 1990-х - нач. 2000-х гг. были осознаны губительные для национальных культур плоды глобализации, на фоне свертывания властными образовательными структурами обучения на удмуртском языке, ведущего к вымыванию национального сознания у подрастающего поколения и в итоге - к ликвидации этноса. Дошло до того, что ЮНЕСКО отнесла удмуртский язык к числу исчезающих. В этих условиях ряд удмуртских писателей, будто к спасательному кругу в океане, обратился к истокам национального сознания.
Имея в виду отдельные произведения, в сюжетных построениях которых используются некоторые мотивы народных сказаний (например, трагедии Е. Загребина «Эштэрек» и П. Захарова «Эбга»), всё же началом новой «эры эпоса» в удмуртской литературе можно считать возрождение названного сочинения Михаила Худякова. В 2004 г., продолжив текстологическую работу Даниила Яшина и преодолев немалые препоны со стороны властных структур и некоторых общественных организаций (включая, к сожалению, и правление Союза писателей Удмуртии), автору данных строк удалось выпустить отдельной книгой под названием «Дорвыжы» вольный перевод на удмуртский язык эпического полотна Худякова. Мы, как и Кузебай Г ерд, исходили из той же логики, которую П. Домокош сформулировал следующим образом: «...Герд и сам занимался обдумыванием плана <...>, собиранием воедино эпических песен <...>, ведь он отлично знал, что может значить, если сделать общим достоянием народный эпос» [4, с. 126]. Рассчитывая на силу воздействия глубинной философии эпоса, я осознавал, что полифония, многоцветность и многозначность национального художественного слова в произведении, созданном Худяковым на основе русских переводов не самого высокого уровня, во многом были утрачены. Поэтому, не стремясь к точному следованию русскому тексту Худякова, я искал наиболее близкие к удмуртскому национальному восприятию мира аналоги метафоризации
описанных картин, игру слов, звуков, усиливающих эмоциональную сторону повествования. В таких случаях текст нередко удлинялся за счет большей конкретизации и детализации обстановки, действий, размышлений повествователя. Словом, перевод приобретал вольный характер и, как отмечают рецензенты [см., напр.,1], наполнялся признаками не переведенного, а оригинального произведения на удмуртском языке. Менялась интонация, идущая от ритмики и внутренней структуры предложений. Это особенно заметно при сопоставлении его с переводом, осуществленным филологом и поэтом Виктором Шибановым, задавшимся целью точной передачи особенностей худяковского сочинения на другом языке.
Во «Вступлении» текста Худякова, например, читаем:
В том краю, где реки быстры,
2 где река Чепца синеет,
3 где в лесах живут медведи,
4 где отважно-смелы люди,
5 там возникли эти песни,
6 эти древния легенды,
7 эти славныя сказанья.
[8, с. 31].
В переводе В. Шибанова фрагмент почти во всём близок к оригиналу: Кытын шуръёс дырто жингрес,
Кытын Чупчи бызе чагыр,
Тэльын гондыр улэ данак,
Кытын калык дйсьтйсь но сэзь, -Отын кылдо та кырзанъёс -Та вашкала дауркылъёс,
Паймымонэсь кылбур мадьёс.
[3, с. 5].
В обратном переводе это выглядит следующим образом:
Где реки спешат звонко,
Где Чепца бежит сине,
Где народ смелый и шустрый, -Там возникают эти песни -Эти древние сказания,
Удивительные поэтические повествования.
Но подобные придаточные предложения, тем более целый каскад их, не характерны для удмуртской речи. Сразу видно, что это сказано не удмуртом, а привнесено в удмуртское повествование со стороны. Удмурт просто, без придаточных предложений обрисует ситуацию, а потом скажет, что событие происходило именно тогда, что и сделано в вольном переводе:
Та палан - визыл шуръёс,
Чупчимы чагыръяське,
Тэльёсын трос гондыръёс,
Калыкед нош кышкасьтэм.
Тйнь отын та кырзанъёс
Кылдйзы, кузь веранъёс,
Жингыртйсь мадён кылъёс.
[8, с. 31].
Подобные различия наблюдаются на всём протяжении двух переводов. Сопоставим еще один фрагмент - начало первой главы сочинения Худякова. В оригинале оно звучит следующим образом:
Времена, когда возникли,
Сонм богов, земля и небо,
Скрыты в сумраке столетий,
Их не знает наша память.
5 И когда возникли страны, где растут сосна и ели, где текут лесные реки, -уже были и смотрели на прекрасные долины, на луга, леса и горы боги мудрости и света.
