CC BY
83
ВЕСТН. МОСК. УН-ТА. СЕР. 12. ПОЛИТИЧЕСКИЕ НАУКИ. 2011. № 5
НАУЧНАЯ ЖИЗНЬ
РОССИЯ И ПОЛЬША: ПРОБЛЕМЫ ВЗАИМНОГО
ВОСПРИЯТИЯ
Участники конференции рассматривали проблемы и тенденции взаимного восприятия России и Польши с различных точек зрения, стремясь понять его глубинные мотивы и неочевидные на первый взгляд закономерности.
Ключевые слова: политическое восприятие, российско-польские отношения, «польский вопрос», политико-психологические аспекты взаимного восприятия, образ страны, стереотипы взаимного восприятия, геополитика и взаимное восприятие.
Конференция «Россия и Польша: проблемы взаимного восприятия», организованная факультетом политологии МГУ имени М.В. Ломоносова и Ягеллонским университетом в Кракове, состоялась 23—24 сентября 2011 г. на факультете политологии МГУ имени М.В. Ломоносова. Ее проведение стало возможным благодаря договоренности, достигнутой в результате встречи декана факультета политологии МГУ, профессора Андрея Юрьевича Шутова с деканом факультета международных исследований и политических наук Ягеллонского университета, профессором Богданом Шляхтой. Пленарное заседание конференции было посвящено анализу политической истории и современной политики России и Польши. Рассмотрение актуальных вопросов в сфере польско-российских отношений было продолжено на секциях «Россия и Польша: ретроспектива и современность», «Россия — Польша: политико-психологические аспекты взаимного восприятия» и «Актуальные проблемы российско-польских отношений».
Предлагаем вниманию читателей тексты выступлений участников конференции.
ПЛЕНАРНОЕ ЗАСЕДАНИЕ КОНФЕРЕНЦИИ
Шляхта Богдан, профессор Ягеллонского университета (г. Краков)
ПРОБЛЕМАТИЧНОСТЬ СТЕРЕОТИПОВ
Я весьма благодарен декану факультета политологии Московского государственного университета имени Ломоносова г-ну проф. Шутову за организацию нашей первой общей конференции, о которой представители старейших высших учебных заведений России и Поль-
ши договорились более десяти месяцев назад. Благодаря Вам, г-н декан, и Вашим сотрудникам, мы обрели шанс начать дебаты, которые — я надеюсь — продолжатся в следующем году в Польше и станут регулярными. Безусловно, такие встречи необходимы. Наши дебаты будут не столько влиять на решения, принимаемые политиками (хотя я не исключаю и этого), сколько обогащать наши знания. Этими знаниями мы будем делиться со студентами, систематически формируя их умы и позиции, возможно, облегчая им преодоление стереотипов и вытекающие из них ограничения в отношении народа-соседа.
Свое выступление начну с тривиального замечания: возможно, «сначала», в фазе формирования языка, а вслед за ним — культуры, затем каких-то связей между отдельными личностями, и посредством этого — неких общих их групп, не существует никаких образцов взаимного поведения, никаких норм или правил, определяющих «соответствующее» отношение одних личностей к другим. При таком подходе оказывается, что нормы или правила, служащие основанием мирного сожительства личностей, не устанавливаются сознательно заключаемым соглашением. Этот подход, экспонирующий силу обычая или — кто как предпочитает — традиции, не исключающий гегемонии «сторожей обычая» или «защитников традиции», которые иногда опираются на санкции личного Бога, был опротестован философами политики XVII— XVIII в. Вместо него был предложен так называемый контрактуальный подход, согласно которому нормы или правила взаимного сожительства, когда они признаются результатом случайного длительного процесса формирования, пусть и ассоциируемыми с полезностью и прочностью общественных связей, с мирным сожительством личностей в пределах сообщества, малорациональны.
Сторонники направления мышления, доминирующего уже в течение нескольких столетий, критически относятся к позиции политических консерваторов, настаивающих на роли практической мудрости, аккумулированной поколениями, создающими сообщества, этнические или даже политические, правил или норм, значение которых обусловливается их существованием «с незапамятных времен». Предмет спора, который постоянно ведется с ними, касается «субъектов разумности» того, что формировалось или устанавливалось в ходе длительного процесса, кто являлся этими «субъектами»: только личности или «коллективные бытия» вроде народов, классов, полов, сторонников какой-то сексуальной ориентации, этнокультурных групп. Но даже в этом «дополнительном» споре все время принимается существование как-то понимаемой разумности, разрешающей критически оценивать то, что имеет за собой не «разумность», но длительное существование, что признается убеждением, не поддерживаемым разумностью, о чем свидетельствует в основном только время (или, возможно, личный Бог).
Небывалая живучесть доминирующей точки зрения, соединенной в какой-то момент с историософским проектом, относящимся к эпохе Просвещения, и с критикой человеческого ума, принимающего решения с санкции личного Бога, стала поводом для начала поисков сущности той «разумности», в последнее время называемой обычно «общественной разумностью» или просто «общественным разумом».
Если момент «разумности», указывающей на соответствующие правила или нормы, дополнить «универсализующим» моментом, безусловно, независимым от каких бы то ни было религиозных вероисповеданий и идеологических факторов, от элементов, выступающих причинами или основаниями дифференцирования партикулярных культур, мы придем к убеждению, что универсальная разумность должна отождествляться с «всеобщим общественным разумом» и указывать нам в России и Польше, в Белоруссии и Венесуэле, в Литве и Малайзии такие правила поведения, которые будут общими для нас; правила, которые — ради достижения мира — должны обязывать каждый коллектив в любое время и в любом месте, точнее говоря, обязывать в любое время, в любом месте каждую личность.
Этот рационалистично-универсалистский проект может быть по-разному обоснован и иметь разную сущность. Кажется, однако, что он уже окончательно потерял, по крайней мере, в мышлении людей Запада, отношение к Богу как к истине общей сущности в наших умах и расположение в истории как фактор, доставляющий такую сущность данной группе (например, пролетариату или какому-то народу с мессианскими притязаниями). Кажется, что он был укреплен в индивидуалистическом проекте, требующим признать, что это каждая личность является «носителем» сущности «общественной разумности» или «общественного разума» с рационалистично-универсалистским достоинством. Однако если это так, то в поиске сущности разумности необходимо абстрагироваться от укоренения отдельных (всех!) личностей в их коллективах, хотя бы это были народы или классы, полы или этнокультурные образования.
Однако этот проект, называемый иногда и модернистским, но близкий постмодернистам, содержит по крайней мере три существенных элемента, которые достойны рассмотрения в связи с темой нашей конференции. Первый элемент — равенство каждой личности и каждой группы, сформированной такими личностями. Второй элемент — взаимное уважение: на основании предполагаемой и якобы всеобще доступной «разумности» равные личности, народы или государства должны быть способными к сосуществованию, к мирному пребыванию друг возле друга. И наконец, третий элемент, кажущийся ключевым, — принцип сохранения внешнего мира.
