CC BY
79
ет: «Челябинск индустриальный умирает. На смену ему идет Челябинск офисно-торговый. Исторически так и было - город купеческий. Но, с другой стороны, все время возникают странные мысли - если и Челябинск станет гламурным, то где же и кто будет лить сталь, плавить металл и строить станки и машины? Сейчас главная задача руководства - указать всему миру на привлекательность Челябинска для инвестиций, заретушировать прочный советский "лейбл" индустриальности этого пространства, города-завода, созданного для "выполнения планов", а не для людей. Это здорово и правильно, конечно, - преобразовать город заводов в город парикмахерских и аптек, как выражается А. Попов (хотелось бы в город музыки и красоты). Но что же происходит со всей тяжелой промышленностью страны? Не пора ли уже задуматься о вечной российской проблеме - болезни крайностей?»9. Мы видим, что проблема связи времен, их переклички и ответственности друг за друга - как в перспективе, так и (что очень важно!) в ретроспективе остается чрезвычайно острой и «больной» темой. Обращение к страницам газет прошлого сквозь
мудрое слово редактора - человека, взявшего на себя ответственность «вести корабль», - это настоящий прорыв сквозь тысячи стереотипов и искусственно созданных представлений не только о той эпохе, но и о журналистике вообще.
Примечания
1 Сиберт Ф., Шрам У., Питерсон Т. Четыре теории прессы. М., 1998. С. 23.
2 Там же.
3 Merrill J., Nerone J. The four theories of the press four and half decades later: a retrospective // Journalism Studies. 2002. 3:1.P. 133-136.
4 Киршин Б. H., Дробышевский В. И. Два из ста: «Челябинский рабочий» в 1963 и 2008 годах. Курган : Зауралье, 2010. 352 с.
5 Там же. С. 233.
6 Там же. С. 10-11.
7 Там же. С. 263-264.
8 Там же. С. 264-265.
9 Загидуллина М. В. Город суровых культурных практик // Знамя. 2011.№12.С. 170.
Кирилл Владимирович Ратников
Челябинский государственный университет
РУССКАЯ ПУБЛИЦИСТИКА ПРОТИВ ЕВРОПЕЙСКОЙ РУСОФОБИИ (Полемические статьи М. П. Погодина и С. П. Шевырева в газете «Le Nord»)
Цель статьи - показать единство действий представителей русской общественно-политической мысли путем публицистических выступлений в зарубежной прессе.
Ключевые слова: публицистика, газетная полемика, официозные издания, М. П. Погодин, С. П. Шевырев.
Периодическая печать всех государств издавна с успехом использовалась в полемических целях, и это, конечно же, не случайно, поскольку опровержение позиций идеологических противников всегда входило в число ведущих задач политической журналистики. Немалое количество официозных изданий именно для этого и предназначалось. Однако достигаемые результаты оказывались далеко не равнозначными, особенно в тех случаях, когда публикации адресовались не «домашней», а иностранной аудитории. Естественно, что независимые читатели склонны были в гораздо
большей степени доверять той прессе, которая сама имела бы репутацию объективного органа общественного мнения, свободного от прямого правительственного диктата. В этом отношении подавляющее большинство русских газет вплоть до цензурной реформы 1865 года ни в коей мере не могли претендовать на роль по-настоящему независимых изданий. Европейская публика, интересовавшаяся делами в России, вполне оправданно не доверяла аргументации, приводимой русскими журналистами на страницах периодики, полностью контролируемой властями. Да и сами эти издания получи-
ли не слишком широкое хождение за пределами Российской империи по причине языкового барьера, разделявшего отечественную и зарубежную аудитории. Немногочисленные издания на французском языке, как, например, «Journal de St.-Petersbourg», выпускавшийся российским Министерством иностранных дел специально для распространения в Европе, не могли исправить положения, потому что заведомо являлись официальными печатными органами правительства. А между тем неблагоприятная для России внешнеполитическая ситуация, сложившаяся после поражения в Крымской войне, существенно подорвавав международный престиж империи, настоятельно требовала корректировки враждебного общественного мнения в Европе и убедительного оправдания действий русского правительства в глазах предубежденных иностранцев. Вот как раз для такой апологии России на международной арене и была основана в 1856 году в Брюсселе газета «Le Nord» («Север»), негласно финансируемая российскими властями. Ее редактором (по официальной терминологии - директором) стал чиновник Министерства иностранных дел Н. П. Погген-поль, старательно игравший роль журналиста, чуждого ангажированности и стремящегося к беспристрастному освещению внутренней и внешней политики России. И надо сказать, что усилия Поггенполя не пропади даром - в начале 1860-х годов его газете довелось принять активное участие в дипломатической кампании, разгоревшейся вокруг так называемого «польского вопроса».
