CC BY
189
Э. В. Ермакова
д - р ист. наук, профессор, ДВГУ
Е. А. Георгиевская
аспирантка ДВГУ
ВОСТОЧНЫЙ ФАКУЛЬТЕТ в 20-30 годы
Апрель 1920 г. стал важной вехой в истории развития дальневосточного востоковедения. Постановлением Временного Правительства Дальнего Востока - Приморской областной земской управы - от 17 апреля 1920 г. об учреждении Дальневосточного Государственного Университета Восточный институт был реорганизован в восточный факультет. Сделано это было в соответствии с желаниями и стремлениями его преподавателей.
Однако, поднимая вопрос о преобразовании института в университет, дальневосточные востоковеды полагали создать научный центр по исследованию проблем филологии и страноведения зарубежного Дальнего Востока. Для этого из учебного плана Восточного института был исключен весь комплекс юридических и коммерческих дисциплин, с сохранением лишь квинтэссенции востоковедного образования. Этот научный центр должен был владеть правами научной автономии, иметь собственное название /по примеру Восточного института при Венском университете/ и все принадлежавшие Восточному институту учебно-вспомогательные учреждения и имущественные права. От университета, в рамках которого он должен был работать, новоиспеченный факультет ожидал лишь материальной поддержки, но никак не вмешательства в свои дела и посяганий на собственность. Но все произошло наоборот. И факультет перешел в некое подобие оппозиции учрежденному университету, демонстрацией чего служило поданное 20 января 1921 г. Е. Г.Спальвиным в Совет Университета заявление о невозможности для него присутствовать на его заседаниях вследствие явно недоброжелательного отношения к восточному факультету вообще и к его декану в частности 1. Пока это подобие оппозиции было еще возможно. Ректором университета был востоковед Г.ВЛодставин, естественно, старавшийся идти навстречу своим коллегам. Сам факультет представлял собой коллектив единомышленников, т. к. состоял из ученых и студентов, преследовавших в общем одни и те же цели.
Октябрь 1922 г. ознаменовался победой Советской власти на Дальнем Востоке. Она была принята далеко не всеми членами факультетской корпорации. Мнения резко разделились. Уехал, начав свой трагический путь скитаний по загранице, первый русский специалист в области корейской словесности, Г.ВЛодставин. Значительная часть студенчества, обучавшегося на факультете до 1923 г., либо оставила учебу, либо выехала на практику в Китай. Но часть востоковедов были захвачены волной революционного энтузиазма в надежде на светлое будущее.
Восточный факультет был реформирован в факультет с четырьмя отделениями: китайским, монгольским, японским и краевым. Началось чтение трех общеуниверситетских курсов: к ранее читаемым - социологии, общему учению о праве и государстве - добавлялся курс истории социализма. Были созданы новые кафедры: тибетской словесности, истории языка и культуры Индии, а также политики, законодательства и экономического строя народов Восточной Азии. В порядке эксперимента был образован пятый курс 2. Студенты факультета в зависимости от избираемых ими для изучения одной или нескольких восточных стран распределялись по соответствующим отделениям, которых было установлено в конечном счете 5: 3 основных и 2 специальных с меньшими подотделами. Основными отделениями были: китайское (с подотделами китайско-маньчжурским, китайско-монгольским, китайско-корейским (классическим) и специально китайским), японское (с японско-корейским, японско-китайским, японско-маньчжуро-монгольским и специально японским подотделами) и монгольское (с подотделами: монголо-тибетским, монголо-маньчжурским и тюрко-монгольским). Специальными отделениями являлись китайско-индийское, состоявшее из индо-китайско-малайского и специально индийского подотделов отделение и русско-дальневосточное (краевое) с подотделами: маньчжуро-тунгусо-монгольско-бурятским (туземно-инород-ским) и китайско-японско-корейским (иммиграционным). Преподавание разделялось по специальностям: помимо прохождения общего курса востоковедения по тому или другому отделению, учащиеся начиная со второго курса могли избирать для себя определенную специальность. Существовало три основных специальности: 1) историко-филологическая (просветительно-педагогическая) с секциями: филологической, литературно-публицистической, исторической (историко-археологической), философской, педагогической и этнографической (социально-бытовой); 2) общественно-правовая с секциями: дипломатической (политической) и судебной; 3) общественно-экономическая с секциями: торгово-промышленной, банковской и кооперативной.