Суханек Люциан, профессор Ягеллонского университета (г. Краков)
ПОНЯТЬ РОССИЮ. КАК ПОЛЯК ДОЛЖЕН СМОТРЕТЬ
НА РОССИЮ
Чтобы понять Россию, надо принять во внимание несколько фундаментальных факторов. Я назову их. 1. Русские и поляки принадлежат к разным цивилизациям, разным культурным кругам. 2. Поляки и русские принадлежат к славянам, которые однако в культурном, цивили-зационном аспекте не составляют единства. 3. У наших стран разный исторический опыт. 4. Разница между Польшей и Россией проявляется на уровне «история—современность». 5. Существенная разница между нами и русскими обнаруживается тогда, когда мы пытаемся определить основы национальной и государственной идентичности. 6. Нас отличают характер, методы и глубина процесса как политической, так и хозяйственной трансформации. 7. Не является симметричным отношение Запада к России и Польше. 8. Нас отличают позиция и значение в мире. 9. Проблема понимания России и россиян с перспективы правительства и государства выглядит иначе, чем с перспективы народа и единицы. 10. Ошибочно и неэффективно при описании русской действительности использовать понятия и термины западной политологии и социологии. 11. Не помогает понять Россию и картина, созданная в соответствии с нашими соображениями, или еще хуже — нашими желаниями.
Бухарин Н.И., кандидат исторических наук, ведущий научный сотрудник Института экономики РАН
СОВРЕМЕННЫЕ РОССИЙСКО-ПОЛЬСКИЕ ОТНОШЕНИЯ
Современным российско-польским политическим отношениям 20 лет. На протяжении этих лет они развивались нелинейно: периоды улучшения сменялись периодами ухудшения. Ухудшение отношений обусловливалось разногласиями в позициях обеих стран и несовпадением взаимных интересов. При этом циклы политических отношений не совпадали с циклами экономических отношений. Несмотря на сложные политические отношения, российско-польские экономические отношения, культурные и научные связи, контакты между людьми, гражданскими обществами двух стран успешно развивались.
В современных российско-польских политических отношениях было два периода улучшения отношений. Это 1992—1993, 2002—2004 гг. В эти годы сближений взаимные отношения приобретали характер конструктивных. Постоянным был политический диалог на уровне глав государств, правительств, министров иностранных дел, обеих палат парламента. Плодотворно функционировали институты поддержания взаимных отношений. Охлаждение двусторонних отношений на-
блюдалось в 1994—2001 и 2005—2008 гг. В эти периоды политический диалог прекращался, преобладали взаимные конфликты. Визиты на межгосударственном уровне откладывались или прекращались, тормозилось сотрудничество государственных органов. Проблемы во взаимных отношениях накапливались и не решались.
С 2009—2010 гг. можно говорить о начале нового, третьего цикла улучшения взаимных отношений. В эти годы российские власти, стремясь к дальнейшему улучшению отношений с ЕС, предприняли попытку нового сближения с Республикой Польша (РП). Ее инициатором стал премьер-министр РФ В.В. Путин. Во время визита Президента России Д.А. Медведева в Польшу 6—7 декабря 2010 г. в третий раз в истории современных российско-польских отношений российской и польской сторонами было заявлено об открытии нового раздела в этих отношениях, об их переходе в ближайшей перспективе на качественно новый уровень развития. И Россия, и Польша пытаются сформулировать новую стратегию взаимных отношений, создать в ближайшем десятилетии новую модель взаимного сотрудничества. Теперь польскую политику России и российскую политику Польши объединяет прагматизм.
В 2010—2011 гг. весьма успешно развивался взаимный политический диалог на высшем уровне. В апреле 2010 г. Президент РФ Д.А. Медведев принял участие в похоронах бывшего президента РП Л. Качиньского и встречался с и.о. президента Польши Б. Коморовским и премьер-министром. Д. Туском. 9 мая 2010 г. Коморовский принял участие в праздновании 65-й годовщины победы над нацистской Германией в Москве. В начале декабря 2010 г. состоялся официальный визит российского президента в Польшу, хотя по дипломатическому протоколу Москву должен был с официальным визитом посетить польский президент. В апреле 2011 г. состоялась встреча Медведева и Коморов-ского в Смоленске.
Василенко И.А., профессор кафедры российской политики МГУ
имени М.В. Ломоносова
ИМИДЖ РОССИИ В ПОЛЬШЕ КАК ОТРАЖЕНИЕ
РОССИЙСКО-ПОЛЬСКИХ ОТНОШЕНИЙ
Имидж каждой страны формируют не только образы настоящего, но и прошлого, при этом особую роль играют значимые исторические события — войны и революции, победы и поражения. К сожалению, историческая память России и Польши полна трагических событий, наши страны связывает долгая история вражды и войн. В 1990-е гг., когда Советский Союз рухнул, демократическая Польша самоутверждалась в противостоянии «тоталитарному российскому прошлому». Перелом в двусторонних отношениях наметился совсем недавно. В 2008 г. в ре-
зультате договоренности между главами дипломатических ведомств России и Польши Сергеем Лавровым и Радославом Сикорским была создана специальная Группа по решению трудных вопросов в двусторонних отношениях, в которую вошли в основном историки и ученые. Трехлетний этап работы Группы завершился выходом фундаментального совместного труда под научной редакцией обоих сопредседателей «Белые пятна — черные пятна: сложные вопросы в российско-польских отношениях» (М., 2010). Эта книга стала первым серьезным шагом в преодолении негативных стереотипов восприятия образов друг друга народами России и Польши. Еще один важный шаг в развитии нового этапа российско-польских отношений — совместное решение о создании Центров диалога и согласия в Москве и Варшаве. Прецедента открытия подобных учреждений в международной практике нет, эти центры будут бороться за выявление исторической правды и преодоление несправедливых стереотипов. Обе стороны надеются, что Центры будут продвигать инициативы в области науки, образования, культуры и исторического наследия, адресованные всем поколениям россиян и поляков. Если раньше двусторонние отношения формировались преимущественно правительствами, поскольку общество не имело влияния на международную политику, то сегодня ситуация принципиально изменилась: современные отношения между Польшей и Россией в большой мере формируются институтами и сообществами, в том числе сообществами ученых, журналистов, общественных деятелей. Именно «гражданская дипломатия» способна эффективно повлиять на международную политику и преломить существующие негативные стереотипы в сознании наших народов. Хочется надеяться, что в результате развития российско-польского диалога и согласия наши народы сумеют избавиться от негативных образов прошлого, мешающих нашим странам развивать теплые добрососедские отношения и двигаться вперед.
Разьны Анна, профессор Ягеллонского университета (г. Краков)
ХРИСТИАНСКИЕ ЦЕННОСТИ В ПОЛЬСКО-РУССКИХ
ОТНОШЕНИЯХ ПОСЛЕ 1991 г.
После крушения коммунизма и распада Советского Союза в польско-русских отношениях началась новая эпоха. Ее подготовил в 1989 г. круглый стол в Польше и прошедшие после него так называемые свободные выборы. Утверждаемое в годы «реального социализма» искусственное единство «стран народной демократии» рухнуло. Этот переломный момент показал польскому и русскому обществу, что основанные на фальшивой идеологии единство, единомыслие, дружба народов имеют иллюзорный характер. Однако осознание этого обстоятельства не привело ни в Польше, ни в России к преодолению взаимонепонимания в прошлом и настоящем, главным образом на
межнациональном и межгосударственном уровне. Следует подчеркнуть, что в межличностных польско-русских отношениях куда больше взаимопонимания и искренней благожелательности, что возможное взаимонепонимание непринципиально. Естественно, что в этой сфере осуществляемый даже в советское время обмен мнениями и утверждаемая человеческая солидарность нашли после 1991 г. шанс более официального, но одновременно не подчиненного преходящим лозунгам и требованиям политики, развития. С другой стороны — на официальном, межнациональном, государственно-политическом уровне польско-русских отношений появился шанс преодоления искусственных барьеров — националистических, конфессиональных, культурных. Появилась возможность осознания и преодоления мессианских и утопических мифов, которые веками использовали идеологи обоих государств.
