CC BY
62
слушать как мысли пищат в его ушах. Но страха он боялся больше.»
«Устал я от жизни замучили гады.»
«Живет он в собственном воображаемом мире с милионами ему подобных. Пустота смотрит на них свинцово-пустыми глазами вечности.»
«Один, один-единственный стою я здесь недоступный, инеповторимый, я удаляюсь осознавая бытие. Занавес опускается.»
Итак, кроме наличия жаргонной лексики речи наркозависимых присущи также некоторые грамматические особенности, как морфологические, так и синтаксические. Существуют и другие характерные особенности языковой личности наркозависимого, которые связаны с другими уровнями организации языковой личности.
Поступила в редакцию 21.02.2006 г.
«ВЕЧНО ЖЕНСТВЕННОЕ В РУССКОЙ ДУШЕ»: ОСОБЕННОСТИ РЕПРЕЗЕНТАЦИИИ КОНЦЕПТА «МУЖЧИНА» В РАССКАЗЕ Ф.М. ДОСТОЕВСКОГО «МУЖИК МАРЕЙ» Т.А. Денисова
Denisova T.A. “Eternal femininity in Russian soul”: peculiarities of representation of a concept “Male” in the novel by F.M. Dostoevsky “Muzhik Marey”. The paper deals with the mechanisms of occasional transference of initial contents of the concept “Male” in semantic space of Dostoevsky’s novel. In consideration, the language reflects ethnic peculiarities of conceptualization of similar phenomena.
Лингвокультурологический анализ художественных текстов, представляющих наиболее значимые с духовной точки зрения произведения отечественной литературы, позволяет выявить ментальные и эстетические предпочтения нации, выраженные в авторском тексте, т. к. «каждый писатель вносил в нашу жизнь глубоко разработанный принцип, символически поданный в образе, который четко и ясно отражал чем-то очень важный концепт русской славянской культуры. И этот концепт становился богатством для всех, одним из компонентов общечеловеческих ценностей» [1].
Среди русских писателей XIX в., в творчестве которых последовательно разрабатывается проблема русского национального характера, особое место принадлежит Ф.М. Достоевскому. Исследователи утверждают: «С появлением Достоевского Россия останавливает на себе «зрачок мира» [2]. Рассуждения о русском человеке присутствуют не только в романах, но и в малой прозе писателя: рассказ «Мужик Марей» построен как рассуждение о русском народе. Однако этот текст представляет интерес и с точки зрения репрезентации концептов «мужчина» и «женщина».
Лексема «мужик», вынесенная в название, маркирует не только гендерное, но и социально-правовое положение героя рассказа: он - крепостной. Однако специфика репрезентации концепта «мужчина» в рассказе заключается в том, что ему атрибутированы качества, которые являются прототипическими для женщины.
Прототип - «категориальный концепт, дающий представление о типичном члене определенной категории. Это могут быть типичные примеры, социальные стереотипы, идеалы, образцы» [3]. В анализируемом тексте речь идет об идеальном представлении о матери.
Дж. Лакофф представляет концепт «мать» в виде кластерной модели, объединяющей несколько самостоятельных когнитивных моделей. В кластер «Мать» Лакофф включает следующие модели: модель рождения, генетическую модель, модель воспитания, супружескую модель, генеалогическую модель. На их основе он выделяет «виды матерей»: «центральный случай», объединяющий все модели, мачеха, приемная мать, родившая мать, мать-кормилица/воспитательница, биологическая мать, суррогатная мать,
генетическая мать [4]. Однако для русской культуры, образцом которой является рассказ Ф.М. Достоевского, ни один из этих типов не является релевантным и достаточным. Русский человек воспринимает мать скорее не с репродуктивной, а с «функциональной» точки зрения: как начало заботы, любви, самопожертвования .
Концепт «Мужчина» в рассказе Достоевского репрезентирован в форме фрейма. Фрейм как система знаний, организованная вокруг определенного центра, синтезирует и конкретизирует то, что в данной культуре является характерным и типичным. Из трех основных слотов («Внешность», «Гендерные роли», «Черты характера») наиболее разветвленную систему концептуальных связей имеет последний. Контекст позволяет выделить следующие черты характера мужчины, стереотипно приписываемые женщине.
• Нежность, психологическая отзывчивость: «Ишь ведь испужался, ай-ай! - качал он головой. - Полно, родный. Ишь малец, ай!
Он протянул руку и вдруг погладил меня по щеке.
- Ну, полно же, ну, Христос с тобой, ок-стись...Он протянул тихонько свой толстый, с черным ногтем, запачканный в земле палец и тихонько дотронулся до вспрыгивавших моих губ.
- Ишь ведь, ай, - улыбнулся он мне какою-то материнскою и длинною улыбкою, -господи, да что это, ишь ведь, ай, ай!» [5].
Обилие междометий имплицитно указывает на стремление установить психологический контакт: Марей не знает, как утешить ребенка, не находит нужных слов, но просто говорит, чтобы показать, что он рядом. Такая эмоциональность высказывания в большей степени свойственна женщинам, чем мужчинам: «В беглой речи женщины чаще используют местоимения, частицы, отрицания и прочие дискурсивные слова.., которые помогают организовать последовательность высказывания и притом вложить в него нужную эмоцию» [1, с. 217].
• Забота: «Ну и ступай, а я тебе вослед посмотрю. Уж я тебя волку не дам! - прибавил он, все так же матерински мне улыбаясь, - ну, Христос с тобой, ну, ступай, - и он перекрестил меня рукой и сам перекрестился. Марей, пока я шел, все стоял с своей кобыленкой и смотрел мне вслед, каждый
раз кивая мне головой, когда я оглядывался» [5]. Лексема «матерински», употребленная в данном контексте, вызывает целый ряд положительно маркированных ассоциаций.
