Научная статья на тему 'Воспоминания о моем учителе Андрее Петровиче дульзоне'

Воспоминания о моем учителе Андрее Петровиче дульзоне Текст научной статьи по специальности «Искусствоведение»

CC BY
59
10
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Текст научной работы на тему «Воспоминания о моем учителе Андрее Петровиче дульзоне»

Вестник ТГПУ. 1999. Выпуск 4(12). Серия: ГУМАНИТАРНЫЕ НАУКИ (ФИЛОЛОГИЯ)

интересовался исследовательской работой и хотел дойти до конца. Хотя именно конца-то и нет в любом творчестве.

Среди ономастов А.П. Дульзон пользовался непререкаемым авторитетом. Его читали все. Признание пришло благодаря собственным работам, переложившим на ономастику задачу решения проблем миграций дорусского населения Сибири. Именно отход от ономастики как исключительно лингвистической дисциплины, а также применение методов выведения доказательств на основе не только собранных фактов, но и показаний схематических карт, построенных с использованием точных географических координат, позволили профессору поднять ономастику на новую ступень и выделить топонимическую школу среди Московской, Киевской и Екатеринбургской.

Андрей Петрович предложил в качестве оппонентов моей кандидатской диссертации Е.И. Убрятову

и A.A. Абдурахманова, имея для этого свои собственные соображения. Он сам пришел и на защиту, и на банкет, чем сильно поддержал и приободрил меня. После защиты, на чаепитии в его доме, профессор сказал, обращаясь к A.A. Абдурахманову "Я бы хотел знать, что с ней будет дальше".

А дальше был мой отъезд из Томска, работа в Ярославле, Львове, Баку, Польше, защита докторской диссертации в 1983 году в Институте языкознания АН, получение звания профессора, опубликование 87 статей и рецензий, а также 3 книг. На протяжении своей последующей жизни я не изменила ни теме, ни традициям Школы А.П. Дульзона, хотя постоянно приходилось доказывать свое право как на германистику, так и на тюркологию. Постоянно была и есть благодарна своему научному руководителю за то, что он вложил в нас, его учеников. Прежде всего, великий труд для достижения хоть какого-то результата, честность, постоянный поиск.

ВОСПОМИНАНИЯ О МОЕМ УЧИТЕЛЕ АНДРЕЕ ПЕТРОВИЧЕ ДУЛЬЗОНЕ

В.Н. Попова

д.ф.н., профессор ОГИ МГТУ Шымкент

Андрей Петрович Дульзон - лингвист, археолог, этнограф, историк. В каждую из этих областей он внес существенный вклад, а главное, показал, что только совместными усилиями можно достигнуть желаемых результатов.

Истоки формирования разносторонности ученого, освещение различных сторон его деятельности и основные идеи его научного творчества заключены в очерке "А.П. Дульзон" (Томск-1995) Т.В. Галкиной, O.A. Осиповой.

Мне лишь хотелось поделиться своими воспоминаниями об А.П. Дульзоне при личном контакте.

С Андреем Петровичем Дульзоном впервые встретилась в 1959 г., когда, по рекомендации Натальи Владимировны Подольской, я приехала в Томск, предварительно списавшись с ученым. Остановилась в гостинице "Сибирь", как оказалось, это рядом с домом, где жил А.П. Дульзон, позвонила, получила приглашение и в назначенное время пришла на кафедру языкознания. Он был очень занят, так как к нему подходили члены кафедры, по-деловому решались какие-то неотложные вопросы. Но вот вошла пожилая женщина, член кафедры, и стала выра-

Работать для науки и общих идей, это-то и есть личное счастье.

А.П. Чехов.

жать свое неудовольствие учебной нагрузкой и расписанием. Андрей Петрович внимательно ее слушал и, взглянув на меня мельком, как бы извиняясь за коллегу, стал очень спокойно что-то объяснять ей, тогда та сказала ему, что она об этом не подумала, на что он ей ответил: "А я подумал". Затем, обратившись ко мне, предложил прийти к нему домой.