Здесь надо подчеркнуть роль ученых-философов, историков, куль-туроведов, теологов, которые подготовили фундамент для польско--русского научного диалога. Среди них Мариан Здзеховски и Владимир Соловьев. Здзеховски — историк, философ, русист — во многом сближался с Соловьевым. И тот и другой считали самым важным элементом польско-русских связей религию как постоянную данную, детерминанту не только сознания польского и русского народа, но и их взаимосвязей.
В планах Запада, касающихся обвала социалистической системы в Европе, Польша не была исключением. Круглый стол не был началом декоммунизации, а только попыткой примирения коммунистов с так называемой демократической оппозицией и кончился договором между ними, в результате которого началась эпоха посткоммунизма, принимающего влияние Запада во всех сферах жизни. В общественной и культурной жизни западные ценности сыграли отрицательную роль, которая вытекает из либеральной философии человека (главным образом свободы), идеологии политической корректности и культуры постмодернизма с их антиаксиологическими императивами. Все они явно стали выступать против христианских ценностей, которые легли в основы как польской и западноевропейской культурной традиции, так и русской.
Став членом Европейского союза, а затем подписав Лиссабонский договор, Польша на уровне права подчинилась влияниям западной культуры, отрицающим христианское наследие Европы. Непосредственно Лиссабонский договор, отвергающий ссылку на Бога и христианское наследие Европы, не касается России, однако оказывает влияние на отношения Евросоюза с ней. Более значительное влияние на русскую культуру оказывают либерализм и связанный с ним постмодернизм, служащие философским фундаментом Лиссабонского договора.
В аксиологическом пространстве, главным образом в пространстве свободы, они являются противоположностью христианства и христи-
анских ценностей. Они провозглашают негативную концепцию свободы и несвободы от чего-либо.
Либерализм подобно революционным и постреволюционным идеологиям сводит свободу к внешним условиям жизни, к политическому и общественному ее режиму. Связывает ее с благом, отрицающим высшее онтологическое призвание человека.
В настоящее время борьбу за христианские ценности может возглавить связанный с ними консерватизм. Христианское соучастие и солидаризм — это важнейшие признаки классического консерватизма в современном мире. Однако это не означает согласия с распространяемым американскими неоконсерваторами глобализмом и его идеей стирания национально-териториальных границ во имя наднационального и надцивилизационного политического и экономического объединения.
Существование христианской цивилизации немыслимо без поддержки общества и государства. В настоящее время сила этой поддержки зависит от силы религиозно-этического консерватизма. Однако для политических консерваторов государство не может выступать в роли сакрального фетиша, потому что цель государства состоит не в том, чтобы построить рай на земле, но в том, чтобы земная жизнь не превратилась в ад.
Самую важную роль для будущего христианской цивилизации и самого христианства играют попытки католической и православной церквей преодолеть разъединенность экуменического диалога. Проводником сближения польских католиков и русских православных должен стать папа Бенедикт XVI, который сильно и эффективно включился в подлинный диалог между Католической и Русской православной церквями. Более значимыми являются переговоры представителей Московского патриархата с Польским епископатом о необходимости христианского присутствия в современном мире и отношениях между Католической церковью в Польше и Русской православной церковью. Им сопутствуют попытки создать универсальную — христианскую — основу примирения, гарантией которого будут христианские ценности. Тем более удивительным является факт, что Польско-российская комиссия по трудным вопросам не уделяет этому настоящему диалогу внимания. В книге «Белые пятна — черные пятна: сложные вопросы в российско-польских отношениях», подводящей итоги работы комиссии, нет ни одного свидетельства польско-российского диалога на уровне христианских конфессий — католической и православной — а также христианских ценностей, представляющих собой основу европейской цивилизации1. Следует ожидать, что в будущих работах Польско-российской комиссии эти важные аспекты польско-русских отношений найдут подтверждение.
1 Biate р1ату — С2агпе р1ату. Sprawy 1^пе w ге1адаА роЫш-тедеЫА (1918-2088). Warszawa, 2010.
Цыганков П.А., профессор кафедры сравнительной политологии факультета политологии МГУ имени М.В. Ломоносова РОССИЯ В ГЕОПОЛИТИКЕ ЕВРОПЕЙСКОГО СОЮЗА И ПОЛЬШИ
Попытаемся выявить общее и особенное в современной геополитике Евросоюза и Польши в отношении России. Польша является членом ЕС и НАТО. С июля сего года она председательствует в Европейском союзе. Вполне естественно, что она разделяет его основные внешнеполитические цели и приоритеты. В то же время Польша, как и другие члены Евросоюза, несмотря на всю глубину объединяющих их интеграционных процессов, остается суверенным государством, сохраняющим собственные национальные интересы. Поэтому не только формальная, но также практическая и популярная геополитика имеют в Польше свои особенности, в том числе — и, возможно, главным образом — именно в отношении России.
Во-первых, в отличие от геополитики «Старой Европы», в геополитике Польши наблюдается более тесная связь между формальной и практической линиями: значительная часть представителей польской формальной геополитики поддерживает, обосновывает и аргументирует официальную линию своего правительства.
Во-вторых, практическая геополитика Польши гораздо более идеологизирована. Темы авторитаризма во внутренней политике России, ее агрессивности в отношении соседей и имперских амбиций, «ан-тиевропейскости», «газового шантажа» и стремления расколоть ЕС — все это присутствует — причем, в «усиленном варианте» — в геополитическом дискурсе и современной Польши. Вместе с тем его отличие от общеевросоюзного состоит в том, что указанные темы доминируют также в официальных документах и внешней политике польского государства2. При этом стремление «Старой Европы» исходить в отношениях с Россией из принципов рациональности и экономического прагматизма польским политическим истеблишментом воспринимается как проявление политической наивности либо цинизма3.
В-третьих, мейнстрим польской геополитики отличается от линии, доминирующей в геополитике ЕС в отношении США. Евросоюз настроен на «уравновешивание» власти Соединенных Штатов и формирование с этой целью собственной квази-сверхдержавы со своей стратегией на мировой арене. Напротив, Польша проявляет интерес к сохранению роли Америки в делах Евросоюза, стремясь таким образом
2 См. подробнее об этом: Корейба Я. Историко-идеологические основы внешней политики Польши в отношении европейских стран бывшего СССР // Восточная Европа. Перспективы. 2011. № 2.
3 См.: Бирюков С., Савин В. Германия—Польша—Россия: зона конфликта или пространство диалога? // Мировая экономика и международные отношения. 2010. № 5. С. 53.
«уравновесить» влияние наиболее крупных стран ЕС — в первую очередь Германии — на «новую Восточную Европу».
Наконец, в-четвертых, идеологическая и прагматическая линии польской формальной геополитики выглядят более контрастными и менее компромиссными по сравнению с формальной геополитикой Евросоюза в целом.
Ключевым для современной польской практической геополитики является восточный вектор, направленный прежде всего на Украину и Белоруссию. Обосновывается, что ближайшее политическое и экономическое сотрудничество должно приблизить их к Европейскому союзу.
