CC BY
473
«Внутренняя» русофобия и «польский вопрос» в России XIX в.
А.А. Ширинянц, А.В. Мырикова
В свое время замечательный русский мыслитель И.А. Ильин в небольшой статье «Мировая политика русских государей» (1949 г.), перечисляя характерные черты отношения Запада к России в XIX в., обнаружил в Европе целое «гнездо дурных аффектов: страха, высокомерия, вражды, зависти и невежественной клеветы...». Емкая, точная и выразительная формула Ильина, разъясняющая суть такого отношения, сводится к следующему: «Европейцам “нужна” дурная Россия: варварская, чтобы “цивилизовать” ее по-своему; угрожающая своими размерами, чтобы ее можно было расчленить; завоевательная, чтобы организовать коалицию против нее; реакционная, чтобы оправдать в ней революцию и требовать для нее республики; религиозно разлагающаяся, чтобы вломиться в нее с пропагандой реформации или католицизма; хозяйственно-несостоятельная, чтобы претендовать на ее «неиспользованные» пространства, на ее сырье или, по крайней мере, на выгодные торговые договоры и концессии. Но если эту “гнилую” Россию можно стратегически использовать, тогда европейцы готовы заключить с ней союзы и требовать от нее военных усилий “до последней капли ее крови”»1.
В данном случае Ильин «осовременил» понятие, которое, как принято считать, впервые ввел в общественный оборот Ф.И. Тютчев1 2, указывавший, что в основе «русофобии» — ненависть, пламенное, слепое, неистовое враждебное настроение против России3.
Возникновение образа России — «чудовища», «людоеда XX века»4 — в общественном сознании европейцев, с точки зрения Тютчева, было обусловлено глубинными причинами, лежащими в основе цивилизационных различий Западной и Восточной Европы (т. е. России — законной сестры христианского Запада, не феодальной и не иерархической, но потому самому еще более ис-кренно-христианской; целого мира, единого по своему началу, солидарного в своих частях, живущего своею собственною органическою, самобытною жиз-нью5), непониманием общественной системы, цивилизации, которая сменит
1 Ильин И.А. Мировая политика русских государей // Профессор И. А. Ильин. Наши задачи. Статьи 1948-1954 гг. Том I. Париж: Издание Русского Обще-Воинского Союза. 1956. С. 93.
2 В.В. Кожинов в своих работах («О русском национальном сознании», «Пророк в своем отечестве (Федор Тютчев — Россия век XIX)», «Судьба России: вчера, сегодня, завтра»), указывая на то, что именно Тютчев ввел в общественно-политическую лексику слово «русофобия», в качестве доказательства приводил слова из письма поэта от 20 сентября 1867 г. дочери Анне.
3 Тютчев Ф.И. Россия и Запад: книга пророчеств: Статьи, стихи / предисл. И. Виноградова; ил. Ф. Домогацкого. М.: Православный Свято-Тихоновский богословский институт, 1999. С. 191.
4 Там же. С. 176.
5 Там же. С. 182.
ПРОБЛЕМНЫЙ АНАЛИЗ И ГОСУДАРСТВЕННО-УПРАВЛЕНЧЕСКОЕ ПРОЕКТИРОВАНИЕ
15
Тема номера: «К вопросу о культурной дистанции»
западную: «Западные люди, судящие о России, — это нечто вроде китайцев, судящих о Европе...»6. К «непониманию» присовокупляется «нравственная безответственность»7. При этом, как тонко подмечал Тютчев, общественное мнение раздражают против России не реальные «несовершенства нашего общественного строя, недостатки нашей администрации, положение низших слоев нашей народности»8, а сами начала цивилизации (история без феодализма, религиозной борьбы, папской иерархии, имперских войн, инквизиции, рыцарства; наличие единства и «основного начала», которое «не уделяет достаточного простора личной свободе, оно не допускает возможности разъединения и раздробления»9). В связи с этим он также отмечает инстинктивный характер русофобии, возникающей у западных людей перед лицом материальной силы России. Это инстинктивное чувство — «нечто среднее между уважением и страхом — то чувство awe (благоговейного страха. — Авт.), которое испытывают только по отношению к Власти»10 11.
Вместе с тем, наряду с «внешней» русофобией западноевропейского общества, с соединенными в одном общем чувстве ненависти к России» «пропагандами» — католической, революционной и пр., которым вторит «насмешка эха» — западная колония образованных русских11, Тютчев обратил внимание на то, что русофобские настроения, русофобский образ мыслей и действий существуют и в самой Российской империи, причем не только в кругу либералов, нигилистов-революционеров, «польской оппозиции», остзейского юнкерства, но и в правительстве страны, где разрушающе действовала, как он ее называл, «антирусская клика»12 — «все элементы или нерусские по происхождению, или антирусские
6 Там же.. С. 100.
7 Там же. С. 191.
8 Там же. С. 193.
9 Там же. С. 192.
10 Там же. С. 100 -101.
11 Там же. С. 100, 148. Российские либералы-западники, живущие и в Европе, и в России, — это люди, у которых напрочь отсутствует «национальное чувство» и чья русофобия, как считает Тютчев, — инстинктивна, беспринципна, не имеет никакой логики и вообще иррациональна: «Раньше они говорили нам, и они, действительно, так считали, что в России им ненавистно бесправие, отсутствие свободы печати и т. д. и т. п., что потому именно они так нежно любят Европу, что она бесспорно обладает всем тем, чего нет в России. А что мы видим ныне? По мере того, как Россия, добиваясь большей свободы, все более самоутверждается, нелюбовь к ней у этих господ только усиливается. В самом деле, прежние установления никогда не вызывали у них столь страстную ненависть, какой они ненавидят современные направления общественной жизни в России. И напротив, мы видим, что никакие нарушения в области правосудия, нравственности и даже цивилизации, которые допускаются в Европе, нисколько не уменьшили их пристрастия к ней» (Тютчев Ф.И. Письма к московским публицистам. И.С. и А.Ф. Аксаковым. 1861-1872. 27. А.Ф. Аксаковой. Петербург. Среда, 20 сент[ября] [1867] // Литературное наследство. Т. 97. Федор Иванович Тютчев. Кн. первая. М., 1988. С. 306).