В зависимости от того, к какого рода деятельности готовил себя учащийся, начиная с третьего курса студентам представлялась возможность, по их желанию и соглашению с преподавателями, устанавливать для себя дальнейший порядок прохождения курса по двум разрядам: готовившихся к научно-исследовательской деятельности и - к практической деятельности. Продолжительность обучения на всех отделах по всем специальностям составляла четыре года с возможным добавлением пятого дополнительного курса для тех, кто хотел посвятить себя научноисследовательской деятельности и получить научное звание. На факультете сохранялся крепко спаянный коллектив "старой", дореволюционной профессуры. Видимо, именно благодаря его давлению, Совет восточного факультета в октябре 1926 г. отмечал, что факультет считает своим долгом быть здесь центром русского научно-практического востоковедения. Но одновременно с этим факультет рассматривал себя как лабораторию по выпуску квалифицированных работников для обслуживания многочисленных нужд Рабоче-Крестьянской Республики, которые выявлялись на Дальнем Востоке в международно-правовой и торгово-промышленной деятельности. В конце 1926 г. структура факультета включала уже только три разряда: китайский, японский и корейский (причем последний не открывался из-за отсутствия квалифицированного руководителя и недостатка средств). Основой для каждого разряда было науч-
но-практическое изучение разговорного и письменного языка страны, экономики, права, политико-общественного строя и культуры.
Таким образом, традиции Восточного института на востфаке ГДУ в двадцатые годы в основном сохранялись 4 Он давал своим студентам востоковедную подготовку, не сообщая им специальные технические знания и навыки, уделял внимание истории, культуре, философии (как видно из названий секций) народов Дальнего Востока. Кроме того, факультетом открыто провозглашалась подготовка своих студентов к научно-исследо-.. вательской деятельности, в чем уже был отход от ультрапрактицизма Восточного института и от требований Советской власти, готовить вос-токоведов-практиков.
В 1927-1928 гг. ситуация, однако, кардинально изменилась. Преподаватели факультета разделились на две противоположные группы. На один полюс отошла группа, назвавшая себя "новыми работниками восточного факультета". Как правило, это были люди, пришедшие из журналистики и с других участков практической работы. В.Н.Никифоров, например, характеризует их как работников, новых в науке, но сильных знакомством с жизнью, с практикой, умевших, пусть еще не в совершенстве, применять марксистско-ленинскую теорию к познанию общественных явлений. Это были люди, не имевшие опыта преподавательской работы, слабые в научном отношении, но считавшие, что именно они владеют единственно верным методом познания действительности. Примером таких новых работников, видимо, может служить характеризуемый следующим образом преподаватель кафедры японоведения В.И.Серебря-ков: "Молодой, неоформившийся специалист, в работе небрежный, неавторитетный, но идеологически близкий к партии и способный проводить ее линию" 5.
Эта группа "новых работников" принялась клеймить оставшихся на другом полюсе "преподавателей бывшего Восточного института". Их критиковали за то, что они отстаивали необходимость изучения восточных языков как главных предметов. Можно лишь предположить, что недовольство "новоиспеченных" преподавателей вызывало глубокое изучение языков народов Дальнего Востока "бывшими профессорами Восточного института" при отсутствии у них "должного внимания" к марксистской методологии, социологии, которые рассматривались первыми как ведущие дисциплины.
В феврале 1927 г. комиссия по обследованию ГДУ по настоянию, видимо, новых преподавателей восточного факультета сформулировала его целевую установку: "Восточный факультет должен готовить экономистов, знающих английский язык и языки стран Дальнего Востока". Формулировка эта была крайне расплывчива. Вместо решения вопроса: "Что такое востоковед?" она поставила другой вопрос:"Что такое экономист?" Наконец, новым учебным планом, принятым Государственным Ученым Советом 17 января 1928 г., эти вопросы, по мнению "новых работников востфака", разрешались. В соответствии с ним востоковед должен был изучать ту или другую страну Дальнего Востока: не бесконечные трудности и тонкости восточных языков, которые, как считали "новаторы", можно было изучать всю жизнь, а экономику страны и ее социальнополитический строй 6.
Итак, происходила переориентация целевой установки востфака. Если до 1927-1928 г. он готовил преимущественно ориенталистов-языковедов и ориенталистов-экономистов, то в 1928 г. филология отходила на задний
план. Ее место заполняла экономика, для изучения которой считалось необходимым овладение марксистско-ленинской теорией и некоторыми общими экономическими дисциплинами, а также знание практического языка данной страны и английского. Помимо этого, новаторы настаивали на подчинении факультета Особому Комитету при ЦИК, установлении особых правил приема, обеспечении его марксистскими научными силами... При невыполнении этих требований факультету, по их мнению, грозило превращение в школу переводчиков или промышленно-экономический техникум 7. Среди упомянутых требований были также и регулярная заграничная практика студентов, и издание необходимых словарей и пособий, и выписка необходимой литературы в пределах лимита.