Однако в целом политика «Восточного партнерства» не ориентирована на сотрудничество с Россией. Более того, ее антироссийский смысл, состоящий в отрыве от России и противопоставлении ей новых независимых государств — в первую очередь Украины и Белоруссии — отмечается не только многими российскими, но и некоторыми польскими наблюдателями. В целом в польской геополитике (ее формальном, популярном и даже практическом проявлениях) доминирует эмоционально-идеологический подход к отношениям с Россией4. Возникает вопрос: возможно ли преодоление крайностей, мифов, идеологем и стереотипов в практической геополитике Польши в отношении России, хотя бы на том уровне рациональности и прагматизма, который свойствен для ЕС? Действительно ли достаточным условием выстраивания конструктивных взаимодействий может оказаться переход от традиционной идеологизированной геополитики к геоэкономике?5
Нынешнее потепление польско-российских отношений — если не согласиться, что оно носит не зависящий от польского правительства и, следовательно, временный характер6 — дает некоторые основания для осторожного оптимизма. Вместе с тем следует учитывать, что для его развития от Варшавы потребуется, в частности, сближение «Восточного партнерства» с партнерством ЕС — Россия и Польша — Россия7. Насколько реально подобное сближение, принимая во внимание давление исторической памяти и многовековой мифологизации польско-
4 Для польской политической элиты, пишет Я. Корейба, «отношения с Россией не являются лишь игрой национальных интересов, они имеют трансцендентное измерение. Польско-российские отношения — это борьба добра и зла, света и тьмы, цивилизации с варварами, прогресса с регрессом, Европы с Востоком. Поэтому, по их мнению, любая уступка российской стороне является не просто выражением актуальной позиции, а изменой принципам и исторической миссии» (КорейбаЯ. Указ. соч.. С. 68).
5 См.: Бирюков С., Савин В. Указ. соч. С. 61.
6 См.: Корейба Я. Указ. соч. С. 74.
7 О «добавленной стоимости» подобного сближения для Польши см.: Мальгин А.В. Россия и Польша сквозь призму «восточной политики» Евросоюза // Восточная Европа. Перспективы. 2011. № 2.
го менталитета8, покажет будущее. Однако уже сегодня ясно, пишет Л. Сыкульски, «безопасность польским гражданам наверняка не обеспечит авантюрная политика вбивания клина между странами Западной и Восточной Европы, а также политика, направленная на конфронтацию ЕС и России»9.
Действительно мировое развитие требует от геополитологов и практических геополитиков иных подходов. На наших глазах происходят стремительные и кардинальные изменения в глобальной архитектуре безопасности, во всей структуре миропорядка. Новые вызовы (в том числе в экономике, финансах, энергетике) требуют не конфронтации и «раскапывания» прошлых обид и трактовки с этих позиций современных событий, трудностей и проблем. Они требуют совместных поисков решений, от адекватности содержания которых будет зависеть и общее будущее не только Евросоюза, Польши и России, но и мирового развития в целом.
СЕКЦИЯ «РОССИЯ-ПОЛЬША: РЕТРОСПЕКТИВА И СОВРЕМЕННОСТЬ»
Абассы Малгожата, доктор Ягеллонского университета (г. Краков) СОВРЕМЕННЫЕ ИССЛЕДОВАНИЯ В ОБЛАСТИ ПОЛЬСКО-РУССКИХ ОТНОШЕНИЙ: ВЗГЛЯД В ПРОШЛОЕ ИЛИ В БУДУЩЕЕ?
Процессы подтверждения идентичности трудно исследовать в связи с их огромной внутренней динамикой и зависимостью от историко-политического контекста. В стремлении к самоопределению отражаются менталитет обоих народов и содержание их исторической памяти. Представление соседа часто является стереотипом и затрудняет, а иногда даже делает невозможным адекватно оценить ситуацию. Так как слово «стереотип» имеет негативную окраску, будем использовать понятие «шаблон». Шаблоны формируются как механизмы, облегчающие восприятие действительности и принятие ее без необходимости оценки событий, с которыми приходится сталкиваться. Часто, однако, шаблоны существуют дольше, чем условия, в которых они появились, и перестают выполнять свою главную функцию; вместо того чтобы упорядочивать действительность, они прикрывают ее. Тогда появляется необходимость пересмотра шаблонов, их переоценки под углом соответствия реально существующим явлениям. Наиболее жизнеспособными шаблонами являются: «экспансивная империя» и «враг с Запада».
8 Как считает Я. Корейба: «...пока историческая память не подвергнется масштабной эволюции (а для этого нужна смена нескольких поколений), парадигма отношений [Польши] с соседями вряд ли может существенно поменяться» (Корейба Я. Указ. соч. С. 74).
9 http://www.regnum.ru/news/1361578.html
Для взаимопонимания в польско-русских отношениях необходимо тщательное изучение «культурного канона» — собрания произведений, образов и всем известных событий, определяющих одновременно горизонт переживаемых традиций.
Понятие «польско-русские отношения» охватывает всякого рода связи между нашими государствами и народами. Они имеют официальный характер, как например дипломатические отношения, экономические, определяемые при помощи международных договоров, контакты институтов — культурного и религиозного типа (диалог Католической и Русской православной церквей); или неофициальный: к этому типу отношений причислим индивидуальные встречи выдающихся представителей обеих культур, групп студентов, туристов и т.п. Каждый контакт происходит в определенном историческом контексте в связи с событиями переломного характера. Особенность польско-русских отношений выражена в парадигме «вызов-ответ» и поэтому взаимоотношения Польши и России зачастую эмоционально окрашены.
Обращая внимание на шаблоны «экспансивной империи», надо, однако, помнить, что европейские идеи свободы и индивидуальной личности укоренились и в сознании русского общества. Об этих идеях мы читаем в письмах декабристов, западников, таких, как Александр Герцен и Виссарион Белинский, российских эмигрантов, диссидентов, они возродились в среде «детей ХХ съезда» — шестидесятников. Согласно исследованиям, в прошлом поляки находили в русских союзников, разделяющих с ними самые важные ценности.
Подводя итоги, можно сказать, что прошлое играет важную роль в современных исследованиях в сфере российско-польских отношений. Не уделяя должного внимания источникам стереотипов, символов и взаимных опасений, мы рискуем воплотить в жизнь пророчество Чаадаева, который, описывая Россию как страну без истории, живущую только сегодняшним днем, писал: «Мы растем, но не созреваем».
Андерсон К.М., доцент кафедры истории социально-политических учений факультета политологии МГУ имени М.В. Ломоносова СТАЛИН И ПОЛЬША
Если верить публикациям времен Иосифа Сталина, равно как и современным, не было ни единого закутка в жизни общества, к которому вождь не был бы причастен. Степень его вовлечения порой преувеличена как апологетами, так и противниками, однако, это не относится к «делам польским», в которых Сталин опирался на личные суждения, имевшие разную основу.
Ему было не чуждо бытовое предубеждение против поляков, которое разделяли многие обыватели Российской империи. Насторожен-
ное отношение к католикам, естественное для бывшего православного семинариста, дополнилось позже досадой на невозможность поставить католическую церковь под столь же цепкое государственное управление, как и русскую православную.
Благодаря брошюре «Марксизм и национальный вопрос» Сталин слыл среди большевиков крупным теоретиком в этой области, но на посту комиссара по делам национальностей, да и в более поздние годы, он не следовал буквально собственным постулатам. Впрочем, если оценивать депортации исходя из сталинского определения нации как исторической общности людей, связанной общностью языка, экономической жизни, психологического склада и территорией, то переселение с «отеческих земель» означало гибель народа.