Как известно, территории бывшей Речи По-сполитой оказались поделены между тремя сопредельными с ней державами - Россией, Пруссией и Австрией, причем самая обширная часть, под названием Царства Польского, вошла в состав Российской империи. Патриотически настроенные поляки не смирились с утратой государственности своей родины и неоднократно поднимали национально-освободительные восстания против чужеземного владычества. Последнее по времени из этих восстаний разразилось в январе 1863 года, поставив Россию на грань войны с самыми мощными империями Европы - Французской и Британской, принявшими сторону поляков, а точнее - воспользовавшимися случаем еще больше ослабить позиции России, не до конца оправившейся от поражения в Крыму. Предпринятое Францией, Англией и присоединившейся к ним Австрией дипломатическое давление на Россию с требо-
ванием политических уступок полякам сопровождалось, как это всегда бывает в подобных случаях, энергичной обработкой общественного мнения в своих странах, возбуждением неприязни и открытой вражды к России, то есть проявлениями той русофобии, которая, по замечанию Ф. И. Тютчева, давно уже была свойственна Европе. С резкой критикой России выступил целый ряд крупных политических и общественных деятелей Запада, а представители польской эмиграции в Европе поспешили предоставить для обоснования этой русофобии достаточное количество материалов. В частности, большое распространение в массовом сознании европейской публики получила идеологическая концепция польского историка и публициста Франциска Духинского, согласно которой конфликт между поляками и русскими обусловливался их разной этнической принадлежностью: поляки являлись представителями истинного славянства, уходящего своим корнями к арийским народам, тогда как русские (по польскому определению - москали) оказывались вовсе не славянами, а конгломератом финно-угорских народов, подвергшихся глубокому влиянию монголо-татарских кочевников. Таким образом, собственно славянский (москальский) элемент населения России представлялся всего лишь каплей в море неславянских этносов, объединившихся под властью русских колонизаторов. Сколь бы абсурдной ни воспринималась в свете современной науки теория Духинского, однако в разгар русско-польского противостояния она была охотно взята на вооружение многими европейскими государственными деятелями и журналистами для дискредитации России, подчеркивания ее чужеродности европейской цивилизации.
Такие серьезные обвинения, тем более облеченные в форму строгой научной теории, требовали решительного опровержения с русской стороны. Разумеется, имперское правительство сочло бы ниже своего достоинства давать ответы на заявления, высказываемые иностранными частными лицами, а вот выразителям патриотического общественного мнения отнюдь не возбранялось выступить с отповедью новоявленным «клеветникам России» (по удачной формулировке Пушкина). Более того: полемика с враждебными России теориями Запада всячески поощрялась правящими кругами империи. Страницы периодики охотно предоставлялись для публикации развернутых контраргументов. Глава Министерства иностран-
ных дел вице-канцлер князь А. М. Горчаков, активно искал авторитетных русских публицистов, которые взяли бы на себя труд повести полемическую кампанию против европейской прессы, распространявшей разного рода дезинформацию и злонамеренные вымыслы о России. Последней каплей, переполнившей чашу терпения властей предержащих, стала напечатанная в июньском номере парижского журнала «Revue des deux mondes» («Обозрение двух миров», т. е. Старого и Нового Света) хвалебная рецензия журналиста де Марса на французский перевод исторического труда Духин-ского под названием «Народы арийские и ту-ранские», где извечными антагонистами арийцев-поляков выставлялись туранцы-москали. Эта публикация, бросающая тень на русский народ, вызвала возмущение императора Александра II, не желавшего, чтобы общественное мнение Европы усвоило себе эти предвзятые домыслы. Горчаков, исполняя высочайшую волю, обратился через одного из своих чиновников к весьма кстати оказавшемуся тогда в Петербурге известному русскому журналисту и историку-слависту М. П. Погодину с настоятельной просьбой сделать критический разбор статьи французского журналиста, популяризовавшего в печати русофобскую концепцию Духинского. Надо ли говорить о том, что Погодин, активно занимавшийся политической публицистикой еще со времен Крымской войны, не преминул откликнуться на предложение и в сжатые сроки подготовил разгромную полемическую «Отповедь французскому журналисту». Сам Погодин позднее так вспоминал о работе над этой статьей: «Я заперся на замок у себя в комнате, пользуясь отсутствием хозяина, никого не принимал и никуда не выходил. Прочел внимательно статью, обдумал, сообразил, написал ответ и переписал его, что мне бывает нужно для исправления и дополнений. С лишком неделю просидел я за письменным столом, не разгибая спины, и наконец статья была готова. Хорошо еще, что мне почти ни с чем не надо было справляться, кроме своей памяти» [1. С. 200]. Получившая одобрение Горчакова, погодинская статья была напечатана в официальной газете военного ведомства «Русский инвалид», а затем переведена на французский язык и оперативно перепечатана в «Journal de St.-Petersbourg» и частично в газете «Le Nord», в качестве объективного ответа от лица русской науки польско-французским ложным этническим «теориям».
