CC BY
31гулирования последствий военных реформ и реформы военной промышленности. На повестке дня - выход на обсуждение макроэкономических, финансовых и социальных вопросов военных реформ, при совместном использовании опыта друг друга.
В области чрезвычайного гражданского планирования главным событием прошедшего года стали учения под эгидой Евро-атлантического координационного центра реагирования на катастрофы (ЕКЦРК) «Богородск 2002», проведенные в России в сентябре 2002 г. В ходе этих учений осуществлялась практическая работа СРН в области чрезвычайного гражданского планирования, отработка повышения совместимости, совершенствование процедур и интенсификация обмена информацией, экспертным потенциалом, опытом.
В области новых угроз и вызовов был достигнут заметный прогресс в научном сотрудничестве и в области противодействия вызовам современному обществу. Одобрена программа работы, направленная на укрепление сотрудничества по таким темам как более качественная подготовка в сфере защиты окружающей среды, использование территорий, высвобождающихся после прекращения военной деятельности, улучшение качества воды на территориях, прилегающих к военным объектам, и экологически чистые промышленные технологии.
В области Инициативы СРН по сотрудничеству в воздушном пространстве начато взаимодействие в сфере управления, безопасности и открытости в области воздушного движения. Проводится исследование по совместимости, направленное на поиск возможных решений для взаимного обмена данными по гражданским и военным картам воздушного движения.
Приведенный выше краткий обзор итогов сотрудничества СРН за год его существования позволяет сделать вывод о том, что на Римском саммите заложен действительно крепкий фундамент для выстраивания партнерства Россия-НАТО. Новые отношения Россия-НАТО под эгидой СРН становятся существенным фактором укрепления мира и стабильности, создания единого пространства безопасности в евро-атлантическом регионе.
♦ ♦ ♦
ВОЙНА В ИРАКЕ: УРОКИ ДЛЯ РОССИИ
Ю.Е. Федоров,
Заместитель директора,
Институт прикладных международных
исследований
«И силой нельзя, и отступать нельзя... Надо, чтоб и победа была, и чтоб без войны.
Дипломатия, понимаешь» Б.Ельцин
Печальная констатация того, что в результате войны в Ираке Россия, вместе с Францией и Германией, оказалась на некоторое время в «лагере проигравших», стала сегодня общепринятой. И потому не вызывает удивления, что в Москве опять ищут ответы на два вопроса, традиционно волнующие российскую интеллигенцию, как, впрочем, и дипломатию: «кто виноват?» и «что делать?». Особое внимание, естественно, уделяется первому из них.
Хотя о подлинном стратегическом партнерстве России и США говорить пока рано, кризис, возникший в российско-американских отношениях в результате войны в Ираке, совместными усилиями высшего политического руководства двух государств во многом удалось преодолеть. Об этом, в частности, свидетельствует атмосфера последней встречи президентов В. Путина и Дж.Буша в Санкт-Петербурге. Тем не менее, важно попытаться ответить на вопросы: в чем, собственно, заключалась внешнеполитическая ошибка? Что привело к ней? Какие содержательные выводы должны быть сделаны? Главный же вопрос: как война в Ираке сказалась на системе международных отношений, и что из этого следует для России?
Могла ли Россия поддержать США и Великобританию?
Подготовка англо-американской операции против Ирака поставила российское руководство в очень сложное положение. В очередной раз проявились антиамериканские настроения, существующие в российском истеблишменте. Политические инстинкты, унаследованные от советского прошлого, сочетались с расчетами карьеристов, усмотревших в колебаниях Кремля накануне и в первые дни войны в Ираке кардинальную смену международной линии и поспешивших стать «большими католиками, чем папа римский». Еще более значимыми были циничные манипуляции противников президента В. Путина, как среди левой оппозиции, так и, подчас, в недрах «партии власти». Возобновление конфронтации с США, к чему они подталкивали Кремль, по сути дела, дискредитировало бы всю международную стратегию президента. Это, естественно, ослабило бы его
позиции накануне предвыборной кампании. Наконец, в России существуют влиятельные группировки бюрократии и экономические лобби, выживание которых во многом зависит от сохранения традиционной советской конфронтации с Западом.
В этих условиях поддержать военную акцию против режима С. Хусейна Москва не могла. Это неизбежно вызвало бы внутриполитические осложнения, превратило бы президента в мишень для критики со стороны политических демагогов самой различной идеологической окраски: левой, ностальгической, националистической, евразийской, антиглобалистской и многих других. Вместе с тем, нельзя было подорвать наметившееся партнерство с США, ставшее в последние годы одним из важнейших элементов внешней политики России.