[8, с. 33].
Точный перевод В. Шибанова и здесь сохраняет сложноподчиненную связь в предложениях [см.: 3, с. 7].
В нашем переводе этот фрагмент звучит следующим образом:
Со вакыт ни кыдёкын -Вапумъёс пушкы выйиз.
Йырсазьмы сое уг тод.
Кылдйллям гинэ соку Дуннелы инъет - Ин, Му.
Адскиллям ни шаеръёс,
Пужымо, кызо тэльёс,
Дун вуо, яго шуръёс.
Та югыт дуннемылэн,
Йырсазьлэн но визь-нодлэн Утисьсы-вордйсьёссы Сэзь, визьмо синмынызы Учкиллям ни вылысен Возь вылысь, гурезьёсысь Улонлэсь жутйськемзэ.
[8, с. 33].
Не отходя от сути оригинала, мы стремились по-своему раскрыть события, происходившие при возникновении Неба, Земли, просторов, лесов и рек. Используются характерные для удмуртского языка неочевидные формы глаголов -«кылдйллям» (прибл.: «оказывается, возникли»), «адскиллям» («оказывается, показались»), «учкиллям» («оказывается, смотрели»), которые придают повествованию, с одной стороны, удмуртский национальный колорит, с
другой - более точную семантическую окрашенность - возникли. Но субъект речи (повествователь) этого не мог видеть, а узнал из косвенных источников. Встречаются существительные с притяжательными суффиксами «мы», также характерными для удмуртского языка («дуннемылэн» от «дуннемы=наш белый свет»), выражающие по-родственному теплое отношение к обозначаемым явлениям. В стремлении к благозвучию используются конечные парные рифмы («соку» - «Ин, Му»), хотя в оригинале рифмы не соблюдаются; звучит лексическая анафора («Дуннелы» (белому свету) - «Дун вуо» (чистоводные), на ассоциативном уровне приближая друг к другу эти высокие понятия. В тех же строчках заметна концентрация звонких согласных д, ж, з, л, м, н, создающая заметную возвышающую звукопись.
С помощью подобных средств родного языка в переводе усиливается субъективная, эмоциональная сторона содержания эпического повествования. Больше, чем в оригинале, на передний план выходит образ повествователя. Достигается это, главным образом, двумя способами: добавлением строк, выражающих прямое отношение повествователя к происходящим событиям, и -более подробными описаниями, национально окрашенной детализацией внутреннего и внешнего движения сюжетного ряда. Так, во фрагменте, повествующем о горе, вызванном смертью Селта батыра, строки: «Много лет он долгих прожил / много пользы сделал людям, / и народ весь в горе плакал / безутешно повторяя.» - выполняющие лишь познавательную функцию, получают дополнительную эмоциональную окраску за счет введения нового субъекта действия и фоники: здесь не только народ плачет-выговаривает, но и, пораженный этой вестью, лес стоит, умолкший, с горестным видом прислушивается к тому, что говорят люди [8, с. 102]. Масштабы горя, сила переживаний, вызванных им, возрастают. Как бы эхом распространяется в пространстве оно - с помощью звучных слов «бордэ» («плачет» народ) и «бырдаса» («выпучиваясь» льются слезы), составляющих содержательно значащую внутреннюю рифму. Здесь же, передавая слова горестного плача людей о том, что уж не будет у удмуртов таких батыров, какими были сыновья некоего Чуньы, почти дословно приводимые Худяковым из известного источника полевых записей своих предшественников, переводчик добавляет: «Кин меда утёз-поттоз на / Шуг-секытысь удмуртэз?» (Кто же теперь убережет, вытащит удмуртов из трудных ситуаций?). В микросюжете, повествующем о том, что в местах трудных, но победных боев с иноплеменными пришельцами удмурты проводят поминки-куяськоны, переводчик от имени повествователя добавляет к информационным строкам осмысливающие слова заклинательного характера: «Пусть знают погибшие / Что они не забыты!» [8, с. 102].
Подобные изменения и добавления направлены на дополнительное осмысливание событий давно минувших дней с точки зрения сегодняшних тревог и забот удмуртского этноса. Вслед за автором сообщая, что после той ожесточенной битвы случилось еще одно столкновение с пришельцами, переводчик добавляет слова, выражающие, пожалуй, главную суть нелегкой истории народа: «За право владения этими землями, за право распахивать и засевать их, разводить пчел, растить детей - одним словом, за право жить» [8, с. 103]. Ведь и само осмысление
эпических сюжетов, сложенных далекими предками, направлено на то, чтобы найти новые силы для преодоления современных отрицательных тенденций, ради жизни и процветания родного народа.