Насколько все эти требования были удовлетворены, выяснить из-за отсутствия необходимых документов не представляется возможным. В
1930 г. ГДУ был ликвидирован, а на базе его факультетов было создано пять отраслевых институтов. Из восточного факультета был создан Институт Народного Хозяйства. В нем было намечено два отделения: экономическое и лингвистическое. Впоследствии они были превращены в факультеты: экономический (с пребыванием в Хабаровске) и - востоковедения - (во Владивостоке). Последний был восстановлен в составе вновь образованного ДВГУ постановлением СНК РСФСР от 13 июля
1931 г. и просуществовал до 1939 г. 8.
Его целью стала подготовка работников, знавших китайский, монгольский или японский, а также английский языки и способных удовлетворить требования хозяйственных, торговых и других советских организаций (имевших право самостоятельной работы за границей), равно как и нужды обслуживания организованного китайского и японского населения на территории Советского Союза по профессионально-хозяйственной и советской линиям. Так что выпускники факультета востоковедения имели теперь не только краевое, но и общесоюзное значение. Причем преподавателями факультета подчеркивалось, что если в данный момент не организовать на новых началах высшую Востоковедно-практическую школу с упором на восточные языки, то в Советском Союзе не будет требуемого обстоятельствами научно-практического характера специального высшего учебного заведения с указанными заданиями. А спрос, по их оценкам, на такого рода работников был не мал. На ближайшие пять лет требовалось около 650 человек. Исходя из этих соображений, решением Далькрайкома от 23 августа 1932 г. перед востоковедным отделением ставилась задача подготовки для учреждений и организаций края хозяйственно-культурных кадров экономистов-референтов и лингви-стов-переводчиков по экономике и языкам Японии и Китая. По мнению А.В.Маракуева, этим востфак превращался в лингвистический вуз, целью которого становилась подготовка специалистов по восточным языкам и референтов по странам зарубежного Востока 9. Достижение этой цели было возможно, с точки зрения руководства университета и края, вследствие "неплохо сохранившихся старых научных работников: специалистов-лингвистов на кафедрах японского и китайского языка" '°. Благодаря им выпускники имели возможность неплохо знать разговорный и литературный японский и китайский языки.
Итак, в период, когда всех отечественных востоковедов ориентировали на подготовку экономистов, специалистов в определенных технических областях, востоковедам Дальнего Востока почему-то разрешалось готовить лингвистов... Но при этом реорганизованный востфак становился
"закрытым" учебным заведением с правом поступления на него только членов партии и, в виде исключения, комсомольцев. Причем главной задачей его являлась подготовка кадров для улучшения взаимного понимания народов стран Восточной Азии и Советского Союза, помощи в борьбе за независимость и освобождение. Эти факты дают основание предположить, что уже в начале 30-х гг. дальневосточным востоковедам вменялась главная их обязанность - подготовка разведчиков под прикрытием подготовки лингвистов.
Однако подготовка кадров для разведорганов была не единственной задачей дальневосточных востоковедов. Продолжали они готовить и специалистов для хозяйственных организаций края. Это видно из Докладной записки Президиума Совета дальневосточного отделения Всесоюзной торговой палаты и дирекции ДВГУ, направленной ими в Президиум Даль-крайисполкома, Владивостокский горсовет, Уполнаркомвнешторга по ДВК Ромму. В записке констатировался факт разрыва между суммой знаний, которой располагали выпускники, и конкретными требованиями, предъявлявшимися хозяйственниками. В ней же указывалось, что "лучшая часть студенческой общественности и профессорско-преподавательского состава Восточного отделения" при поддержке парткома выдвигает вопрос о полной реорганизации Восточного отделения в самостоятельный вуз -Восточно-Экономический институт в системе Наркомвнешторга. Аргументировалось это предложение, во-первых, экспортным характером экономики края. Во-вторых, тем, что значительная доля экспорта состояла из сырья или полуфабрикатов, дававших пониженный валютный эффект. Данная ситуация объяснялась чрезвычайной бедностью теоретических и практических знаний Советского Союза в области внешней торговли и смежных вопросах (особенно в сравнении с суммой мероприятий, проводившихся его конкурентами, в частности Японией). Как выход из этого положения предлагалась организация Восточно-Экономического института, способного при должной постановке стать не только Высшим Экономическим вузом, но и центром научной мысли по изучению конкретной экономики тихоокеанских стран 11.