Уникальное сочетание научной основы статьи Погодина с публицистическими компонентами имело принципиальное значение для инициированной Горчаковым полемики между русской и европейской прессой. Дело в том, что несостоятельность русофобских выпадов, подобных теории Духинского, была совершенно очевидна русским ученым, прежде всего историкам и славистам, и многие из них, в частности, такие авторитетные специалисты, как С. М. Соловьев и Н. И. Костомаров, подготовили специальные научные труды, показавшие в истинном свете все недостатки и пороки национального характера поляков. Однако общественное мнение, как обычно, ориентируется в массе своей вовсе не на серьезные исторические работы, требующие вдумчивого чтения и основательной подготовки, а на популярные, легкие для восприятия, по-журналистски сенсационные статьи, вроде рецензии де Марса на книгу Духинского. Стало быть, для эффективной полемики в периодической печати требовались не ученые трактаты, а именно публицистические выступления. Вот почему в русско-польском споре Погодин оказался просто незаменим, о чем одобрительно свидетельствует его современный биограф историк Н. И. Павленко: «Не остался в стороне от жгучей проблемы и М. П. Погодин, но он выступил не с монографией, требующей долгого и тщательного исследования, а с публицистическими сочинениями, имевшими одно существенное преимущество - способность оперативно влиять на формирование общественного мнения. <.. .> На этот раз его сочинения предназначались не только для правительства и русского читателя, но и для общественного мнения в странах Западной Европы. <...> Потоку антирусских выступлений в западноевропейской печати Погодин противопоставил свой голос в поддержку правительственной политики. Ради этого он вступал в полемику и писал письма самым разными корреспондентам...» [2. С. 237-238]. Столь ж высоко оценивает патриотичность погодинской позиции в полемике с европейской прессой политолог А. А. Ширинянц: «Погодин рассматривал «польский вопрос», занимавший его внимание почти сорок лет, через призму критики русофобии. <...> Погодин настаивает на необходимости жесткого ответа европейским русофобам, на формулировании и пропаганде русской позиции, «русского мнения», русских доказательств в пользу русского решения польского вопроса» [8. С. 142].
И в самом деле, «Отповедь французскому журналисту» давала ответ на все пункты обвинений - не только этнических, но и культурно-цивилизационных, - выдвигаемых европейцами против России. Собственно говоря, сама необходимость отвечать на эти обвинения была вызвана не столько их весьма сомнительным содержанием, сколько тем внушительным резонансом, которые вызвали в общественном мнении европейцев эти нападки в западной прессе на Россию: «Дурно заявляет себя современная европейская печать, и нельзя не краснеть за нее ввиду скорого, неминуемого суда истории, суда науки!» [4. С. 607]. Погодин совершенно справедливо отметил, что «нелепые парадоксы» Духинского не заслуживают серьезного опровержения, «но в европейской печати начали слышаться беспрестанно голоса, принимавшие их под свое покровительство, и мы считаем обязанностью вывести, по крайней мере, беспристрастную публику из заблуждения» [4. С. 606]. Ответственность за пагубные последствия, к которым неминуемо должно было привести сознательное разжигание розни между двумя соседними народами, несла, по мнению Погодина, в первую очередь западная пресса, злонамеренно вводящая в заблуждение общественное мнение в своих странах, особенно среди молодежи: «Больно за человеческое достоинство читать все клеветы, распускаемые в европейских газетах, и видя пропасть, в которую они увлекают несчастное поколение» [4. С. 624]. Статью свою Погодин подытожил указанием на истинных адресатов полемической «Отповеди», преследовавшей более существенные цели, чем одна лишь критика конкретных ошибок, преднамеренных передержек и исторических несообразностей теории Духинского: «Впрочем, нам уже наскучило бесплодное прение с поляками, которые не хотят ничего видеть и слышать, зажмурив глаза и заткнув уши; но неужели между европейскими читателями не найдутся беспристрастные люди, которые, прослушав внимательно обе стороны, решатся возвысить свой голос среди этого вавилоно-польского столпотворения? Им и посвящается моя статья, писанная без всяких задних мыслей, без всякой страсти, в духе чистой историко-критической истины» [4. С. 626].