Кроме того, военная операция против Багдада неизбежно создавала новую стратегическую ситуацию. В случае успеха в войне против режима С. Хусейна США утвердились бы в качестве единственной глобальной военной державы, способной и, главное, готовой использовать военную силу в различных регионах развивающегося мира. Это поставило бы Россию перед сложным выбором: либо принять эту роль Соединенных Штатов и сохранить стратегическое партнерство, но уже в новых условиях, либо попытаться оппонировать США. Первый вариант наталкивался на сопротивление антиамерикански настроенной части российских «элит», второй - не имел каких-либо шансов на успех. Его единственный результат мог состоять в том, что Россия оказалась бы на периферии мировой политики. Но проигрыш англоамериканской коалиции имел бы еще более тяжелые последствия и для России, и для многих других государств. В этом случае в США, скорее всего, возобладали бы изоляционистские настроения. Это неизбежно привело бы к подъему международного терроризма и разного рода экстремистских движений и воодушевило бы «государства-изгои», в том числе в районах, примыкающих к российским границам.
Самый простой путь решения возникшей перед российской внешней политикой проблемы состоял в том, чтобы предотвратить военную операцию против Багдада или, по крайней мере, голосование в Совете Безопасности ООН, вынуждавшее Россию четко обозначить свою позицию: «за» или «против» применения силы в отношении режима С. Хусейна. Осуществление такой тактической линии облегчалось тем, что главным формальным поводом для операции против Багдада было обвинение в отказе от выполнения решения СБ ООН об уничтожении ОМУ и средств его доставки. Иракский режим, видимо, понимая серьезность нависшей над ним угрозы, шел навстречу требованиям меж-
дународного сообщества. Это давало серьезные аргументы тем странам и политическим силам, которые выступали против войны. Правда, никак не учитывалось, что Ирак имел все возможности возобновить разработку и производство такого оружия, как только уляжется шум вокруг его соответствующих программ.
Но в США и Великобритании было принято решение о проведении военной операции против Ирака даже без санкции СБ ООН. Это, по сути дела, оставляло России только одну возможность выйти из сложного положения без существенных потерь: обозначить свое несогласие с военной операцией, но сделать это таким образом, чтобы не спровоцировать обострение отношений с США. Именно таким образом действовал, например, Китай.
Кризис в российско-американских отношениях и его преодоление
О стремлении Москвы не допустить серьезного осложнения отношений с США свидетельствовали неоднократные заявления о необходимости сохранения антитеррористической коалиции, сформировавшейся после событий 11 сентября 2001 г. Не секрет, что сотрудничество с США является несущей конструкцией всей этой коалиции. Тем не менее, российско-американские отношения серьезно осложнились. Этому способствовали два обстоятельства.
Во-первых, в жесткой форме была продемонстрирована решимость не допустить принятия какой-либо резолюции СБ ООН, прямо или косвенно оправдывавшей применение силы против Багдада. Такой подход имел бы смысл, если бы позиция СБ могла повлиять на действия США и Великобритании. Однако, как отмечалось, и в Вашингтоне, и в Лондоне решение о войне против Багдада уже было принято. Более того, об этом решении было хорошо известно. В итоге, действия Москвы и Парижа, поддержанные Берлином, не вызывали ничего, кроме растущего раздражения в американском руководстве и существенно подорвали политический потенциал ООН и ее Совета Безопасности. Последнее прямо противоречило интересам России, для которой членство в СБ является символическим подтверждением практически утраченного статуса великой державы.
Во-вторых, после начала военных действий и вплоть до падения Багдада говорилось о необходимости прекращения боевых действий, выводе войск англо-американской коалиции из Ирака и возобновлении обсуждения иракской проблемы в ООН. Фактически, речь шла о возвращении к status quo ante. Реализация подобного плана означала бы недвусмысленную победу иракского режима, что немедленно подхлестнуло бы экстремистские круги на Ближнем Востоке и в исламском мире в целом.
Одновременно в России развернулась жесткая антиамериканская кампания, срежиссированная социал-реваншистскими кругами. Ее целью, скорее всего, был срыв российско-американских отношений. Последнее, в частности, дало бы немало оснований для резкого роста военных расходов, что может привести к свертыванию экономических реформ. Неслучайно ГД РФ сразу после начала военных действий в Ираке в очередной раз потребовала от президента увеличить военные расходы России до 3,5 процентов ВВП. Кроме того, под аккомпанемент безответственных заявлений многих депутатов парламент отложил ратификацию российско-американского Договора о сокращении стратегических наступательных потенциалов, заключения которого долго и трудно добивалась российская дипломатия.