• Чуткость: «.я обернулся в последний раз к Марею; лица его я уже не мог разглядеть ясно, но чувствовал, что он все точно так же мне ласково улыбается и кивает головой. Я махнул ему рукой, он махнул мне тоже и тронул кобыленку» [5].
Герой-повествователь вспоминает случай из далекого детства, находясь в остроге в Сибири. При помощи наречий «тогда», «потом», «теперь» Достоевский эксплицирует механизм формирования в подсознании человека архетипического смысла «мать»: «Да и об Марее я тогда очень скоро забыл. Встречаясь с ним потом изредка, я никогда даже с ним не заговаривал, не только про волка, да и ни об чем, и вдруг теперь, двадцать лет спустя, в Сибири, припомнил всю эту встречу с такою ясностью, до самой последней черты. Значит, залегла же она в душе моей неприметно, сама собой и без воли моей, и вдруг припомнилась тогда, когда было надо; припомнилась эта нежная, материнская улыбка бедного крепостного мужика, его кресты, его покачивание головой: «Ишь ведь, испужался, малец!» [5, с. 321].
Некоторые исследователи в качестве базовых для русской концептосферы отмечают концепты «душа», «судьба», «тоска», «соборность». Все они в качестве составляющих входят в концепт «материнство», обеспечивая взаимодействие концептуальных областей «мужчина» и «мать».
С метафорой материнства еще в традиционной культуре были связаны табу на агрессивное поведение, поэтому герой Достоевского приходит к выводу: «И вот, когда я сошел с нар и огляделся кругом, помню, я вдруг почувствовал, что могу смотреть на этих несчастных совсем другим взглядом и что вдруг, каким-то чудом, исчезла совсем всякая ненависть и злоба в сердце моем» [Там же].
С мотивом ненависти и злобы по отношению к русским каторжникам в рассказе связан поляк М-цкий. Если в аксеологиче-ском пространстве русского они по-женски определяются как несчастные, то поляк стереотипно воспринимает их как разбойников. Стереотип - своего рода результат метонимического замещения, суждение о нации по
отдельному ее представителю. Характерно, что в семантическом пространстве рассказа автор-повествователь и Марей, которые выражают взгляды самого Достоевского на проблему национальной идентичности, противопоставлены поляку, демонстрируя «всемирную отзывчивость» русских: «Встретил я в тот же вечер еще раз М-цкого. Несчастный! У него-то уж не могло быть воспоминаний ни об каких Мареях и никакого другого взгляда на этих людей, кроме «Je hais ces brigands!». Нет, эти поляки вынесли тогда более нашего!» [З, с. 321].
Таким образом, язык фиксирует этно национальные особенности в концептуализации одних и тех же явлений.
Ф.М. Достоевский в небольшом по объему тексте решает проблемы национального масштаба за счет предельной концентрации и имплицитной передачи смысла. Выражая русскую идею, он «стал нашим культурным ко-
дом, внутренним смыслом языка, «обликом речи». Он существует не только как историческое явление, но и как неотменимый семантический факт. Его невозможно «вычесть» из нашего совокупного опыта.» [2, с. 145].
1. Колесов В.В. Язык и ментальность. СПб., 2004. С. 170.
2. Волгин И. // Октябрь. 2002. № 3. С. 144.
3. Болдырев Н.Н. Когнитивная семантика: курс лекций по английской филологии. Тамбов, 2000. С. 36.
4. Лакофф Дж. Женщины, огонь и опасные вещи: Что категории языка говорят нам о мышлении. М., 2004. С. 118-119.
5. Достоевский Ф.М. Раненое сердце: Повести, рассказы, статьи из «Дневника писателя» / сост. Ю.И. Селезнева. М., 1986. С. 320.
Поступила в редакцию 3.03.2006 г.
АНТИЧНАЯ КОНЦЕПТОСФЕРА КАК СПОСОБ ФОРМИРОВАНИЯ СТРУКТУРЫ КОНЦЕПТА «ГРАЖДАНИН» Е.В.Завьялова
Zavyalova E.V. Ancient sphere of concepts as a way of formation of a structure of a concept «citizen». The article is dedicated to the problem of explication of a concept citizen in the discourse of one of the most famous philosophers of antiquity - Aristotle. Philosopher’s individual sphere of concepts together with the data of the ancient Greek language represent the peculiarities of a structure of a concept citizen in antiquity and enable to draw parallels with the reflection on the analyzed concept nowadays.
Существование современной общественно-правовой науки и соответствующих норм и ценностей в большинстве стран мира сегодня обязано во многом древней философии, берущей начало в Греции. Поэтому истоки гражданственности ведут в глубокую древность.
Концепт гражданин, являющийся одним из центральных явлений гражданской культуры, репрезентирован в древнегреческом языке именем люАлгп? - гражданин, происходящим от люАлд - город, т. е. древнегреческий гражданин - это не что иное, как горожанин. Кроме того, лексема люМтп^ имеет значение «согражданин», говорящее о коллективном начале соответствующего понятия [1]. Можно предположить, что языковая система
древнегреческого языка содержала в своем составе концепт гражданин, обусловленный территориальной принадлежностью и общественным характером.
Обращение к индивидуальной концепто-сфере, в частности, к трудам известных древнегреческих философов показывает гораздо более широкое осознание концепта гражданин в рассматриваемый период. Это не удивительно, так как индивидуальная концептосфера развивается, как правило, гораздо быстрее общенациональной, а лучшие умы нации являются созидателями интернациональной концептосферы. При рассмотрении ранних истоков формирования и развития концепта гражданин нельзя обойти стороной известного древнегреческого филосо-