Не удивительно, что статья Погодина получила итоговую позитивную оценку в отечественной историко-политической науке. Упоминавшийся выше А. А. Ширинянц в сво-
ей обстоятельной монографии, посвященной выяснению политических взглядов Погодина, уделил значительное место детальному анализу «Отповеди», посчитав ее очень удачным образцом полемической публицистики: «Ответ Погодина помимо обращения к историческим фактам, зафиксированным документально, строился и на апелляции к здравому смыслу. <...> Общие рассуждения Погодин подкрепляет тщательным историко-критиче-ским разбором каждого утверждения французского автора, разбивая в пух и прах его нелепые домыслы» [8. С. 143-144]. Впрочем, и современники Погодина, придерживавшиеся сходной позиции в польском вопросе, высоко оценили его выступление в периодической печати. Ближайший единомышленник и друг Погодина, С. П. Шевырев, находившийся в то время за границей и ознакомившийся с переводом фрагментов «Отповеди» по публикации в газете «Le Nord», поспешил поделиться с автором своим впечатлениями от его публицистической деятельности: «Спасибо тебе, что ратуешь так славно с Марсом и просто лоском положил этого невежду. Читаю в «Севере» твои подвиги и радуюсь. Поляки это вранье татаро-финское на счет нас затеяли давно. <...> Любопытно бы было собрать все нелепости, напечатанные здесь на наш счет поляками. Это диковинки. Теперь разыгрывается только то, что они давно здесь готовили. <...> Газеты не отголосок мнения народного. Они куплены, по большей части, поляками или желают европейской катавасии, чтобы как-нибудь свернуть голову Наполеону III» [3. С. 51-52]. Вскоре и самому Шевыреву представился случай принять участие в газетной полемике с французскими глашатаями польских клеветнических теорий относительно России. Обладая ярким темпераментом публициста, Шевырев не мог обойти молчанием распространявшиеся парижской прессой направленные против России заявления политических деятелей Франции. Вслед за Погодиным, но исключительно по собственной инициативе, без согласования с правительственными инстанциями, Шевырев обратился в редакцию «Le Nord» с двумя статьями, оформленными в виде писем на французском языке, адресованных «директору» газеты, содержавшими аргументированную критику некоторых публичных антирусских высказываний французских сенаторов. Эти полемические письма были опубликованы в конце 1863 - начале 1864 гг., внеся определенный вклад в борьбу с
европейской русофобией. Однако, в отличие от погодинской «Отповеди», они выпали из поля зрения исследователей русской общественно-политической мысли. Они не упоминаются ни в одном из исследований о Шевыреве и оставались до сих пор непереведенными на русский язык. Это забвение, постигшее полемические выступления Шевырева, является незаслуженным, тем более что, помимо интереса сами по себе, они существенно восполняют контекст русской политической публицистики по польскому вопросу и тесно связаны со статьей Погодина, послужившей для них своего рода прологом.