Первый сигнал о смене проигрышной линии был подан президентом В. Путиным в самом начале апреля. Сначала президент заявил о том, что Россия не заинтересована в поражении США в Ираке, а 3 апреля 2003 г. выступил с развернутым заявлением по этому вопросу.
Россия и США, отметил В. Путин, должны совместно решать проблему нераспространения оружия массового уничтожения и бороться с терроризмом. И, наконец, США являются крупнейшим торгово-экономическим партнером России2. Начавшаяся после этого заявления В. Путина смена установок позволила постепенно преодолеть кризис в российско-американских отношениях. Заключительный аккорд в этом процессе прозвучал во время встречи президентов В. Путина и Дж. Буша в Санкт-Петербурге в конце мая 2003 г. Ее успех был бы невозможен без поддержки Россией резолюции Совета Безопасности ООН № 1483, легализовавшей, помимо всего прочего, сформированные США и Великобританией временные органы управления Ираком.
Вопрос, однако, в том, каковы причины этого кризиса? В России, судя по всему, неверно оценили как военные, так и политические перспективы войны в Ираке. Так, многие военные аналитики исходили из представления о длительном ожесточенном сопротивлении иракских войск и населения, рисовали возбуждающие воображение картины «битвы за Багдад». По-видимому, такие оценки были положены в основу политической позиции.
Не менее ошибочными были вновь обозначившиеся иллюзии о перспективах формирования в результате войны в Ираке «многополярного мира» и ориентация на создание некоего треугольника Россия - Франция - Германия. Появились предположения, что этот треугольник станет важным фактором мировой политики, значение которого выходит за пределы иракского кризиса. Некоторые эксперты всерьез заговорили о «частичном
2 Заявление для прессы Президента России В.В. Путина по иракской проблеме. - 3 апреля 2003 г. // www.mid.ru
демонтаже НАТО» и возможности - пусть в неблизкой перспективе - серьезной военной интеграции в рамках Европейского союза и его военного сотрудничества с Россией. На практике, однако, кризис вокруг Ирака продемонстрировал хрупкость и уязвимость европейского интеграционного процесса в военной и внешнеполитической сферах. А решимость Франции и Германии противостоять англо-американской операции в Ираке, и, по сути дела, - стратегической линии США в целом, - оказалась принципиально преувеличенной.
Но главная причина дипломатического провала, видимо, состояла в антиамериканском синдроме, характерном для значительной части российского истеблишмента. Им заражены не только престарелые рыцари холодной войны, но и «новые русские ястребы» в костюмах от Канали и Кардена, в том числе, задающие тон во многих СМИ. Такой интеллектуальный и эмоциональный климат нередко диктует направленность аналитических выкладок и заставляет отбрасывать варианты, не укладывающиеся в рамки желаемого.
И поэтому один из важнейших уроков иракского кризиса состоит в следующем: если при принятии принципиальных государственных решений не будет преодолена эта особенность менталитета российского политического класса, внешняя политика будет периодически попадать в ловушку антиамериканизма и, соответственно, в кризисы, последствия которых могут оказаться весьма тяжелыми. Нельзя допустить, чтобы антиамериканский синдром искажал восприятие новой ситуации, складывающейся в мировой политике после иракской войны.
Мир после иракской войны
Анализируя ситуацию, складывающуюся в мире после войны в Ираке, эксперты и политики, как правило, обращают внимание, прежде всего, на перспективы послевоенного урегулирования, задаются вопросом: не станут ли сирийский и иранский режимы следующими объектами военных акций США, как будут складываться отношения США с Францией и Германией. При том, что эти проблемы весьма важны, они, однако, не охватывают весь спектр и глубину изменений, происходящих в мировой политике. Как справедливо подчеркнул Г. Киссинджер: «... Идет замена международной системы, появившейся в результате Вестфальского мира, на новую, созревающую систему» 3. Для этой системы, по его мнению, характерны размывание принципа национального суверенитета и появление новых угроз, нейтрализация которых требует превентивных действий, а также опасность распада «атлантического мира». И действительно, война в Ираке стала вторым, после событий 11 сентября 2001 г., свидетельством кардинальных перемен, затрагивающих многие фундаментальные принципы мировой политики. Про-
3 "Шек ат Sonntag". - 4. 2003.
цесс этот далек от завершения, но определенные черты новых международных отношений проявились достаточно четко. Вопрос в том, сможет ли Россия, как и все иные страны, адаптироваться к этой системе или окажется на ее периферии.