План не нашел поддержки у краевых органов. Это, видимо, было связано с тем, что более, чем в расширении своей экспортной деятельности, они были в данный период заинтересованы в укреплении армии и скорее всего, тех же разведорганов. Об этом свидетельствует переписка между краевыми органами и начальником 4 отдела штаба ОКДВА в 1932-1933 гг. В частности, директива Начальника IV отдела Штаба ОКДВА Валина директору ДВГУ А.ВЛонамареву определяла целью факультета подготовку военных переводчиков японского и китайского языка, в объем знаний которых должны были входить знание языка страны и ее армии. Изучение языка было одним из основных предметов курса востфака. Часы, отводившиеся на военную подготовку, должны были использоваться для углубленного изучения языка и, главным образом, для подготовки студентов как военных переводчиков. Вместе с тем предполагалось военизировать и всю программу по изучению иностранного языка на факультете, чтобы с самого начала студенты осваивали военную терминологию. Особое внимание обращалось на изучение Маньчжурии, и экспансии Японии против нее 12. Осуществление этого плана являло бы собой едва ли не "пиррову победу" лингвистов, старых востоковедов: лингвистика? - Да... но милитаризированная.
Однако к этой всеобъемлющей милитаризации не были готовы ни декан факультета Булатов, ни директор ДВГУ А.ВЛонамарев. В секретной депеше в Наркомат Управления университетов Габидуллину в октябре
1933 г. (директива Валина также датирована октябрем 1933 г.) они настаивали на изменении целевой установки факультета совершенно в другом направлении. Главной его задачей, по их мнению, должна была стать подготовка научно-исследовательских кадров в области истории, экономики, лингвистики сопредельных стран. При этом часть кадров, подкованных марксистско-ленинской теорией, должна была готовиться для практической оперативной работы в организациях, связанных с внешней торговлей и внешнеполитической работой. Учебный план предполагалось построить так, чтобы на специальностях "История" и "Экономика" центр тяжести был перенесен на изучение истории классовой борьбы, революционного движения, компартии, вопросов внешней политики, народного хозяйства, экономики, данных стран. На специальности "Лингвистика" особое и большое внимание должно было уделяться истории, теории и фонетике языка, марксистскому языкознанию и литературе. Выпускников планировалось направлять на ДВФ АН - сектор востоковедения, научноисследовательские экспедиции, Дальневосточный комитет нового алфавита и т.д. 13.
В итоге в 1933 г. всецело военизировать факультет не удалось. Постановлением Совещания при Культпропе Отдела ДВК ВКП (б) от 14 апреля 1934 г. его основной задачей признавалась подготовка образованного востоковеда, хорошо владеющего как литературным, так и разговорным языком изучаемой страны м. Данный факт вызывает большое удивление, т.к. месяцем раньше, в марте 1934 г., в связи с обострением положения на Дальнем Востоке, в Ленинградском Восточном институте решением директивных органов был создан особый японский сектор, начальником которого был назначен ЛЯ.Сокольский, а заведующим кафедрой - профессор Н.И.Конрад 15. Итак, в Центре принимались экстраординарные меры, а на самом Дальнем Востоке основной задачей восточного факультета признавалась подготовка образованного востоковеда. Можно лишь предположить, что это была только маскировка, т.к. сведения о задачах стратегически важного факультета помещались в
1934 г., в момент обострения отношений на Дальнем Востоке, в деле без грифа "Секретно", в то время как менее значительная информация по факультету, например о материальных условиях его существования, строго засекречивалась. Но это, безусловно, лишь только предположение, вполне вероятно, не соответствующее действительности.
Несомненно только то, что милитаризация факультета шла полным ходом в ферале 1939 г. Во всяком случае, в протоколах Совета факультета содержится упоминание о военном отделении, на которое была переброшена основная часть студентов-китаистов второго курса. На этом отделении слушателей насчитывалось в три раза больше, чем на двух курсах восточного факультета 16. А 26 февраля 1939 г. был составлен проект постановления о порядке расформирования востфака ДВГУ: считать целесообразным перевод по особому отбору студентов восточного факультета для продолжения образования на 1 и 2 курсы военного отделения. Студенты, окончившие 3 и 4 курсы востфака, должны были использоваться на практической работе по языку в качестве переводчиков. На это отделение отбирались только хорошие специалисты-преподаватели в области китайского языка.
Преподаватели факультета вели не только учебную, но и значительную научную, методическую работу. В 20-30-е гг. кафедры китайского и японского языков подготовили и издали большое количество пособий. Заведующий кафедрой китайского языка профессор А.В.Рудаков, которого характеризовали как одного из трех лучших знатоков китайского языка в Союзе, подготовил к печати следующие работы: "Основные элементы китайского литературного языка со стороны синтаксиса и стиля в связи с историей языка и литературы"; "Очерки торгового быта современного Китая: Пособие к изучению коммерческой терминологии и коммерческих документов;" "Словарь китайских терминов". В рукописи имелись еще 4 работы.