Придя в назначенное время, я увидела на с голе в его кабинете солидную стопку литературы, в том числе и на немецком языке - Ernst Eichler "Die Ortsund Flussnamen der Kreise Delitsch und Eilenbarg". Halle (Saale), 1958.

С первого же момента меня поразила и продолжала удивлять предельная организованность Андрея Петровича. Я сразу поняла, как он умеет ценить свое время и подопечного. Так, в особую записную книжку каждый, кто брал литературу - из его личной библиотеки, записывал книги, а когда возвращал - вычеркивал; помня это Андрей Петрович сказал:" Мне всегда нужно знать, кому даны и какие книги".

За неделю проштудировав книги, перед моим отъездом разговор был конкретным и целенаправленным. Он сказал, что согласен быть моим науч-

В.Н. Попова. Воспоминания о моем учителе Андрее Петровиче Дульзоне

ным руководителем, потому что Павлодарская область Казахстана заходит в юг Западной Сибири, представляет для него интерес, но необходимо собрать по этой области топонимический материал.

На следующее лето я отправилась с мужем и сыном в Павлодар и занялась сбором топонимического материала, но случилось несчастье - скоропостижно от инсульта скончался мой муж, когда мы уже должны были возвращаться в Шымкент. Несмотря на горе, в течение четырех лет (в свой трудовой отпуск) я продолжала сбор топонимов. А.П. Дульзону ничего не писала. Когда в Томск поехала моя подруга, я ей поручила встретиться с Андреем Петровичем, сказать ему, что я собрала материал и прошу разрешения приехать в Томск. Он сказал моей подруге: "А я-то думал: человек добивался моего согласия и вдруг надолго замолк. Пусть приезжает".

В 1964 г. я приехала в Томск и, буквально, бухнула перед Андреем Петровичем специально оборудованный тяжеленный ящик с картотекой топонимов. Он был изумлен, узнав, что содержимое составляет более 5000 топонимов, и вдруг спросил: "А сколько среди них гидронимов?" Их оказалось -1800. - "Вот этого вполне достаточно, чтобы написать кандидатскую диссертацию, а остальное еще может пригодиться".

Оформив в своем вузе годичное прикомандирование, осенью 1965 года, после летней экспедиционной поездки вновь в районы Павлодарской области, я приехала в Томск. Вместе с аспирантами и соискателями побывала на топонимической конференции в Ленинграде, выступила с докладом. Затем, попросив разрешения у Андрея Петровича, задержалась на несколько месяцев в Москве, чтобы поработать в ЦНИИГА и К, в библиотеке Ленина, институтах языкознания и географии. В Москве я встречалась со многими известными учеными, чудесными, отзывчивыми людьми, которым только стоило сказать, что моим руководителем является А.П. Дульзон, как встречала их любезную помощь и которым я безгранично благодарна, и пусть будет во веки веков светлой память о тех, кого уже нет.

Еще несколько слов о научной организации своего рабочего дня Андреем Петровичем: все расписано по дням и часам, у кого из аспирантов, когда консультации, в какое время, чем он занят, даже небольшая прогулка на воздухе входила в этот план. Я была свидетелем того, как он "отдыхал", когда подбирала необходимую для себя литературу в его кабинете: он читал на французском, уставши, переходил на английский, и совсем утомившись - на немецкий, а может быть, и на какой-нибудь другой язык - к нему ведь в книгу никто не заглядывал, благо он знал не менее 36 языков. По какому-то поводу я обратилась в совет по защите диссертаций, сидели задумавшись, председатель - И.М. Разгон и секретарь В.В. Пала-гина, они горевали: кому же направить диссертацию на румынском языке, присланную из Москвы? ... и вдруг, увидев меня радостно воскликнули: "Так ведь у нас есть Дульзанеску!"