В отличие от прошлого десятилетия, когда, как казалось, мировая политика обуславливалась в основном экономическими проблемами, после событий 11 сентября 2001 г. на первый план вышли вопросы безопасности. При этом главным источником угроз национальной и международной безопасности сегодня и в обозримом будущем являются экстремистские движения и организации, нередко получающие государственную поддержку. Эти движения и содействующие им режимы руководствуются радикальными идеологиями, прежде всего, исламского экстремистского толка, стремятся остановить процессы модернизации традиционных обществ и воспрепятствовать глобализации. Их главным оружием является терроризм, они пытаются получить оружие массового уничтожения, в том числе и для осуществления террористических акций. В итоге складывается новая ось глобального конфликта - между государствами и режимами, заинтересованными в стабильности и втянувшимися в процесс глобализации, с одной стороны, и экстремистскими движениями и режимами, действующими в тесной взаимосвязи с организованной преступностью, - с другой.
Война в Ираке стала успешным испытанием новой американской стратегии безопасности, сформулированной администрацией Дж.Буша после 11 сентября 2001 г. Ее суть в том, что реальные угрозы американской безопасности сегодня порождаются международным терроризмом, сопряженным с распространением ОМУ, а также «государствами-изгоями», бросающими вызов цивилизованному миру. Защищая свою безопасность, по заявлениям представителей американской администрации, США будут действовать решительно и независимо от того, получат ли они одобрение международного сообщества и своих союзников или нет.
Такая постановка вопроса вызвала озабоченность тех, кто ориентируется на многосторонние механизмы и международные институты по обеспечению безопасности. Однако нынешняя американская стратегия отражает не только позиции так называемого консервативного крыла в вашингтонском истеблишменте, но и, что самое главное, глубокие сдвиги в массовом сознании американского общества. «Средний американец» не может понять, почему, когда речь идет о защите его жизни от посягательств со стороны террористов, правительство должно согласовывать свои действия с ООН или какими-либо иными институтами. Более того, превентивные (или упреждающие) действия являются оптимальными при борьбе с терроризмом. В противном случае придется признать, что
удары по террористам оправданы лишь после совершения ими террористических актов.
Среди важнейших черт складывающейся мировой системы - новый раскол Европы. Его линии пролегают не только между элитами в их отношении к действиям Вашингтона, но и между некоторыми европейскими столицами. Намного важнее, что появляется линия раскола между европейским и американским обществами. Значительная часть европейского общественного мнения с тревогой воспринимает нынешнюю американскую стратегию, другая - не видит иного пути для континента кроме сохранения союза с США. В итоге, перспективы политической и военной интеграции Европы оказались под вопросом.
Кризис европейской идентичности и порожденные им трансатлантические противоречия вызвали серьезные трудности в ЕС и НАТО. Перспективы их преодоления пока неясны. Европейские элиты хорошо понимают необходимость тесного военного союза с Соединенными Штатами, в том числе в силу растущего отставания от США в военной области. Но европейское общественное мнение, зараженное пацифизмом и антиглобализмом, опасается, что Европа может быть втянута в конфликты и войны в исламском мире, и стать жертвой массового терроризма.
Война в Ираке еще раз высветила маргинальную роль ООН как инструмента поддержания международного мира и безопасности. Подтвердилась изначальная зависимость эффективности действий Совета Безопасности от способности пяти его постоянных членов найти общую точку зрению и общую позицию. Поэтому, если такая общая позиция возникает, то Совет Безопасности может легитимизировать ее, но если единого подхода выработать не удается, то он оказывается бесполезным.
Существующие международные механизмы поддержания безопасности, в том числе НАТО, оказываются мало приспособленными для решения новых задач. Вопрос о том, смогут ли они адаптироваться к складывающейся ситуации, остается открытым. В этих условиях, неформальные «коалиции заинтересованных» или ad hoc коалиции становятся более эффективными, а в ряде случаев - единственно возможными инструментами коллективных действий против террористических движений и экстремистских режимов.
Россия: новые возможности и новые опасности
Новая глобальная стратегическая ситуация с одной стороны чревата для России новыми угрозами, а с другой - открывает для нее новые возможности. Наряду с США, Израилем и Индией, Россия стала главной мишенью международного терроризма исламского толка. Эта все более опасная угроза подталкивает Россию к сотрудничеству с США, Израилем и Индией в этой наиболее важной
сфере обеспечения международной безопасности. Нельзя исключать, что Россия вместе с названными государствами рано или поздно образует относительно устойчивую «коалицию заинтересованных», которая станет центром борьбы с международным терроризмом.