Руководством университета, однако, этот знаток нескольких западноевропейских языков, свободно владевший китайским, известный как научная величина международному научному миру 17, подвергался жестокой критике за "консервативность" его как научных, так и политических взглядов. "Новых" преподавателей возмущали его "крайне консервативная передача знаний", его тяготение к тому материалу, которым он пользовался 15-20 лет назад, безразличие ко всякого рода нововведениям, нежелание перестраиваться политически '8. Это недовольство "новаторов" А.В.Рудаковым разделялось и вышестоящими инстанциями, следствием чего стала последовавшая сразу после издания конфискация его книги "Практический словарь служебных слов китайского литературного языка". Причина ее - в содержащихся в труде примерах, иллюстрировавших грамматические правила, "которые, с точки зрения современности, являлись неприемлемыми для советского читателя" 19. Факультету пришлось вступиться за "опальную работу". В его ходатайстве перед Крайоно указывалось в первую очередь на совершенное отсутствие каких-либо пособий по данному предмету, побудившее факультет востоковедения приступить к изданию данного словаря, целью которого, как отмечалось, было содействие изучению письменного китайского языка студентами ориентальных высших учебных заведений. Словарь предназначался также как пособие лицам, имевшим дело в своей научно-исследовательской или чисто практической работе с литературным китайским языком. В ходатайстве говорилось, что уже появление первого выпуска словаря обратило на него внимание лиц, изучавших китайский язык как в Советском Союзе, так и за границей. На основании вышеизложенного факультет просил Крайоно незамедлительно снять запрет с книги профессора А. В. Рудакова. Руководство факультета полагало, что Рудакова, как специалиста в области формальных знаний о китайском языке, нужно поддержать. Аналогичным образом относилось оно и к другим "старым специалистам". Их критиковали за политическую апатию, консервативность методологии, но существование факультета, совершенно справедливо, без них не представляли. Ведь именно они давали студентам востоковедное образование - ради получения которого и был создан Дальневосточный центр востоковедения.
К их числу принадлежал и ТДЧервонецкий, доцент, преподававший грамматику китайского языка, работавший на востфаке с осени 1926 г. Директор ДВГУ АВЛонамарев в своем рапорте в Культпроп Крайкома ВКП (б) писал, что Т.Д.Червонецкий, при всем его реакционном отношении к латинизации китайской письменности, является высокоценным знатоком китайского языка и хорошим преподавателем. Им были изданы
"Учебник литературного китайского языка", "Словарь военной терминологии".
В целом кафедра вела довольно активную научно-исследовательскую и методическую работу. В 1939 г. она издала "Учебник китайского разговорного языка", "Конспект лекций по синтаксису китайского литературного языка", "Хрестоматию по китайскому военному стилю" 20.
Работа кафедры проходила, однако, в весьма сложных условиях. Ее обвиняли в: отсутствии самостоятельной работы студентов; отсутствии дифференциации материала для студентов разных способностей; уравниловке в оценке знаний; преподавании старого, не связанного с современностью материала; отсутствии руководства работой лектора-китайца. Эти обвинения были выдвинуты комиссией, обследовавшей кафедру китайского языка в первой половине 30-х гг. Комиссия состояла из преподавателя кафедры японского языка К.П.Феклина и двух студентов: Денищенко и Потапова. Отвечая на их обвинения, завкафедрой А.В.Рудаков писал, что официальный стиль китайского языка всесторонне разрабатывался в течение многих десятков лет и изучить его было невозможно, штудируя случайный материал только потому, что он был новым. Кафедра отмечала, что при чтении отчета сразу бросалась в глаза тенденция: представить студентов китайского отделения невинными агнцами, страдавшими от применения научными работниками кафедры в преподавательской работе старорежимных методов, шедших вразрез с советскими методиками преподавания иностранных языков. Преподаватели обвинялись в безответственности, формальном отношении,"погоне за количеством иероглифов в ущерб качеству проработки их", в курсе на самого сильного студента с предоставлением остальных их собственной судьбе. Коллектив кафедры не согласился с обвинениями комиссии.
Кафедра японского языка первоначально сохраняла традиции Восточного института. Она готовила и выпускала литературу по японскому языку: учебное пособие Т.С.Юркевича, очерк П.С.Ануфриева, доклад НЛ.Овидиева о современном состоянии литературного японского языка и единственную, изданную во Владивостоке, монографию "Очерки морфологии настоящего времени японского языка", опубликованную в 1929 г. НЛ.Мацокиным, преподававшим во Владивостоке с дореволюционного времени до начала 30-х гг. В 30-е гг. кафедра подготовила сборник научных работ, среди которых была статья НЛ.Овидиева о предикации японского глагола. Однако сборник не увидел свет, т.к. статья Овидиева не соответствовала "новому учению о языке" Н.Я.Марра. Дальневосточными японистами были изданы: учебник японского разговорного языка доцента Т.С.Юркевича и К.П.Феклина, "Хрестоматия японского разговорного языка", "Грамматика японского языка" доцента НЛ.Овидиева, "Сборник образцов японской художественной литературы" 2|.