12 Говоря об «антирусской клике», Тютчев прежде всего имел в виду конкретных лиц в правительстве и управлении империей, которых противопоставлял царствующим самодержцам, находящимся вне всякой критики при жизни. «Клика, находящаяся сейчас у власти, — писал Тютчев, — проявляет деятельность положительно антидинастическую. Если она продержится, то приведет господствующую власть к тому, что она не только потеряет популярность, но приобретет антирусский характер». И в другом месте: «Эти отбросы русского общества, это антирусское отродье, не может не видеть в нем своего злейшего врага.» (Тютчев Ф.И. Письма к московским публицистам. И.С. и А.Ф. Акса-
16
Выпуск 1 2015
А.А. Ширинянц, А.В. Мырикова
по направлению». Эта «коалиция всех антирусских в России направлений есть факт очевидный, осязательный... в состав этой коалиции вошли, вопреки своей разнородности, и польская шляхта, и остзейские бароны, и петербургские нигилисты, штатные и заштатные. Их связывает одно — отрицательное начало, т. е. врожденная или привитая враждебность ко всему русскому.»13. Из этих проявлений, которые описал и подверг резкой критике Тютчев, складывается образ русофобии «внутренней».
Одной из составляющих «внутренней русофобии» в России XIX в. стали, по мнению Тютчева, «нигилисты» и «польский элемент», которых он вслед за М.Н. Катковым объединяет, усматривая в нигилистических, революционных поползновениях подпитывающую их поддержку поляков и подозревая даже в выстреле Каракозова «польскую интригу». «Нигилисты», как считал Тютчев в начале 1860-х гг., — «заблудшие овцы», скот, взбрыкивающий время от времени: «Я сейчас прочитал в словаре Даля слово брык, и вот как он его определяет: беготня скота, когда в знойное оводное время, задравши хвост, мятется туда и сюда и ревет. Итак, скажем с буквальною точностию: брык нашего молодого поколения — нашей Jeune Russie»14. Роль овода для нигилистов выполняет полиция и в целом власть, «которая за недостатком принципов и нравственных убеждений переходит к мерам материального угнетения, тем самым превращается в самого ужасного пособника Отрицания и Революционного ниспровержения»15. Нигилистов, которыми «все более и более наполняется земля Русская, как каким-то газом, выведенным на божий свет животворной теплотой полицейского начала»16, Тютчев считает «выродками человеческой мысли», порожденными не только западными влияниями, но и произволом и подавлением мысли в самой России. То, что революционные социалистические теории, которые исповедовали нигилисты, связаны с анархией, безверием
ковым. 1861-1872. 58. А.Ф. Аксаковой. [Петербург]. 2 января [1869] // Литературное наследство. Т. 97. Федор Иванович Тютчев. Кн. первая. М., 1988. С. 352). Это — «клика, которая захватила власть и влияние и путает Россию, а не правит ею» (Тютчев Ф.И. Письма к московским публицистам. И.С. и А.Ф. Аксаковым. 1861-1872. 58. И.С. Аксакову. С.-Петерб[ург]. Среда, 19 февраля [1869] // Литературное наследство. Т. 97. Федор Иванович Тютчев. Кн. первая. М., 1988. С. 355). Министров Тютчев называл «подлецами», а действия правительства характеризовал как «явное бесстыдство», «явную глупость» и т. п. (см.: Тютчев Ф.И. Письма к московским публицистам. И.С. и А.Ф. Аксаковым. 1861-1872. А.Ф. Аксаковой. Петербург. 7 декаб[ря] 1870 // Литературное наследство. Т. 97. Федор Иванович Тютчев. Кн. первая. М., 1988. С. 365; и др.). При этом Тютчев был искренним монархистом, сторонником и идеологом, теоретиком имперской идеи, о «классовой» основе власти не рассуждал, считая таковой основой и критерием — ее божественное происхождение и нравственность ее представителей (см.: Тютчев Ф.И. Письмо к А.Д. Блудовой от 28 сент.1857 г. // Тютчев Ф.И. Соч. В 2 т. Т. 2. М., 1980. С. 184; и др.). Рассуждая о русофобской «клике» в правительстве, он исходил из того, что действия этих людей прежде всего разрушали русскую печать, препятствовали формированию самосознания русского общества, что и делало эту клику собственно «русофобской».
13 Тютчев Ф.И. Письма к московским публицистам. А.И. Георгиевскому 1864-1866. 5. Ницца. 2/14 января 1865 // Литературное наследство. Т. 97. Федор Иванович Тютчев. Кн. первая. М., 1988. С. 387.
14 Тютчев Ф.И. Письма к московским публицистам. И.С. и А.Ф. Аксаковым. 1861-1872. 27. И.С. Аксакову. С. 263.
15 Там же. С. 374.
16 Там же. С. 263.