Большее прикладное значение имела гипотетическая иерархия наций и народов, очертания которой просматриваются в работах Сталина. В центре — русский народ, по мере отдаления к периферии славянские народы, иные крупные нации, народы отсталые с точки зрения классовой борьбы. Это видение, отдающее славянофильством, было ближе к геополитике, нежели к марксистской ортодоксии.
Хотя геополитика как метод построения международных отношений формально не признавалась советскими идеологами, Сталин все же мыслил ее категориями. Страсть к географическим картам, на которые он наносил свои пометки и правку, косвенно подтверждает это.
Геополитические соображения лежали в основе разногласий между Советским Союзом и его западными соратниками по антигитлеровской коалиции в годы Второй мировой войны. Главным «яблоком раздора» была Польша. В 1942 г. польское правительство в изгнании предложило создать после победы польско-чешскую федерацию, которая смыкалась бы со странами Балканской унии. План был слегка измененным вариантом давнего замысла Пилсудского, ратовавшего за «санитарный кордон» вдоль границ СССР. Вопрос был явно преждевременным и Сталин с Черчиллем условились отложить его.
В 1944 г., по приезде в Москву, Черчилль предложил Сталину набросок «процентного соглашения», определяющего квоты Союза на влияние в Болгарии, Греции, Венгрии и других европейских странах, среди которых Польша не упоминалась. Ссылаясь на особые отношения Британии с Польшей, Черчилль надеялся сохранить в ней английское влияние. Сталин не уступал. Попытки усадить за стол переговоров представителей лондонского и просоветского люблинского правительств не имели успеха, к тому же ни Сталин, ни Черчилль к нему не стремились. Преимущество было на стороне Советов: армия продвигалась в глубь Польши, пролондонские отряды Армии Крайовой досаждали советским частям, но не более того. Примечательно, что пропагандистам было рекомендовано не использовать слова «коммунизм», «социализм», не задевать религию.
8 ВМУ, политические науки, № 5
Все решил перевес силы. Черчилль потерпел поражение, за которое он попытался взять реванш. 13 мая 1945 г., через несколько дней после капитуляции Германии и за год до Фултонской речи, он выступил с радиообращением, предупреждавшим о новой угрозе тоталитаризма, возникающей в Европе. Несколько раньше он дал секретное поручение разработать план военного противостояния продвижению Советского Союза на запад. К счастью, им не воспользовались.
В прагматическом противостоянии главного антикоммуниста Черчилля и коммунистического вождя Сталина идеологические расхождения не играли особой роли. Решение «польского вопроса», как и многие иные политические коллизии, обусловливалось практическими возможностями сторон, которые затем получали теоретическое оправдание.
Дудек Анджей, доктор Ягеллонского университета (г. Краков)
ПОЛЬСКИЕ КОНЦЕПЦИИ РУССКОЙ ЦИВИЛИЗАЦИИ
В НАЧАЛЕ XX в. И ИХ СОВРЕМЕННОЕ ВОСПРИЯТИЕ
В первом тридцатилетии XX в. в культурной и научной жизни польского общества замечаются различные проявления заинтересованности историей России. До 1914 г. в научных центрах разделенной соседними державами Польши образуются своеобразные по методам исторические школы: краковская, варшавская и львовская10.
После 1918 г., в условиях возрождающейся государственности страны и новой международной обстановки, существенным фактором которой были последствия большевистского переворота, в трудах польских историков и философов рассматриваются вопросы о корнях и ци-вилизационных началах коммунистического строя и его связи с дореволюционным прошлым России. Фактором, способствующим развитию исследовательской работы в это время, было создание польскими властями в 1930 г. для довоенного польского россиеведения и советологии Института Восточной Европы в Вильнюсе.
Среди многочисленных польских работ о России, появившихся в первом тридцатилетии XX в. стоит отметить труды, в которых цивили-зационные факторы стали отправной точкой интерпретации русского прошлого и настоящего. Авторы этих работ — Станислав Кутжеба (Stanistew Kutrzeba), Ян Кухажевский (Jan Kucharzewski), Феликс Ко-нэчный (Feliks Koneczny), Флориан Знанецки (Florian Znaniecki) и Ма-риан Здзеховски (Marian Zdziechowski).
В работах упомянутых польских ученых можно заметить несколько общих мест в характеристике русской цивилизации. Среди повто-
10 Filipowicz M. Wobec Rosji. Studia z dziejów historiografii polskiej od koñca XIX wieku po II wojnQ áwiatowa, Lublin, 2000. S. 18-67.
ряющихся в анализах идей и концептов обращает внимание:
1) убеждение в оппозиционном характере польской и русской культур как представителей Запада и Востока;
2) в качестве главных источников русской цивилизации упоминаются иностранные (византийские, татарские, прусские) образцы функционирования власти;
3) мнение о порабощении властью как русского общества, так и русской Церкви;
4) русская цивилизация отличается недостатком развития публичного закона и юридических гарантий прав личности;
5) русская цивилизация сформировала специфические, часто противоречивые, черты личности своих представителей (максимализм, нигилизм, покорность);
6) мнение о том, что большевизм является очередной стадией русского деспотизма.
Работы названных ученых и мыслителей начала XX в. в условиях коммунистического строя были запрещены, но в интеллектуальном обиходе страны они были известны благодаря самиздату и тамиздату. После 1991 г. эти тексты стали появляться официально наряду с критическими работами о научном наследии их авторов. Современные польские историки, политологи, философы, россиеведы (Марк Корнат, Мирослав Филипович, Рышард Стобецкий, Мариан Зачинский, Ры-шард Поляк, Михал Бохун, Яна Красицкий, Збигнев Опацкий), характеризуя работы о России, появившиеся в начале XX в., осознают, что на принятый авторами начала XX в. способ интерпретации русских вопросов оказала влияние историческая и политическая обстановка; критически относятся к замеченным слабым пунктам научного дискурса, теоретическим недостаткам выдвигаемых концепций и проявлениям стереотипного и обусловленного предубеждениями мышления; опровергают тезисы о предопределенности цивилизационного антагонизма России и Польши; убеждены в необходимости учитывать точки зрения на анализируемую культуру. Взгляд на культуру (изнутри или извне), безусловно, сказывается на результатах исследования.
Козиков И.А., профессор кафедры истории социально-политических учений факультета политологии МГУ
имени М.В. Ломоносова
В.И. ВЕРНАДСКИЙ О ПОЛЬШЕ
Судьба славян, в том числе и Польши, глубоко волновала В.И. Вернадского. К славянам он проявлял интерес с юношеских лет. Большое внимание Вернадский уделял единству России и славян. К взаимоотношениям России и Польши он подходил с дружественных позиций, рассматривал их с геополитической точки зрения. В этом
контексте ученый считал поляков, как и другие славянские народы, естественными союзниками России. Он подчеркивал, что народы славянских государств симпатизируют России, тяготеют к ней. Россия в свою очередь должна помогать славянским народам, учитывая их отношение к России.
В.И. Вернадский проявлял большую заботу о развитии науки в Польше, дружил с ее учеными, в своих трудах по истории науки анализировал их достижения.