Руководил кафедрой с 1932 г. Н.П.Овидиев. В служебной характеристике ученый оценивался как квалифицированный лингвист, хорошо владевший литературно-газетным стилем и языком Японии, хороший знаток литературного и разговорного языка, неплохой преподаватель 22. Директор ДВГУ А.ВЛонамарев писал о нем в рапорте 1934 г. как о единственном в крае знатоке японского языка 23. Одновременно с этим в характеристике отмечалось, что к политическим вопросам ученый интерес проявляет, но свои суждения оставляет при себе, что в общественной работе принимает участие по необходимости и за политической современностью не успевает. Следствием такого "отставания ученого от со-
временности," как указывалось в характеристике, стало допущение им ряда теоретических ошибок: например, в номерах 3-4 Прессбюро была помещена статья ренегата коммунизма, "которая им квалифицировалась
_ .. 24 г-ч
как статья коммуниста Японии" . В другой характеристике подчерки-
валось, что работает Н.П.Овидиев над собой много, но исключительно односторонне: в области японского языка - отсюда невысокий уровень политического развития 25.
Итак, Николай Петрович Овидиев был типичным представителем ста-. рой школы профессоров Восточного института. Образованнейший специалист в области японского языка и японской литературы, он был весьма далек от политических интриг и хитросплетений. Большинство его коллег по кафедре были, как видно из их служебных характеристик, людьми того же типа. Например, К.П.Феклин, считавшийся одним из высококвалифицированных специалистов, преподавателей японского языка, много работавший в области углубления знаний по языку и улучшения методов его преподавания, но в общественно-политической работе себя не проявивший 26; П.С.Ануфриев, в характеристике которого для Культпропа Крайкома ВКП (б) говорилось: "свою дисциплину знает хорошо (грамматику японского языка), в методах преподавания очень сильны традиции старых методистов Восточного института, перестраивается с трудом и медленно, политически неграмотен 27.
Преподавателям такого типа скорее всего можно было предъявить политические обвинения не только в отсутствии симпатии к Советской власти, но и в работе против нее и даже в шпионаже, тем более что они посещали зарубежные страны, особенно Японию.
Международная обстановка на Дальнем Востоке в 1936 г. становилась сложной. Япония вступила в "Антикоминтерновский пакт" и в 1937 г. начала войну за захват Китая, грозя безопасности советского Дальнего Востока. В самом Советском Союзе нарастала волна подозрительности, истерии, уверенности в существовании "пятой колонны" Японии в стране, особенно на Дальнем Востоке. Под все это была подведена теоретическая база - теория усиления классовой борьбы по мере движения СССР по пути социализма, выдвинутая Сталиным на февральско-мартовском Пленуме ЦК ВКП (б) 1937 г. Пленум и его решения об уроках вредительства, диверсий и шпионажа японо-немецких троцкистских агентов послужили сигналом для развертывания массовых репрессий против всего населения страны. В них попали и преподаватели ДВГУ, ДВПИ, ученые ДВФ АН СССР. Единичные аресты, которые имели место в ДВГУ в 1932-1935 гг. (арестовывались преподаватели английского языка Ливии, ААСмоллер, японского языка - Ц.Бадмаев) - сменились массовым арестом востоковедов университета в 1937-1938 гг. Причина арестов — якобы наличие в университете контрреволюционной организации, входящей в правотроцкистский блок, возглавляемый председателем Далькрайисполко-ма Г.М.Крутовым. Начиная с июля-августа 1937 г. по ноябрь 1937 г. органы НКВД арестовали основную часть преподавателей-востоковедов. Среди арестованных - японисты Н.П.Овидиев, К.П.Феклин, З.Н.Матвеев, КАХарнский, Е.Г.Нельгин, И.Т.Быков, АЛ.Ещенко, М.Н.Востриков, китаисты - декан факультета ВАВойлошников, доцент А.В.Маракуев. Арестованы были и ряд бывших руководителей университета. В мае-июле 1938 г. арестовали востоковедов - доцента ИАКлюкина, уже не работавшего в университете, доцента Т.С.Юркевича, переехавшего в Москву, преподавателя А.И.Яшина, поступившего на работу в университет в 1937 г.