ПРОБЛЕМНЫЙ АНАЛИЗ И ГОСУДАРСТВЕННО-УПРАВЛЕНЧЕСКОЕ ПРОЕКТИРОВАНИЕ
17
Тема номера: «К вопросу о культурной дистанции»
и безнравственностью и провоцируются запретами, подавлением, неумением власти противопоставить им адекватные идеологические меры, еще раз убедительно показал первый политический процесс в России — суд над «нечаев-цами» 1871 г., заседания которого посещал Тютчев. Тютчев был глубоко убежден, что репрессивные меры материального воздействия в отношении любого проявления зла не всегда единственно возможное оружие: «порой это оружие становится негодным — негодным в силу того, что оно дает ощущение мнимой безопасности, позволяющее забывать о необходимости иметь гораздо более эффективное оружие»17. «Вредным» теориям, социалистическим иллюзиям и «движениям сердца» революционеров нужно противопоставить подлинные принципы консерватизма самодержавия и духовности Православной Церкви, нравственно переубедить заблудшее молодое поколение, о чьих заблуждениях, возможно, даже будут когда-то в будущем вспоминать с грустью18. В этом его поддерживал М.П. Погодин. В одной из последних своих книг «Простая речь о мудреных вещах», выдержавших за три года три издания, Погодин, рассуждая о нигилизме и нигилистах, пришел к выводу, что «недоучившихся студентов, озлобленных семинаристов и самоучек-дилетантов», то есть невежд, забывших Бога и «собирающихся строить новое общество... на крови и в грязи», нужно не наказывать, а убеждать и учить19. В этом отношении Погодин был абсолютно прав. Погодинский критический вывод о невежестве радикальной интеллигенции получил историческое и социологическое подтверждение и был не раз поддержан русскими мыслителями.
Катков, Тютчев, Погодин, Аксаков и многие их современники не случайно объединяли русских радикалов-нигилистов с польскими инсургентами. Практически для всех русских консерваторов «крамольно-католическая Польша» — фанатичная последовательница Запада и постоянная изменница «относительно своих братий» — славян20. Подчеркивая степень влияния поляков на оппозицию русскому самодержавию, Тютчев отмечал: «перестав ощущать себя русскими, становятся не космополитами, а непременно, неизбежно — поляками»21. Если нигилисты, как полагал Тютчев, враги не очень серьезные, то «польские ксендзы», «польская шляхта», «польская эмиграция», не «польская народность», а именно они — враги особенные, опасные, сознательные и целеустремленные22. Русский историк и этнограф, немец по происхождению, родившийся в Варшаве,
А.Ф. Гильфердинг прямо указывал на то, что польская шляхта — это «организм разложившийся и уже неспособный к новому развитию»23. В свою очередь, Погодин считал, что «шляхта нынешняя, как древние евреи, изведенные из Египта,
17 Там же. С. 374.
18 Там же. С. 378.
19 Погодин М.П. Простая речь о мудреных вещах. М., 1873. С. 19, 135 и др.
20 См.: Тютчев Ф.И. Россия и Запад: книга пророчеств. С. 143.
21 Тютчев Ф.И. Письма к московским публицистам. С. 279.
22 См.: Тютчев Ф.И. Россия и Запад: книга пророчеств. С.143; Тютчев Ф.И. Письма к московским публицистам. С. 279.
23 См.: Гильфердинг А. Ф. Положение и задача России в Царстве Польском // Русский инвалид. 1863. № 254, 16 ноября, № 254, 17 ноября.
18
Выпуск 1 2015
А.А. Ширинянц, А.В. Мырикова
должна погибнуть в сорокалетнем странствии по пустыне европейской, а новая Польша с освобожденными крестьянами и городами должна начать новую жизнь, новую историю, в соединении с Россиею»24. Таким образом, в русской политической мысли четко различали интересы польского народа и польской шляхты. События эпохи освобождения крестьян и реформ шестидесятых годов в России и Польше25, когда либеральные действия правительства России упорно «не замечались» польской шляхтой и польской эмиграцией, продолжавшими «протестовать, казнокрадствовать, распускать фальшивые ассигнации, поджигать и требовать не только границ 1772 года, но даже Киева!», убедили их в том, что польская шляхта совершенно чужда не только славянам, но и польскому народу. Шляхта эта, во-первых, имеет западное, кельтическое или романское происхождение; во-вторых «пришельцы в Польше никогда не соединялись с туземцами, как соединились они у нас и в других странах». Поэтому, приходит к выводу Погодин: «шляхта и народ составляют там (в Польше. — Авт.) до сих пор два совершенно различные общества»26. Как не без оснований представлялось Погодину и другим русским консерваторам, космополитической, клерикальной, неразрывно связанной с изжившими себя традициями феодальной анархии и сословного эгоизма, обращенной целиком в прошлое шляхте противостояло самобытное, неосознанно хранящее исконно славянские начала крестьянство.
В свете исторических реалий такая позиция русских мыслителей не вызывает никакого удивления. К этому времени противоречия между Польшей и Россией имели уже вековую традицию. Польский вопрос, наверное, был самым острым вопросом внутренней политики России на протяжении большей части XIX в. Этот вопрос, оказавшийся в центре внимания различных политических сил как в России, так и в Европе, в конечном счете обусловил разделы Польши 1772, 1793 и 1795 гг., так или иначе повлекшие за собой длинную цепь трагических событий, среди которых польские восстания 1830-1831 гг. и 1863-1864 гг. и последующие неудачные попытки царской администрации инкорпорировать Польшу в состав Российской империи. Многие исследователи совершенно справедливо склонны связывать «падение Польши» с глубочайшим и затянувшимся внутренним кризисом, разложением польского государственного строя, всевластием и своекорыстием шляхты, использованным соседями Речи Поспо-литой, в первую очередь Пруссией и Австрией, а также Россией, для территориальных приращений за ее счет. Большинство историков считает основным архитектором разделов прусского короля Фридриха II, рассматривая роль России как вынужденную обстоятельствами русско-турецкой войны 1768-1774 гг.,
24 Погодин М.П. Польский вопрос // Погодин М.П. Избранные труды / сост., авторы вступ. ст. и коммент. А.А. Ширинянц, К.В. Рясенцев; подготовка текстов А.А. Ширинянц, К.В. Рясенцев, Е.П. Харченко. М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2010. С. 348.