Мырикова А.В., доцент кафедры истории социально-политических
учений факультета политологии МГУ
имени М.В. Ломоносова
Ф.И. ТЮТЧЕВ И «ПОЛЬСКИЙ ВОПРОС»
Обычно, когда рассматривают воззрения Тютчева, первым делом ставят ему в одну из главных заслуг определение и характеристику русофобии. Трактовка Тютчевым этого явления многогранна. Наряду с «внешней» русофобией западноевропейского общества, с соединенными «в одном общем чувстве ненависти к России» «пропагандами» — католической, революционной и пр., которым вторит «насмешка эха» — западная колония образованных русских11, он указывает на подобные проявления в самой России, причем не только в кругу либералов, нигилистов-революционеров, «польской оппозиции», остзейского юнкерства, но и в самом управлении Империей, где разрушающе действовала, как он ее называл, «антирусская клика» — «все элементы, или нерусские по происхождению, или антирусские по направлению». Эта «коалиция всех антирусских в России направлений есть факт очевидный, осязательный... в состав этой коалиции вошли, вопреки своей разнородности, и польская шляхта, и остзейские бароны, и петербургские нигилисты, штатные и заштатные. Их связывает одно — отрицательное начало, т.е. врожденная или привитая враждебность ко всему русскому.»12. Из этих проявлений, которые описал и подверг резкой критике Тютчев, складывается образ русофобии «внутренней».
Первой составляющей этого образа являются либералы-западники, люди, у которых напрочь отсутствует «национальное чувство», и чья русофобия, как считает Тютчев, инстинктивна, беспринципна, не имеет никакой логики и вообще иррациональна: «Раньше они говорили нам, и они действительно так считали, что в России им ненавистно бесправие, отсутствие свободы печати и т.д. и т. п., что потому именно они так нежно любят Европу, что она бесспорно обладает всем тем, чего нет
11 См.: Тютчев Ф.И. Россия и Запад: книга пророчеств. М., 1999. С. 100, 148.
12 Тютчев Ф.И. Письма к московским публицистам. А.И. Георгиевскому 1864— 1866. № 5. Ницца. 2/14 января 1865 // Литературное наследство. Т. 97. Федор Иванович Тютчев. Кн. первая. М., 1988. С. 387.
в России. А что мы видим ныне? По мере того, как Россия, добиваясь большей свободы, все более самоутверждается, нелюбовь к ней у этих господ только усиливается. В самом деле, прежние установления никогда не вызывали у них столь страстную ненависть, какой они ненавидят современные направления общественной жизни в России. И, напротив, мы видим, что никакие нарушения в области правосудия, нравственности и даже цивилизации, которые допускаются в Европе, нисколько не уменьшили их пристрастия к ней»13.
Вторая составляющая — «нигилисты» и «польский элемент», которых он вслед за Катковым объединяет, усматривая в нигилистических, революционных поползновениях подпитывающую их поддержку поляков и подозревая даже в выстреле Каракозова «польскую интригу».
Для Тютчева «крамольно-католическая Польша» — фанатическая последовательница Запада и постоянная изменница «относительно своих братьев» — славян14. Подчеркивая степень влияния поляков на оппозицию русскому самодержавию, Тютчев отмечал: « .перестав ощущать себя русскими, становятся не космополитами, а непременно, неизбежно — поляками»15. Если нигилисты, как полагал Тютчев, враги не очень серьезные, то «польские ксендзы», «польская шляхта», «польская эмиграция», не «польская народность», а именно они — враги особенные, опасные, сознательные и целеустремленные.
В свете исторических реалий такая позиция русского мыслителя не вызывает никакого удивления. К этому времени противоречия между Польшей и Россией уже имели вековую традицию. С особой силой они обострились после ноябрьского восстания 1830 г., которое стало своего рода рубежом во взаимоотношениях Петербурга и Варшавы. До тех пор предпринималось немало попыток склонить к лояльности шляхту включенной в состав России части Польши. Почти парадоксом кажется то, что из всех держав, принимавших участие в разделе Польши, именно в самодержавной России эти усилия предпринимались к началу XIX в. особенно широко. Не в последнюю очередь это было связано с полонофильскими и либеральными симпатиями Александра I, которые он проявлял до 1812 г. «Польши больше нет, но мы продолжаем жить как поляки в Польше» — таково было ощущение жителей Восточной Польши. И даже флирт Польши с Наполеоном практически не повлиял на характер русской политики в Великом герцогстве Варшавском, политическое и военное руководство которого было сохранено в
13 Тютчев Ф.И. Письма к московским публицистам. И.С. и А.Ф. Аксаковым. 1861 — 1872. № 27. А.Ф. Аксаковой. Петербург. Среда, 20 сент[ября] [1867] // Литературное наследство. Т. 97. Федор Иванович Тютчев. Кн. первая. С. 306.
14 См.: Тютчев Ф.И. Россия и Запад: книга пророчеств. М., 1999. С. 143.
15 Тютчев Ф.И. Письма к московским публицистам. И.С. и А.Ф. Аксаковым. 1861— 1872. № 11. А.Ф. Аксаковой. Петербург. 20 декабря 1866 // Литературное наследство. Т. 97. Федор Иванович Тютчев. Кн. первая. С. 279.
королевстве Польском, созданном на Венском конгрессе. Это новое государство на Висле, несмотря на личную унию с русским царем, получило одну из самых либеральных конституций на европейском континенте.
Консервативная позиция мыслителя определила его представления о русофобии — ненависти ко всему русскому, порожденной инстинктивным страхом, в основе которого непонимание и нравственная безответственность, обусловленные цивилизационными различиями Запада и России.
Поребски Чеслав, профессор Ягеллонского университета (г. Краков)
ПОЛЬША, РОССИЯ, ЕВРОПА В КОНЦЕПЦИЯХ ПОЛЬСКИХ
ПРЕДШЕСТВЕННИКОВ ИНТЕГРАЦИОННОЙ МЫСЛИ
Политическую мысль, рассматривающую интеграцию Европы в качестве решения основных европейских вопросов, я называю интеграционной.
В польской интеграционной мысли есть периоды особенной интенсивности, как, например XV и XVI вв., период после разделов Польши до 70-х гг. XIX в., время Второй мировой войны, первая декада после войны в среде польской эмиграции на Западе.
Проведенный анализ демонстрирует, что:
1) во многих концепциях польской интеграционной мысли XIX в. отношение России к интеграции Европы является важной проблемой. Эти концепции принимали, что Россия, так или иначе, будет участвовать в процессах интеграции;
2) очень характерна повторяемость некоторых мотивов, например ожидание, что Россия перед включением в интеграционные процессы проведет глубокие реформы, отвергнет деспотизм, отойдет от политики доминирования в отношении ближайших соседей;
3) поэтому не так удивительно, что когда после Второй мировой войны в среде польской эмиграции на Западе родилась польская интеграционная мысль, появились знакомые мотивы и постулаты:
а) независимая Польша должна стать членом объединенной Европы;
б) структуры европейской интеграции должны быть доступны для независимых государств, которые возникли после распада СССР, в частности для Украины, Белоруссии, Литвы, Латвии и Эстонии;
в) свобода и демократизация этих государств даст России шанс на демократизацию и модернизацию;
г) только обновленная Россия станет частью европейской интеграции.
Сорокопудова О.Е., аспирант кафедры истории социально-политических учений факультета политологии МГУ имени М.В. Ломоносова
ПОЛЬСКО-РУССКИЕ ОТНОШЕНИЯ В ОЦЕНКЕ В.В. РОЗАНОВА
Василий Васильевич Розанов, отечественный мыслитель, философ, публицист конца XIX — начала XX в. — очень неоднозначная личность в истории русской мысли. Однако многие его суждения являются оригинальными и неклассическими по форме, глубокими и даже провидческими по содержанию. Будучи талантливым публицистом, Розанов затрагивал многие острые проблемы его современности — от религиозной метафизики и проблем воспитания до этнических и политических вопросов существования России.