В постановлениях об аресте преподавателей использовалась формулировка: имярек достаточно изобличается в контрреволюционной деятельности и поэтому привлекается к уголовной ответственности по статьям Уголовного кодекса. Но постановления по ходу следствия меняются. В деле каждого арестованного по два-три постановления. Формулировка расширяется, появляются новые статьи, по которым привлекаются обвиняемые, а именно: обвинение в шпионаже, а оно влекло за собой статью 58а - измена Родине, каравшаяся смертной казнью. Только в постановлении об аресте Н.П.Овидиева сразу было указано, что он изобличается как резидент японской разведки и участник контрреволюционной вредительской организации при ДВГУ 28.
Следственные органы НКВД завели дело о контрреволюционной вредительской организации в ДВГУ. К арестованным преподавателям была применена прежде всего тактика неведения. Их не вызывали на допрос по нескольку месяцев, пытаясь сломить их волю и заставить говорить то, что диктуют следователи. Дело востоковедов стало "раскручиваться" только с конца января 1938 г., и через три месяца, к середине апреля, оно было завершено. Допросы велись почти по одной схеме: где были, что делали во время гражданской войны, когда создана организация, кто руководил, кто входил, конкретная деятельность, когда стали заниматься шпионажем, кто завербовал? Все называли А.В.Понамарева (он был директором университета в 1932-1936 гг.) и зав. кафедрой японского языка Н.П.Овидиева. В материалах допросов чувствуется сформулированная "сверху" схема ответа на тот или иной вопрос. Следствие допускало, мягко говоря, незаконные методы допросов. В протоколах мы не найдем намеков об этом, однако в делах сохранились несколько писем арестованных - М.Н.Вострикова, И.Е.Файнермана Сталину, Калинину, Молотову о методах ведения допросов, материалы допросов УКГБ в 50-е гг. некоторых следователей по делу востоковедов. Они и дают определенное представление о том, что происходило в застенках НКВД 29. Одним из основных методов, применявшихся к преподавателям, был допрос-конвейер: не давали пищи, не пускали в туалет, не давали заснуть в течение 3-х суток. За каждую попытку сомкнуть веки следовал град ударов по голове и лицу. Избивали с утонченной жестокостью и бесчеловечностью: удары сыпались в область сердца, диафрагмы, затылка, мочеполовой системы. Били ремнями с наконечниками, угрожали, тенденциозно подбирали материалы, не имевшие в ряде случаев никакого отношения к делу арестованного. Показания подследственных записывались неверно и с большими пропусками, искажениями, лаконичными записями. Переводчик Примоблуправления НКВД Пак Сен-Хун, арестованный в сентябре 1938 г. подтвердил, что следователи применяли к востоковедам незаконные методы: избиение, наручники, стойки до 15-19 суток м. Такую стойку, утверждал Пак Сен-Хун, применили к К.А.Харнскому.
Все преподаватели обвинялись в том, что они плохо готовили специалистов, воспитывали студентов в японофильском духе, передавали японским разведывательным органам материалы шпионского характера, создавали условия для поражения СССР в грядущей войне с Японией.
К середине апреля 1938 г. следствие завершило свою работу и передало дела преподавателей в Военную коллегию Верховного суда. Обвинительное заключение по каждому арестованному востоковеду начиналось словами: "Органами НКВД вскрыта и ликвидирована контрреволюционная, шпионско-вредительская организация, действовавшая в ДВГУ.
Следственными органами установлено, что названная организация входила в состав право-троцкистского заговора и была создана по прямому заданию с одной стороны руководства заговора в лице Крутова и с другой стороны японских разведывательных органов, в частности японского консульства во Владивостоке - Ватанабе". Одинаково характеризовалась практическая деятельность организации. Вторая половина заключения касалась личности обвиняемого. Так, в обвинительном заключении КАХар-. некому указывалось, что в организацию он был привлечен в 1935 г. Н.П.Овидиевым и как участник организации готовил неполноценных советских специалистов - по истории и географии, не давал студентам по этим предметам полных знаний, душил критику и самокритику в коллективе университета, в стенной печати открыто защищал от разоблачения членов организации Овидиева и Феклина 31. В обвинительном заключении Н.П.Овидиева отмечаются его давняя вербовка японской разведкой в 1922 г., после ухода Понамарева из университета, осуществление руководства организацией, подготовка неполноценных специалистов и передача японской разведке в лице консула Ватанабе большого количества шпионского материала (не уточнялось какого) 32 Доценту З.Н.Матвееву предъявлялось помимо шпионажа, обвинение в развале библиотеки уни-
33
верситета .