25 Как отмечает Погодин, «крестьяне польские сделались такими же собственниками, как и русские; города освобождены от феодального ига, убежища праздности (и политических козней), лишние монастыри ограничены. Наконец, в последнее время объявлена широкая амнистия: тысячи сосланных за участие в мятеже семейств возвращены на родину, следствия прекращены, конфискации остановлены» (Погодин М.П. Польский вопрос // Погодин М.П. Избранные труды. С. 347).
26 Погодин М.П. Польский вопрос // Погодин М.П. Избранные труды. С. 348.
ПРОБЛЕМНЫЙ АНАЛИЗ И ГОСУДАРСТВЕННО-УПРАВЛЕНЧЕСКОЕ ПРОЕКТИРОВАНИЕ
19
Тема номера: «К вопросу о культурной дистанции»
для успешного окончания которой было необходимо нейтрализовать открытое противодействие Австрии и скрытое — Пруссии27.
С особой силой русско-польские противоречия обострились после ноябрьского восстания 1830 г., которое стало своего рода рубежом во взаимоотношениях Петербурга и Варшавы. До тех пор предпринималось немало попыток склонить к лояльности шляхту включенной в состав России части Польши. Почти парадоксом кажется то, что из всех держав, принимавших участие в разделе Польши, именно в самодержавной России эти усилия предпринимались к началу XIX в. особенно широко. Не в последнюю очередь это было связано с поло-нофильскими и либеральными симпатиями Александра I, которые он проявлял до 1812 г. «Польши больше нет, но мы продолжаем жить как поляки в Польше» — таково было ощущение жителей Восточной Польши. И даже флирт Польши с Наполеоном практически не повлиял на характер русской политики в Великом герцогстве Варшавском, политическое и военное руководство которого было сохранено в королевстве Польском, созданном на Венском конгрессе. Это новое государство на Висле, несмотря на личную унию с русским царем, получило одну из самых либеральных конституций на европейском континенте. В последние годы царствования Александра I эта конституция все больше выхолащивалась.
После восшествия на престол Николая I политический курс Петербурга в отношении Польши особенно обострился. И все-таки новый император в мае 1829 г. короновался в Варшаве, став королем Польши. Тем самым он подтвердил польскую конституцию, наличие которой вызывало резкий протест русских консерваторов, справедливо полагавших, что, будучи конституционной монархией, королевство Польское находилось в непримиримом противоречии со всей остальной Российской империей (если не принимать во внимание Великое княжество Финляндское или же Остзейский край, о котором речь пойдет ниже). Поэтому гнев императора и русских консерваторов по поводу «неблагодарности» «изменников-поляков» после восстания 1830 г. был совершенно правомерен.
Для «русской» Польши всегда было характерно противостояние государства и общества, расхождение иерархии общественных и государственных ценностей. С подавлением польского мятежа 1830-1831 гг., к которому присоединилась почти в полном составе правящая верхушка Польского королевства, были уничтожены остатки польской самостоятельности. «Польша должна была погибнуть, — писал Тютчев и далее подчеркивал, — не самобытность ее польской народности, чего Боже сохрани! Но ее ложное образование, та ложная национальность, которая была ей привита»28. Взамен отмененной Конституции 1815 г. был введен Органический статут (1832), радикальным образом ограничивающий автономию Королевства, но и он фактически не вступил в силу. Сейм,
27 Именно такой точки зрения придерживался, например, Погодин — автор «национальной» концепции, согласно которой Россия, участвуя в разделах Польши, только возвращала в свой состав украинские и белорусские земли, не присоединив ни пяди территории коренной Польши. Он, как и многие русофилы-патриоты (по крайней мере в России XIX в.), прямо или косвенно высказывал в адрес Екатерины II едва ли не единственный упрек — в усилении Пруссии и передаче украинской Галиции Австрии (см.: Погодин М.П. Письмо к Гизо о польском вопросе // Погодин М.П. Статьи политические и польский вопрос (1856-1867). М., 1876. С. 399).
28 Тютчев Ф.И. Россия и Запад: книга пророчеств. М., 1999. С. 183.
20
Выпуск 1 2015
А.А. Ширинянц, А.В. Мырикова
Государственный совет и высшие судебные учреждения были ликвидированы, перестала существовать польская армия. Место собственного учебного округа занял Варшавский учебный округ, такой же как в Киеве или Казани, на территории Королевства стала общеобязательной общероссийская монетная система, система мер и весов. Власти стали активно вмешиваться в дела католической церкви, развернулась кампания по обращению униатов в православие29. Противостояние государства, которое олицетворяла Россия, и польского общества особенно обострилось. Сложился даже некий общественный кодекс чести, запреты и заветы которого определяли жизнь в стране гораздо сильнее, чем государственные законы. Социальный престиж в глазах поляков был теперь никак не связан с государственными прерогативами, так как считалось, что, например, поляки-аристократы, занимавшие высокие посты в аппарате управления, служили не собственной стране, а иностранному господству.
Уже накануне 1830 г. враждебность по отношению к России занимала в сознании большинства польской знати особое место. И тем более радикально эта тенденция проявилась после поражения. На Висле царская империя воспринималась не просто как политический противник, а скорее как воплощение зла, борьба польского народа с Россией выступала как противостояние света и тьмы. Таким образом, конфликт перерастал политические рамки и приобретал псевдометафизический характер, когда России приписывались стремления не только к деспотическому подчинению своих собственных подданных, но и к порабощению всего «свободного мира», т. е. Запада. Революционеры всех стран, указывал Тютчев, возлагают свои надежды на «возможность крестового похода против России», где «полем сражения послужила бы Польша»30. Около десяти тысяч польских эмигрантов, находившихся на Западе после 1831 г., продолжали там свои споры с Россией и появлялись почти везде и всюду, где велась борьба против царской империи, став в глазах официальных властей синонимом бунтарства и непокорности. Но своей главной победы они добились на арене европейского общественного мнения, инициировав и подпитывая то, что Тютчев назвал «русофобией». Известное резкое ухудшение образа России на Западе после 1830 г., то, что симпатии к Польше испытывали многие европейцы, а к России только немногие легитимисты, объясняется не в последнюю очередь влиянием польской эмиграции.