Исходя из изложенных принципов и результата нашей работы над эпосом, некоторые коллеги полагают, что это не столько перевод, сколько новое осмысление сюжетного ряда сочинения Худякова, и предлагают публиковать как авторский труд с указанием: по М.Г. Худякову.
В заключение выражаю благодарность Еса-Юсси Салминену и другим коллегам за подготовку и издание на финском языке нашей с Даниилом Яшиным общей работы над сочинением Худякова, то есть над удмуртским эпосом [см. 10]. Низкий поклон им и дальнейших успехов в подобной благородной работе -в укреплении братских культурных связей финно-угорских народов! Через Интернет и книжное издание любой финноязычный читатель может теперь познакомиться с удмуртским героическим эпосом.
ПРИМЕЧАНИЯ
1. Атаманов, М.Г. Удмурт батырлыко эпослы шумпотыса / М.Г. Атаманов // Удмурт дунне. - 2005. - 2-ти февраль.
2. Ванюшев, В.М. Удмурт Выжы книга (Иднакарын) = Как будто Книга бытия (На Иднакаре): поэма / Василий Ванюшев; пер. на рус. яз. А.И. Демьянова. - Ижевск: Издательский дом «Удмуртский университет», 2006. - Удм., рус.
3. Век Кылдысина=Кылдысинлэн даурез / пер. худ. текста на удм. яз. В.Л. Шибанова. - Ижевск: Удмуртия, 2008. - Рус., удм.
4. Домокош, П. История удмуртской литературы / Петер Домокош; пер. с венг. В. Васовчик. - Ижевск: Удмуртия, 1993.
5. Перевозчиков, А.А. Донды батыр, солэн пиосыз но Уйпери сярысь кузьмадёс-кырзан / Анатолий Перевозчиков. - Ижевск: Удмуртия, 2006.
6. Худяков, М.Г. Песнь об удмуртских батырах (из народного эпоса удмуртов. Песни, сказания...) / Худяков М.Г.; публ. подгот. Д.А. Яшин // Проблемы эпических традиций удмуртского фольклора и литературы: сб. статей. - Ижевск: НИИ при СМ УАССР, 1986. - С. 97-135.
7. Худяков, М.Г. Дорвыжы: удмурт батырлыко эпос / Михаил Худяков; зуч кылысь эркын берыктиз Воръявай Василей (В.М. Ванюшев). - Ижевск: УИИЯЛ УрО РАН, 2004.
8. Худяков, М.Г. Дорвыжы: удмуртский героический эпос / Михаил Худяков; редакция и комментарии В.М. Ванюшева и Д. А. Яшина; сост., предисл., пер. на удм. яз. В.М. Ванюшева. - Ижевск: Удмуртия, 2008. - Удм., рус.
9. Эграпи Гавир Микаль. Тангыра: кузьмадёс / Михаил Атаманов. - Ижкар: Удмуртия, 2008. - 320 б.
10. Hudjakov, M. Dorvyzy: Udmurttien kansalliseepos // Mihail Hudjakov; Toimittajat: Daniil Jasin ja Vasil Vanjusev, suomenkielisessa teoksessa Esa-Jussi Salminen. Kuvittaja: Vjatseslav Mihailov. Suomennos: Esa-Jussi Salminen, Jorma Vakkuri. - Paino www.lulu. com [2009].
Поступила в редакцию 14.09.2010
Опыт вольного перевода на удмуртский язык русскоязычного сочинения. V.M. Vanushev
An experience of loose translation of the Russian-language work by M. Khudyakov “From folk epos of the Votyaks...” to the Udmurt language
In the article translation principles (from the Russian language to the Udmurt language) of the unfinished work by Mikhail Khudyakov are shown, enrichment of its national colour, complication of the text structure by introducing the author-narrator. The actual in modern study of literature question “translate” and “not translate” is asked.
Key words: folk epos, bookish forms of national epos, national self-consciousness, historical and cultural traditions, globalization, self-preservation of nations.
Ванюшев Василий Михайлович,
доктор филологических наук, главный научный сотрудник отдела филологических исследований,
Учреждение Российской академии наук Удмуртский институт истории, языка и литературы УрО РАН
г. Ижевск E-mail: [email protected]