Действительно, анализ полемических писем Шевырева в газету «Le Nord» позволяет выявить наглядные точки соприкосновения между историко-политической концепцией их автора и идеологической позицией Погодина. Конечно, во многом это объясняется тем, что у обоих русских публицистов был общий объект критики - этническая «теория» Духинского в ее интерпретации французскими журналистами и политиками. Но, кроме аналогичного материала для полемики, имеет место также принципиальное сходство взглядов, подходов, полемических приемов, благодаря чему в письмах Шевырева отчетливо улавливается внутренняя перекличка с «Отповедью» Погодина. Так, оба автора категорически не согласны с бездоказательным утверждением Духинского и его французских последователей о том, что русский народ не является народом славянским, причем не только по своему этническому происхождению, но даже по языку, который якобы представляет собой амальгамное смешение самых разных племенных наречий, преимущественно финской и тюркской природы. Такое ложное утверждение решительно опровергается Погодиным, опирающимся на несомненные лингвистические факты. В своем ответе де Марсу (а через его голову также и Духинско-му) Погодин с гордостью пишет: «А сильнейшее, необоримейшее доказательство исконной самостоятельности великорусского племени есть его язык, самый чистый и твердый между всеми славянскими наречиями, самый близкий к церковному славянскому языку, на который, за тысячу лет перед сим, было переведено Священное Писание св. Кириллом и Мефодием» [4. С. 609]. Обвинение в языковом смешении категорически отвергается Погодиным, и в этом случае он с полным правом ссылается на выводы тогдашней мировой филологиче-
ской науки: «Не только грамматических и синтаксических форм не имеем мы из финских и татарских языков, но даже слов сравнительно менее. Язык наш, по свидетельству и мнению первых филологов с Добровским во главе, заключает в себе совокупность свойств, принадлежащих всем славянским наречиям порознь, почему и имеет полное право быть их представителем, каким в древности был язык Кириллов церковный» [4. С. 609-610]. Шевырев тоже не обходит стороной вопрос о структуре русского языка, и в своем обосновании взгляда на лингвистическую самостоятельность русского народа он явственно созвучен Погодину, почти дословно воспроизводя отдельные его выражения: «Я игнорирую тот факт, что некоторые так называемые ученые приписывают нам финское происхождение и последующую монголизацию. Эти нелепости не заслуживали бы даже серьезного опровержения, если бы не использовались против нас в злостных политических играх.
Доказательства, подтверждающие происхождение нации, можно найти в ее языке и истории. Те, кто знает не только русский язык, но и его славянские диалекты, могут утверждать, что он сохранил свою первоначальную основу больше, чем родственные с ним европейские языки, тем самым обеспечивая независимость народа, который на нем говорит.
Монголизация, которую нам приписывают, всё это пустые идеи некомпетентных историков или клевета наших врагов. В русском словаре едва ли наберется 50 татарских слов, как было показано уже Карамзиным: это наблюдение нашего добросовестного историка подтверждено всеми филологическими исследованиями. Большая часть этих слов имеет негативную окраску в речи русского человека» [7].
Это заострение внимания на лингвистических аспектах полемики было отнюдь не случайным: Погодин и Шевырев в молодые годы совместными силами осуществили перевод «Славянской грамматики» Иосифа Добровско-го, поэтому были не понаслышке знакомы с базовыми вопросами языкознания и славистики, не говоря уже о том, что Шевырев являлся крупным ученым-филологом, несравненно более сведущим в этой области, нежели Духин-ский и ему подобные компиляторы.
Еще одним пунктом обвинения, на который и Погодин, и Шевырев посчитали необходимым ответить, стал упрек, предъявляемый сторонниками европейского индивидуализ-
ма русской общине, якобы закабалившей отдельного человека, всецело подчинившей его окружающей массе и лишившей возможности свободного развития личности. По утверждению Духинского, косные рамки общины были присущи только Московии, тогда как Рутения (этим именем Духинский называл Украину, на чьи земли предъявляли претензии поляки, обосновывая это этнической общностью и единством жизненного уклада) представляла собой тип свободного общества с ярко выраженными индивидуальным началом. Известно, что признание ключевой значимости общины для Русского государства было краеугольным камнем политической системы славянофилов, поэтому солидарные с ними Погодин и Шевырев дружно встали на защиту общины, стремясь разъяснить ее истинный смысл, совершенно противоположный той негативной интерпретации, которую давал русской общине Духинский. Погодин отмечал: «Наконец, и общинное владение, самое важное и дорогое, самое благодетельное наше учреждение, предохранившее и предохраняющее нас от западного пролетариата, автор ставит нам, москвитянам, в вину, говоря, что оно развилось только у вас и нигде не было известно в Рутении, привязанной к началу личной собственности, господствующему у народов западных. Здесь охотно подчиняемся мы его осуждению» [4. С. 618]. В полном единомыслии с Погодиным по вопросу о роли общины в русской истории Шевырев еще более подробно и настойчиво аргументировал свою позицию в письме на имя директора газеты «Le Nord»: «Общинный элемент также имеет свою историю в период развития славянской цивилизации. Развитие этой цивилизации, оказавшейся под гнетом чужеземных завоевателей, не смогло последовать по своему собственному пути. Но это государство переросло в Россию, которая смогла пережить все испытания и выстоять только благодаря национальной независимости. <...>
Такова наша сельская община; организация, которая заслуживает подражания. <.. .>
Я сказал, что эта община представляет собой прототип более крупной общины - России. Становление принципов общинного уклада является фундаментом истории развития русской цивилизации» [7].