Примерно три десятилетия спустя после ноябрьского восстания в польскорусских отношениях наметилась разрядка. После поражения в Крымской войне и восшествия на престол Александра II в 1855 г. в России наступила, по выражению Тютчева, «оттепель», были замыслены и стали проводиться в жизнь грандиозные реформы. Не остался в стороне от политики реформ и польский вопрос. И хотя Александр II категорически отказывался восстановить конституцию 1815 г., перемена климата на Висле в конце 1850-х гг. ощущалась всеми.
29 См.: Дьяков В.А. Славянский вопрос в общественной жизни дореволюционной России. М., 1993.
30 Тютчев Ф.И. Россия и Революция // Русская социально-политическая мысль. Первая половина XIX века. Хрестоматия / сост.: А.А. Ширинянц, И.Ю. Демин; подг. текстов: А.М. Репьева, М.К. Ков-туненко, А.И. Волошин // под ред. А.А. Ширинянца. М.: Издательство Московского университета, 2011. С. 810.
ПРОБЛЕМНЫЙ АНАЛИЗ И ГОСУДАРСТВЕННО-УПРАВЛЕНЧЕСКОЕ ПРОЕКТИРОВАНИЕ
21
Тема номера: «К вопросу о культурной дистанции»
Была провозглашена амнистия политическим заключенным, и в результате вернулись домой из Сибири многие изгнанники. Однако и в это время польские генералы и политики уклонялись от любых шагов, которые можно было бы истолковать как коллаборационизм с русскими. Русофобское общественное мнение в Польском королевстве парализующе влияло на любые попытки нормализовать отношения между Петербургом и Варшавой. Радикалы, вопреки большинству здравомыслящих поляков, выступавших против вооруженного восстания, подталкивали страну к военной конфронтации. Их сила заключалась в том, что они в крайней форме выражали ценности, признанные всеми поляками: готовность бороться за независимость страны представляла собой моральное обязательство, от которого никто не мог отступиться. Главное значение придавалось при этом не победе, а воле к сопротивлению. Такой идеализм, в область которого переместился национальный инстинкт самосохранения поляков, вызывал недоумение и восхищение на Западе и откровенное неприятие в России, тем более что позиция многих из них теперь определялась тезисом: «Тот, кто говорит, что мы славяне, является изменником, ибо мы просто поляки»31.
В русской политической публицистике 1860-х гг., посвященной польскому вопросу, красной нитью проходит мысль о том, что Польша, в отношении которой русское правительство осуществляло «примирительную политику» и поддерживало различные автохтонные преимущества, коих было лишено население центральной России, не сумела воспользоваться монаршим доверием и милостью и ответила на либеральные действия правительства «моральной революцией» и вооруженным мятежом32. Одним из примеров неумения и нежелания поляков пользоваться монаршей милостью многим представлялась «система Велепольского» — «образ управления» в Польше от июня 1861 г. до октября 1863 г. — приведший к восстанию 1863-1864 гг.33 Тщательно анализируя происходящее, многие русские публицисты попытались внести свой вклад в формирование как в России, так и за рубежом, релевантного истине общественного мнения, а также воздействовать на разум и совесть восставших поляков. Во время мятежа тон высказываний русской прессы по польскому вопросу был очень жестким. При этом никто не собирался огульно обвинять в преступ-лениях34 весь польский народ. Такая позиция газет вполне отражала настрое-
31 Цит. по: Дьяков В.А. Славянофильские тенденции в польской общественной мысли накануне и во время славянского съезда 1848 г. // Славянские съезды XIX-XX вв. М., 1994. С. 57.
32 «Моральная революция» — по сути, кампания гражданского неповиновения, частью которой стали собрания в костелах, где под видом богослужений пелись патриотические гимны и отмечались памятные даты из истории Речи Посполитой; панихиды и крестные ходы, а также постоянное ношение траурной одежды женщинами в память о жертвах в борьбе за польскую независимость (см.: Западные окраины Российской империи. М. 2006. С. 148. См. также: Гуторов В.А. Политика: наука, философия, образование. СПб.: СПбГУ. Факультет политологии. 2011).
33 О событиях этого восстания существует обширная литература, огромный корпус источников опубликован в серии: Восстание 1863 г. Документы и материалы. Т. 1-25. 1960-1986.
34 В ночь с 10 на 11 января 1863 г. было осуществлено «ночное убийство русских солдат» группами вооруженных повстанцев, совершивших нападение на 17 русских гарнизонов; а 31 марта, в первый день православной Пасхи, был оглашен манифест об амнистии всем участникам восстания в Царстве Польском и Западном крае, не замешанным в каких-либо иных преступлениях, при условии, что они сложат оружие до 1 мая. Этот очередной жест царской милости не был принят повстанцами.