Розанов отмечал, что среди всех «окраинных» земель — наиболее острым для России является «польский вопрос». Это проявляется уже в исторически сложившемся особом отношении русского общества и русского правительства к полякам даже по сравнению с более многочисленными народами татарско-мусульманского населения Средней Азии, народами Кавказа и немцами на Балтике.
Розанову как мыслителю свойственно во всяком вопросе искать внутреннюю, глубинную, даже психологическую составляющую. Вот и в польско-русских, традиционно взаимно очень настороженных отношениях, философ пытается увидеть истоки такого положения вещей. Он размышляет, что поскольку именно в отношении «польского вопроса» среди всех других чувствуется особая позиция России, то искать корни ее нужно не в «субъекте» чувствования, раз он один, а в «объекте», т.е. в польском народе.
Истоки взаимного непонимания и отчуждения двух народов Розанов, безусловно, усматривает в истории. «Тяжкий молот исторических обстоятельств раздробил Польшу и укрепил Русь. Не говоря о других, рано и преждевременно задавленных славянских народностях, русская и польская народности могли бы сделаться центрами славянского объединения <...> Совершенно мирно могли бы существовать одна параллельно другой <.> и никогда не было бы ни зависти, ни зло -бы, ни соперничества между южнославянскими народностями и русскою. Но Бог судил иначе. Польша погналась за блестками западной цивилизации»16.
И хотя некоторые черты «несчастливого», как называет его Розанов, польского характера, вызывают у мыслителя неприятие, это вовсе не значит, что он обвиняет польский народ. Напротив, Розанов склонен видеть проблему гораздо шире.
16 Розанов В.В. Около народной души. М., 2003. С. 233-234.
Философ призывает различать две «истины» — политическую и моральную: Польша существовала политически и политически она раз-рушилась17. «Лишь политический щебень ее взяли себе соседи, и взяли просто как неудобную в соседстве руину <.> Вот русская половина истины, за коею начинается, однако, истина краковяков, мазуров, по-знанцев. Никогда и ни в каком договоре не было написано, подписано и скреплено, что эти Стаси и Зоси должны стать Лизами и Иванами: здесь начинается истина быта, языка, веры ("обличье"), <...> отстаивая которые, поляки чувствуют, что отстаивают "свое", некоторый остаток "есть" в себе, некоторое свое "право" <...> Все ложно в политической стороне имеющихся у нас пяти-шести окраинных "возрождений"; и совершенно истинно все в этих "возрождениях" бытовое, своеобычное, своеверное. И не только истинно: все должно быть для нас радостно»18.
И как ни парадоксально именно в политике видит Розанов главную причину напряженности польско-русских взаимодействий. За все годы истории очень редкими, по мнению мыслителя, были просто личност-но-человеческие отношения, но всегда присутствовал политический компонент, а значит притворство, отчуждение, «политический душок»19. Политика всегда имеет свой собственный интерес, который прикрывается более общими вещами — характером, историей, традициями, верой. «Для русских "культурное лицо поляков" нимало не враждебно»20, если только не прикрывается политической маской.
Решение сложного и исторически запутанного, затемненного политической игрой «польского вопроса» Розанов видит в славянстве, призывая польский народ если и не к объединению, то к осознанию своей близости и ценности этой общности. Мыслитель считает, что поляки много выиграли бы, если бы осознали подлинно «славянское зерно в себе». «Русским нет никакой нужды угнетать поляков как народность; как народность поляки во всяком случае не менее дороги русским, чем чехи и сербы»21.
В польском народе, по мнению Розанова, очень слабо выражены общечеловеческие черты, общечеловеческие интересы, общечеловеческие наклонности, идеи вкусы. «Поляки страшно узкая националистическая нация»22, и в этом их беда. «И мы можем сказать полякам только одно: будьте универсальнее, стремитесь к общечеловеческому, и вы достигнете через это и национального»23.
17 См.: Цыбенко О.В. Розанов о поляках и Польше // Наследие В.В. Розанова и современность: Мат-лы Междунар. науч. конф. / Сост. А.Н. Николюкин. М., 2009. С. 580.
18 Розанов В.В. Иная земля, иное небо. М., 1994. С. 10-15.
19 Розанов В.В. Старая и молодая Россия: Статьи и очерки 1909 г. М., 2004. С. 296.
20 Там же. С. 298.
21 Розанов В.В. В нашей смуте. М., 2004. С. 297-298.
22 Розанов В.В. Старая и молодая Россия. С. 296.
23 Там же. С. 297.
Как и почти ко всем явлениям общественной жизни, отношение Розанова к Польше и полякам не было однозначным. Несмотря на то что зачастую мыслитель стоял на патриотических позициях консерватора-государственника, он всегда пытался смотреть шире, видеть причины тех или иных позиций, оценок, действий, именно поэтому, может быть, его идейное наследие не забыто и не теряет актуальности и сегодня.
Ширинянц А.А., профессор, заведующий кафедрой истории социально-политических учений факультета политологии МГУ имени М.В. Ломоносова ПОГОДИН И ПОЛЬША («ПОЛЬСКИЙ ВОПРОС» В ПОЛИТИЧЕСКОЙ ПУБЛИЦИСТИКЕ РУССКОГО КОНСЕРВАТОРА)
Уважаемый польский коллега — профессор Люциан Суханек — в своем блестящем докладе сформулировал «одиннадцать принципов познания России». Эти одиннадцать принципов универсальны, так как являются квинтэссенцией всех стереотипов, которые возникли за сотни лет взаимоотношений России и Польши. Одним из таких стереотипов стало изображение русского историка и публициста XIX в. Михаила Петровича Погодина как «агрессивного панслависта» и «по-лонофоба». Подобное представление упрощает многие вещи. Попытаюсь проиллюстрировать свое утверждение.
Одной из важнейших тем русской политической публицистики наряду с проблемой самоидентификации славянских народов и единства славянства как этнической и культурной общности во второй половине XIX в. стала проблема государственной целостности России. Множество так называемых вопросов волновало русское общество, однако, пожалуй, самым острым вопросом внутренней политики России на протяжении большей части XIX в. был «польский вопрос».
Многие исследователи совершенно справедливо склонны связывать «падение Польши» с глубочайшим и затянувшимся внутренним кризисом, разложением польского государственного строя, всевластием и своекорыстием шляхты, использованными соседями Речи Поспо-литой, в первую очередь Пруссией и Австрией, а также Россией для территориальных приращений за ее счет. Большинство историков считает основным архитектором разделов прусского короля Фридриха II, рассматривая роль России как вынужденную обстоятельствами русско-турецкой войны 1768-1774 гг., для успешного окончания которой было необходимо нейтрализовать открытое противодействие Австрии и скрытое — Пруссии. Именно такой точки зрения придерживался Погодин. Он, как и многие русофилы-патриоты (по крайней мере, в России XIX в.), в адрес Екатерины II прямо или косвенно высказывал едва
ли не единственный упрек — в усилении Пруссии и передаче украинской Галиции Австрии24.