Я старалась быть предельно дисциплинированной и (боже упаси!) в назначенное время не прийти на консультацию, не отчитаться о проделанной работе, знала, что мое опоздание нарушит весь Дульзоновс-кий график. И все-таки такое произошло. Моя консультация пришлась на праздничные дни (9 ноября). Я вышла заранее, долго стояла на остановке, автобуса, как на грех, не было, тогда решила бежать. Под ногами блестели замерзшие лужи и конечно же на одной из них поскользнулась и упала. Подошел ко мне по-видимому рабочий и сказал: "Вставай, праздники кончились!" и протянул мне руку, а я ему в ответ: "Я еще немного полежу". Он мне все-таки помог подняться, и я с большим опозданием прибыла в назначенный пункт. Беседа проходила как будто ничего не произошло. Андрей Петрович в конце выразил удовлетворение за проделанную работу и мы наметили дальнейший путь действий. После этого, как обычно, я прошла к душечке Виктории Иосифовне, рассказала ей о своем "происшествии", (показала в сплошном синяке весь свой правый бок) и о рабочем. Не успела я возразить, как она стремительно вошла в кабинет и рассказала мужу о случившемся. Он вышел ко мне и спросил: "Как, как сказал рабочий?" Пришлось повторить.

Приходилось поражаться его проницательности. Даже страшно порой становилось - казалось, что он как лазерным лучом проникает в тебя, читает твои мысли и без всяких вопросов отвечает на все сомнения.

Как-то он, при всей своей занятости, имея столько учеников, хотел убедиться, плодотворно ли они работают. И вот однажды, работая над источниками в научной библиотеке ТГУ, я вернулась после обеденного перерыва раньше обычного и увидела сидящим на моем месте в читальном зале Андрея Петровича. Я очень растерялась, а он мне говорит: "И зачем Вы в такие дебри залезаете, у Вас мало времени, надо сосредоточится на главном в Вашей работе". Я ему говорю: "Никак не могу раскрыть этимологию Иртыша", а он в ответ: "Раз не можете, оставьте Иртыш в покое". Сказать честно, меня этот ответ сначала огорчил, а потом, еще больше раззадорил. Как же он был доволен, когда я в конце концов предложила свою гипотезу толкования гидронима Иртыш, поддержанную потом и Э.М. Мурзаевым.

Он буквально ждал, давил, требовал, чтобы к назначенному сроку диссертация была готова. И оказывается это также исходило из его глубокой человечности. Как-то я услышала, как он сказал своей супруге Виктории Иосифовне обо мне: "Старается, помнит, что у сестры оставила своего сына". А когда мой сын приехал в Томск на зимние каникулы, я его представила Андрею Петровичу. Не знаю, о чем они беседовали в кабинете, но когда я вошла туда, Андрей Петрович сказал: "Ах, как жаль, что мне нечего подарить внуку".'

Для меня это признание ("внук") было высшей наградой. Сын побывал на Дне открытых дверей в

Вестник ТГПУ. 1999. Выпуск 4(12). Серия: ГУМАНИТАРНЫЕ НАУКИ (ФИЛОЛОГИЯ)

Томском политехническом институте, где работали оба сына и дочь Андрея Петровича, мой сын получил приглашение в институт, а впоследствии его окончил. Большая дружба установилась с Альфредом Андреевичем и Эрикой Андреевной, у которой какое-то время сын мой жил, пока ему не предоставили общежитие.

В семье Дульзонов все было предельно организовано: Андрей Петрович был охраняем от всех домашних забот, ангелом-хранителем детей и внуков была Виктория Иосифовна. Трудно сказать, был бы Дульзон Дульзоном, великим ученым, без такой жены, друга, помогшей мужественно выстоять вопреки всем невзгодам.

В Андрее Петровиче сочетались непреклонная требовательность и истинный гуманизм: он умел сострадать, сопереживать, а главное, уважать в человеке его достоинства. Это и понятно, сам переживший социальную несправедливость, спецпереселенцем оказавшийся в Сибири в годы Отечественной войны, без работы он сумел выстоять. Будучи фигурой незаурядной, выдержав испытания судьбы, он как колосс смог подняться на недосягаемую высоту в науке, подняв в ней такой пласт целины, как необъятная Сибирь, организовал и увлек научными поисками молодых ученых, аспирантов, студентов, внести новые открытия в различные области науки, и особенно - основать Томскую топонимическую школу, которая плодотворно продолжает его научные идеи. Недаром говорится, что учитель продолжает себя в своих учениках.