22
Выпуск 1 2015
А.А. Ширинянц, А.В. Мырикова
ния, господствовавшие в русском обществе. Характерный пример — эпизод, произошедший на Славянском съезде 1867 г., когда на банкете в Сокольниках выступил чешский делегат Ф. Ригер. Перед появлением на съезде он совершил поездку в Париж, где вел переговоры с польскими эмигрантскими кругами, а теперь на съезде попытался убедить его российских участников в необходимости компромиссной политики по польскому вопросу. Ригер, в частности, согласился с тем, что поляки неправы, «отчуждая от русского народа его малороссийскую ветвь» (речь шла о Галиции), но пригласил русских согласиться, что и они неправы, когда не признают права поляков на «народное существование», хотя эта ветвь западного славянства отличается от русских и по языку, и по истории. «Докажите, что вы не желали лишить их народности», — обратился Ригер к собравшимся и выразил надежду, что «наши русские братья первые произнесут прекрасное слово христианской любви и примирения»35. В ответ на это заявление выступил князь В.А. Черкасский, который заявил, что Польша сама виновата в том, что растеряла свободы, дарованные ей Александром I. Он привел ряд статистических данных, свидетельствовавших, что Россия заботилась о развитии образования в Польше больше, чем в российских губерниях, что податей в привислинских губерниях взималось только по 4 руб. с жителя, а в России по 6 руб., что крестьяне при проведении реформы в Польше получили землю на более льготных условиях, чем в России. Поэтому, подчеркнул Черкасский, если поляки осознают все это и придут к нам со смиренным раскаянием, им будут «широко раскрыты наши братские объятия». В отчете о съезде после этих слов сказано: «Невозможно описать то впечатление, которое произвела речь высокоуважаемого оратора. Толпы кинулись обнимать его; со всех сторон кричали: спасибо, благодарим, благодарим»36.
В свое время, в середине шестидесятых годов, Погодин, отмечая то, что вся европейская печать «кишит» статьями о польском вопросе, что «европейские весы» в этом вопросе «кривы и не верны», как, впрочем, и во всех других случаях, «когда дело касается предметов, приносящих пользу или причиняющих вред России, которая до сих пор представляется в их воображении каким-то грозным призраком»37, настаивал на необходимости жесткого ответа европейским русофобам, формулирования и пропаганды русской позиции, «Русского мнения», русских доказательств в пользу русского решения польского вопроса. Сделать это тем более необходимо, подчеркивал он, что в основе русофобских выступлений западной прессы лежат нелепости, подобные утверждениям некоторых «крайних поляков» о том, например, «что Россия не существует, что России нет, nema Rusi, и что Русский язык не есть Славянский язык!»38. Видно,
Итогом восстания 1863 г. явилось поражение поляков с 30 тыс. человек убитыми, потери русских определялись в 3343 человек (из них 2169 — раненых).
35 См.: Банкет в Сокольниках // Всероссийская этнографическая выставка и славянский съезд в Москве в мае 1867 года. М., 1867. С. 347-348.
36 См.: Первый всеславянский съезд в России. Его причины и значение. М., 1867. С. 121.
37 Погодин М.П. Польский вопрос // Погодин М.П. Избранные труды. С. 346.
38 Один из конкретных случаев такого русофобского «непонимания» Погодин подверг критическому разбору (См.: Погодин М.П. Отповедь французскому журналисту // Погодин М.П. Статьи политические и польский вопрос (1856-1867). М., 1876. С. 413).
ПРОБЛЕМНЫЙ АНАЛИЗ И ГОСУДАРСТВЕННО-УПРАВЛЕНЧЕСКОЕ ПРОЕКТИРОВАНИЕ
23
Тема номера: «К вопросу о культурной дистанции»
нет нелепости, восклицает Погодин, «которая не нашла бы себе последователей, особенно, если она служит к обвинению России, которая все еще составляет какое-то бельмо на глазу у Европы, — жаль, что не типун на языке»39.
Одним из таких обвинителей России был польский инсургент, «парижский профессор истории» Францишек Хенрик Духинский (1816-1893). В ряде своих трудов, главным из которых стало сочинение «Основы истории Польши и других славянских стран, а также истории Москвы», вышедшее в трех частях в Париже в 1858-1861 гг., он «самым серьезным образом с лингвистической, исторической, этнографической и т. д. точек зрения» отстаивал догму, будто великороссы не славяне. К. Маркс, чьи слова из письма Ф. Энгельсу мы привели выше, с большим интересом отнесся к концепции Духинского и высказался в ее поддержку: «он утверждает, что настоящие московиты, то есть жители бывшего Великого княжества Московского, большей частью монголы или финны и т. д., как и расположенные дальше к востоку части России и ее юго-восточные части <...>. Я бы хотел, чтобы Духинский оказался прав и чтобы по крайней мере этот взгляд стал господствовать среди славян»40. По сути, не имеющие научной основы, писания Духинского были направлены на обоснование необходимости создания некоего буфера между «арийской» Европой и «туранской» Москвой41; вполне понятно, что на эту роль предназначалась независимая Польша, включающая Украину-Русь, Беларусь, Литву, Прибалтику, Смоленск и Великий Новгород.
Идеи Духинского были с энтузиазмом восприняты польской эмиграцией, мечтающей о восстановлении «Великой Польши от моря до моря», его с восторгом приняли французские русофобствующие интеллектуалы и политики:
Э. Реньо, А. Мартен, К. Делямар и др. Сам Духинский самонадеянно заявлял, что его взгляды «никогда не будут опровергнуты, как никогда земля Польши не перестанет относиться к европейской системе, а земля Москвы к азиатской системе, разве что мы назовем Азию Европой, но и тогда будет две Европы, как, по сути, есть и сейчас, а именно: Европа до восточных границ Польши и Европа московская, ведь Москва и сегодня составляет половину Европы»42. Однако идиллию разрушил О. фон Бисмарк, уничтоживший наполеоновскую Вторую империю, а вместе с ней и французскую русофобию, после чего писания Духинского потеряли былую привлекательность, и всем «вдруг» открылись дилетантизм и политическая тенденциозность их автора.
39 Погодин М.П. Статьи политические и польский вопрос (1856-1867). М., 1876. С. 368.
40 Маркс — Энгельсу, 24 июня 1865 // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. М., 1963. Т. 31. С. 106-107.