Погодин рассматривал «польский вопрос», занимавший его внимание почти сорок лет, через призму критики русофобии. Кому же было нужно разъяснять суть этого вопроса, кому могли быть полезны погодинские рассуждения о Польше и поляках? Сам Погодин четко указывает тех, для кого предназначен был его труд. Это: славяне западные; умеренные и благоразумные поляки; беспристрастные европейцы; русские, недостаточно уяснившие вопрос25. Отмечая в середине шестидесятых годов (в предисловии к изданию собраний рассуждений, записок и замечаний по «польскому вопросу», которое было подготовлено к печати в 1863 г., а опубликовано в 1867 г.), что вся европейская печать «кишит» статьями о «польском вопросе», что «европейские весы» в этом случае «кривы и не верны», как, впрочем, и во всех других случаях, «когда дело касается предметов, приносящих пользу или причиняющих вред России, которая до сих пор представляется в их воображении каким-то грозным призраком»26, Погодин настаивает на необходимости жесткого ответа европейским русофобам, на формулировании и пропаганде русской позиции, «русского мнения», русских доказательств в пользу русского решения «польского вопроса».
Вывод Погодина однозначен: поляки — «несчастный народ, который должен терпеть и страдать из-за мечтаний несбыточных одной безумной шайки!»27 Что же касается России, то Погодин был солидарен с С.Т. Аксаковым, который говорил ему часто, утешая, что «Россия такой слон, которому чем глубже дашь рану, тем она скорее заплывает жиром»28.
Разъясняя суть «польского вопроса» русским и зарубежным читателям, Погодин отстаивал национальные интересы России, как он их понимал. При этом нужно отметить, что позиция самого Погодина с течением времени и в силу определенных политических обстоятельств претерпела изменения. Достаточно сказать, что, например, в 1830 г. он настаивал на покровительстве польскому языку, литературе и истории; в 1854 г. предлагал отделение Польши от России; в 1856 г. ратовал за ее полную автономию. В 1863 г. Погодин провозглашает уже другую формулу решения «польского вопроса»: «Польша, разумно, не должна и желать отделения от России. Россия, разумно, не может отделить от себя Польшу, если б и хотела»29. С этого времени и до конца жизни он
24 См.: Погодин М.П. Письмо к Гизо о польском вопросе // Погодин М.П. Статьи политические и польский вопрос (1856-1867). М., 1876. С. 399.
25 См.: Погодин М.П. Польский вопрос // Погодин М.П. Статьи политические ... С. 332.
26 Там же. С. 327.
27 Там же. С. 544.
28 Погодин М.П. О системе маркиза Велепольского // Погодин М.П. Статьи поли-
тические. С. 453.
30 Погодин М.П. Польский вопрос. С. 327.
развивал и отстаивал идею неразрывности и неизбежности союза России и Польши.
Погодин, как и другие панслависты30, четко отличал польский народ и польскую шляхту от польской эмиграции. В эпоху освобождения крестьян и реформы шестидесятых годов в России и Польше31 либеральные действия правительства России упорно «не замечались» польской шляхтой и польской эмиграцией, продолжавшими «протестовать, кознодействовать, распускать фальшивые ассигнации, поджигать и требовать не только границ 1772 года, но даже Киева!». Все это убедило Погодина в том, что польская шляхта совершенно чужда не только славянам, но и польскому народу. Шляхта эта, во-первых, имеет западное, кельтское или романское происхождение; во-вторых «пришельцы в Польше никогда не соединялись с туземцами, как соединились они у нас и в других странах». Поэтому, приходит к выводу Погодин: «.шляхта и народ составляют там (в Польше. — А.Ш.) до сих пор два совершенно различные общества»32. Как не без оснований представлялось Погодину и другим русским консерваторам, космополитической, клерикальной, неразрывно связанной с изжившими себя традициями феодальной анархии и сословного эгоизма, обращенной целиком в прошлое шляхте противостояло самобытное, неосознанно хранящее исконно славянские начала крестьянство. Эти представления стали основой концепции «двух Польш», которая в свою очередь обусловила в 1863 г. поворот политики правительства в «польском вопросе» от реформирования центральных административных институтов к реформированию социальных структур, главным рычагом которого стало наделение крестьян землей33.
30 Например, русский историк и этнограф, немец по происхождению, родившийся в Варшаве, А.Ф. Гильфердинг рассматривал польскую шляхту как «организм разложившийся и уже неспособный к новому развитию» (Гильфердинг А. Ф. Положение и задача России в Царстве Польском // Русский инвалид. 1863. 16 нояб.; 17 нояб.). Если нигилисты, как полагал Тютчев, враги не очень серьезные, то «польские ксендзы», «польская шляхта», «польская эмиграция», не «польская народность», а именно они — враги особенные, опасные, сознательные и целеустремленные (См.: Тютчев Ф.И. Россия и Запад: книга пророчеств. М., 1999. С. 143; Он же. Письма к московским публицистам И.С. и А.Ф. Аксаковым. 1861-1872. № 11. А.Ф. Аксаковой. Петербург. 20 декабря 1866 // Литературное наследство. Т. 97. Федор Иванович Тютчев. Кн. Первая. М., 1988. С. 279).
31 Как отмечает Погодин, «крестьяне Польские сделались такими же собственниками, как и Русские; города освобождены от феодального ига, убежища праздности (и политических козней) — лишние монастыри — ограничены. Наконец, в последнее время объявлена широкая амнистия: тысячи сосланных за участие в мятеже семейств возвращены на родину, следствия прекращены, конфискации остановлены» (Погодин М.П. Польский вопрос. С. 329).
32 Там же. С. 330.
33 См. подробнее.: Западные окраины Российской империи. М., 2006. С. 184-202. Н.Я. Данилевский назвал наделение крестьян землей «нравственным оружием», посредством которого «не только умиротворили. Польшу, но обратили даже всю массу та-
Нужно особо отметить и тот факт, что во многом благодаря пропагандистской кампании, развернутой Погодиным, Катковым, Аксаковым и другими русскими консерваторами, в общественном сознании россиян к середине 1850-х гг. сложилось, во-первых, негативное восприятие «поляков», которые в глазах «нереволюционной» общественности стали выглядеть мучителями русских и белорусских крестьян, иудами славянского дела, религиозными фанатиками и экзальтированными носителями химерических имперских претензий давно и безвозвратно погибшей «великой Польши» и, наконец, отъявленными русофобами, инициаторами и вдохновителями любых, нарушающих национально-политическое единство России, движений и выступлений. Во-вторых, именно Погодин и никто другой является автором и пропагандистом идеи справедливости «польских» приобретений России в веке XVIII и правомерности существования Царства Польского в составе Российской империи в веке XIX. Благодаря Погодину и другим защитникам принципа национально-политического единства страны в общественном сознании сложилось устойчивое представление о западных губерниях как исконно русском крае, исторической части России, издревле населенной преимущественно единоверными и единоплеменными русским людьми, которые в терминах органической теории представлялись частью единого национального организма, связанной с остальными частями плотью и кровью. Данные представления, разделяемые подавляющей частью националистически мыслящих правительственных чиновников, легли также в основание русской консервативной идеологии, обозначив приоритетные цели и задачи правительственной политики в «польском вопросе», осуществлявшейся с 1863 г.34 и на протяжении всей второй половины XIX в. уже как рутинная административная деятельность по превращению Царства Польского в Привислинский край.
Окончание следует
Материал подготовила Дмитриева А.Г.
мошнего народонаселения в преданных России подданных...» (Данилевский Н.Я. Россия и Европа. М., 1991. С. 468).
34 См.: Гетманский А.Э. Политика России в польском вопросе (60-е годы XIX века) // Вопросы истории. 2004. № 5. С. 24-45.