25 апреля состоялись судебные заседания выездной сессии Военной коллегии Верховного суда СССР. Как на конвейере, каждые 15-20 минут представали перед членами коллегии арестованные преподаватели. Заседания начались в 21 час и закончились в 24 часа. 9 из 10 представших перед коллегией были приговорены к расстрелу и расстреляны в тот же день: Н.П.Овидиев, К.П.Феклин, КАХарнский, ВАВойлошников, А.И.Ещенко, И.Т.Быков, З.Н.Матвеев, ЕЛ.Нельгин, И.Е.Менка (зам. директора университета). М.Н.Востриков, отрицавший на следствии все предъявлемые обвинения, был приговорен к 20 годам тюремного заключения, с поражением в политических правах на 5 лет и с конфискацией всего лично ему принадлежащего имущества. В сентябре 1938 г. расстреляли доцентов ИАКлюкина и Т.С.Юркевича. Доценту А.В.Маракуеву был вынесен приговор: поражение в политических правах на 5 лет и высылка из режимного района, т.е. Владивостока, под наблюдение органов НКВД. Расправились и с женами преподавателей: арестовали Е.Р.Харнскую, Ю.Войлошникову, Н.В.Вострикову и осудили на заключение в лагеря на 5-8 лет с последующим проживанием после освобождения в определенных районах.
Почти 20 лет спустя преподаватели-востоковеды были реабилитированы. В заключении Военной коллегии Верховного Суда СССР от 2 апреля 1957 г. указывалось на необоснованность их осуждения, т.к. дополнительной проверкой установлено, что антисоветской организации в ДВГУ не существовало, что обвинение в шпионаже основывалось на показаниях осужденных, которые при проверке не подтвердились, что бывшие сотрудники НКВД применяли к преподавателям незаконные методы ведения следствия, фальсификацию, за что они были осуждены. На этом основании Военная коллегия опредилила: приговор от 25 апреля 1938 г. отменить и дела прекратить за отсутствием состава преступления 34. Восстановлена справедливость, но какую дорогую цену заплатили преподаватели-востоковеды за нее, сколько судеб было сломано! Восточный факультет в результате репрессий был разгромлен. Аресты среди химиков, физиков в 1938 г. фактически парализовали работу университета, окончательно обескровили его, поэтому закрытие его в 1939 г. явилось за-
кономерным итогом репрессивной политики государства против вузовской интеллигенции. Однако разгром университета представлен был (не привыкать к фальсификациям!) как необходимость его закрытия в связи с напряженной международной обстановкой, складывавшейся на Дальнем Востоке. Высшая школа понесла большой урон, лишившись университета и восточного факультета, имевшего дореволюционные традиции и давшего жизнь первому университету на Дальнем Востоке.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 ЦГА Рф ДВ. ф. Р-289. Оп.. 1 .Д. 24. Л.37.
2 ЦГА Рф ДВ. ф. Р-289. Оп. 1. Д 24. Л .Л. 170, 108.
3 Там же.. Д22. Л.112, 114; Д203. Л.1.
4 Алпатов В.М. Изучение японского языка в России и СССР. М., 1988. С.74.
5 ЦГА Рф ДВ. ф. Р-289. Оп. 1. Д 176с. Л.9.
6 Там же. Д126. Л.14.
7 Там же. Л.18.
8 Там же. Д.1.
9 Маракуев А.В. Десять лет востоковедения на советском Дальнем Востоке (1922-1932) //Вестн. Дальневост. отд. АН ССР. 1932. N 1-2. С.34.
0 ЦГА Рф ДВ 2. ф. Р-289. Оп.1. Д 176с. Л.5.
1 ЦГА Рф ДВ. ф. Р-289. Оп.1. Д 203. Л .5.
2 Там же. Д 170с. Л.87.
3 Там же. Д 170с. Л.91.
4 Там же. Д134. Л.18.
5 Кононов А.Н., Иориш И.И. Ленинградский восточный институт. М., 1977.
С.84.
6 ЦГА Рф ДВ ф. Р-289. Оп.1. Д706. Л.9.
7 Там же. Д 180с. Л.31.
8 Там же.
9 Там же. Д138. Л.177.
20 ЦГА Рф ДВ ф. Р-289. Оп.1. Д686, Л.9.
2' Там же. Д 686. Л .9.
22 Там же. Д 180с. Л.39.
23 Там же. Д260с. Л.53.
24 Там же. Д 180с. Л.39.
25 Там же. Оп.2. Д996. Л.99.
26 Там же. Л.101.
27 Там же. Оп.1. Д180с. Л.30.
28 ГАПК. ф. Р-1588. Оп.1. ДП-25320. Л.1.
29 Там же. ДП-25916. Л.95; ДП-25917. ЯЛ 16-35; Л.171-179.
30 Там же. Д.25917. Л.171-172.
31 Там же. ДП-25918. Л.115.
32 Там же. ДП-25320. Л.190-191.
33 Там же. ДП-23429. Л.74.
34 Там же. Д.П-25917. ЯЛ. 213-216.