41 «Мы видим, — писал Духинский, — что физико-географические черты нашей Родины способствуют, с одной стороны, общности ее жителей с народами Западной Европы, так же, как происхождение жителей нашей Родины создает, с другой стороны, ее внутреннее единство: мы видим, что физико-географические черты Московского государства как таковые отделяют его жителей от Европы, объединяя их с жителями Центральной Азии вплоть до китайской стены, так же, как объединяют их идейные и духовные потребности, следующие из их происхождения». (Zasady dziejow Polski i innych krajow stowianskich i Moskwy. Wyjasnienie rzeczy co do pomnika maj^cego bye postawionym na pami^tkf zatozenia Panstwa Moskiewskiego jakoby w 862 roku. F. H. Duchinskiego. Paryz: W drukarni i lit. Renou i Maulde. 1859. S. 13).
42 Zasady dziejow Polski i innych krajow stowianskich i Moskwy. Wyjasnienie rzeczy co do pomnika maj^cego bye postawionym na pami^tkf zatozenia Panstwa Moskiewskiego jakoby w 862 roku. F.H. Duchinskiego. Paryz: W drukarni i lit. Renou i Maulde. 1859. S. 30.
24
Выпуск 1 2015
А.А. Ширинянц, А.В. Мырикова
Русское правительство после подавления восстания 1863 г. уже не интересовали польские национальные проблемы, любые компромиссы и договоры с польским обществом были теперь для него исключены. В самой Польше борьба со шляхтой и католическим духовенством велась не только силовыми военными методами, но и путем реформ, проведенных там сразу же после восстания 1863 г. Однако попытки русификации Польши ничуть не способствовали ее инкорпорации в состав империи, для все новых и новых поколений патриотично настроенных поляков главным врагом оставалась Россия, а в общественном сознании россиян сложилось негативное восприятие «поляков», которые в глазах «нереволюционной» общественности стали выглядеть мучителями русских крестьян, иудами славянского дела, религиозными фанатиками и экзальтированными носителями химерических имперских претензий давно и безвозвратно погибшей «великой Польши» и, наконец, отъявленными русофобами, инициаторами и вдохновителями любых нарушающих национально-политическое единство России движений и выступлений.
Именно в это время под Вильно — на «кресах» (восточных землях бывшей Речи Посполитой) — в родовом имении своих родителей появился на свет человек, которому суждено было сыграть особую роль в польской истории. Юзеф Клеменс Гинятович Косьчеша Пилсудский (1867-1935) не интересовался этнографическими теориями, его больше привлекали социальные и революционные идеи, поэтому он в 1884 г. назвал себя социалистом и поставил главной целью жизни физическое уничтожение русского государства с последующим восстановлением на его обломках новой Польши, доминирующей в Центральной и Восточной Европе.
Основатель польской армии и будущий диктатор возрожденного польского государства, Пилсудский был «всего лишь» членом ЦРК подпольной Польской социалистической партии (ППС) и редактором ее печатного органа «Рабочий», в котором поместил свою статью «Россия» (1895). В этой статье он изложил свои негативные взгляды на Россию, которых затем не менял. Суть их сводилась к следующему. Национальный характер и русскую историю, по Пилсудскому, определило долгое и тяжелое монголо-татарское иго, привившее за несколько веков русскому народу дух рабства, покорность власти и безропотность перед ударами судьбы43. Рассмотрев положение всех классов российского общества, Пилсудский пришел к выводу о том, что «границы между классами расплывчаты, и, имея рабское прошлое, они (классы. — Авт.) не обладают традицией политической борьбы и способностью к сплочению, к созданию политических партий. Единственная сплоченная сила в России — масса чиновников, эта армия самодержавия. Это также единственная сознательная сила»44. Надежды на русский пролетариат у Пилсудского абсолютно нет, а силой, способной разрушить самодержавие, становится... население покоренных царизмом стран: поляки, литовцы, латыши, русины (т. е. народы, занимавшие территории, принадлежа-
43 См.: Pilsudski Jozef. Wybor Pism / Wstfp Wlodzimierz Suleja, Krzysztof Polechonski. Wybor i opracowanie Wlodzimierz Sulej. Wroclaw - Warszawa - Krakow: Zaklad narodowy imienia Ossolinskich. Wydawnictwo polskiej akademii nauk. 1999. S. 8.
44 Там же. S. 16.
ПРОБЛЕМНЫЙ АНАЛИЗ И ГОСУДАРСТВЕННО-УПРАВЛЕНЧЕСКОЕ ПРОЕКТИРОВАНИЕ
25
Тема номера: «К вопросу о культурной дистанции»
щие в прошлом Речи Посполитой)45. Итак, все вернулось на круги своя — и у не любящего этнографии революционера Пилсудского цивилизационное превосходство поляков (а также соприкасавшихся когда-то с поляками народов) предопределяет их главенствующую роль в будущем разрушении «варварской» России...
Завершая наш сюжет, нельзя не процитировать И.С. Аксакова, сформулировавшего «русский взгляд» на Россию. Настоящая Русь, писал он, «живое, цельное тело, а не мозаичная сборка иноверцев и иноплеменных. К этому телу могут прилепляться прочие народные личности и тела, могут претворяться в его органическую сущность или только пользоваться его защитой, — но весь смысл бытия, вся сила, разум, историческое призвание, весь исторический raison d'etre — заключается именно в святой Руси.»46. И еще: «Сколько аномалий в государственном строе наплодила наша долголетняя антинациональная политика!.. Сколько еще придется разделывать из того, что натворено под воздействием фальшиво понятого европеизма, гуманизма, либерализма — во вред истинным интересам русской народности, русской государственной чести и силе!»47. Смысл и содержание этой фразы Аксакова не только ясны, но и близки современному россиянину.