Особую важность имеет сегодня сформулированное президентом В. Путиным представление об угрозах национальной и международной безопасности в мире после иракской войны4. То обстоятельство, что восприятие угроз, изложенное в Послании президента РФ, практически полностью совпадает с американским видением внешних угроз, открывает путь к подлинному стратегическому партнерству двух государств. При этом не только в Вашингтоне, но и в Москве всерьез рассматривают возможность нанесения превентивных ударов по базам террористов, в том числе за пределами российской территории. Учитывая выявившиеся в ходе войны в Ираке трансатлантические разногласия и тенденции развития европейского общественного мнения, российско-американское сотрудничество в области обеспечения безопасности может оказаться более перспективным, чем традиционное военное и военно-политическое сотрудничество США и Европы.
Однако, это - скорее, теоретическая, а не практическая возможность. В России еще не преодолено сопротивление строительству стратегического партнерства с Соединенными Штатами. Российские СМИ, в том числе и не связанные с левой оппозицией, постоянно возвращаются к теме американской военной угрозы для России. Руководство страны подталкивают к действиям, объективно противоречащим интересам ее безопасности и мешающим налаживанию продуктивного взаимодействия с США.
Пример - ядерная программа Ирана. Полученные недавно свидетельства стремления Ирана создать ядерное оружие диктуют необходимость пересмотра подхода России к сотрудничеству с ним в ядерной области. Обретение Тегераном ядерного оружия будет представлять исключительную опасность для окружающих государств, в том числе для России. Однако Министерство по атомной энергии РФ упорно настаивает, что поставки в Иран ядерного топлива могут осуществляться и без того, чтобы Иран присоединился к Дополнительному протоколу к Соглашению с МАГАТЭ о гарантиях. Между тем, этот протокол является, по сути дела, единственной правовой основой для надежного контроля со стороны Международного агентства по атомной энергии над иранскими ядерными программами. О последнем прямо говорил президент В. Путин: «Мы будем настаивать на том, чтобы все иранские программы в ядерной области были поставлены под контроль этой организации. И будем строить своё сотрудничество со всеми странами исходя из того, на-
4 См. Послание Федеральному Собранию от 16 мая 2003 г.
сколько они открыты и насколько они в состоянии поставить свои программы под контроль МАГАТЭ» 5.
Иными словами, основная опасность для России в формирующейся глобальной стратегической обстановке связана с неспособностью адаптироваться к новым международным условиям. При этом кризис, возникший в связи с войной в Ираке, позволяет сделать вывод о том, что декларации о стратегическом партнерстве с США и другими государствами, заинтересованными в реальной борьбе с новыми угрозами, должны быть заменены практическими действиями. И потому подлинной проверкой решимости России и США сотрудничать в деле обеспечения международной безопасности станет их способность к согласованным шагам по предотвращению ядерного вооружения Ирана и Северной Кореи, реализации «дорожной карты» израильско-палестинского урегулирования
и решению других актуальных проблем. ♦ ♦ ♦
НОВЫЙ АТЛАНТИЗМ ПРОТИВ СТАРОГО ЕВРОПЕИЗМА
Проф. Ю.П. Давыдов,
Главный научный сотрудник, Институт США и Канады РАН
21 ноября 2002 г. на саммите НАТО в Праге было решено удовлетворить заявку семи стран Центральной и Восточной Европы (Литвы, Латвии, Эстонии, Словении, Словакии, Румынии и Болгарии) на вступление в Альянс. Таким образом, уже в недалеком будущем НАТО будет насчитывать 26 государств. А может быть и больше, ибо среди кандидатов могут появиться Хорватия и Македония (а впоследствии, возможно, - Сербия и Албания). Менее чем через месяц после этого события, 12-13 декабря 2002 г., на саммите Европейского союза в Копенгагене его руководители согласились расширить состав ЕС, интегрировав в него сразу десять новых членов - Чехию, Венгрию, Польшу, Литву, Латвию, Эстонию, Словению, Словакию, Мальту и Кипр (греческую его часть). 18 апреля 2003 г. в Афинах был подписан договор об этом расширении ЕС, который должен быть ратифицирован членами союза и кандидатами. Таким образом, в мае 2004 г. ЕС будет насчитывать 25 членов, а в 2007 г., скорее
5 Выступление Президента России В.В. Путина на пресс-конференции по итогам встречи глав государств и правительств стран "Группы восьми", Эвиан, Франция, 3 июня 2003 г. // www.mid.ru.