Кроме того, публицистику Шевырева и Погодина сближает также просветительский пафос, указание на общественную пользу установления объективной истины в споре, тем
более по такому важному вопросу, как определение исторических судеб двух народов. Подобно тому как Погодин видел среди потенциальных читателей своей «Отповеди» вовсе не поляков, чью предвзятость было бы бесполезным пытаться преодолеть, а главным образом объективных и беспристрастных европейцев, находящихся вне русско-польского противостояния, так и Шевырев адресовался преимущественно к независимому общественному мнению стран Европы, к тем, для кого научная истина значила бы больше, чем политическая злоба дня: «Невежество является главным источником материальных и нравственных бедствий, которые поражают общество. Всё, что позволяет развеять невежество, которое омрачает отношения между людьми, всегда полезно и уместно. Вот почему я отправляю свое письмо именно Вам, господин директор, к тому же Ваш журнал никогда не отказывался от просвещения французской общественности касательно России» [6].
Публикация полемических писем Шевырева не прошла мимо внимания заинтересованных читателей - разумеется, тех, кто разделял его позицию. В частности, князь П. А. Вяземский, находившийся в то время, как и сам Шевырев, за границей, писал ему из Венеции: «Мне часто приходило на ум, что вы должны были воспользоваться пребыванием вашим в Париже, чтобы возражать нелепостям и клеветам, которые сыплятся на нас парижскими журналами. <...> Сделайте милость, продолжайте ратоборствовать» [3. С. 186]. Шевырев не замедлил ответить письмом, дающим комментарий к его тогдашней публицистической деятельности: «Ваш сердечный отголосок моему прению с французскими сенаторами кстати долетел до меня в первый день праздника (Рождества. -К. Р.) и сделал меня с двойным праздником. <...> Давно бы уже я ратовал в «Севере» за Россию, если бы не мои недуги. <...> Первые силы я употребил на прение с моими соседями сенаторами. Мы живем близ самого Люксембурга (Люксембургского дворца, в котором размещался Сенат. - К. Р.). Жду речей Законодательного корпуса. За журналистами не угонишься. Но я надеюсь продолжать» [3. С. 177]. К сожалению, этим планам не суждено было исполниться. Продолжения публикаций не последовало. Тяжелая болезнь через несколько месяцев свела Шевырева в могилу, так что участие в полемике на стра-
ницах брюссельской газеты оказалось неожиданным финалом его публицистической деятельности. А вот статью Погодина ожидала совсем иная судьба. В 1867 году отдельным изданием вышел сборник его работ по польскому вопросу, и «Отповедь французскому журналисту» заняла там центральное место. В дальнейшем к ней неоднократно обращались исследователи отечественной общественно-политической мысли. Журналистские выступления Погодина снискали ему право на почетное звание одного из столпов русского политического консерватизма. Влияние погодинской исторической концепции явственно ощущалось его последователями на протяжении еще долгого времени. Однако не следует забывать, что публицистика Погодина вызвала также непосредственный отклик у его современников, и письма Шевырева в газету «Le Nord» как раз могут служить полезным примером единства действий представителей русской просвещенной общественности против европейских русофобских тенденций.
Список литературы
1. Барсуков, Н. П. Жизнь и труды М. П. Погодина : кн. 20 [Текст] / Н. П. Барсуков. - СПб., 1906.
2. Павленко, Н. И. Михаил Погодин [Текст] / Н. И. Павленко. - М., 2003.
3. Письма М. П. Погодина, С. П. Шевырева и М. А. Максимовича к князю П. А. Вяземскому [Текст] / М. П. Погодин и др. - СПб., 1901.
4. Погодин, М. П. Вечное начало. Русский дух [Текст] / М. П. Погодин. -М.,2011.
5. Погодин, М. П. Вспоминание о С. П. Ше-выреве [Текст] / М. П. Погодин. - СПб., 1869.
6. Шевырев, С. П. Первое письмо в газету «Le Nord» [Текст] / С. П. Шевырев // Le Nord. -
1863.-22 Dec. (№ 363).
7. Шевырев С. П. Второе письмо в газету «Le Nord» [Текст] / С. П. Шевырев // Le Nord. -
1864. - 9 Jan. (№9)
8. Ширинянц, А. А. Русский хранитель [Текст]: Политический консерватизм М. П. Погодина // А. А. Ширинянц. - М., 2008.