Список используемых источников
1. Аксаков И.С. Отчего так нелегко живется в России? М.: РОССПЭН, 2002.
2. Аксаков И.С. Полное собрание сочинений. Т 6. Прибалтийский вопрос. Внутренние дела России. Введение к украинским ярмаркам. М.: Типография М.Г. Волчанинова, 1887.
3. Гильфердинг А.Ф. Положение и задача России в Царстве Польском // Русский инвалид. 1863. № 254.
4. Горохов А.А. Возвращение русского консерватизма: ответ Кори Робину // Историческое образование. 2014. № 3. С. 77-86.
5. Гуторов В.А. Политика: наука, философия, образование. СПб.: СПбГУ Факультет политологии. 2011.
6. Дьяков В.А. Славянский вопрос в общественной жизни дореволюционной России. М.: Наука, 1993.
45 Там же. S. 18.
46 Аксаков И.С. Где органическая сила России? // Аксаков И.С. Отчего так нелегко живется в России? М.: РОССПЭН, 2002. С. 260. Однако, к сожалению, в России все произошло по пророческому предсказанию Самарина: «Если бы когда-нибудь русское общество повернулось спиною к Прибалтийскому краю, махнуло рукой на Польшу, забыло про Кавказ и Финляндию, отучилось вообще интересоваться своими окраинами, это бы значило, что оно разлюбило Россию как целое. Тот день был бы началом ее разложения. В тот день возрадовались бы представители всех враждебных ей партий и народностей; Мирославский и Шедо-Феротти, Герцен и фон-Бокк забыли бы на время свои разномыслия; они сбежались бы со всех концов Европы на братский пир и отпраздновали бы вместе канун политического крушения Империи» (Самарин Ю.Ф. Сочинения. Т. 8. Окраины России. М., 1890. С. XVII).
47 Аксаков И.С. Еще об «Окраинах» Ю.Ф.Самарина // Аксаков И.С. Полн. собр. соч. Т. 6. Прибалтийский вопрос. Внутренние дела России. Введение к украинским ярмаркам. М.: Типография М.Г. Волчанинова, 1887. Т. 6. С. 167.
26
Выпуск 1 2015
А.А. Ширинянц, А.В. Мырикова
7. Дьяков В.А. Славянофильские тенденции в польской общественной мысли накануне и во время славянского съезда 1848 г. // Славянские съезды XIX-XX вв. М.: Институт славяноведения и балканистики РАН, 1994.
8. Западные окраины Российской империи. М.: Новое литературное обозрение, 2006.
9. Ильин И.А. Мировая политика русских государей // Профессор И.А. Ильин. Наши задачи. Статьи 1948-1954 гг. Том I. Париж: Издание Русского Обще-Воинского Союза. 1956.
10. Литературное наследство. Т. 97. Федор Иванович Тютчев. Книга первая. М.: Наука, 1988.
11. Мырикова А.В. Ф.И. Тютчев: особенности политического дискурса. М.: Издатель А.В. Воробьев, 2003.
12. Мырикова А.В., Осадченко З.Н., Сетов Н.Р. и др. Русский вопрос и линия русофобии в истории политики и политической мысли Европы XIX века // Русский вопрос в истории политики и мысли. Антология / под ред. А. Ю. Шутова, А. А. Ширинянца. М.: Издательство Московского университета, 2013.
13. Первый всеславянский съезд в России. Его причины и значение. М.: Типография Шюман и Глушкова, 1867.
14. Погодин М.П. Простая речь о мудреных вещах. М.: Типография В.М. Фриш, 1873.
15. Погодин М.П. Статьи политические и польский вопрос (1856-1867). М.: Типография Ф.Б. Миллера, 1876.
16. Русский вопрос в истории политики и мысли. Антология / под ред. А. Ю. Шутова, А. А. Ширинянца. М.: Издательство Московского университета, 2013.
17. Самарин Ю.Ф. Сочинения. Т. 8. Окраины России. М.: Типография А.И. Мамонтова, 1890.
18. Сорокопудова О.Е., Ширинянц А.А. «Русский вопрос»: французская русофобия в XIX веке // Вестник МГОУ 2014. № 2 // http://evestnik-mgou.ru/Articles/View/555/.
19. Тютчев Ф.И. Россия и Запад: книга пророчеств. М.: Православный Свято-Тихоновский богословский институт, 1999.
20. Тютчев Ф.И. Сочинения. В 2 т. Т. 2. М.: Правда, 1980.
21. Ширинянц А.А. «Внутренняя» русофобия и «остзейский вопрос» в России XIX века // Вестник Российской нации, 2014. № 2. С. 35-47.
22. Ширинянц А.А. М.Н. Катков и М.П. Погодин о национально-политическом единстве и целостности России // Катковский вестник. Религиозно-философские чтения: к 190-летию со дня рождения М.Н. Каткова. М.: Издательство «Прогресс-Плеяда», 2008. C. 90-103.
23. Zasady dziejow Polski i innych krajow slowianskich i Moskwy. Wyjasnienie rzeczy co do pomnika maj^cego bye postawionym na pami^tk^ zalozenia Panstwa Moskiewskiego jakoby w 862 roku. F. H. Duchinskiego. Paryz: W drukarni i lit. Renou i Maulde. 1859.
24. Pitsudski Jozef. Wybor Pism / Wst^p Wlodzimierz Suleja, Krzysztof Polechonski. Wybor i opracowanie Wlodzimierz Sulej. Wroclaw - Warszawa - Krakow: Zaklad narodowy imie-nia Ossolinskich. Wydawnictwo polskiej akademii nauk. 1999.
ПРОБЛЕМНЫЙ АНАЛИЗ И ГОСУДАРСТВЕННО-УПРАВЛЕНЧЕСКОЕ ПРОЕКТИРОВАНИЕ
27