Ничто не ускользало от его внимания, казалось, он жил одной жизнью со своими воспитанниками. Одно время я жила у Л.И. Калининой, только что защитившей кандидатскую диссертацию по хантыйским топонимам. И это было одобрено молчаливым согласием и улыбкой Андрея Петровича. Он любил шутить, но не терпел никакой пошлости, по-отечески мог отчитать или сделать вид, что не заметил, чтобы не смутить того, кто произнес, зная, что это тому несвойственно.

Когда уже вчерне была подготовлена диссертация и отдана Андрею Петровичу для окончательного прочтения, казалось мысли наши работали в одном направлении, и если я говорила, что не лучше ли в таком-то месте заменить так-то, он говорил, что и он также считает.

Андрей Петрович даже проявил заботу о печатании моей работы, договорившись об этом с известной ему машинисткой.

В один и тот же день вместе со мною защищался Г.К. Вернер, были назначены оппоненты, тогда Генрих Каспарович заговорил, что неплохо бы устроить после защиты чаепитие у него дома, что все заботы они с женой берут на себя, а на мою долю лишь выпадает испечь 10 тортов. Возражать было неловко, а как выйти из затруднения, я не знала, так как

жила в гостинице "Сибирь", подумывала лишь, не лучше ли мне купить торты в кулинарии. По своей наивности, я поделилась своими "переживаниями" с Викторией Иосифовной. И вдруг услышала: "Пусть это Вас не беспокоит, они у Вас будут". Я окончательно растерялась, стала возражать, предлагать свои услуги. Но мои возражения не были приняты. Тогда я сказала: "А как же, если об этом узнает Андрей Петрович?" Виктория Иосифовна посоветовала предварительно позвонить ей, когда Андрея Петровича не будет дома, забрать торты. Предстояло пять "рейсов". Когда я пришла за последней парой тортов, в дверях встретилась с Андреем Петровичем, увидев которого я с перепугу сказала: "Что же мне теперь делать?" А он в ответ: "Идти и выдать за свое". До сих пор храню добрую благодарную память об удивительной женщине Виктории Иосифовне, к которой на кухню я часто заглядывала. Иногда заходил Андрей Петрович и спрашивал: "Что вы тут делаете?" На что Виктория Иосифовна ему отвечала: "Разве только ты один консультируешь?" и усаживала меня с ними пообедать. Обед обычно был скромен. Иногда просто так размышляя, он говорил: "Люди ищут прародину индоевропейцев и вообще человечества не там; думаю, что это скорее Восток, где-то Саяно-Алтайское нагорье, а может быть Тибет? ... и возможно, между различными семьями языков есть отдельное родство.

После успешной защиты Андрей Петрович как-то сказал: "Хорошо было бы, если бы Вы остались в Томске, с Вашими материалами через год-другой можно и докторскую защитить". По-моему, это он попросил O.A. Осипову уговорить меня остаться в институте на заведование кафедрой русского языка. Но думать о будущем я не могла: стремилась поскорее домой, к сыну, на работу.

Прошло несколько лет, как-то летом, в моем доме в Чимкенте раздался звонок, удивлению, радости моей не было границ, когда на пороге я увидела Андрея Петровича и Викторию Иосифовну. Я их обнимала как родных. Андрей Петрович гулял по Чимкенту, просмотрел мою библиотеку, а когда увидел, что я включила вечером телевизор, с огорчением сказал: "Теперь мне понятно, почему докторская диссертация не пишется. Не хотел бы я, чтобы мне когда-нибудь постучали в гроб".

С неделю они гостили в Чимкенте, затем я их проводила в Белые Воды, где жили родственники Виктории Иосифовны, и оттуда они должны были поехать в Алма-Ату. Это была последняя встреча.

Об Андрее Петровиче можно сказать, чуть перефразируя слова H.A. Некрасова:

Наш Дульзон был особенно любим. Молясь его многострадальной тени, Учитель! Перед именем твоим Позволь смиренно преклонить колени.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.